Текст книги "Последняя глава (Книга 3)"

Автор книги: Джон Голсуорси

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 17 страниц)

– Простите, мисс, я как раз собирался переобуться.

Динни протянула ему руку, и он пожал ее обеими руками, как прежде, с таким видом, словно собирался ее исповедовать.

– Я шла мимо и решила зайти, узнать, как вы.

– Отлично. Спасибо, мисс. Надеюсь, и вы хорошо себя чувствуете? И собака тоже?

– Прекрасно, мы оба живем хорошо. Фошу в деревне нравится.

– Мистер Дезерт всегда считал, что Фош – собака деревенская.

– У вас есть какие-нибудь вести о нем?

– Вестей нет, мисс. Но судя по тому, что мне сказали в банке, он до сих пор в Сиаме. Они пересылают его письма в их отделение в Бангкоке. Милорд был здесь недавно и говорил, что мистер Дезерт сейчас на какой-то реке.

– На реке!

– Названия не помню, что-то вроде Йи-Санд. Там, кажется, очень жарко.... Разрешите, мисс, сказать вам, что хотя вы и живете в деревне, но довольно бледны. Я ездил на рождество домой в Барнстепл и очень там поправился.

Динни опять взяла его руку.

– Очень рада была повидать вас, Стак.

– Зайдите, мисс. Вы увидите – у него в комнате все, как было.

Динни прошла за ним в гостиную.

– Все, как при нем, Стак, точно он здесь.

– Я часто себе представляю, что это так и есть, мисс.

– А может быть, он все-таки здесь? Говорят, у нас есть астральные тела. Спасибо!

Она коснулась его руки, прошла мимо и спустилась по лестнице. Сначала ее лицо вздрагивало, потом застыло. Она быстро зашагала прочь.

Река! Ее сон! "Еще одну реку!"

На Бонд-стрит чей-то голос окликнул ее:

– Динни!

Она обернулась и увидела Флер.

– Куда ты бежишь, дорогая? Не видела тебя целую вечность! Только что смотрела французов. Божественно! Там была Клер с каким-то молодым человеком. Кто это?

– Тони Крум. Они ехали вместе на пароходе.

– И только?

Динни пожала плечами и, окинув взглядом элегантную Флер, подумала: "И зачем она всегда так прямолинейна?"

– А деньги у него есть?

– Нет. Только место, но очень скромное. У мистера Маскема, при его арабских кобылах.

– О!.. Триста в год или, самое большее, пятьсот? Не годится. Право же, она делает огромную ошибку: Джерри Корвен далеко пойдет.

– Во всяком случае, дальше, чем Клер, – сухо ответила Динни.

– Что это, окончательный разрыв?

Динни кивнула. Никогда еще Флер не была ей так антипатична.

– Ну, Клер не похожа на тебя. Она – человек новых порядков, или, вернее, беспорядков. Вот почему ее разрыв с Джерри – ошибка. Ей жилось бы гораздо лучше, если бы она осталась его женой, хотя бы формально. Я не могу себе представить Клер в нужде.

– Деньги ее не интересуют, – холодно отозвалась Динни.

– Ах, глупости! Деньги просто дают возможность иметь то, что хочешь. И это Клер, конечно, интересует.

Динни знала, что Флер права, и потому сказала еще холоднее:

– Объяснять все это нет смысла....

– Да тут, милая моя, и объяснять нечего! Он ее чем-то оскорбил и, конечно, мог оскорбить, но, в конце концов, это не причина. Помнишь прелестную картину Ренуара, где мужчина и женщина сидят в ложе? Ведь ясно, что каждый из них живет своей жизнью, и все-таки они вместе. Почему Клер не может?

– А ты смогла бы?

Флер слегка пожала красивыми плечами.

– Майкл – просто золото. И потом у нас же дети.

Она опять слегка пожала плечами.

Динни словно оттаяла.

– Ты обманщица, Флер. Ты не следуешь тому, что проповедуешь.

– У меня случай исключительный.

– У каждого так.

– Ну, не будем спорить. Майкл говорит, что наш новый депутат Дорнфорд ему очень по душе. Они ведь теперь работают вместе над этим планом, знаешь насчет свиней, птицы и картофеля. Ловкая штука, и как раз то, что нужно.

– Да, мы в Кондафорде тоже возимся со свиньями. А дядя Лоренс что-нибудь делает в Липпингхолле?

