355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Джон Бердетт » Крестный отец Катманду » Текст книги (страница 21)
Крестный отец Катманду
  • Текст добавлен: 9 октября 2016, 12:20

Текст книги "Крестный отец Катманду"


Автор книги: Джон Бердетт


Жанр:

   

Триллеры


сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 23 страниц)

Глава 48

Служанка-филиппинка подала нам завтрак на просторный балкон с видом на город. Нь указал на парящих над высокими жилыми домами грифов.

– С каждым годом их становится все меньше. Чудо, что они вообще не исчезли.

После кофе и свежих круассанов он отвез меня на конечную станцию железной дороги, где я сел на поезд, идущий в аэропорт. Это был не обычной поезд: все двадцать минут пути по вагонам ходила проводница, проверяя, всели довольны обслуживанием. Она одарила меня обычной гонконгской оплаченной улыбкой, но ее взгляд задержался на моей одежде.

Из аэропорта я позвонил Сукуму и рассказал о проведенном с Джонни Нь вечере. Он отказался что-либо обсуждать по телефону, излучал один только страх, и я понял: груз всей информации, которую еще предстоит узнать, придется нести одному. Как только самолет приземлился в Бангкоке, я позвонил ему снова.

– Мы же договорились, разве не так? Я веду расследование. Ты со мной или нет?

– Не по телефону. Я приеду к тебе домой. Хотя нет, не хочу, чтобы видели, что я был у тебя в гостях. Пусть не думают, что у нас с тобой личные связи.

– Мне изменить внешность?

– А сделаешь?

– Шучу, детектив.

Су кум кашлянул.

– Как насчет железнодорожной станции Хуа Лампонг?

– Через тридцать минут.

Я сижу в привокзальном кафе, пью холодный чай с лимоном и смотрю, как туристы сваливают рюкзаки на платформе, откуда поезда уходят в Чиангмай и по всем северным направлениям. Здесь, как обычно, много людей – в основном тайских крестьян. Они приехали в большой город искать счастья или, ничего не добившись и разочаровавшись, уезжают. Многочисленные продавцы торгуют едой, жулики предлагают донести вещи до такси. Под старомодным табло с вращающимися табличками, на которых обозначено время отправления поездов, висят большие часы. Так и хочется, глядя на них, представить, что все происходит лет сто назад, когда вокзал еще новый, да и часы тоже.

Сукум опаздывал, Сукум трусил. Наконец он появился – в джинсах, черной майке и темных очках. На уровне глаз держал развернутую тайскую газету, и перед каждым шагом, чтобы не упасть, ему приходилось заглядывать под нее. Но при этом шел он походкой полицейского. А увидев меня, дал знак, который должен был означать: не здоровайся. Вместо того чтобы сесть рядом, он устроился за соседним столом и достал пачку сигарет. Сукум – некурящий. Я старался не смотреть, как он открывает коробку, щелкает по ней большим пальцем и, выбив сигарету, неуклюже закуривает. Импровизируя, я выждал несколько мгновений, а затем попросил у него сигарету. Сукум бросил мне пачку. Воспользовавшись ситуацией, я подошел и попросил у него огонька. Сукум не переставая стрелял по сторонам глазами. Я заметил, что его лицо покрылось потом, а майка, промокнув, стала еще чернее.

– Купи газету, – прошипел он.

Я нашел продавца, приобрел свежий номер «Тай рат», снова сел за свой стол, но ближе к Сукуму, и повел разговор так, словно отпускал замечания по поводу сегодняшних новостей.

– Ты в самом деле встречался с Джонни Нь? – Несмотря на страх, Сукума покорил тот факт, что я сумел глубже проникнуть в сердце тьмы, чем он десять лет назад, когда начал расследование по делу Мими Мой.

– Да.

– И он с тобой говорил?

– Говорил. Но этот тип знает, как себя держать, чтобы выжить. То, что он сказал, к делу не пришьешь. Я хочу, чтобы ты заполнил эти пробелы.

Сукум, представив, какая бездонная пропасть разверзлась у него под ногами, покачал головой.

– Хорошо, – прохрипел он. – Рассказывай.

