Текст книги "Зыбучий песок (сборник)"

Автор книги: Джон Браннер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 32 (всего у книги 56 страниц)

Словно загипнотизированная, она поворачивалась тоже, оставаясь все время к нему лицом.

– Что случилось? – шепотом спросил Пол сестру Уэллс, стоявшую рядом, вцепившись зубами в костяшки пальцев.

– Кажется, он хотел ее поцеловать, а она не позволила, – пробормотала сестра Уэллс. – Потом он заорал, что все равно ее заставит, схватил эту бутылку, а я побежала за вами.

Пол быстро обвел глазами комнату.

– Доктор Холинхед ушел?

– Несколько минут назад. Кто–то за ним побежал, но, наверно, уже поздно.

«Значит, я.»

Мысль была ледяной; она замораживала время. Из неимоверного далека он услышал вкрадчивый голос Рили:

– Решайся, милая, или я сделаю так, что больше никто не захочет тебя поцеловать.

Пол набрал в легкие побольше воздуха, подал Олифанту знак следовать за собой, и не чувствуя ничего, кроме фантастической обреченности, выступил на середину зала.

– Рили! – громко позвал он и с нелепым облегчением отметил, что слово прзвучало нормально, не тонко и не визгливо. – Довольно! Положи бутылку и вымети отсюда весь этот мусор, который ты набросал! – На последние слова его вдохновил хруст бутылочных осколков под ногами.

Его вмешательство сломало гипноз, и сестра Вудсайд вдруг закатила глаза, побелела еще больше и безвольно повалилась на пол.

– Боитесь? – с издевкой проговорил Рили и развернулся к Полу, блестя зажатыми в руках стеклянными зазубринами. – Боитесь сумасшедших придурков!

Мы ползаем перед вами на карачках, а вы все это время ссыте от страха.

Давай, покажи, на что ты годишься! А куда делся наш великий Холинхед?

«Нужно как–то его схватить. Ничего другого не остается. Неужели, кроме меня некому? Ну, же кто–нибудь! Нет, только я…» Натали за спиной Рили сделала неуверенный шаг. Ему вдруг стало стыдно, что он до сих пор стоит на месте, и ноги сами двинулись вперед. Пользуясь тем, что внимание Рили было приковано к Полу, Олифант сделал резкое движение, вытаясь выхватить бутылку. Но он действовал слишком медленно.

Рили увернулся, взмахнул рукой – и по пальцам Олифанта побежали красные капли.

Пол вскрикнул и бросился на Рили. Он хотел схватить его за правую, вооруженную бутылкой руку, но промахнулся, и понял это, только когда оказался слишком близко. Отчаянным движением он вцепился в его одежду.

Левая рука намертво держалась за рукав чуть выше локтя, но Рили был слишком силен – сердце бухнуло и куда–то пропало, а зазубренный край бутылки, словно дрожащий раскрытый рот пиявки, навис прямо у Пола над глазами, бесконечный, как туннель. У него было несколько секунд, чтобы приготовиться к боли, и он еще подумал со странным равнодушием, что ослепнет.

«Вот мы и соединимся с тем другим Полом Фидлером, а видения станут жизнью. Я всегда знал, что это когда–нибудь случится.» Пол зажмурил глаза в последней детской надежде, что если не видеть обломанный край бутылки, он исчезнет.

К его изумлению боли не было. Вместо этого раздался звук бьющегося стекла – бутылки об пол, затем глухой удар – упал Рили. И вопль – Рили схватился левой рукой за правую.

Пол открыл глаза. Все были на тех же местах: Олифант, Натали, сестра Уэллс. Пол смотрел не на них. Он видел только стоящую над распростертым Рили маленькую решительную фигурку Арчин, которая только что сделала: что–то: так, что он остался жив.

20

Потом всё более–менее успокоилось.

Рили накачали успокоительными и заперли в боксе, после чего попытались сделать вид, что ничего не произошло, и продолжить танцы, но идея, разумеется, была абсурдной. Пациенты с воодушевлением обменивались сплетнями, и это вызывало у Пола почти физическое отвращение. В конце концов он, все еще передергиавясь от пережитого ужаса, распорядился отправить всех спать. Но и это оказалось не таким простым делом – самым возбужденным пришлось выдать по дополнительной порции транквилизаторов.

