Текст книги "Крестный отец Катманду"

Автор книги: Джон Бердетт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 23 страниц)

Я: Нет.

Глава 10

В самолете на обратном пути в Бангкок, когда в голове, словно треснувший колокольчик, бренчала мантра Тиецина, я задал себе вопрос: почему я стал негодяем? Потому что моя любимая жена убедила меня, что моему сыну, которого я любил еще сильнее, чем ее, необходимо дорогостоящее образование, чтобы он не стал, как его отец, коррумпированным полицейским. Но стоило мне принести благородную жертву – расстаться со своей целостностью, – и я почувствовал себя так, будто тону в нечистотах. Я винил разрушающий мир капитализм: чтобы выжить, требовалось превратиться в полное дерьмо, но жена и дети возненавидят тебя за то, что стал дерьмом и не сумел оградить их от себя самого. Наверное, единственное решение – родиться богатым, хотя и в этом случае найдется способ прижать тебя с налогами. Но почему тибетский буддизм? Почему Тиецин? У меня не находилось ответа, разве вот такой неубедительный: старая добрая Тхеравада [29]29
  Самая ранняя школа в буддизме, которую образовали последователи Будды сразу после его смерти.


[Закрыть]хороша для выращивающих рис фермеров, а для копов с нервами на пределе требуется снадобье посильнее. Зато теперь я уже не мог пожаловаться на действенность лекарства.

Во время регистрации я попросил посадить меня в кресло у иллюминатора с левой стороны. Не мог устоять – хотел посмотреть на горы. Горы, горы… Совершенная завершенность, впечатляющая непохожесть каждой занимающей среди других только ей одной присущее место. Несомненно, их возвели боги – человеческое существо не способно достичь такой гармонии в хаосе. Здесь они главенствовали над всем, и, возможно, это их вид подтолкнул меня решиться на безумие.

Ничего нет хуже обезьяньего ума, с которым я родился. О встрече с полковником Викорном я не думал. У меня появился новый учитель. Но Викорн, конечно, серьезная проблема. Ты, фаранг, полагаю, посоветовал бы начать все круто с чистого листа и послать куда подальше продажного гангстера-копа, то есть моего босса? Что ж, не знаю, как на Западе, но на Востоке все не так просто. Хотя бы потому, что меня связывало с ним гатданью – нечто вроде кровного долга. Каждый таец обязан кому-то, кто спас ему жизнь. А Викорн спас жизнь мне и моему задушевному другу Пичаю (перед тем как тот погиб и возродился в образе моего сына). Пичай, когда мы были еще подростками, убил наркоторговца, а Викорн дал нам с ним работу. В Таиланде забвение долга – наихудший грех, совершив который человек попадает в самый страшный ад. И еще: если я предам полковника, то буду непременно убит. Что тогда станет с моими дорогими женой и сыном?

Три с половиной часа – весь полет до Бангкока – я изводил себя подобными мыслями и наконец решил выбрать средний путь. Я буду убеждать Викорна бросить торговлю героином, после того как очередная поставка товара позволит ему расправиться с генералом Зинной.

Как только я принял решение, все вокруг снова стало радужным. Я знал, что сумею убедить старика. В конце концов, он вступил в такой период жизни, когда каждый здравомыслящий человек заботится о том, какая будет его следующая инкарнация.

Из самолета я вышел с легким сердцем.

– Что тебе кажется неправильным в поставке героина? – спросил сидящий за огромным старинным столом Викорн. – Почему все должно доставаться фармацевтической промышленности? Доктора хотят запретить веселящие наркотики и в то же время превратить любой человеческий опыт в излечимую болезнь. Будут лекарства, чтобы спать, чтобы просыпаться, лекарства, чтобы писать и для эрекции. Для них тело – бездонная нефтяная скважина недугов, которую можно нещадно эксплуатировать. Это величайшее в истории мошенничество. Существуют безобидные наркотики: например гашиш или опиум, – но, к несчастью, их очень уж легко производить. Что происходит дальше? Их ставят вне закона и находят замену, для производства которой необходима лаборатория. Берется патент, и вашей корпорации обеспечено сто лет безбедной жизни. А тем временем люди умирают от законно прописанных наркотиков или страдают хуже прежнего. Слышал о виоксе? Слышал о талидомиде? От этого замечательного продукта происходят впечатляющие мутации. Дети рождаются с растущими из глаз пальцами или с лицом на макушке. А что скажешь о сероксате и прозаке? Они доводят людей до мании убийства. Ежегодно от прописанных лекарств в США умирают более ста тысяч человек. Это больше, чем наркотики убивают за десятилетие. Кстати, самый главный убийца среди наркотиков – спиртное. Пивовары и хозяева ликеро-водочных заводов не любят нас, потому что мы предлагаем товар более высокого качества, он прямой конкурент их продукции.

