Текст книги "Сестра Харуна ар-Рашида"

Автор книги: Джирджи Зейдан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц)

ли корм. «Ба, да это люди Ибн аль-Хади! Значит, он тте

вернулся в Басру».

Джаафар ибн аль-Хади, как явствует из его имени,

был сыном халифа аль-Хади, который приходился родным

братом Харуну ар-Рашиду. Отец братьев, халиф аль-Мах¬

ди, возвел их обоих в ранг заранее назначенных престолов

наследников: аль-Хади – первого, Харуна ар-Рашида —

второго. После смерти аль-Махди, последовавшей в сто

шестьдесят девятом году хиджры, халифом стал аль-

Хади. Укрепляя единовластие, новый правитель отстранил

от государственных дел собственную мать аль-Хайзуран,

которая, пользуясь родительскими правами, пыталась

управлять халифатом, а заодно лишил брата престоло¬

наследия в пользу своего несовершеннолетнего сына. Ха¬

рун ар-Рашид вынужден был покориться, и первым пре¬

столонаследником стал Ибн аль-Хади. На этом борьба пе

кончилась. Сторону Харуна ар-Рашида принял могуще¬

ственный Яхья ибн Халид аль-Бармеки. Хитрый, изво¬

ротливый и дальновидный визирь усиленно распростра¬

нял слухи, будто изменение воли покойного аль-Махди

вызовет распри в халифате.

–      К тому же Ибн аль-Хади слишком молод, – убеж¬

дал он, – и не следовало бы торопиться с его назначе¬

нием.

Поддержка опального брата халифа привела Яхыо

ибн Халида аль-Бармеки в темницу и чуть ли не на пла¬

ху, но первым престолонаследником был всенародно объ¬

явлен Харун ар-Рашид. Невинно пострадавшего перса,

само собой разумеется, выпустили на свободу. Едва

это произошло, как аль-Хади заболел и скоропостижно

умер. Долго потом еще шептались при дворе, что в смерти

халифа повинны Харун ар-Рашид, Яхья ибн Халид альт

Бармеки и мстительная мать умершего; кто знает, быть

может, адь-Хайзуран рассчитывала, что второй сын будет

более внимателен к родительским правам. Как бы то ни

было, но аль-Хади, пробыв халифом один год и три меся¬

ца, в мучениях испустил дух. Случилось это глубокой

иочыо, но Яхья ибн Халид аль-Бармеки немедленно при^-

мчался к мирно почивавшему Харуну ар-Рашиду. Столь

похвальная преданность (если не сообщничество) была

отблагодарена сторицей: ловкий вольноотпущенник полу¬

чил почти неограниченные права, позволившие ему дер¬

жать в руках судьбы халифата, а сын его, уже известный

нам Джаафар ибн Яхья, стал визирем. Первым делом:

Харун ар-Рашид принялся одаривать хашимитов, которые

предусмотрительно были поселены в Басре, подальше от

Багдада. Чтобы удержаться на троне, нужно было npoL

являть щедрость. Золото вызывало симпатии, столь не¬

обходимые халифу, позволяло завистникам жить в роско¬

ши и предаваться излишествамт отбивало у них охоту к

действию, ослабляло способности и силы, так что управ¬

ление государством начинало казаться непосильным и,

пожалуй-, ненужным трудом. Халиф потакал порокам

хашимитов и тем самым держался на троне. Чего, спра¬

шивается, недоставало его родственникам – тем, кто имел

нрава на власть, – если они вдоволь развлекались, прово¬

дили дпи в садах и парках, а по ночам наслаждались с

наложницами и приезжали в Багдад только ради того,

чтобы получить пепси и, подарки или закупить новых ра¬

бынь?

Внешне Ибп аль-Хади мало чем отличался от других

хашимитов: имел большие деньги, земельные угодья,

искал удовольствий. Но в душе юноши зрела дикая нена¬

висть к людям, лишившим его отцовского трона, – ведь

он же был первым престолонаследником, пусть недолго,

но был! Став халифом, родной дядя совсем, кажется, об

этом забыл. Как же, он назначил новых престолонаслед¬

ников – Мухаммеда аль-Амина и аль-Мамуна! И все же

lion аль-Хади не терял надежды, верил, что свершится

чудо, произойдет новый поворот судьбы.

