Текст книги "Возвращение домой"
Автор книги: Джина Грэй
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 21 страниц)
Глава 11
Появление Мэделин Кэтчем вызвало оживление среди клиентов «Садов». Высококлассный маленький ресторан в Голливуде славился атмосферой солидности, но даже его обеспеченные и важные посетители не были лишены человеческих слабостей – все головы тотчас повернулись в сторону Мэделин, и по залу пробежал шепоток.
Мэделин величественно проследовала через элегантный обеденный зал, как подобает звезде, вся в шелках, с развевающейся гривой светлых волос, оставляя за собой шлейф аромата дорогих духов. Самодовольно улыбаясь, она высоко держала голову, делая вид, будто не слышит вздохов, шепотов, но Лоуренс Тримейн прекрасно знал – она все замечает и все слышит.
Мэдди обожала внимание, буквально расцветала от него, оно было ей необходимо как воздух. С каждым шагом ее настроение поднималось, она становилась все более самоуверенной, и когда они подошли к уединенному столику в углу, чувствовалось, она довольна собой.
Мэтр выполнял свои обязанности с подчеркнутым вниманием, давая понять: ее присутствие в его заведении – настоящее счастье. Он повертелся возле них, сколько позволяли приличия, потом удалился с видом собственной значимости выяснить, не появились ли их компаньоны, приглашенные на ужин.
– Знаешь, дорогой, ты оказался прав, – призналась Мэдди, одарив Лоуренса своей знаменитой улыбкой. – Встретиться именно здесь с Моррисом и Стеном – отличная мысль. Приятное местечко. Весьма дорогое, чтобы произвести впечатление, и подходящее для важного разговора.
– Я рад, что тебе нравится, дорогая. – Он ласково похлопал ее по руке, улыбаясь и прекрасно понимая причину столь быстрой перемены настроения. Реакция мэтра и посетителей понравилась ей, а не само место.
Мэдди хотела устроить деловой ужин в «Попался!» или итальянском «Спаго». Или еще где-нибудь, куда часто ходят киношники, чьими именами пестрят газеты. Она разозлилась, когда Лоуренс отверг ее предложение. Он же прекрасно понимал, там Мэделин будет одной из многих известных фигур. А здесь, в очень классном маленьком ресторане, своим появлением она произведет сенсацию.
И его стратегический план сработал.
Сегодня вечером очень важно показать, что публика по-прежнему считает Мэделин звездой. Если они хотят заинтересовать главу «Эпик-студио» и самого прославленного продюсера Голливуда своим проектом, первым делом следует произвести впечатление. Пусть видят, Мэделин Кэтчем – то, что надо. Она обеспечит кассовый сбор.
Задача предстояла нелегкая. В последнем фильме она снималась два года назад, и он провалился, как и два предыдущих фильма с ее участием. А в Голливуде три неудачи подряд – конец.
В последнее время Мэдди все реже получала приглашения, сценарии, которые присылали, были ужасны, причем настолько, что еще пять лет назад никто не рискнул бы ей предложить подобное. А выигрышные роли, которых она хотела и за которые готова была пойти хоть на убийство, уплывали к молодым актрисам.
– Мэделин! Дорогая! Какое счастье тебя видеть! Ты – само божество.
Они подняли глаза и увидели Морриса Флейшмана, главу «Эпик-студио», и Стенли Тарлика, владельца «Нова-продакшн», они подходили к столику, держа бокалы. Лоуренс испытал удовольствие – значит, они ждали в баре и, без сомнения, наблюдали сцену появления Мэдди в ресторане.
– Моррис! Стенли! – Мэделин вскочила и, раскрыв объятия, бросилась к мужчинам.
– Моя дорогая, ты выглядишь превосходно. Правда, Стен, она потрясающа?
– Она шикарна, – кивнул Стен, целуя руку Мэделин. – Но, ангел мой, ты всегда хороша.
– Спасибо, дорогие мои, – жеманно проговорила Мэдди. – Я вас тоже люблю.