Викорн встал и начал прохаживаться по кабинету.

– Конечно, несчастья случаются. Но каждый разумный человек, прежде чем первый раз уколоться, должен соблюдать элементарные правила. Вот почему я не одобряю продажу наркотиков детям – они склонны к риску. Но что поделаешь, от детей никуда не деться. Что такое ксанакс, [30]30
  Антидепрессант, применяемый для лечения психических расстройств и состояния страха.


[Закрыть]который официально продают во всех аптеках? Заменитель героина. А прозак? Дорогой заменитель марихуаны с той лишь разницей, что он не повышает настроение, а дурит голову. Я занимаюсь тем, что предлагаю знающим покупателям оригинал. То же самое с французским сыром. Камамбер lait cru [31]31
  Из сырого молока (фр.).


[Закрыть]из-за бюрократического идиотизма в Европе запрещен, и любителям приходится покупать его из-под прилавка.

Викорн не был разъярен. Даже не разозлился. Говорил без пренебрежения. Помоги мне Будда, он радостно оживился. Старый сукин сын был настолько доволен сделкой с Тиецином, что я мог бы плюнуть ему на стол, и он бы меня простил. Мы находились в его кабинете с простым дощатым полом и антикоррупционным плакатом над столом. Полковник необыкновенно терпеливо выслушал меня, пока я уговаривал его бросить заниматься героином после первой поставки. А затем встал и похлопал по плечу.

– Возьми выходной. Возьми неделю отпуска.

Я одновременно покраснел и закашлялся: великая надежда на спасение оказалась пшиком, состоянием ума, которого можно достичь только в Гималаях. Сила этого обычного, знакомого, неизбежно испорченного, непросветленного места, где все для меня началось, затмила Тиецина с его магией. Я оказался придурком, полным болваном, чувствительным только к движениям разума, намекающим на трансцендентное.

– Хорошо, – прохрипел я, уныло признавая поражение. – Возьму неделю, может быть, даже больше.

«Может быть, даже больше» Викорну не понравилось.

– Договорились, – кивнул он. – Отдыхай, но если не очень затруднит, когда уладишь дела с Буддой, сходи повидай контрабандистку, эту австралийку, которую сдал нам твой тибетский приятель. Постарайся выяснить, как ему это удалось. Не могу поверить, что его разведка лучше нашей и у него больше, чем у нас, информации о нашем любимейшем генерале Зинне.

В моей голове сохранилась картина: жалкое зрелище, которое я собой представлял, когда выходил из кабинета полковника, – сгорбленный, голова безвольно опущена. Хотя, наверное, мой вид не был настолько плох.

На уличной жаре все показалось мне нормальным, кроме меня самого. Семейные прилавки с едой, шатающиеся по Седьмой сой шлюхи, поддельные товары известных фирм на Сукумвит, циничные выражения на лицах полицейских, грязный воздух, автомобильные пробки… Почему я внезапно перестал всему этому соответствовать?

Глава 11

Я по-прежнему здесь, в «Саду роз», фаранг. Только перебрался из туалета в бар, но слишком под кайфом, чтобы решиться заказать спиртное. Сижу за задним столиком, тяну воду с лаймом и наблюдаю за делами плоти, которые ведутся по правилам, известным мне всю мою жизнь. Вот хорошо одетый англичанин лет под тридцать, на вид разбирающийся в нашем деле тип, оглядывает девушек и что-то бормочет себе по нос – хочет определить, какая согласится на анальный секс и за какую цену. Тщательно составив короткий список, он выбирает ту, что кажется ему привлекательнее. Меня поражают экземпляры вроде этого современного дамского угодника, которые даже отдых планируют на компьютере. Решение принято, двойной щелчок мыши, и он учтиво ведет свою барную невесту на выход, наверняка в одну из ближайших гостиниц на час. Он ушел, и все успокоилось. Другие фаранги либо беседуют между собой, либо заскочили перекусить и почитать иностранные газеты. Они часто здесь бывают, для них «Сад роз» – все равно что любой другой пивной бар. Девушки об этом знают и не пристают.