– Нет, он изобрел этот план и считает, что свою лепту внес. Когда Майкл будет посвободнее, он заставит его еще поработать. Эм ужасно смешно рассуждает об этом плане... А тебе нравится Дорнфорд?

За это утро к Динни во второй раз обращались с тем же вопросом, и она прямо посмотрела в лицо кузине.

– По-моему он просто совершенство. Вдруг рука Флер скользнула под ее локоть.

– Знаешь, Динни, дорогая, мне бы очень хотелось, чтобы ты за него вышла. Конечно, за совершенства не выходят, но, думаю, что при желании и у него можно найти грешки.

Динни, в свою очередь, пожала плечами, глядя перед собой отсутствующим взором.

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

Третьего февраля погода была настолько мягкой и день так похож на весенний, что кровь у людей бежала быстрей и будила жажду приключений.

Поэтому Тони Крум рано утром телеграфировал Клер и в полдень выехал из Беблок-Хайта на старой, но только что купленной им двухместной машине. Конечно, эта машина была далека от его мечты, но все же он мог при желании доводить ее скорость до пятидесяти миль в час. Проехав по ближайшему мосту, он свернул на Эббингтон, миновал Венсон и направился в сторону Хенли. Там он остановился перекусить и набрать бензину, затем еще раз проехал по мосту, полюбовался залитой солнцем речкой, текущей в туманной наготе среди обнаженных лесов, а оттуда помчался дальше, уже не останавливаясь и то и дело поглядывая на часы, так как решил быть на Мелтон-Мьюз к двум часам.

Клер только что вернулась домой и еще не была готова. Крум уселся в нижней комнате, в которой теперь стояли три стула, столик причудливой формы, приобретенный по дешевке, так как цены на старинные вещи упали, и резной кувшин аметистового цвета с терновой настойкой. Крум ждал уже с полчаса, когда она наконец спустилась по винтовой лестнице, одетая в светлокоричневое суконное платье и такую же шапочку; через руку было перекинуто опойковое пальто.

– Простите, дорогой, что я вас задержала. Куда мы поедем?

– Может быть, вам будет интересно посмотреть Беблок-Хайт? Потом мы проедем через Оксфорд, выпьем там чаю, побродим среди университетских зданий и вернемся сюда часам к одиннадцати. Идет?

– Отлично! А где вы будете ночевать?

– Я? О, л помчусь обратно! К часу буду уже дома.

– Бедный Тони! Трудный денек!

– Пустяки, каких-нибудь двести пятьдесят миль. А пальто вам не понадобится. К сожалению, машина закрытая.

Они выехали из переулка на запад, едва не столкнулись с человеком на мотоцикле и направились к парку.

– А у нее хороший ход, Тони.

– Славная старушка, но боюсь, что в любую минуту может рассыпаться. Степилтон ужасно много гонял ее. И потом я не люблю светлых машин.

Клер откинулась на сиденье; по губам ее бродила улыбка, и видно было, что она наслаждается.

Во время этой первой продолжительной поездки вдвоем они мало разговаривали. В обоих еще жила чисто юношеская страсть к быстроте движения, и молодой человек старался выжать из машины всю дозволенную правилами движения скорость. Они достигли последней переправы через реку меньше чем за два часа.

– Вот гостиница, где я обретаюсь, – сказал он. – Хотите чаю?

– Это будет неразумно, мой милый. Когда я посмотрю конюшни и загоны, мы поедем куда-нибудь, где вас не знают.

– Я обязательно должен показать вам речку.

Белая лента реки, чуть позолоченная заходящим солнцем, поблескивала между ивами и тополями. Они вышли, чтобы полюбоваться ею. Сережки на орешнике стали уже большими.

Клер сломала ветку.

– Ложная весна. До настоящей еще очень долго.

С реки потянуло холодком, и на той стороне, над лугами, стал подниматься туман.

– Здесь только паром, Тони?

– Да, а напрямик тем берегом всего пять миль до Оксфорда. Я раза два тут проходил пешком. Красивая местность.

– Вот когда распустятся фруктовые деревья и зацветут луга, здесь будет чудесно. Поехали? Покажите мне загоны, а оттуда – в Оксфорд.

Они вернулись к машине.

– Вы не хотите взглянуть на конюшни? Она покачала головой.

– Я подожду, пока доставят кобыл. Есть некоторая разница между тем, привозите ли вы меня смотреть пустые конюшни или я приезжаю посмотреть кобыл. А они действительно из Неджда?