Главным врагом был визирь. Смещения Джаафара

инб Яхьи жаждал и Фадль, – очень хорошо, пусть он

этим и занимается, поддержка ему будет обеспечена. Если

визирь попадет наконец в немилость, аль-Мамун навер¬

няка потеряет права престолонаследия, – ведь он при¬

знан Харуном ар-Рашидом только в угоду и по настоянию

вольноотпущенника. Одним претендентом станет мень¬

ше... Избавиться от Мухаммеда аль-Амина проще по-дру¬

гому – разжигая его пороки. Со временем первый пре¬

столонаследник дойдет до такого состояния, что скорей

откажется от тропа, чем от своих страстей. Погрязнув в

разврате, ничем, кроме оргий, не интересуясь, аль-Амни

ие сможет рассчитывать на поддержку хашимитов: сла¬

бовольный халиф поставил бы под угрозу благополучие

государства. Взоры могущественного семейства волей-не¬

волей обратятся к третьему претенденту... Итак, способ

достижения власти намечен. Остается умело воспользо¬

ваться им.

Изредка посещая Багдад – частые приезды могли бы

вызвать подозрения, – Ибн аль-Хади подбивал первого

престолонаследника на новые оргии и распутство. Мухам¬

мед аль-Амин еще больше втягивался в разгул, а халифу

доносили, что Ибн аль-Хади только и делает, что развле¬

кается, и вовсе не занят политикой.

На этот раз юноша покинул Басру под предлогом по¬

лучения пенсии. Два для подряд продолжалось веселье у

первого престолонаследника. Ибн аль-Хади превзошел

самого себя: это он, раздувая огонь страстей,– 'посоветовал

Мухаммеду -аль-Амину– приобрести белых рабынь

.

Глава XXII

МУХАММЕД АЛЬ-АМИН

Предполагая, что рабынь после покупки доставят на

лодках, первый престолонаследник и его гость встретили

полдень на террасе, опоясывавшей дворец со стороны

Тигра. Фадль опаздывал, и пе умевший ждать аль-Амин

пригласил Ибн аль-Хади прогуляться, пока подготавлива¬

лось захватывающее зрелище – бон диких баранов.

Парк первого престолонаследника доставил бы на¬

слаждение самому тонкому ценителю природы. За цветни¬

ками с базиликом зеленой стеной вставали ровно подстри¬

женные кустарники, над которыми нависали пышные

кроны деревьев. Стволов не было видно. По обеим сторо¬

нам аллеи словно свешивались огромные занавеси, едва

трепетавшие от дыхания ветерка и пестревшие всеми от¬

тенками зелени – от изумрудных, темно-зеленых до свет¬

ло-бирюзовых, желтоватых, почти серебристых топов.

Неповторимая гамма была создана растениями, приве¬

зенными с разных концов халифата, заморскими диковин¬

ками из дальних стран Африки и Азии – сандараком,

пинией, сикомором, палисандрами. фисташковыми, санда¬

ловыми и тунговыми деревьями. Некоторые из них росли

в серебряных кадках.

–      Восхитительно, достойнейший из достойнейших! —

воскликнул Ибн аль-Хади, выходя па лужайку, посредине

которой павлин распустил свой великолепный хвост.

–      Взгляни, мой друг, лучше туда! – посоветовал аль-

Амин, небрежно махнув рукой в дальний угол лужайки,

где иод развесистым платаном притаился огромный

тигр.

У неискушенного посетителя от ужаса перехватило бы

дыхание. Но бояться было нечего: тигр был создай рука¬

ми искусных садовников, которые мастерски подобрали

кустарники, травы и цветы, умело подстригли их. Были

в парке и живые львы, тигры, павлины, слоны. Они

содержались в клетках, более просторных, чем дома у

простолюдинов.

За густыми тамариндами манил прохладой небольшой

пруд с кристально чистой водой, которая подавалась но

уложенным под землей трубам. Причудливые рыбки —

каких только не было тут форм и красок! – стояли не¬

движно у берега, степенно плавали, будто нехотя шевеля

плавниками, или взапуски гонялись друг за другом. Их

хорошо подкармливали – благо корма были в изобилии, – и

они быстро размножались. За узкой протокой виднелся сле¬

дующий пруд, с красными, голубыми и желтыми лотосами.

Под ногами неторопливо развертывалась лента аллеи.

Ибн аль-Хади и аль-Амин будто шагали по бесконечно

длинному ковру. Из разноцветного гравия и доставленной

издалека гальки были выложены мозаичные изображения

растений, птиц и животных, из пестрого полосатого оникса

сделаны вазы. Для этой работы были специально вывезены

персидские и византийские мастера.

