Текст книги "Нежный плут"

Автор книги: Джоанна Линдсей

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 20 страниц)

ГЛАВА XXIX

– Томас! – воскликнула Джорджина, приподняв угол мокрой тряпочки, закрывающей ее глаза, и обнаружив, что к ее постели подходит Томас, а не служанка.

– С каких пор ты стал заходить ко мне не постучавшись?

– С тех, как стало сомнительным, примут меня или нет. Что у тебя с глазами?

Она положила тряпку на туалетный столик и спустила ноги с кровати.

– Ничего, – невнятно пробормотала она.

– Тогда почему ты все еще в постели? Ты знаешь, который сейчас час?

От этих слов Джорджина вспыхнула:

– Но я. уже встала. Разве я не одета? – спросила она, указывая на веселое желтое платье, в котором лежала на кровати.

– Итак, ты просто ленишься после своих бурных путешествий?

У нее дрогнул рот, а затем губы сжались в тонкую полоску от раздражения.

– Что ты хочешь?

– Узнать, когда ты снова будешь разговаривать со мной.

Говоря это, он улыбался, подсел к ней на кровать, чтобы заглянуть ей в глаза. Она не была одурачена. Он хотел чего-то другого. И всегда, когда Томас не сразу подходил к делу, оно почти неизбежно оказывалось либо деликатным, либо неприятным, а ей не хотелось сейчас сталкиваться ни с тем, ни с другим.

Что же касается возобновления отношений с ним, она решила его заверить, что считает его невиновным перед собой до того, как станет известным ее положение, так что он не должен чувствовать себя оскорбленным или ответственным за нее. Она могла удержать Джеймса Мэлори от секса с ней, если бы она этого хотела, но ей и в голову не приходило его удерживать. Ее совесть свидетельствовала об этом.

– Извини, Томас, если я заставила тебя поверить, что я на тебя сердита, это не так, ты знаешь.

– Но не у меня одного такое впечатление. Дрю уверяет меня…

– Дрю просто чрезмерно покровительствует, – настаивала она с раздражением в голосе. – Честно говоря, мне не хотелось бы, чтобы он лез в наши дела. Не представляю себе, с чего он…

– Не представляешь? – мягко прервал он. – Не похоже, чтобы ты вела себя импульсивно, но так было. Он реагировал на твои реакции. Так же и Уоррен в данном случае. Он намеренно провоцировал…

– Он всегда провоцирует.

Томас захихикал.

– Это точно, но обычно он делает это не так явно. Давай я поставлю вопрос по-другому. Сейчас он активно ищет скандала, и мне кажется, ему все равно, кто даст к этому повод.

– Но почему?

– Это один из способов избавиться от обуревающих его эмоций.

– Лучше бы он нашел другой выход, например, снова влюбился. Это дало бы его страстям иное направление, – с неприязнью проговорила она. – Тогда бы он, может быть, угомонился.

– Я не ослышался, Джорджи Андерсен?

От его осуждающего тона она вспыхнула, забыв на момент, что говорит с братом.

– Ты думаешь, я совсем ничего не знаю о жизни?

– Не больше, чем положено. По крайней мере об этой стороне жизни.

Простонав внутренне, она стойко продолжала:

– Ты, должно быть, шутишь. После всего, что я подслушала в этом доме. Наверное, мне не следовало этого делать, но тема была очень интригующей… – Она ухмыльнулась, увидев, как он откинул голову назад и закрыл глаза. – Я хорошо объяснила, Томас?

– Ты изменилась, Джорджи… Клинтон называет это «чувство босса», но я бы назвал…

– Самоуверенностью. И ты полагаешь, что я ее проявила в последнее время?

– Скорее упрямство.

– Да, и это есть, – ухмыльнулась она.

– И все более дерзка.

– Так мне говорят последнее время.

– Ну?

– Что ну?

– Какую же ответственность за эту новую сестру мне следует нести?

– Полагаю, как мне кажется, я могу сама принимать решения о своей жизни и сама нести за них ответственность.

– Такие, как бегство в Англию? – осторожно спросил Томас.

– В том числе.

– А есть и другие?

– Я никогда не выйду замуж, Томас, – сказала она очень мягко, так что он подумал, что речь идет о Малкоме.