Обиднее всего, что нарушили традицию, согласно которой вечер должен был завершиться сентиментальной песенкой в исполнении Либермана. Он, надувшись, уселся в углу, вытянув обиженное лицо так, что оно стало похоже на его скрипку, и упорно не реагировал на все попытки вытащить его оттуда, пока два санитара попросту не унесли его на руках в палату.

Сестра Вудсайд, придя в себя, извергла содержимое желудка прямо посреди зала – к истерической радости пациентов. Но Пол этого не видел. Он осматривал Рили, не в силах понять, что Арчин с ним такого сделала. На правой руке, за которую он схватился с таким жутким воплем, не было никаких следов, если не считать царапин, которые он заработал, катаясь по полу среди битого стекла. И только совершенно случайно Пол заметил под лопаткой небольшой кровоподтек, как раз по размеру пальца Арчин.

Неуклюже вывернув руку, он дотянулся до соответствующей точки у себя на спине и обнаружил, что там проходит весьма чувствительный нерв.

«Господи, и где же она умудрилась так хорошо выучить анатомию. Полдюйма в сторону – и палец безо всяких последствий уткнулся бы в кость.» Но как бы то ни было, именно болевой шок заставил Рили выпустить бутылку.

«И сохранил мне глаза, а то и жизнь. Вот только как теперь выразить благодарность?» Словами или без них, но попытаться было необходимо; однако, отослав Рили, он узнал, что Арчин без лишнего шума вернулась к себе в бокс. Он заглянул в смотровое окно, увидел, что она лежит в постели, свет погашен, и решил, что не стоит ее беспокоить.

Он еще некоторое время посидел с Натали в ординаторской, поддерживая пустячный разговор, во время которого одна–единственная мысль не выходила у него из головы: только позавчера, вопреки уговорам Олифанта, он распорядился перевести Рили из буйного, и теперь именно из–за Рили у Олифанта оказалась порезана рука.

Рана пустяковая, но сам факт многозначителен.

Когда Натали ушла спать, от открыл учебник и тупо уставился в страницу.

Уходило время и сигареты, а его мозг упорно отказывался воспринимать написанное.

Никогда прежде он не был так близок к гибели. Но его пугала не смерть.

Сегодня утром ему уже приходила в голову чудная мысль о другом, в чем–то даже более реальном Поле Фидлере, попавшем в момент одного из кризисов на иную, катастрофическую линию жизни: теперь именно реальный опыт этого «второго я» вызывает в его воображении столь живые картины. Пол Фидлер в мире, где он уже умер, был непостижим для Пола Фидлера, еще живого и дышащего.

Но Пол Фидлер ослепший, безнадежно стонущий сквозь кровавую маску:

Он машинально вытянул руки перед собой, словно хотел удостовериться, что видит их. Потом резко встряхнулся, вытащил свое непослушное сознание обратно в настоящее и опять тупо уставился в учебник.

«Ладно. Допустим, я настоял, чтобы Арчин все–таки заперли в боксе; кроме нее, никто бы не остановил Рили. Предположим, Натали не уговорила меня остаться на танцах до перерыва, и я ушел раньше, как и собирался: кому бы тогда пришлось драться с Рили – самой Натали или кому–то из сестер? Стала бы Арчин спасать кого–то другого?» Эти вопросы были слишком отстраненными, чтобы вызвать соответствующие видения, и не затрагивали его непосредственно. Тем не менее, они вертелись у него в голове с тупым занудливым постоянством, и книга оставалась открытой все на той же странице.

Полночный кланг–клинк часов стал последней каплей.

– К чертовой матери! – крикнул он и хлопнул книгой по столу.

– Что за:? Пол! Ну и вид у тебя!

Мирза, должно быть, оказался на лестничной площадке и собирался входить к себе в комнату. Привлеченный шумом, он просунул голову в дверь.

– У нас тут было ЧП на танцах, – виновато объяснил Пол. – Рили бросился на меня с разбитой бутылкой.

– Что?! Еще бы тут не побледнеть! Сейчас что–нибудь придумаем.