Ароматы, стоявшие в саду, трудно было с чем-либо

сравнить; они возникали, перемешивались, таяли; вот во¬

зобладал один резкий, дурманящий запах и тотчас исчез,

уступая место другому. Самым сильным, постоянным и на¬

стойчивым был аромат мускуса, исходивший от первого

престолонаследника; он как бы обволакивал всего аль-

Амина. На юноше надета легкая розовая джалябия, в ней

не жарко и удобно; желтая накидка так тщательно нагла¬

жена, что кажется немнущейся; чалмы нет, ее заменяет

пышный венок, сделанный из редкостных цветов, он про¬

служит лишь один день; на йогах мягкие наали. И все

это пропитано запахом мускуса.

Ибн аль-Хади также одет в «костюм опьянения». У него

модная прическа багдадского повесы: две длинные пряди

волос падают, расходясь, на лоб, спускаются до бровей,

обходят их и, каждая отдельно, наподобие буквы «нун», за¬

гибаются вверх к вискам . Третий претендент на престол

выглядит старше первого престолонаследника. Взгляд у

него пристальный, беспокойный.

Они подошли к беседке, увитой виноградными лозами —

перед ней на арене должен был состояться бой баранов, —

но едва присели на скамью* как в конце аллеи, что вела

к въездной площади, показался Фадль. Он бежал.

–      Ага, явился! – воскликнул аль-Амин, завидев сво¬

его фаворита, и нетерпеливо крикнул: – Какие новости,

любезный?!

–      Никаких, кроме хороших! – задыхаясь от бега, от¬

ветил Фадль.

–      А где же рабыни? Почему не бегут следом?

–      Они не столь быстроноги, достойнейший из достой¬

нейших! Скоро ты их увидишь.

Фадль едва переводил дух. Взгляд его устремился на

одеяние аль-Амина. Польщенный престолонаследник тот¬

час это заметил:

–      На кого я похож, мой любезный, в «костюме опья¬

нения»?

–¦ На доброго джинна, спустившегося с небес! – не

моргнув глазом, отчеканил фаворит.

Хотя первому престолонаследник у было всего семна¬

дцать лет и борода у него выросла недавно, лицо его уже

носило отпечаток жестокости и порочности. Глаза малень¬

кие, бегающие, нос загнут, как у беркута. Зато силы хоть

отбавляй,– он мог сразиться со львом . Безрассудства для

этого хватило бы тоже, – юноша был недалек и бездумен.

И все же первое впечатление этот мот и распутник произ¬

водил хорошее.

–      Ах, вот как, ва джинна! – бросил он удовлетворен¬

но. – Тебе тоже надо будет переодеться! Из-за того что

ты опоздал, мы пропустили время дневного веселья, ты

лишил нас многих удовольствий. Но, слава аллаху, теперь

мы закончим день как надо!

Он дважды хлопнул в ладоши, и перед беседкой по¬

явился согнувшийся в три погибели турок или черкес, по ¬

хожий на стройную миловидную девушку. Это был евнух.

Вьющиеся волосы его были заплетены в толстую косу,

лежавшую на спине; широкий шелковый пояс, перетяги¬

вающий халат, был расшит золотом; голову украшал высо¬

кий пирамидальный тюрбан с серебряным полумесяцем

на верхушке, настолько тяжелый, что рабу всегда приходи¬

лось держать голову склоненной.

–      Какие стихоплеты сегодня у нас выступают?

–      Абу Нувас, мой повелитель, – высоким мелодичным

голосом пропел евнух, – а также Абуль Атахия и еще...

–      Пусть злые джинны заберут твоего Абуль Атахию!

Нам нужны пьющие стихоплеты. Чтобы воспевать гурий

и вино. Давай сюда Абу Нуваса, всех остальных гони вон!

Скажи эмиру виночерпия, чтобы готовил меджлис веселья

по всем правилам!

–      О достойнейший из достойнейших! – попросил

Фадль. – Прикажи не выгонять Абуль Атахию. Пусть

останется про запас, что-нибудь сочинит. Наплевать нам

на то, что он трезвенник.

–      Да будет так! – согласился аль-Амин.

Глава XXIII

БОЙ ДИКИХ БАРАНОВ

Еще два хлопка в ладоши – и перед беседкой бесшум¬

но вырос новый раб.