Лоуренс молча наблюдал за обменом комплиментами. Он понимал, что они насквозь лживые, но все равно испытывал восторг от собственного везения – еще бы, он находится в обществе настоящих аристократов.
Даже после трех лет брака он не переставал удивляться, как это он, Лоуренс Тримейн, старомодный, неинтересный, а для кого-то совершенно скучный специалист по налоговым делам, сумел завоевать шикарную, талантливую женщину Мэделин Кэтчем. Он с трудом верил в свою удачу.
С Мэдди, как с большинством творческих людей, жить было трудно. У нее часто менялось настроение, она раздражалась по пустякам, была целиком поглощена карьерой, ее тщеславие доходило до абсурда, но для Лоуренса все это не имело никакого значения. Он восхищался ее умом, преданностью ремеслу, огромным дарованием, которое, как ему казалось, чересчур затмевал сексуальный имидж.
За едой Лоуренс сидел и спокойно наблюдал, как его жена старалась ослепить двух мужчин. Она была неотразима – сверкающая, остроумная, очаровательно флиртующая и такая красивая, что в груди становилось больно, когда он смотрел на нее. Она производила впечатление изысканной, уверенной в себе женщины, но он-то знал: внутри Мэдди – сплошной комок нервов.
Его охватила волна нежности к ней. Да, думал он, она эгоистична, эгоцентрична, но эти качества Лоуренс считал простительными и в какой-то степени милыми. Мэделин напоминала ему самовлюбленного подростка, своенравного, трудного, но трогательного и легкоранимого. Эмоциональная незрелость Мэделин вызывала желание защитить ее. Мэдди уже исполнился сорок один год, а ему тридцать три, но Лоуренс чувствовал себя на десятки лет старше.
Он обожал свою жену, и его главная задача – сделать ее счастливой.
Его раздражало, что она столько раз была замужем, ему казалось, она обладает способностью отбрасывать прошлые привязанности, как использованные бумажные носовые платки. Мысль о том, что с ним могут поступить точно так же, вызывала физическую боль. Нет, поклялся себе Лоуренс, глядя на ее несравненную ослепительную улыбку, он не позволит такому случиться. Он сделает все, чтобы привязать Мэдди к себе, удержать ее. Он ее пятый муж и последний.
За едой они шутили, делились последними сплетнями, болтали о вечеринках, говорили, кто, где и что снимает. Лоуренс большей частью вежливо слушал; тихий и сдержанный по натуре, он знал, что такое вести себя прилично, в конце концов он из филадельфийских Тримейнов, внук судьи Уинстона Тримейна.
Он хорошо разбирался в сухих цифрах, умел обратить запутанные налоговые правила во благо своим клиентам, это его сильные стороны. Но для данной беседы они не нужны. Поэтому Лоуренс мудро предоставил возможность самой Мэделин развлекать и обольщать гостей.
Когда убрали тарелки и подали кофе, атмосфера за столом изменилась, словно уход официанта явился сигналом – пора перейти к делу.
– Ну так вот, – Моррис с обворожительной улыбкой повернулся к Мэделин. – Насколько я понимаю, у тебя есть права на экранизацию книги «Ночная песня».
Лоуренс перевел взгляд с главы студии на Мэдди. Он почувствовал, как напряглись ее нервы, но она вовремя сумела справиться с собой.
– Да, есть. Как только я прочла книгу, сразу поняла – из нее можно сделать дорогой фильм с шикарным антуражем, и решила поучаствовать. Я сразу связалась с издателем и купила права. Мы с Лоуренсом заключили сделку, прежде чем книга возглавила список бестселлеров.
– Гм. Это проницательно с твоей стороны, Мэделин. Да, ты очень проницательна. – Моррис бросил косой взгляд на Стена, и Лоуренс подумал: «Интересно, какой разговор уже состоялся между этими двумя». – А ты уже сделала из нее сценарий?
– Ну… пока нет. Я…
– Мэдди хотела бы отдать книгу на студию, чтобы там делали сценарий, – вмешался Лоуренс. – Покупкой прав она хотела гарантировать себе главную роль в фильме.