Мирза взял со стола две пустых чашки и исчез. Из его комнаты донеслось бульканье; затем он вернулся, и на стенках чашек дрожали свежие капли.

– Вот то, что тебе нужно, – быстро проговорил он, протягивая Полу одну, на три пальца заполненную виски.

– Не знал, что ты пьешь, – неуклюже пошутил Пол, однако принял чашку с нетерпеливой благодарностью.

– Ну конечно, меня с детства пугали алкоголем, однако учили думать своей головой, вот я и думаю, что тебе надо выпить. Садись и рассказывай дяде Мирзе все, как на духу.

Запинаясь и путаясь, Пол подчинился. Мирза внимательно слушал. В самом конце рассказа он вскочил на ноги.

– Это ты из–за часов так громко ругался?

Пол кивнул.

– Ясно. Слушать их всю ночь – как раз то, что тебе нужно. Это твоя сумка?

Забирай и уходи.

– Но :

– Я сегодня дежурю, а не ты. Вот с этой самой минуты. И вали побыстрее, пока я добрый.

«Боже, храни Мирзу. Хотя не знаю, что лучше, ругаться дома с Айрис или не спать в больнице…» Фонари не горели вдоль всей улицы; местная власть в приступе экономии решила выключать их в полночь. Разворачиваясь перед домом, он приглушил свет фар. Все окна были темны.

«Может отложить до утра, пока она спит? Лечь в гостиной на диване?» Он неслышно подошел к двери. Как Айрис попала в дом? Разбитых окон не видно.

Наверно он не закрыл кухонную дверь; он очень торопился утром.

Пол едва успел повесить на вешалку плащ, когда зажегся свет, и Айрис появилась на лестнице в короткой прозрачной пижаме.

– Ну, – сказала она. – Как же твое важное дежурство?

Жмурясь от яркого света, Пол растерянно смотрел на нее. Почему–то за время отсутствия он зрительно представлял ее только при полном параде и косметике; и сейчас ее лицо, вычищенное перед сном и лоснящееся от какого–то ночного крема, казалось ему лицом посторонней женщины с тем же именем. Он ответил:

– Я сказал Мирзе, что ты приехала, и он вызвался подежурить вместо меня.

– Кому сказал? – Она спустилась с последних ступенек, обхватив себя руками, словно хотела закрыться от его взгляда.

«Как там говорил Мирза: «очаровательная, но неприветливая«: Не уверен, что «очаровательная» подходящее слово. Хорошенькая, да : наверно.» С опозданием, но он все же ответил на ее вопрос.

– Моему другу пакистанцу, которого ты так грубо тогда встретила.

Она застыла на месте. Возможно, она собиралась поцеловать его и не выяснять подробности, но такой ответ менял дело.

– Если бы я знала, какая встреча ждет меня дома, я бы вообще не приезжала! Битый час проторчать на вокзале, а когда, наконец, дозвонилась, ты не только не приехал, но даже не соизволил поговорить и убежал к своим драгоценным психам!

– Но ты же как–то добралась до дома? – огрызнулся Пол. – Наверное, как следует поискала и нашла ключи!

– Ничего подобного! Мы с таксистом обошли дом, и увидели, что кухонная дверь не заперта. Кто хочешь заходи и бери все, что угодно.

«Не лежит у меня душа. И нет сил грести против течения.» Пол повернулся и упал в кресло.

– Прости, что разочаровываю, – устало сказал он, – но я не могу ругаться. Я только что еле увернулся от сумасшедшего с битой бутылкой в руке.

– Что?

– То, что слышишь. Он угрожал сестре. Именно поэтому я убежал от телефона, и именно поэтому, не собираюсь извиняться за то, что не забрал тебя с вокзала.

– Ты серьезно? – спросила она совсем другим голосом.

– Нет. Это я так шучу. Я провел прекрасный вечер, и сам не понимаю, почему до сих пор не визжу от восторга.

– Дорогой, ну я же не знала, – произнесла Айрис после паузы. Она стала неуверенно приближаться, вглядываясь в его отчужденное лицо. – Господи, это ужасно: Послушай: ах: Берти Пэрсон дала мне с собой бутылку водки.

