Текст книги "Нежный плут"

Автор книги: Джоанна Линдсей

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 20 страниц)

«Сын, как и отец», – подумала она, стиснув зубы и понимая, что теперь было мало надежды вернуться в дом без того, чтобы Джеймс не узнал о ее маленьком приключении. Если только…

– Могу ли я попросить тебя не рассказывать об этом своему отцу?

– Нет, – просто ответил он.

Ее зубы сейчас и в самом деле скрежетали.

– Ты – гнилой пасынок, Джереми Мэлори.

И это настолько позабавило молодого гуляку, что тот рассмеялся.

ГЛАВА XLIV

К тому времени, когда экипаж Дерека остановился перед городским зданием на Пиккадилли, Джорджина была уже не просто раздражена своими спутниками – она буквально кипела от ярости. Джереми со своим юмором основательно раскалил ее нервы, а его ужасающие пророчества о том, каких вспышек ей следует ожидать от взбешенного мужа, ничего не могли предотвратить. Дерек до сих пор расстраивался, что чуть было не соблазнил собственную тетку, пусть по незнанию, но его хмурый взор тоже уже не мог исправить дела. Да еще этот неумелый остряк Перси – это уж было слишком.

Она не обманывалась в отношении того, что ее ярость теперь могла оказаться лучшей защитой. Хотя именно из-за его упрямства она совершила свою неосмотрительную поездку к реке, он все же имел все основания гневаться на нее. А когда Джеймс по-настоящему гневается, это очень неприятно. Вспомнить хотя бы, как он чуть было голыми руками не прибил Уоррена. А послушать Джереми, так Джорджине сейчас предстояло испытать нечто худшее. И при всем трепете, который она сейчас испытывала, ясное дело, лучшим прикрытием этого трепета могла стать только ее собственная ярость.

Как бы там ни было, она намеревалась решительно войти в дом и твердым шагом промаршировать в свою комнату. Этот гаденыш-пасынок мог сколько угодно болтать языком, ее задача сейчас – забаррикадироваться за дверью, покуда Джеймс не взорвался негодованием.

У Джереми на сей счет были иные мысли, и она совершила ошибку, позволив ему помочь ей выйти из экипажа. Когда она попыталась оттолкнуть его и войти в дом первой, он схватил ее за руку и не позволил сделать этого. Она могла быть сколько угодно старше его, но он был больше и сильнее ее и полон решимости бросить ее к ногам Джеймса со всеми ее проступками.

Однако, хотя вечно услужливый Добсон уже распахнул перед ними дверь, они все еще стояли на улице.

– Отвяжись от меня, Джереми, пока я не разбила тебе башку, – вне себя от ярости прошипела Джорджина, одновременно улыбаясь дворецкому.

– Теперь самое время мамочке поговорить со своим…

– Негодный мальчишка, тебе нравится все это, нравится?!

В ответ на ее вопрос он оскалился в усмешке и рывком втащил ее в прихожую. К счастью, кроме Добсона там никого не оказалось, и оставался шанс успеть прошмыгнуть на лестницу. Но Джереми, не теряя времени, набрал полные легкие воздуха и что было мочи завопил, призывая своего отца. Джорджина, со своей стороны, также, не упуская более ни секунды, влепила ему пощечину. Увы, это заставило его еще сильнее сжать ее руку и еще громче завопить. В довершение всего ужаса дверь гостиной распахнулась именно в тот момент, когда Джорджина размахнулась, чтобы дать Джереми вторую пощечину.

Это было уж слишком, после целого дня, наполненного нездоровыми эмоциями. Джеймс, конечно же, был здесь – куда ему деваться? Разве он отправился бы на поиски, обнаружив ее отсутствие? Нет, он, конечно же, был здесь, и именно в ту самую минуту, когда она собралась как следует проучить его сына. О, эти его брови, подозрительно сошедшиеся на переносице, как будто он уже все знал досконально. С появлением отца Джереми мог и отпустить свою мачеху, но он продолжал крепко держать ее. И это еще больше повлияло в пользу гнева Джорджины, гнева, который, наконец, выплеснулся через край.