– Маскем клянется, что да. Но я поверю только, когда увижу их конюхов.

– Какой масти?

– Две гнедых, одна караковая.

Все три загона полого спускались к реке и были защищены длинной полосой деревьев.

– Идеальный водосток, и пропасть солнца. А конюшни вот тут, за углом под деревьями. В них еще многое не готово. Теперь мы устанавливаем отопление.

– Здесь очень тихо.

– Обычно на дороге автомобилей почти нет, разве какой-нибудь мотоцикл... вон, видите, и сейчас катит.

Мимо них, фыркая, пронесся мотоцикл, остановился, сделал круг и, фыркая, повернул обратно.

– Мотоцикл – ужасно шумная скотина, – пробормотал Крум. – Впрочем, пока кобылы доедут, они успеют попривыкнуть.

– Какая перемена для бедняжек!

– Во всех их именах есть что-то золотое: Золотая Пыль, Золотая Гурия, Золотая Лань...

– Я не знала, что Джек Маскем поэт.

– Кажется, его поэзия не идет дальше лошадей.

– В самом деле, какая удивительная тишина, Тони!

– Шестой час. В моих коттеджах уже прекратили работу: там все переделывают.

– Сколько у вас будет комнат?

– Четыре: спальня, гостиная, кухня и ванная. Можно было бы пристроить еще...

Он выразительно взглянул на нее. Но она смотрела в сторону.

– Что ж, – сказал он, – отчаливаем! Мы приедем в Оксфорд засветло.

Оксфорд, как и всякий город, выглядел при электрическом свете хуже, чем днем. Казалось, он говорил: "Вам, обреченным на современную жизнь, с виллами и автомобилями, я ничего не могу дать..."

И для этих двух молодых людей, которые привыкли к Кембриджу и, кроме того, были голодны, Оксфорд пока не представлял никакого интереса; но когда они вошли в гостиницу "Майтр" и перед ними очутились сандвичи с анчоусами, вареные яйца, лепешки, гренки, варенье, сдобные булочки и огромный чайник с чаем, они с каждым глотком стали все больше проникаться очарованием Оксфорда. Эта старая гостиница, где они ужинали совершенно одни, пылающий камин, окна, задернутые красными шторами, и неожиданное уютное одиночество все подготовило их к тому, чтобы, выйдя отсюда, они нашли город "чудесным". В комнату заглянул мотоциклист в кожаной куртке и сейчас же скрылся. Три студента остановились, болтая, в дверях, облюбовали себе столик и вышли. Время от времени появлялась официантка, подкладывала им гренки или что-то переставляла на соседних столиках. Молодые люди наслаждались чудесным одиночеством. Они кончили трапезу только в половине восьмого.

– Давайте побродим, – предложила Клер, – у нас пропасть времени.

Обитатели Оксфорда обедали, и на улицах было почти безлюдно. Клер и Крум пошли наугад, выбирая самые узкие улочки, натыкаясь внезапно то на часть университетского здания, то на длинную старую стену. Казалось, здесь не было ничего современного, их окружало только прошлое. Темные башни, обветшалые полуосвещенные каменные громады; извилистые крытые узкие переходы; неожиданно возникающий из мрака тускло освещенный квадрат двора; звон часов; и это ощущение города, темного, старого, пустынного, но в то же время полного до краев огнями и затаенной жизнью, погружало их в глубокий безмолвный восторг; и так как они не знали, куда идут, то скоро заблудились.

Крум держал молодую женщину под руку и шел с ней в ногу. Ни тот, ни другой не были романтиками, и все же оба испытывали такое чувство, словно затерялись в лабиринтах истории.

– Как жаль, – сказала Клер, – что мое детство не прошло здесь или в Кембридже.

– В Кембридже не чувствуешь себя так уютно, как здесь, – заметил молодой человек. – В темноте все это кажется более средневековым, и потом там университетские здания выстроены в одну линию, и атмосфера старины здесь ощущается гораздо сильнее.

– Наверное, мне очень понравилось бы жить в старину. Дамские верховые лошади и кожаные куртки. Вы, Тони, выглядели бы божественно в кожаной куртке и в такой шляпе, знаете, с длинным зеленым пером.

– Для меня прекрасно и настоящее, раз я с вами. Мы никогда еще так долго не были вместе.