Я поведал ему историю китайского «солдата удачи», в трагедии которого были свои светлые стороны. После «культурной революции», когда Мао объявил его родителей врагами, родственники передавали мальчика из рук в руки, пока его не приютила английская семья, жившая в Гонконге, который тогда был еще британской колонией. Все время получалось так, что его приемные семьи были богатыми и хорошо образованными. И сам он оказался очень и очень неглуп.

Бисексуал, еще довольно молодой – тогда ему было между двадцатью пятью и тридцатью годами, – дерзкий, легко ко всему приспосабливающийся, свободно говорящий по-английски и на трех китайских диалектах, включая теочью, не имеющий моральных принципов красавец Джонни отправился в Бангкок проверить, не откроется ли для него каких-нибудь возможностей с дальней знакомой родных, преуспевающим фармацевтом, которая оказалась всего на несколько лет старше его. Джонни женился на ней через три месяца после того, как они познакомились, хотя не ожидал от брака ни любви, ни семейной жизни в обычном смысле слова.

Мими Мой в традиции китайских женщин из высших слоев была не от мира сего и нисколько не интересовалась сексом. Поэтому они легко заключили сделку: на общественных мероприятиях он будет служить ее респектабельным и приятным на вид фасадом, а она взамен станет обучать его самому тайному и прибыльному аспекту мастерства работающего с драгоценными камнями ювелира. Их симбиоз можно было назвать «браком одиночек».

Когда в моем рассказе прозвучали слова «драгоценный камень», я внимательно всмотрелся в лицо Сукума. Тот впал в глубочайшее уныние.

– Вот только Мой вообще ничего не знала о драгоценных камнях. Ведь так, детектив?

Сукум застонал, а я продолжил:

– Разве что могла отличить настоящий сапфир от подделки. Этому она, без сомнений, научилась, еще сидя на коленях у матери.

Сукум закурил вторую сигарету. Я решил, что эту – не только для виду.

– Продолжай. – Он задохнулся дымом.

– Так всегда бывает, если речь идет о Китае: на каком-то этапе требуется историческое отступление. Я имею в виду триаду 14К.

Сукум как раз стряхивал пепел, уронил сигарету в пепельницу, а когда извлек ее оттуда, она оказалась черной, и ему пришлось закуривать новую.

– Я не имел представления о широте размаха операции триады. Не знал, что ему удалось колонизировать половину стран Тихоокеанского бассейна.

– За пределами Гонконга это общество не называется 14К, – прошипел Сукум. – Он разве не сказал, какое они взяли банальное тайское название?

Я удивленно изогнул брови.

– Конграо, – выдал Сукум. – Называй так, если говоришь об этом со мной.

Конграо значит «наша вещь» и, как в случае с коза ностра, слово может употребляться в разговоре, не вызывая дурных мыслей. Фраза, которую слышишь тысячу раз за день.

– Хорошо. История Конграо уходит корнями в девятнадцатый век…

– Семнадцатый.

– Как скажешь. Китайские тайные общества по сути глубоко религиозны. То, что наблюдают белые на церемониях – все эти тарабарские заклинания, идолопоклонничество да игра на суеверии, – призвано затуманивать мозги, запугивать и приводить к беспрекословному подчинению членов клана. Нечто подобное мы наблюдаем у сицилийцев. Но фаранги не понимают, что азиатские общества, особенно криминальные, не просуществовали бы столько столетий, если бы в них не было заложено духовной основы. Обряды эффективны, потому что за ними стоит нечто.

– Верно, – кивнул Сукум, зажигая дрожащими руками очередную вонючую сигарету.

– И как часто бывает в Азии, – продолжил я, – организационная сторона культа является прерогативой одной семьи. В ее обязанности входит поставлять жриц, которые руководят обрядами.

Вот теперь, когда я выпустил кота из мешка, Сукум, похоже, испытал почти облегчение.