Оба магната посмотрели друг на друга.
– Главную? Ты хочешь сказать, роль Элен?
– Да, – быстро ответила Мэделин. – Именно этого я и хочу.
Стен откашлялся и уставился на узор, который рисовал на скатерти концом ложки.
Моррис со вздохом откинулся в кресле. Это был лысый, толстый, маленький мужчина с лицом херувима и душой тирана. Моррис – баснословно богатый человек. С тех пор как он возглавил «Эпик», оттуда один за другим вылетали хиты. В городе, где власть значила все, его власть была абсолютной. И он с удовольствием ею пользовался.
Голубые глазки, светившиеся над круглыми румяными щеками, впились в Мэделин, в них не было ни капли прежнего дружелюбия.
– Я буду откровенен с тобой, моя дорогая. «Эпик-студио» хочет реализовать этот проект. Очень. Черт побери, при мысли об этом я испытываю сексуальное возбуждение. Если хорошо сделать дело, «Ночная песня» станет фильмом десятилетия.
Победный взгляд осветил лицо Мэдди, но Моррис поднял пухлую руку.
– Но, как ни больно мне это говорить, мы не думаем, что фильму пойдет на пользу, если мы дадим тебе ведущую роль.
– Что? Слушай, если ты думаешь…
– Пожалуйста, дай мне договорить. Естественно, мы понимаем, это твоя собственность, и знаем, что такое для тебя этот фильм. Никто не собирается сбрасывать тебя со счетов, дорогая Мэдди, разве мы можем так жестоко обойтись с тобой? В общем, мы готовы предложить тебе роль Виктории.
– Виктории? Матери? Ты хочешь, чтобы я играла мать? – взвизгнула Мэделин.
Лоуренс поморщился. О черт.
– Мэделин, дорогая, не волнуйся, – уговаривал Стен. – Потрясающая роль. И ты потрясающе подходишь для нее.
– Потрясающая. Потрясающая!Сорокалетняя женщина. Боже мой!
– Ну тебе же сорок, – с убийственным спокойствием заметил Моррис.
Мэделин шумно втянула воздух.
– Сукин ты сын.
Лоуренс не отводил взгляда от жены: он заметил, как побелели ее губы и на щеках появились яркие пятна.
– Ну, дорогая, ты все воспринимаешь неверно. Роль Виктории станет твоей лучшей ролью. В конце концов посмотри на Софи Лорен, она сыграла мать в «Двух женщинах», и эта роль вознесла ее на Олимп! Она сотворила чудо с ее карьерой! Она получила за нее этого чертова «Оскара».
Стен мог промолчать и не вмешиваться. Мэдди все еще пребывала в молчаливой схватке с Моррисом. Она смотрела на него не отрываясь, ее знаменитые серые глаза метали молнии.
Лицо Морриса оставалось непроницаемым.
– Ну послушай, Мэделин, не могла же ты на самом деле ожидать, что станешь играть роль девушки двадцати одного года? Ну?
Ее губы дергались от гнева.
– Это моя роль. Моя! Ты меня слышишь? – упрямо твердила она, стуча себе в грудь длинным ярко накрашенным ногтем. – Она скроена на меня!
– Двадцать лет назад – да. Ну даже десять лет назад ты бы смогла ее вытянуть. Но не сегодня. – Несколько секунд выражение его лица оставалось неумолимым, но потом смягчилось. Он потянулся к ней и похлопал по руке: – Ты мне нравишься, Мэделин. Правда, очень. Я думаю, ты безумно красивая и потрясающе талантливая актриса – одна из лучших. Но, дорогая, эта роль не твоя. Сделай сама себе одолжение, возьми роль Виктории.
– Сказала бы я тебе, Моррис… Ты ошибаешься. Я не играю матерей, – напряженным голосом процедила Мэдди сквозь стиснутые зубы.
– Ну ладно, Мэделин. Не надо так. – Стен взглянул на Лоуренса. – Неужели мы не сможем уладить это дело? Слушай, ты же умный парень. И должен понимать, Моррис прав. Поговори с ней.