– Пожалуйста, не раскисайте. Мы здесь для того, чтобы взглянуть на Оксфорд. В какую сторону мы теперь пойдем?

– Мне все равно, – отозвался он глухо.

– Обиделись? Посмотрите, какой большой корпус! Давайте войдем.

– Студенты скоро выйдут, сейчас уже девятый час. Лучше побродим по улицам.

Они прошли по Корнмаркету в сторону Брода, постояли перед статуями, свернули на какую-то темную площадь с круглым зданием посередине, церковью в дальнем конце и несколькими университетскими зданиями, расположенными вокруг.

– Это, наверное, центр, – сказала Клер. – У Оксфорда, конечно, есть свои преимущества. Что бы люди ни делали, этого им не испортить.

С загадочной внезапностью город ожил, появились юноши в коротких плащах, перекинутых через руку, свободно развевающихся вокруг плеч или обернутых вокруг шеи. Тони Крум спросил у одного из них, как называется это место.

– Библиотека Радклиф. А вот это – Брезноз. Хай вон там.

– А где Майтр?

– Направо.

– Благодарю.

– Пожалуйста.

Он склонил непокрытую голову перед Клер и отошел.

– Ну что, Тони?

– Пойдем выпьем коктейль.

Мотоциклист в кожаной куртке и шлеме, стоявший возле своего мотоцикла, внимательно посмотрел им вслед, когда они входили в гостиницу.

После коктейлей и бисквитов они вышли на улицу с одинаковым ощущением, и Тони сказал:

– Еще светло и рано. Поедем обратно через Магдален Бридж, затем через Бенсон, Дорчестер и Хенли.

– Остановимся на мосту. Мне хочется посмотреть на мою тезку.

Огни бросали светлые блики на черную воду реки Червел, над нею высился темный контур колледжа, Хмурый и массивный, а в стороне Крайстчерч-Мидоуз горело несколько фонарей. Позади них широкая улица тянулась между двумя слабо освещенными серыми рядами домов и подворотен; узкая речка, над которой они остановились, струилась неслышно.

– Они называют ее просто "Чер", правда?

– Летом у меня будет плоскодонка, Клер. Верховья реки еще красивей.

– Вы меня научите править и грести?

– Еще бы!

– Уже почти десять! Огромное спасибо, Тони, за сегодняшний день!

Он посмотрел на нее сбоку долгим взглядом и завел мотор. Неужели ему суждено всегда с нею куда-то ехать? Неужели у них никогда не будет долгой, настоящей остановки?

– Вам хочется спать, Клер?

– Не очень. Но коктейль был ужасно крепкий. Если вы устали, я поведу машину.

– Устал? Конечно, нет! Я только думал о том, что с каждой милей мы приближаемся к разлуке.

В темноте дорога всегда кажется длинней, чем днем, и всегда иной. Возникают сотни не замеченных днем предметов: заборы, скирды, деревья, дома, повороты. Даже селения кажутся другими. В Дорчестере они остановились, чтобы спросить, куда им свернуть; их обогнал человек на мотоцикле, и Крум крикнул ему:

– На Хенли сюда?

– Прямо.

Они доехали до следующей деревни.

– Это, наверное, Неттлбед. Теперь до Хенли селений уже не будет, а от Хенли останется тридцать пять миль, и мы вернемся к двенадцати.

– Бедняжка, вам придется еще раз проехать весь путь обратно?

– Я буду мчаться, как сумасшедший. Это здорово успокаивает.

Клер погладила обшлаг его пальто, и опять наступило молчание.

Они только что поравнялись с лесом, как вдруг Крум затормозил.

– Фары погасли, – сказал он.

Мимо них проехал мотоциклист, тоже затормозил и крикнул:

– У вас фары погасли, сэр!

Крум остановил машину.

– Кажется, батарея вышла из строя. Мы пропали.

Клер рассмеялась. Он вылез, обошел машину, осмотрел ее.

– Я помню этот лес. От него до Хенли добрых пять миль. Придется как-нибудь ползти, положившись на судьбу.

– Хотите, я вылезу и пойду перед машиной?

– Нет, слишком темно, я могу вас задавить.

Через сто ярдов он опять остановился.

– Я съехал с дороги. Никогда не приходилось править в такой темноте.

Клер опять засмеялась.

– Ну что ж, вот вам и приключение!

– И я не взял с собою фонаря! Кажется, этот лес тянется мили на две.