– Прикажите вашему паршивому сыну, Джеймс Мэлори, чтобы он немедленно оставил меня в покое, иначе я пну его в такое место, что он взвоет от боли!

– О Боже, да она понимает, что несет?!

– Заткнись, Перси, – шикнул кто-то, кажется, Дерек.

Не слыша ничего вокруг себя, Джорджина направилась к Джеймсу, таща за собой Джереми, – негодник так и не отцеплялся от нее. Встав перед мужем, она свирепо взглянула на него, не обращая внимания на столпившихся вокруг нее Энтони, Конни и Джорджа Амхерста.

– Я ломаного гроша не поставлю за то, что вы скажете обо всем этом, так-то вот! – отчеканила она.

– Могу я осмелиться спросить, о чем – «обо всем этом»?

– О том, где я была. Если бы вы не были фальшивым мужем…

– Фальшивым?…

– Да, фальшивым! Отказывать мне в моей собственной семье – что же это, как не фальшь?

– Это предусмотрительность.

– А! Прекрасненько, можете оставаться в своем смехотворном положении. Если бы вы поменьше были предусмотрительны, мне не пришлось бы прибегать к непредусмотрительным мерам. Так вот, прежде чем вам выльют за воротник стакан кипятку, советую подумать, кто действительно виноват во всем случившемся.

В ответ Джеймс обернулся к Джереми и спросил:

– Где ты отыскал ее?

Джорджина готова была заверещать. Разговаривая с Джеймсом, она безуспешно пыталась вырваться из рук Джереми. И сваливание вины на Джеймса тоже, казалось, не несет успеха. Теперь была очередь говорить Джереми, и Джорджина приготовилась к тому, что муж мгновенно удушит ее своими руками тут же, на глазах у брата, племянника, сына и друзей, каждый из которых был полностью на его стороне и не пошевелил бы пальцем для ее спасения.

Вдруг она очутилась за широкой спиной Джереми и, не веря ушам своим, услышала, как тот стал отвечать отцу:

– Все не так плохо, как ты, должно быть, думаешь. Спору нет, она оказалась там, у реки, но под надежной защитой. Она сама наняла экипаж, но при ней находились два огромных, чудовищно могучих извозчика, и они никому не давали приблизиться к ней…

– Да что ты болтаешь! – перебил, кудахтая, Перси. – А как она бросилась в объятия к Дереку, страстно желая поцелуев?

Дерек, из ярко-розового становясь ярко-пунцовым, подскочил к Перси, схватил его галстук и несколько раз обмотал вокруг своего кулака, покуда несчастный не стал задыхаться.

– Ты хочешь сказать, что мой кузен лжет?! – зарычал он, глаза его изумрудно пламенели, свидетельствуя о том, насколько он был вне себя от гнева.

– Да нет же! Я и не думал… – поспешно стал оправдываться Перси, но его признание было сделано и услышано.

– Однако, Дерек, ведь я был при этом. И я видел своими глазами… – Галстук на его шее затянулся еще туже. – Но опять же, может, я что-то не так понял?

– Позвольте, господа, – вмешался в диспут спокойный голос Энтони. – Моя жена категорически против кровопролитий в своей гостиной.

Стоя, как за щитом, за высокой фигурой Джереми, Джорджина раскаивалась, что так дурно думала об этом юноше. Она, наконец, поняла, что он держал ее вовсе не для того, чтобы выдать отцу, а напротив – чтобы защитить от его гнева. Он даже солгал ради нее, чем навсегда заслужил теперь ее любовь. Но, благодаря этому растреклятому Перси, все оказалось впустую.

Она боялась выглянуть из-за его плеча и посмотреть, как там ведет себя Джеймс. Когда он впервые увидел ее, он нахмурился, но затем проявил свою обычную невозмутимость; и покуда она выговаривала ему, что почем, не выказал ни намека на какие-либо эмоции.

