Текст книги "Крестный отец Катманду"

Автор книги: Джон Бердетт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 23 страниц)

– Ты святой. Только не соверши ошибку – не превратись в святого затворника.

– Так иногда меня называет Нонг.

– Милый, просто думай обо всем хорошем, что ты сделал, не позволяя все эти годы Викорну развернуться. Только в прошлом месяце ты напился и хвастался здесь во дворе… То есть, я хотела сказать, у тебя невольно вырвалось, сколько ты спас человек, нашептывая ему в уши слова милосердия и сострадания.

– Приходилось представлять это самой лучшей стратегией. Играл Кондолизу Райс, в то время как сержант Руамсантия играл Чейни.

– Вот именно, тилак. Как раз это я имею в виду. И твоя мать тоже. Ты очень умно им управляешь. Вся общественность Восьмого района должна быть тебе благодарна.

Вот как стала выражаться Чанья: «общественность», «невольно вырвалось» – и все после того, как записалась на заочные курсы по социологии в один из наших интернет-университетов.

– Не исключено, моя тактика имела успех только потому, что я действовал неофициально. Но стоит мне сделаться его консильери и согласиться на зарплату, я уже не смогу грозить ему каждые пять минут уйти в отставку, как делаю сейчас. Викорн немедленно размажет меня по стенке.

В этом месте я состроил умоляющие глаза – обычно беспроигрышный прием, – но на этот раз он оставил жену равнодушной.

– Дорогой, в этом году тебе исполняется тридцать семь лет. Ты больше не одаренный мальчик. Пора взрослеть. Ты будешь великолепно работать в должности – как ее там называют? И станешь спасать в два раза больше жизней, чем теперь. Викорн станет внимательнее к тебе прислушиваться. А как же иначе: он же должен будет доказать… – Ее голос очень грамотно стих.

Из меня словно выпустили весь воздух. Я на мгновение задержан взгляд на Пичае, погладил его по голове и тяжело вздохнул.

– И сколько же собирается платить мне Викорн? Ведь Нонг тебе наверняка сообщила? Что пообещал ей полковник?

– Если честно, мать от твоего имени вела с ним переговоры. Он начал со ста тысяч, но ведь Нонг гениально умеет убеждать. Она привела те же самые аргументы, что и ты сейчас, только с большей пользой. Не забыла об опасности, которая будет угрожать Пичаю и мне, упомянула о том, что, зная, как ты рискуешь, твоим родным придется испытывать постоянное напряжение. Вспомнила Пичая, то есть его прошлую инкарнацию – как он погиб, исполняя служебный долг, а ведь его к этому даже никто не принуждал. – Чанья помолчала, улыбнулась резервуару с водой, повернулась с сияющим видом ко мне. – Ей удалось расколоть его на две с половиной сотни.

– Двести пятьдесят тысяч бат в месяц! – Я по достоинству оценил услышанное. Никому не удавалось выколотить столько денег из Викорна.

– Твоя мать неподражаема, и все это она сделала ради нас. Только подумай: мы сможем отдать Пичая в международную школу, он будет говорить по-английски без акцента, станет знаменитым хирургом, как хотел в прошлой жизни, но не сумел, потому что происходил из бедной семьи. А если мне придется еще рожать, можно будет воспользоваться больницей международного уровня, а не услугами этого идиота детского врача, который так и не сумел разобраться с моим молоком, из-за чего Пичай каждую ночь плакал от колик. Купим дом на охраняемом участке за высоким забором, и больше не придется беспокоиться о безопасности.

– Вы с Нонг уже приняли от моего имени предложение Викорна?

Чанья просияла и состроила мне глазки. Я выразительно кивнул на сына.

– Все в порядке. Моя сестра приезжает сегодня из деревни. Она обещала пару дней позаботиться о Пичае. Ночь будет в нашем распоряжении.

Это было сексуальное насилие самого бесстыдного свойства. Чанья тоже так считала и гордилась этим. После того как я кончил в третий раз (я вовсе не хотел кончать три раза подряд, но жена решила непременно доказать, что она хороша, как всегда. Я же почувствовал себя совершенно разбитым, но ничего не сказал), Чанья с нескрываемым торжеством спросила:

– Ну так как, ответишь «да»?

