Текст книги "Дьяволы Фермана"

Автор книги: Джо Клиффорд Фауст

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 19 страниц)

9
На пути в иные места

Полдень следующего четверга мы с Бэйнбридж встретили посреди Мэдисон-авеню, на территории департамента полиции. Я давал последние инструкции:

– Так, не забудь свою роль. Ты – наивная студентка. Я буду разговаривать, а ты помалкивать и кратко записывать информацию, если ее удастся найти.

– Но… – Бэйнбридж была против этого плана с тех самых пор, как я изложил его.

– Бэйнбридж, – перебил я, – мы с тобой знаем, что некоторые вещи ты умеешь делать профессионально. Также тебе нужно получить диплом, чтобы иметь возможность по-настоящему зарабатывать деньги и делать карьеру. Однако пока что ты здесь и тебе еще нужно кое-чему научиться. А мне нужно, чтобы ты помолчала. Можешь в течение получаса играть эту простую роль?

– Но…

– Я знаю, что ты стремишься создать положительное первое впечатление везде, где оказываешь, и все же этот офицер…

– Сержант Араманти, – сказала Бэйнбридж, сверившись со своим слэйтом.

– Сержант Араманти. Спасибо. Так вот, он не должен ничего заподозрить. Поэтому постарайся напрячь свои умственные способности и сделать то, что от тебя требуется, молча. И без глупостей.

– Звучит не очень-то лестно, – заметила она.

– Если ты не хочешь сделать это для агентства, сделай для меня. Пожалуйста.

– Ладно, – сказала Бэйнбридж. Впрочем, она так и не пришла в восторг от предстоящего мероприятия.

– Подумай о деньгах, – предложил я.

Бэйнбридж пробормотала что-то насчет проституции, и мы направились к лестнице. Только вошли в двери участка, как она опять капризно обернулась.

– Черт возьми, мистер Боддеккер, – прошипела Бэйнбридж, – вы имеете в виду, что для поиска нужно что-то еще, кроме приказа программе феррета? Я должна делать это вручную?

Я кивнул и шепотом предостерег ее:

– Будь осторожнее. Смотри не переусердствуй.

Я огляделся по сторонам, обозрел обстановку и изумился. По телевизору постоянно показывают какие-нибудь фильмы и шоу с участием полицейских, поэтому у зрителя формируется в голове определенный образ. Как правило, полицейский участок – это грязное, до отказа забитое людьми, неопрятное помещение. Здесь всегда полно пострадавших, которые громко жалуются и требуют к себе внимания, и слишком мало полицейских, чтобы навести хоть видимость порядка. Участок всегда выглядит так, словно здесь вот-вот разразится скандал, и лишь большими трудами удается держать ситуацию под контролем…

Я никак не мог ожидать, что участок в центре города и в самом деле будет выглядеть подобным образом. Нет, меня не удивило старое здание, поскольку во многих местах старые дома реставрируют только внутри, сохраняя прежний фасад – чтобы придать району определенный колорит. Однако я думал, что внутри увижу современную обстановку, чистые, вылизанные помещения, множество стекла и пластика, ноутбук на каждом столе. Я полагал, что пострадавшие будут сохранять чувство собственного достоинства, станут спокойно брать свои номерки и ждать в очереди, дабы поведать свою историю. Я надеялся, что преступник, если он вдруг мне встретится, окажется дорого и опрятно одет. Хотя, возможно, у него и будет несколько зловещий вид: белоснежный воротничок и глумливый изгиб губ под тонкой полоской усов…

Я заблуждался. Участок Мэдисон-авеню смотрелся так же, как эти места выглядят в кино. Если не хуже. Внутри царил ад.

Как и в кино, здесь толклась масса народу, и полицейские с трудом сохраняли контроль над ситуацией. Я обхватил Бэйнбридж за талию; она поняла намек и придвинулась поближе. Вот так, не выпуская ее из объятий, я попытался проложить путь в этом бедламе. В конце концов нам удалось протолкнуться к столу, где замороченный сержант разбирался с группой осаждавших его уличных торговцев.

– Прошу прощения, – сказал я, ввинчиваясь между двумя толстыми мужчинами, пропахшими жареными колбасками. – У меня назначена встреча с сержантом Араманти.

Сержант за столом поднял глаза и посмотрел на меня как на спасителя, который в последний миг бросил его на произвол судьбы. Он с отвращением поморщился и указал толстым пальцем на длинный холл.