– Понимаю… да нет, ничего я не понимаю. На самом деле я, словно Дрю, делаю глупые предположения. Кстати, он очень озабочен.

Она встала, чувствуя, что беседа принимает нежелательный для нее оборот.

– Томас…

– Он слышал, как ты плакала прошлой ночью.

– Томас, я не…

– Он настаивает, что твое сердце разбито. Так ли это, Джорджи?

Он говорил очень участливо; она почувствовала, что слезы снова подступают у нее к глазам, и быстро отвернулась, чтобы овладеть собой. Томас, конечно, терпеливо ждал.

Наконец она произнесла слабым голосом:

– Так уж я чувствую.

Ему бы следовало задать свой следующий вопрос несколько часов назад, но он сделал еще одно предположение:

– Это из-за Малкома?

Она обернулась в изумлении, так как надеялась, что ей не придется больше ничего говорить… Но Томас был очень восприимчив, не говоря о настойчивости.

Она удивлялась, зачем она вообще старалась ввести всех в заблуждение. Какое это теперь имеет значение? Потому что она не хотела говорить о Джеймсе. Разговор о нем заставит ее снова плакать, а она избегала этого.

Она вновь улеглась и вздохнула:

– Я действительно хотела бы ограничить разговор тем, что я чувствовала, когда обнаружила предательство Малкома. С этим было бы так легко справиться… и покончить. Я была просто взбешена.

– Следовательно, у тебя меланхолия по другой причине?

– Меланхолия? – хохотнула она. – Это не то слово. – А затем сама задала вопрос: – А почему ты до сих пор не женился, Томас?

– Джорджи…

– Покажи свое терпение, братец. Так почему же?

– Я не нашел еще ту, которую ищу.

– Но ты ищешь?

– Да.

– А Клинтон нет, хотя, посмотри, сколько лет прошло, как умерла его жена. Он просто говорит, что не хочет пройти через это снова. Уоррен тоже нет, но, конечно, он все еще питает горечь и, вероятно, в конце концов изменит свое мнение, он так любит детей. Бойд не женат. Он утверждает, что слишком молод, чтобы остепениться. Опять же Дрю говорит, что не готов оставить удовольствие поиска…

– Он сказал тебе это? – Томас чуть не повысил голос.

– Нет, – ухмыльнулась она. – Я подслушала.

Он весьма сердито взглянул на нее.

– К чему ты клонишь, Джорджина? Что ты решила больше не искать?

– Нет, я встретилась с одним человеком, у которого был другой взгляд на брак, и могу уверенно сказать, что он предпочитает ад.

– Бог мой! – глотнул воздуха Томас, когда все совпало. – Неудивительно, что это не имеет смысла. Кто он?

– Один англичанин.

Она съежилась, ожидая взрыва. Но это был Томас. Он просто спросил:

– Как его зовут?

Но Джорджина уже сказала больше, чем намеревалась.

– Имя не имеет значения. Ты никогда не встретишься с ним. И я тоже.

– Он знает, как ты себя чувствуешь из-за него?

– Нет… возможно. О, я не знаю.

– А как он относился к тебе?

– Я ему достаточно нравилась.

– Но недостаточно, чтобы жениться на тебе?

– Я же говорила тебе, что он считает брак идиотской ошибкой. И это его собственные слова, так что он не давал мне никакой надежды.

– Мне очень жаль, дорогая, действительно жаль. Но, знаешь, это еще не причина настраиваться против брака. Есть и другие мужчины, если не здесь, то в Нью-Хейвене, куда собирается взять тебя Клинтон, когда поедет навестить наших племянниц. А если там ничего не получится, Уоррен свозит тебя в Нью-Йорк.

Она улыбнулась ему. Ее братья, все они, хотят ей добра. И она будет рада снова повидать девочек. Джорджина хотела их воспитывать, когда умерла жена Клинтона, но ей тогда было всего двенадцать и она сама воспитывалась слугами или кем-нибудь из братьев, кто в это время оказывался дома. Поэтому порешили, что они будут жить с родителями матери в Нью-Хейвене, поскольку сам Клинтон редко бывал дома. К счастью, Нью-Хейвен недалеко. И если Джорджине предлагают туда поехать, ей надо делать это не мешкая, пока она не начнет проявлять себя и весь ад не всплывет наружу. Может быть, братья к тому времени вернутся на море.