Хочешь?

«Я сам не знаю, чего хочу. Только выйти. Остановите мир, я сойду.» Равнодушный ко всему, он сидел в кресле, сумев заставить себя только зажечь сигарету, пока она бегала в спальню за халатом и наливала в стаканы водку.

– Кто это был?

– Парень по имени Рили. Я думал, он уже поправляется, последнее время с ним все было в порядке. Я ошибся.

– Как это получилось? – Она вложила ему в руку стакан, потом сняла с соседнего кресла подушку и устроилась у его ног, помешивая угли в камине, который разожгла, наверное, когда приехала.

– Он хотел поцеловать сестру. Сестру Вудсайд. Ты видела ее на рождественских танцах. Симпатичная, но очень высокая, почти с меня ростом.

Она положила кочергу и теперь сидела, обхватив руками колени. Голубые глаза, не отрываясь смотрели на Пола, большие и влажные.

– Наверно, это очень противно.

– Противно! – он коротко рассмеялся. – Ты когда–нибудь видела битую бутылку перед глазами?

– Расскажи, как все было, – настойчиво сказала она, прижимаясь к его ноге.

«Откуда это неожиданное волнение? Я не видел тебя такой уже почти год!» Автоматически, пока рассказывал всю историю, он проанализировал причину и проклял свою профессию, которая заставила его это сделать.

«А ведь это тебя возбуждает. Кровь бегает быстрее. Мысль о том, как Рили заставлял сестру Вудсайд себя поцеловать… ты дышишь часто и с легким хрипом. Я же слышу.» Он опрокинул в рот остатки водки и грубо сунул руку в вырез ее халата, нащупывая пальцами сосок. Прикосновение заставило ее напрячься и задрожать. Он швырнул окурок в камин и сполз с кресла на пол.

– Пол… – сказала она, но слова захлебнулись в волосах, которые из–за его движений упали ей на лицо.

– Молчи, – проговорил он, проводя губами по ее шее. – Я не видел тебя две недели, еще два дюйма, и не увидел бы никогда вообще. А теперь я хочу это отметить.

– Но я…

Губы ее еще пытались протестовать, а руки сами срывали с него одежду.

«Господи. Женаты четыре года, почти пять, и выяснить это после того, как меня чуть не убили.» Это была его последняя мысль, прежде чем он полностью отдался толчкам ее тела под собой.

21

Воскресный день выдался прохладным и по–весеннему солнечным, они с Айрис съездили в Ладло, а на обратном пути с удовольствием пообедали в Корнминстере.

Другой Пол Фидлер держался на расстоянии; здесь, среди просыпающейся от зимней летаргии природы, мысли о смерти и слепоте уходили, отгоняемые свежей зеленью на деревьях и солнечными бликами над живыми изгородями.

Но когда Пол пришел в понедельник на работу, «второе я» вернулось и прочно поселилось где–то на краю сознания. Мобилизовав всю свою волю, он разгреб до удобоваримых пропорций накопившиеся дела и только тогда позволил себе взяться за то, что занимало все его мысли: что делать с Арчин, чтобы хоть как–то отблагодарить ее за все, чем он ей обязан.

Он достал блокнот и стал набрасывать нечто, получившее грандиозное название «Проект Арчин». Почти тотчас зазвонил телефон.

Досадуя на помеху, он снял трубку.

– Это Барри Тимберлоу, – произнес голос. – Вы, кажется, меня искали. Я звонил в субботу, но вас не застал.

«Ну, конечно, я сорвался в Бликхем и совсем о нем забыл.» – Мне нужна небольшая консультация, – сказал Пол. – У нас есть больная, которая совершенно не говорит по–английски, а я хочу измерить ее коэффициент интеллекта.

Несколько секунд в трубке было тихо.

– Понимаете, – сказал, наконец, Тимберлоу, – это не совсем по моей специальности. Я знаю, как оценивать интеллект у детей, потому что это часть моего… гм… арсенала, но… Вы имеете в виду взрослую больную?

– Да.

Тимберлоу пощелкал языком.