– Которая дверь? – спросил я.

– Там одна дверь.

Я взял Бэйнбридж за руку и зашагал по коридору к деревянной двери с непрозрачным окошком. Мы опять протолкались сквозь толпу водящих торговцев, обогнули привинченную к полу скамью, к которой были прикованы наручниками несколько хулиганов, и наконец добрались до желанной двери. Наученный горьким опытом, я ожидал увидеть комнату с массивными столами, древними электрическими машинками и кипами настоящей бумаги в картонных папках…

Нет. К счастью, эта комната соответствовала моим представлениям о том, как должен выглядеть современный полицейский участок. Новые столы, ноутбуки и огромные мониторы, высвечивающие информацию или изображения преступников. Я приблизился к первому попавшемуся столу и обратился к сидящему за ним грузному мужчине с круглым лицом и редеющими волосами.

– Простите, не подскажете ли, где найти сержанта Араманти? У меня назначена встреча…

Мужчина улыбнулся и поднялся на ноги, протянув пухлую ладонь.

– Я сержант Араманти. А вы, должно быть, мистер Бол-локкер…

– Боддеккер, – поправил я. – А это мисс Бэйнбридж, практикантка из моего агентства.

– Рад познакомиться, – сказал сержант, пожимая ей руку.

– Как это мило – встретить настоящего, живого полицейского, – выдала Бэйнбридж. Я злобно покосился на нее.

Араманти потер руки, словно пытаясь избавиться от невидимой грязи на ладонях, и обошел свой стол.

– Итак, мистер Боддеккер, насколько я понял, вас интересует наша программа фоторобота?

– Совершенно верно. Некая служба знакомств наняла нас, чтобы изготовить для них рекламу. Я решил пойти законным путем…

Араманти посмотрел на меня непонимающе.

– Я придумал сценарий для рекламного ролика, – разъяснил я. – В нем женщина описывает офицеру некоего человека, а полицейский заносит его данные в эту программу…

– Фоторобот.

– Ну да. Фоторобот.

– Аппаратное обеспечение у нас здесь, – сказал Араманти, ведя нас в глубь обширной комнаты. – Если не секрет: как все это может быть связано с рекламой для службы знакомств?

Я ухмыльнулся.

– Ну, вот как я это вижу. Женщина сидит в полицейском участке, и они с офицером используют фоторобот. Она описывает, как выглядит этот парень, а офицер вводит информацию. Наконец на экране появляется лицо некоего парня, и женщина говорит: «Да, это он». Офицер спрашивает: «И что же он натворил?» А она отвечает: «Ничего, я просто хочу выйти за него замуж». Затем диктор объявляет: «Есть более надежный способ разыскать мистера Райта. Обратитесь в такую-то службу знакомств».

– И для этого вам нужно знать, как действует фоторобот?

– Совершенно верно.

– Чудесно. – Араманти рассмеялся. – А в какую же «такую-то» службу знакомств следует обратиться?

– Это пока закрытая информация, – сказал я. – На данном этапе я не имею права разглашать настоящее имя клиента.

– О! – Араманти кивнул. – Хорошо.

Он остановился возле терминала, соединенного с широким видеоэкраном.

– Так, мистер Боддеккер, если вы и мисс Бэйнбридж соблаговолите присесть, мы можем начинать демонстрацию. Представьте себе человека, которого вы хотели бы увидеть, и мы соорудим его лицо на экране. Например, кого-нибудь из ваших коллег?

– Боже, – сказал я. – Может, не надо коллег? Лучше я выдумаю кого-нибудь из головы?

– Как насчет того мужика в ресторане? – предложила Бэйнбридж.

– В ресторане? – переспросил я.

– Неужели не помнишь? – Ее локоть ткнулся мне в бок. – Того жуткого типа, который нарывался на драку, пока они его не выкинули? – За этим последовал еще один тычок.

– Да! – воскликнул я. – Отличная мысль. Только это был не мужик. Скорее, мальчишка.

Араманти возложил руки на клавиатуру и пробежался по ней пальцами.

– Приблизительный возраст? Я пожал плечами.

– Шестнадцать-семнадцать.

– А почему вы не используете голосовые команды? – спросила Бэйнбридж.

На экране перед нами возник удлиненный овал.