Сейчас же она была готова на все, лишь бы прекратить беседу, прежде чем Томас начнет задавать более интимные вопросы.

– Я подумаю, Томас… если ты окажешь мне любезность. Не говори другим о… ну, о том, что я тебе рассказала. Они не поймут, как это я влюбилась в англичанина. Я и сама этого не понимаю. Знаешь, я его сначала терпеть не могла, его высокомерие, его… Ну, ты знаешь, какими эти чертовы лорды могут быть.

– Лорд? – у него округлились глаза. – Нет, я не вижу основания упоминать об этом братьям. Они, похоже, начали войну снова.

ГЛАВА XXX

– Черт возьми, Джорджи, разве ты не могла придумать ничего получше, чем это?!

– Чем что? – спросила она невинно.

– Приходить в таком виде! – объяснил он, глядя на глубокий вырез ее вечернего платья.

Она посмотрела на него с удивлением.

– О Господи, Дрю! А как же я должна приходить на вечер? Надеть одно из своих старых рабочих платьев? Или в садовом халате с пятнами от травы?

– Ты понимаешь, о чем я говорю! – Он смотрел сердито. – Слишком… слишком…

– С этим платьем все в порядке. Миссис Маллинз, моя портниха, уверяла, что это очень хороший вкус.

– Значит, у миссис Маллинз его совсем нет.

– Чего нет?

– Хорошего вкуса. – Заметив, что дыхание ее участилось, а шоколадные глаза сузились, Дрю заговорил примирительно. – Ну, Джорджи, дело же не в платье, а в том, что оно не закрывает. Ты понимаешь, о чем я говорю?

Я тебя вполне понимаю, Дрю Андерсен, – сказала она с негодованием. – Я должна одеваться немодно, потому что мой брат возражает против моего выреза. Я могу поспорить, что ты никогда не возражал бы, если бы другая женщина одевалась в таком стиле, не так ли? Он предпочел на этот счет больше не распространяться, но, черт возьми, какая в ней произошла перемена! Конечно, она расцвела и стала красивой, но в данном случае она выказывает себя уж слишком явно.

Джорджина сожалела, что поставила брата в неприятное положение. Кроме того, раньше, когда Дрю оставался дома, у нее не было повода наряжаться, и он видел ее только в скромном повседневном платье или, как совсем недавно, в одежде мальчика. А это платье появилось у нее к прошлому Рождеству, к ежегодному Виллардскому балу. Но тогда она не надела его из-за суровых холодов. Греческий стиль, однако, и сейчас оставался очень модным, так же как и тонкий материал – розовый батист и белый шелк. А рубиновое ожерелье матери лучшим образом украшало пространство между платьем и шеей – то самое пространство, против которого возражал Дрю. От края платья до сосков груди оставалось не меньше полутора дюймов, то есть явно больше, чем она видела в нарядах других женщин. Оставалась маленькая щелка, через которую можно было что-то углядеть.

– Все хорошо, Дрю, – усмехнулась она. – Я обещаю тебе ничего не ронять. А если это и случится, то кто-нибудь поднимет и отдаст мне.

Он принял ее слова с благодарностью:

– Следи за собой, – все-таки не удержался он и добавил: – Смотри, как бы Уоррен не накинул мешок тебе на голову.

Она округлила глаза. Недоставало только, для хорошего вечера, чтобы братья глазели на каждого мужчину, который к ней подойдет, или окружили ее со всех сторон, чтобы к ней никто не мог подойти.

– А что делать с этим? – спросила она, показывая на вазу, чтобы переменить тему.

– Лучше смотреть за тем, чего нам стоит торговля с Китаем.

Джорджина услышала эту историю по приезде домой. Это была не просто древняя ваза, но бесценное произведение искусства эпохи династии Тан, произведение, которое насчитывало около девятисот лет и которое Уоррен случайно выиграл. Как это не невероятно звучит, но он ставил против вазы корабль «Нерей» – самое главное в его жизни. Джорджина не поверила бы этому, если бы не слышала также, что Уоррен был тогда совершенно пьян. Обстоятельство,– засвидетельствованное Клинтоном, который находился вместе с Уорреном и даже пытался вывести его из игры, но не мог, да и не очень хотел.

