Текст книги "Белые велосипеды: как делали музыку в 60-е"
Автор книги: Джо Бойд
Жанры:
История
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 24 страниц)
Annotation
Джо Бойд – личность легендарная. Он не просто свидетель того, что было в шестидесятых, он участник и во многом двигатель. На фестивале в Ньюпорте, когда Боб Дилан впервые вышел на сцену с электрогитарой, Бойд сидел за пультом. Перебравшись в Лондон, открыл знаменитый клуб UFO, где впервые выступили Pink Floyd и многие другие легендарные исполнители.
Бойд продюсировал первые записи Floyd с Сидом Барреттом, а также Fairport Convention, The Incredible String Band и Ника Дрейка.
Это, пожалуй, самая правдивая книга о шестидесятых, написанная человеком, который имеет полное право сказать: «…я тогда жил, и я их помню».
Предисловие автора к русскому изданию
Благодарности
От переводчика
Пролог
Глава 1
Глава 2
Глава 3
Глава 4
Глава 5
Глава 6
Глава 7
Глава 8
Глава 9
Глава 10
Глава 11
Глава 12
Глава 13
Глава 14
Глава 15
Глава 16
Глава 17
Глава 18
Глава 19
Глава 20
Глава 21
глава 22
Глава 23
Глава 24
Глава 25
Глава 26
Глава 27
Глава 28
Глава 29
Глава 30
Глава 31
Глава 32
Глава 33
Приложение I
Приложение II
Приложение III
notes
1
2
3
4
5
6
7
8
9
10
11
12
13
14
15
16
17
18
19
20
21
22
23
24
25
26
27
28
29
30
31
32
33
34
35
36
37
38
39
40
41
42
43
44
45
46
47
48
49
50
51
52
53
54
55
56
57
58
59
60
61
62
63
64
65
66
67
68
69
70
71
72
73
74
75
76
77
78
79
80
81
82
83
84
85
86
87
88
89
90
91
92
93
94
95
96
97
98
99
100
101
102
103
104
105
106
107
108
109
110
111
112
113
114
115
116
117
118
119
120
121
122
123
124
125
126
127
128
129
130
131
132
133
134
135
136
137
138
139
140
141
142
143
144
145
146
147
148
149
150
151
152
153
154
155
156
157
158
159
160
161
162
163
164
165
166
167
168
169
170
171
172
173
174
175
176
177
178
179
180
181
182
183
184
185
186
187
188
189
190
191
192
193
194
195
196
197
198
199
200
201
202
203
204
205
206
207
208
209
210
211
212
213
214
215
216
217
218
219
220
221
222
223
224
225
226
227
228
229
230
231
232
233
234
235
236
237
238
239
240
241
242
243
244
245
246
247
248
249
250
251
252
253
254
255
256
257
258
259
260
261
262
263
264
265
266
267
268
269
270
271
272
273
274
275
276
277
278
279
280
281
282
283
284
285
286
287
Памяти моей бабушки, Мэри Боксолл Бойд, которая учила меня слушать
Предисловие автора к русскому изданию
Во время моей поездки в Москву в 1990 году я гостил у одной женщины и ее тридцатидвухлетнего сына Андрея. Принося утром чай, он требовал, чтобы я давал точные ответы на вопросы вроде: «Что такое „Little Deuce Coupe” [1]?». Когда мы обсуждали Led Zeppelin, Андрей бывал очень возмущен тем, что я называл Джимми Пейджа бледной копией «настоящих» (черных) блюзовых гитаристов, таких как Ти-Боун Уокер, Бадди Гай, Альберт Кинг и другие. Когда я попросил его объяснить, как возникла его одержимость англо-американской музыкой, он рассказал мне свою историю.
Летом 1974 года Андрей лежал на солнышке на берегу Москвы-реки. В нескольких метрах от него группа людей слушала кассетный магнитофон. «Через пятнадцать секунд после начала битловской песни „Girl”моя вселенная изменилась навсегда. Я мгновенно понял – что бы это ни была за музыка, она отражает Правду. А все, что я до этого момента знал в своей жизни, было Ложью».