– Попробуем еще раз.

Мимо пронеслась машина, и шофер что-то крикнул им.

– Поезжайте за ним, Тони!

Но не успел он завести мотор, как машина, спустившись под гору или свернув в сторону, скрылась из виду. Они снова медленно поползли вперед.

– Ах, черт! – вдруг сказал Крум. – Опять сбились!

– Сверните в сторону, остановимся и подумаем. Неужели до Хенли нет никакого жилья?

– Ничего. И зарядить батарею можно ведь не везде. Хотя я надеюсь, что просто перегорел провод.

– Может быть, нам остановить машину и пойти пешком? Ничего ей тут в лесу не сделается.

– А потом? – пробормотал Крум. – Я должен возвратиться за ней на рассвете. Знаете что: я провожу вас до первой гостиницы, раздобуду фонарь и вернусь. С фонарем я как-нибудь ее доведу или останусь с ней до утра, а утром приеду за вами.

– И вы пройдете десять миль пешком? А почему бы нам не остаться вместе и не подождать восхода солнца? Я всегда мечтала провести ночь в автомобиле.

В душе Крума, видимо, происходила борьба. Провести с ней целую ночь! Наедине!

– А вы мне доверяете?

– Не будьте старомодны, Тони. Это самое правильное, что можно сделать, и ужасно интересно. В конце концов, если на нас наскочит какая-нибудь машина или нас оштрафуют за то, что мы едем без фар, получится гораздо хуже.

– И никогда ее нет, этой луны, когда она нужна! – пробормотал Крум. Вы действительно хотите остаться?

Клер коснулась его руки.

– Отведите ее подальше, за деревья. Тихонько. Осторожней! Стоп!

Машина обо что-то ударилась. Клер сказала:

– Мы уперлись в дерево и стоим теперь спиной к дороге. Я сейчас вылезу, посмотрю, видно ли нас.

Крум остался ждать ее. Он разложил поудобнее кожаные подушки и поправил плед. Он думал: "Нет, она, должно быть, меня не любит, иначе она ни за что не отнеслась бы к этому так спокойно". Трепеща при мысли о долгой темной ночи вдвоем, он был заранее уверен, что эта ночь будет для него пыткой. Вдруг он услышал ее голос:

– В порядке! Машину совсем не видно. Теперь пойдите посмотрите вы, а я посижу.

Ему пришлось идти ощупью. По грунту под ногами он понял, что достиг дороги. Здесь темнота казалась менее густой, но звезд в небе не было. Машина словно растворилась во мраке. Он постоял с минуту, затем стал пробираться обратно. Автомобиль настолько затерялся среди деревьев, что Круму пришлось свистнуть и ждать, пока Клер ответит. Ну и тьма! Хоть глаз выколи! Он влез в машину.

– Оставить окно открытым или закрыть?

– Опустите наполовину... так будет хорошо. А знаете, Тони, очень уютно.

– Слава богу! Вам не помешает моя трубка?

– Конечно, нет. Дайте мне сигарету. Ну вот, теперь замечательно!

– Почти, – отозвался он тихо,

– Хотела бы я сейчас видеть лицо тети ЭГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

Крум проснулся, совершенно не понимая, где он; тело казалось одеревеневшим. Чей-то голос проговорил: "Уже светает, Тони, но еще ничего не видно".

Он сел.

– Боже мой, неужели я заснул?

– Да, бедненький. А я чудно провела ночь, только немножко ноги затекли. Который час?

Крум посмотрел на свои часы со светящимся циферблатом.

– Почти половина седьмого... По всему телу мурашки бегают. Ух!

– Давайте выйдем и хорошенько потянемся.

Его голос ответил, как казалось ему самому, откуда-то издалека.

– Итак, эта ночь прошла.

– Было очень тяжело?

Он сжал голову руками и промолчал. Мысль о том, что и следующая ночь и все другие пройдут без нее, была как удар в сердце.

Клер вышла из машины,

– Пойду разомнусь немножко. А потом пробежимся и согреемся. Позавтракать до восьми нам все равно не удастся.