– Сожалею, джентльмены. Но я целиком на стороне Мэдди.
Конечно, в глубине души Лоуренс соглашался с Моррисом и Стеном: да, Мэдди красива и талантлива, но ей сорок один.
Факт, что она стара для желанной роли, Мэделин Кэтчем не могла принять, как и то, что на горизонте появляются и будут появляться более молодые и более яркие звезды, обаятельные, талантливые… Джулия Робертс, Мишель Пфайфер, Энди Мак-Дауэлл, Джоди Фостер. Но сама мысль оставить попытки тягаться с женщинами на десять лет моложе вызывала у Мэдди дикую ярость. Лоуренс понимал – эту ярость подпитывала нарастающая паника.
«Ночная песня» – сильная вещь, в ней несколько колоритных ролей, вполне способных обеспечить «Оскара». Мэдди до отчаяния хотела главную роль. С ее помощью она надеялась оживить свою карьеру. А годится ли она на эту роль – для нее не вопрос. А раз для Мэдди не вопрос, то и для Лоуренса тоже.
– Извини, Моррис, но таковы наши условия. Если ты их не принимаешь, мы посмотрим, с кем еще возможно осуществить этот проект.
– Конечно, но попробуй и поймешь – твоя идея не самая блестящая, – совершенно спокойно ответил Моррис. – В конце концов все сводится к экономике. И уж кто-кто, а ты должен это понимать. Тяжелые времена, ни одна студия не рискнет вложить такие деньги в этот фильм с Мэделин в главной роли. Даже если бы мы переписали сценарий и сделали Элен старше, Мэдди больше не та, кто наверняка даст кассу.
– Но… если вдруг вы с Мэдди захотите сами вложить большой кусок в производство, может, мы что-то и придумали бы.
Лоуренс бросил на Стена острый взгляд. Тот сделал вид, будто эта мысль только что пришла ему в голову. Но Лоуренс усомнился – похоже, эта парочка приступает сейчас к хорошо просчитанному запасному варианту.
– Ты шутишь! – воскликнула Мэделин. – Это же миллионы. У меня нет таких денег.
– Но ты можешь их найти. В конце концов у тебя есть акции «Эв косметикс».
– Да… Но у меня их какие-то четыре процента.
– Это большие деньги.
– Твое предложение совершенно не…
– Нет! Нет, дорогой. Моррис прав.
Мэделин в отчаянии взглянула на Лоуренса. Потом все свое внимание сосредоточила на главе студии и уверенно улыбнулась ему.
– Нужно время, но мы найдем деньги. Я уверена. Мы разберемся, и я свяжусь с тобой.
В тот момент, когда «роллс» остановился под входным портиком особняка Мэделин на Беверли-Хиллз, она с шумом и раздражением бросилась из машины вверх по ступенькам. Лоуренс бежал следом.
– Черт побери! Мэдди! Ты можешь меня выслушать? Ты не хуже меня знаешь, из этого ничего не выйдет!
– Значит, тебе придется сделать так, чтобы вышло! – резко бросила через плечо Мэдди и протопала в гостиную. Она швырнула золотую вечернюю сумочку в кресло и резко повернулась к мужу: – Предприми все, что угодно, но достань мне эти проклятые деньги.
– Мэдди, ну будь умницей. Ты не можешь продать акции «Эв». Это совершенно четко записано в уставе акционерной компании. Ну хорошо, допустим, ты их продашь другому акционеру, но сейчас никто из членов семьи не в состоянии заплатить за них, кроме самой Эвелин.
– Тогда продай эти чертовы акции Эвелин!
– Послушай, дорогая. Будь разумной. Ты ведь знаешь, она на это не пойдет. Твоя мачеха настаивает на том, чтобы вы все владели акциями. Ради вашего же блага. Она совершенно права. Акции «Эв» – твой единственный постоянный доход.
Мэделин хмыкнула:
– Некоторый доход. Дивиденды так ничтожны, что едва покрывают налоги и содержание этого дома.
