Текст книги "Дьяволы Фермана"

Автор книги: Джо Клиффорд Фауст

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 19 страниц)

– Готов, – сообщил феррет.

– Давай.

– Нижеследующий текст – это перечень праздников типичного календарного года, который может быть использован для стимуляции розничной торговли. Или – как назвал это мистер Боддеккер – перечень поводов, активно использующихся для приобретения разного рода товаров.

Итак. Новый год. День Стивена Хокинга. День Войны. День Мартина Лютера Кинга. Практически весь февраль, включая дни рождения президентов – Вашингтона, Линкольна, Рейгана и Смитерса; День Святого Валентина, Рамадан, начало Православного Великого Поста и День Вице-президента. День Святого Патрика. Весеннее Равноденствие. День Тещи. Вербное Воскресенье. День Вторжения в Норвегию. Страстная Пятница. Еврейская Пасха. Пасха. Пасхальный понедельник. Пасхальный вторник. Православная Пасха. Канун Дня Налогов. День Налогов. День Земли. Неделя Матери. День Вооруженных Сил. День Победы. День Памяти. День Знамени.

– Что ты пытаешься доказать? – поинтересовался Сильвестер.

Я махнул на него рукой, призывая к тишине.

– …День Отца. Летнее Солнцестояние. День Иоанна Крестителя. День Детей. День Канады. День Независимости. День Элвиса. Гражданский Праздник. День Хиросимы. Неделя Падения Стены. День Знамений. День Женского Избирательного Права. День Труда. День Бабушек и Дедушек. День Граждан. Рош-га-шана[2]2
  Рош-га-шана – Еврейский Новый год.


[Закрыть]. Осеннее Равноденствие. Йом Киппур[3]3
  Йом Киппур – День Искупления, еврейский праздник.


[Закрыть]. День рождения Мухаммеда. День Святого Франциска Ассизского. День Колумба. День Объединенных Наций. День Всех Святых. День Гая Фокса. Самый Сладкий День…

– Терпеть его не могу, – буркнула Мортонсен.

– День Выборов. День Ветеранов. День Геттисберга. День Ассоциации Кеннеди. Канун Дня Благодарения. День Благодарения. День Перл-Харбора. Ханука[4]4
  Ханука – «Освещение», или «Праздник Огней», еврейский траздник.


[Закрыть]. Зимнее солнцестояние. Канун Рождества. Рождество. День Бокса. Канун Нового года.

Этот перечень составлен на основе общенациональных торжеств Северной Америки и не включает местные праздники, вроде Дня Канталупы. Он также не включает различные даты, относящиеся к личной жизни потребителя – юбилеи, дни рождения, свадьбы, религиозные инверсии, радикальную хирургию или смерть. На этом текст заканчивается.

– Боддеккер, – сказала Дансигер, поднимаясь на ноги. – Я протестую против использования феррета для подобных вещей. Всю эту информацию я могла бы найти сама…

– Успокойся, – сказал я как можно мягче.

– И не подумаю, – отозвалась Дансигер. – Я получаю деньги за свою работу. Это – моя обязанность. А феррет – всего лишь груда железа.

– Это не исследовательская задача, – возразил я. – Он написал этот перечень, просто просмотрев несколько календарей. Когда придет время разрабатывать эту идею, я попрошу тебя составить более полный список, включающий интернациональные торжества и праздники других государств.

– Итак, – сказал Сильвестер, – что все это означает?

– Мы дадим им настоящий праздник, – сказал я. – День Свободы.

– У многих восточных наций такой уже есть, – заметила Дансигер. – А мы празднуем его как Неделю Падения Стены.

– Я говорю о таком празднике, который останется с людьми до конца их жизни. Мы подарим им время. Два часа в неделю в прачечной. Сто часов в год. Сколько же дней это отнимает в нашей жизни – дней, которых не вернуть? Эти дни нам вернет «Наноклин»!

– Не так плохо, – усмехнулся Депп. – Может, начать с чего-то вроде: «Послушайте, ваши дни сочтены…»

– Кажется, я уловила идею, – сказала Бэйнбридж. – А дальше можно так: «Зачем проводить столько времени в прачечной? Позвольте „Наноклину“ трудиться за вас». – Она огляделась по сторонам, ища одобрения. Безрезультатно. – Ну… или что-то в этом роде.

– Неплохо, – кивнула Харбисон. Я думаю, она пыталась быть великодушной.