–      Где бараны? – грозно вопросил первый престоло¬

наследник. – Я хочу немедля показать сыну моего дяди

животных, равных которым по боевитости не сыщешь ни

в Багдаде, ни в Басре, ни во всей Месопотамии.

–      Бараны на месте, мой повелитель!—ответил раб,

не разгибая спины. – Хозяин не привел их сюда: побоялся,

что они испортят копытами мозаику аллеи. К тому же они

лучше дерутся на твердой земле. Если бы мой повелитель

согласился перейти...

–      Ну хорошо. Не будем заставлять бойцов попусту

тратить силы! – воскликнул аль-Амин, живо поднимаясь

и с важным видом шагая к утрамбованной площадке возле

крепостной стены, служившей ареной боев. Если бы не

легкомысленное одеяние, можно было бы подумать, что

он шествует на государственный меджлис. Следуя за ним,

Ибн аль-Хади и Фадль обменялись понимающими взгля¬

дами: «Ну разве можно такому человеку доверить хали¬

фат, границы которого простираются от Индийского океа¬

на на востоке до Атлантического на западе? Да на уме

у него одни забавы, одно ребячество! Разве он сможет

управлять народами, приспосабливаться к их обычаям,– со¬

блюдать законы, политические и государственные инте¬

ресы? Право, ему достаточно двух баранов!».

Из-за кустов неожиданно раздались призывы:

–      О, мой повелитель! О, мой повелитель!

На аллею выскочил худощавый мужчина с окладистой

бородой и в чалме, какие иосят индийские купцы. Это

был бродячий циркач из горных земель, что тянутся за

Индией.

–      Шагай суда, суда! – кричал он, показывая на боко¬

вую дорожку. – Моя барашек готов тебя достойно

встретить!

На арене, упершись передними копытами в землю и не

сводя друг с друга глаз, замерли два разъяренных горных

барана. Их белая шерсть для устрашения была причуд¬

ливо измазана красками. На шеях вместо железной цепи,

которой они были скованы в дороге, висело по сердоли¬

ковому ожерелью. Рога у одного барана были выкрашены

в зеленый цвет, у другого – в красный.

–      Красавцы! – обрадованно ахнул первый престоло¬

наследник. – Который за меня?

–      Вот этот, мой повелитель, вот этот!

Бродячий циркач, кланяясь, указал на барана с крае¬

выми рогами.

–      Согласен! Второй за тебя, Фадль. С условием: кто

проиграет, повесит на шею победителя агатовое ожерелье.

Тебе придется раскошелиться, любезный! Ну как, идет?

Фадль сделал вид, что очень доволен.

–      О достойнейший из достойнейших! Я буду молить

аллаха, чтобы победил твой баран. Иначе я окажусь в не¬

ловком положении.

–      Я тоже хочу, чтобы краснорогий был победите¬

лем! – давясь от смеха, воскликнул аль-Амин. – Но только

совсем по другой причине... Не так ли, мой друг? – обра¬

тился он к Ибн аль-Хади и подмигнул ему.

Тот, выбрав момент, пояснил фавориту:

–      Твоего, с зелеными рогами, зовут Бармек. Если он

будет побежден, это все равно, что будет побежден

Джаафар ибн Яхья аль-Бармеки.

Фадль усмехнулся: первый престолонаследник не прочь

был назвать барана Джаафаром, да неудобно ему перед

двоюродным братом, которого тоже зовут Джаафар.

Поощряемый хозяином, баран с красными рогами

вздыбился на задних ногах и с размаху боднул противника.

Зеленорогий ответил тем же. Бой начался. Бараны мета¬

лись по арене, сталкивались лбами, опрокидывались, вска¬

кивали на ноги и снова бодались. Рога переплетались и

трещали. Циркач, как сумасшедший, бегал за животными,

подстегивал их и по возможности направлял удары, то

и дело толкая зеленорогого. Как и следовало ожидать,

Бармек был побежден и, распластавшись на земле, под¬

нял иоги.

Аль-Амин от радости подпрыгивал и хлопал в ладоши,

требуя, чтобы Фадль наградил барана-победителя и его

хозяина.

На опустевшей арене появился низко склонившийся

евнух.

–      Говори! – разрешил первый престолонаследник.

–      О мой повелитель] – мелодично проворковал ев¬

нух. – Эмир меджлиса веселья просит тебя посмотреть бой

петухов.