– М-да… Ага! Похоже, вы все–таки обратились по адресу. Я был недавно на конгрессе и прихватил оттуда материалы об тестах на коэффициент интеллекта для глухонемых взрослых. Там должны быть какие–то подходящие невербальные таблицы:

Есть. Корреляция коэффициента g различных методов тестирования с полностью исключенной вербальной составляющей. Это должно подойти.

– Идеально, – согласился Пол.

– Тогда я их вам одолжу на время, – пообещал Тимберлоу и повесил трубку.

Пол, довольный, вернулся к прерванному занятию.

Для начала он решил перечислить все известные ему факты в том порядке, в котором они проявлялись, как сыщик из детективного романа собирает воедино улики. В результате картина может и прояснится, но пока он чувствовал себя совершенно сбитым с толку.

«Она спокойно переносит магнитофон, но боится фотокамер. И, господи, что так напугало ее в обычном рентгенаппарате?» Он исписал три страницы, затем вернулся к началу и стал составлять к каждому пункту список каких–либо действий, которые могли бы дать ответ на поставленные вопросы. Снова зазвонил телефон, и он, вздохнув, снял трубку.

– Доктор Фидлер? Моя фамилия Шумахер. Вы посылали нам ленту и образцы письма одной из ваших больных.

– Да, да… – Пол подался вперед. – Вы определили язык?

– Ммм… Боюсь, что нет. Но я понял из вашего письма, что информация нужна срочно, и решил сообщить, как идут дела. Видите ли, ваши материалы свалились на меня очень неожиданно, я как раз был в субботу на работе, когда они прибыли. Я забрал образцы письма домой – с ними, понимаете, легче разобраться, чем с лентой, устных языков, знаете ли, несколько тысяч – и я проштудировал весь «Алфавит» Дирингера, это самое полное исследование, и, знаете, ничего не нашел – Вы уверены?

– Я могу, конечно, предположить, что Дирингер что–то пропустил, но это представляется мне маловероятным. По способу написания букв это отдаленно напоминает руническое письмо, но звуковые детерминанты, взятые отдельно, однозначно не позволяют отнести его к рунической системе.

– Странно, – сказал Пол.

– Да–да, очень странно. – Шумахер замялся. – Не принимайте, пожалуйста, мои слова за окончательный приговор. Я сделаю все, что смогу: дам послушать ленту всем, кто может быть полезен, и, если ничего не получится, сделаю транскрипцию и отправлю в Лондон, в лабораторию фонетики. Но, вы знаете, мне пришла в голову любопытная мысль: если эти материалы получены от душевнобольной женщины, может быть, это искусственный язык?

– Я думал об этом, – сказал Пол. Краем глаза он заметил, что дверь кабинета приоткрылась, и нетерпеливо махнул рукой, приказывая посетителю подождать. – Но, мне кажется, придумать абсолютно новый язык невозможно.

– Вы правы. Такое изобретение неизбежно несло бы на себе следы: гм:

лингвистических пристрастий автора. Знаете, в конце прошлого века была история, когда одна французская девушка объявила, что общается телепатическим образом с марсианами, и долго морочила всем голову, пока один филолог не доказал, что она говорит отнюдь не по–марсиански, а на испорченном варианте своего родного французского. Тем не менее, я был бы вам очень признателен, если бы вы выяснили точно, что мы не тратим время и силы на то, что она высосала из своего пальца.

Пол пообещал сделать все, что сможет, и телефон наконец умолк.

Обернувшись, он обнаружил, что посетителем, которого он так опрометчиво заставил ждать, был доктор Элсоп.

– Простите, ради Бога! – воскликнул он.

Элсоп отмахнулся от его извинений.

– Я понял, что–то важное: о чем это, кстати?

Пол коротко рассказал о «Проекте Арчин» и протянул Элсопу блокнот.

– Весьма основательно, – благодушно одобрил консультант. – Некоторых вещей я не понимаю, но, видимо, потому, что мы еще о них не говорили. Что еще за рентгенаппарат?

– Спасибо, что напомнили. Чуть было не пропустил. – Пол взял блокнот и дописал:

«Знание анатомии, карате или других приемов рукопашного боя». Потом описал Элсопу субботние события в Блакхемской больнице и на танцах.

