Текст книги "Дьяволы Фермана"

Автор книги: Джо Клиффорд Фауст

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 19 страниц)

Отсмеявшись, я повернулся к экрану и принялся диктовать.

Пембрук, Холл, Пэнгборн, Левин и Харрис.

«Мы продаем Ваши товары по всему миру с 1969 года».

Офисы в крупнейших городах: Нью-Йорк, Монреаль, Торонто, Сидней, Лондон, Токио, Москва, Пекин, Чикаго, Осло, Филадельфия, Амарилло.

ЗАКАЗ: «Мир Нанотехнологий»

ТОВАР: «Наноклин»

АВТОР Боддеккер

ВРЕМЯ: 60

ТИП КЛИПА: Видео

НАЗВАНИЕ: «Их было десять»

РЕКОМЕНДАЦИИ И ПОЯСНЕНИЯ: Передать копии пакета (вплоть до полного доступа) Сильвестеру, Мортенсен и Деппу для создания касси.

АУДИО

За кадром: кухня. Обычные шумовые эффекты, сопровождающие приготовление пищи. Шипение сковороды, клацанье кастрюль, бибиканье микроволновки и т. п.

ВИДЕО

Современная кухня. Женщина, одетая в деловой костюм, отдает приказы кухонному автомату.

АУДИО

(СОПРОВОЖДЕНИЕ): Звук открывающейся двери

ВИДЕО

ЖЕНА поднимает глаза.

АУДИО

МУЖ: Дорогая, я дома.

ВИДЕО

ЖЕНА улыбается. Откат камеры. МУЖ стоит в дверях. Свет, льющийся из дверного проема, окружает его чем-то вроде ореола. МУЖ выглядит так, словно его пропустили через мясорубку; его одежда (модный костюм) вся в грязи; волосы всклокочены; под глазом у него синяк, на лице и теле – многочисленные порезы и ссадины.

АУДИО

ЖЕНА: Милый, что с тобой стряслось? Твой костюм…

МУЖ: На меня напала уличная банда…

ВИДЕО

Она указывает на грязный костюм; МУЖ беспомощно разводит руками.

АУДИО

МУЖ: …их было по меньшей мере десять…

ВИДЕО

Быстрая вспышка освещает группу неряшливо одетых ЧЛЕНОВ БАНДЫ. Зритель должен успеть понять, что их всего пять человек.

АУДИО

ЖЕНА: Десять?

МУЖ: А может, и пятнадцать.

ВИДЕО

ЖЕНА ведет МУЖА в дом. По пути он раздевается и отдает ей одежду.

АУДИО

МУЖ: Я просто шел по своим делам, когда они появились откуда ни возьмись и окружили меня.

ВИДЕО

Кадр: МУЖ делает грубый жест в сторону фигуры, сидящей на скамейке парка. Человек поднимается на ноги (становится ясно, что это – член банды) и направляется к МУЖУ. МУЖ выказывает признаки беспокойства.

АУДИО

ЖЕНА: И что же было дальше?

ВИДЕО

ЖЕНА берет одежду МУЖА и запихивает в стиральную машину.

АУДИО

МУЖ: Я их уделал.

ВИДЕО

Кадр: МУЖ получает мощный удар в челюсть от БОЛЬШОГО ПАРНЯ, которого он дразнил.

АУДИО

ЖЕНА: Я вижу, заодно ты уделал и свою одежду.

МУЖ: Ох, и не пытайся спасти эти штаны, дорогая… они безнадежны.

ВИДЕО

ЖЕНА держит в руках брюки МУЖА. Сзади на них виден отпечаток ботинка.

АУДИО

ЖЕНА: Не беспокойся, милый. Я выстираю их в «Наноклине»!

ВИДЕО

Крупным планом рука ЖЕНЫ. Она указывает на коробку «Наноклина», заполнившую собой остальную часть экрана. (Возможный слоган: «Микромашины, которые стирают и чистят!»)

АУДИО

ДИКТОР: И это так! «Наноклин» обеспечит вам чудо-стирку и надерет задницу всем своим конкурентам!

ВИДЕО

БАНДА окружает МУЖА. Они пинают его по заднице,

АУДИО

ДИКТОР: Пятна? Никаких проблем. Уникальное воздействие «Наноклина» уничтожит их без следа.

ВИДЕО

Два ЧЛЕНА БАНДЫ бегут по улице, волоча за ноги МУЖА. МУЖ размахивает руками перед камерой и старается уцепиться ногтями за бетон в тщетных попытках замедлить их движение.