–      Каких там еще петухов? С нас довольно баранов.

Теперь в пору выпить. Пусть петухи подождут до следую¬

щего раза, – распорядился аль-Амин и, поворачиваясь

к гостям, добавил: – Ибн аль-Хади, Фадль, пошли в мой

курятник! Ха-ха-ха!

Являвший собою пеструю смесь персидского и грече¬

ского искусства, дворец первого престолонаследника, боль¬

шинство резных окон и затейливых балкончиков кото¬

рого выходило в сторону реки, величаво смотрелся в воды

Тигра. Легкую крышу выложенной мрамором и уставлен¬

ной скульптурными группами террасы поддерживали

мраморные колонны, покрытые причудливым золотым

орнаментом. Отсюда открывался великолепный вид на

окрестности и противоположный берег. Широкий простор

реки несколько сужали сходившиеся у дворца и дости¬

гавшие прибрежных камней высокие крепостные стены.

Если б не они, влево и вправо чуть не до горизонта перед

взорами простиралась бы необъятная водная гладь, изда¬

лека просматривались бы проплывавшие по Тигру корабли.

С террасы через потайную дверь можно быжо спуститься

к пристани, где качалась на волнах флотилия аль-Амина:

парусники, лодки и прочие суда. У одной галеры нос был

выпилен наподобие раскрытой пасти льва, у другой до¬

ходил на орла, готовившегося к взлету, нос парусника на¬

поминал высунувшуюся из воды змеиную голову, нос

большой лодки – оскаленную морду лошади, которая бро¬

силась в Тигр. Корабельные палубы, обшивки бортов

были выполнены из дорогих пород лабха.

Со стороны парка во дворец можно было пройти через

парковые двери, расположенные в центре полукружия

стены, походившей иа сильно изогнутый гигантский лук.

Рядом с дверями, к которым вело несколько ступеней,

приютилась манившая прохладой мраморная скамейка

с навесом. На каменной арке красивым куфическим шриф¬

том было выведено:

МУХАММЕД АЛЬ-АМИН ИЕН ХАРУН АР-РАШИД

Забежавший вперед глашатай возвестил о возвращении

первого престолонаследника. Привратник, что дежурил

у парковых дверей, склонился до земли.

Аль-Амин и сопровождавшие его Ибн аль-Хади и

Фадль поднялись по ступенькам, углубились в лабиринт

бесчисленных коридоров, галерей, переходов – с одной

стороны располагались служебные помещения и каморки

для слуг, с другой парадные залы и комнаты для гостей,—

пока не достигли занавешенного входа в святая святых

дворца, напоминавшего целый городок, – в его гарем.

Глава XXIV

ДВОРЦОВЫЙ ГАРЕМ

Вышитые золотом парчовые драпировки беззвучно раз¬

двинулись, потянутые рукой кайима чернокожих евнухов.

Шагов не было слышно, ноги мягко ступали по ворсистым

табаристанским коврам. Позади остался маленький кори¬

дорчик, открытая галерея, внутренний садик с цветочны¬

ми клумбами и семь ступенек из красного с прожилками

мрамора. Здесь начиналось царство женщин. На шелковой,

нежно-голубой шторе червонным золотом поблескивали

стихи, восхваляющие благородство и великодушие первого

престолонаследника, единственного и полновластного об^

ладателя этого царства.

Стихи принадлежали поэту Хатиму ат-Таи.

Ни за что верблюдице не ослаблю ремень

И к воде не пушу, где зеленая тень,

Не– сниму ей поклажу с витого седла,

Чтоб ова налегке все дорогу прошла.

Нет, не смею ремень выпускать я из рук,

Когда в долгом пути рядом шествует друг,

Если ты верблюдицу себе заведешь

И хозяином строгим себя назовешь,

Свято чти мой совет в твоем трудном пути

Не пристало пешком другу рядом идти.

На колени свою верблюдицу поставь,

Посади в седло друга, подпругу поправь;

Коль обоих она понесет без труда,

Не страшна тебе с другом любая беда.

Если силы изменят верблюдице твоей,

Тогда в очередь с другом поедешь на ней.