– Программа еще не доработана, поэтому иногда выкидывает фокусы, – объяснил сержант. – Мы выяснили, что ее проще контролировать, если вводить данные вручную. Итак. – Он указал на ряд фрагментов лица в левой части экрана. – Я вошел в базу данных городской сети. Это означает, что если преступ… э… подозреваемый зафиксирован в каком-то из районов города, или в национальной сети, или в интернациональной…

– Может быть, остановимся на этом районе? – спросила Бэйнбридж. – Я не думаю, что этот парень – международный преступник.

Араманти нажал несколько клавиш.

– Район Манхэттен, мужчина, все расовые категории, возраст от шестнадцати до двадцати одного.

– Кавказский тип лица, – сказал я. Сержант кивнул.

– Манхэттен, белые мужчины от шестнадцати до двадцати одного.

Экран высветил: «Готово». Араманти отпихнул в сторону клавиатуру и положил ладонь на мышь.

– Форма головы?

Я закрыл глаза и представил себе Фермана.

– Слегка грушевидная.

Когда я открыл глаза, Араманти пялился на меня.

– Я занимаюсь фотороботом шесть лет, но еще не слышал о ком-нибудь, у кого голова была бы грушевидной формы.

Даже Бэйнбридж послала мне изумленный взгляд, словно говоривший: «Ну и кто здесь занимается глупостями?»

– Понимаете, – сказал я, – у него худое лицо. Изнуренное. Голова выглядит большой, а вокруг скул и подбородка лицо обтянуто кожей.

– Форма черепа, – сказал Араманти. Его ладонь коснулась мыши. Овал начал раздаваться сверху и утягиваться снизу.

– Вот оно! – сказал я.

Араманти нажал кнопку. Форма застыла. – Так?

– Так.

– Хорошо. Цвет волос?

– Не могу сказать.

Он перевел взгляд на Бэйнбридж, но она лишь пожала плечами:

– Извините. Я там не присутствовала.

– Может быть, вы все-таки выберете кого-нибудь из своего офиса?

– Нет. Я не могу сказать вам цвет волос, потому что они сбриты! Оставался только тонкий пух.

Сержант поколдовал над программой.

– Длина, – сказал я. – Чуть короче. Вот так.

– Светлые или темные? Воспоминание снизошло на меня.

– Светлые. И у него шрамы на голове. Целая куча, они пересекаются друг с другом… Как схема метро.

Араманти пробежался по клавиатуре. В углу экрана возникла надпись: «Экстенсивные шрамы (область черепа)».

– Лоб? – сказал он.

Работа шла своим чередом. Мы начали с прыщеватого лба Фермана и закончили редкими волосками на подбородке. Лицо – на экране чуть большего размера, нежели в жизни – медленно обретало знакомые черты. Когда я закончил диктовать и принялся рассматривать изображение, у меня перехватило дыхание. Я словно опять оказался там – прижимаясь лопатками к холодной мостовой и глядя вверх, в эти холодные, злые глаза.

«…Я и мои ребята придем, чтобы переломать тебе все кости».

– Выглядит впечатляюще, а? – сказал Араманти.

– Вы даже не представляете, насколько впечатляюще.

– Погодите. – Сержант несколько раз кликнул мышью. Голова уменьшилась и переместилась в верхнюю часть экрана. Араманти передал мне тяжелую черную перчатку с каким-то прибором прикрепленным сверху. – Теперь, мистер Боддеккер, я хочу, чтобы вы надели это и прошлись по экрану. Внимательно посмотрите на лицо нашего джентльмена и покажите мне рукой – какого он приблизительно роста.

Я поднялся и подошел к громадному монитору. Оглянулся на сержанта.

– Смотрите на экран. – Он улыбнулся.

Я повиновался. Голова Фермана парила на уровне моих коленей. Я посмотрел на свою опущенную руку в перчатке. По ней прыгали красные отсветы от лазера мыши.

– Вы шутите…

Я поднял руку к голове. Голова Фермана переместилась на самый верх экрана.

– Я не шучу, мистер Боддеккер.

Я на пробу помахал рукой в разные стороны, наблюдая, как голова без тела скачет по экрану.

– Все так, – сказал Араманти, оборачиваясь к Бэйнбридж, – как только понимают принцип работы, сразу начитают играть.

– А, – отозвалась она. – В ролике женщина этого делать не будет. Не то создастся впечатление, что она уже имела дело с фотороботом.

– Хорошая мысль, – сказал Араманти.