АУДИО

ДИКТОР: С «Наноклином» стирка станет легким и приятным делом!

ВИДЕО

В кадре – избитое лицо МУЖА. Его только что пнула нога в тяжелом ботинке, и он падает на тротуар.

АУДИО

ЖЕНА: Ну, вот и все! Дело сделано.

МУЖ: Это просто потрясающе, дорогая. Я никогда еще не видел, настолько чистую одежду. Даже старые пятна пропали. Как тебе это удалось?

ВИДЕО

В кадре МУЖ и ЖЕНА. ЖЕНА указывает рукой на аккуратно одетого МУЖА. МУЖ в изумлении рассматривает свой невероятно чистый костюм.

АУДИО

ЖЕНА: Я управилась с этим!

ВИДЕО

Крупным планом лицо ЖЕНЫ.

Она смотрит в камеру, подмигивает и показывает большой палец.

АУДИО

ДИКТОР: «Наноклин»… Современное чудо для стирки от «Мира Нанотехнологий»!

ВИДЕО

Крупным планом коробка «наноклина».

7
Один день из жизни

– Боддеккер, ты охренел?!

Это сказал Хотчкисс. Он читал мой сценарий, выведенный на экран ноутбука. Мы сидели в малом конференц-зале на тридцать девятом этаже вместе с выжившими «стариками», старшими партнерами Финнеем, Спеннером и Робенштайном, а также лидерами творческих групп – Бродбент, Норбертом и Биглоу. Присутствие последних означало, что здесь представлены пять ведущих творческих групп агентства. Хотя я и попал в их число, это еще не означало победу.

Темой заседания было рассмотрение написанного творческими группами материала по проекту «Наноклин». Мы вкалывали все утро, отлаживая последние детали и ожидая момента, когда придется предъявить изделие «старикам».

По большей части получилось не ахти что такое. Мы просмотрели около дюжины файлов. Большую часть из них прислали другие филиалы агентства, но здесь же оказались ролики Хотчкисса, Биглоу и Норберта. Ролику Хотчкисса не повезло. Нельзя сказать, что его изготовили плохо, однако едва Левин увидел на экране слова «пещерный человек», его палец тут же ткнул в кнопку удаления. Сценарий исчез из наших ноутбуков прежде, чем мы успели его дочитать. После этого «старик» покачал головой и сказал:

– Не надо зацикливаться на одном и том же, сынок.

Затем последовал ролик Биглоу. Предполагалось, что он будет выполнен как анимация в стиле ретро – реминисценции из 1960-х. Группка маленьких человечков, похожих на роботов в броне, танцевала вокруг куч грязи и расстреливала их из хоботов-пушек, напевая мелодию, которую Биглоу назвала «Хоки Поки»:

Вы в стиральную машину

Положите «Наноклина».

Он и чистит, и стирает

Ловко пятна удаляет…

– Ну и ну, – прокомментировал Левин. Это самая короткая фраза, которую я когда-либо слышал от него в качестве критики ролика. Пока я пытался понять, одобрение это или порицание, сценарий исчез из моего ноутбука. Я судорожно сглотнул, и мы продолжили.

Ролик Норберта умер такой же страшной смертью всего несколькими минутами позже. Домохозяйка шла к своей стиральной машине, держа в руках груду белья и пачку «Самой Популярной Мировой Торговой Марки стирального порошка», когда коробка «Наноклина» принялась прыгать вокруг нее и кричать тоненьким голоском: «Выбери меня! Выбери меня!»

– Кто ты? – спрашивает женщина.

Крупным планом показана крышка коробки, она с хлопком открывается и являет миру толпу крошечных человечков.

– Мы веселые волшебные маленькие феи, живущие в твоей стиральной машине!

Левин и я, должно быть, читали с одной скоростью. Когда я дошел до этой строчки, то услышал сдавленный стон, вырвавшийся у «старика». Я поднял глаза и увидел, что Левин в изумлении взирает на свой ноутбук.

Сказать, что в комнате повисла тишина, – значит, ничего не сказать. Наступило полнейшее и абсолютное безмолвие. Когда все прочие увидели реакцию «старика», воздух чуть не зазвенел от повисшего напряжения.

– Во-первых, – спокойно сказал Левин, – эти веселые, волшебные маленькие ребята используют слишком много описательных прилагательных. Во-вторых: они живут в коробке с порошком, а не в стиральной машине. И в-третьих: отправь копию этого ролика в городскую клинику. Я слышал, у них там закончились рвотные средства.