– Можно и лучше, – невозмутимо сказала Мортонсен.

– Не просто лучше, – возбужденно подхватила Дансигер. – Живее. Горячее. Это должно цеплять.

– Определенно ты уже разгорячилась, – поддразнила Бэйнбридж.

– Кажется, до меня начинает доходить. – Гризволд наконец-то вступил в разговор, и это был хороший знак. – Я понимаю, куда клонит Боддеккер. – Он перевел взгляд на меня. – Поправь меня, если я ошибаюсь, но ты видишь это как противопоставление рекламы и антирекламы. Сперва ты рассказываешь людям об их же собственных праздниках: бац, вот тут у нас день рождения Хокинга; бам, вот здесь Летнее Солнцестояние; бум, а вот – Четвертое июля. Однако все эти праздники ничего не значат в сравнении со свободой, которую вы приобретаете, пользуясь «Наноклином»…

– Да, – сказал Депп. – Любой другой праздник – это повод что-то купить друзьям. Открытку, подарок, цветы… А с «Наноклином» вы можете сделать себе самый дорогой подарок на свете…

– Время, – докончила Бэйнбридж.

– Лучше, – кивнула Мортонсен. – Уже гораздо лучше.

– А мне не нравится то, что вы затеяли, – сказала Харбисон.

– Может, найти ничем не занятую дату в календаре и объявить настоящий «День Свободы». Совместим его с днем, когда «Наноклин» появится на полках магазинов. – Гризволд выпрямился в кресле, явно довольный своей идеей.

– Нам не удастся протащить это через Правительство и Сенат, – буркнул Сильвестер.

– Да брось, – сказала Бэйнбридж. – Заставим «Мир Нанотехнологий» заплатить.

Все замолчали и уставились на нее.

– Они покупают время, не так ли? С какой стати мы должны оплачивать проведение законопроекта? Боддеккер пишет текст, мы причесываем и приглаживаем его, обеспечиваем оформление и мультимедиа… Остальное – не наша забота. Мы пишем им слоган, вот такими вот буквами. – Она широко развела руки, точно желая продемонстрировать размер будущих букв. – Девятнадцатое июля – День Свободы. Ждите его, и он придет!

Задумка выглядела недурно. Если бы еще Бэйнбридж не выбрала свой собственный день рождения в качестве даты грядущего праздника… Впрочем, начало положено: группа подхватила мою идею и начала работать мозгами… Ну по крайней мере некоторые из группы.

– Люди будут считать это праздником, – сказала Бэйнбридж в заключение своей речи. – Он войдет в их жизнь. Таким образом «Миру Нано» ничего не останется, как провести билль через официальное законодательство. Дело в шляпе.

Депп кивнул. Гризволд улыбнулся.

– Хорошо, – сказал я и оглядел остальных. Отнюдь не все разделяли мой энтузиазм.

Харбисон покачала головой. Мортонсен нахмурилась.

– Нет, – сказал Сильвестер.

– Почему – нет? – спросил Депп.

– Вы и впрямь думаете, что нужен еще один вонючий праздник, чтобы продать порошок? – спросил Сильвестер.

– Это освященная веками традиция, – сказал я. Вдобавок это было мое давнее, затаенное желание: стать человеком, который принесет в жизнь новый праздник. Сейчас у меня появился великолепный шанс.

– Это недостаточно глобально для такого ролика, – сказала Харбисон.

– Это недостаточно глобально? – изумленно выдохнула Бэйнбридж. – Чего же тебе надо? Возвращения пророка Мухаммеда? «Наноклин», который удалит пятна с его одежд?

– Нет! – выкрикнул Сильвестер. В комнате повисла тишина; мы разом обернулись к нему. – Это плохо кончится. Вы что, хотите джихада? Или фетвы? Помните, что случилось с «Азербайджан Аппетайзерз», когда они представили чипсы «Мухаммед»?

– Это не их вина, – сказала Харбисон. – Это ошибка агентства. Товар должен был называться «Чипсы Мухаммеда».

– Не имеет значения, – отрезала Дансигер. – Чипсы выполнили в виде силуэта пророка. Это осквернило исламские законы.

– Мы не имеем никакого отношения к политике, – заметил я.

– Вот именно, – сказала Мортонсен. – «Наноклин» должен стать настоящей сенсацией. Если же мы переусердствуем, то бросим тень на продукт и на его производителя.