Наконец я нашел в себе силы подняться и, подражая приходящим сюда девицам, приблизился к святилищу Будды. Поклонился закутанному в монашеские одежды дереву и попросил укрепить рассудок, чтобы мне хватило сил одолеть последний акт моих воспоминаний. Это что-то вроде терапии болью – лечение без моего согласия: чем нестерпимее новое переживание беды, тем дольше я потом способен находиться в ловушке здравомыслия – до следующего приступа.

После беседы с полковником Викорном, которая состоялась сразу после моего возвращения в Бангкок, я стал с нетерпением ждать Чанью и Пичая из дальней деревни в Исаане. А тем временем фантазировал, как соберу достаточно денег и выйду досрочно – скажем, лет через пять – в отставку. Мы уедем в провинцию и будем жить там, где и воздух чище, и трава зеленее. Мне понравилась мысль о существовании в тиши, нарушаемой только походами в храм и разговорами с монахами и священниками о моем духовном росте.

Я мечтал о спокойной и чистой жизни, посвященной Будде, когда Чанья прислала эсэмэс, в котором говорилось, что они с Пичаем на автобусной станции и сейчас поедут домой. Я ответил, что появлюсь в нашей хибаре вскоре после них. Подсчитал, что из-за пробок на Сукумвит и Печбури-роуд путь у них займет больше двух часов.

Именно в тот момент я принял одно из тех вроде бы незначительных решений, которые оказали влияние на всю оставшуюся жизнь, – выключил мобильный телефон, хотел дать уму отдохнуть. С тех пор как приземлился в Бангкоке самолет, на котором я прилетел из Катманду, я все бежал и никак не мог перевести дыхание. И теперь зашел в храм Рачанада и дал волю мантре Тиецина, чтобы она свободно крутилась у меня в голове.

Не могу передать ее тебе, фаранг, точными словами на пали – связан клятвой хранить тайну, – зато имею возможность рассказать, как действует дисковая пила, напоминающая оружие в форме звезды. Похожим пользуются ниндзя, но пила еще и обладает коварной способностью принимать различные формы. Пила – враг самообмана, который присутствует во всех областях повседневного восприятия действительности, и особенно дорогого нам самообмана относительно самих себя.

Я включил телефон только тогда, когда все уже было кончено.

В подобных ситуациях люди, потерявшие близких, обычно говорят: «Я чувствовал: что-то не так». Я же ничего не чувствовал. Не почувствовал, даже когда заметил небольшую толпу возле нашего дома. Не связал пятно на асфальте с тем, что мне не глядели в глаза, со стоящим неподалеку частным автомобилем и с говорящим с полицейскими водителем в слезах. Но когда молодой констебль сказал, что мне необходимо срочно проехать в больницу на Сорок девятой сой, я понял, что пятно на асфальте – кровь, и мой мозг раскололся на куски.

В больнице мы с Чаньей молча смотрели друг на друга поверх кровати, на которой умирало шестилетнее тело Пичая.

– Это моя вина, – проговорила жена. – Я позволила ему выйти из такси не с той стороны. Водитель ехал не быстро. Он ничего не нарушил. Виновата я одна.

Совершенно измученный, я покачал головой:

– Твоей вины нет. Это мое наказание.

Прошло несколько секунд, и она спросила упавшим голосом:

– За то, что ты стал консильери полковника Викорна? Это я тебя уговорила. Сам бы ты никогда не согласился на эту работу.

Тогда я понял, что потерял и жену, и сына. Горе и чувство вины Чаньи были такой силы, что с ними не сумело бы справиться никакое людское ведомство. И мое горе было не меньше. В голове безудержно крутилась одна мысль: «Тиецин, Тиецин, Тиецин, только ты можешь помочь».

Через неделю, после того как монахи ближайшего храма наставили дух Пичая, как избежать нового рождения, и сожгли его маленькое тельце, Чанья объявила, что она договорилась и ее приняли послушницей в монастырь на востоке Таиланда, на границе с Лаосом. Эта радикальная секта состояла из одних женщин, которые посвятили жизнь медитации и созерцанию самого сурового толка: сон четыре часа, почти голодный паек, никакого электричества и всего одна забота – развитие внутреннего мира. Им больше не разрешалось медитировать над мертвыми телами, но местные больницы снабжали их фотографиями трупов, которыми они пользовались для осознания быстротечности жизни. Я со своей стороны – и по телефону, и другими путями – пытался связаться с Тиецином, но он исчез из поля зрения. Осталась одна его мантра.