Сценарий исчез с экранов.

– Следующий.

Я вздрогнул. Следующим был мой текст. Я взглянул в ноутбук и прикрыл глаза, опустив палец на кнопку «Page down», чтобы сделать вид, будто читаю. Я слышал каждый звук в комнате: шорохи, сопение, скрип стульев.

И наконец, слава богу, тишину разорвал резкий голос Хотчкисса…

– Боддеккер, ты охренел?!

Его слова эхом разнеслись по комнате; Хотчкисс виновато взглянул на Харрис, Бродбент и Биглоу.

– Ох, простите за выражение, леди. – А потом снова мне: – Боддеккер, где были твои мозги, когда ты это писал?

– Я не уверена, что хочу знать ответ, – сказала Биглоу с кислым лицом.

Норберт пробормотал, что ему нравится. Я проигнорировал его мнение. Я мог взять сто случайных имен из Манхэттенской телефонной базы данных, выстроить их в случайном порядке, обозвать это роликом, и он сказал бы то же самое. Это его стиль – двигаться по пути наименьшего сопротивления и предпочитать добротность творчеству. Норберт завоевывал награды – поэтому-то и сидел сейчас здесь, – однако его работы продавали не так много товаров.

Я смотрел на Левина. Его глаза превратились в узкие щелочки, как и всегда, когда он сосредоточивался на том, что читал.

Минула вечность, прежде чем «старик» оторвался от экрана и улыбнулся.

– В какой-то степени мне даже нравится, – сказал он. – Ярко. Динамично. Я думаю, это привлечет внимание зрителей.

Харрис послала ему недоверчивый взгляд. Она всегда недоброжелательно относилась к роликам, которые по той или иной причине не могли попасть в компьютерные сети и поступали только к индивидуальным пользователям.

– Это слишком жестоко, – сказала она.

– Зато с юмором, – возразил Финней. – И визуально демонстрирует, как работает этот продукт. Причем делает это живо и не занудно. Тем самым выгодно отличаясь от прочих сценариев…

Затем вступил Робенштайн.

– Вы меня извините, – проговорил он, – но вам не кажется, что это слишком вольное изложение? В конце концов цель ролика – продать товар. Заставить потребителя его приобретать. Я не вижу, как данный ролик может обеспечить…

Левин взглянул на него.

– Вашей работы, мистер Робенштайн, мы вообще не видели.

– Верно, – согласился он. – И все же данный ролик от этого не становится лучше. Вряд ли он способен что-то продать.

– Я не согласен, – сказал Спеннер. – По-моему, в этом что-то есть.

– Да, – сказал Норберт. – Конец Пембрук-Холла.

– Здесь присутствует все, о чем говорил мистер Левин в своей речи, – возразил Финней. – Я думаю, мы можем послать его «Миру Нано».

– Вы выжили из ума, – сказал Хотчкисс. – Извините, конечно, но…

Левин оперся ладонями о стол, поднялся и обвел всех взглядом. А затем уставился прямо на меня.

– Я прошу вас простить Хотчкисса, – сказал он мне. – Этот мальчик до сих пор шевелит губами, когда читает. – Потом, обращаясь ко всем: – Друзья, мы не первый год работаем вместе. Пембрук-Холл не достиг бы нынешних высот, если бы не рисковал. Я заявляю, что именно это внутреннее состязание позволит нам выиграть конкурс и представить «Наноклин» миру. Надеюсь, не требуются пещерные профессора с палками вместо указок, чтобы объяснить вам, о чем вообще речь?

Хотчкисс поерзал на стуле.

– Назовите это предчувствием, если хотите, но я подозреваю, что подобным образом работают все прочие агентства. Их авторы напишут нечто вроде: «Идут маленькие машинки! Бла-бла-бла… вот как это работает». А мы должны оказаться лучше других компаний, и только тогда мы можем рассчитывать на благосклонность «Мира Нанотехнологий». Это тот самый случай – ешь или съедят тебя.

– Нет. – Харрис резко захлопнула ноутбук. – Это другой случай: ешь, расшвыривая по сторонам объедки. Это отвратительно.

– Это ярко, – сказал Финней.

– Так никто никогда не делал, – вставила Биглоу.

– Именно поэтому нам стоит этим воспользоваться, – ответил Спеннер.