Никто из них, однако, тогда не догадывался, что китайский полководец, ставивший вазу против корабля Уоррена, на самом деле не собирался платить проигрыш. Когда они возвращались на корабли, на них напал отряд его приближенных, и если бы их охрана вовремя не подоспела на помощь, той ночью никто не вернулся бы живым. Во всяком случае, им удалось бежать из Кантона и даже уберечь свои корабли от пожара. Из-за этого неожиданного и потрясающего события они и вернулись домой намного раньше предполагаемого времени. Наблюдая, как Дрю осторожно запирает вазу в ящик стола Клинтона, она заметила:

– Я удивляюсь, как Клинтон отнесся к известию о том, что теперь только через большой срок скайларкский корабль снова осмелится войти в китайские воды.

– Ну, не знаю. Торговля с Кантоном была очень выгодной, и он изнурял себя в долгих поездках. То же самое было с Уорреном. Они еще заходили в несколько европейских портов на обратном пути, чтобы найти новые рынки.

Она об этом раньше не слышала.

– Выходит, Англия прощена и рассматривается как один из таких рынков?

Он посмотрел на нее и усмехнулся:

– Ты, наверное, шутишь. Ведь сколько денег стоила нам их арбитражная блокада перед войной, не говоря уже о том, сколько раз их проклятые военные корабли останавливали наши, чтобы задержать так называемых дезертиров. Остынет адский огонь, прежде чем Клинтон вновь начнет дела с англичанами, даже если наша торговля придет в упадок.

По ее лицу пробежала гримаса недоумения. Если бы была надежда когда-нибудь вернуться в Англию и увидеть Джеймса, она бы ее осуществила. Едва ли путешествие на Ямайку было для Джеймса последним, и он легко может вернуться. Правда, он уверял, что ездил туда только для размещения вкладов и возвращается в Англию по-хорошему.

– Я так не думаю, – тихо сказала она.

– Что ты хмуришься, Джорджи? Может быть, ты простила англичан? После того как эти ублюдки отобрали у тебя Малкома и причинили тебе столько горя?

Англичанам, конечно, нет, но одному англичанину можно простить, если только… что если? Если бы он полюбил ее, а не просто желал. Об этом надо спросить у неба.

Но Дрю ждал ответа. И она ответила ему так, как он и ожидал:

– Конечно, нет, – и отвернулась, чтобы уйти, но в дверях встретилась с Уорреном. Тот увидел ее декольте, и его лицо сразу же стало мрачным. Тогда она выпалила: – Ни слова, Уоррен, или я стащу его и пойду на вечер голая, вот увидишь.

– Не стоит, – предостерег Уоррена Дрю и стал выпроваживать ее из комнаты.

– Ты видел грудь этой девчонки? – спросил Уоррен с негодованием и удивлением.

– Как не видеть, – криво улыбнулся Дрю. – Я сказал ей об этом, но получил отпор. Девчонка выросла, Уоррен, а мы и не заметили.

– Но она могла бы переодеться во что-нибудь более…

– Да не будет она, а если ты будешь. настаивать, то она, кажется, сделает, как сказала.

– Не будь ослом, Дрю, она так не сделает.

– Ты уверен? – перебил Дрю. – Наша маленькая Джорджи изменилась, и я не могу сказать, чтобы она сразу стала безумно красивой. Это дело постепенное. Но я увидел в ней что-то совсем новое.

– Что же?

– Ее настойчивость, характер, которые она показала. И не спрашивай меня, где она этого набралась. Ее ум иногда бывает очень интересным и колючим, черт возьми, ее трудно поддразнить. Она очень быстро реагирует.

– Но при чем тут это проклятое платье, которое сегодня на ней?

– Кто же из нас осел? – фыркнул Дрю и повторил слова Джорджины: – Ведь ты не стал бы возражать, увидев в таком же платье другую женщину? К тому же эти низкие вырезы сейчас очень в моде, – и добавил с усмешкой: – к счастью.

Но у Уоррена сохранялось в глазах напряженное выражение, и когда он стоял и приветствовал гостей, его взгляд задерживался на каждом из мужчин, который слишком долго смотрел на Джорджину. Конечно, никто другой не раздражался из-за се милого наряда. В конце концов, он был более скромным, чем у нескольких ее соседок.