– Но это же грандиозный товар, – сказал Гризволд.

– Грандиозный ровно настолько, насколько об этом позаботится реклама, – хмыкнул Сильвестер.

– Он должен быть грандиозным, – сказал я. – Гигантом. Исполином. Потому что «Мир Нано» хочет его таковым видеть. Задумайтесь. Сотни и сотни раз они спасали мир. А теперь хотят заработать деньги.

– Осторожнее, – сказала Дансигер. – От таких слов попахивает кровью.

Мортонсен и Харбисон рассмеялись.

– Надо думать, у вас есть идея получше, – фыркнула Бэйнбридж.

– Вообще-то кое-какие мыслишки у нас водятся. – Харбисон неловко поерзала в своем кресле. – Мы думаем, что «Наноклину» нужен информационный, а не сенсационный ролик.

Внезапно я понял, что происходит. Дело вовсе не в смысловом содержании ролика. На карту оказалась поставлена власть, и очевидно, что Дансигер, Мортонсен и Харбисон действуют заодно, желая урвать кусок побольше. Если «Мир Нанотехнологий» выберет Пембрук-Холл, а наша группа обеспечит этот контракт, славная троица окажется тут как тут. А если и Сильвестер у них в кармане, то они оказываются в беспроигрышной ситуации. В таком случае голосование неизбежно зайдет в тупик. В случае, если идея праздника все же пройдет и мы выиграем состязание – результат очевиден. Однако вдруг идея провалится и ролик не принесет дохода компании… Тогда они сумеют сказать, что голосовали против, в то время как моя репутация окажется под вопросом…

Я нацепил одну из своих самых искренних улыбок и посмотрел на Дансигер.

– Хорошо. Я слушаю предложения. Что у тебя?

– Я думаю, ты получишь более доходчивое объяснение, если я не скажу, а покажу. Не возражаешь, если я продемонстрирую группе результаты своего исследования?

– Вперед.

Она взяла пульт и нажала на кнопку. По стене спустился экран, и мы развернули к нему свои кресла. Свет начал меркнуть. По экрану побежали помехи, и Дансигер приказала своему феррету начать демонстрацию. Феррет отозвался – гораздо более деловым тоном, нежели мой собственный, – и на экране замелькали цифры, производя обратный отсчет. Прежде чем мы успели увидеть цифру «один», экран потемнел и возникла картинка. Компьютерная анимация пещерного человека, который стирал в море шкуру и развешивал ее на скале для просушки…

Я посмотрел на Дансигер.

– Постой-ка. Это то, о чем я думаю?

– Просто смотри, – сказала она.

Голос за кадром проговорил: «Тысячи лет назад стирка отнимала целый день». Быстро замелькали кадры, изображавшие процесс стирки в различные исторические периоды. В финале появилась стиральная машина образца 1950-х.

«И с тех пор мало что менялось…»

Новый кадр. Стирка в современной Америке.

«…до сегодняшнего дня!»

Бац! На экране возникла коробка «Наноклина» и сопровождающая ее надпись: «Новое слово в стирке». В кадр вплыла женская рука. Она взяла коробку, и камера отъехала назад, являя зрителю женщину в деловом костюме. Женщина осмотрела новинку и подняла голову, взглянув в камеру.

– Это же просто стиральный порошок!

– Ах, – сказал голос невидимого диктора, – это не просто порошок. Это «Наноклин»

– «Наноклин»? – переспросила женщина.

Диктор пустился в пространные объяснения о том, как работает «Наноклин». Его рассказ сопровождался компьютерной анимацией наномашин, пробирающихся через волокна ткани, расстреливая пятна и грязь из крошечной лазерной пушки. Снова возникли слова: «Новое слово в стирке».

Современная прачечная и современная дама исчезли, и диктор произнес: «Новое чудо от „Мира Нанотехнологий“. „Наноклин“. Последнее достижение суперсовременных технологий. Долгая нудная еженедельная стирка стала анахронизмом. Спешите приобрести!»

Депп заворчал и помотал головой.

Экран потемнел; снова зажегся свет. Я вскочил с кресла.

– Это ролик другой группы, – сказал я. – Где ты его взяла?

– Тебе обязательно знать? – Дансигер поморщилась.

Я подумал полсекунды, и все встало на места. Она приказала своему феррету украсть ролик из файлов Хотчкисса. Ключом к разгадке был пещерный человек. Хотчкисс любил их и совал куда ни попадя.