– Я могу назвать вам сотню причин, по которым данный ролик нельзя использовать – сказал Робенштайн, – однако не стану этого делать. Все и так очевидно.

– Почему же? – Финней ухмыльнулся. – Назови хотя бы одну.

Робенштайн облизнул губы и оглядел своих антагонистов: один из «стариков» и двое старших партнеров. Он сделал глубокий вдох, но не успел вымолвить и слова, как заговорила Харрис.

– Этот язык неприемлем, – сказала она.

– Язык! – воскликнул Левин.

– Язык? – переспросил я.

– В рекламе недопустимы столь вульгарные выражения. На канале анимации – сколько угодно, но это – реклама стирального порошка…

– Ну-у, язык… – сказал Спеннер.

– Специфичен, – вставил Норберт. – В тексте использовано слово «задница». Дважды.

– Один раз слово появляется только в описании ролика, – сказал Финней. – Эту «задницу» не будут произносить.

– Да, – ответила Харрис, – ее просто покажут.

– Даже единожды, – заметил Робенштайн, – вы не имеете права употреблять в ролике слово «задница», Боддеккер.

– Почему нет? – спросил Левин. – Я слыхивал «черт» и «блин».

– Они использовались для рекламы развлекательных мероприятий и пива. Это разные вещи. Цензура не пропустит. – Робенштайн резко ударил по крышке ноутбука.

– А я однажды слышал слово «ублюдок», – сказал Финней. – И ролик показывали достаточно долго.

– Да, – вспомнил Спеннер. – Реклама презервативов. Очень неплохой ролик, кстати сказать. А все эти сперматозоиды, выстроенные в ряд и напевающие…

Левин ритмично постучал пальцами по столу.

– Мы никогда не станем тобой, маленький ублюдок, – пропел он.

Финней улыбнулся.

– Вот-вот. Ролик агентства Штрюселя и Штрауса. Один из лучших.

– А что случилось с автором? – спросил Спеннер.

– Она работает в Чикаго, – гордо сообщил Левин.

– Послушайте, это все не имеет значения, – сказала Харрис. – «Ублюдок» в том ролике был оправдан. Это приемлемо в соответствующем контексте. А в данном случае «задница» – явный перебор.

– Здесь действует грубая уличная банда, – подчеркнул Левин. – Это предполагает соответствующий настрой. Или ты ожидала, что диктор скажет «попка»?

Харрис закрыла глаза руками и покачала головой. Бродбент, которая до сих пор помалкивала, постучала по столу, привлекая всеобщее внимание.

– Давайте скажем, что контекст не соответствует употребляемой лексике, – сказала она. – Что еще?

– Чересчур вульгарно, – отозвался Норберт.

– Оставим в покое редактуру, – сказала Бродбент, – и представим себе самый худший исход. Согласны?

Я беспокойно поерзал на стуле. Я не понимал, куда она клонит, и не был уверен, что хочу это знать. Но, с другой стороны, что бы она ни имела в виду, такое обсуждение несравненно лучше, чем грызня моей собственной творческой группы по поводу этого же текста.

– Слушаю, – сказал я.

Остальные тоже кивнули в знак согласия.

– Допустим, контекст не соответствует…

– А ты хочешь сказать, что это не так?

– Погодите вы, – рявкнул Левин. – Дайте ей закончить.

– Ну, вот что. – Робенштайн неловко пошевелился, и стул скрипнул под его весом. – Если контекст не годится, то и говорить больше не о чем. Можно прекратить бесполезный спор прямо сейчас. Это уже давно следовало сделать.

Бродбент подняла руку.

– Итак. Оставив в покое редактуру, давайте предположим, что мы приняли ролик Боддеккера и представили на рассмотрение «Миру Нано». Что будет в худшем случае?

– Они нас обсмеют, – сказал Робенштайн. – И я очень удивлюсь, если в последствии, хоть раз пригласят к сотрудничеству.

– Ладно. – Бродбент улыбнулась. Длинные зубы придавали ей лошадиный вид, но на сей раз я не обратил на это внимания. Слишком заинтересовался и все еще не понимал – что она хочет предложить.

– Нет. Скажем, они приняли ролик. Что происходит потом? В самом худшем случае?

– К чему ты? – спросил Робенштайн.

– Сетевые цензоры ни за что его не пропустят, – встрял Норберт.

Я покачал головой.