Тони завел мотор, чтобы разогреть машину. В лесу медленно светало; теперь он уже видел тот бук, у которого они провели ночь. Затем он тоже вышел из машины и направился к дороге. Все еще полный серого сумрака и тумана, лес, тянувшийся по обе стороны шоссе, казался таинственным и мрачным. Ни ветерка, ни звука! Крум чувствовал себя, как Адам, тащившийся к выходу из рая, но не заслуживший права быть изгнанным из него. Адам! Странное, приветливое, бородатое существо. Человек до "грехопадения", сектантский проповедник в естественном состоянии, с ручной змеей, яблоком греха и секретаршей, целомудренной и длинноволосой, как леди Годива! {Как говорит легенда, жена английского феодала леди Годива, желая избавить жителей Ковентри от непосильного налога, согласилась проехать по городу обнаженной.} Тони почувствовал, что его кровь быстрей побежала по жилам, и вернулся к машине.

Клер, стоя на коленках и смотрясь в карманное зеркальце, причесывалась маленькой расческой.

– Как вы себя чувствуете, Тони?

– Отвратительно! Я думаю, пора ехать, позавтракаем в Мейденхеде или Слау.

– А почему не дома? Мы попадем туда к восьми. Я умею варить отличный кофе.

– Превосходно! – отозвался Крум. – Буду делать пятьдесят миль в час.

Они мчались с отчаянной скоростью и говорили мало. Оба были слишком голодны.

– Пока я буду готовить завтрак, вы можете побриться и принять ванну... и время сэкономите, и будете чувствовать себя лучше на обратном пути. А я выкупаюсь позднее.

– Пожалуй, лучше завести машину в гараж, – сказал Крум, когда они проезжали мраморную арку у входа в Хайд-парк. – Вы войдете одна; подъезжать так рано вдвоем – слишком подозрительно. Шоферы уже, наверное, вышли на работу. Я приду очень скоро.

Когда он в восемь часов вошел в квартиру Клер; она встретила его в голубом халатике, столик в нижней комнате был уже накрыт для завтрака, и пахло кофе.

– Я приготовила ванну, вы найдете там и бритву.

– Милая! – сказал Крум. – Я буду готов через десять минут.

Он вернулся через двенадцать и сел против нее за стол. Его ждали вареные яйца, гренки, домашнее варенье из айвы и настоящий кофе. Круму казалось, что он никогда не ел такого восхитительного завтрака, оттого что все было совершенно так, как если бы они были женаты.

– Вы устали, дорогая?

– Ни чуточки. Наоборот, я необыкновенно бодра. И все-таки я думаю, что повторять таких штук не следует: зачем искушать судьбу?

– Ну, это же вышло случайно.

– Конечно, и вы вели себя, как ангел. И все-таки это не совсем то, что я обещала тете Эм. Чистому все кажется нечистым.

– Да, черт их побери! Боже! Как я дотерплю до следующей встречи!

Клер протянула руку через столик и крепко сжала его пальцы.

– А теперь, я думаю, вам пора убираться. Сейчас я только выгляну наружу и посмотрю, свободен ли путь.

Потом он поцеловал ей руку и вернулся к своей машине. В одиннадцать часов он уже стоял рядом с водопроводчиком в одной из конюшен Беблок-Хайта.

Клер приняла горячую ванну. Правда, ванна, хоть и глубокая, была недостаточно длинна. Она чувствовала себя словно маленькая девочка, которая напроказила, а гувернантка ничего не знает. Бедный, милый Тони! Какая жалость, что мужчины так нетерпеливы! К платоническому поклонению они чувствуют такую же антипатию, как к хождению по магазинам. Они. влетают в магазин, спрашивают: "У вас есть то-то и то-то? Нет?" – и выскакивают обратно. Они ненавидят примерку, когда приходится стоять неподвижно, поворачиваться во все стороны и смотреть на себя сзади; искать вещь, которая хорошо бы сидела, они считают наказанием. Тони – еще мальчик. Она чувствует себя гораздо старше его и по складу характера и по жизненному опыту. Хотя Клер до замужества пользовалась большим успехом, ей никогда не приходилось сталкиваться с тем типом людей, которые, считая центром мира себя и Лондон, не признают ничего, кроме иронии, быстрого движения и денег, дающих возможность изо дня в день наслаждаться жизнью. В усадьбах она, конечно, встречалась с такими, но там они были лишены привычной городской обстановки и занимались только спортом. Сама Клер, любившая проводить много времени на воздухе, скорее подвижная и выносливая, чем сильная, бессознательно тоже подчинялась требованиям спорта. На Цейлоне она осталась верна своим вкусам и склонностям и проводила время то в седле, то на теннисном корте. Она много читала и старалась не отстать от века, не признающего никакого сдерживающего начала. И все-таки, лежа теперь в ванне, она испытывала какую-то тревогу. Нехорошо было подвергать Тони такому испытанию, как эта ночь. Чем больше она приближала его к себе, отказывая ему в то же время в последней близости, тем больше она его мучила. Вытираясь после ванны, она приняла множество благих решений и едва успела прибежать на работу вовремя. Оказалось, что она спокойно могла бы еще полежать в ванне, так как Дорнфорд был занят каким-то важным судебным процессом. Доделывая вчерашнюю работу, она рассеянно смотрела на лужайку, над которой поднимался туман, предвестник ясного дня; солнце, сиявшее еще совсем по-зимнему, ласкало ее щеки. Она вспомнила Цейлон, где лучи солнца никогда не бывают прохладными и бодрящими. Джерри! Что-то он теперь, пользуясь отвратительным банальным словом, "поделывает"? И что предпримет по отношению к ней? Очень хорошо, что она решила больше не мучить Тони, держать его подальше от себя и щадить его чувства, но без него ей будет грустно и одиноко. Он стал для нее привычкой – может быть, дурной привычкой, но дурные привычки – единственные, с которыми нам больно расставаться.