Андрей перебивался случайной работой в университете на кафедре своего отца, откладывая деньги, чтобы купить бас-гитару. Уже присоединившись к группе, он продолжал искать работу, чтобы иметь возможность покупать лампы для усилителя и струны для баса. Однажды летом, во время работы в геологической экспедиции на Алтае, у него в руках сдетонировала взрывчатка. В результате он ослеп на один глаз, оглох на одно ухо и лишился правой руки до локтя. Когда он лежал в больнице, приятель-музыкант принес магнитофон и пленки с записями музыкальных передач ВВС. И, слушая музыку и запоминая слова, Андрей научился очень хорошо говорить по-английски.
Сила записей, которые были созданы людьми, окружавшими меня в Британии и Америке в шестидесятые, вызывает у меня трепет. Куда бы я ни попал, я везде встречаю людей, которые чувствуют, что эта музыка изменила их жизнь. Любовь, которую так много русских испытывают к этой музыке, самая действенная из всех. Андрей не одинок, когда утверждает, что она сыграла свою роль в падении коммунистического режима. Власти знали это с самого начала – они сделали так много, чтобы не пустить The Beaties, The Rolling Stonesи Pink Floydв Советский Союз, смутно понимая потенциальную угрозу, которую те представляли.
Возможно, я являюсь нетипичным американцем, который отвечает на этот интерес взаимным интересом С раннего детства вокруг меня были русские; мне всегда нравился звук русской речи, и я был очарован русской культурой. Яизучал русскую литературу и историю, слушал русскую музыку, путешествовал по России, у меня много русских друзей, и я даже могу читать кириллицу (но, к своему стыду, знаю по-русски не так много).
Особенным удовольствием было для меня работать с переводчиком этой книги Петром Кулешом. Его тонкие и обстоятельные вопросы заставили меня взглянуть заново на ту очень частную и специфическую культуру, из недр которой возникла эта музыка. Знать, что мой субъективный рассказ об англо-американской музыке шестидесятых теперь появился и в России – это очень лестно.
Джо Бойд Лондон, 2010 год
Благодарности
Во время работы над этой книгой многие друзья поддерживали меня, ободряли и давали советы. Особенно многим я обязан Люси Бейли, которая редактировала окончательный вариант, зорко вглядываясь в текст, и чья беспощадная критика безмерно улучшила книгу. Очертания и границы книги в большой степени являются результатом советов Мелиссы Норт и Пьера Ходжсона, за что я им очень благодарен. После некоторых задержек на раннем этапе вера и поддержка Деборы Роджерс дали мне энергию для того, чтобы продолжать настойчиво работать. Вдумчивый отклик Роуз Симпсон на первую редакцию текста дал понять, что необходимо улучшить во второй. Те музыканты и коллеги, без которых не было бы истории, которую я собираюсь рассказать, я верю, найдут свидетельства моей благодарности в последующем тексте.
От переводчика
Я хочу выразить сердечную благодарность во-первых, автору книги Джо Бойду за то безграничное терпение и скрупулезность, с которыми он отвечал на мои бесконечные вопросы, возникавшие при переводе;
во-вторых, Джону «Хоппи» Хопкинсу за уточнение некоторых важных деталей;
в-третьих, Михаилу Шарову, оказавшему неоценимую помощь в тех случаях, когда моего знания английского оказывалось недостаточно для понимания всех тонкостей текста;
в-четвертых, редактору Андрею Матвееву, освободившему русский текст от оков английского оригинала.
Петр Кулеш
Барабанщик группы Tomorrow Джон «Твинк» Алдер вспоминал:
«Композиция „Му White Bicycle”была написана про то, что в действительности тогда происходило в Амстердаме. Мой знакомый Найджел Уэймут, владелец бутика Granny Takes a Trip,вернувшись оттуда, привез мне значок Provos– символ движения анархистов, которые боролись за то, чтобы все для всех было абсолютно бесплатно. И действительно, у них в Амстердаме по всему городу были белые велосипеды, которые любой человек мог взять в любое время и поехать в любое место города. Я рассказал эту историю нашему вокалисту Киту Уэсту. Чуть позже мы вместе с ним съездили в Амстердам, чтобы увидеть все своими глазами, и он написал об этом песню. То есть получается, что в основе песни „Му White Bicycle"лежит философия анархистов Provos».