– Дансигер, тебе не следовало этого делать…

– Боддеккер, – фыркнула Мортонсен, – а собственно, почему?

– А потому, – сказал я, – что у нее из-за этого могут возникнуть большие проблемы.

Дансигер откинулась в кресле и звонко расхохоталась.

– Нет, ты серьезно, Боддеккер? Ты считаешь, что этот ролик способен завоевать внимание «стариков»? Не говоря уже о «Мире Нано»? Если кто-то и способен заполучить контракт для Пембрук-Холла, так это ты.

– Хотчкисс знает?

– А если даже и знает… Думаешь, ему есть до этого дело? Он сейчас озабочен совсем другими вещами… Впрочем, здесь нет ничего личного. Это не из-за наших с ним отношений.

– Тогда объяснись.

– Я велела феррету выкачать все ролики, уже занесенные в файлы…

– Дансигер!

– Дай ей закончить, – сказала Харбисон.

– …и выяснила, что восемьдесят три процента из них базируются на детали, которую ты совершенно упускаешь из виду. Этот ролик – лучший пример. И мы считаем, что существует аспект, который ни в коем случае нельзя оставлять в стороне.

Она ждала, когда я попадусь на удочку. Я молчал. В конечном итоге Бэйнбридж не выдержала и предположила:

– Эволюция стирки.

– Неверно, – сказала Дансигер. И я вместе с ней. Поэтому Дансигер рассмеялась и проговорила: – Хотчкисс прав насчет тебя, Боддеккер.

Я не стал ждать, пока она огласит, в чем именно он оказался прав. Я повернулся к Бэйнбридж.

– Вместо того чтобы создавать ролик-сенсацию, они хотят рассказать, как этот чертов «Наноклин» работает.

– Именно так, – сказала Харбисон, пожалуй, чуточку слишком громко. Дансигер и Мортонсен разом повернулись к ней и взглядами заставили замолчать.

– Это можно сделать и позже, – заметил Депп. – На первом этапе нам нужно только пообещать, что «Наноклин» будет работать лучше, чем все остальное, вместе взятое.

– Тогда они не узнают, насколько он необычен, – возразила Мортонсен.

– Бэйнбридж, – сказал я. – Как работает стиральный порошок?

Она вздрогнула и вскинула на меня глаза.

– Ну… Э-э… Ты кладешь порошок вместе с одеждой и включаешь машину, взбивается пена…

– Но как он работает? – Я отвернулся от Бэйнбридж. – Как он работает, Харбисон?

– Так же, как и пена для мытья посуды, – ответила она. – Наливаешь пену в жирную воду, и на поверхности формируется пленка. Грязь оседает на краях раковины, а посередине…

– Отлично, – сказал я. – А теперь скажи мне, почему это происходит? С научной точки зрения? Упругость поверхности? Может, эта пена легче воды, но тяжелее жира? Они реагируют на молекулярном уровне?

Тишина.

– Люди не знают, как работает обыкновенный порошок. И им нет до этого дела до тех пор, пока он выполняет свою функцию.

– Люди из «Мира Нанотехнологий» желают разъяснить потребителю, как действует их продукция, – сказала Дансигер.

– У них ничего не выйдет, даже если кто-то и напишет им качественный рекламный ролик, – отозвался Гризволд. – Люди уже в курсе, что такое нано, они знают, что наномашины сделали для мира. Все, что от нас требуется, – сообщить покупателям, что это чудо теперь будет работать в их прачечных.

– Нужно учесть, какова наша клиентура… – начала говорить Мортонсен.

– Прошу прощения, – сказал я. – Но мне казалось, что делопроизводством у нас занимается Гризволд. – Я перевел взгляд с Дансигер на Харбисон, затем – на Мортонсен. – Возможно, вы трое кое-что позабыли, и я считаю своим долгом вам напомнить. Зачем мы вообще делаем рекламу? Чтобы развлечь потребителя? Получить деньги? Увидеть образец товара? Выиграть приз для нашего агентства? Или мы делаем это, чтобы увеличить объемы продаж? Дансигер скрестила руки на груди., – Я вам говорила. – Она обращалась к Харбисон и Мортонсен.

