Текст книги "Искусная ложь (ЛП)"
Автор книги: Джоди Эллен Малпас
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 25 страниц)
И тогда я быстро спускаюсь обратно на землю, где я нахожусь в ресторане на свидание с человеком, который только что съел половину десерт издеваясь надо мой, бешенство босса. Я хочу умереть. Сейчас. Неудобство и близко не подходит. Я прикусываю губу, а Брент продолжает хмуриться, глядя на свое недоеденное шампанское и штуковину Пимма. Я не знаю, что сказать, поэтому, когда мой телефон пищит, я ухватываюсь за возможность отвлечься, пока Брент смиряется с тем фактом, что Беккер Хант проник на его свидание и в его десерт. Открываю текст.
Перестань смотреть на мою задницу x
Я чувствую, как в моих жилах накапливается жар, чувствую, как разочарование и гнев охватывают меня. Он не может быть бульдозером на пути в мое личное время. Я пытаюсь остановить себя. На самом деле, да. – Черт, – бурчу я у телефона, в гневе швыряя им об стол. В восемь часов старт? Я фыркаю про себя. Он может вращаться. Если это попытка испортить мне свидание, помешать мне развлечься, потому что мне нужна раньше лечь для раннего начала, то он сильно ошибается. Я смахиваю шампанское и опускаю его.
«Я полагаю, вы имеете в виду не меня». Брент протягивает мне руку и доливает мне шампанское, улыбаясь.
Я чувствую себя ужасно. 'Нет, конечно нет. Он действительно меня неправильно понял. Мне очень жаль.
«Не надо». Он отодвигает свой изуродованный десерт с неприятным выражением лица. « Беккер Хант неправильно расстраивает многих людей».
'Включая тебя?'
Он смеется. 'Как ты догадался?'
«Вы казались дружелюбными в Убежище». Похоже, сейчас самое подходящее время, чтобы выяснить, в чем заключается сделка между ними.
«Хм».
Он откидывается на спинку стула. «У меня есть определенная привязанность к красивым вещам, а у Ханта дурная привычка приобретать красивые вещи, которые я хочу».
Я задумчиво и осторожно киваю, гадая, считает ли Беккер важным приобретать то, что хочет Брент. Меня это не удивит. Он грязный игрок. Я могу засвидетельствовать это сам, и теперь мне интересно, такой же ли он в бизнесе. Вы не можете быть лучшим, не будучи немного безжалостным. «Что вы хотите?»
Он ухмыляется. «Мы говорим о бизнесе или для удовольствия?»
«Бизнес», – без колебаний подтверждаю я. У Беккера есть привычка получать то, что хочет Брент? Поэтому Брент пригласил меня на обед? Я инструмент для мести? Я закрываю глаза, вздыхаю и встаю из– за стола. О, мои дни, я такая глупая. Я кусок мяса. Пешка. Я не участвую в их состязании по ссанию. Я стою больше, чем заслуживают эти придурки. Мне нужно опустить голову и делать свою работу. «Спасибо за прекрасный вечер», – говорю я, убирая стул под стол и собирая телефон и сумку.
Брент быстро встает, его лоб сморщился. 'Ты уезжаешь?'
Я не могу поверить в то, что собираюсь сказать, и, что хуже всего, в то, что я искренне это имею в виду. «Мне нужно быть на работе восемь». Я не даю Беккеру повода отмечать мою карту, как бы мне это ни причиняло физическую боль.
'Ой.' Кажется, он сдувается у меня на глазах, но я не знаю, потому ли это, что он искренне разочарован, или потому, что он проигрывает Беккер Ханту. В конце концов, я служащий Беккера, а свидание Брента не только было захвачено кем-то, кого он явно презирает, но и прервано. – Еще одна выпивка не повредит, правда? – с надеждой спрашивает он.
«Нет, правда. Но спасибо.' Я отхожу от стола, желая сбежать, и с позором хлестаю себя по всему Пикадилли.
– Может, в другой раз?
«Возможно», – бормочу я, прежде чем развернуться и бежать, ненавидя чувство уныния, которое начинает захлестывать меня.
Меня втянули и обыграли. Одурачили.
Оба мужчины.
Я приехала в Лондон не для этого. Я не игрушка, и я отказываюсь, чтобы со мной обращались как с ней.
Игра окончена.