– Поэтому-то мы и пришли, – объяснила Бэйнбридж.

– Замечательно, – сказал я, поднося руку к подбородку, – этот приятель примерно вот такого роста.

– Не напрягайтесь. Программа предполагает, что вы определяете рост от уровня глаз, так что она автоматически помещает их на уровень вашей руки и корректирует соответственно.

Я услышал, как он нажал клавишу. Голова Фермана замерла на одном месте, и яркая красная линия протянулась от подбородка и вниз.

– Телосложение? – сказал он.

Я посмотрел на изображение. Голову мужчины словно приклеили к телу пингвина.

– Тощий. Узкий в кости. Стройный. Картинка менялась.

– Тощее, – сказал я. – Еще тощее.

– Этот парень доставил вам неприятности?

– Пытался. Можно как-нибудь сделать его худобу пропорциональной лицу?

Картинка опять изменилась.

– Отлично.

– Как насчет одежды?

– Рубашки нет. Э… Военная куртка.

Поверх торса Фермана возникло изображение камуфляжа.

– Белый, – сказал я. – Норвежская война. Картинка изменилась.

– Штаны… э… джинсовые. И высокие ботинки. Вот так.

– Спасибо. Можете сесть.

Я отступил. Изображение на экране начало подрагивать.

– Идет поиск. Подождите немного.

Я так и не успел дойти до стула. Внезапно картинка на экране начала сама собой изменяться. Голова покрылась знакомой паутиной шрамов. Прыщи на лбу изменили расположение. Глаза слегка раздвинулись в стороны, нос стал прямее, пух на подбородке немного жиже. На куртке возник «логотип» банды, штаны покрылись жирными пятнами. И с левой стороны экрана появился столбец текста.

Имя: Мак-Класки, Френсис Герман

Возраст: 17

Раса: Кавказский тип

Рост: 5 футов, 21 дюйм

Вес: 99 фунтов

Цвет глаз: голубой

Цвет волос: блондин

Пол: Мужской

Сексуальные пристрастия: не определены (предположительно гетеросексуальные)

Обвинения:

Нанесение телесных повреждений I (подозревается – 23/ обвиняется – 11/ осужден – 3)

Нанесение телесных повреждений II (9/7/1)

Нанесение телесных повреждений III (5/2/0)

Нанесение телесных повреждений IV (2/0/0)

Ограбление I (18/13/2)

Ограбление II (12/6/0)

Ограбление III (4/0/0)

Кража со взломом (1/0/0)

Ограбление магазина (6/2/0)

Угон велосипедной коляски (1/0/0)

Сбыт краденого (4/0/0)

Ношение оружия I (6/2/0)

Ношение оружия II (1/1/0)

Драка(5/2/0)

Состояние алкогольного опьянения (Нет сведений/20/13)

Членство в банде (1/1/1)

Обладание правом голоса в банде (1/1/1)

Лидерство в банде (1/1/1)

Попытка изнасилования (8/1/1)

Изнасилование (1/0/0)

Сопротивление полиции (2/2/0)

Вандализм (метро) (11/6/2)

Вандализм (иные места) (2/2/0)

Покупка секса (Нет сведений/8/6)

Время, проведенное в тюрьме: 271 (из последних 1000 дней)

Приговорен к штрафу: 21$, 464$, 938.17$ (за последние 1000 дней)

Оплаченные штрафы: 00$,0.26$, 004.26$

Известные сообщники:

Дональд Альберт Александр (мертв)

Мартин Мальком Джорджсон

Джеймс Джозеф Джаскзек

Рудольф Алан Пирпонт III

Питер Ричард Свишер

Дрю Стенли Томас (мертв)

Кевин Макки Йанг (мертв)

Более полная информация находится в файле № FHM160610/221NY-16-1844/MANH

У меня перехватило дыхание. Это был Ферман – в полный рост. И история его жизни…

– Впечатляет, не правда ли?

– Да уж, – сказал я, созерцая общие суммы штрафов. Я сначала удивился и лишь потом сообразил, что речь идет не о его доходах. Это деньги, которые Ферман задолжал обществу.

Араманти с гордостью кивнул.

– Перед нами действительно солидное программное обеспечение. Разумеется, некоторые пытаются использовать его для всяких дурацких рекламных роликов…

– От этого программа не испортится. – Я нервно рассмеялся и покосился на Бэйнбридж. Она настойчиво переводила взгляд от Араманти к экрану – и обратно. Я слегка кивнул ей, шагнул к изображению и протянул к нему руку.