– То, что вы предлагаете, вовсе не плохо. Просто вы слишком торопитесь. Когда товар появится в магазинах, люди не станут просить у продавцов «этот революционный прорыв в нанотехнологий». Они скажут: «Дайте нам штуку, которая отстирывает белье лучше, чем все прочие порошки».

– Ты действительно в этом уверен? Я пожал плечами.

– Не согласна? Хорошо, мы можем провести голосование.

Дансигер улыбнулась. Я уже понял, что совершил ошибку. Предлагая голосование, я автоматически исключал себя из участия в нем. Один-единственный взгляд на лица моих коллег – Харбисон, Дансигер, Мортонсен и Сильвестера, – и стало ясно, что мне не победить.

Я вздохнул, стараясь сделать хорошую мину при плохой игре.

– Хорошо. Те, кто предпочитает освещать сенсационность товара, а не его технические возможности, поднимите руку.

Гризволд, Бэйнбридж и Депп.

– Теперь, – сказал я, стараясь скрыть разочарование, – те, кто стоит за информационный ролик.

Дансигер, Харбисон, Мортонсен и…

Сильвестер постукивал пальцами по крышке стола.

– Сильвестер! – рявкнула Дансигер.

– Что ты выбираешь? – спросил я.

– Я думаю, – отозвался он.

– Ах ты! – выдохнула Харбисон. – Ты – сволочной, вонючий кастрат!..

– Нет. Сегодня – нет, – резко сказал Сильвестер. – И я тебе это припомню.

– Как ты будешь голосовать, Сильвестер? – снова спросил я.

– Я воздерживаюсь.

– Ты же обещал, – потрясенно сказала Харбисон. – Мы же договорились… – Она заткнулась, осекшись под грозными взглядами своих союзниц.

– Голоса сравнялись, – подвел я итог. – Значит, нам придется продолжить дискуссию.

– Забудь об этом, – сказала Дансигер, резко захлопывая ноутбук. – Здесь присутствуют люди, которым тебе не следует доверять.

– Это уж точно, – хмыкнула Бэйнбридж.

– Да что ты понимаешь, жалкая маленькая подхалимка, – прошипела Мортонсен. – Наглоталась спермы и, видно, утратила способность думать.

Депп разразился хохотом.

– Чего тут смешного? – возмутилась Бэйнбридж. Он покачал головой.

– Если б ты видела Морти на новогодней вечеринке, то не принимала бы ее слова близко к сердцу.

– А ты-то чем лучше? – начала заводиться Харбисон. Я ударил ладонями по столу и заорал, требуя тишины.

Когда все замолчали, я перевел дыхание и мягко сказал:

– Послушайте. Нам всем сейчас нелегко. В Пембрук-Холле творится черт знает что. Все грызутся между собой, и нашу группу эти настроения тоже не обошли стороной. Я обеспокоен не меньше, чем вы, – а может, и больше, учитывая, что один из «стариков» дышит мне в затылок. Он желает видеть результат. Он хочет, чтобы я вложил душу в эту рекламу… Не поймите меня превратно. Я очень хочу, чтобы агентство заполучило этот контракт. Но еще важнее, чтобы мы оставались вместе и могли работать как полноценная творческая группа. И я не допущу, чтобы мы разбежались в разные стороны, потому что… – теперь я смотрел прямо на Дансигер, – потому что успехом я буду обязан вам. Всем вам. И я не продам никого из вас. Никогда.

Пока я говорил, мне пришло в голову, что все это вызовет очередные трения между мною и Бэйнбридж. Однако отступать поздно.

– Мы все болеем за этот ролик. Каждый хочет работать. Каждый знает, как велики ставки. И я скажу вам, что собираюсь сделать дальше. Я принял во внимание все, что вы сказали. Теперь я запрусь в своем офисе и не выйду из него до тех пор, пока не напишу ролик, который устроит всех.

– Невозможно, – сказал Сильвестер. Я жестом остановил его.

– Если у меня ничего не выйдет, придется делать это совместными усилиями. А пока вы должны дать мне возможность попробовать.

Дансигер и ее клика начали протестовать.

– Дослушайте меня, – сказал я. – Нам необходимо придумать ролик. Нам нужно показать его Пембрук-Холлу. Так предоставьте действовать мне. Если наш ролик пройдет, если «старики» выберут именно его, тогда мы разделим славу. Если же все обернется жалким поражением, тогда каждый из вас сможет «умыть руки». Вы скажете «старикам», что я проявил себя бесталанным идиотом и испоганил ролик нашей группы, поскольку, будучи лидером, настоял на собственном мнении…

Я медленно обвел их взглядом. Они молчали.