Обычно в морских городах женщин намного больше, чем мужчин. Но на этой вечеринке, к счастью, было по-другому. Большая часть людей собралась в гостиной, но они все продолжали прибывать, и в комнатах первого этажа скопилось много гостей.

Джорджина наслаждалась многолюдием, хотя Уоррен все время был поблизости. По крайней мере, он перестал ворчать. Бойд тоже, едва взглянув на нее, все время находился рядом с ней, особенно когда к ней подходил кто-нибудь из мужчин, независимо от возраста и даже если вместе с женой. Дрю также наблюдал за игрой двух старших братьев, и она его весьма занимала.

– Клинтон говорил, что вы собираетесь отплывать в Нью-Хейвен?

– Кажется, так, – ответила Джорджина полной даме. Миссис Виджинз, горожанка, была женой фермера и никак не могла привыкнуть к сельской жизни. Она включила красивый вентилятор, и стоящих рядом с нею дам опахнуло легким ветерком.

– Но вы только что вернулись из Англии? – спросила собеседница, словно Джорджина могла об этом забыть. – Скажите, дорогая, как вы ее нашли?

– Ужасно, – ответила она вполне искренне. – Толпы народа, полно воров и нищих.

Она не стала вспоминать о прелестях сельской местности, здесь это было бы слишком некстати, да и напомнило ей Бриджпорт.

– Вот видишь, Амос, – сказала Виджинз мужу, – мы так и думали: притон разврата.

Джорджина не собиралась углубляться в тему. В Лондоне ведь два района: богатый и бедный. Богатые не могли быть ворами, но она встречалась с одним из лордов, и это был человек страшно испорченный.

– Как хорошо, что вы недолго пробыли там, – заметила миссис Виджинз.

– Да, – согласилась Джорджина. – Я смогла быстро закончить свои дела.

Женщине, видно, до смерти хотелось знать, что это были за дела, но она не решалась спросить. А Джорджина и сама избегала рассказывать о том, как ее предали и оставили на произвол судьбы. Она стыдилась теперь того, сколь глупо и долго цеплялась за детскую фантазию, и пришла к выводу, что даже любовь не могла извинить ее наивности. То, что она чувствовала к Малкому, нельзя было сравнить с ее чувством к Джеймсу Мэлори.

«Господи, к чему вспоминать это имя», – подумала она и, заметив, что миссис Виджинз с изумлением смотрит на дверь, внезапно прониклась неясным предчувствием какой-то неожиданности. В ней вызревала надежда, пусть сумасбродная и необоснованная, но ей хотелось продлить ее подольше.

– Интересно, кто это такой? – услышала она голос миссис Виджинз. – Может быть, один из людей ваших братьев, Джорджина?

«Ну да, наверное. Они собирают новых охранников в разных портах, и в Бриджпорте часто появляются незнакомые лица». Она по-прежнему не решалась оглянуться на дверь.

– Он не похож на моряка, – продолжил мистер Виджинз.

– Нет, не похож, – заговорил Бойд, о присутствии которого Джорджина забыла. – Но лицо, кажется, знакомое. Где-то я его уже видел, но не могу вспомнить, где…

«Ну хватит этих надежд», – печально подумала Джорджина и обернулась. Он стоял всего в десяти футах от нее, высокий элегантный блондин, до боли привлекательный. Но зеленые глаза, уставившиеся на нее, были холодными. Ей показалось, более угрожающего взгляда она никогда не видела. Ее любовь, ее англичанин и – как она снова понимала – ее падение.

ГЛАВА XXXI

– Что с тобой, Джорджи? – спросил Бойд в тревоге. – Тебе плохо?

Она не смогла ответить. Он коснулся ее руки, но она даже не взглянула на него. Она, не отрываясь, смотрела на Джеймса, ей не хотелось верить, что перед нею действительно он, и все-таки она надеялась!

Джеймс постригся. Раньше у него были длинные волосы, и он начал подвязывать их перед высадкой на Ямайке. Тогда они сильно отросли, и он со своей золотой серьгой гораздо больше походил на пирата, чем когда-либо. Но сейчас он был совсем другим. В нем появилось нечто царственное, подчеркнутое шелком и бархатом. Потрясающее впечатление производил темно-бургундский цвет его костюма: многочисленные огни в зале играли на его бархатном воротничке, как драгоценные камни. Шелковые чулки были снежно-белыми, как и галстук, на котором сверкал большой алмаз, бросающийся в глаза прежде, чем его хозяин.