Подождав, пока гости прочитают стихи, кайим черно¬

кожих евнухов отодвинул штору. Большой зал с выходами

на террасу, где должен был состояться меджлис веселья,

и в спальные комнаты был выдержан в оригинальном

армянском стиле, утопал в вышитых шелках. Часть пола

покрывал изумительной работы ковер размерами двадцать

на двадцать локтей. Вокруг были разложены набитые

страусовым пухом подушки. На стенах висели изображен

ния персидских шахов, греческих королей, породистых сказ¬

ку нов, леопардов, акул и тунцов. Они были сделаны на

пластинках из эбенового дерева и слоновой кости, щедро

инкрустированы золотом, перламутром и драгоценными

камнями. Даже гвозди, на которых были укреплены

изображения, и те были золотые. В углах зала вы¬

сились ажурные минареты-подсвечники. Двери укра¬

шали тяжелые серебряные карнизы с узорчатой резьбой.

Потолок был сделан из тончайших мраморных плит.

Солнечные лучи проникали сквозь них, и в зале было

светло.

Аль-Амин прошел к полированному ложу из черного

и красного дерева и, пригласив гостей присаживаться,

опустился на вышитую подушку. Из-за стены, задрапиро¬

ванной шелком, доносились беспорядочные звуки настраи¬

ваемых инструментов. Он дал знак кайиму чернокожих

евнухов, и тот выскочил из зала. Не успел Ибн аль-Хади

подумать о том, сколь быстро сбудутся его планы, а Фадль

решить, кто же больше придется первому престолонаслед¬

нику по вкусу – Карнафлэ или ее подруги, – как звуки

за стеной стихли. В тот же миг распахнулись двери, что

выходили из спальных комнат, и в зал вереницей, одна за

другой, напевая песню и сами себе аккомпанируя на лют¬

нях, вошли наложницы, молодые, красивые и стройные.

Их было десять. Улыбаясь, они словно проплыли перед

аль-Амином п его гостями и исчезли в противоположных

дверях. А на смену им тянулась следующая вереница.

Тоже десять наложниц, но только одетых по-другому.

Полилась новая песня. Мотив прозвучал, привлекая све¬

жестью, и затих. В зал входили очередные рабыни. Так

продолжалось до тех пор, пока перед присутствующими

ие прошло десять десятков наложниц, демонстрируя самые

совершенные образцы женской красоты и изящества, все,

чем славится женский пол. Это был парадный смотр га¬

рема. Ибн аль-Хади и Фадль привычно разглядывали по¬

следних уходящих наложниц. Парадные смотры были вве¬

дены Харуном ар-Рашидом, подхвачены его визирем и ши¬

роко распространились по всем дворцам халифата. Но что

это? Аль-Амин подал знак продолжать! Перед глазами

удивленных гостей – теперь уже было чему удивляться —

появилась первая вереница белых евнухов, красивых как

на подбор, статных, точеных. Одежды на них были еще

более дорогие, чем у наложниц, яркие, переливающиеся

ткани, лучшее, что вырабатывалось в халифате и за его

пределами. Проходя мимо ложа, евнухи, как и наложницы,

пританцовывали, делая соблазнительные движения

бедрами.

–      Моя саранча! – проговорил первый престолонаслед¬

ник. Голос его звучал глухо. Белые евнухи были слабостью

аль-Амина, заполняли его дни и ночи, были нужней, чем

еда и питье. Он беспрестанно одарял их, ласкал, возвы¬

шал, несмотря ни на молчаливое осуждение народа, ни на

аношшно появлявшиеся сатирические стишки. – Каковы

кузнечики, а? Много их сегодня увидим! И воронов тоже!

За спинами евнухов, игравших на лютнях, тамбури-

пах, цимбалах, ребабах и цитрах, в такт музыке раскачи¬

вались косы, которые были толще, чем у женщин. Зал

огласился задорной песенкой, ее выводили дразнящие высо¬

кие голоса. О, эти голоса! Позабыв обо всем на свете, даже

о      вине, приготовленном на террасе, аль-Амин погрузился

в сладостные мечты.

Глава XXV

МЕДЖЛИС ВЕСЕЛЬЯ НА ТЕРРАСЕ

Меджлисы бывали разные: государственные, военные,

финансовые, политические, где решались судьбы халифата

и всего мира, меджлисы ло поводу предстоящей охоты,

покупки новых рабынь, состязания поэтов или лошадей.

Стоило собраться нескольким мужчинам во главе с хали¬

фом или эмиром, как открывался меджлис. Так было и во

дворце аль-Амина после парадного смотра гарема, в кото¬

ром наряду с наложницами впервые участвовали евнухи.