Находясь за спиной пасынка, она видела Энтони, стоящего по одну сторону от Джеймса, Конни – по другую. Конни усмехался, глядя на нее, открыто выражая свое удовольствие по поводу происходящего. Энтони, напротив, выглядел скучающим – реакция, обычная для Джеймса, но Джорджина догадывалась, что едва ли сейчас у Джеймса такой же скучающий вид. И, почувствовав, как Джереми напрягся, она поняла, что догадки ее верны. А когда Джереми обернулся и шепнул ей: «Бегите!», она и без того уже знала, что пора улепетывать.

Джеймс не двинулся с места, глядя, как она бросилась вверх по лестнице; он лишь отметил, как для большей скорости она подобрала юбки столь высоко, что всем на обозрение открылись не только ее лодыжки, но и икры; и, обведя взглядом присутствующих, он увидел, что они внимательно разглядывают это зрелище. Огонь во взгляде Джеймса разгорелся еще сильнее.

Лишь когда дверь наверху хлопнула, Джеймс обратил свой взор на Джереми, который в отличие от всех не наблюдал за бегством Джорджины, а вместо этого внимательно смотрел на отца.

– Ну что, парень, сорвалось? – тихо промолвил Джеймс.

Мягкость тона, с которым это было сказано, заставила Джереми содрогнуться и выпалить:

– Ты что думаешь, мне хотелось видеть тебя в роли дяди Тони? Неужели не понимаешь, что если бы ты спустил на эту малышку всех своих собак, она спустила бы на тебя свою свору, гораздо более многочисленную. Ведь у нее отвратительный характер, неужто ты до сих пор не понял.

– Ты хочешь сказать, мне следовало бы поискать кого-то другого себе в жены, так?

– Что-то в этом роде.

Услышав столь безапелляционные суждения, Энтони на сей раз позволил себе расстаться со скучающей миной и задыхающимся от негодования голосом воскликнул:

– Знаешь что, юноша, если твой отец сейчас же не сдерет с тебя шкуру, клянусь, что сделаю это своими руками!

Джереми никоим образом не отреагировал на угрозы своего дядюшки, реальными они были или нет.

– Что ты намереваешься делать? – спросил он отца.

– Намереваюсь подняться наверх и побить жену, разумеется, – сообщил Джеймс, как о давно решенном.

Несмотря на то, что сказано это было мягко, шесть протестующих голосов прозвучали в едином порыве. Джеймс почти расхохотался – настолько абсурдно было с ним спорить. Да и они прекрасно знали его. Он более не произнес ни слова, но и не двигался с места, чтобы привести сказанное в исполнение. Все продолжали обсуждать с разных точек зрения происходящие события, когда Добсон вновь отворил входную дверь и на пороге объявился Уоррен Андерсен,

Энтони первым обратил внимание на эту гору грубой мужской ярости, двигающуюся прямо на его брата, и, легко толкнув Джеймса под ребро, спросил:

– Твой друг?

– Черт побери, скорее враг, – ответил Джеймс, увидев Уоррена.

– Как бы то ни было, это твой шурин, – и Энтони посторонился.

Джеймс не успел ответить, поскольку Уоррен приблизился и замахнулся на него. Джеймс успешно отразил его атаку, но Уоррен размахнулся еще раз и нанес Джеймсу сокрушительный удар под дых.

Моментально утратив дыхание, беззвучно хватая ртом воздух, Джеймс услышал, как Уоррен произнес, презрительно усмехаясь:

– Я учусь на своих ошибках, Мэлори.

Один внезапный и быстрый удар ошеломил, затем второй с правой, очень мощный, уложил Уоррена на пол прямо к ногам Джеймса, на что Джеймс заметил:

– Учишься, но плохо.

Пока Уоррен тряс головой, пытаясь прийти в себя, Энтони спросил у Джеймса:

– Это один из тех, что хотели повесить тебя?