– Дорогая, я не прочь рисковать жизнью…

Чанья закрыла мне ладонью рот.

– Знаю: за нас ты готов умереть тысячу раз и совершить тысячу преступлений. Но мы не этого от тебя хотим. Оттого что ты сделаешься консинем, нам станет безопаснее и ты будешь много получать Во всяком случае, все будут знать, что ты его консинь. – Она одарила меня бесконечно искренним взглядом, и я даже не стал поправлять ее, что я не консинь, а консильери. – Сончай, с тех пор как у нас появился Пичай, я повзрослела. В деревне есть тысяча способов жить счастливо, а в городе всего один: иметь деньги. Мне невыносима мысль, что Пичай станет наркоторговцем и будет бегать по городу, продавая яа-баа, как вы поступали с ним, когда он жил прошлой жизнью. Печально говорить, но для его поколения выбор один – либо образование, либо продажа наркотиков. Так же как для девушек: либо образование, либо проституция. Глобализм и капиталистическая демократия не предполагают середины. Что ты делаешь?

Я махал правой рукой, сложив вместе большой и указательный пальцы.

– Выбрасываю белый флаг.

Припоминаю, что на этом решении мы остановились и начали спокойно ждать, каким образом Викорн будет использовать меня в новой должности, за какие такие подвиги он собирается платить мне четверть миллиона бат в месяц.

Похоже, Викорн уже все придумал.

Глава 4

Но так ли это? За долгие годы мне не раз приходилось наблюдать блестящие стратегические ходы полковника, и я понял, в чем состоит природа его гениальности – в импровизации. Его планы представляли собой общие мысли, как одолеть своего главного врага – генерала Зинну из Тайской королевской армии, и их он приспосабливал к конкретным обстоятельствам. Не думаю, что даже Викорн мог помышлять о чем-то настолько странном, как тибетец по имени Тиецин.

Прошел по крайней мере месяц с тех пор, как я стал консильери при нашем полицейском крестном отце. Я даже успел получить чек на сумму, в тридцать раз большую, чем зарабатывал раньше, когда не имел титула консильери, хотя занимался ровно тем же самым. Тогда-то меня и вызвала секретарь полковника злющая лейтенант Мэнни.

Я сидел за столом и испытывал чувство вины из-за того, что внезапно стал богаче всех честных полицейских парней. Вот только таких совсем не много, так что я зря себя изводил. И одновременно размышлял, не унаследовал ли я от давно потерявшегося американского папочки-солдата болезнь фарангов мучить себя обвинениями. В результате раздумий я понял: нужно что-то сделать, чтобы заслужить деньги, – пусть даже незаконное и дурное, пусть даже это приведет меня на пару сотен лет в ад, куда попадают наркоторговцы. (Трансформация мифа о Сизифе: ты вечно толкаешь камень вверх по склону горы к находящемуся на вершине огромному шприцу. Вот-вот готов уколоться, но тут силы покидают тебя и ты катишься к подножию. Это уготовано только для рядовых наркоторговцев, а что произойдет с их боссами, я даже не решался представить.)

– Двигай сюда, босс требует, – рявкнула Мэнни.

Я постучал в дверь Викорна, можно сказать, даже властно, дождался его «да» и, войдя, обнаружил, что мой начальник стоит у окна с выражением на лице, которого я ни разу у него не замечал. Слово «недоуменное» не вполне соответствовало тому, что я увидел.

Викорна словно мучила жуткая дилемма: верить или не верить внезапно привалившему незаслуженному счастью. Он повернулся, посмотрел на меня, покачал головой и, не проронив ни слова, вернулся к столу. Я пожал плечами и, не спросив разрешения, сел напротив. Долго-долго глядел на портрет его величества нашего обожаемого короля, который висел над плакатом, демонстрирующим все страсти полицейской коррупции. Викорн по непонятной причине любил этот плакат – видимо, потому, что в нем раскрывались источники его богатства и в моменты напряжения он приносил ему утешение.