"По природе я – создание довольно беспечное. И Тони тоже, но он никогда не подведет!" – думала она.

И вдруг зелень на лужайке показалась ей морскими волнами, подоконник поручнями, ей почудилось, что она и он стоят, прислонившись к борту, и смотрят на летучих рыб, а те выскакивают из пены и несутся над зелено-синей водой. Как тепло и какие яркие краски! Какая воздушная сияющая красота! И ей стало грустно.

"Мне нужно хорошенько прокатиться верхом, – подумала она. – Поеду завтра в Кондафорд и пробуду всю субботу на воздухе. Утащу с собой и Динни; ей тоже полезно поездить верхом".

Вошел клерк и сообщил:

– Сегодня мистер Дорнфорд из суда отправится прямо в парламент.

– Скажите... на вас находит когда-нибудь уныние, Джордж?

Клерк, розовое круглое лицо которого всегда казалось ей ужасно забавным – к нему так и хотелось приклеить бакенбарды, – ответил своим глухим голосом:

– Чего мне здесь недостает, так это собаки. С моим старым Тоби я никогда не чувствую себя одиноким.

– А какой он породы, Джордж?

– Буль-терьер. Но я не могу привести его сюда – миссис Колдер будет очень о нем тосковать. И потом – вдруг он укусит какого-нибудь адвоката?

– Вот было бы замечательно!

Джордж засопел.

– Ах, в Темпле никогда нельзя быть в хорошем настроении!

– Я бы тоже хотела иметь собаку, Джордж, но, когда я ухожу, дома никого не остается.

– Не думаю, чтобы мистер Дорнфорд прожил здесь долго.

– Почему?

– Он подыскивает себе дом. Мне кажется, он хочет жениться.

– На ком?

Джордж прищурил один глаз.

– Вы думаете, на моей сестре?

– Ага! – Это правда, но откуда вы узнали?

Джордж прикрыл другой глаз.

– Слухом земля полнится, леди Корвен.

– Что ж, выбор неплохой. Впрочем, я не очень верю в брак.

– Мы, юристы, обычно сталкиваемся только с теневыми сторонами брака. Но мистер Дорнфорд сумеет сделать женщину счастливой, – так мне кажется.

– И мне тоже, Джордж.

– Он человек очень спокойный и в то же время удивительно энергичный. И потом – такой внимательный к людям. Адвокаты любят его, судьи – тоже.

– И жены будут его любить.

– Правда, он католик.

– Всем нам надо быть кем-нибудь.

– Миссис Колдер и я – мы принадлежим к англиканской церкви, с тех пор как умер мой старик отец. Он был плимутским братом и очень строгим. Только выскажи собственное мнение, прямо задушить готов! Сколько раз он, бывало, грозил мне адскими муками! Конечно, ради моего блага. Настоящий глубоко верующий человек, и не выносил неверия в других. Здоровая алая сомерсетская кровь. Он никогда не забывал об этом, хотя ему и пришлось жить в Пекаме.

– Так вот, Джордж: если я мистеру Дорнфорду все-таки понадоблюсь, позвоните мне в пять часов, ладно? На всякий случай, я загляну домой.