– Да, такую полезную личность лучше иметь в друзьях, – пробормотал Элсоп. – Вопрос, как вам удается удержать ее здесь, если вы не можете с ней разговаривать?

– Вообще–то она пытается учить английский.

– Всерьез или для того, чтобы привлечь к себе внимание?

– Всерьез, насколько я понимаю.

– Тогда это становится интересно : Можно посмотреть еще? Спасибо. – Элсоп быстро пробежал глазами все три страницы. – Вы весьма детально все описали. Что вы собираетесь с этим делать – статью, или серию?

«Лечить девушку.»

Но вслух Пол сказал совсем другое:

– Пока рано судить.

– Очень разумно. Вы всегда можете рассчитывать на мой совет. Я давно ждал, когда вы, наконец проявите честолюбие и перестанете тонуть в повседлевной рутине – рад, что не ошибся.

Следующие слова Пол выбирал очень осторожно.

– За что я был бы вам очень признателен, так это за небольшую поддержку. Если вдруг возникнут трудности с какими–то моими просьбами, о дополнительном оборудовании, например. Доктор Холинхед:

– Не продолжайте, – улыбнулся Элсоп. – Иначе это будет нарушением субординации.

Но можете на меня рассчитывать.

Он хлопнул ладонями по столу.

– Займемся все же делом. У меня большой прием в клинике, так что опаздывать нельзя. Кстати, я уезжаю на выходные в Лондон и хотел бы захватить понедельник тоже – надо поговорить с издателем. Не могли бы вы провести вместо меня прием?

«Прогресс!»

Все время, пока они беседовали с пациентами, как это было на сегодня запланировано, Элсоп с интересом поглядывал на Пола. И едва за последним больным из пожарного списка закрылась дверь, он наклонился к его уху и конфиденциально прошептал:

– Вы ничего не говорили, молодой коллега, я сам догадался. Ваша жена приехала. Я прав?

Несколько секунд Пол ошеломленно молчал, потом изобразил на лице кривоватую ухмылку, на что консультант радостно фыркнул, удовлетворенный своей проницательностью.

У Элсопа были еще какие–то дела до приема в клинике, и он попросил Пола приехать к нему в Бликхем позже. Довольный впечатлением, которое произвел сегодня на консультанта, Пол вернулся к себе в кабинет и занялся обычными делами, не думая больше о несчастьях, которые могли на него свалиться.

До тех пор пока не зазвонил телефон, и голос Холинхеда не ворвался в его ухо, грохоча, словно айсберг, раскалываюшийся на части в штормовом море.

– Фидлер? Немедленно ко мне!

22

Пол резко захлопнул за собой дверь и без приглашения сел. Холинхед неодобрительно насупился и принял свою излюбленную позу директора школы, расположив локти на ручках кресла и переплетя пальцы.

– Мне доложили, Фидлер, что за последние дни вы совершили несколько грубейших профессиональных ошибок. Мне редко приходится дважды в неделю объявлять выговор одному и тому же сотруднику, да еще занимающему столь ответственную должность.

Когда дело касается младшего персонала, которому не хватает опыта, это еще можно понять, но для вас подобные вещи абсолютно недопустимы.

Пол непонимающе смотрел на него.

«Может, Айрис была права. Может, я действительно не гожусь для этой работы. Но что делать, если психиатры бывают еще более сумасшедшими, чем их пациенты!» Совершенно позабыв правила общения с Холинхедом, в которых он проявил такое мастерство прошлый раз, Пол сказал:

– Не понимаю, о чем вы.

– Мне не нравится ваши манеры, Фидлер, – рявкнул Холинхед.

– А мне не нравятся ваши обвинения. Либо объясните, в чем дело, либо извинитесь.

Слова повисли в воздухе, словно дым. Пол почти физически ощущал, как гнев кипятит кислоту в его желудке так, что она вот–вот вырвется наружу.

– Вы будете отрицать, – Холинхед заговорил свистящим шепотом, – что именно вы дали указание перевести Рили из буйного отделения, и что именно это ваше распоряжение привело к тому, что одна из моих сестер чудом избежала смерти?