– Мне только что позвонили, – наконец начал полковник.

– Я вас слушаю.

– Это самое странное, что мне когда-либо говорили. – Он помолчал, словно не в состоянии продолжать разговор, настолько его поразила эта странность. – Звонили из Катманду, из Непала.

Я начинал понимать смысл того, что он говорит. Никому бы не пришло в голову звонить Викорну по делам правоохранительной работы. Так кто, черт побери, сподобился тревожить его из Катманду?

– Кто звонивший: таец, непалец или фаранг, мужчина или женщина?

– Ни один из перечисленных, – усмехнулся полковник. – Это был тибетец. И он утверждал, что является кем-то вроде ламы. Ты в курсе этих дел – лама достаточно высокое положение?

– В духовном смысле наивысшее. Сам далай-лама часто утверждает, что не в состоянии сравниться с ламами в их достижениях – жить четырнадцать лет на одной чайной ложке риса в ледяной пещере, при этом медитировать голыми в позе лотоса и вызывать красный дождь. Вот какие эти ламы.

– Но он говорил немного по-тайски. Не хорошо, даже скорее плохо, но как-то по-книжному, словно выучил слова с пленки.

Тибетский лама, говорящий по-тайски? И все-гаки это было вполовину не так удивительно, как то, что тибетский лама решил позвонить Викорну.

– Что он сказал?

По лицу моего босса пробежала тень, и он покачал головой.

– Много чего наговорил. – Полковник в упор посмотрел на меня. – Он знает о нас все. Знает, чем мы занимаемся. Знает о нашей проблеме с генералом Зинной – о нашей с ним вражде. И он сделал предложение. – Викорн придал многозначительность взгляду. – Предложение, от которого, если оно не липовое, мы не можем отказаться.

– Что за предложение?

– Он предложил вывести генерала Зинну из игры, что позволит мне подмять под себя не только торговлю, которую мы и без того держим в руках, но и снабжение. – Полковник подошел к самому главному и вгляделся в мое лицо. – Он предлагает решить все наши проблемы с доставкой – с трафиком из Афганистана и Пакистана в Бангкок.

Я покачал головой.

– Кто-то, пичкая вас небылицами, пытается получить долю в деле. Вам за тридцать лет так и не удалось решить проблему со снабжением. Какую помощь может оказать религиозный фанатик из Гималаев?

– Знаю, знаю. И он тоже понимает, что нас нелегко убедить. Поэтому предложил принять решение после того, как он продемонстрирует нам свои возможности и результативность. Если откажемся, он обратится к Зинне.

– Что-то не похоже на поведение духовного лица.

– Будь он на самом деле духовным лицом, какой нам от него прок? – Викорн поскреб щетину под подбородком. – Когда я говорил, что он все про нас знает, я именно это имел в виду. Знает о тебе. Упомянул твое имя. Хочет, чтобы ты был в деле. И только благодаря тебе предпочел нас Зинне. Только Будда в курсе, где он раздобыл информацию. Но был настолько прямолинеен, что заявил: если мы вынудим его обратиться к Зинне, тот настолько разбогатеет, что через пять лет сотрет нас в порошок.

– А откуда нам знать, что это не подстава, скажем, со стороны антикоррупционного отдела?

– Надо следовать его инструкциям, которые не слишком сложны.

Я дернул подбородком.

– Что за инструкции?

– Завтра примерно к половине одиннадцатого вечера отправишься к иммиграционным стойкам аэропорта Суварнабхуми. Представишься дежурному офицеру. Кто-то попытается пройти через иммиграционную службу, чтобы сесть на рейс КЛМ в Амстердам. Если верить тибетцу, этот человек будет задержан. Твоя задача – присутствовать и наблюдать. Больше ничего.

Викорн замолчал, и я ждал откровений. Прошла минута. Полковник полез в ящик стола и достал листок бумаги с фотографией.