Saturday sun came early one morning
In a sky so clear and blue
Saturday sun came without warning
So no one knew what to do.
Saturday sun brought people and faces
That didn’t seem much in their day
But when I remembered those people and places
They were really too good in their way.
In their way In their way
Saturday sun won’t come and see me today.
Think about stories with reason and rhyme
Circling through your brain.
And think about people in their season and time
Returning again and again
And again
And again
And Saturday’s sun has turned to Sunday’s rain.
So Sunday sat in the Saturday sun
And wept for a day gone by.
Nick Drake
Пролог
Шестидесятые начались летом 1956 года и закончились в октябре 1973-го, а кульминации достигли в предрассветные часы 1 июля 1967-го, во время выступления группы Tomorrow в клубе UFOв Лондоне.
Джон Хопкинс и я начали устраивать еженедельные мероприятия UFOв помещении ирландского танцевального зала на Тоттенхэм Корт-роуд незадолго до Рождества 1966 года. Клуб быстро стал центром притяжения всего психоделического Лондона. К апрелю Pink Floyd,бывшие нашей «домашней» группой и главным объектом интереса ходившей к нам публики, переросли клубный уровень, поэтому я все время присматривал какую-нибудь новую группу. Однажды вечером в клубе Blaises яувидел Tomorrowи решил, что они очень хороши. Когда группа впервые выступила в UFO(это произошло 19 мая), между музыкантами и нашей аудиторией возникла любовь с первого взгляда. Стив Хау, впоследствии прославившийся в составе Yes,играл на гитаре, Твинк, сыгравший ключевую роль в возникновении панка, был барабанщиком Яне знаю, что стало с Джуниором, басистом, но в то время он – человек с безумными глазами, в сетчатой майке и выражением «а плевать на все» на лице – был центральным персонажем, привлекавшим к группе внимание. У певца Кита Уэста тем летом был сольный хит «Excerpt From a Teenage Opera, Fart 1»(«Бакалейщик Джек, бакалейщик Джек, пожалуйста, вернись…»), и он вовсю старался создать эффект присутствия «поп-звезды», в то время как группа вокруг него трансформировалась во что-то совершенно иное. Их новой программной песней стала «Му White Bicycle»– «Мой белый велосипед», посвящение транспорту, бесплатно распространяемому амстердамскими революционерами «провос»; соло Хау становились все длиннее, а барабаны Твинка – все громче и агрессивнее.
Месяцем или двумя ранее я бы никогда не пришел в Blaises,a Tomorrowвряд ли смогли бы что-то услышать об UFO.Той весной темп жизни очень ускорился: все время появлялись новые наркотики, одежда, музыка и клубы. Между психоделическим андеграундом и поп-сценой начали возникать точки пересечения. С каждой неделей посетителей UFOстановилось все больше и больше, и сохранять изначальную атмосферу в клубе становилось все труднее. Также нелегко было игнорировать возраставшее внимание со стороны полиции: чем длиннее становились очереди у входа в клуб, тем большее количество посетителей подвергалось обыску и аресту с поличным.
Хоппи заведовал световой установкой, проигрывал пластинки между выступлениями групп, ставил самурайские фильмы Куросавы в три часа утра и устранял все неисправности, возникавшие в клубе. А я стоял у входа и «набивал карманы» деньгами. Когда полисмены в штатском изъявляли желание войти, чтобы посмотреть, что происходит в клубе, я заявлял им, что политика наша такова: нет ордера на обыск – нет разрешения на вход. Конечно, ничто не мешало полицейским смешаться с толпой и оказаться внутри, просто заплатив за вход. Программа вечеров UFOчасто предлагала среди прочего и конкурс «вычисли полицейского». А что до мистера Гэннона, хозяина клуба Blarney,сдававшего нам помещение, то он полагал, что ящика виски, который каждое Рождество доставляли в участок на Гудж-стрит, вполне достаточно, чтобы задобрить стражей порядка.