– Это действительно беспроигрышная ситуация, – сказал я. Дансигер вздрогнула, словно обеспокоенная тем, что я прочитал ее мысли. – Свет не сошелся клином на этом контракте. У Пембрук-Холла будут и другие проекты – в конце-то концов. Все, что от вас требуется, это сохранять между собой мир. И поверить мне – на этот раз. Мы договорились?

К моему удивлению, первым кивнул Сильвестер, опередив Бэйнбридж на целых две секунды. Затем – Депп и Гризволд, Мортонсен и Харбисон.

– Мы договорились? – повторил я.

– Да, – ломающимся голосом ответила Дансигер.

Я посмотрел на часы. Самое начало пятого.

– Так. Мы проторчали здесь целый день. Не пора ли к Огилви?

Предложение настроило всех на веселый лад. Они поднимались с кресел и направлялись к дверям, дружелюбно улыбаясь друг другу. Я перехватил Деппа и оттащил его сторонку.

– Я хочу быть уверен, что выиграл первый раунд, – сказал я. – Пригляди за ними. А я позвоню Огилви и попрошу его тебе подсобить.

– Как? – сказал Депп. – А ты, что же, не пойдешь? Я рассмеялся.

– Нет. Запрусь в офисе и буду исходить кровавым потом.

Депп принялся протестовать, но я выпроводил его и вернулся в кабинет. Я сам вырыл себе могилу; теперь следовало подумать, как же быть дальше.

Сперва я позвонил Огилви и предупредил его насчет выпивки. Потом уселся в кресло, откинулся на спинку и уставился в потолок, размышляя – с чего бы начать. Нужно что-то броское. Яркое. Притягивающее внимание. Сперва мне следует успокоить ребят, а потом придумать нечто, что удовлетворит «Мир Нано». И то, что позволит продавать миру «Наноклин». Я потер глаза. Вдохновение не приходит по заказу…

Что привлечет внимание к товару? Может быть, универсальный человеческий опыт, относящийся к стирке? С другой стороны, не так уж много людей стирают сами. Если человек не занимается стиркой, как всучить ему «Наноклин»? Можно, конечно, потрясти аудиторию оригинальным роликом, но что делать потом – когда товар окажется на полках магазинов?

– Феррет, – сказал я.

– Да, сэр?

– Я хочу, чтобы ты покопался в архивах. Мне нужна классификация универсального человеческого опыта и его обобщение в западных культурах. Если в последние годы добавилось что-то новое – обрати на это особое внимание.

– Нет проблем. Что-нибудь еще?

– Да. Включи мой терминал и открой новый файл. Назови его «Наноклин-1, версия 1». Поставь на него самый высокий уровень секретности. Если вдруг засечешь феррет Дансигер в моей системе, приказываю тебе его сжечь.

– Сжечь феррет Дансигер?

– Ты меня слышал.

– Да, сэр.

Терминал мигнул. Вверху экрана появился ярлык нового файла.

– Дай мне стандартный формат для видеозаписи. – Экран изменил конфигурацию. – Хорошо. Клиент – «Мир Нанотехнологий». Идентификация автора по голосу, шестьдесят секунд, тип клипа – видео. – Я смотрел на экран, и на меня снизошло вдохновение. – Видео. Инструкции. Первый кадр: дюжина людей, которые занимаются стиркой. У всех одинаково озабоченное выражение лица. Аудио. Диктор: «Нудная, монотонная стирка. Изо дня в день. Каждый раз, когда…»

Зазвонил телефон. Я не стал его отключать, решив, что раз уж вся группа смоталась из Пембрук-Холла, меня никто не побеспокоит.

– Ответь, – велел я, глянув на телефон.

– Мистер Боддеккер, – сказал феррет, – на линии неизвестный мужчина, который утверждает, что должен поговорить с вами, поскольку это вопрос жизни и смерти.

Как всегда. Скорее всего – очередной студент, с которым я общался в День Карьеры. Теперь он готовится к выпуску и желает узнать, не передам ли я его резюме кому-нибудь из «стариков».

– Перекрыть линию, мистер Боддеккер?

Я перечитал надиктованный текст, мерцающий на экране. Он мне не нравился. Совершенно не нравился.