– Ну, положим, не совсем так. Их хватает на большее. Но все переменится, едва закончится строительство курортов. Через несколько лет, после выплаты кредитов, доходы по акциям будут колоссальные.
– Несколько лет!Я не могу ждать несколько лет! И потом, предполагается, ты должен защищать мои интересы. Именно для этого ты сидишь в совете директоров. Почему ты разрешаешь ей снижать дивиденды и проталкивать свои возмутительные проекты?
– О черт, Мэдди. – Лоуренс упер кулаки в бока, закатил глаза к потолку и страдальчески вздохнул. – Как ты думаешь, я могу ей что-то запретить? Эвелин выслушивает всех. Иногда принимает во внимание чей-то совет, когда видит в нем смысл и пользу для компании. Но в основном поступает так, как сама считает нужным. – Потом тихим голосом, стараясь убедить жену, добавил: – Слушай, дорогая, даже если бы ты могла продать акции, я бы не советовал. Неразумно. Тебе придется лишиться всех акций, чтобы собрать столько денег, сколько хочет Моррис. И то я не уверен, что хватит. А если ты отдашь все, а вдруг фильм провалится, ты остаешься ни с чем?
– А мне плевать! Я хочу роль, Лоуренс. Я должна ее получить! – Ее трясло, она, подперев бока руками, уставилась на мужа, красивое лицо подергивалось в отвратительной маске ярости.
Внезапно Лоуренс почувствовал, как Мэдди решила переменить тактику. Только что прекрасные серые глаза горели огнем, а в следующую секунду сощурились и расчетливо заблестели.
Лоуренс видел, как она уняла свой гнев, ее лицо разгладилось.
– Извини, дорогой, – заворковала она хрипловатым голосом. – Я не должна была на тебя кричать и кидаться, как мегера. Я и не хотела. – Кроткая сладострастная улыбка заиграла на губах Мэдди, а веки слегка опустились. Крадущимися шагами она направилась к нему с соблазнительно-обольстительным выражением лица, многие годы пленявшим мужчин с серебристого экрана.
– Погоди, Мэдди, – с легким укором сказал Лоуренс, отступая, – веди себя как следует.
Он понял, что она намерена делать, разум подсказывал Лоуренсу – ее надо остановить, но тело уже напряглось, а дыхание стало прерывистым.
Мэдди улыбнулась смелее.
– Дорогой, ты знаешь, я не могу находиться рядом с тобой просто так, ты будишь во мне страстную женщину. И потом… на самом деле ты не хочешь, чтобы я вела себя как следует. – Добравшись до него, она провела пальцами с ярко накрашенными ногтями по тонкой рубашке, поиграла пуговицами, легонько царапнула кожу через шелк, глядя на Лоуренса снизу вверх из-под полуопущенных ресниц. – Разве не так, дорогой? – Она расстегнула пуговицу, просунула палец под рубашку и покрутила волоски на груди.
Лоуренс дернулся, схватил ее за запястье, но ловкие пальцы успели расстегнуть три пуговицы, и, гортанно рассмеявшись, Мэдди прижалась лицом к обнаженной груди, умелым языком нашла его соски.
– Мэдди, это, это ничего… Ах, Боже мой…
– Дорогой, ты понимаешь, как много значит для меня эта роль? – горячо выдохнула она ему прямо в грудь. – Я надеюсь на твою помощь. И ты поможешь мне, не так ли, дорогой? Да? – Она легонько придавила зубами сосок и улыбнулась, когда Лоуренс весь напрягся. Освободившись от его слабых объятий, она вцепилась в его ремень, не отрывая жаркого влажного языка от его груди.
– М… Мэдди… Дорогая… Ты же знаешь… я сделаю все… все, что смогу, но… О Боже!
Она спустила с него брюки и провела руками по разбухшей плоти под трикотажными трусами.
– Ты найдешь способ, дорогой. Ты такой умный. Ты придумаешь. Ты ведь знаешь, как сильно я распаляюсь, когда ты шевелишь мозгами, да?