– Удивительно четкая картинка…

– Не прикасайтесь.

Мой маневр сработал. Араманти резко вскочил места.

– Пожалуйста, – сказал он, моментально сбавив тон. – Там сенсоры для механизма перчатки и всякие штуки.

– Простите. Не хотел вас пугать. – Я отошел в сторонку, отвернулся от экрана и встал между Араманти и Бэйнбридж. – Послушайте, сержант, я очень благодарен вам за то, что вы потратили на нас свое драгоценное время. Я думаю, мы сделаем эту рекламу.

– Отправьте мне копию ролика. – Он ухмыльнулся.

– Непременно, – сказал я. – Обязательно. И вот еще… Позвольте сделать вам маленький подарок… Просто сувенир на память. – Я сунул руку в карман и вытащил маленький предмет. Сержант машинально опустил глаза, глядя на мою руку, и поэтому не увидел, как изменилась картинка на экране дисплея.

– Это музыкальный чип, – сказал он.

– Верно, – отозвался я. – Мое агентство сотрудничает с «С-П-Б», и это – запись их последнего альбома «Неспетые песни»…

Араманти протянул руку.

– Я польщен, – сказал он. – Честное слово.

«И пусть после этого мне посмеют сказать, что уже никто не любит этих ребят», – подумал я.

– На самом деле это раритет. Экспериментальная обработка музыки. Мелодии не предполагают эффекта влияния на подсознание, и потому рекламный бизнес не заинтересовался этими песнями.

Лицо Араманти просветлело.

– Коллекционный предмет…

– Да. Именно так. Для данной конкретной группы он останется таковым лет эдак на тысячу.

– Что ж. – Сержант принял у меня микрочип. – Думаю, я найду этому применение.

– Отлично. – Араманти сунул вещицу в карман, и мы пожали друг другу руки.

– И еще раз огромное вам спасибо, – сказал я. – Вы даже не представляете, как помогли нам.

Мы с Бэйнбридж распростились с любезным сержантом, вышли за дверь и направились к выходу из участка.

– Нашла? Я видел, как ты изменила данные. Бэйнбридж смотрела прямо перед собой.

– Боддеккер, ты знаешь мое мнение. Я не уверена, что мы поступаем правильно.

– Только не заводись снова. Я тоже ни в чем не уверен.

– Ты же видел эту запись! Ты видел список! Его место в тюрьме!

– Однако он не там.

– Он преступник…

– Четкость восприятия, Бэйнбридж. Разве ты не слышала, что сказал Левин? Это его шанс реабилитироваться…

– Боддеккер, даже интенсивная переориентация не реабилитирует этого парня, Мак-Класки. Он неисправим. Все эти жуткие вещи – а ведь он всего лишь мальчишка. Семнадцать лет!

– Да. И ты тоже не древняя старуха…

– Не переводи стрелки, Боддеккер!

Я взял ее за руку и заставил остановиться.

– Ты хочешь, чтобы Пембрук-Холл остался на плаву к тому времени, как ты получишь диплом?

– Только вот этого не надо. Пембрук-Холл никуда не денется.

– Верно. Но в каком виде он будет существовать? Как сильное рекламное агентство? Или находясь на задворках, рекламируя песни в радиосетях и запуская свои ролики между врезками для нового альбома «С-П-Б»? Здесь большая разница, Бэйнбридж, и это действительно имеет значение. Ты знаешь, скольким людям пришлось покинуть агентство?

Она посмотрела на меня телячьими глазами.

– Обожаю, когда ты произносишь мое имя.

Я ощутил, как мое лицо против воли начинает кривиться. Невероятным усилием я совладал с собой.

– Бэйнбридж, мне нужна эта информация, – сказал я. – Все будет в порядке. Бэйнбридж, дай мне адрес.

Она вынула слэйт. Ее записи, стилизованные под рукописный текст, появились на экранчике.

– Он живет в Квинсе, – сказала Бэйнбридж мечтательно. Я выдернул слэйт у нее из рук.

– Квинс. Терпеть не могу преступников, которым удалось избежать наказания.