– Мы говорим об исключительно успешной операции, которую столетиями обеспечивали преданные мужчины и женщины. Они никогда не считали себя преступниками, а только людьми, столкнувшимися с необходимостью выживать во враждебной среде, где требуется беззаветная верность, полное сохранение тайны и где ученичество длится более пятнадцати лет. Вот почему так важны обряды и вот почему жрицы должны быть на уровне. Основываясь на вековой системе конфуцианских ценностей, Конграо давно держит первенство в Тихоокеанском регионе, выступая в роли ростовщика, предоставляющего займы под грабительские проценты. Например, все крупные незаконные геофизические исследования в Камбодже, Таиланде и Малайзии финансируются именно Конграо. Но даже геофизические исследования не идут ни в какое сравнение с самым прибыльным делом, которое в течение трехсот лет неизменно приносило доход и охранялось самым тщательным образом. Героин и амфетамин – хорошие для товарооборота культуры, но и они близко не дают тех денег, как этот бизнес: покупка, огранка, полировка, подделка, контрабанда и продажа драгоценных камней.

Сукум перестал курить. Сигарета торчала у него между пальцами, и он не сводил с нее глаз. Не мог вымолвить ни слова. Поэтому я продолжил:

– Во многих отношениях Мой – идеальная жрица. Старшая дочь в семье, которая столетиями главенствовала в бангкокском отделении организации, с этой точки зрения – лучший выбор. Но с другой стороны, на нее опасно полагаться, поскольку она на самом деле полусумасшедшая. Поэтому Конграо потребовался человек, который бы присматривал за ней. Кто в этом смысле подошел бы лучше ее служанки, от которой Мой всю жизнь зависела и физически, и психически? Так служанку произвели в жрицу или в прислужницу Мой во время проведения обрядов. Она умна, управляема и на все сто китаянка. Никто не удивился, что ей удалось разбогатеть, это казалось вполне естественным, и ее уважали зато, что она сумела сколотить состояние, не нанеся ущерба обществу. Это стало возможным, потому что она упорно училась и узнала очень много о драгоценных камнях, особенно о сапфирах. И особенно об одном их виде, который называется падпарадша.

Я помолчал и посмотрел на Сукума. Детектив так и не сумел оправиться от ужаса и застыл, словно в трансе, не позволяя телу ни малейшего движения.

– Скажи мне, кхун Сукум, я уверен, ты знаешь: сколько людей из тех, что присутствовали в тот вечер на церемонии в доме Мой, связаны с торговлей драгоценными камнями?

– Все, – пробормотал он. – Служанка десятилетиями привлекала ювелиров и торговцев драгоценными камнями. Она заправляет всем ювелирным рэкетом в Таиланде. Ни один человек не уцелеет, особенно занимающийся сапфирами, если не вступит в Конграо, то есть не окажется у нее под пятой. Даже гости, не связанные с торговлей драгоценными камнями – политики, важные юристы, высшие полицейские чины, – благодаря действиям служанки куплены на деньги ювелирной индустрии.

– Да. Именно это сказал мне Джонни Нь.

Я замолчал. Хотел послушать, что еще мне поведает Сукум. Во всей истории это было самым интересным, хотя я сомневался, что даже он после десяти лет расследования, которое рано или поздно запретят, знает многое.

– Служанка, вероятно, лучше, чем кто-либо другой в Конграо, понимала, какой риск несет слишком большой успех. Так? – Я вынул из пластикового пакета захваченные с собой журналы. Среди них были и западные, но большинство местных. Их можно было назвать отраслевыми изданиями ювелирной промышленности. – Вот ее блестящая стратегия.

Я показан на белого мужчину в смокинге на центральном развороте. Подпись пространно объясняла, что местная гильдия ювелиров и торговцев драгоценными камнями, основываясь на опыте других профессиональных объединений, решила учредить должность человека-символа или иностранного представителя, который будет называться «послом» и являться общественным лицом гильдии на Западе, где проживают большинство клиентов. На должность посла по особым поручениям тайской ювелирной индустрии гильдия имеет честь назначить господина Роберта Томпсона.

– Убери, – пошипел Сукум.

– Ведь это ее третий муж. Тот, что трагически умер молодым от инфаркта, в то время как Мой и ее служанка были за границей. Тебе не кажется интересным, что служанка убедила гильдию назначить послом мужа своей госпожи?

Сукум не проявил желания говорить, и я вытащил другой, более свежий номер того же журнала.