Джорджина увидела все это сразу, как только обернулась к нему, но прежде, чем его взгляд приковал к себе ее внимание. Этот взгляд предвещал какую-то опасность для ее жизни. За те недели, что они провели вместе, она видела Джеймса Мэлори в самом разном настроении, но никогда не видела его по-настоящему злым, – злым настолько, чтобы терять хладнокровие, если, конечно, оно ему было свойственно. Его взгляд, как ей казалось, мог погасить горящий уголь: он был дьявольски зол, и она плохо себе представляла, что он собирается делать.

– Ты его тоже знаешь?

– Тоже?

«О, конечно, Бойду показалось, что он его где-то видел. Очевидно, это не так». Но прежде чем она успела что-то сказать, выйдя из оцепенения, Джеймс сам нарочито неторопливо направился к ней.

– Джорджи в платье? Как необыкновенно! – Его сухой голос звучал столь отчетливо, словно он говорил для всех. – Да, это, конечно, ты. И в самом деле в платье. Хотя мне больше нравится, когда ты в штанах. Открывает гораздо больше и нечто потрясающее…

– Кто вы такой, мистер? – агрессивно спросил Бойд, выступая вперед и вставая на пути Джеймса.

На минуту показалось, что Джеймс просто отбросит его в сторону (а Джорджина не сомневалась, что он так и сделает).

– Черт возьми, никак ты собираешься мне помешать, парень?

– Я спросил, кто вы такой? – повторил Бойд, вспыхнув и пытаясь скрыть свое замешательство в насмешке: – Не считая того, что вы англичанин.

– Не считая того, что я англичанин, я Джеймс Мэлори. А теперь будь хорошим парнем и уйди в сторону.

– Не стоит спешить. – Уоррен стал рядом с Бойдом. – Имя ничего не говорит о том, кто вы такой и зачем пожаловали.

– Еще один? Кажется, дело осложняется, Джорджи? – обратился Джеймс к ней, и у нее не осталось никаких сомнений в его намерениях.

– Это мои братья, Джеймс, пожалуйста, не надо…

– Братья? – спросил он насмешливо и вновь посмотрел на нее своими холодными зелеными глазами. – А я подумал что-то совсем другое, увидев, как они тебя облепили. – Его тон был достаточно оскорбительным.

Джорджина задыхалась. Бойд побагровел. Уоррен замахнулся, но его удар был отбит. Дрю подбежал, чтобы удержать Уоррена.

– Вы что, с ума все посходили? – зашипел он. – В комнате полно гостей, Уоррен. Черт возьми, мне сегодня весь день кажется, что с тобой что-то не в порядке.

– Ты разве не слышал, как этот сукин…

– Конечно, слышал, но, в отличие от тебя, я узнал, что это капитан корабля, который возил Джорджи на Ямайку. Прежде чем намять ему бока, почему бы не узнать, что ему здесь нужно и почему он ведет себя так… вызывающе.

– Пьян, конечно, – заметил Бойд.

Джеймс продолжал смотреть на Джорджину.

– Ты была совершенно права, Джорджи, твои братья невыносимы.

Она, конечно, рассказывала ему о братьях, и это его замечание относилось к ее первым дням на корабле. Она тогда сказала, что хотела бы иметь других братьев, не говоря уже о Маке.

Джорджина не знала, что делать. Она боялась спросить у Джеймса, зачем он здесь и почему смотрит на нее с такой ненавистью. Ей хотелось увести его, пока не разразилась гроза. Но она не была уверена, что обстановка в доме изменится к лучшему, если они останутся наедине. Однако что-то надо было делать.

Она взяла Уоррена за руку, и почувствовала, как тот напрягся.

– Мне нужно поговорить наедине с этим капитаном.

– Нет, – просто ответил Уоррен.

По его лицу она поняла, что тут ничего не добьешься, и обратилась к другому брату:

– Дрю!

Дрю был большим дипломатом. Он, как бы не услышав ее обращения, посмотрел на Джеймса и учтиво спросил:

– С какой целью вы здесь, капитан Мэлори?