Глава 11
Я не прихожу в Убежище утром в восемь. Нет, я приезжаю в семь тридцать после дерьмового ночного сна. Я с легкостью прохожу по темному переулку и даже предсказываю точный момент, когда загораются огни. Это вызывает у меня улыбку, и как только я выхожу в пышный двор, я вспоминаю, почему мне здесь нравится. Я замечаю, как миссис Поттс поливает красочные клумбы вокруг фонтана.
«У вас рабочее время с девяти до пяти», – говорит она, ставя лейку и стряхивая руки с фартука.
– У мистера Ханта в девять часов встреча в «Кристис». Мне нужно передать ему папку с испанским гобеленом, прежде чем он уедет .
– А сам он этого не сделает?
Я просто пожимаю плечами, мне нечего больше сказать или сделать.
Миссис Поттс вздыхает. «Прошу прощения, дорогая. Этот человек представляет опасность ».
'Это нормально. Я все равно не могла заснуть ».
Она поднимает любопытные серые брови, напоминая мне, что миссис Поттс знает, что у меня было свидание вчера вечером. 'О, я вижу.' Легкий румянец ползет по ее щекам .
'О нет.' Я смеюсь, быстро поправляя ее. «Я была дома в девять тридцать, закутанный в постели».
Ее румянец отступает, сменившись любопытством. Боже, что бы она сказала, если бы узнала, что случилось прошлой ночью? Если подумать, что бы она сказала, если бы узнала, что моим спутником был Брент Уилсон? Я решил, что лучше не рассказывать. Кроме того, это сделано. Больше никаких свиданий.
«Я буду в библиотеке».
«Все в порядке, дорогая. Угощайтесь чаем на кухне ». Я поднимаю свою пустую чашку из Starbucks, показывая, что мне не нужен чай, и она улыбается. «Мне нужно поднять Дональда ». Миссис Поттс пересекает двор, и я направляюсь в Большой зал, пробираясь сквозь груды антиквариата, мое внимание сосредоточено на том, чтобы добраться до библиотеки. Я почти добираюсь до другой стороны гигантской комнаты, чувствуя, как мои глаза тянутся вверх к стеклянной коробке, которая парит над пространством, но я демонстративно сопротивляюсь тому, чтобы смотреть вверх, зная, что это снова только отвлечет меня.
Я почти у двери.
Не далеко идти.
Я поднимаю руку, вооружившись картой, готов провести момент.
Я делаю это .
Мои глаза непроизвольно поднимаются, я вижу знакомую тень за стеклом.
Черт!
Моя походка замедляется, мои губы приоткрываются. Силуэт высокого телосложения идеален. Я могу разглядеть каждый край тела, говоря, что оно голое. Никакой одежды, только резкие, четкие, четкие очертания.
В конце концов мои шаги останавливаются, шея вытянута вверх, и я впадаю в транс. Даже самодовольство, которым он будет щеголять, не избавит от желания пялиться.
Потом что-то происходит, и это выводит меня из равновесия. Буквально. Мои ноги качаются, когда его рука касается стекла, и он движется вперед, выходя из тени. Мое сердце начинает бешено колотиться, когда я смотрю на него, стоящего в боксерах, его лицо не украшают очки. Он выглядит сонным. Как будто он только что проснулся.
«Доброе утро», – говорит он.
Моя голова наклоняется, брови нахмурены, и он немного улыбается моему удивлению, прежде чем оглянуться через плечо и снова уйти в тень.
Мои глаза падают. Утро? Он был милым? «Он чертова загадка», – говорю я себе, спеша к двери и проводя карту через считыватель. Маршируя по коридору к библиотеке, я пытаюсь вырвать мысленный образ его практически голого из головы. «Утро?» – бормочу я, хмурясь. «Утро…» Что-то запутывается у меня между ног, и я бросаю чашку с кофе в воздух, чтобы что-нибудь схватить и спастись. «Дерьмо», – кричу я, хватаясь за стену и сбивая картину Рене Магритта, разбрызгивая кофе по стене. Я задыхаюсь от ужаса, быстро поправляю его и выхватываю из сумки салфетку, чтобы вытереть кофе. Иисус Христос.
Мои глаза поднимаются к ногам, когда слышны звуки хныканья, и я обнаруживаю, что большой клубок меха съеживается. «О боже, Уинстон». Я падаю на пол. «Мне очень жаль, мальчик». Он скулит и скулит, пятясь от меня. «Давай», – шепчу я, снова пытаясь заслужить его доверие. Я нравлюсь ему. Так сказала миссис Поттс, и недели, когда я его гладила, только сблизили нас. О Боже, не ненавидь меня.
Я остаюсь на коленях, моя задница упирается мне в пятки, и хлопаю себя по коленям, кудахчая и воркуя. В конце концов он делает осторожный шаг ко мне. Восторг, который вызывает это крошечное действие, переполняет меня. 'Это оно. Давай.' Он делает еще один шаг, и я немного продвигаюсь вперед, протягивая ему руку. Он осторожно принюхивается, затем делает еще один шаг, и я дотрагиваюсь до его уха. Но он не позволяет мне тереться об этом. Вместо этого он перекатывается на спину и, тяжело дыша, вырывает язык изо рта. Я громко смеюсь и очень хорошо извиняюсь, чешу его живот, пока его задняя лапа начинает дергаться. 'Тебе нравится это?' Я спрашиваю, как будто он может ответить. «О да, это так». Я ускоряю точечные расчесывания, смеюсь сильнее, когда кажется, что все его тело охватывает спазм. «Да ладно», – говорю я, останавливаясь, когда мои пальцы начинают гореть от трения. «Мне нужно поработать». Я встаю, рада, когда Уинстон встает на лапы и садится у моих ног, глядя на меня липкими глазами. «Хочешь пойти со мной?» Он отвечает, пробегая мимо меня к библиотеке, и мои глаза прослеживают его путь, пока он не достигает двери и снова падает на задницу, глядя на меня. «Я приму это как да». Он издает глубокий лай, и я улыбаюсь, беру чашку с кофе и присоединяюсь к нему у дверей. «Хотите сравнить записи о Микеланджело и Рафаэле?»
На этот раз его ответ – рычание .
'Ох, ну ладно. Не фанат?
Он снова рычит, на этот раз глубже, и в мгновение ока вскакивает на все четыре лапы, его внимание направлено в сторону коридора .
Я слежу за его взглядом, хмурясь. «Что случилось, мальчик?»
Он начинает пятиться, его голова упала, его рычание теперь граничит с ревом. Каждый инстинкт подсказывает мне, что я должен отступить вместе с ним, что я и делаю, глядя в коридор ни на что. – Что там, Уинстон?
Затем раздается звук топа босых ног по полу, и моя спина выпрямляется, когда я понимаю, откуда они. Кривая лестница.
Беккер .
Я замираю, гадая, почему Уинстон проявляет такую агрессивность в связи с приближением своего хозяина. Шерсть у него приподняты, а теперь зубы вспыхивают. Черт возьми, милый щенок выглядит просто злобным. «Тссс». Я пытаюсь успокоить его, приседая, гадая, что, черт возьми, на него нашло.
Мне не нужно долго гадать.
Звон туфель на каменных ступенях соединяется с топотом обнаженных ног. О нет. Я встаю и взвешиваю свои варианты, желая уйти, прежде чем я столкнусь с другим эпизодом, например, вчера вечером, когда они выпали из его офиса. Я изо всех сил пытаюсь вставить карту в считыватель, но мои чертовски трясущиеся руки не играют в мяч, и когда я наконец протаскиваю карту и толкаю двери, они не сдвигаются с места. «Давай», – шепчу я, снова проводя пальцем по экрану. Индикатор на считывателе карт остается красным. Черт побери! Неужели этот ублюдок приказал мне сюда только на восемь, чтобы мне пришлось снова терпеть его с этой женщиной? Какого черта, Хант? Что он лично может получить, снова выставив ее передо мной?
'Элеонора?'
'Да?' Я разворачиваюсь и хлопаю спиной к двери. Обнаженная грудь Беккера бьет меня по лицу, как сокрушающий шар, и я плотно закрываю глаза, чтобы избежать этого, одновременно пытаясь избавиться от пылающей ярости, которую накатила его мерзкая тактика.
'Все в порядке?'
Я держу глаза плотно закрытыми. «Ага, просто собираюсь получить нужный файл с испанским гобеленом». Я слепо указываю через плечо. «Я положу это тебе на стол». Я снова поворачиваюсь к двери, прежде чем открыть глаза, затем снова пытаюсь провести карту через считыватель. «Черт тебя побери», – бормочу я себе под нос, адреналин усиливает мою дрожь.
Я замираю, когда твердая рука сжимает мое запястье, без сомнения поглощая мою дрожь. Тепло, которое распространяется через все мое тело и распространяется между бедрами, заставляет мои челюсти сжиматься. Его хватка крепкая, его тело замыкается позади меня. Я прошу всех богов выше не позволять этой обнаженной груди касаться моей спины. Пожалуйста, не позволяй другой его части коснуться меня.
Мое дыхание прерывистое, когда я чувствую, как горячий воздух его дыхания щекочет волосы вокруг моего уха, и мои глаза закрываются, пока я продолжаю молиться. Затем его рука нежно сжимает мою. Дальнейшее сжатие ощущается как безмолвное сообщение. И когда он завершает это несколькими словами – мягкими словами, – моя дрожь усиливается.
«Перестань трястись», – шепчет он.
Меня совершенно сбивают с толку его действия и слова. Они были нежными. Обнадеживающе. В отличие от Беккера Ханта. Я собираюсь повернуться, чтобы увидеть, смогу ли я прочитать намерение в его глазах, но я делаю это только на полпути, прежде чем весь ад вырвется наружу, и я выхожу из оцепенения, когда Уинстон обрушивает Убежище с безжалостным лаем.
Беккер в мгновение ока отпускает меня, и я поворачиваю остаток пути и обнаруживаю, что мой босс скорчился на полу, пытаясь успокоить очень раздраженного бульдога . «Эй, соберись», – кричит Беккер , но его категорически игнорируют, и Уинстон продолжает лаять, пронзительный хриплый лай. Я закрываю уши руками, а Беккер смотрит на меня с хмурым взглядом . Я отшатываюсь. Что я сделал?
Я не обращаю внимания на обвиняющий взгляд моего босса и сосредотачиваюсь на Уинстоне, видя, как он рычит в направлении лестницы, поэтому смотрю. . . и я ненавижу то, что вижу. Женщина с ног до головы была одета в кружево. Черное кружево. Сексуальное черное кружево. Тигровая птица. Меня чуть не вырвало в рот. Я также почти приказываю Уинстону атаковать. Она с отвращением смотрит на мою собачку-друга, пробираясь по коридору .
« Беккер, эта собака бешеная», – скулит она.
«Он в порядке», – ворчит Беккер, взмахивая рукой Уинстона по голове. «Ты ему не нравишься».
«Он никого не любит». В Lace -clad женщина смотрит на меня, ее интерес мгновенно. – О, вы, должно быть, новый прислуга Беккера.
'Прошу прощения?' Я кашляю.
«Заткнись, Алекса», – предупреждает Беккер .
Алекса? Не Паула? Это не та женщина, с которой я разговаривал по телефону? Сколько у него на ходу? Не то чтобы меня это волновало. Мне все равно. Размахивая по отношению к скорченному Беккеру формы, я свирепо на него. – Прислуга?
«Я никогда этого не говорил», – раздражается он, когда Уинстон снова начинает лаять, а Алекса в шоке отскакивает назад, положив свою идеально ухоженную руку на ее идеальные сиськи.
«Тебе нужно приковать эту дворнягу на цепи», – выплевывает она, отбрасывая свои платиновые волосы через плечо.
Я лечу на защиту Уинстона, не думая о своей позиции. «Единственная дворняга, которую я вижу, стоит на двух ногах», – стреляю я, скривив губы. Она задыхается от шока, и Беккер маскирует его смех кашлем, когда я подхожу к нему и практически забираю его собаку, схватив за ошейник. 'Давай, парень.' Я бросаю грязный взгляд в сторону Алексы. «От нее можно нахвататься блох». На этот раз мне удается легко провести карточкой, и как только свет мигает зеленым, я толкаюсь в дверь, обнаруживая, что тяжелые двери легко открываются, вероятно, чему способствует моя ярость.
Я хлопаю их позади себя, кипя от ярости. Затем я начинаю ходить по библиотеке взад и вперед, вокруг и вокруг, громко ссорясь, ни с кем конкретно. Я одина – хорошая работа, потому что я думаю, что сейчас я отрублю голову любому, кто разделяет со мной передышку. . . а именно Беккер Хант. Или ту вещь из черного кружева . «Что, черт возьми, он видит в таких женщинах?» Я спрашиваю в воздухе. «Подскочившая корова».
Уинстон тихонько взвизгивает, чтобы вывести меня из приступа шипения, и я смотрю себе под ноги и замечаю, что он смотрит на меня опущенными глазами, словно он чувствует мое раздражение. Я вздыхаю и приседаю, слегка почесывая его голову. «Я тоже не люблю ее, мальчик», – говорю я, слегка смеясь, когда он лает в знак согласия. С каждым днем мне нравится Уинстон все больше и больше. Он защищает. Верный. Он именно тот мужчина, который мне нужен. . . когда я снова пойду по этой дороге. Если я когда-нибудь это сделаю.
Я целую его в голову и чешу уши, прежде чем встать и пойти к дивану. «Вверх», – говорю я, похлопывая по сиденью. Уинстон тут же подбегает и с некоторым усилием запрыгивает на диван, при этом издавая ворчание. «Сядь», – приказываю я, и он тут же падает на задницу. Я наклоняю голову в улыбке, когда он, тяжело дыша, смотрит на меня. Добавьте послушного в этот список. «Ляг», – приказываю я, пытаясь наполнить свой тон властью, но получаю лишь мягкое, почти умоляющее требование. Это не имеет значения. Уинстон сворачивается в большой клубок меха и кладет подбородок на передние лапы. «Ты чертовски милый». Мое обострение истощается. – Верно, Уинстон. Мне нужно поработать ». Мне нужно погрузиться в историю, которую предлагает эта библиотека, и забыть о том, что только что произошло. Фактически, мне нужно забыть о каждой встрече с Беккером Хантом. Все до единого приводили в ярость по той или иной причине, и ничего хорошего не выйдет из анализа, почему этот тщеславный ублюдок получает от меня такой подъем. Что вообще было прошлой ночью? У него была сволочь в башне, и он все еще застал меня на свидании с Брентом. Он ломает шкалу засранства.
Работа! Я упрекаю себя.
Я начинаю бродить по книжному шкафу, мои глаза скользят по сотням корешков, а в уголках рта появляется улыбка. Этот запах. Это как транквилизатор. Я чувствую, как мое давнишнее разочарование ускользает, когда я выпиваю его.
Я как раз собираюсь выбрать случайную книгу – что-нибудь, чтобы быстро взглянуть, прежде чем найти файл с гобеленом шестнадцатого века, – когда мое внимание привлекает. . . что-то . Я не уверена что. Он спрятано за книгой, прикрепленной к задней стенке полки. Я бы полностью пропустила это, если бы не читала корешок каждой книги, мимо которой проходил мой взгляд. Я нахмурился и просунул руку сквозь верхнюю часть книги под полку наверху, в одно мгновение теряя из виду все, что это было. Теперь у меня есть только мое прикосновение, чтобы направлять меня, поэтому я возилась, пытаясь понять, что это такое.
Что-то щелкает, и я быстро убираю руку, как будто меня укусили. 'Какого черта?' Я наклоняюсь, чтобы заглянуть в щель над книгами. На что бы я ни смотрел, сработал маленький рычажок, и, не в силах сдержать свое любопытство, я протягиваю руку и тяну его.
Затем я отступаю, когда слышу стук и лязг механизмов, и с удивлением смотрю, как небольшая часть книжного шкафа сдвигается и открывается, открывая темное отделение. Темный секрет купе. Мой рот приоткрывается, когда я наклоняю голову, чтобы лучше рассмотреть. О боже. Я осторожно проникаю внутрь и ощупываю пространство, пока не беру что-то руками. Книга? Я вытаскиваю его из нахмуренной брови и обнаруживаю журнал в кожаном переплете, закрепленный полоской шнурка, завязаны аккуратно бантом. Кожа темно-коричневая, размером примерно со стандартный лист бумаги, с тиснением в виде слонов. И это действительно очень тяжело.
Я несу его на диван и сажусь рядом с Уинстоном. «Что это, мальчик?» Я спрашиваю его, но он сейчас глубоко спит и счастливо храпит. Я осторожно тяну за кожаную полоску, пока лук не распустится, а затем открываю крышку.
На первой странице есть фотография головы Арлекина Пикассо, приклеенная к бумаге, а рукописная информация отмечена внизу. 'Вау.' Я перехожу на следующую страницу и нахожу фотографию яйца Фаберже, снова приклеенного к странице, и еще несколько параграфов рукописной информации. На следующей странице вы увидите еще одну фотографию, но на этот раз фотография скрипки. Я разочарованно дуюсь. . . пока не пойму, что это Страдивари. 'Иисус.' Я сглатываю, переворачивая другую страницу. Фотографии бесценных сокровищ продолжаются и повторяются, пока я не найду сложенный кусок пергаментной бумаги . Он старый, нежный, и я вижу очевидно, с одной стороны есть разрыв. Я осторожно толкаю угол и хмурюсь, наклоняя голову. Карта. Очень старая карта мира.
Любопытство взяло верх, и я открываю его и вижу трещины в центре. Дыра. Он не поврежден от возраста или обращения. Часть была вырвана, и в центре древней карты осталась дыра. Я просматриваю его, быстро понимая, что это часть Европы, которой не хватает.
Вау. Что это?
Учеба прекращается, когда я слышу какие-то движения за дверьми библиотеки. 'Дерьмо.' Я быстро складываю его обратно, аккуратно вставляю в кожаную книгу и лечу по комнате, как пуля, пытаясь на ходу завязать шнур. Я не знаю, как, но мне удается закрепить его, прежде чем сунуть в черную дыру и закрыть секцию книжного шкафа до щелчка. Затем я бросаюсь к книжному шкафу, где хранится папка с испанскими гобеленами, снимаю его с полки, открываю и начинаю небрежно ходить вверх и вниз, мое сердце колотится.
Я слышу, как открываются двери библиотеки, но держу нос в папке, которую я пытаюсь изучить, не готовый указать ему время суток. Или, возможно, раскрыть мою вину за слежку. Затем я слышу, как дверь мягко закрывается, и я продолжаю медленно подниматься и опускаться, мой палец опирается на какой-то текст и скользит из стороны в сторону, пока я читаю. Я вижу слова, но не воспринимаю их.
Единственный звук в библиотеке – это храп Уинстона и мои легкие шаги.
Пока он не заговорит.
«Я был бы признателен, если бы вы так не разговаривали с моими гостями», – резко говорит он.
Я останавливаюсь в своем бесцельном блуждании, морщу губы и закрываю глаза. Даже если бы я хотел высвободить всевозможные мысли по этому поводу – чего я не делаю, потому что я пообещал себе, что не позволю ему залезть мне под кожу – я не должна, потому что он мой босс. И, нравится это или нет, я не могу махать когтями его так называемым гостям.
'Мне жаль.' Я выпускаю слова, как будто они едят меня на языке, но удивляюсь, что на самом деле я говорю искренне. Какой напрашивается вопрос действительно ли я искренна. Я не знаю. Я работаю на автопилоте и в момент полной ясности понимаю, почему. Я в режиме самосохранения. Меня это беспокоит. От чего я защищаюсь? Его? Быть уволенным? «Этого больше не повторится». Я осмелился немного подсмотреть и обнаружил, что теперь на нем футболка и старые потертые спортивные штаны. И босиком. Я напрягаюсь и смотрю ему в лицо. Ошибка. На нем очки, и я впервые задаюсь вопросом, насколько плохо у него зрение. Его волосы растрепаны. Или сексуальное возбуждение из-за того, что чьи-то пальцы схватили его. Я вздрагиваю от своего безмолвного наблюдения. Всплески ревности, которые постоянно меня пронзают, сбивают с толку. . . и, опять же, тревожно.
Я так занят взвешиванием всех этих противоречивых чувств, что почти скучаю по выражению замешательства на его потрясающем лице. Но я просто улавливаю это, прежде чем он заменяет это безразличием. 'Хороший.' Он фыркает, идя к дивану. «Значит, когда у меня будет женская компания, ты не будешь их оскорблять в будущем?»
«Нет. Как я уже сказал, мне очень жаль.» Я закрываю файл, гордясь тем, что не кусаюсь, и снова ловлю что он нахмурился, прежде чем обуздать его реакцию. Я знаю, что он задается вопросом, почему я не расспросил его по поводу всего этого, или о его уловке, чтобы заставить меня работать к восьми, а я не планирую этого делать. Если спросить его, это покажет, что я обеспокоен. Я нет.
«Хорошо», – снова говорит он. Я вижу, как он думает о следующих словах. Чем дольше я сталкиваюсь с его недоумением, тем легче мне становится, даже если он отчаянно пытается его скрыть.
'Это все?' – спрашиваю я, вопросительно поднимая брови.
Его голова определенно немного втягивается. Гм. . . да . . да, – бормочет он все свои слова и, кажется, явно пытается взять себя в руки. «Собственно, нет, это еще не все». Он подходит ко мне с целеустремленностью, почти агрессивно, но я держу ноги как вкопанные, заинтересована его возбуждением и попытки вызвать у меня реакцию.
Он быстро нависает надо мной, но не говорит. О нет, он решает сейчас, когда мы находимся на расстоянии друг от друга, выпить меня. Сегодня на мне простое маленькое черное платье и туфли-лодочки на каблуках, и легкий мерцание в его карих глазах говорит мне, что ему это нравится. Он делает глубокий вдох. И его взгляд на мои волосы, прежде чем они быстро вернутся к моему телу.
Он хмурится и возвращается к реальности. «Уинстону не следует сидеть на диване», – рявкнул он.
Я отпрыгиваю, пораженный. Из всего того, что он сказал в детской попытке получить от меня реакцию, это его глупое наблюдение о своей собаке, которое наконец дает ему то, что он хочет. И, черт возьми, я кусаюсь. «Вы не должны подвергать его этому». Я машу рукой в сторону двери.
'Что это?' – спрашивает он, его грудь внезапно вздымается, как у гориллы.
«Чертовски хороший вопрос», – кричу я ему в лицо.
'Ой.' Он смеется. – Вы имеете в виду Алексу?
"Это ее имя?"
– Вы чертовски хорошо знаете, как ее зовут. В его тоне есть победа. «Так же, как вы могли мне точно сказать, во что она была одета, какого цвета у нее были губы и какого цвета были ее ногти». Он останавливается и дает мне время осмыслить его слова. Правдивые слова. Они чертовски больно, но вместо того, чтобы подтвердить то, что он уже знает, я спешу через библиотеку и сажусь на диван вместе с Уинстоном. «Признайся, принцесса». Беккер подходит, его вырисовывающееся тело вскоре снова возвышается надо мной. Я заглядываю вверх и вижу печальную улыбку на его прекрасном лице. Я дал ему то, что он хочет, и, Боже, я ненавижу себя за это.
Мой взгляд опускается вместе с ним, когда он медленно опускается, пока не приседает передо мной. Он кладет руки на мои колени и наклоняется. «Ты. Ревнивая.
Я набираю терпение, чертовски раздраженный на себя. Но . . . – Серьезно, мистер Хант. Поговорим о ревности?
«Да».
«Хорошо. Тогда давай поговорим о твоем вторжении на мое свидание вчера вечером.
«Это был бизнес».
Я фыркаю. «На самом деле это была чушь собачья». В чем его одержимость, заставляющая меня ревновать? Почему так безжалостно? Я его сотрудник и не более того.
Он улыбается. Эта гребаная улыбка. 'Тебе было весело?'
Я должна была сказать ему, что это не его дело, но, конечно, я не говорю. 'Удивительно. Брент Уилсон – джентльмен. Я улыбаюсь, и его нос немного морщится. «Теперь, могу я продолжить свою работу?»
'Полагаю, что так.' Он усмехается, когда я закатываю глаза. «Ночью мне позвонили из аукционного дома в Токио, куда вы отправили жемчужную брошь».
Я сажусь прямо, сближая нас. Он видит мой интерес, его глаза блестят. 'И что же?' Я сомневаюсь, что адреналин мгновенно пронизывает меня.
«И это побило рекорды».
Я чувствую, как к адреналину присоединяется возбуждение, угрожающий визг восторга. «Как побитые рекорды или побитые рекорды?
«Разбита вдребезги, принцесса. Купил ее частный коллекционер. Поздравляю.
В момент чистого экстаза я забываю о себе и ныряю вперед, обнимая его за плечи. «Это так здорово». Я чувствую, как его ладонь встречается с моей спиной, и жар, кажется, в мгновение ока вырывает меня из эйфории. Я стреляю в ответ, мои губы распрямляются. 'Мне жаль.'
Беккер какое-то время смотрит на меня, все еще приседая передо мной.
'Какие?' Я спрашиваю.
Он движется вперед, подходит ближе. И ближе. И ближе. Черт, что он будет делать? Поцелуй меня? Я медленно возвращаюсь. Он мой босс. Это могло быть неудобно. Я быстро поправляюсь. Это всегда было неловко. «Я думаю, ты заслужила премию», – шепчет он.