Она обхватила руками бедра Лоуренса и, впиваясь длинными, по-кошачьи острыми ногтями ему в ягодицы, стала месить, как тесто. Потом тесно прижалась к нему и начала тереться медленными круговыми движениями.
– Разве не так, Лоуренс? Если ты это сделаешь, я обещаю… – Она встала на цыпочки и задышала ему в ухо: – Я сделаю тебя очень счастливым мужчиной.
– Мэдди… дорогая…
Она засунула руки в его трусы и одним движением спустила их вниз вместе с брюками, встала на колени, коварно улыбнулась, заметив на кончике каплю перламутровой жидкости. Обхватив член двумя руками, она наклонилась и слизнула кончиком языка. Колени Лоуренса подогнулись, но прежде чем он успел набрать воздуха, Мэдди принялась водить языком по всей длине. Лоуренс дергался и стонал.
Где-то в глубинах разума какой-то голос подсказывал ему: Мэдди надо остановить, но вместо этого Лоуренс вцепился руками в ее плечи и ждал, весь дрожа.
Мэдди, едва касаясь губами кожи, шептала:
– Ты достанешь деньги, не так ли, Лоуренс? – и нежно целовала. О, как нежно.
Лоуренс вздрогнул и застонал, еще сильнее вцепившись в хрупкие плечи.
– Ты найдешь способ? Правда, дорогой? Ну обещай мне. Пожалуйста.
Лоуренс гортанно застонал и ткнулся вперед, но она отклонилась, как бы отказывая ему в молчаливой мольбе. Улыбаясь, снова взялась рукой и стала двигать вверх-вниз и легонько касалась губами кончика.
– Ну скажи, что ты сделаешь это, Лоуренс, – шептала она, опаляя его своим дыханием. – Пообещай мне, что ты сделаешь и у меня будут деньги.
Откинув назад голову, Лоуренс крепко зажмурился и со свистом задышал. Потемневшее лицо исказилось сладострастной мукой.
– Хорошо. Да. Да! Я сделаю.
Mэдди улыбнулась и открыла рот.
Глава 12
Эрика что-то беспокоило. Китти всегда хорошо понимала своего двоюродного брата. По натуре он был веселым и добродушным парнем, за что она любила его больше всех из родственников, но если, как сегодня, его веселость казалась чрезмерной и неестественной, значит, на душе у него особенно мрачно.
Но Китти не спрашивала, зная – придет момент, и Эрик расскажет. Так было всегда, с тех пор как оба научились говорить.
Слушая его вполуха, Китти с любовью смотрела на профиль кузена. Дорогой Эрик. Как здорово, что он приехал. К сожалению, дела редко приводили его в Нью-Йорк.
Эрик был и оставался ее лучшим другом. Во многом они были гораздо ближе, чем брат и сестра. В общем-то естественно. Ровесники, росли в одном доме, вместе. Они даже похожи друг на друга, вздохнула она с грустью.
Мэделин, сестра Китти, унаследовала яркую внешность и талант матери, актрисы Клэр Чедвик. А Китти и Эрик пошли в Кэтчемов. Оба высокие, худые. При росте шесть футов и один дюйм Эрик был на четыре дюйма выше Китти. От постоянной работы на открытом воздухе он раздался в плечах. У них даже волосы были одинакового цвета – светлые. Сильные подбородки, прямые носы, серые глаза. Эрик был не просто хорош собой, многие считали его дьявольски красивым. Похожие черты лица в женском варианте делали Китти лишь цветуще-привлекательной.
– …ты хочешь спросить, как я узнал это? – сказал Эрик.
Она улыбнулась.
– Ты совершенно невозможный. Ты действительно пригласил ее на выходные прямо при муже?
– Так я же тебе говорил, я думал, он ее дедушка. Этому старикашке восемьдесят пять, если не больше. Он глухой, как пень. – Эрик состроил гримасу и закатил глаза. – Откуда я мог знать, что он читает по губам?