– Он самый, – ответил Джеймс.

Энтони протянул руку и помог Уоррену подняться на ноги, но не отпустил его, когда тот, встав, попытался освободиться.

– Понял теперь, каково, когда тебя бьют твоим же оружием? – спросил Энтони с большой угрозой в голосе.

– Что бы это значило? – спросил тот, косо поглядев на Энтони.

– Посмотри вокруг. Это уже не твоя семья окружает тебя. Это его семья. Согласись, я неплохо приберег для тебя свои кулаки.

– Катись к черту! – Уоррен все же выхватил свою руку из руки Энтони.

Энтони вполне бы мог на это обидеться, но вместо этого он рассмеялся и посмотрел на Джеймса, как бы говоря: «Я сделал все возможное. Теперь опять твоя очередь». Но Джеймс не хотел, чтобы наступила его очередь. Он хотел, чтобы Уоррен немедленно убрался отсюда, из этого дома, из Англии, из его жизни. Будь этот мужлан не таким воинственным, невыносимым и враждебным, ему еще можно было бы попытаться спокойно втолковать кое-какие разумные вещи. Но Уоррен Андерсен не был уравновешенным человеком. К тому же Джеймс не мог испытывать приязни к парню, который высказывался, что ему было бы приятно увидеть Джеймса, вздернутым на веревке.

Холодно и угрожающе Джеймс сказал:

– Дело может окончиться плачевно для тебя. Если я захочу, то превращу тебя в кровавое месиво, не прибегая для этого ни к чьим услугам. И не спорь, голубчик. Короче, ты должен удалиться.

– Я никуда не уйду без своей сестры, – твердо заявил Уоррен.

– Вот тут, янки, ты ошибаешься. Ты отдал мне ее, и я защищаю ее, в особенности же я защищаю ее от тебя и от твоей омерзительной склонности к насилию.

– Но ты не хотел ее!

– Черта с два я не хотел ее! – взревел Джеймс. – Я настолько хотел ее, что ты едва не повесил меня!

– Глупо ведешь себя, парень, – сказал Уоррен и нахмурился.

– Ничего не глупо, – вмешался Энтони, смеясь. – Весьма разумно.

Джеймс не обратил внимания на брата, продолжая увещевать шурина:

– Даже если бы я не хотел ее, Андерсен, ты все равно не получил бы ее теперь.

– Это еще почему, черт возьми?

– Потому что она носит моего ребенка, а ты полагаешь, что избить ее – означает избавиться от любых проблем.

– Но разве Мэлори не собирался…

– Перси, заткнись ты! – раздалось сразу с трех сторон.

Но Уоррен был слишком вне себя, чтобы понять смысл фразы, начатой Перси.

– Боже мой, Мэлори, я не тронул бы ее, даже если бы она не была… Черт возьми, ведь она же моя сестра!

– Но она также и моя жена, что дает мне все права, в частности – полное право отказывать тебе в любых претензиях на ее счет. А если ты хочешь увидеться с ней, ты должен прежде наладить со мною мир.

Ответ Уоррена не удивил никого, особенно принимая во внимание, что, произнося последние слова, Джеймс выглядел кем угодно, только не миротворцем.

– Черта с два! И плевать мне на твои права, Мэлори! Если ты думаешь, что мы позволим ей оставаться в лапах разбойника, продолжай так думать!

Последние слова прозвучали слабовато. Уоррен знал, что у него нет сил вырвать сестру из этого дома, особенно теперь, когда он пришел сюда один и со всех сторон окружен родственниками и друзьями Мэлори. Свыше меры его возмущало сознание, что он вынужден удалиться без нее, но другого выхода не было. Взбешенный, он вышел вон, и единственной причиной, спасшей входную дверь от разрушения, явилось то, что Добсон заблаговременно распахнул ее перед Уорреном.

Энтони покачался на пятках и издал целый взрыв хохота:

– Не знаешь, с чем поздравить тебя, старина, – с предстоящим ребеночком или с избавлением от его дядюшки.