«Господи. Как мне это вынести? Получите: «Ваша жена вернулась.» Терапевтическое значение оргазма. Двусмысленно, зато убедительно.» – Вы знакомы с анамнезом Рили?

– Что? Фидлер, в мои обязанности входит изучение историй болезни всех, кто попадает в Чент!

– Тогда вы не могли пропустить пункт о гомосексуальных наклонностях, которые играют такую важную роль в его случае. Он прилагает героические усилия, чтобы вернуться к нормальной ориентации, но в его возрасте он все еще девственник, просто потому, что не имел возможности установить нормальные отношения с девушками, что закончилось импотенцией. Держа его под замком, мы только усугубляем проблему, потому что лишаем его даже простого общения с женщинами. Я настаиваю на переводе и сделаю это завтра же, если будет возможность, более того из–за этого решения, я рисковал собственной жизнью. Это вам не забыли сообщить?

– По–вашему, сестра должна была целоваться с ним посреди зала?

– По крайней мере, не делать того, что она сделала, – не давать ему понять, что он ей неприятен. Она оттолкнула его с таким ужасом, словно он собирался ее изнасиловать. Он на это не способен, как нам известно. Ему нужно было только, чтобы окружающие видели в нем мужчину и тем самым подтвердили его нормальность.

Доктор Элсоп обратил мое внимание на работу одного шведского психиатра, в которой тот исследует связь между сексуальностью и преступностью, и этот случай прекрасно подтверждает его концепцию.

Произнося эту тираду, Пол сумел взять себя в руки. Последнюю фразу он сказал весьма учтивым тоном, что, по общему мнению, действовало на Холинхеда неотразимо, и надеялся, что смог вернуть обратно завоеванную территорию. Теперь все зависело от того, что имелось в виду под второй профессиональной ошибкой.

«Мне никогда не добиться его симпатии, но Божьей помощью, он станет бояться меня раньше, чем я уберусь из этой мерзкой дыры.» – Факт остается фактом, – произнес Холинхед, однако уже с гораздо меньшим апломбом, – ЧП на танцах так же мало подтверждает вашу теорию по поводу Рили, как происшествие в Бликхемском рентгенкабинете вашу же теорию насчет девушки, которую вы решили назвать Арчин. Сестра серьезно ранена.

– Сделать ей рентгеновский снимок посоветовал не кто иной, как доктор Элсоп. Я принял все меры предосторожности, включая то, что перед рентгенкабинетом отвел ее к фотографу, как просил инспектор Хоффорд – я рассчитывал, что непонятная, но безопасная процедура подготовит ее, и она сможет так же спокойно перенести рентген.

– И вместо этого выяснилось, что она не только не склонна к сотрудничеству, но и просто опасна!

– Но в тот же вечер она проявила не только склонность к сотрудничеству, но и недюжинную храбрость. – Пол бросил взгляд на часы и продолжил, не дав Холинхеду себя перебить. – Я должен встретиться с доктором Элсопом в его клинике, но у меня есть еще несколько минут, и я могу изложить вам проект, который мы разработали сегодня утром. Мы предполагаем провести всесторонний анализ поведения Арчин с целью устранить имеющиеся противоречия в…

Когда он выходил из кабинета, его била дрожь. Он пропустил ланч, и сейчас должен был на ходу заглотить свою порцию, чтобы не опоздать в клинику. И все–таки он победил. О профессиональных ошибках больше не было сказано ни слова.

Однако, разговором дело не закончится. Он не питал иллюзий насчет того, какую цену придется заплатить за победу над Холинхедом. До сегодняшнего дня неприязнь главврача была абстрактной; он любил, когда подчиненные ему льстили, и в этом смысле относился к Полу даже лучше, чем к Мирзе.

После этого же разговора все менялось. Полчаса назад Пол вступил на арену больничной политики и сделал при этом заявку на собственную линию.

Поглощенный мрачными мыслями, он приехал в клинику на пять минут раньше назначенного времени.

Элсоп разбирал оставшиеся после недельной давности приема записи; взглянув на Пола, он воскликнул:

– Привет, куда делось ваше прекрасное настроение?

– Улетучилось, – кисло ответил Пол. – Стараниями доктора Холинхеда.