Мы юркнули в первый попавшийся вход в метро и вновь вышли на улицу уже в новых кварталах района Квинс. Здесь поднимались высотные здания, а длинные аллеи казались прямыми как стрелы. Бэйнбридж успела оправиться от своего возмущения и принялась жаловаться на голод. Я думаю, она хотела, чтобы наш ленч состоялся в ресторанчике с приглушенным светом и мягкой музыкой. А я мог предложить только ближайшую китайскую забегаловку, в которой мы перекусили рисовыми шариками и острым мясом. Впрочем, глядя на выражение лица Бэйнбридж, можно было подумать, что мы сидим в самом роскошном ресторане Нью-Йорка.

Затем мы поймали коляску, и она отвезла нас в более старую часть района. Кварталы здесь состояли из длинных рядов совершенно одинаковых домов, с двориками, украшенными искусственным дерном и камнями разнообразных форм. Время от времени нам встречались обшарпанные скелеты автомобилей и небольшие участки растительности – засаженные по большей части кислотостойкими цветами. Если не считать граффити на стенах и мусора в водосточных канавах, район выглядел более или менее ухоженным. Небеса затянули облака, а воздух наполнил неописуемый букет запахов: химикаты, дым от стоящих во дворах грилей и мангалов, пот водителей велосипедных колясок. Таков этот район.

– Как только люди могут здесь жить? – Бэйнбридж вздрогнула.

– Что ты имеешь в виду? – переспросил я. – Разве ты не знала о таких местах раньше?

– С какой стати?

– Тебе не преподавали ретроисторию в университете? Это поле битвы – расовой и экономической. Одно время таким был весь Нью-Йорк.

– О, – сказала она резко. – Да. Период Миграций. Я читала об этом.

Читала об этом, ха-ха! Разумеется, для нее это ничего не значило. Это не ей сравнялось семь лет, когда начался Период Миграций. Она не видела, как мир валится в хаос анархии. Отец не увозил ее в глушь Коннектикута и не учил наводить красную точку лазера на молочный пакет, наполненный песком. И не сопровождал обучение словами: «Представь, что это – бандит, напавший на твою маму». Ее отец не говорил, когда она попадала в мишень девять раз из десяти: «Молодец. Теперь, если со мной что-то случится, ты сумеешь защитить сестру и мать…»

Прежде чем я успел отогнать волну внезапно нахлынувших эмоций, коляска остановилась, и водитель сказал:

– Приехали.

Я велел ему подождать и вышел наружу. Бэйнбридж следовала за мной по пятам. Я обозрел дом из красного кирпича, как две капли воды похожий на клонов-близнецов, тянущихся до самого конца квартала. Мальчик лет десяти сидел перед домом среди разбросанных камней и пытался провести через завал игрушечный вездеход – из тех, что были широко разрекламированы «Маулдином и Крессом». Пацан азартно верещал, несомненно, сражаясь с тучей воображаемых врагов, и заметил чужого, лишь когда моя тень упала на землю прямо перед ним. Он вскинул глаза, испуганно уставившись на меня.

– Привет. Это дом Мак-Класки?

Глаза мальчика расширились от страха. У него были густые разлохмаченные волосы; ясные глаза блестели на пухлом лице. Он походил на Фермана не более, чем Ферман – на меня.

– Я ищу Фермана. – Никакой реакции. Потом я сообразил, что это не имя, а прозвище, которого здесь могли и не знать. – Э… Я хочу сказать… Френсиса.

Мальчонка схватил свой вездеход и прижал к груди.

– Фрэнка. Фрэнки.

Пацан вскочил на ноги и с воплями скрылся в доме.

– Начало хорошее, – заметила Бэйнбридж.

– А что я должен был сделать?

– Не подходить к странному ребенку и не заводить с ним беседу.

– Это тот дом?

Она показала мне запись в своем слэйте. Адрес правильный.

– Что ж, пойдем прямо к хозяину, – решил я.

Мы поднялись на четыре бетонные ступеньки и остановились на пороге. Я уже поднял руку, чтобы постучать, но Бэйнбридж остановила меня. Она указала на бронзовую пластинку, прикрепленную под дверным звонком. Я кивнул и нацелил палец На кнопку. Бэйнбридж снова остановила меня.

– Ты прочитай сначала.

Я еще раз посмотрел на табличку с кнопкой. Там оказалось выгравировано имя Закер.

– Ты же сказала, что это его адрес.

– Я сказала, что это его последний известный адрес, – поправила она.