– Сэр, мне перекрыть линию?

Я ошибся. Вдохновение и не думало приходить. Все это было чертовски плохо.

– Нет, все в порядке. Я отвечу.

Замигал зеленый огонек. Я нажал кнопку и приложил трубку к уху.

– Боддеккер слушает.

– Привет, большой начальник с Мэд-авеню. – Меня охватила дрожь. Я думал, что выкинул эту встречу из головы, но теперь сразу же вспомнил этот зловещий, ледяной голос – стоило его услышать.

– Ферман?

– Он самый.

Я хотел спросить, откуда он взял мой номер, как тут же понял: я же сам его дал.

– Сдается мне, ты решил кинуть нас, большой человек с Мэд-авеню. Сдается мне, что я – и Джет, и Шнобель, и Ровер, и Джимми Джаз – придем и переломаем тебе все кости.

– Кинуть? – переспросил я, сдерживая дрожь в голосе.

– Ты дал нам слово. Хочешь сказать, что не собираешься выполнять обещание?

– Я все отлично помню. – Я попытался изобразить искреннее возмущение, хотя, по правде говоря, уже позабыл о Фермане и его шайке.

– Почему ж до сих пор не взял нас в дело?

– Слушай, Ферман, – сказал я, – ты, я боюсь, ничего не смыслишь в рекламном бизнесе, и в этом нет ничего странного. Так вот: я и не думал вам лгать. Постарайся понять, что это не такое быстрое дело. От написания сценария ролика до воплощения его на экране проходят недели, а иногда и месяцы.

– Но прежде рекламу нужно снять. Так?

– Да. Однако этот процесс сам по себе может занять несколько недель. А иногда и дольше, если касси не удовлетворяет ожидаемым результатам…

– Касси?

– Это жаргон, Ферман. Компьютерная модель рекламного ролика, показывающая, как будет выглядеть готовая реклама на экране.

– Ты собираешься позвать нас сниматься, да?

Я тихонько вздохнул и опять пробежал глазами текст на экране терминала. Если так пойдет дальше, я скоро присоединюсь к Весельчаку. Буду околачиваться в вестибюле и продавать снующим мимо людям вечные розы…

– Да, – сказал я.

– Угу. И когда же это будет, а, Боддеккер? То есть что я хочу сказать… Мне-то это по фигу, сам понимаешь. Парни хотят знать. Они подозревают, что ты нас дуришь.

Самое лучшее, подумал я, это назначить им встречу и пригласить отряд полиции, чтобы те забрали сопляков, едва они приблизятся к двери. Эта мысль молнией пронеслась у меня в голове и исчезла. Менее всего мне хотелось усложнять свою и без того непростую жизнь. Я снова посмотрел на экран и принялся вдохновенно лгать:

– Вообще-то говоря, я думаю, это займет не так много времени, Ферман. Я как раз работаю над вашим роликом.

– Нашим роликом? – переспросил он почти заискивающе.

– Ну да. Само собой, я не собираюсь рекламировать вашу банду, – фыркнул я. – Я собираюсь позвать вас на съемки рекламы… Рекламы одной такой штуки…

– Какой штуки?

– Пока что не могу тебе рассказать. Но уверяю тебя: это по-настоящему большой проект… – И здесь я не преувеличиваю, подумалось мне. – Вдобавок это не социальная реклама и не имеет никакого отношения к геморрою.

На том конце провода повисло молчание.

– Ладно, – наконец сказал Ферман. – Я позвоню тебе через неделю. Или около того.

– О боже, нет, – выдавил я. – Мы пока только обдумываем проект…

Вся эта беготня вокруг «Наноклина» должна занять не более месяца. Я велел Ферману позвонить ровно через четыре недели. Вот тогда я его и приглашу. А копы уже будут наготове.

– Заметано, – сказал он.

– А если вы понадобитесь раньше, то я знаю, где вас найти.

– Лады. О, вот еще что, Боддеккер. Может, нам можно зайти пораньше? Поглядеть, как продвигаются дела?

Я рассмеялся. Пусть они лучше потратят это время на поиски адвоката.

– Нет, – сказал я. – Подождем. У нас полным ходом идет работа над проектом. Если сочтем, что он достоин воплощения, Пембрук-Холл пригласит вас.

– Ладно, – сказал Ферман. – Хорошо. – Еще одна пауза, а затем… – Ты ведь не врешь нам, а, Боддеккер?