– Это никогда не было проблемой. С каких пор ролики подвергаются цензуре прежде, чем попадают в эфир? Разве что анонсы к «Рекламному веку», да еще реклама на коммерческом канале, больше нигде. Проблемы начнутся, когда рекламная кампания выплеснется на улицы.

– Вот в этом-то и дело, – сказала Биглоу. – Будет беда. Бродбент глянула на нее.

– Что за беда?

– Огонь, вода и острый дефицит, – сказал Финней. Бродбент возмущенно посмотрела на него, но Финней примирительно вскинул руки и проговорил:

– Расслабься. Я на твоей стороне. Только понять бы, которая из сторон твоя.

– Так что за беда? – еще раз спросила Бродбент у Биглоу.

– Ты хочешь полный перечень проблем? Сначала начнутся публичные протесты. Потом поднимется шум в сети. Потом эксперты начнут выяснять, как эту пародию вообще осмелились пропустить, тем более в качестве рекламной кампании. За этим последует полное правительственное расследование и, возможно, взыскание согласно Акту Кальвина Клейна.

– А что происходит тем временем?

– Мы окажемся под перекрестным огнем…

– Нет, – сказал Спеннер. – Агентство под огонь не попадет. Все шишки достанутся автору.

– Точно, – кивнула Бродбент.

– И ты хочешь предложить «Миру Нано» эту пародию, – сказал Робенштайн.

– А что тем временем творится в «Мире Нанотехнологий»? – продолжала Бродбент как ни в чем не бывало.

Финней сказал:

– Это просто. Огласка. Публичность. Такая, какую не купишь за деньги. Ролик оказывается во всех электронных журналах. Репортеры рассказывают об этом в новостях. Как ты и сказала, Биглоу, эксперты задают свои вопросы. «Мир Нано» и «Наноклин» привлекают к себе такое внимание, которое им не обеспечит ни один рекламный ролик.

Бродбент постучала себя пальцем по кончику носа.

– Именно то, чего мы добиваемся, – заключила она. – Если вы возьмете на себя труд немного подумать, то поймете, что наихудший вариант оборачивается наилучшими последствиями.

– Если это так, – сказала Харрис, – то, что же мы будем иметь в лучшем случае?

– Ролик, который завоевывает все награды, но не может продать товар, – сказал я. – Пока вы не примете одно решение на всех.

– А если все пойдет… как бы это сказать… нормально?

– Ролик выполнит свою миссию, и «Наноклин» займет положенную нишу на рынке.

Бродбент кивнула.

– Если мы примем этот ролик, то окажемся в беспроигрышной ситуации.

– Нет-нет-нет, – сказал Робенштайн. – Эта вещь выглядит слишком вызывающе.

– Она просто ассоциируется у тебя с тем хулиганским нападением. Вот и все, – заметил Левин.

Робенштайн поперхнулся.

– Левин, это переходит всякие границы.

– Ладно, – сказала Бродбент опасно мягким голосом. – Просвети нас. Скажи нам, что плохого в этом ролике?

– Пембрук-Холл лишится доверия, – заявил Робенштайн.

– Доверия? – переспросил Спеннер.

– У нас имеется репутация, которую следует поддерживать, а это… это…

– Прошу прощения, – сказал Левин, – но что такое наша репутация, мистер Робенштайн? Со дня основания мы воротили носы от всех традиций, существовавших в рекламном бизнесе. Принцип объединения людей в творческие группы был неизвестен, покуда мы его не ввели. Мы заставляли своих же собственных людей соревноваться друг с другом, чтобы увидеть, чей ролик лучше… Над нами смеялись. Нас проклинали. И несмотря ни на что, Пембрук-Холл стал силой, с которой приходится считаться.

– Хотя это благополучие и выстроено на крови, – пробормотала Харрис себе под нос.

– Я все слышу, – сказал ей Левин. А потом – Робенштайну: – Ты можешь осуждать молодого Боддеккера. Ты можешь считать, что его ролик никуда не годится. Но помни одну вещь: допустим, это пародия, допустим, у нас возникнут проблемы, но это в рамках традиций Пембрук-Холла. Мы должны показать «Миру Нано» образчик нашей продукции, а не банальщину, которую может сделать любое другое агентство мира.

Некоторые из присутствующих согласно кивнули – Финней, Спеннер, Бродбент.

– Итак, – сказал Левин. – Я выставляю этот ролик на голосование.

– Минутку, – снова встрял Робенштайн. – Мы еще не видели работы мисс Бродбент.