– Он спросил мой личный адрес в Интернете и прислал вот это. – Полковник протянул мне листок. На одной стороне был напечатан цветной снимок исключительно красивой блондинки лет двадцати пяти – тридцати. – Он утверждает, что ее зовут Рози Маккой. Она австралийка, работает на Зинну, занимается контрабандой наркотиков.

– Не понимаю. Если даже все правда, что это доказывает?

– Доказывает, что он смелый парень и знает, как навредить Зинне, если мы примем его предложение.

Викорн сверлил меня взглядом, пока я не опустил глаза. Ему прекрасно удалось передать эмоциональный накал слов «навредить Зинне». Так какие требовались еще доказательства?

Я взял фотографию и собрался уходить. Но когда оказался у двери, Викорн окликнул меня.

– Если дело стоящее, тебе придется отправиться в Катманду.

Глава 5

Наш аэропорт узловой. Рейсы в Лос-Анджелес и другие американские города отправляются рано утром. В Лаос, Камбоджу, Вьетнам, Китай и во всевозможные пункты на севере и на юге самолеты вылетают каждые пять минут в течение всего дня, а в Европу – главным образом поздно вечером. Так почему в нашем новеньком, с иголочки, аэропорту так мало туалетов? Архитекторам из фарангов и нашему утверждающему их планы комитету почему-то показалось неудобным, если в здании будет столько удобств, чтобы хватило на всех.

По дороге я выпил три чашки холодного чая с лимоном, и теперь мне срочно требовалось отлить. Холодный чай с лимоном – это много сахара и грязного льда; в жару действует как героин. Не пробуйте его, и вы никогда не узнаете, насколько он хорош. Я встал в очередь.

Не могу не признать одного: архитекторы в своей невежественности проявили демократизм – в очереди вместе с простолюдинами вроде меня стояло немало типов явно из первого класса с украшенными монограммами баулами. И все мы, отбивая каждый в своем ритме нетерпеливую сортирную чечетку, были равны пред ликом Будды. И все с болезненным интересом наблюдали, как очередной счастливчик, сильно передернувшись, уже собрался было застегнуть ширинку и дать дорогу к писсуару следующему из очереди, но вдруг обнаружил, что не вся жидкость покинула его тело. И снова вздрогнул, да так сильно, что я испугался, как бы не вылетело наружу все содержимое его брюк, – наверняка он испытывал коллективное психическое давление всех стоящих у него за спиной. Но вот он отошел от писсуара, и очередь продвинулась на одно лицо.

Когда я оказался в иммиграционной службе, было почти половина одиннадцатого – начиналось время паспортного контроля улетающих в Европу пассажиров.

У возглавляющей иммиграционную службу женщины-полковника мое появление, против ожиданий, не вызвало раздражения. Ревностная буддистка, она считала, что любая помощь уместна, если речь идет о сдерживании злостной волны наркотрафика. У ее сотрудников было дел по горло, и они тоже обрадовались поддержке со стороны.

Полковник намекнула, что не очень в курсе, откуда взялась наколка, пришедшая с высот Гималаев, поэтому не исключено, что мое присутствие будет в самом деле полезно. Кроме того, что женщина была искренне верующей, честной, симпатичной и незамужней, мы оказались с ней одного возраста. Не собираюсь хвастаться, но она смотрела на меня так, словно хотела съесть, а потом отправила в глухой угол аэропорта, откуда открывался хороший обзор зоны паспортного контроля и где стояли две ее «девочки» в элегантных белых рубашках с погончиками, синих юбках и со свирепым выражением лица. Они не возражали против моего общества, но вслух удивлялись, чем это им может помочь мужчина. Я объяснил, что присутствую только в качестве наблюдателя, потому что Викорн получил ту же наколку, что и они.

Делать было особо нечего, только флиртовать. Я, сохраняя преданность Чанье, заявил, что счастлив в браке и что у меня есть сын, которого я безумно люблю. Они рассказали мне о своих семьях – это сопровождалось множеством намеков, подмаргиваний и подталкиваний локтями. Но когда появилась преступница, мы разом напряглись и, профессионально подобравшись, привели себя в боевую готовность.