– Это правда, клянусь могилой мамочки.

– Лады. Потому что если врешь, то мы с ребятами переломаем тебе кости.

– Дело верное, – сказал я. – Расслабься. Будь на связи.

– Хорошо, – сказал Ферман и положил трубку.

Несколько секунд я сидел в неподвижно, созерцая телефонный аппарат и давясь от смеха. Я переиграл их даже не единожды, а дважды. А в третий раз нанесу финальный удар. Отправлю их всех в тюрягу. Интересно, что скажет об этом Робенштайн? Я стану героем…

Впрочем, все мое победоносное настроение улетучилось, едва я взглянул на терминал. Мне еще предстояла тяжелая битва. Сражение с «Наноклином».

– Так, – сказал я компьютеру. – Стираем все видео. – Экран мигнул, милосердно убрав написанные мною идиотские фразы. – Начнем с аудио. Диктор говорит…

– Мистер Боддеккер, – объявил феррет. – Я собрал информацию относительно универсального человеческого опыта, которую вы запросили.

– Отлично. – Я нетерпеливо вздохнул. – Давай посмотрим, что там у тебя.

– Я готов, – сказал феррет. – Начинаю изложение.

– А ты не можешь дать краткую выжимку?

– Блоки информации разбиты на категории, мистер Боддеккер, и категорий достаточно много. Сперва идет восприятие первого порядка, как-то: появление на свет, голод, боль, дискомфорт и…

– Пропусти это.

– Если отставить примитивную животную шкалу и перейти сразу к интеллектуальному уровню, то следует начать с интимно-физиологических восприятий, усложненных…

– Короче, с секса.

– Именно так.

Я не мог придумать, как связать секс со стиркой – иначе как очень косвенным образом…

– Пропустить.

– Затем следует эмоциональная шкала. Она включает все – от потери горячо любимого человека вплоть до вполне объяснимого раздражения после нападения хулиганов. Впрочем, если хулиганское нападение предполагает серьезные последствия – вроде утраты части тела, – оно принадлежит уже к другой категории…

– Как можно ко всему этому привязать прачечную, феррет?

– Позвольте, я произведу быстрое сканирование. Прачечная…

И тут в мозгу у меня щелкнуло. Робенштайн и Ферман совместились в одной точке пространства и времени.

– Стой! – рявкнул я феррету так громко, что терминал отреагировал на слова и поместил их в центре экрана.

– Да, мистер Боддеккер?

– Что ты сказал? Последняя реплика?!

– «Да, мистер Боддеккер?»

– Не то. Перед этим. Ты сказал, что произведешь сканирование слова «прачечная» в аспекте универсального человеческого опыта… А до того?

– Видимо, вы имеете в виду «…от потери горячо любимого человека вплоть до вполне объяснимого раздражения после нападения хулига…»

– Стой! – Терминал скрупулезно зафиксировал слова. – Дай мне статистику по нападениям… Нет, не то! Роль уличных банд в социальной жизни. Вот что! Сопоставь универсальный человеческий опыт с уличными бандами.

– Уличные банды как часть социума…

– Уличные банды как сборище хулиганов, – сказал я.

– Один момент.

Я глянул на терминал, улыбнулся и приказал феррету стереть все, что он написал раньше.

– Этот раздел относится ко взрослому опыту, то есть такому, который человек приобретает после двадцати одного года. Итак: криминогенная обстановка превышает допустимую на сто тридцать четыре процента. Это означает, что каждый человек обязательно подвергнется нападению по крайней мере один и три десятых раза в жизни. Это статистика по стране. Рейтинг Нью-Йорка…

– Еще выше, – сказал я, потирая руки. Вот оно! Та самая точная статистика, о которой говорил Робенштайн. Вряд ли он понимает, на какую золотую жилу напал…

– Мне продолжать?

– Оставь данные по бандам, – распорядился я. – Все остальное сотри. Затем можешь быть свободен. Хотя… феррет…

– Да, мистер Боддеккер?

– Спасибо.

– Я просто следую своей программе.

Феррет отключился. Я посмотрел на экран и расхохотался. Вот оно… Вот оно! Я отомщу Ферману, отомщу Дансигер, отомщу Левину и его дивному новому рекламному миру. И если меня выставят из Пембрук-Холла, я пойду в другое агентство и сделаю его лучшим из лучших.