– Тайская гильдия торговцев драгоценными камнями снова утверждает на должность своего посла фаранга. На этот раз им оказался француз Марсель Легран. Тоже в смокинге, ему тоже оказана честь назначения. Легран – этот тот, кого сбил пикап. – Я поднял глаза на Сукума.

– Ей не требовалось никого убеждать. – Он наконец решил перейти к сути. – Надо было делиться результатами своего жульничества с другими – я имею в виду торговцев драгоценными камнями. Взгляни на проблему в целом. Конграо не только обманывала нескольких региональных торговцев и сети розничных продаж и разоряла ювелирную индустрию соседних стран: Камбоджи, Малайзии, Шри-Ланки, Вьетнама и даже Бирмы – всем досталось.

– Понятно. И с самого начала было очевидно, что рано или поздно жертвы начнут мстить. Но с кем расправиться за беспрецедентное надувательство со стороны тайцев? Таиланд – загадочная страна не только для фарангов, но и для наших соседей. Язык в основном недоступен, бизнесом, скажем так, руководят семьи, которые умеют оставаться анонимными. Девяносто процентов оптовиков, торгующих ювелирными изделиями, чтобы не платить налоги, нигде не светятся.

Сукум кивнул.

– Так что это была очень умная мысль – прибегнуть к защитной коррозии. [75]75
  Защитная (анодная) коррозия – прием, когда защита металла осуществляется благодаря тому, что коррозии сознательно подвергаются специальные элементы.


[Закрыть]
Пусть удар принимает на себя подставной фаранг. В конце концов, в таких ситуациях убийства носят символический характер. Денег пострадавшим все равно не вернуть, но, отомстив, обиженная сторона успокаивается, и через некоторое время можно снова начинать вести дела в Азии.

– Все верно, – кивнул Сукум.

– Думаю, Уитерспун и Джонни Нь оказались слишком сообразительны, чтобы попасть в ловушку. Зато Томпсон и Легран с легкостью угодили в нее. Оба умерли. Удар был нанесен с таким мастерством, что полиция не нашла доказательств нечестной игры.

Не обращая внимания на сопротивление Сукума, я достал самый свежий из журналов, он вышел меньше года назад, и показал фотографию Фрэнка Чарлза. Американец тоже был в смокинге, и надпись свидетельствовала, что он почетный представитель почетнейшего общества тайских торговцев драгоценными камнями. Но Сукума фотография не взволновала. Он лишь махнул рукой.

– Это уже после меня. Я понятия не имею, как развивались события после того, как я поймал ее на уклонении от налогов. Теперь ты сам по себе, мне больше нечего добавить. Общее представление у тебя есть. Все, что ты с этого момента обнаружишь, не имеет ко мне никакого отношения. Остальное узнавай у Мой.

Я понимающе кивнул, затем заметил, что он слишком уж настойчиво постукивает по пепельнице. Когда Сукум ушел, я приподнял ее и обнаружил газетную вырезку. Даты на ней не стояло, но бумага успела пожелтеть.

Контеа, Танзания. Не так давно в маленькую деревушку на крайнем юге сонной африканской страны явился и быстро исчез Годо. [76]76
  Годо – персонаж пьесы Сэмюэля Беккета «В ожидании Годо», явления которого на протяжении всего действия ждут реальные герои.


[Закрыть]
В прошлом году во время пробного бурения шурфа корпорация, занимающаяся поисками залежей драгоценных камней, обнаружила так называемый галечник – техническое название непривлекательных маленьких камешков цвета сырых креветок. Эти камни из семейства сапфиров почти не имеют ценности, но часто служат индикатором присутствия своих дорогостоящих собратьев.

На целых полгода деревня стала местом средоточия бульдозерной и просеивающей техники, передвижных домиков, опор мобильной связи и небольшой армии обеспечения, куда входили кухня, прачечная и проститутки.

Но оказалось, что сапфиры в этом месторождении низкого качества – неинтересной окраски и с другими изъянами – и их невозможно выгодно продать. Двадцать первый век отхлынул, как высокий прилив, оставив местным жителям горы развороченной земли, и они продолжают чесать затылки: неужели это был не сон? Вот что говорит владелец лавки Иомо Матембеле:

– Мы уже думали, что Бог избавил нас от бедности, но Бог ушел обратно на север, а у нас остались белые дьяволы, которые рыщут по берегу реки и покупают за бесценок дешевые камешки.