За несколько недель до 30 июня – дня, когда Tomorrow вторично выступили в UFO,у клуба неожиданно появился полисмен в форме. Он попросил разрешения войти внутрь, чтобы забрать одежду человека, заключенного под стражу. Просьба была обоснованной – за полчаса до того голый парень пронесся мимо меня вверх по ступенькам и исчез в ночи. Хоппи и я согласились, что на этот раз можно сделать исключение. Я объявил присутствовавшим, что мы собираемся впустить полицейского, чтобы он поискал одежду, и включить для этого верхний свет – по клубу пошел неодобрительный гул. Когда толпа расступилась широким кругом, стали видны разные предметы одежды, разбросанные по полу. Молодой «бобби», казалось, покраснел от смущения, окинув взглядом собравшихся – яркий срез «лондонского чудачества» образца мая 1967-го: длинные волосы у молодых людей, платья-цветы на девушках, арабские и индийские рубашки, кафтаны, джинсы, даже несколько белых рубашек и широких брюк цвета хаки. Многие были под кайфом, большинство смеялись или ухмылялись.
Смех только усилился, когда стало ясно, что в наскоро собранной «бобби» охапке больше одежды, чем необходимо для приведения заключенного в приличный вид: двое или трое трусов (неопределенной половой принадлежности), пара рубашек, лифчик, несколько носков и тому подобное. Пробираясь к выходу, констебль, выходец из рабочего класса, смотрел на нас не с ненавистью, а с изумлением. Мы, в свою очередь, жалели, что он не в состоянии понять, почему мы принимаем изменяющие сознание вещества, танцуем в потоках лучей светового шоу, живем одним днем и относимся к ближнему с добротой, терпимостью и даже любовью. Во всяком случае, теоретически это было именно так. Как показали последующие годы, на практике эта цель не была достигнута, даже когда товарищи этого «бобби» надели кафтаны, стали крутить косячки и смешались с публикой на рок-фестивалях.
Первым человеком, про которого я знал, что он принимает галлюциногены, был Эрик фон Шмидт [2]. Конверт пластинки с его фотографией можно увидеть на обложке альбома Боба Дилана Firing It All Back Home– рядом с Салли Гроссман [3]. А на первом, одноименном альбоме Дилана можно услышать, как Боб говорит «Я научился этой песне от Рика фон Шмидта». Из «Орхидейной оранжереи Мура», что в Техасе, в квартиру фон Шмидта недалеко от Гарвард-сквер периодически приходили посылки с заказанными по почте цветами пейота. Он варил их в котелке и приглашал друзей отведать этот суп. Они ставили какие-нибудь пластинки: Али Акбар Хана, Лорда Бакли, Шопена, The Swan Silvertones,Лайтнинг Хопкинса – и пили отвар, стараясь, чтобы их не стошнило [4]. Если кому-то это не удавалось, то он не был, с точки зрения Эрика, достаточно «спокоен» (слово «сконцентрированный» еще не употреблялось в этом контексте), чтобы заслужить кайф. Это была практика, предназначенная для интеллектуальной и духовной элиты, а не для масс (хотя он, конечно, никогда сам так не говорил).
Высокие цены – весьма эффективный ограничитель трансцендентного опыта для людей, способных переварить пейот. Дальше по улице, где была квартира Эрика, в 1962-м располагалась лаборатория профессора Тимоти Лири, который через газету Harvard Crimson [5]приглашал добровольцев, желающих принимать ЛСД за доллар в час В истории распространения галлюциногенов ему было предопределено сыграть роль Джонни Яблочное Семечко [6]. К началу 1967-го таблетки чистого, мощного ЛСД по-прежнему можно было достать, однако уже начали широко распространяться поддельные, приправленные амфетаминами снадобья. Очень немногие беспокоились о том, как «далеко» можно «улететь», приняв нечто подобное.