Но мантра всего лишь уловка, как заставить разум подняться на более высокий уровень сознания, а это мне удавалось только время от времени. Бывали моменты, когда я воспарял ввысь, и тогда смерть, как и говорил Будда, казалась мне дурной шуткой. А некоторые ночи я проводил с Пичаем в его духовном обличье, и, должен сказать, это были не просто сны. Пичай успокаивал меня: говорил, что сам решил оставить свое прежнее тело и я не должен по этому поводу расстраиваться. Сообщил, что люди в течение многих поколений так и не сумеют духовно развиться, поскольку погрязли в материализме и потребительстве, и его дух предпочитает вернуться на Дальний Берег, где находятся уже миллионы и миллионы, и ждать несколько тысяч лет, пока на землю придет Майтрея и все они снова смогут стать людьми.

На этой ступени разум не знает страха и испытывает радость от ощущения абсолютной свободы. Гашиш не в силах вознести человека на такие высоты, но с его помощью можно дольше на них продержаться. Тем сокрушительнее падение. После отъезда Чаньи я неделю пролежал в постели, царапая ногтями матрас и не в состоянии поверить, что на свете бывает подобная мука. А когда наконец вернулся на работу, научился справляться с горем при помощи травки и медитации.

Дело об убийстве Фрэнка Чарлза, он же Толстый Фаранг, которое мы назвали Голливудским делом, было последнее, чем мне хотелось заниматься. Какая разница, кто преступник. Но жестокий, механический мир продолжает вертеть свои жернова, хотя и стал для меня одноцветным и неинтересным. И только Лек не устает утверждать, что рано или поздно я оправлюсь от депрессии.

Глава 12

Хотите верьте, хотите нет, из небольшого круга моих близких Викорн сильнее других тревожился о моем психическом здоровье. Он вызвался заплатить за похороны Пичая и пришел послушать, как поют монахи над телом моего сына перед кремацией. Полковник казался растроганным, пару раз вытирал глаза и, когда никто не видел, приобнял меня. Я следил за выражением его лица, когда маленький гробик Пичая закатывали в печь и когда из трубы пошел дым. Несмотря на все свои пороки, Викорн – настоящий таец. Он, как и я, далек от мысли верить западному предрассудку, будто карма исчезает со смертью. Не сомневаюсь, что в этот момент он, как и остальные, представил, что это его вкатывают в печь.

Но дней через десять полковник начал терять терпение. Теперь он старательно избегал разговоров о моем горе. Наверное, считал, я приду в себя, если он будет делать исключительно деловой вид. В то утро он вызвал меня в свой кабинет, чтобы дать задание на неделю. И даже попытался взбодрить, что бывало не часто.

– Слушай, дам-ка я тебе это идиотское убийство, за которое так цепляется старина Сукум. Напишешь свое имя на папке и будешь за все отвечать. И когда снова соберется комитет, тебя точно повысят, хоть ты и наполовину фаранг. Напомни мне обстоятельства убийства – там произошло что-то весьма экзотическое?

– Богатого, известного режиссера из Голливуда располосовали от солнечного сплетения до паха, – отозвался я занудным и мрачным голосом. – Камень во рту наводит на мысль, что убийство совершила сицилийская мафия или нас хотят пустить по ложному следу. Еще во рту обнаружено насекомое, и кто-то позабавился с мозгом жертвы: верхняя полусфера черепа спилена и удалена – возможно, это сделано хирургической дисковой пилой. Часть мозга съедена. В убогой квартирке на сой 4/4, где обнаружен труп, найдены бумажная тарелка и пластиковая ложка. Все это свидетельствует о невидимой руке Томаса Харриса.

– Так почему никто до сих пор не арестовал этого Томаса Харриса?

– Потому что он не совершал убийства. Он писал романы, которыми руководствовался преступник. Кстати, еще использовался рассказ Эдгара По «Колодец и маятник» и «черная литература». Я бы не удивился, обнаружив у него томик Бодлера. – В ответ на озадаченный взгляд Викорна я добавил: – Чтобы в этом разобраться, надо быть хотя бы наполовину фарангом.

– Вот именно. Считай, что дело твое.

– Я не хочу этого дела. Не хочу повышения. Пусть все достается Сукуму. Если он пожелает, я помогу.

Лицо полковника застыло в презрительной гримасе.