– Отлично. Тогда объясни мне… – Я снова посмотрел на именную табличку. – Может быть, он Френсис Герман Мак-Класки Закер?

– Как ты собираешься это проверить? Я пожал плечами.

– И что будем делать?

Я нажал на кнопку звонка.

– Выясним в этом доме все, что сумеем.

Мне пришлось позвонить еще дважды, прежде чем за дверью раздался шорох. Открылось окошечко, и моему взору предстала невысокая женщина с морщинистым лицом и черными волосами, сквозь которые уже начала пробиваться седина. Она подозрительно переводила взгляд с меня на Бэйнбридж и явно не собиралась открывать нам дверь.

– Да?

– Добрый день, – сказал я. – Мое имя Боддеккер. Я – лидер творческой группы из Пембрук-Холла…

– Что вам надо? – перебила она. – Вы приходите сюда, пугаете моего сына до полусмерти… – Изнутри доносились азартные крики ребенка и жужжание вездехода.

– Компания поручила мне разыскать одного человека, – объяснил я. – Видимо, он жил здесь раньше. Может быть, вы сумеете нам помочь?

– С какой стати мне вам помогать? Вы из полиции?

– Нет. Разумеется, нет. Мы только хотим предложить этому человеку выгодную работу, поэтому и пытаемся его найти.

– И кто же это?

– Френсис Мак…

Глаза женщины расширились. С губ сорвался глухой невнятный звук. Ее рука вцепилась в заслонку окошечка и распахнула ее. Женщина высунула наружу голову, одарила нас полным ненависти взглядом и сплюнула мне под ноги.

– Френки! Всем нужен Френки! Он что, должен вам денег? Или желаете, чтобы он продал вам наркотики? Может, свел вас с бабой, которая вас заразила? Тогда так вам и надо! Это проклятие за то, что вы с ним познакомились! – Она снова плюнула. – У меня нет сына по имени Френсис! Френсис мертв. Пусть сатана в аду раздерет его душу! А вы… – Она поглядела на Бэйнбридж, потом на меня. В глазах женщины я увидел чистую, ничем не замутненную ненависть. – Если вы хотите как лучше – оставьте его мертвым. Раскапывать могилы – преступление!

С этими словами она исчезла в доме и с грохотом захлопнула окошечко.

– Ну и ну, – сказала Бэйнбридж несколько секунд спустя, когда миновал первый шок. – Ничего не скажешь, веселый парнишка.

Из глубины дома голос женщины прокричал:

– Если вы сию же минуту не уберетесь, я вызову полицию.

– Я бы сказала: интервью окончено, – заметила Бэйнбридж.

– Согласен.

Бэйнбридж первой вернулась в коляску. Я плелся следом, думая об очередном поражении. Отчаяние накрыло меня тяжелой волной. Бэйнбридж приказала водителю отвезти нас к станции метро, я же откинул голову на спинку и закрыл глаза. Я пытался думать.

Ты потерял свою работу из-за молодой вертихвостки, которая спит с твоим боссом? Твоя карьера погибла? Так что же тебе делать? Припять двойную дозу твоего любимого психотропа из числа Стимуляторов на Каж…

– Боддеккер?

Я открыл один глаз. Бэйнбридж нависла надо мной.

– Что ты собираешься делать дальше?

– Обдумать все это. – Я закрыл глаз.

Слишком много несчастий обрушились на тебя в единый миг. Твоя жена сбежала с каким-то переориентированным уродом? Рабочие под видом ремонта испоганили твою квартиру? Шеф собирается командировать тебя в Союз Монгольских Государств? Тебе нужен выход. Выход наружу. Не временное укрытие, которое, возможно, предоставят тебе Психотропы на Каждый День… Нет. Настоящий выход. Путь к бегству. Это – Транс-Майнд…

– Боддеккер?

Я снова открыл глаз. – Да?

– Может, оно и к лучшему, а? Я хочу сказать, этот Мак-Класки – такой тип, которого не любит даже родная мать…

Я не смог понять, что именно «к лучшему» – то, что нам будет лучше без Френсиса Германа Мак-Класки, или то, что родная мать, может быть, уже не любит его. На всякий случай я решил не говорить ничего.

– Правда, Боддеккер, разве тебе не кажется, что все обернулось хорошо. А, Боддеккер?