– Тем не менее я призываю голосовать, – отозвался Левин. – Что же касается мисс Бродбент, она, кажется, не имеет ничего против. Не так ли, мисс Бродбент?

Она кивнула.

– Вы не можете этого сделать!

– Мистер Робенштайн, – прошипел Левин, – я возглавляю компанию. Это означает, что я могу делать все, что пожелаю. Когда вы встанете во главе Пембрук-Холла – если это вообще произойдет, – тогда вы тоже сможете делать все, что захотите. Я доступно излагаю?

Робенштайн помрачнел и кивнул.

– Объявляю голосование. Предлагается выбрать ролик «Их было десять» в качестве проекта Пембрук-Холла для «Мира Нанотехнологий», – проговорила Харрис. – Пусть каждый скажет свое слово.

– Автор воздерживается, – сказал я. В данном случае действовали те же правила, как и при голосовании внутри творческой группы.

– Против, – сказал Робенштайн. – Однозначно.

– Мисс Бродбент?

– Вообще-то в произведении есть недочеты, которые следовало бы…

– Давайте не будем больше анализировать, – сказала Харрис. – Ваше слово?

– За. Ваше?

– Против. Мистер Левин?

– Кому-то неясна моя позиция?

– Мистер Левин – за, – подчеркнула Харрис. – Двое за, двое против, один воздержавшийся.

– За, – сказали Финней и Спеннер чуть ли не хором.

– Мисс Биглоу?

– Против.

– Мистер Норберт?

– Против.

– Четверо – за, четверо – против, один воздержавшийся. – Харрис перевела взгляд на Хотчкисса. – Остались вы.

Он смотрел в свой ноутбук, избегая встречаться глазами с кем бы то ни было.

– Мистер Хотчкисс, – сказал Левин, – нам нужен ваш голос, чтобы принять решение.

– Нет, – сказал он.

– Нет? – переспросил Левин. – В каком смысле «нет»? Вы голосуете «против» или отказываетесь голосовать?

– Я голосую «против», – выдавил Хотчкисс. И прежде, чем я успел хоть как-то отреагировать, он добавил: – Прости, Боддеккер, ничего личного. Просто я не думаю, что этот сценарий…

– Мистер Хотчкисс, – зашипел Левин. – Мы тут не «Оскара» вручаем. Вы не обязаны излагать свою мотивацию.

– Да, сэр, – промямлил Хотчкисс.

Результаты голосования: четверо – за, пятеро – против. Не принято.

Словно ветер пронесся по комнате, когда все разом выдохнули. Харрис смотрела на Левина; мне показалось, что она довольна исходом событий.

– Впрочем, другие агентства далеко не так демократичны, как наше. Они не используют систему голосования.

Левин пожал плечами.

– Никто не совершенен.

Я откинулся на спинку стула, ослабев от облегчения и радуясь, что все наконец закончилось… Нет. Если честно: я пытался убедить себя, что радуюсь. И если совсем честно: я был уязвлен и расстроен. Мое самомнение получило здоровенную плюху, и, что самое ужасное, я сознавал – мои бандиты ничуть не лучше пещерного человечка Хотчкисса, Хоки-Поки Биглоу или веселых феечек Норберта. Я убеждал себя, что половине моей творческой группы нет дела до этого ролика, поскольку они все равно останутся на плаву. Это не очень помогало. Вторую половину я в любом случае подвел. Они зависели от меня, они на меня рассчитывали, а я… Слабак, шепнуло мое агонизирующее достоинство. Слабак, слабак, слабак…

Я попытался отмахнуться от этих мыслей. Случалось, мои ролики проваливались, но это никогда не превращалось в трагедию. Я продвигался дальше и достигал успеха. Правда, теперь все это в прошлом. После речи Левина о конце света и о значимости наноклиновского проекта не так-то просто смириться с поражением.

Однако я продолжал твердить себе: моя группа еще преуспеет в Пембрук-Холле, и я заполучу этот чудесный дом в Принстоне.

А пока я должен выбрать ролик, который был бы лучше, чем мой собственный. Тот, который будет представлять Пембрук-Холл в «Мире Нано». К счастью, это нетрудно и займет от силы насколько минут. Остались лишь ролики Робенштайна и Бродбент.