– Опять медитировал? Я всегда могу определить, когда из тебя вылезает несостоявшийся монах. Это чертовы горы превратили тебя в такого ханжу? Надо было послать с тобой кого-нибудь еще.

Я не стал ему отвечать: «Вы прекрасно понимаете, что у меня на душе». Полковник, качая головой и притворясь, что обескуражен, вернулся за стол.

– Другие крестные отцы беспокоятся, как бы свои же их не обворовали. И это нормально. А мне приходится волноваться, как бы ты не ушел к Будде. За что мне такое? Убирайся. Но имей в виду: Голливудское дело – за тобой.

Я поднялся, но с порога попросил смиренным, полулживым голосом:

– Пусть дело ведет Сукум. А я его раскрою. Не хочу обременять себя бумажной работой.

Полковник неопределенно поджал губы, и на этом я с ним расстался.

Вернувшись в общий зал, к себе за стол, я открыл на компьютере поисковик, чтобы свериться со своим гороскопом. В следующие два дня мне надо было избегать коллекционеров древностей и вызывающих клаустрофобию закрытых пространств. Китайский гороскоп на одном из ясновидческих сайтов предрекал, что деревянных кроликов вроде меня ждет полоса удач. Интернет-вариант китайской «Книги перемен» (я всегда пользуюсь переводом Ричарда Вильгельма) был не так категоричен:

Гексаграма 36. Затмение света, строка шестая

Он проникает в левую часть живота.

Человек попадает в сердце затмения света

И покидает ворота и двор.

Вот как это звучало. Я полез в комментарии и тут заметил, что ко мне направляется красный от ярости Сукум. Коллеги-буддисты поглядывали на него с осуждением. Зал без перегородок дает возможность подготовиться к атаке с дальнего стола. Но мне захотелось съежиться и куда-нибудь забиться, пока он обходил стол за столом, за которыми полицейские в форме пытались рассортировать на мониторах по значимости бесконечно поступающие сообщения о преступлениях. Однако Сукум, как истинный таец, не стал устраивать скандал на людях – подойдя, не закричал, а скорее зашипел:

– Ты подхалим, лицемерный говнюк. Сумел уломать старика дать тебе расследование Голливудского убийства, потому что на прошлой неделе устроил ему выгодное дельце с наркотой, и теперь он выполняет любую твою прихоть. Меня от тебя воротит. Тебе не копом быть. Тебе надо сидеть за решеткой.

– Ты готов все это повторить полковнику Викорну? – тихо спросил я.

Сукум сразу сник, и мне стало его жаль. Ему так хотелось получить повышение, так хотелось продемонстрировать жене и друзьям, что он заткнул меня в искусстве сыска за пояс. Поэтому Сукум совершенно забыл о моем трауре. Мне сделалось грустно, оттого что мой коллега настолько во власти третьей чакры, отвечающей за алчность, агрессию и стремление доминировать. (Боюсь, я часто думаю о ней как о чакре фарангов, что, я знаю, совершенно несправедливо. Эта чакра нарушила спокойствие духа бедняги Сукума. А уж, повторюсь, кто, как не он, истинный таец.) Я вздохнул, поднял телефонную трубку и, глядя Сукуму прямо в глаза, позвонил секретарше Викорна Мэнни, которую мы все ужасно боялись.

– Госпожа Мэнни, извините за вопрос. Вы только что вызывали детектива Сукума, чтобы сообщить ему, что отбираете у него в мою пользу Голливудское дело?

– Да.

– Пожалуйста, передайте полковнику Викорну: я это дело не принимаю. Он может меня уволить, если захочется, но детектив Сукум занимается расследованием убийства американца больше трех недель и проделал большую работу.

– Что ты там бормочешь?

– Просто предайте старику мои слова.

– Ты назвал его стариком, или я ослышалась?

– Назвал. А теперь делайте то, о чем я попросил. – Я повесил трубку.

Не только Сукум, все в зале смотрели на меня. Такое впечатление, они готовились к тому, что сейчас рухнет потолок. На столе Сукума зазвонил телефон. Он бросил на меня дикий взгляд и кинулся на свой пост. Мы с интересом наблюдали, как менее чем за две секунды на его лице сменилась целая гамма чувств – от злости до подобострастия. Надо отдать ему должное: как только Сукум положил трубку, он направился прямо ко мне и благодарно сложил ладони у лба.