На открытой террасе, куда, спустившись по ступенькам

и пройдя коридор, вышли первый престолонаследник и два

его гостя, все было приготовлено для веселой пирушки.

Каменный пол, на котором лежали яркие ковры, был

усыпан живыми цветами. Возле глухой стены на пьедеста¬

ле возвышалось просторное и пышное ложе под балдахи¬

ном из эбенового дерева с золотой инкрустацией. С обоих

боков его полукругом стояли скамеечки, лежали вышитые

подушки.

Расстеленная перед ложем тигровая шкура искусной

выделки была покрыта полупрозрачной шелковой накид¬

кой, на которой стоял низенький красного дерева стол со

всем необходимым для меджлиса веселья. В хрустальных

графинах цричудливой формы искрилось виноградное и

финиковое вино, прохладительные шербеты. Сосуды че¬

канного серебра были наполнены темным сулафом. Убран¬

ство стола завершали пиалы и кубки разных размеров,

вазы с цветами, блюда, наполненные фруктами, произрас¬

тающими без косточек, ядрышками фисташек, съедобной

глиной из Нишапура, обмытым в розовой воде сахарным

тростником, холодной дичью, мускусным печеньем, цепями

из кренделей и другими вкусными яствами. Воздух был

напоен тонкими ароматами, – это давали о себе знать

припрятанные ароматические смолы.

Опустившись на ложе, аль-Амин жестом указал Ибн

аль-Хади на место рядом с собой, а затем проговорил, об¬

ращаясь ко второму гостю:

–      Любезный Фадль, на тебе все еще неподходящий

наряд. Сейчас тебе принесут «костюм опьянения».

Он подал знак слугам.

Через минуту фаворит престолонаследника был облачен

в свободную джалябию, обработаиную диким шафраном

и имевшую красивый желтоватый оттеиок. Низко кланяясь,

прислуживавший негритенок протянул ему венок из жи¬

вых цветов.

Аль-Амин хлопнул в ладоши.

–      Зови певиц! – приказал он явившемуся на зов кай-

иму чернокожих евнухов. – Есть у нас новые наложницы?

–      Мой повелитель и властелин, для меджлиса веселья

подобраны лучшие в Багдаде певицы. У самого эмира пра¬

воверных таких не найти.

–      Ну ладно. Пригласи рабынь с опахалами, и пусть

нас развлекают певицы, пока не прибудут те, кого я жду

с нетерпением.

Кайим склонился до земли и, пятясь, исчез в дверях.

На террасу грациозно и стремительно, как чудом вы¬

рвавшаяся из западни газель, выбежала наложница. На

ней была рубашка из полупрозрачной александрийской

ткани, под которой скорей угадывалось, чем просматрива¬

лось розовое, безупречного сложения тело. Голова была

повязана плотным шелковым платком. На нем золотыми

нитями были вышиты стихи:

Отчего же тебя поразить я не смог,

Много выпустив стрел, тетивою звеня?

Ты же с первого раза, мой меткий стрелок,

Прямо в цель угодив, поразила меня.

На висках у паложницы черными колечками лежали

завитушки волос, брови изогнуты тонкими дугами, носик

будто перламутровая тростинка, рот ярко-красный, как

свежая рана, кожа на груди цвета жемчуга. В правой руке

наложница держала опахало из длинных страусовых перь¬

ев, у основания переплетенных шелком; на ручке из сло¬

новой кости было выгравировано два четверостишия:

Тому, кто завладеет мной,

Дарую ласки и приветы,

Тому прохладу шлю я летом,

Когда палит полдневный зной.

Я дождь и нежная роса,

Я утешенье аль-Амина.

Нет в мире краше властелина,

Кому цветет моя краса.

Сувары на запястьях наложницы легонько постукивали

друг о друга, кончики пальцев были выкрашены хной, ос¬

лепительной белизной сверкали зубы, грудь украшал ши¬

рокий золотой полумесяц, покрытый замысловатой араб¬

ской вязью, в которую были вкраплены бриллианты.

Я сбежала к вам от моих подруг,

Нежных гурий райского сада,

И всем, кто меня здесь увидит вдруг,

Я дарю привет и отраду.

Ибн аль-Хади и Фадль, хотя были поражены красотой

наложницы, не подавали и виду, смотрели на нее с почте¬

нием, ибо знали – аль-Амип время от времени дарит свое

внимание рабыне, которая постоянно прислуживает ему

с опахалом. Покачиваясь на кончиках пальцев, наложница

приблизилась, Фадль подвинулся, освобождая место, но

рабыня опустилась на скамеечку у ног повелителя; опа¬

хало начало совершать плавные движения вверх и вниз.