– Ох… Ты настоящий бабник, ни одной юбки не пропустишь.
Эрик улыбнулся еще шире.
– Да, это грязная работа, но кто-то должен ее делать?
Сжав крепче его руку, Китти прижалась щекой к плечу Эрика и снова засмеялась.
Была почти полночь, припаркованные машины стояли вдоль улицы, шныряли такси, слепя фарами, но, похоже, кроме них, на улице никого не было. Странно, но с ним Китти чувствовала себя в полной безопасности. Никогда бы в столь поздний час она не отправилась гулять по Нью-Йорку пешком. Но сейчас она ничего не боялась, понимая – Эрик защитит ее, как бывало не раз в ее жизни.
И так, рука в руке, они брели в темноте по тротуару, разговаривая и смеясь. Наконец подошли к ее дому и стали подниматься по ступенькам. Китти полезла в сумочку за ключом.
– А ты уверена, что твой друг не будет против моего появления?
– Не говори глупостей. Конечно, нет. И потом, Майлз наверняка еще не появился. После спектакля они все на взводе и идут куда-нибудь выпить, чтобы расслабиться.
– Без тебя?
Китти уловила раздражение в голосе Эрика и с улыбкой повернулась к нему:
– Не надо защищать меня. Обычно я хожу с ними, но сегодня отпросилась, чтобы поужинать с любимым кузеном.
Никто и не станет скучать без нее. Они – актеры, а она из тех, кто за сценой – что-то подкрашивает, подправляет, помогает гримироваться, одеваться. Ее присутствие компания терпит только потому, что они с Майлзом вместе живут. А Дарла Холт наверняка рада, что ее нет, подумала Китти. Эта миниатюрная брюнетка положила глаз на Майлза и, уж конечно, пользуется сейчас каждой секундой.
Китти попыталась избавиться от волны накатившей ревности, стиснув зубы, отперла дверь, переступила порог и улыбнулась Эрику.
– Входи, я сварю какао, и мы еще поболтаем. «А ты расскажешь, что с тобой случилось», – добавила она про себя.
В ту минуту, как они вошли, с дивана вскочил мужчина.
– Черт побери, где ты была?
– Майлз, ты дома? Я думала, ты со всеми остальными.
– Как видишь, нет. И я еще раз спрашиваю: где ты была?
– А что… Я пошла поужинать с Эриком, я тебе говорила…
– Четыре часа подряд не ужинают.
– Нет, конечно, но мы зашли еще в маленький клуб послушать музыку. И поскольку ты не…
– Ладно, все это не важно. Мне надо с тобой поговорить.
– Слушай, может я лучше пойду? – сказал Эрик, направляясь к двери.
– Да, так было бы лучше.
– Майлз! – Китти повернулась к брату: – Пожалуйста, останься. Он не хотел… Ну правда.
– Ну… понимаешь ли… уже поздно. А утром у меня встреча…
– Мы ведь собирались поговорить.
Эрик улыбнулся и дотронулся до ее носа.
– А, невелика беда. Не переживай, Китти-Кэт. В следующий раз. – Махнув Майлзу на прощание, он вышел, прежде чем Китти успела запротестовать.
Как только дверь за Эриком закрылась, Китти повернулась к Майлзу:
– Ну как ты мог? Как грубо! Ужасно грубо!
Из глаз Китти потекли слезы, голос задрожал. Она рассердилась на Майлза, но очень боялась, до ужаса, что он увидит, как она злится, и бросит ее.
Майлз вел себя обычно – пропустив мимо ушей упреки Китти, ответил нападением.
– Это меня ты должна любить, понимаешь? – кричал он с сильным английским акцентом, драматически колотя себя в грудь. – Ты должна поддерживать меня. И вот, когда на меня столько навалилось, где ты? Тебя нет! Ты со своим драгоценным Эриком! Что это такое за родство? Что такое вы, янки, находите в нем? Целующиеся двоюродные брат и сестра – это же почти кровосмешение!
Китти задохнулась:
– Что за чушь ты несешь! Отвратительно!