Я, чтобы не ошибиться, достал фотографию, но сомнений и без того не оставалось: девушка, которая встала в одну из очередей для прохождения паспортного контроля, – та самая, что на фотографии из Гималаев. Только во плоти выглядела еще более потрясающе. Светлые волосы почти белого цвета – за такие азиаты готовы пойти на убийство. Тело из тех, что вылеплено изнутри благодаря обилию женских гормонов, а грудь, как у нее, не купить даже в Голливуде. Короче говоря, ее фигура достойна разворота журнала. Девушка излучала беззаботность – видимо, от осознания, что она может вывернуться из любой ситуации. Не думаю, что в ее небрежной походке, когда она катила за собой чемодан, было что-то от нарочитого высокомерия. И в том, как она повиливала ягодицами, его было не больше. Ее манера напоминала самолюбование зверя. Она безоговорочно верила, что никому не удастся найти то, что, согласно имеющейся у нас информации, было спрятано у нее внутри.

Мы ждали, когда нужная нам пассажирка подойдет к кабинке, чтобы убедиться, что ее паспорт соответствует тому, о котором сообщил информатор.

Очередь двигалась к сидящему в кабинке за изометрической камерой сотруднику иммиграционной службы, и я почти слышал, как девушка подбадривает себя (когда-то давно сам работал в аэропорту): «Все в порядке, ты работаешь с профессионалами, людьми, которые правят Таиландом; нет никакой опасности попасться. С какой стати? Чтобы попасться, надо чтобы на тебя кто-нибудь донес, а ты сотрудничаешь в людьми, среди которых доносчиков нет. На доносчиков тут же доносят, поэтому провала быть не может».

Она достала айпод, наушники и принялась слушать музыку. Я подумал, уж не композиции ли из сборников «Будда-бар». [7]7
  «Будда-бар» – музыкальные компиляции уроженца острова Маврикий, индуса-диджея Дэвида Равина и диджея-продюсера Клода Шалля.


[Закрыть]А к тому времени, когда подошла к кабинке, она настолько хорошо владела собой, что сумела улыбнуться тайцу в белой рубашке с синими погонами без тени лукавства. Пограничник окинул взглядом ее лицо и плечи и, прежде чем начать заносить в компьютер данные ее паспорта, коротко улыбнулся в ответ. Ободренная его улыбкой и уверенная в волшебном воздействии своей груди на воображение мужчины, она позаботилась о том, чтобы продемонстрировать ее в полной мере, – позволила себе фамильярно облокотиться на конторку и приняла соблазнительную позу. Если что, она могла сослаться на жару и недостаточно охлажденный кондиционерами зал аэропорта. Даже когда пограничник поднял трубку стоящего у его локтя телефона, не проявила ни малейших признаков паники. Подумала, наверное, человек готовится к перерыву и заказывает чай. Но когда из ниоткуда возникли три сотрудницы иммиграционной службы и я, и та из трех женщин, которая десять минут назад откровеннее других со мной флиртовала, положила руку ей на плечо, и мы все сомкнулись на случай, если ей придет в голову бежать, вот тут у нее внутри все болезненно, тошнотворно сжалось, коверкая душу, перевернулось, и она пошатнулась.

– Пожалуйста, пройдемте с нами, – предложила сотрудница иммиграционной службы, и ее рука скользнула с плеча задержанной ей под мышку. Ее английский был превосходен, если не считать явного тайского акцента. Мисс Рози Маккой внезапно лишилась дара речи и, как испуганный ребенок, беспомощно кивнула. Мы отвели ее в разделенное на две части длинное помещение. В передней комнате стояло несколько пластмассовых стульев, в дальней работал рентгенолог в белом халате. До Рози в очереди к рентгеновскому аппарату стояли еще четверо пассажиров – все мужчины.

Рентгенолог действовал быстро. Раздеваться не было необходимости. Рози стоя прижали к аппарату, отошли назад, раздался щелчок, и все было кончено.

Послышались восклицания на тайском языке. Говорящая по-английски сотрудница показала задержанной снимок, и мы, не без злорадства, тоже пошли посмотреть изображение.