– Спасибо тебе. Буду благодарен за любую помощь, которую ты сможешь мне оказать. Знаю, ты очень занят, детектив, ты лучше, чем я. Прошу нижайше простить, что тревожу тебя во время траура. Признаю, отныне я твой кровный должник.

– Прекрати, – отмахнулся я. – У полукровки не может быть кровного должника. Просто я в этом году не в настроении принимать повышение.

Сукум ошарашенно уставился на меня и покачал головой. А когда совсем собрался уходить, я назвал ему имя Томаса Харриса и порекомендовал прочитать «Молчание ягнят» и «Ганнибал» – разумеется, по-тайски. Он ничего не слышал об этом ученом авторе. И его работ не читал, романов тоже. Я сказал, что можно получить представление, о чем он пишет, посмотрев фильм на DVD. А пиратскую копию легко приобрести за полторы сотни бат на прилавке на Сукумвит, напротив «Старбакса», в районе Нана (фаранг, когда с тебя пытаются содрать две сотни за диск – надо торговаться).

Мое великодушие оказалось для него непомерным – я вел себя слишком по-буддийски, совсем не по-копски.

– Минуту назад я тебя до смерти ненавидел, еле сдерживался, чтобы не убить, – растерянно прошептал он. – А теперь ты вроде мой самый большой благодетель. Это все твоя кровь фарангов, почему ты такой непонятный.

– Возможно, – добродушно согласился я.

Вместо того чтобы сразу отправиться к своему столу, как только что намеревался, Сукум с еще более виноватым видом топтался рядом с моим.

– В чем дело, кхун Сукум? Если у тебя трудности, постараюсь помочь.

Он немного подергался, словно ему пришло в голову поплясать.

– Я проделал кое-какую предварительную работу.

– И?..

– Жертву зовут Фрэнк Чарлз. У него роскошная квартира на Восьмой сой.

– И?..

– Но ты же помнишь, его нашли в ночлежке на сой 4/4.

Я уперся в спинку стула так, что он встал на задние ножки, и, чтобы сохранить равновесие, положил ноги на стол.

– Разве я тебе не объяснял, кхун Сукум: когда фаранги имеют много денег, они не тревожатся о тратах. В силу вступают другие факторы.

– Как например?

– Например ему не хотелось, чтобы охрана в его доме знала, что он каждый вечер приводит новую женщину, а может, и не одну. Он опасался, вдруг кто-нибудь расскажет о его поведении в Голливуде.

– Разве там нет проституток?

– Конечно, есть. Но фаранги сильно страдают от недуга, который называется лицемерием. Не исключено, именно поэтому он и оказался в Таиланде. О чем свидетельствует его паспорт? Как часто он приезжал сюда?

– За последние десять лет по четыре раза в год.

Я развел руками, словно приглашая детектива Сукума согласиться с моей сомнительной оценкой ситуации.

– Может, стоит рассмотреть версию, что он один из тех знаменитых фарангов, которые одновременно являются сексоголиками и часто приезжают в Бангкок, хотя делают вид, будто работают дома на компьютере? Среди литераторов таких наберется немало, еще больше – среди шоуменов из Калифорнии, много среди склонных к критике британских журналистов, не говоря уже о юристах из Гонконга. Если так, он купил квартиру, чтобы находиться поблизости от Седьмой сой.

– А что там есть, на этой Седьмой сой? – беспомощно пробормотал Сукум.

– «Сад роз».

– Бордель?

«Как объяснить, что такое „Сад роз“?» – вздохнул я про себя.

– Не совсем. Там много, так сказать, свободных художниц. Это заведение вполне устраивает молодых матерей, которые нуждаются в деньгах, – не важно, замужем они или нет; девушек, которые хотят по вечерам обслуживать своих приятелей; женщин, у которых неполный рабочий день и они, ускользнув с работы, прежде чем вернуться домой к ужи ну, могут управиться с одним-двумя клиентами. – Мне пришло в голову, что здесь уместно назидание: – Непреложная истина заключается в том, что беспорядочные связи делают мужчин счастливее. И многих женщин тоже, особенно если им за это платят.

– Там полно фарангов?

Я заметил в нем предательские признаки тайской застенчивости и спросил:

– Хочешь, чтобы я отправился с тобой?

Сукум с облегчением кивнул и улыбнулся. Прежде чем покинуть свой стол, я отправил Кимберли сообщение:

«Можешь чем-нибудь поделиться по поводу голливудского режиссера Фрэнка Чарлза?»