В июне того года репортер газеты News of the Worldпроинформировал Скотленд-ярд о «сексуальнонаркотической оргии» в доме Кита Ричарда [7]и был вознагражден за это возможностью наблюдать последовавший за этим рейд полиции, так сказать, из первых рядов. Это был легендарный рейд: батончики «Марс» [8], групповой секс, голая Марианна Фейтфул, завернутая в меховой ковер… – все это стало символом декаданса, перешедшего все мыслимые границы. Средства массовой информации перестали подтрунивать над «свингующим Лондоном» и стали наводняться ужасными историями о тинейджерах, сошедших с пути истинного. В июне 1967-го «Sgt Pepper»был саундтреком ко всему, что происходило в мире, а наделенные властью фигуры из истеблишмента были напуганы откровениями влиятельных поп-звезд, открыто признававшихся в своих нежных чувствах к наркотикам.
Для посетителей UFOарест «роллингов» олицетворял гнусный сговор газетчиков, заинтересованных в увеличении тиражей, а также предателей-стукачей и полицейских из отделов по борьбе с наркотиками, отравлявших жизнь «въезжающей» публике. Пусть Джаггер и Ричард и были богачами-суперзвездами, но в то же время они оставались героями контркультуры. Хоппи тоже был взят с поличным той весной: человек в штатском пошарил за его диваном и, как фокусник, достал оттуда необходимые улики. В результате Хоппи был осужден на восьмимесячное заключение в лондонской тюрьме Wormwood Scrubs.Объявления и статьи в газете International Times,плакаты вокруг UFOи граффити в районе Ноттинг-Хилл-Гейт напоминали каждому о свершившейся несправедливости. В клубе «пустили шапку по кругу» – собирали средства в фонд оказания юридической помощи попавшимся на хранении наркотиков.
Однажды в пятницу, как раз перед тем, как Tomorrowдолжны были подняться на сцену, я разговорился с Твин-ком и с кем-то еще. Арест Хоппи оскорбил нас, а поведение News of the Worldпоказалось последней каплей. Мы решили закрыть клуб после первого сета и пройти через Вест-Энд, завершив марш-протест перед зданием News of the Worldна Флит-стрит. Вест-Энд в час ночи в субботу был совсем не таким людным, как сейчас, но там все-таки было достаточно много «обыкновенных» людей. Они стояли и, разинув рот, глазели, как мы обогнули Пикадилли и направились к Лестер-сквер, а потом через Ковент Гарден к Флит-стрит. Когда мы добрались до цели, нас ждало разочарование – здание газеты было темным и безмолвным Самые горячие головы среди нас стали планировать блокаду воскресной газеты и нападение на ее фургоны следующей ночью.
Долгий путь, ночной воздух, пронзительные враждебные взгляды «нормальных» граждан и угрозы полиции придали сил каждому, поэтому клуб был набит битком и гудел, когда около четырех часов утра на сцену поднялись Tomorrow.Единение между аудиторией и музыкантами было потрясающим, ведь именно Твинк был во главе нашей процессии в две сотни человек. Группа буквально ворвалась в White Bicycle– никогда еще они не звучали так плотно. В какой-то момент Скип из The Pretty Thingsзаменил Твинка за барабанами, а тот схватил микрофон и нырнул в публику. Игра Стива Хау достигла запредельного уровня напряжения, побуждая танцующих прыгать в лучи света, в то время как Твинк с трудом пробирался сквозь толпу, обнимая собравшихся и скандируя: «Революция! Революция!». Все были в полном «улете» – под воздействием химических препаратов, адреналина или того и другого сразу. В тот момент действительно верилось, что «когда меняется тональность музыки, стены города сотрясаются». Мы оседлали приливную волну истории, и музыка была ключом ко всему.
Счет за этот славный миг был предъявлен спустя месяц. До того уикенда люди из News of the Worldмогли и не знать, кто мы такие, но после него определенно узнали. Свой план мести они привели в исполнение в последнее воскресенье июля. На первой странице газеты была помещена расплывчатая, с крупным «зерном», фотография девушки с обнаженной грудью. Кричащий заголовок под ней утверждал, что девушке пятнадцать лет и что фотография была сделана в «нечестивом вертепе хиппи», известном как UFO.Наш хозяин, обычно настроенный стоически, на этот раз прогнулся под давлением полиции и выселил нас.