– Чертовски хочется выпить, – откликнулся Джеймс и отправился на поиски спиртного.

Выпить действительно захотелось всем как следует, и когда тосты и поздравления стали иссякать, Джеймс был уже на пути к тому, чтобы изрядно нахрюкаться.

– Малышка Джорджи была недалека от истины, когда описывала своих братьев, – заметил Энтони, все еще находясь под впечатлением прошедших событий. – Интересно, они все такие здоровенные, как этот?

– Примерно такие же, – пробормотал Джеймс.

– Надеюсь, ты понимаешь, что он еще вернется? – продолжал Энтони. – И наверняка с пополнением.

– Остальные все-таки чуточку более благоразумные, – возразил Джеймс. – Ненамного, заметь, но все же. Они отправятся домой. В конце концов, что они могут сделать? Она моя жена. Они не могут не принимать этого во внимание.

Энтони захихикал, не веря ни одному его слову.

– Похоже, это ужасающее слово ты стал легче произносить, а?

– Какое?

– Жена.

– Катись к дьяволу!

ГЛАВА XLV

Джорджина никак не могла в это поверить. Он запер ее. И сколько она ни колошматила в дверь всю ночь напролет, никто не приходил ей на выручку. Наконец, она сдалась и рухнула в полном изнеможении. Наступило утро, но никто так и не пришел к ней. Как мог Уоррен оставить ее? И это после того, как она бросила вызов диктату мужа и освободила его в заботах о ее благополучии.

Ей бы хотелось никогда в жизни не слышать, как вчера вечером он кричал на ее мужа внизу, в зале. Но она слышала его голос и выскакивала на лестницу всякий раз, когда ее охватывало желание броситься вниз, к нему.

Но когда она уже было решилась, она услышала, как Джеймс запретил Уоррену видеться с ней, и сообразила, что только разозлит мужа пуще прежнего, если спустится и присоединится к разговору. И она снова воспользовалась черным ходом, выбралась из дома и стала ждать, когда Уоррен уйдет. В его уходе она не сомневалась – слово Джеймса было тверже алмаза.

Итак, она стояла снаружи и очень удивила Уоррена, когда он ураганом выскочил из дверей. Она хотела успокоить его, что с ней все в порядке. Ей хотелось сказать ему, чтобы он не беспокоился больше о ней. Она никак не ожидала, что он швырнет ее в свой экипаж и увезет. О, дьявол, почему Джеймс не сообразил запереть ее! Тогда бы она не оказалась здесь, на корабле Уоррена, в полной панике – а вдруг Уоррен надумает взять и отвезти ее домой – да не к Джеймсу, а в Коннектикут. А ведь он не станет выслушивать ее уверения в том, как ей не хочется уплывать. Он никогда не обращал на нее внимания, что бы она ни говорила. Кроме того, она сомневалась, сообщит ли он остальным братьям о том, что она у него.

Но тут она ошибалась, как обнаружилось, когда, наконец, дверь распахнулась и на пороге каюты объявился Томас.

– Слава Богу! – первое, что она воскликнула, поскольку это был единственный из ее братьев, в ком темперамент не мешал рассудку.

– Как я рад, дорогая, – сказал он, раскрывая свои объятья, в которые она тотчас юркнула. – Мы почти потеряли надежду разыскать тебя.

– Я другое имела в виду, когда сказала «слава Богу», – она слегка откинулась в его объятиях. – Ты знаешь, что Уоррен запер меня здесь, в каюте?

– Он намекнул на это, когда вчера вечером вернулся в отель и рассказал нам о случившемся.

Она отпихнула его от себя:

– Ты что, хочешь сказать, вы знали и продержали меня здесь целую ночь взаперти?

– Ну-ну, миленькая, успокойся. Ну, сама подумай, разве можно было отпускать тебя? Ведь ты наверняка куда-нибудь бы устремилась.