– Ждете, чтобы я вас расспрашивал? Говорите самое худшее.

Он выслушал Пола, рассудительно покачивая головой.

– Придется последить за собой, – заключил Элсоп. – Уступите немного в случае Рили, например; быть все время правым – лучший способ усугубить ситуацию.

Тактика, мой юный коллега, происходит от слова такт. Стратегия, однако, у вас верная, и если вы будете ее придерживаться, надолго отобьете у своего начальника желание открывать на вас рот. Договорились?

Не дожидаясь ответа, он сменил тему.

– Один вопрос пришел мне в голову, как только я выехал за ворота. После того, как Арчин ударила сестру, как ей могли позволить идти на танцы?

Почему ее не заперли в боксе?

Пол почувствовал озноб в позвоночнике, словно кто–то провел у него по спине холодной мокрой рукой.

«На чем висела моя жизнь? На нитке, волосе, паутине?» – Знаете, это начисто вылетело у меня из головы. Ее заперли в боксе, и мы до сих пор не знаем, как она оттуда выбралась.

– Как говорил папа Фрейд, – усмехнулся Элсоп, – не позволяйте счастливому избавлению скрыть от себя потенциально значимые факты. – Он неожиданно рассмеялся. – И не позволяйте ему увести вас по ложному следу, вроде того, который только что пришел мне в голову.

– Что?

– К какой профессии вы отнесли бы более чем симпатичную молодую женщину, которая – а) владеет приемами рукопашного боя, и б) умеет отпирать неотпираемые замки. В любом сериале, она непременно окажется чьим–нибудь секретным агентом. Все, время уходит. Попросите сестру позвать первого пациента.

23

В углу бормотал телевизор, и сероватый свет экрана играл на лице Айрис.

Пол уже давно научился работать, не обращая внимания на говорящий ящик.

Сидя за кривоногим столиком и подперев руками голову, он листал досье Арчин, пытаясь разобраться в очередной порции несуразностей.

Подробный анализ лишь малой их части займет не меньше месяца, из каждой выведется какая–нибудь гипотеза, и все они заведут в тупик. Группа крови, к примеру, у нее AB – и без того самая редкая – плюс отрицательный резус, что свидетельствует об уникальном сочетании генов, что и так ясно, если просто посмотреть на ее лицо, в котором эпикантическая складка мирно уживается с абсолютно европейскими чертами.

Но смысла во всем этом нагромождении он не видел.

Он так глубоко задумался, что, когда Айрис вдруг заговорила, поначалу не обратил внимания, приняв ее слова за телевизионную болтовню. Потом откликнулся.

– Прости, что ты сказала?

– То, что программа сегодня ужасная, – Айрис пожала плечами. – Чем ты так занят?

Что–то для диплома?

– Нет, это история одной нашей больной; ее нашли в лесу недалеко от Йембла.

«Полуправда: когда–нибудь я попадусь и в эту ловушку. Почему–то кажется, что Айрис будет неприятно узнать, что Арчин – та самая девушка, которая спасла меня от Рили. Я уже собрал целый склад полуправд–полусекретов.» – По–моему, это безобразие – они заваливают тебя работой, – сказала Айрис.

– Я сам вызвался.

– Господи, неужели тебе мало диплома?

– Пригодится. Мы разработали этот проект вместе с доктором Элсопом, консультантом.

«Волшебное слово.»

– О! – включился интерес. – Теперь я вспоминаю, ты говорил, что он предлагал тебе писать статью. Это…?

– Вполне возможно.

«Если только у меня хватит ума разобраться.» – А что особенного в этой больной?

– Ну, боюсь, это слишком специальные вещи.

– Ты всегда так говоришь, – Айрис надулась. – Почему ты никогда не рассказываешь о работе? Я, конечно, не училась медицине, но не настолько же глупа, чтобы закрывать от меня половину своей жизни.

«Все это мы проходили. Стоп: у нас была очень неплохая встреча. Давай попробуем подольше продержаться на этом настроении.» Упрощая до невозможности, он пустился в объяснения и говорил, пока Айрис не стала красноречиво зевать; тогда он прервал себя на полуслове и предложил пойти спать, на что получил в ответ выразительную улыбку.