Звукозапись может запечатлеть какие-то элементы замечательного музыкального момента, но «сохранить в бутылке» энергию социальных или культурных сил невозможно. Не отдавая себе в этом отчета, мы начали движение под уклон – то же самое происходило в Нью-Йорке и Сан-Франциско. Присущий 1967-му дух любви к ближнему исчез под натиском тяжелых наркотиков, насилия, коммерциализации и под давлением полиции. В Амстердаме люди начали красть и перекрашивать белые велосипеды.
Но и на этом пути по нисходящей конечно же продолжали создавать музыку. А то, что я слышал по пути наверх, было просто чудесно.
Глава 1
Когда мне было одиннадцать лет, моя семья обзавелась телевизором – последней на нашей улице в Принстоне, штат Нью-Джерси. Теперь мы могли смотреть Сида Сизара в Your Show of Shows, The Ed Sullivan Showи бейсбольные матчи. Годом позже, осенью 1954-го, мы с моим братом Уорвиком поняли, зачем нам на самом деле нужен телевизор: чтобы смотреть музыкальную программу Bob Horn’s WFIL-TV Bandstand,которую передавали из Филадельфии каждый день в то самое время, когда мы возвращались из школы.
Хорн был крупным мужчиной, источавшим показное добродушие продавца подержанных автомобилей. Он носил просторные костюмы с широкими галстуками и то и дело откидывал рукой волосы назад с высокого лба. Хорн, подобно Алану Фриду, был одним из тех энтузиастов средних лет, которые в начале пятидесятых стали связующим звеном между ритм-энд-блюзом и растущей аудиторией подростков, увлекавшихся рок-н-роллом. Формула Bandstandбыла проста: старшеклассники из местных школ, танцующие под пластинки, ритуальное оглашение чартов, «переклички» собравшихся, группы, изображающие пение под свою последнюю запись. Случались там и интервью, когда какой-нибудь исполнитель собирался выступить на местной площадке и хотел привлечь внимание к своему выступлению. Снималась программа двумя-тремя неподвижными камерами, так что производство обходилось недорого.
Плей-лист был полон музыки в стиле «ду-воп»: The Cleftones, The Five Keys, The Flamingos, Frankie Lymon& The Teenagers, The Five Satins– и темповыми ритм-энд-блюзовыми номерами в исполнении Фэтса Домино, Литтл Ричарда и Чака Берри. Любимым номером стал Чак Уиллис и Stroll [9]: ребята строились в линии через всю студию – мальчики с одной стороны, девочки с другой – и по очереди плавно скользили и вращались по проходу между рядами.
Каждый день из телевизора на нас обрушивались откровения: ни одна радиостанция в Нью-Джерси не передавала ничего подобного, по крайней мере до того момента, когда наступал вечер и нам приходилось браться за уроки. 1954–1956 годы были знаменательным периодом белые тинейджеры открыли для себя «черную» музыку, и в результате ее записи стали расходиться миллионными тиражами. Охранители моральных устоев нации были в ужасе – их пугали низшие слои общества, породившие эту музыку, и смешение рас, на которое намекали ее ритмы. Крупные звукозаписывающие компании ненавидели ее, поскольку не понимали. Это ставило «черную» музыку в невыигрышное положение, поскольку отдавало ее на откуп флибустьерам-одиночкам от музыкальной индустрии, таким как Ахмет Эртеган из Atlantic,братья Чесс, Лью Чадд из Imperial,Моррис Леви из Rouletteи Джордж Голднер из Gone.
Мир, открывавшийся каждый день после полудня, приводил нас в восторг. Я запал на одну девушку из южной Филадельфии (ее звали Арлин) с прической «утиный хвост», которая носила блузки без рукавов и облегающие черные юбки. Во время одной переклички Хорн попросил парня по имени Винни объяснить, почему его щека наискось перевязана бинтом С сильнейшим делаверским акцентом (родной город называется «Фиуи», а танцуете вы на «поулу»), он сказал: «Ну, хм… Боуб, я налетеу на двеу». На следующее утро мы, ребята 12–13 лет, рассуждали, что за лезвие и какой длины явилось причиной раны Винни, и чувствовали себя при этом настоящими, видавшими виды знатоками.