Глава 49

О деле Мими Мой и Фрэнка Чарлза я снова вспомнил только ближе к обеду. И из любопытства, и укоряя себя за то, что не занялся им раньше, решил прочитать о камнях падпарадша в Википедии.

Поскольку эти камни очень редки, их часто подделывают: синтезируют в лабораторных условиях или получают из обычных оранжевых или розовых сапфиров путем поверхностной диффузии бериллия. Этот процесс предполагает нагрев камней с раздробленным хризобериллом, источником бериллия в этой обработке.

Большинство сапфиров падпарадша (как и сапфиров других цветов) подвергают термической обработке при различной температуре, что позволяет сделать их цвет более насыщенным и исправить чистоту. Хотя процедура может снизить стоимость камня, но она общепринята и не запрещена, если о ней сообщается покупателю в процессе сделки.

Однако метод поверхностной диффузии бериллия повсеместно осуждается. Если такой камень расколоть или подвергнуть шлифовке или новой огранке, слой цвета «падпарадша» может исчезнуть (хотя встречаются поддельные экземпляры, у которых цвет распространяется на глубину от поверхности). Проблема в том, что подделку трудно определить, поэтому, прежде чем тратить деньги на камень, следует обзавестись сертификатом авторитетной геммологической лаборатории.

Самые редкие падпарадша полностью естественного происхождения, не подвергшиеся ни бериллиевой, ни какой другой обработке, в том числе термической. Найти камень натурального происхождения с сертификатом авторитетной лаборатории крайне трудно, и их цена чрезвычайно высока. Стоимость сапфира падпарадша высокого качества, не подвергавшегося термической обработке, начинается от пяти тысяч долларов за карат и в зависимости от размера, цвета, оттенка, огранки и чистоты доходит до двадцати – тридцати тысяч долларов за карат.

Я решил броситься головой в омут и подъехать к дому Мой у реки на полицейской машине.

Со стороны суши открывался совершенно иной вид: можно было решить, что это обычное поместье с длинной закругленной подъездной дорожкой, обсаженной тропическими растениями. Орхидеи всех оттенков росли, как сорняки, в подвешенных на фикусы и пальмы скорлупках кокосовых орехов. Красная пуансеттия, амариллисы и плющи увивали и расцвечивали подъездную аллею, суккуленты на бамбуковых подпорках у большого пруда были такими сочными, что, казалось, откусят руку. На большом кусте антуриума прицветники были цвета задницы бабуина и такие же неприличные, и из них торчали маленькие золотистые фаллосы.

Вход в дом напоминал тайский храм, в северо-западном углу владений как положено находилось украшенное гирляндами лотосов святилище. Кто-то уже совершил домашним богам подношение из риса, апельсинов и бананов.

Я три раза решительно нажал на электрический звонок – хотел непременно прорваться в дом, в каком бы Мой ни была настроении. Открыла служанка и, заметив за моей спиной полицейскую машину, пригласила внутрь. Она выглядела, как всегда, безукоризненно опрятной в своей черной с белым форме – высокая, изящная, с парящим над отделанным оборками воротником уныло-вытянутым луноподобным лицом. Мне показалось странным, что служанка, не предупредив Мой, провела меня по полированному тиковому полу центральной части дома на террасу.

Крики доктора Мой я услышал задолго до того, как увидел ее. Зачем служанке понадобилось, чтобы я застал ее госпожу в разгар утреннего приступа раздражения? Может, таким образом она давала мне понять, кто здесь главный? К моему удивлению, Мой ругалась не на своем родном теочью и не на тайском, а на английском пансиона благородных девиц.

– Пролила, мерзавка, какао на мой любимый чеонгсам, – подвывала она слегка истерично, не видя меня. – Сколько жизни ты мне еще испортишь до того, как окончательно убьешь?

Я машинально повернулся, чтобы рассмотреть выражение на лице служанки, – никакого. Мой сидела в шезлонге, без бюстгальтера, в большой черной майке, которой могла бы спокойно прикрыть чресла, если бы захотела. Но, даже увидев меня, не сделала усилия – продолжала дуться, выставив промежность на всеобщее обозрение. Затем поморщилась и подтянула майку.