– Ни черта бы я не устремилась! – выпалила она и направилась к двери. – Я возвращаюсь домой, к Джеймсу!

– Никуда ты не возвращаешься, – возразил ей Дрю, внезапно вставший в дверях каюты и весьма эффектно преградивший ей путь. – По-моему, она выглядит в норме, – сказал он Томасу, – никаких ушибов, слегка не в своем уме.

Джорджине захотелось плеваться и кричать, но вместо этого она глубоко вздохнула, вздохнула еще раз и спокойным голосом спросила:

– Уоррен сказал вам, что меня не нужно разыскивать? Сказал? Он что, забыл добавить, что я влюблена в своего мужа? Поэтому никто из вас не позаботился о том, чтобы освободить меня отсюда?

– Он ничего не говорил о любви, нет, ничего, – согласился Томас. – Я всерьез сомневаюсь, что он верит в любовь. Но он говорил о твоем требовании возвратить тебя к мужу. Он сказал, что ты страдаешь от нарушенного порядка вещей, поскольку ждешь от мужа ребенка. Кстати, как ты себя чувствуешь?

– Я… Откуда вы прознали о ребенке?

– Разумеется, Мэлори сообщил о нем Уоррену. По его словам, это одна из причин, по которым он не прогоняет тебя.

Одна из причин? Да нет же, это как раз единственная причина, и как только не могла она сообразить этого раньше? А все потому, что она начала думать, будто Джеймс не услышал ее, когда она сообщила ему о ребенке, ведь после того он ни разу не упомянул о нем в разговорах.

Она вернулась к кровати и села на нее, пытаясь побороть отчаяние, охватившее ее. Она не могла позволить причинам что-то значить, ну никак не могла. Она любила Джеймса Мэлори достаточно для них обоих. И если он не хотел прогонять ее, то и она желала бы остаться с ним. Там, где и положено им жить. Но почему же от этой мысли ей нисколько не стало легче?

Она вздрогнула, когда Томас сел с нею рядом.

– Чем я так расстроил тебя, Джорджи?

– Ничем… Всем!… – Она была бы признательна любому, кто отвлек бы ее от мысли, что Джеймс не любит ее. – Вы, оба, можете мне ответить, что я тут делаю?

– Это составная часть нашего плана, Джорджи.

– Какого плана? Плана по сведению меня с ума?

– Нет, – хихикнул Томас. – Плана по приведению твоего мужа в ясный ум.

– Не понимаю.

– Скажи, он позволил бы Уоррену повидаться с тобой?

– Ну, допустим, нет.

– Как ты думаешь, со временем он изменил бы свое решение?

– Скорее всего нет, но…

– Его нужно заставить понять, что он не имеет права разлучить тебя с нами, Джорджи.

Глаза ее вспыхнули.

– И вы собрались увезти меня в Америку, чтобы задать ему урок! – закричала она.

– Нет, полагаю, что так далеко увозить тебя не следует, – усмехнулся на ее испуг Томас.

– Однако если он думает, что мы… – начал было Дрю, но решил лучше не развивать свою мысль. И правильно сделал.

– Нет, вы не знаете моего мужа, – вздохнула Джорджина. – Все, чего вы добьетесь, это превратите его в безумца.

– Возможно. Но я гарантирую, что и это пойдет на пользу.

Сомневаясь в последнем заверении, она не стала спорить с ним, а спросила:

– Почему же Уоррен не мог растолковать мне вчера всего этого?

Прежде чем ответить, Дрю попыхтел:

– Потому что наш дорогой Уоррен никогда не поддерживал нашего плана. Он убежден, что мы должны увезти тебя с собой в Америку.

– Что?!

– Ну-ну, не волнуйся насчет Уоррена, сестричка, – стал успокаивать ее Томас. – Мы не собираемся никуда отплывать, по крайней мере, еще неделю, и надеемся, что до этого времени твой муж все уладит сам.

– Всего неделю? Вы что, не можете остаться подольше?