Есть! Во влагалище, словно напряженный, но неподвижный член, находился презерватив. Он был набит порошком, который ярко сиял на фоне тусклых контуров костей и плоти. Контрабанда в нижнем отделе кишечника сверкала не с такой силой, но от опытного глаза не укрылась: пять предметов с закругленными краями. По нашим сведениям, это был стопроцентно чистый героин. В Амстердаме или Маастрихте теперешний объем чистейшего порошка она бы увеличила в пять раз и продала по шестьдесят долларов за грамм.

Женщина до смерти перепугалась: ее жизнь в двадцать семь лет внезапно подошла к концу. В глубине груди возник пронзительный крик и без всякого усилия с ее стороны сорвался с губ. Сотрудница иммиграционной службы отвесила ей крепкую пощечину, и Рози Маккой замолчала. Стала шарить по карманам и дрожащей рукой достала мобильный телефон.

Но звонить ей запретили.

– Пожалуйста, пожалуйста… Вот все мои деньги – возьмите, только разрешите один звонок. Умоляю.

Моя коллега несколько мгновений смотрела на открытый пояс с деньгами, затем перевела взгляд на других.

– Уберите ваши деньги. Я не возражаю, чтобы вы сделали один звонок. Только не пытайтесь ничего стереть из памяти телефона, иначе сильно пожалеете.

Рози позвонила, но, как я понял, из всего арсенала оружия в ее распоряжении остались одни австралийские ругательства.

– Слушай, ты, грязная кошелка, вонючий овечий хвост, придурок, тупой ублюдок, кусок собачьего дерьма, знаешь, что я собираюсь сделать? Настучу на тебя и зарою так глубоко, что никто не найдет. Я не пойду на дно одна, поганая ты задница, прихвачу тебя с собой, гнусная блевотина. Ты говорил, все тип-топ и безопасно, таможня в руках и за двадцать лет у вас никто не попался. Идиот, сволочь, сраный врать. Тебе крышка, готовься к смертельному уколу, гнусный козел.

В изнеможении она закрыла телефон и разрыдалась. Ее отвели в женский туалет и, как могли, успокоили. А затем предложили либо самой вытащить презерватив из влагалища, либо уступить эту работу сотруднице иммиграционной службы.

Потом мне рассказали, что Рози решила все сделать сама. Но от страха и отчаяния ее вульва съежилась, как грецкий орех, а руки сильно тряслись. Когда ее усадили на стул с резиновым сиденьем, она описалась. В итоге одна из женщин натянула на руки пластиковые перчатки и, воспользовавшись гелем-смазкой, чтобы презерватив не разорвался и его содержимое не попало в организм, извлекла товар. Причем сделала это с осторожностью, добротой и состраданием, как и положено буддистке по отношению к своей сестре по полу. Оставалось только сопроводить Рози в ближайшую больницу, где опытные в таких делах медсестры дали ей слабительное. С таким количеством отравы в кишках Рози сами девчонки из иммиграционной службы справиться не могли. Я же тем временем проверил ее мобильный телефон, чтобы выяснить, кому она звонила в последний раз.

Оказалось, она набирала номер некоего Марка Уайтмена, известного мне англичанина. Он был мелкой сошкой в одном процветающем предприятии по транспортировке наркотиков, которым заправлял не кто иной, как генерал Зинна из Тайской королевской армии. Я получил информацию, за которой приехал, и, достав свой мобильный, позвонил Викорну.

– Источник сказал правду. Информация подтвердилась. Зинне нанесен удар.

– Раз ты там, бери билет в Катманду.

– Я консильери, мне положен первый класс.

– Полетишь бизнес-классом. Первый привлекает слишком много внимания.

– Возьму билет на самый ранний утренний рейс. Ночью самолеты туда не летают.

Разъединившись, я подошел к книжному киоску аэропорта купить путеводитель по Непалу.

Да, забыл сказать: когда я взглянул на паспорт Рози Маккой, то обнаружил визу на всю страничку в Королевство Непал, а также въездной и выездной штампы. Она прилетела в Таиланд после трех месяцев пребывания в Гималаях. Какое совпадение.