Клер пошла пешком. День был еще более весенним, чем вчера. Она миновала набережную и парк Сент-Джеймс. У самой воды уже показались ростки желтых нарциссов, на деревьях набухали почки. Мягкий, ласкающий солнечный свет грел ей спину. Но такая погода долго не продержится. Зима еще возьмет свое! Клер быстро прошла под аркой, где колесницу влекли не совсем правдоподобные кони, – они и раздражали ее и забавляли, – миновала памятник артиллерии, даже не взглянув на него, и вошла в Хайд-парк. Теперь она согрелась и зашагала вдоль аллеи для верховой езды. Верховая езда была ее страстью, и когда она видела кого-нибудь на хорошей лошади, это сразу будило в ней какоето беспокойство. Странные животные эти лошади: сейчас они беспокойны, горячатся, а через минуту – вялы и равнодушны.

Две-три шляпы приподнялись, приветствуя ее. Долговязый человек, сидевший на статной кобыле, уже проехал мимо, натянул повод и вернулся.

– Я так и думал, что это вы. Лоренс сказал мне, что вы в Англии. Вы помните меня? Я Джек Маскем.

А Клер в это время думала: "Отличная посадка для такого рослого человека". Она пробормотала:

– Разумеется!

И вдруг насторожилась.

– Один ваш знакомый будет присматривать за моими арабскими кобылами.

– А, Тони Крум...

– Славный юноша. Только не знаю, достаточно ли он сведущ. Но он энтузиаст... Как ваша сестра?

– Очень хорошо.

– Вы должны были бы привезти ее на скачки, леди Корвен.

– Не думаю, чтобы Динни особенно любила лошадей.

– Я бы скоро заставил ее полюбить их. Помню... – Маскем вдруг умолк и нахмурился. Несмотря на непринужденную позу, его смуглое морщинистое лицо, казалось, затаило что-то, в изгибе рта чувствовалась ирония. Интересно, как бы он отнесся к тому, что она провела эту ночь с Тони в машине.

– А когда прибудут ваши кобылы, мистер Маскем?

– Они сейчас в Египте. Мы их погрузим на пароход в апреле. Вероятно, я сам поеду туда. Может быть, прихвачу и Крума.

– Я бы с удовольствием взглянула на них, – сказала Клер. – На Цейлоне у меня была арабская лошадь.

– Надо будет показать вам Беблок-Хайт.

– Это где-то возле Оксфорда, правда?

– Милях в шести, красивая местность. Так я буду помнить. До свидания!

Он приподнял шляпу, дал шенкеля и отъехал легким галопом.

"Вот невинность разыграла! – подумала Клер. – Надеюсь, не хватила через край. Мне бы не хотелось с ним попасть впросак. Кажется, он очень даже себе на уме. А какие великолепные сапоги! О Джерри даже не спросил!"

Слегка взволнованная, она свернула к Серпентайну.

На освещенной солнцем воде не было ни одной лодки, у дальнего берега плавало несколько уток. Разве не все равно, что думают о ней люди? Да наплевать, как мельнику с реки Ди... {Герой песенки про мельника с реки Ди, которому было "наплевать" на людей, "и всем было наплевать на него".}. Только действительно ли ему было на всех наплевать? Или он был просто философ? Она уселась на скамейку, на самом солнцепеке, и ей вдруг захотелось спать. В конце концов ночь, проведенная в автомобиле, – не совсем то же самое, что ночь, проведенная не в автомобиле. Клер скрестила руки на груди и закрыла глаза, Она заснула почти сразу.

Мимо нее на фоне яркой воды проходило немало людей, и они удивлялись при виде молодой, элегантной женщины, спящей перед обедом. Два мальчугана с игрушечными самолетами остановились перед нею как вкопанные, рассматривая ее темные ресницы, лежавшие на матовых щеках, и чуть подкрашенные вздрагивавшие губы. Так как у них была гувернантка-француженка и они были благовоспитанные мальчики, им и в голову не могло прийти ткнуть в спящую даму булавкой или вдруг заорать у нее над ухом. Но им казалось, что у нее нет рук, ее скрещенные ноги были как-то странно засунуты под скамейку, и она сидела так, что ее бедра казались неестественно длинными. Мальчики решили, что все это очень занятно, и когда они пошли дальше, один то и дело оборачивался, чтобы взглянуть на тетю еще раз.