– А он какого черта здесь делает?

Вместо ответа служанка вернулась с серебряным подносом, на котором было, видимо, то, что служило завтраком Мой: горсточка таблеток разного размера и цвета и маленький медицинский пузырек с пипеткой. Я решил, что пипетка и есть звезда шоу: Мой осторожно сжала резиновый колпачок, сунула пипетку в пузырек, позволила резине расправиться и некоторое время изучала содержимое стеклянной трубки. Оставшись довольна, она запрокинула голову и вылила прозрачную жидкость в рот. Затем проглотила таблетки. Что бы там ни было в пипетке, снадобье подействовало довольно быстро. Разбитая на кусочки личность Мой начала обретать целостность. Она встала и расправила майку так, что та прикрыла ее бедра до середины. Совершилось чудо – к ней вернулось изящество, и она протянула мне руку для поцелуя.

– Какой замечательный сюрприз, – проговорила она бесстрастно. – Не угодно ли сесть?

Я опустился в кресло на краю балкона у ограждения прямо у реки, на которой в этот час не прекращалась веселая суета: буксиры выводили на фарватер корейский контейнеровоз, с ревом промчались две змееголовые лодки с автобусными моторами на шлюпбалках, женщины в соломенных шляпах, каждая в своем сампане, везли овощи, рыбу, фрукты – все, что могли продать. Я немного удивился, заметив голых визжащих мальчишек из бидонвилля. Они с упорством, присущим только очень юным, фанатично, раз за разом ныряли в реку с принадлежащего Мой причала.

Хозяйка щурилась на безжалостный свет. К ней внезапно вернулась светскость, и она не спрашивала, зачем я пришел.

– Я ездил в Гонконг повидаться с вашим бывшим мужем Джонни Нь.

Выдавая информацию на-гора, я не сводил глаз со служанки. Надеялся, что при упоминании этого имени та хотя бы на секунду прервет уборку. Не тут-то было. Мой, напротив, закрыла ладонью рот, а когда оторвала руку от губ, я не сумел понять выражение ее лица: но не потому, что не было никакого выражения, а потому, что оно показалось мне слишком сложным и не поддающимся объяснению. Удивление? Волнение? Пустое любопытство? Злость? Все вместе вперемешку с предвкушением чего-то приятного? Но никакого страха.

– Хотите какао?

– Спасибо, на этот раз нет.

Мой шагнула ко мне. Я решил, что она собралась занять любимое кресло у перил, но, проходя мимо, Мой удивила меня – погладила ладонью по лицу.

– Вы такой интересный, такой невинно-опасный, как лорд Джим. Повидались с Джонни и уцелели. Удивительно, как он не съел вас с дим сум. И что же он вам сказал? А если что-то и сказал, то, наверное, от скуки. Скука – его единственная слабость. Надеюсь, он предварил свой монолог признанием, что он из Конграо? Что мы владеем им до последней молекулы его ДНК?

Меня поразило, что прозвучало слово «Конграо», но ты можешь возразить, фаранг, сказать, что формально фраза Мой невинна, ведь она же была замужем за Джонни Нь.

– Этого не потребовалось: то, как он старательно избегал всего, что связано с «вашей вещью», сделало и так все понятным. Но он за несколько часов открыл мне глаза на то, что я и без него узнал бы через неделю-другую.

Мой села в кресло, вытянула и скрестила ноги.

– И что же это? – безжизненным голосом поинтересовалась она.

Я достал журнал ювелиров за март 2007 года и открыл на странице, где говорилось, что знаменитый голливудский режиссер Фрэнк Чарлз глубоко тронут предложением занять должность посла тайской гильдии торговцев драгоценными камнями. Затем встал и положил журнал ей на колени. Мой бросила на него взгляд, вздохнула, спихнула на пол с колен и выжидательно посмотрела на меня. Я вернулся в пальмовое кресло, подался вперед и, подпустив в голос немного горечи, спросил:

– Почему, Мими? Будда свидетель, он был вашим другом.