Реклама Робенштайна начиналась звуками органа. Посреди бесплодной африканской равнины стояло множество стиральных машин, выстроенных полукругом. Они пыхтели и подрагивали, переполненные бельем. Вокруг сидели обезьяны. Они выискивали друг у друга блох и ожидали, пока машины закончат. Торжественно затрубили фанфары, и обезьяны оживились. Что-то привлекало их внимание и вызывало дикий восторг. Когда рев фанфар поднялся до верхнего крещендо, стало ясно, что предмет их радости – не что иное, как коробка «Наноклина» футов пяти в высоту. Тем временем село солнце и на небо выкатилась луна. С обезьянами же произошло нечто странное: они дружно двинулись вперед, подобрали с земли кости и начали колотить ими по стиральным машинам. На заднем плане другие обезьяны вынули из машин деловые костюмы и надели на себя. Теперь вступил весь оркестр и главная из обезьян, облаченная в стильный полосатый костюм, зубасто улыбнулась, подняла кость и отшвырнула ее от себя. Кость взвилась в воздух, камера следила за ее полетом, пока та не исчезла среди мерцающих звезд. Музыка постепенно стихла, остался лишь орган, и на экране возникла надпись: НАНОКЛИН – СЛЕДУЮЩИЙ ШАГ В ЭВОЛЮЦИИ СТИРКИ…

– По крайней мере не пещерный человек, – буркнул Левин. Текст мигнул и сменился сценарием Бродбент.

– Левин, – запротестовал Робенштайн.

– Мы к этому вернемся, – сказал старик с опасной ноткой в голосе.

Ролик Бродбент начался с показа некой рекламы, которая внезапно сменялась помехами на экране, а затем надписью: СПЕЦИАЛЬНОЕ ПРЕДЛОЖЕНИЕ. Следующий кадр представлял задыхающегося корреспондента новостей, который говорил о том, как упрощается теперь процесс стирки, и об уникальном новом продукте, который это обеспечивает. Далее появлялись кадры, снятые в прачечных самообслуживания, потом – чудаковатый ученый в аудитории, излагающий принцип работы порошка. Интервью с женщиной, которая приобрела столько свободного времени, что начала брать уроки игры на фортепиано и устраивать приемы. Затем снова появился корреспондент, объяснявший, где можно купить «Наноклин». В финале ролик возвращался к прерванной рекламе чего-то.

Мне понравилось. Компактно, лаконично и за шестьдесят секунд передавало огромный объем информации. Я, не задумываясь, проголосовал «за», и ролик стал несомненным победителем, получив семь голосов против двух. Несогласными оказались Робенштайн, раздраженный провалом собственной работы, и Хотчкисс, сделавший это, чтобы проголосовать против еще какого-то ролика, помимо моего. Я пришел к этому выводу, поскольку Хотчкисс ждал, когда ролик Бродбент наберет пять позитивных голосов, и лишь затем высказал свое мнение.

– Что ж, ладно, – сказал Левин. – Я думаю, мы сделали хороший выбор. Мисс Бродбент, ваша группа должна к понедельнику подготовить касси. Люди из «Мира Нанотехнологий» желают получить три копии, нам, разумеется, тоже нужна одна – и еще одна для вашего личного архива. Всех остальных я хочу поблагодарить за участие в проекте и за проделанную работу. Это наш шанс заполучить контракт с «Миром Нанотехнологий», и если это случится… Прошу прощения: когда это случится, никто из сотрудников нашей компании не останется обиженным. – Левин слегка наклонил голову, давая понять, что он закончил. Одновременно закончилось и собрание.

У меня заныло сердце. Плохо… Ах, как все плохо. Дом в Принстоне ускользал от меня, потому что я не отстоял свой ролик. Я попытался напомнить себе, что Пембрук-Холл – это земля нереализованных возможностей. Поскольку мой ролик не прошел в качестве проекта для «Мира Нано», я должен оставаться в хорошей форме. «Старики» знают, кто я такой. Я не один из легиона сотрудников агентства; я привлек их внимание. Они поручили мне многообещающий проект, хотя я понятия не имел, что с ним сделать… Так или иначе, Левин верил в меня – в отличие от того же Хотчкисса.

Выбор сделан, и это подстегнет события. Возможно, неудача убережет меня от падения в пропасть, которое часто следует после слишком высокого взлета. Хотя существовали еще и Дьяволы Фермана. Интересно, как бы я стал объяснять Левину, что ролик написан лишь для того, чтобы пригласить на съемки уличную банду? Может, я зря расстраиваюсь? Может, мне, наоборот, повезло?

– Да, – сказал я и чертыхнулся себе под нос. – И если я поверю в эти бредни, то могу сразу уходить из агентства и заниматься уличной торговлей.