На самом деле мы были приличными детьми из среднего класса. В нашей школе было несколько «утиных хвостов» и поднятых воротников, но это было несерьезно, по крайней мере по меркам Филадельфии. Ребята из Принстона так никогда и не усвоили в совершенстве танцевальные движения и стиль одежды, демонстрировавшиеся в Bandstand.Буржуазия может заимствовать свою культуру либо у более низких, либо у более высоких социальных слоев, а в Америке «высокого» никогда не было слишком много. Мрачная отстраненность итальянских [10]парней была в достаточной мере устрашающей, но мы и не надеялись сравняться с ними. Мы не могли перенять то развязное самодовольство, с которым ребята из вокальных квинтетов двигались на сцене или встряхивали головой, освобождая распрямленные волосы, которые потом в беспорядке падали на лоб.
А как они щелкали пальцами, когда сводили вместе ноги, готовясь совершить элегантный оборот вокруг своей оси и продолжая исправно выпевать свои «ууу» или «уаааа» за спиной певца! Хорн неизменно поручал оглашение чартов и проведение интервью какой-нибудь фигуристой блондинке из постоянных участниц программы. Объявляя артистов с обшарпанного подиума, они вели себя спокойно и профессионально – никаких маханий друзьям и хихиканья. Девушки чувствовали себя очень уверенно, интервьюируя чернокожих мужчин угрожающего вида с прическами «помпадур» [11]и в костюмах из блестящей ткани. От нас не ускользнул тот факт, что это был, возможно, единственный случай на американском телевидении в 1955 году, когда белых девушек и черных мужчин можно было видеть физически так близко друг к другу (почти все танцоры bandstandбыли конечно же белыми).
В завершение каждой программы не отягощенный харизмой Хорн благодарил гостей, технический персонал и продюсера по имени Эрни Мамарелла [12]. Нам нравилась фамилия Мамарелла. Мне хотелось бы думать, что мы уловили в этом имени некий фривольный оттенок [13], но, может быть, оно просто звучало смешно.
Однажды в начале лета 1956-го мы были ошеломлены, увидев на месте Хорна маленького невзрачного человека. Он следовал всем ритуалам шоу, ни разу не назвав своего имени. В четыре тридцать он просто сказал: «Это Эрни Мамарелла, я прощаюсь с вами до завтра». На следующий день догадки начали строить еще в школьном автобусе и продолжали на переменах. После обеда алы с приятелями разговаривали в коридоре, и умная чернокожая девочка с косичками по имени Пэт Фишер услышала наш разговор. «Если вы хотите узнать, что случилось с Бобом Хорном, вам стоит достать номер Philadelphia Inquirer», – сказала она и нырнула в дверь класса.
После школы один из нас пошел к газетному киоску, а остальные заняли места в ближайшей закусочной. Мы изучили каждую страницу, пока не наткнулись на заголовок, гласивший: «Диск-жокей обвиняется в аморальном поведении». Место перед камерой, по всей видимости, можно было получить, посетив мотель в обществе Боба Хорн был обвинен в «половой связи с лицом, не достигшим совершеннолетия» и в «пособничестве противоправным действиям несовершеннолетних».
Шестнадцать лет спустя я жил в Лос-Анджелесе, где возглавлял отделение музыки к кинофильмам компании «Warner Brothers Films». Тед Эшли, президент компании, как-то попросил меня встретиться за ланчем с некими известными телепродюсерами, которые продвигали свою идею серии музыкальных фильмов. Когда я услышал их имена, я едва смог сдержать свое нетерпение. В итальянском ресторане в Голливуде я спросил Эрни Мамареллу о том дне.