Мой непонимающе уставилась на меня, открыв от изумления рот, и повернулась к служанке, заговорив на родном языке. Наверное, спросила:

– Ты слышала, что сказал этот болван?

Впрочем, слова могли быть другими, но смысл несли именно такой. Теперь и служанка смотрела на меня как на умственно неполноценного.

Мой медленно, протяжно поинтересовалась:

– Вы уверены, что не нужно укрепляющего какао? Мне кажется, детектив, это то, что вам требуется.

Внезапно ставшим величественным голосом она отослала служанку, и та немедленно исчезла с балкона.

– Позвольте мне задать вам вопрос в качестве химика. Когда производилось вскрытие, патологоанатом, не представляю, кто это, должен был составить список обнаруженных в теле веществ.

Я кивнул.

– Был среди них бериллий?

Я снова кивнул.

– Вероятно, найден под ногтями?

Я позволил себе еще один кивок.

– Честно говоря, детектив, я могла бы на этом остановиться. Но из уважения к вашей устрашающей матушке скажу больше.

Вернулась служанка с сигарой, сунула в рот Мой и зажгла. Та глубоко затянулась и выдохнула густой серый дым.

– Падпарадша поздно появились на земле «Нихон коку», [77]77
  «Нихон коку» – официальное название Японии.


[Закрыть]
– начала она, едва заметно улыбаясь. – Не будем об этом забывать. И оставим на время беднягу Чарлза. Ведь это его чертов фильм сбил вас с толку?

Она посмотрела на меня со снисходительной благожелательностью, которая во всех нормальных людях вызвала бы острое чувство возмущения. Но Мой на этом не успокоилась:

– Забавно. Ведь вы же полицейский. Хотя Фрэнк – величайший на свете шарлатан. Истинный профессионал по всем статьям, примерный американский воспитанник прославленной академии шарлатанов под названием «Голливуд».

Мой взмахнула рукой.

– Не хочу врать: он ощущал и совершал все эти романтические, чувственные, идущие от неуверенности в себе духовные чудачества. Но это была воображаемая сторона его натуры – то, чем он хотел бы стать. Но я ему кое-что дала. Целых три недели он испытывал желание умереть таким же образом, как это произошло в кино. Потому заставил участвовать в этом бедную Ах Тинь… м-м-м… не то чтобы она была против. Ах Тинь ненавидит мужчин, особенно тех, кто дружен со мной, и охотно приходила на репетиции. Но, как вы понимаете, ни одному тайскому копу, если он хочет остаться в живых, не придет в голову ее за что-нибудь арестовать. Конграо не позволит. Меня вы можете арестовать в любое время – это ничего не изменит. Видите ли, теперь настоящая жрица – она. Гораздо лучше меня справляется со всеми этими мумбо-юмбо. Мне кажется, Ах Тинь даже верит в эту чепуху. Ведь благодаря ей она стала сказочно богатой. Ах Тинь – всего лишь типичная суеверная китайская крестьянка.

– Что же произошло? – спросил я. – Неужели Фрэнк Чарлз довел себя до такого романтически суицидального состояния, так страдал от любви и ожирения, возненавидел себя, испытывая кризис среднего возраста, что решил поразить мир единственным доступным ему способом – умереть на экране и таким образом сорвать аплодисменты, которых ему не хватало в жизни? Что в итоге случилось?

– Конечно, он струсил. Фрэнк был выкормышем кинематографа, фантазии. Думаю, он употреблял наркотики, чтобы отвлечь сознание от того, что собирался сделать. Но когда решительный момент приблизился, его намерения улетучились. Он пребывал в расстроенных чувствах. Никакого надежного пристрастия. Даже его увлечение химическими препаратами было беспорядочным.

Мой оценивающе посмотрела на меня. Видимо, хотела убедиться, что я готов к тому, что она собирается сказать дальше.

– Для человека несноснее самоубийства только несостоявшееся самоубийство. – Она коротко улыбнулась. – Боюсь, Ах Тинь в мое отсутствие застала его в момент слабости и, нарушив мои строгие указания, рассказала… м-м-м… об одной вещи, которую Конграо затевала за рубежом.

– Она привлекла его, потому что ей требовался очередной козел отпущения? Конграо внедрялась в Японию?