– Если вы хотите знать, я пришел вернуть имущество Джорджины, которое она бездумно оставила в нашей каюте.

Джорджина издала сдавленный стон. Слово «нашей» вспыхнуло как сигнальный огонь в темную ночь. И все поняли его скрытый смысл. Ее подозрения подтвердились. Падение ее становилось очевидным, особенно если учитывать крайне опасное возбуждение Джеймса, явно теряющего присутствие духа.

– Я могу объяснить, – начала она, не подумав, что не следует входить в какие-либо подробности.

– Я предпочел бы, чтобы объяснил капитан Мэлори, – сказал Уоррен, с трудом сдерживаясь.

– Но…

– И я тоже, – перебил ее Дрю уже не таким рассудительным, как раньше, тоном.

– Черт возьми! Вы что, специально набиваетесь на драку? Надо же разбираться, Уоррен! Нельзя все время повторять одно и тоже.

– Может быть, кто-нибудь объяснит мне, что здесь происходит? – потребовал Клинтон.

Он пришел вместе с Томасом, и Джорджина почти обрадовалась этому обстоятельству: может быть, теперь Джеймс поостережется в словах и не будет унижать ее человеческое достоинство?

– Все в порядке, моя хорошая? – спросил Томас, покровительственно обнимая сестру за плечи.

Но прежде чем она успела ответить, Джеймс передразнил:

– Моя хорошая?

– Не нужно повторять ошибок, Джеймс Мэлори, – предупредила она, подавляя ярость. – Это мой брат Томас.

– А эта вышка?

– Мой брат Клинтон.

Джеймс пожал плечами.

– Ошибка естественна, так как нет родственного сходства. У вас что, были разные отцы или разные матери?

– С чего это ты говоришь о сходстве, когда твой братец черен как грек?

– Энтони понравилось бы такое сравнение. И я рад, что ты не забыла о встрече с ним, Джорджи. Он тебя тоже не забудет… как и я.

Она была очень расстроена и вполне могла не обратить внимания на смысл сказанного. А Клинтон все ждал объяснений. Бойд подтолкнул к этому.

– Это капитан корабля, на котором Джорджи покинула Англию, и сам англичанин до кончиков ногтей.

– Я уже понял. И поэтому вы устраиваете здесь сцену для гостей?

Осуждение Клинтона заставило Бойда смутиться и замолчать. Но вмешался Дрю:

– Не мы это начали, Клинт. Этот негодяй оскорбил Джорджи, едва войдя в комнату.

Губы Джеймса презрительно искривились:

– Я сказал, что ей больше идут штаны. Это дело вкуса, милый мальчик, и вряд ли оскорбление.

– Нет. Речь шла не об этом, Мэлори, и вы это знаете, – злобно прошипел Уоррен. – И это не единственная гадость, которую он сказал, Клинтон. Он еще имел глупость заявить, что Джорджина оставила что-то в его каюте, имея в виду…

– Ну конечно, – почти мягко перебил Джеймс, – где же еще? Ведь в конце концов она была моим каютным слугой, каютным мальчиком, юнгой.

«Он мог бы сказать: любовницей. Это ненамного хуже», – подумала Джорджина, совершенно побелев.

В глазах Джеймса не было торжества, они оставались холодными и беспощадными. Она с опаской ожидала последнего удара.

– Джорджина?

Она лихорадочно искала выход из положения, но не находила его.

– Это длинная история, Клинтон. Может быть, лучше попо…

– Сейчас!

Ну вот, теперь Клинтон потерял голову. Даже Томас хмурится. Кажется, единственное что ей остается, – действительно провалиться сквозь землю.

– Ну, хорошо, – проговорила она, – но лучше не здесь. – И, ни на кого не глядя, направилась к кабинету.

Следом шел Джеймс.

– А вас никто не приглашал.

– Нет уж, милая. Эти щенки не сдвинулись бы без меня с места.

В ответ она одарила его горящим взглядом, пока братья заполняли кабинет. «Конечно, – подумала Джорджина, – можно во всем покаяться, и пусть братья убьют Джеймса. Какого черта он сюда приперся, перебудоражив всех? Он довольно грубо возмутил спокойствие, но его низменный план может обернуться против него, и он этого вполне заслуживает».