Новость об аресте Хорна, сказал он, появилась поздним утром, и ему не оставалось ничего другого, кроме как самому занять оказавшееся вакантным место. Вскоре боссы телеканала объявили Мамарелле, что они закрывают программу. Он стал упрашивать их не делать этого, упирая на минимальный бюджет и значительный рейтинг телешоу. Они согласились дать ему отсрочку до следующего полудня. За это время он должен был найти диск-жокея выше всяких подозрений, самого опрятного, безликого, как буханка белого хлеба, самого всеамериканского из всех, каких только мог создать Господь Бог. Мамарелла рассказал мне, как той ночью он колесил по всей Филадельфии, разговаривая с кандидатами – как на подбор хитроватыми, потрепанными и небритыми. Он уже был готов сдаться, когда кто-то посоветовал ночного диск-жокея из Рединга, в часе езды на северо-запад от города Он приехал туда около двух часов ночи, когда Дик Кларк – второй из моих собеседников на том деловом ланче в 1972-м – крутил пластинки для местных полуночников.
Развязка этой истории оказалась в духе американской массовой культуры. Кларк – белый воротничок поверх лацканов блайзера, улыбка, сияющая, как в рекламе зубной пасты, – начал работу на следующий день. И в течение шести месяцев телесеть распространила программу по всей Америке, а Арлин, Винни и их друзья превратились в иконы для тинейджеров. В последующие тридцать лет American Bandstandпоставляла популярную музыку в ее очень приглаженной версии в миллионы домов, делая хиты, создавая звезд, унифицируя танцевальные движения и американскую молодежную моду.
Студия WFIL-TVрасполагалась в северной части Филадельфии, в нескольких кварталах от ныне заброшенной железнодорожной станции, где экспрессы поворачивали на запад, в направлении Чикаго и Сент-Луиса Высадившиеся из поезда пассажиры спускались вниз по железной лестнице на шумные тогда улицы, полные иммигрантов. Кларк и Мамарелла рассказали, как они сняли офис над парикмахерской прямо напротив той лестницы. Люди из Brill Building [14]в модных шляпах с узкими полями и темных костюмах, прибывавшие одиннадцатичасовым поездом из Нью-Йорка, отправлялись с ними на ланч в соседнее кафе. В портфелях приехавших лежали наличные или контракты, дававшие компании Dick Clark Productionsдолю в издательских правах на сторону «В» нового сингла. И в этот же день после обеда их пластинки проигрывались миллионам тинейджеров по всей Америке. В те дни взятки за упоминание артиста в телепередаче считались просто хорошим бизнесом (сейчас по сути ничего не изменилось, только методы стали более тонкими). Большие деньги делались на белых звездах и безопасной музыке.
Через много лет после моей встречи с Кларком и Мамареллой, в букинистическом магазине в Альбукерке, Нью-Мексико, я наткнулся на весьма эмоциональную, но аргументированную версию событий лета 1956-го, написанную Стэнли Блитцем, поклонником Хорна. По его утверждению, Кларк ждал своего часа за кулисами радио WFIL,а вовсе не в пригородном Рединге. А обвинения в изнасиловании и вождении автомобиля в нетрезвом состоянии, стоившие Хорну работы, были сфабрикованы. Телестанция WFIL-TVбыла частью медиаимперии Уолтера Энненберга, впоследствии посла в Лондоне при Никсоне, и его жена, по всей видимости, ненавидела музыку, звучавшую в программе Хорна Глубоко религиозный менеджер станции также чувствовал отвращение к Хорну и его хипстерским замашкам. К тому моменту как Хорн был признан невиновным в растлении малолетней, в Филадельфии его уже позабыли, хотя у него и осталось немало преданных поклонников из числа тех, кто регулярно смотрел Bandstand.Они писали Блитцу, как сильно любят Хорна и что с Кларком шоу лишилось своей души.
Мы с братом пришли в ужас от Кларка в первый же день его появления в эфире. Вскоре искусственно выращенными рокерами вроде Фабиана и Фрэнки Авалона стали вытесняться «ду-воп»-группы. В течение одного-двух лет эра рок-н-ролла закончилась и на смену ей пришла легковесная поп-музыка. Как большинство ребят, не смирившихся с создавшимся положением, мы искали музыкальных приключений за рамками телепрограмм.