Иногда это состояние твоей души. Иногда – странное тревожащее чувство, которое не желает оставить тебя в покое. Но ты никогда не можешь полностью обрести над этим контроль. Ты ощущаешь эффект на себе, ты знаешь, что время от времени это происходит с тобой… Но ты не в состоянии понять, что же это такое. И ты не сумеешь разобраться, пока не отважишься встретиться с этим лицом к лицу. Это напоминает чувство, которое…

– Боддеккер?

На сей раз я открыл оба глаза и уставился на Бэйнбридж.

– Что тебе еще?

– Мы приехали к метро.

Я осторожно вылез, расплатился с водителем, и мы с Бэйнбридж спустились на платформу. Она постоянно болтала, рассказывая о своих занятиях в колледже. «…К вопросу о ретро-истории: все это не так уж и жутко, как мы себе представляем… Дело в том, что все оно случилось так, как случилось…» Я что-то отвечал ей. Не знаю точно, что именно, но думаю, я ухитрился изыскать какие-то подходящие к случаю фразы. В итоге Бэйнбридж прониклась ко мне еще больше.

Я вымотался. У меня заболела голова, и я пытался думать о роликах, которые начал сочинять во время поездки в коляске. Два из них никуда не годились, но был и третий. Может, использовать его для «Виткинс-Маррс»? Или поместить в рекламу «Неспетых Песен»… Интересно, о чем они?..

Напряжение покидало меня. Затем вдруг прошла и головная боль. Я почувствовал, как Бэйнбридж стискивает мою руку; ее пальцы переплелись с моими. Да сколько ж можно?!

– Ты в порядке?

– Все отлично, – сказал я. Сердце заколотилось в груди. А в голове зрело решение.

– Точно все в порядке, Боддеккер?

– О да. – Я сглотнул. – Куда поедем?

– Может, к реке. Слушай, ты уверен, что все в порядке, Боддеккер?

Что там я собирался ей сказать? Я ненавижу, когда ты произносишь мое имя.

– Серьезно, Боддеккер. У тебя рука внезапно сделалась липкой.

Я воспользовался этим, чтобы вынуть руку из ладони Бэйнбридж. Тщательно осмотрел кисть со всех сторон.

– Я думаю, это сердечная недостаточность. – Прежде чем она успела что-нибудь сказать, я прибавил: – Шутка.

На сей раз она промолчала, но отступать явно не собиралась.

– Бэйнбридж, почему бы тебе не вернуться в офис? Я не очень хорошо себя чувствую и, наверное, поеду домой…

…Не стоило этого говорить…

– Если ты себя плохо чувствуешь, я исцелю тебя лучше, чем любые лекарства…

Я скривился. Флоренс Найтингейл снова здесь.

– Вообще-то, – поспешно сказал я, – мои дела не настолько плохи.

Может быть, мне все-таки удастся сплавить ее в офис.

– Ты выглядишь бледным, Боддеккер. Если хочешь, давай прогуляемся. Здесь спертый воздух. Толпа, жара…

Я отчаянно искал выход. Мне пришел в голову маневр, который я видел в одном старом фильме.

– Отлично. Выходим на следующей остановке. Двумя минутами позже поезд затормозил. Люди начали

продвигаться к дверям, готовясь выходить. Я не торопился, пропустив часть толпы впереди себя, а затем присоединился к ней вместе с Бэйнбридж. Поезд остановился, люди хлынули из вагона наружу, а когда мы приблизились к дверям, я громко чертыхнулся и крикнул Бэйнбридж, что забыл ноутбук на сиденье. С этим словами я ринулся обратно в вагон, а тем временем людской поток подхватил Бэйнбридж и вынес ее из вагона. Он беспомощно кричала: «Боддеккер! Боддеккер!», напоминая какую-то странную, невиданную птицу.

– У тебя же не было с собой ноутбука! Двери вагона закрылись и разделили нас.

– Ты абсолютно права, – процедил я.

Поезд отвалил от остановки, а Бэйнбридж осталась стоять на платформе. Последнее, что я увидел, – беспомощное пожатие плеч. Потом я сел, засунул руки в карманы и принялся хохотать как безумный…

Конечно же, она встревожится. И несомненно, отправится назад в Пембрук-Холл, чтобы рассказать всем и каждому, как в метро со мной приключился нервный срыв. Не исключено, что даже вернется к сержанту Араманти и заявит о пропаже человека. И может быть, выйдет замуж за этого сержанта, убедившись, что я никогда не вернусь.