– Ну, Джорджина?

– Не надо говорить со мной тоном главы семьи, Клинтон. Я не сделала ничего такого, в чем могла бы раскаяться. Обстоятельства вынудили Мака и меня искать пути домой, и я переоделась мальчиком.

– А где спал этот переодетый мальчик?

– Капитан любезно предложил мне разделить с ним каюту. Ты точно так же поступал со своим каютным мальчиком в знак покровительства. Но чтобы он знал, что я… я… – ее глаза сверкнули, и в них появился огонь ненависти. – Сукин сын, что ты хотел сказать, когда говорил, что ты меня не забудешь? Ты с самого начала знал, что я девушка, и только притворялся, что разглядел это потом?

Джеймс ответил с крайней небрежностью:

– Ну конечно.

Она бросилась на него, вскрикнув от ярости. Томас схватил ее сзади и удержал. Уоррен подскочил к Джеймсу.

– Так ты что, обесчестил ее? – спросил он, не прибегая к эвфимизмам.

– Ваша сестра вела себя как портовая шлюха. Она помогала мне одеваться и даже мыла меня без всякого протеста и девичьей стыдливости. Она уже сама себя обесчестила, прежде чем я дотронулся до нее.

– О Боже, – сказал Уоррен, – так вы действительно признаете, что вы…

Уоррен не закончил фразы и не стал дожидаться ответа. Он попытался ударить Джеймса, но его удар снова был легко парирован. Вслед за этим Джеймс коротко ткнул Уоррена кулаком в подбородок. Голова его откинулась назад, но он, слегка удивленный, все же удержался на ногах. Но тут к Джеймсу подскочил Клинтон.

– А почему бы не попробовать со мной, Мэлори?

Джорджина не верила своим ушам. Уравновешенный и здравомыслящий Клинтон?!

– Томас, сделай что-нибудь! – вскрикнула она.

– Боюсь, ты вмешаешься, если отпущу тебя. Я лучше сам стану держать этого негодяя, пока Клинтон будет бить его по физиономии.

– Томас! – выдохнула она, отказываясь верить.

– Хорошо, ты можешь со мной потягаться, янки, – сказал Джеймс дразнящим тоном. – Но я должен предупредить, что хорошо знаю дело.

«Насмешка? Вызов? Этот человек самоубийца. Он что же думает, что ему придется иметь дело только с Клинтоном? Он не знает ее братьев. Между ними могли быть жестокие перепалки, но против общего врага они всегда объединяются».

Двое старших братьев вступили в поединок и вскоре стало ясно, что Джеймс не хвастался. Пока Клинтон наносил один удар, он отвечал пятью.

Когда Клинтон пошатнулся от одного из ударов, ввязался Бойд. Конечно, младший брат вряд ли мог рассчитывать на успех, но он слишком увлекался, чтобы понимать это. Апперкот и тяжелый удар справа уложили его на пол. Настала очередь Уоррена.

Не новичок в драке, он был более подготовлен на этот раз. Уоррен, конечно, еще не имел дела с теми, кто тренировался на ринге, но вел себя лучше, чем Клинтон. И все же его тяжелые удары не причиняли, кажется, никакого вреда Джеймсу, точно он бил по каменной стене. Через десять минут он вышел из борьбы. Джорджина посмотрела на Дрю. Не будет ли тот настолько глуп, чтобы вмешиваться? И убедилась в этом, когда он, улыбаясь, скинул плащ.

– Теперь моя очередь, капитан Мэлори. Я вижу, что означает ваше «достаточно хорошо». Может быть, лучше принести пистолеты?

– Можно. Но я должен предупредить…

– Понимаю. И это дело вы тоже хорошо знаете.

– Даже еще лучше, милый мальчик. Я должен сообщить некоторым молодым задирам, что на моем счету четырнадцать побед и ни одного поражения. До сих пор я если и проигрывал, то только на море.

– Ну хорошо. Я думаю, что все-таки вы должны устать.

– Черт возьми, я не могу этому поверить! – вдруг воскликнул Бойд.

– Не ввязывайся, братишка, – сказал Дрю. – У тебя уже был случай.

– Да нет же ты, олух. Я ведь вспомнил, где я его видел. Разве ты не узнаешь его, Томас? Представь себе, что у него борода.