При слове «Япония» Мой пару раз прищурилась, давая понять, что я правильно догадался.

– Только дело было не во внедрении в Японию. – Ее лицо стало веселым, и она пустила по балкону длинную струю дыма. – Мы больше ста лет занимались поставками в Японию, но после поражения в войне с этой страной произошла ужасная вещь. Психика населения стала наполовину белой. Поэтому у японцев такой разброд в голове. Вместо того чтобы полагаться на азиатскую интуицию, они полагаются на науку. И от этого становятся очень уязвимыми. – Мой давилась, пытаясь сдержать хохот. – Видите ли, они обзавелись лабораториями. У фарангов пользующиеся доверием, оснащенные по последнему слову техники лаборатории – это нечто вроде Слова Божьего. И подобно Богу, они удивительно ненадежны.

Больше она не могла сдержать смех. На террасу вышла служанка – наверное, проверить, все ли в порядке с госпожой – и тоже едва заметно улыбнулась. Убедившись, что беспокоиться не о чем, она вновь удалилась в темную тиковую глубину дома.

Мой покачала головой.

– Привлекла его? Ах Тинь привлекла Фрэнка Чарлза? Адвокат мог бы так выразиться. Но правильнее сказать: она помахала перед его носом морковкой, и он сразу превратился в ненасытного осла. Когда она рассказала ему о замысле как бы по секрету, чтобы не впутывать меня (Ах Тинь ограждает меня от всякой реальности, особенно если речь идет о мужчинах), его уже было не остановить.

Мой настолько оживилась, что даже приподняла свое тело со стула.

– Понимаете, в этом вся суть. Если бы он только время от времени подвергал термической обработке пару-другую дешевых бирманских сапфиров и довольствовался скромным барышом, японцы сочли бы жульничество частью игры. Но он мыслил по-американски масштабно – хотел все сразу и поэтому поехал в ту Богом забытую деревню в Танзании и скупил весь сапфировый хлам буквально килограммами.

Я ждал, ждал, но Мой не продолжала. Впала в какую-то мечтательность.

– Не понимаю, – наконец подал я голос.

Потребовалось минуты две, чтобы мои слова до нее дошли.

– Неужели? Чтобы все понять, необходимы две составляющие: температура тысяча шестьсот градусов по Цельсию и бериллий.

– Вы подкупали японские лаборатории, которые проверяли камни?

Она махнула рукой.

– Все не настолько тонко. Тайцы не знают, как подкупать японские лаборатории, если такое вообще возможно. Просто эти лаборатории были не в курсе событий. Не знати или не верили, что тайцы могут быть одновременно такими ловкими, такими хитрыми и такими смиренными. К тому же их тесты на бериллий были грубыми и неточными. И еще: в счетах мы не употребляли слово «падпарадша» – только «сапфиры». Японцы считали себя хитрецами: думали, что покупают суперценные падпарадша, а мы об этом не подозреваем. Они полагали, что обманывают нас, чего мы и добивались. Японцы – ужасные расисты, нисколько не изменились со времен «нанкинской резни». [78]78
  В декабре 1937 г, и ходе второй японо-китайской войны, солдаты Императорской армии Японии убили множество мирных жителей Нанкина, столицы Китайской Республики.


[Закрыть]
У них в голове не укладывалось, что наш деградирующий желтый народ способен их перехитрить. Мы никогда не продавали товар по рыночной цене – тридцать тысяч долларов за карат, – всегда на двадцать пять процентов дешевле. Старались убедить японцев, что они приобретают камни из подлинных тайских копей, где добывают лучшие в мире экземпляры сапфиров падпарадша. И лишь когда японцы начали продавать свои тайские падпарадша, которые были на самом деле никудышными африканским сапфирами, в Америку, где лаборатории компетентнее и работают оперативнее, они поняли, какую шутку сыграло с ними Конграо. А поскольку мы не заявляли, что торгуем сапфирами падпарадша, то и спросить с нас было нечего. Эта афера разорила половину их торговцев драгоценными камнями. Банкротства происходили повсюду: от Нагасаки до Саппоро. – Мой потерла подбородок. – Нехорошо смеяться.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю