Текст книги "Нежный плут"

Автор книги: Джоанна Линдсей

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 20 страниц)

ГЛАВА XLVI

Кое-как Томасу и Дрю удалось убедить Джорджину, чтобы она не выходила из каюты, а за это они не стали ее запирать. Но прошел час с тех пор, как они ушли, и она стала удивляться самой себе, признавшей их безумный план действий, в то время как ей-то уж должно быть ясно, насколько этот план нелеп, учитывая непредсказуемый характер Джеймса. Глупо думать, будто Джеймса можно заставить слепо подчиниться какой-нибудь схеме. Он будет бить копытом, но никогда не разрешит ей встречаться с братьями;… При том, что он согласится и на этот раз пустить ее в дом, что, кстати, теперь ставилось под сомнение. К тому же и ее братья могут заупрямиться.

И с какой стати она сидит здесь и ждет, когда обстоятельства решат судьбу ее будущего? Не лучше ли удрать с «Нереиды» и попытаться самой вернуться в дом Джеймса? В конце концов, найдется какой-нибудь выход из тупика. И на ней то же платье, в котором вчера она совершила свой побег, а в карманах – деньги, которыми снабдили ее Реджина и Рослинн, узнав, что Джеймс не дает ей на мелкие расходы. Можно было еще предположить, что у Джеймса достаточно времени для размышления о том, насколько она серьезна в своих намерениях видеться с семьей. Вчера им не удалось поспорить на эту тему. Самоуправство Уоррена могло разрушить то, чего ей удалось вчера достигнуть.

Сердясь на себя за то, что она вновь позволила братьям распоряжаться ею, она уже собралась удрать из каюты, как в дверях появился Дрю.

– Лучше будет, если ты выйдешь сама, – зловеще произнес он. – Он приехал.

– Джеймс?

– Именно он. И один. И Уоррен уже вне себя, что Мэлори так спокойненько взошел на борт корабля, тогда как Уоррен подготовил команду к отражению штурма. – Дрю расплылся в улыбке, хотя это никак не подходило к серьезности момента. – Наш братишка, наверное, ждал, что Джеймс приведет сюда целую армию, и заставил всех ожидать боя. Но твой англичанин или бесстрашен, или простодушен – он явился совершенно один.

– А где Томас?

– Увы, милочка, наш миротворец отправился на встречу с Клинтоном.

Услышав об этом, она не теряла более ни минуты. Боже, да они, небось, уже поубивали друг друга, если там нет Томаса и некому усмирить Уоррена. Но когда она выбежала на палубу, она увидела, что все еще только начинается, – Уоррен требовал от Джеймса, чтобы тот покинул корабль. И ничто не предвещало, что насилие не состоится. Он стоял на шканцах, вцепившись в перила, все тело его напряглось. Джеймс успел сделать еще несколько шагов, прежде чем целая шеренга матросов выстроилась перед ним, преграждая дорогу.

Джорджина бросилась было к Джеймсу, но Дрю поймал ее и вернул на шканцы.

– Попробуем, может, наш план удастся, Джорджи. Они не причинят ему вреда. А тебе они все равно не позволят подойти к Джеймсу, так же, как и его не подпустят к тебе. Так приказал им Уоррен, и только его приказов они слушаются. И если ты хочешь поговорить с мужем, то, понятное дело, у кого тебе следует просить разрешения. Иначе, разумеется, ты так и будешь без толку бегать туда-сюда.

Говоря это, Дрю ухмылялся. Мерзавец, ему все казалось забавным. Ни ей, ни кому-либо другому, в особенности Джеймсу, это не могло казаться забавным. Стоя на шканцах и глядя на Джеймса, она почувствовала, как сильно бьется ее сердце.

Она не знала, как сильно бьется и его сердце. Утром он проснулся с раскалывающейся от похмелья головой и обнаружил, что вместе со всеми шестью вчерашними собутыльниками провел ночь в гостиной. Затем он поднялся наверх, чтобы, наконец, разобраться со своей женой, и что же – обнаружил ее очередное исчезновение. Понятно, что после всего этого едва ли он мог быть в хорошем расположении духа. Единственное, что успокоило его в это утро, это зрелище трех кораблей, пришвартованных к пристани, и, как выяснилось, на первом же из них скрывалась его жена. То, что она прячется от него, не было самым худшим – хуже то, что она, как он полагал, твердо решила уйти от него и вернуться вместе с братьями в Америку. А зачем еще ей было находиться на корабле?

Джорджина не знала, какие мысли роились в голове ее мужа, но даже если б и знала, как это могло повлиять на ход событий? Пока ситуация еще не вышла из-под контроля, она все еще рассчитывала как-то вмешаться, независимо от того, на кого больше обращен гнев Джеймса.

– Уоррен, пожалуйста… – промолвила она, подойдя к брату, но тот не удосужился даже взглянуть на нее.

– Отойди отсюда, Джорджи, – только и сказал он.

– Не уйду. Он мой муж.

– Это поправимо.

Его наглая самоуверенность настолько возмутила ее, что она оскалила зубы:

– Ты что, ни слова не услышал из того, что я сказала тебе вчера?

Джеймс увидел ее, и она услышала, как он закричал:

– Джорджи! Ты никуда не уедешь!

О Боже, ну зачем он крикнул это столь повелительно? Как теперь увещевать Уоррена после того, как Джеймс снизу отдает такие безаппеляционные приказания? Дрю был прав. Придется метаться туда-сюда и перекрикиваться с Джеймсом. А разве так договоришься о чем-нибудь? И если верить Томасу – а как не верить, достаточно одного взгляда на Уоррена, – даже если она уступит Джеймсу, Уоррен все равно не пустит ее к нему. Без присутствия остальных братьев ничто не могло сдвинуться с мертвой точки. Дрю никогда не мог повлиять на Уоррена, и надо же, что именно бесполезный Дрю был здесь, а остальные отсутствовали.

Она тянула с ответом Джеймсу, и он решил взять инициативу в свои руки – точнее сказать, в свои кулаки. Увидев, что двое из команды уже упали на палубу, Уоррен заорал:

– Сбейте же его с но…

Джорджина ткнула брата локтем в ребро, и он не окончил фразы. Он обернулся и, встретившись с ее страшным взглядом, не смог ничего сказать. В этот момент она одинаково ненавидела и его, и Джеймса. Проклятые идиоты! Как смеют они так наплевательски относиться к ее желаниям и вести себя так, будто не ее будущее решается в эту минуту!

– Джеймс Мэлори, немедленно прекратите! – закричала она, видя, как еще один матрос свалился с ног.

– А ты спустись сюда, Джорджи!

– Я не могу, – крикнула она и хотела добавить: «Пока не могу», – но не успела.

– Единственное, чего ты не можешь, это бросить меня! – крикнул он.

Его отбросили назад. Шестеро матросов стояли против него. Но он бесстрашно дрался с ними, что еще больше раздражало ее. Дурак, кончится тем, что он окажется в реке!

Нужно было что-то делать. В конце концов, она сыта по горло приказаниями, что она должна, а что не должна делать.

– Почему же это я не могу бросить тебя?

– Потому что я люблю тебя!

Выкрикивая это, он даже не сделал паузы между ударами направо и налево. Однако Джорджина замерла на месте, дыхание у нее перехватило, она готова была сесть на палубу – такими слабыми сделались ее колени от невероятного чувства, вспыхнувшего в ее душе.

– Ты слышал, что он сказал? – промолвила она Уоррену.

– Еще бы, вся набережная слышала это, – проворчал Уоррен. – Но это не меняет дела.

Ее глаза округлились. Она не поверила своим ушам.

– Ты что, издеваешься?! Как раз это меняет все дела в мире, потому что я тоже люблю его.

– Тебе и Камерон нравился. Ты сама не знаешь, чего тебе хочется.

– Но я не она, Уоррен.

Он поглядел вдаль, вспомнив женщину, которая так дурно обошлась с ним, единственную, кто мог изменить его отношение к женщинам, но Джорджина схватила его лицо руками и повернула к себе, заставляя его посмотреть ей в глаза.

– Я люблю тебя, Уоррен, и знаю, что ты хочешь сделать так, чтобы мне было хорошо, но здесь ты должен мне поверить. Малком был моим детским увлечением. Джеймс – моя жизнь. Он – единственный, кто мне нужен, единственный, кто мне всегда будет нужен. Не пытайся больше удерживать меня и разлучать меня с ним.

– А он согласится пойти на попятную и разрешить нам встречаться с тобой? Ты знаешь, именно это требуется от него. Если он не отречется от своих слов, мы никогда больше не увидимся с тобой.

Она улыбнулась, понимая, что, наконец, повлияла на него, что теперь вопрос лишь в том, разрешит или не разрешит Джеймс им видеться.

– Уоррен, он любит меня. Ты ведь слышал. Остальное я возьму на себя, но только разреши мне самой позаботиться. Ты лишь испортишь все дело.

– Ладно, – ответил он с вымученной благосклонностью, – Бог с тобой, делай что хочешь!

Она радостно вскрикнула и крепко прижалась к нему, но тотчас отпрыгнула и… в ту же секунду оказалась в объятиях каменной стены.

– Так ты любишь, любишь меня?

У нее не было времени изумляться, как именно он очутился на шканцах. Несколько громких стонов с нижней палубы рассказывали об этом. Ее уже не волновало, слышал ли он ее разговор с братом. Она просто наслаждалась тем, что крепко прижимается к нему, и чтобы это продолжалось, еще крепче обвилась руками вокруг его тела.

– Ведь ты не станешь ругать меня на глазах у моих братьев?

– Я и не собирался, малышка.

Но улыбки не было на его лице, и он не был намерен задерживаться тут. Она задохнулась, когда он сжал ее в своих объятиях, и почувствовала, как он уводит ее прочь.

– Было бы гораздо лучше, если б это не выглядело так, будто ты силой уводишь меня, – сказала она ему.

– Но я все же увожу тебя, моя дорогая девочка.

Ну, будь что будет. Она и не надеялась, что все пойдет как по маслу.

– Ну хотя бы пригласи их пообедать.

– Это еще с какого черта?

– Джеймс!

Глухое рычание прозвучало где-то у него под кадыком, но он остановился и оглянулся. Лишь Дрю смотрел на него, Уоррен глядел куда-то в сторону.

– Черт бы вас побрал, вы все приглашаетесь к нам на обед!

– Боже всемогущий, – промолвила она, когда они снова двинулись, – неужто нельзя было хоть чуть-чуть повежли…

– Заткнись, Джорджи! Скажи спасибо, что хоть так.

Она поморщилась, всей душой желая, чтоб он не был столь откровенен. Но, может, и хорошо, что он с ней откровенен. И все-таки он сделал первую уступку, хоть и со страшным скрипом, но как бы то ни было, начало положено.

– Джеймс.

– Мм-м?…

– Ты стал покладистее.

Одна из его золотистых бровей изогнулась, когда он посмотрел на нее сверху вниз.

– Стал, стал. Да? Стал покладистее?

Она медленно провела пальцем по его нижней губе:

– Ста-ал.

Он остановился прямо тут, на пристани, когда до кареты было еще далековато, и начал целовать ее. Как они добрались до дома, Джорджина уже не помнила.

ГЛАВА XLVII

– Джеймс, не пора ли нам спуститься в гостиную? Экипажи подъезжали к дому вот уже в течение целого часа.

– Это все мои родственники стремятся к случаю доказать свою преданность. Надеюсь, твои не найдут дорогу к дому.

Она обернула вокруг пальца один из своих золотых локонов и мягко заметила:

– Кажется ведь, ты уже начал избавляться от своего трудного характера?

– У меня всегда был легкий характер, любимая. Но ты до сих пор не убедила меня в том, что я должен простить твоих братьев.

Ее глаза вспыхнули, и вспыхнули еще больше, когда он перекатился по кровати и вновь оказался над нею. Гнев, который только-только стал разгораться, мгновенно угас, когда Джеймс накрыл ее своими объятиями.

И все же она напомнила ему:

– Ты не забыл, что пригласил их на обед?

– Нет, не забыл, но это дом Тони, а он запросто может выставить их отсюда взашей.

– Джеймс!

– Ну, в чем ты хочешь меня убедить?

Этот ужасный человек издевался над нею, и ей не оставалось ничего другого, как платить ему тем же.

– Ты невозможный. Никогда бы не подумала, что тебе может нравиться так вести себя.

– Но ты вела себя так… Вот и я.

Он повел губами по ее шее, и она засмеялась. Губы двинулись дальше и стали ловить один из ее обнаженных сосков, впились в него, стали целовать, и она почувствовала, как вся наполнилась страстным желанием. Руки ее обвились вокруг его тела, она вся отдалась наслаждению им, всем им, каждой его клеточкой.

– Джеймс… Джеймс, еще раз скажи мне.

– Я люблю тебя, девочка моя дорогая.

– Когда?

– Что когда?

– Когда ты понял, что любишь меня?

Его губы слились с ее губами в глубоком волнующем поцелуе, и лишь потом он ответил:

– Я всегда знал это, любовь моя. Иначе зачем же я женился на тебе?

Осторожно, боясь испортить минуту наслаждения, она все же напомнила ему:

– Но ведь тебя заставили жениться на мне.

Он поцеловал ее еще раз, усмехнулся и сказал:

– Не совсем так, Джорджи. Это я заставил твою семью заставить меня жениться на тебе.

– Что-что?

– Ну, дорогая…

– Джеймс Мэлори…

– Конечно, а что еще, черт возьми, мне оставалось делать? – воскликнул он, теряя терпение. – Я никогда не собирался сковывать себя никакими узами. И весь мир знал это. Скажи мне, как я мог изменить себя? Но я вспомнил, как этот шалопай, которого моя племянница называет мужем, дал окрутить себя, и подумал, что его пример может послужить и мне на пользу.

– Я не могу поверить своим ушам. Все было подстроено? Да они же тебя избили до бесчувствия! Как ты это расцениваешь?

– Как плату за желаемое.

Она почувствовала, как в ней поднимается волна горячей ярости. И качая головой, она сказала ему:

– Ты удивляешь меня. Я всегда подозревала, что ты сумасшедший.

– Я вполне нормальный человек, любимая. Но я сам не понимаю, что со мной произошло. Не знаю, как тебе это удалось, но ты вползла в мое сердце, и я ничем не мог тебя оттуда вытряхнуть. И вот теперь мне приходится привыкать к тому, что ты поселилась там навсегда.

– Это правда? Правда? А там не очень тесно теперь, в твоем сердце?

– Нет, там еще есть комната для нескольких отпрысков.

Они снова стали целоваться, потом она спросила:

– А зачем нужно было называться Хоуком? Ведь они уже уверились, что ты женишься на мне.

– Ты забыла, что они узнали меня?

– Я могла бы убедить их в том, что они ошибаются, если бы ты попридержал немного рот на замке, – фыркнула она.

Он пожал плечами:

– Мне казалось это единственно возможным способом выпутаться из ситуации, Джорджи, даже если потом, когда мы достигнем супружеского блаженства, нам пришлось бы чем-то омрачить его.

– Ты правду говоришь? – спросила она самым нежным тоном. – Для тебя наше супружество действительно блаженство?

– Ну конечно, я чувствую себя сейчас на вершине блаженства.

Она едва не задохнулась, когда он вновь набросился на нее. Они долго наслаждались друг другом, потом он спросил:

– Скажи, а что чувствуешь ты?

– То же… То же, что и ты.

Когда немного позднее они спустились в гостиную, они обнаружили там всех Мэлори и всех Андерсенов, расположившихся друг против друга по разные стороны; причем бедные братья Джорджины оказывались в явном меньшинстве по сравнению с родственниками Джеймса; поскольку на сей раз весь клан Мэлори был тут, нетрудно догадаться, что все родственники Джеймса были едины в своей преданности ему. Не тратя времени на предисловия, он сообщил им, что междоусобица окончена и что фразу, которую он обронил, когда привез Джорджину, – мол, к обеду нужно ждать неприятных гостей, означала лишь, что он пригласил братьев жены пообедать.

Хмурое выражение лица, с которым Джеймс оглядывал собравшихся Андерсенов, не предвещало дружеского единения двух семейств. И Джорджина понимала, что бессильна как-то повлиять.

Она решила применить тот же трюк, что и сегодня утром, когда она убеждала Уоррена, и ткнула Джеймса локтем под ребро:

– Если любишь меня, люби и мою семью, – прошептала она с очень нежной интонацией.

Он улыбнулся ей и крепче сжал ее руку, так, что она не могла больше ткнуть его локтем.

– Небольшое уточнение, Джорджи. Люблю тебя и терплю твое семейство. – Он глубоко вздохнул: – Черт бы побрал все на свете! – и стал знакомить всех друг с другом.

– А они, кажется, очень милы, – обращаясь к Джорджине через какое-то время, сказала Реджина. – Надо будет постараться их получше пристроить.

Джорджина усмехнулась, подумав про себя, что забыла предупредить братьев о наличии в этом доме свахи, и поспешила возразить:

– Увы, Реджи, они недолго пробудут в Лондоне.

В следующую минуту она услышала, как Энтони сказал Джейсону:

– Черт возьми, подумать только! Она избавила его от дурных манер.

– От каких еще дурных манер? – бросилась на защиту своего мужа Джорджина.

Но Энтони и Джейсон прошли мимо, не обратив внимания, и Реджина с хохотом сказала:

– Даю слово, они никогда не смирятся с тем, что произошло. Может, оно и к лучшему.

Джорджина отвела глаза и увидела многострадальный взгляд Джеймса, направленный в сторону Томаса и Бойда, которые что-то говорили ему. Она улыбнулась. Ни одного оскорбительного слова не слетало с его уст в адрес четверых ее братьев. Лишь к Уоррену он старался не приближаться.

Правда, Уоррен не очень-то стремился к любезностям. Зато другие, особенно Клинтон, просто удивляли ее тем, как вежливо они обращались с ненавистным им англичанином. Чуть позже заглянул и Мак. Она вспомнила, что обещала познакомить его с Нетти Макдональд. Ведь Реджина была здесь не единственной свахой.

Спустя еще какое-то время Энтони и Джеймс стояли и смотрели на своих почтенных женушек, которые мирно болтали друг с другом.

– Может, мы сразу совершим помолвку? – подмигнул Энтони.

Джеймс закашлялся, подавившись глотком бренди, когда до него дошло, о ком говорит Энтони.

– Ну ты и задница! – сказал он. – Ведь они же еще не появились на свет.

– Ну и что?

– А то, что у них между ног могут оказаться одинаковые штуки.

Энтони вздохнул, и на лице его выразилось разочарование.

– Понятно.

– А к тому же, они ведь будут двоюродными.

– Ну и что?

– А то, что сейчас это не принято.

– Вот черт, откуда мне было знать!

– Согласен, – заметил неслышно подкравшийся сзади Николас. – Ты вообще очень мало чего знаешь. Хорошенькую семейку ты нам тут представил для знакомства, – добавил он, повернувшись к Джеймсу.

– Я знал, что тебе они понравятся.

– Особенно этот Уоррен, – улыбнулся Николас. – Он, сдается, не очень-то тебя любит. Так смотрел на тебя весь вечер.

Джеймс повернулся к Энтони:

– Что для вас дороже – мое счастье или семейные амбиции?

Николас вмиг отрезвел, осознав, что речь идет о том, чтобы его наказать.

– Вы не посмеете! Вы заботитесь только брат о брате и не принимаете во внимание мою жену.

– Полагаю, милый мальчик, это не так уж и плохо, – сказал Джеймс и улыбнулся, глядя, как Николас благоразумно удалился.

– Парень своего не упустит, – смеясь, заметил Энтони.

– Я начинаю смиряться с ним, – сказал Джеймс. – Черт бы меня побрал, я слишком со многим начинаю смиряться!

Энтони еще громче рассмеялся, глядя, как Джеймс посмотрел в сторону Уоррена Андерсена.

– Старина Ник прав. Этот парень не очень-то тебя любит.

– Да, и уверяю тебя, это навсегда.

– Ты думаешь, у тебя еще предстоят неприятности с ним?

– Да нет. Слава Богу, между нами будет надежно лежать океан, и очень скоро.

– Однако он всего лишь защищал свою сестру, – заметил Энтони. – Он вел себя так же, как мы вели бы себя, коснись дело Мелиссы.

– Ты что, хочешь отказать мне в праве ненавидеть его? Особенно учитывая то, что он заслуживает ненависти.

– Ни в чем я не собираюсь тебе отказывать, – сказал Энтони, дождался, когда Джеймс проглотит очередной глоток бренди, затем добавил: – Между прочим, Джеймс, разве я не говорил тебе, как я люблю тебя?

Несколько капель бренди выплеснулись на ковер.

– О Боже, всего несколько рюмок, и ты становишься сентиментальным!

– Нет, ты скажи, говорил я или нет?

– Что-то не упомню.

– Ну так считай, что я говорю тебе.

Выдержав паузу, Джеймс проворчал:

– Что ж, считай, что и я тебе сказал.

Энтони усмехнулся:

– Я и старших люблю, но никогда не скажу им об этом. Для них это будет шок, ты понимаешь.

Джеймс подвигал бровью:

– А на меня, значит, можно обрушиваться?

– Конечно, можно, старина!

– С чем обрушиваться? – спросила, подходя, Джорджина.

– Так, ни с чем, моя милая. Мой братец, как всегда, словно шило в заду…

– Полагаю, не в такой степени, как мой?

Джеймс тотчас насторожился:

– Он что, сказал тебе какую-нибудь гадость?

– Нет, разумеется, нет, – уверила она его. – Он никому еще ничего не сказал за весь вечер. – Она вздохнула. – Что, если ты, Джеймс, первым начнешь…

– Прикуси-ка язычок, Джорджи, – воскликнул он, изображая ужас на лице. – Мы находимся с ним в одном помещении. Полагаю, что этого и так вполне достаточно.

– Ну Джеймс, – льстиво заканючила Джорджина.

– Джорджи! – угрожающе произнес он.

– Ну пожалуйста!

Энтони стал смеяться. Он видел, что его брат медленно погибает. Его смех стоил ему гневного взгляда, которым одарил его Джеймс, разрешая своей жене препровождать его на другой конец гостиной, туда, где находился ее несносный брат.

Ей пришлось снова применить толчок локтем под ребра, и лишь после этого Джеймс раскрыл рот и процедил:

– Андерсен.

– Мэлори? – столь же кратко процедил Уоррен.

Тут Джеймс расхохотался и заключил в объятия Уоррена и Джорджину.

– Боюсь, что мне придется сдаться первому, – сказал он, продолжая смеяться. – Видно, ты никогда не сможешь научиться ненавидеть кого-нибудь так, как это положено в приличном обществе.

– Как это понимать? – насторожился Уоррен.

– Считается, что ты очень любишь всякие ссоры, мой дорогой.

– Я бы попросил…

– Уоррен! – резко выкрикнула Джорджина. – Прошу тебя, ради Бога!

С минуту он смотрел на нее. Потом с видом явного неудовольствия протянул Джеймсу руку. Джеймс охотно принял это натянутое мирное соглашение, продолжая улыбаться.

– Я понимаю, какую досаду тебе приносит все это, старина. Но будь уверен, твоя сестра остается в руках у человека, любящего ее так, что из нее дух вон.

– Дух вон? – нахмурилась Джорджина.

Золотистая бровь Джеймса изогнулась, он понаблюдал за эффектом, произведенным его фразой, затем снял напряжение:

– А разве ты не теряла дыхание в постели со мной пару часов тому назад?

– Джеймс! – возмутилась Джорджина, щеки ее вспыхнули. Как мог он вымолвить такое в присутствии Уоррена и всех гостей!

Но концы губ Уоррена внезапно дрогнули и слегка двинулись вверх.

– Ладно, Мэлори. Ты здорово это сказал. Увидишь, если ты и дальше будешь заботиться, чтобы моя сестра была счастлива, мне не понадобится больше приезжать, чтобы убить тебя.

– Так-то лучше, парень, – воскликнул Джеймс, смеясь. – Джорджи, а ведь он исправляется. Убей меня Бог, если это не так.