Я перенервничал. Надо успокоиться и прийти в себя. Запрусь в офисе и немного посижу в одиночестве. Это должно помочь…

Увы, моей затее не суждено было осуществиться. К тому времени, как я спустился на свой этаж, всем уже стало известно, что совещание закончилось. Моя группа в полном составе ожидала в кабинете, и вопросы обрушились на меня лавиной.

– Ну?

– Как все прошло, Боддеккер?

– Ролик принят?

– Можно начинать касси?

– Когда нам придет отзыв от «Мира Нано»?

Как будто мне мало препирательств с собственным оскорбленным самолюбием!

– Ну, Боддеккер? Ну?

Не похоже, чтобы они собирались облегчить мне жизнь.

– Мы не получим отзыва от «Мира Нанотехнологий», – промямлил я.

– Что?

– И нам не нужно начинать касси, потому что наш ролик не прошел. С точки зрения Пембрук-Холла собрание закончилось на весьма оптимистической ноте. Но для нас оно обернулось поражением. Я думаю, что это ответ на все ваши вопросы.

Мортонсен выругалась, помянув недобрым словом мою родословную до седьмого колена.

– Что стряслось с этим роликом, который ты считал идеальным, Боддеккер? Ты просил нас довериться тебе, и что же? Ты обманул нас. Ты всех нас подвел!

– Следи за своим языком, Мортонсен, – сказал Гризволд. Как и всегда, его слова прозвучали очень веско.

– Если наш ролик не прошел, – проговорила Харбисон, – тогда чей же?

– Бродбент. Весьма неплохой. Пембрук-Холлу есть чем гордиться. Он начинается с якобы рекламы, которую перебивает срочное сообщение.

– Фи, – буркнула Дансигер. – Тоже мне!

– Ладно, не беда, – сказал Депп. – Не вышло в этот раз – выйдет в следующий.

– В следующий? – взвыл Сильвестер. – А что, если не будет «следующего раза»? А мне понадобятся деньги – для очень важных вещей…

– Знаем мы твои важные вещи, – буркнула Мортонсен. – Если ты однажды сподобишься привести в порядок мозги…

– Тихо! – рявкнул я. – Слушайте, мне ничуть не лучше, чем вам. И я не менее вашего хотел, чтобы наш ролик прошел…

– Наш ролик? – процедила Харбисон. – Твой ролик. Это твой дурацкий ролик, Боддеккер, этот омерзительный, гнусный сценарий…

– Прекрати, – сказал Гризволд.

– Вы все его прочитали, – заметил Депп. – И все дали добро.

– С оговорками, – сказала Харбисон.

– Это был уродский ролик, – бросила Мортонсен.

– Ладно, – сказал я, поднимаясь со стула. – Мы это уже обсуждали. Дважды. Вы читали сценарий, все высказали мне свое мнение. И если вы вдруг забыли: все согласились со мной. Решение принималось сообща. Да, мы ошиблись, но надо жить дальше. Мы сдюжим…

– Это же «Мир Нано»… – заскулил Сильвестер. Тут я не выдержал:

– Я бы и пальцем не шевельнул, если б это была Китайская Лотерея! – заорал я.

Повисла тишина, и я продолжил:

– Я просил вас всех мне поверить, и вы это сделали. Я дал вам прочитать ролик и просил вашего благословения. Я получил его. Теперь, когда нас постигла неудача…

– Не просто неудача, – сказала Мортонсен. – Мы лишились возможности представлять компанию.

– Слушай, – фыркнул я. – Давай не будем в третий раз заводить этот спор. Мы все сидим в одной лодке, вместе преодолеем кризис и еще создадим свой шедевр… – Харбисон открыла рот, но я жестом остановил ее. – Так что у каждого из вас есть два выхода: либо смириться и продолжать работу, либо уйти из моей группы. Вы хорошо меня поняли?

– Однако ролик… – начала Мортонсен.

– Я не желаю больше слышать об этом, Морти, – заорал я. – И я не буду перед тобой оправдываться. Если желаешь уйти, дай мне знать – и побыстрее. Группе Хотчкисса нужен новый ИИ-программист, и я буду счастлив подписать бумаги, чтобы ты могла нас покинуть. – Я оглядел своих коллег, поочередно встречаясь взглядом с каждым из них. – И это касается каждого, кто полагает, что ему со мной не по пути. Если потребуется, я начну с нуля и даже наберу новую команду, если потребуется…