О Боже. Мои глаза падают на его губы. Он их облизывает. И я отвечаю на этот жест.
Ближе.
Его глаза опускаются к моему рту. И мой к его. Его дыхание прерывистое. У меня тоже перехватывает дыхание. Мне нужно отстраниться, но по причинам, которые я, возможно, никогда не узнаю, не знаю. Потом наши губы нежно касаются друг друга, и я хнычу. О, Боже, у него божественный вкус. Принять это. Прими его. Но это неправильно. Так неправильно.
Прекрати.
Не останавливайся.
На этом мои мысленные споры заканчиваются.
Гав!
Уинстон вырывается из своих снов и ныряет через диван. Он протискивается между нами, сбивает файл с гобеленом на пол и лает Беккеру в лицо.
– Вот дерьмо, – кричит Беккер. Моей попытке сесть прямо мешает гигантский бульдог, стоящий у меня на коленях и лающий, как будто только что наткнулся на грабителя .
Гав, гав, гав!
"Уинстон!" Беккер кричит, но Уинстон не унимается, и его следующая серия лая усиливается, заставляя Беккера упасть обратно на задницу.
Гав, гав, гав!
– Что, черт возьми, на тебя нашло? – кричит он, вскакивая на ноги. Он смотрит на меня грязно. «Что ты сделала с моей собакой?» Он указывает на Уинстона, но вскоре убирает руку с выражением ужаса на лице, когда его любимый питомец щелкает его пальцами.
Я ничего не говорю, слишком огорченный тем, что чуть не произошло. Кажется, у меня на коленях стоит машина для убийств. Беккер не впечатлен, стоя передо мной, в то время как я смотрю на него в шоке, а Уинстон продолжает лаять. – Шшш, – шепчу я Уинстону на ухо, уткнувшись носом в его щеку. Он немедленно затыкается и тыкается носом в ответ.
Беккер смотрит на своего здоровенного питомца с чистым осуждением. «Предатель», – бормочет он, схватив папку с пола, затем мрачно развернувшись и выбегая из библиотеки. «И убери его с моей кушетки». Дверь хлопает.
Мое тело начинает содрогаться, как только он уходит, и я понимаю, что оно кричит о кислороде. Я задыхаюсь, мои легкие кричат, когда я наконец даю им немного воздуха.
Черт возьми.
Это было слишком близко для утешения.
Глава 12
Мы с Уинстоном все утро заперты в библиотеке, он дремлет, а я работаю без остановки, чтобы отвлечься. В результате это были продуктивные несколько часов. После разговора с мамой я просмотрел целую коробку книг, отсортировав справочники из файлов клиентов и положив их обратно на полки в хронологическом порядке.
Когда Уинстон немного шевелится на кушетке – да, я оставил его на кушетке, пошли вы к черту, мистер Хант, – я смотрю и вижу, как он вытянулся, его сонные глаза широко открыты. «Мне нужен чай», – заявляю я. «Давай, здоровяк» . Я хлопаю себя по бедру, когда иду к двери, и слышу стук, когда Уинстон лениво плюхается с дивана.
Он следует за мной по коридору, но мои шаги дрожат, когда я слышу голос вдалеке. Голос Беккера. А потом я слышу мистера Х. Я бы не обратила особого внимания, но из офиса Беккера раздается громкий хлопок, за которым следует разочарованный крик. Я замираю, затем смотрю вниз и вижу, что Уинстон удобно устроился у моих ног.
«Успокойся, мальчик Беккер», – кричит мистер Х., и я поджимаю губы. Это звучит как очень жаркий разговор и не для моих ушей, но как только я убедила себя идти, мистер Х. продолжает. И то, что он говорит, заставляет меня снова стоять неподвижно. «Я видел, как ты на нее смотришь».
Моя рука тянется к стене, моему телу внезапно требуется поддержка, и мои глаза падают на землю. Они начинают метаться, ожидая ответа Беккера. Я не самонадеянна; Я проницательна. Мне нужно знать, правда ли то, что подсказывает мне моя интуиция – я тоже видела, как он на меня смотрит, и никогда не знала, что с этим делать. В одну минуту мне кажется, что он мысленно раздевает меня, в следующую он смотрит на меня, как будто хочет меня задушить.