В левой руке у рабыни появился платочек, которым она

готова была вытереть лоб своего господина, как только

на нем покажутся капельки пота.

На террасу вышла стройная гречанка, одетая в рубаш¬

ку цвета только что распустившейся алой розы. Шею ее

украшало дорогое ожерелье и золотой крест. Волосы были

заплетены в толстые косы, которые падали на спину, как

гроздья созревшего винограда. На голове сияла диадема

со стихами Абу Нуваса:

Что наделала ты, мой меткий стрелок?

Я утратил навеки сердце и разум,

Сам хожу не свой, а тебе невдомек,

Что ты разум-пронзила стрелою разом.

Ты навылет мне ранила тело, зажгла

Мою душу, что, жаром любовным пылая,

Ноет, стонет, болит, не сгорая дотла,

И нигде оттого я покоя не знаю.

На поясе у гречанки висело опахало, иа котором были

выгравированы такие стихи:

Если хочешь, чтоб страсти гроза

Не нахлынула, душу губя,

Не гляди ты в мои глаза,

А не то пеняй на себя.

Аль-Амин подал знак гречанке, и та с готовностью

встала за спиной Ибн аль-Хади, подняла опахало, и вот

уже благодатная прохлада стала овевать разгоряченное

лицо именитого гостя.

На террасу величаво выплыла третья рабыня. На голо¬

ве у нее не было традиционного покрывала; волосы акку¬

ратно причесаны на пробор, – одна из причесок, предло¬

женных Сукейной, дочерью Хусейна, которая, выставляя

напоказ красоту своих необычайно пышных волос, впер¬

вые стала появляться в обществе без головного убора.

На лбу рабыни румянами сделана надпись:

Луна-подросток в золоте венца,

Как хороша ты, выйдя из дворца!

Зачем гадать и волноваться зря,

Длинна ли ночь или близка заря.

И как теперь узнать об этом мне,

Когда душа сгорает на огне?

По белому бархату одежды шла узорчатая кайма из

стихов. На левом боку было вышито:

Письмо послал душе мой взор

И запечатал его страстью,

Я болеп сладостной напастью,

В ней пыл любви и мой позор.

На правом боку находилось продолжение:

Какое сердцу испытанье

Послал случайно беглый взгляд!

Какие муки и терзанья

Разлил в крови любовный яд!

Фадль понял, что рабыня предназначена ему. И точно:

знак аль-Амина – и девушка подошла к фавориту престо¬

лонаследника, опустилась пред ним на одно колено, взмах¬

нула опахалом.

Глава XXVI

АБУ НУВАС

Из боковой двери показались рабы, несшие сосуды с

вииом. Они в цветных кафтанах: первый – в голубом,

второй – в зеленом, третий – в желтом, дальше виднелся

сиреневый кафтан, красный, фиолетовый... Цветовая гамма

подобрана так, что напоминает радугу после дождя. На

подготовку выхода виночерпиев эмир увеселений истра¬

тил больше времени, чем отняла постановка женских тан¬

цев. Рабы молоды, красивы и свежи, привезены издалека,

не понимают по-арабски, в Багдаде недавно, и все евнухи.

В их нетронутом и теперь уже вечном целомудрии заклю¬

чена особая прелесть.

Кафтаны их расшиты стихами – на левом плече начало

стиха, на правом окончание:

Луна на ветке. Погляди,

Цветок ее лучист и матои,

Полна пьянящих ароматов

Нагая белизна груди.

А кожа девичьих ланит

Белее лунного сиянья,

Когда в ночном благоуханье

Луна на дереве горит.

В руках хрустальные, золотые, серебряные кубки,

гармонирующие с цветом кафтана; па них надписи, про¬

славляющие вино и любовь.

На одном выгравировано:

Пей с любимой, юный друг,

С самой резвой из подруг,

И целуй ее одну,

Со слюной смешав слюну.

Перевязь ей распусти,

Милых губ не отпусти!

На другом:

Чуть за талию возьми

И покрепче обними,

Если ж кто откроет рот

И в безумстве упрекнет.

Ты скажи ему: «Ступай,

Нам с подругой не мешай!».

Надписи на кубках не повторяются.

Из-за полога, отделяющего часть террасы, доносятся