– Но мы скоро снова приедем, – улыбнулся Томас, – и будем постоянно приплывать. Тем более что Клинтон решил – если уж мы приплыли спасать тебя, то это дело тоже может принести доход. Он не вправе будет запретить будущие плавания.

Если бы Джорджина не была столь расстроена в эту минуту, она бы расхохоталась.

– Приятно слышать, но меня не нужно ни от кого спасать.

– Мы же не знали, дорогая. Мы ужасно волновались за тебя, особенно после того, как, по словам Бойда и Дрю, ты против своей воли пошла замуж за Мэлори.

– Но теперь-то вы знаете, что я пошла по своей воле! Почему же Уоррен не может смириться с этой мыслью?

– И в лучшие времена Уоррен был упрямым, а в этом случае тем паче. И потом, Джорджи, ты же знаешь, что ни одна женщина в мире не удостаивалась такой любви со стороны Уоррена, как ты.

– Не хочешь ли ты сказать, что он отказался от женщин? – фыркнула она.

– Да нет же, я имел в виду иной вид любви – любви душевной. Кроме того, мне кажется, он вообще ужасно расстраивается, когда что-либо чувствует. Он бы предпочел всегда оставаться бесчувственным чурбаном, а тут ты со своими заботами о нем.

– Том прав, Джорджи, – добавил Дрю. – Бойд утверждает, что никогда в жизни не видел Уоррена более огорченным, нежели в тот день, когда ты сбежала в Англию.

– А потом приехал Мэлори, и Уоррен расценил это так, будто он не в состоянии защитить тебя.

– Но это абсурд! – возразила Джорджина.

– Вовсе нет. Уоррен считает твое благополучие своим личным делом. Возможно, он волнуется за тебя больше, чем кто-либо из нас, ведь ты – единственная женщина, о ком он вообще заботится. Если ты примешь это во внимание, то тебе не будет казаться странным его поведение и его ненависть к твоему мужу, в особенности после того, как Джеймс вел себя и что он говорил в Бриджпорте.

– Скажи, Джорджи, зачем он вознамерился растоптать твою репутацию? – спросил Дрю с любопытством.

– Он почувствовал себя задетым, когда я уплыла с вами, не попрощавшись с ним, – ответила она с возмущенным лицом.

– Ты шутишь, – сказал Томас. – Не может быть, чтобы он видел во мне человека, способного на такие экстремальные поступки ради какой-то мелкой мести.

– Я передаю вам то, что он сам мне сказал.

– Почему бы тебе еще раз не спросить его? Убежден, что ты услышишь о совершенно другой причине.

– Едва ли. Трудно вообразить, в каком разгневанном состоянии он находится сейчас, после сегодняшней ночи. Кроме того, мальчики, не забывайте, что это вы душили его, женили его на мне, отняли у него корабль да еще заперли в подвале в ожидании повешения. Я боюсь при нем даже упоминать ваши имена. – Говоря все это, она еще больше поняла, насколько безнадежен их план. – Черт побери, он никоим образом не собирается менять своих решений, и вы это знаете. А вот уж что он точно сделает, так это приедет сюда со всем своим семейством и разорвет этот корабль в клочья.

– Будем надеяться, до этого дело не дойдет. В конце концов, все мы – люди благоразумные.

– Кроме Уоррена, – усмехнулся Дрю.

– И кроме Джеймса, – нахмурившись, добавила Джорджина.

– Но мне хочется думать, все остальные-то нормальные, – сказал Томас. – Мы обязательно все уладим, Джорджи, я обещаю тебе, даже если придется напомнить твоему Джеймсу, что это он первым вызвал нашу враждебность по отношению к нему.

– Вот уж это точно сделает его ласковым, – съязвила Джорджина.

– Она иронизирует? – спросил Томаса Дрю.

– Она в затруднении, – ответил Томас.

– Я смиряюсь, – сказала Джорджина, мрачно глядя на них обоих. – Не каждый день случается быть похищенной собственными братьями.