– О, неужели? А ты не хочешь услышать что-то по-настоящему отвратительное? Так я скажу. Пока вы там любезничали, я потерял работу.
– Что?
– Спектакль закрыт. – Его плечи поникли, он шмыгнул носом, отвернулся и забормотал, как человек, чьи надежды рухнули: – Объявили сегодня, после окончания спектакля.
– О Майлз! Как ужасно! – Она кинулась к нему, обняла за талию, забыв о собственном гневе, уткнулась лицом ему в грудь. – Мне так жаль, дорогой. Правда. Я знаю, как ты упорно работал и как много эта пьеса значила для тебя. Но не волнуйся. Появится еще что-то. Вот увидишь. Это не конец света.
– Ну конечно, легко тебе говорить, ты ведь Кэтчем. Тебе не надо вкалывать, как нам, простым смертным. Ты можешь работать на подхвате за сценой – себя занять и вдыхать запах кулис.
– Дорогой, ну пожалуйста, не злись. Я просто хотела сказать, что ты прекрасный актер и поэтому очень скоро у тебя появится новая роль. Вот и все. Честно.
– Прости, я не должен был срывать на тебе зло. Просто сейчас я чувствую себя очень неуверенно. – Он взял ее за плечи и отстранил от себя.
Китти наблюдала, как он подошел к кофейному столику, поднял смятую пачку сигарет, и тут же почувствовала, что ее затошнило. Его неуправляемость, мгновенная смена настроений действовали на нее именно так. Он постоянно держал ее на грани, выбивал из равновесия, она никогда не знала, что ее ждет.
Так повелось с самого начала. Майлз был по-мужски красив, женщины вешались ему на шею, и его ухаживания поначалу озадачили Китти. Конечно, она была польщена, взволнована, но никак не могла понять: почему из множества юных красоток, вертевшихся в театральном мире Бродвея, он захотел иметь дело именно с ней. В лучшем случае двадцативосьмилетнюю Китти можно было назвать просто приятной – с ее веснушками и прямыми прекрасными волосами.
Она попыталась усмотреть корысть, но быстро отмела свои подозрения – никто в театральном мире не знал о ее происхождении и финансовом положении. Майлзу она рассказала только после того, как он переехал к ней, и он был поражен.
Майлз уверял, что любит ее, Китти очень хотелось верить, но она не чувствовала себя любимой. Из-за его неровного поведения почти каждый день Китти задавала себе вопрос, а не собирается ли он бросить ее.
Он стряхнул пепел и глубоко затянулся. Швырнув спичку в пепельницу, выпустил к потолку струйку дыма.
– Мне нужно как можно скорее получить роль. Как можно скорее. Иначе – все кончено.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Я хочу сказать, что, если не найду работу в ближайшие дни, моя «зеленая карта» [2]2
Вид на жительство в США.
[Закрыть]будет аннулирована. И мне придется вернуться в Англию.
– А сколько… сколько времени она еще действует?
– Недолго. Несколько месяцев. – Он снова затянулся и посмотрел на Китти. – А знаешь, проблемы могло бы и не быть. Алану Зиммеру очень нравится «Темная сторона луны», и он очень хочет ее поставить. Он готов набрать актеров в любой момент, как только ты скажешь.
– Да, если бы я могла найти деньги.
– Почему бы тебе самой не вложить? А как автор и спонсор ты обеспечишь мне главную роль.
– Майлз, пожалуйста, мы уже говорили с тобой, и не раз. У меня нет таких денег. Если бы они были, неужели ты думаешь, я бы и раньше не финансировала постановку своих пьес?
– Ой, да ладно, ты член такой семьи, ты можешь добыть любые деньги, если захочешь.
– Я же говорю тебе – не могу.
Майлз загасил недокуренную сигарету в пепельнице и пошел к двери.
– Прекрасно. Будь по-твоему. – Он рывком открыл дверь, потом придержал ее и оглянулся на Китти. – Но если ты действительно хочешь, чтобы я остался, найдешь способ добыть деньги.
– Майлз, куда ты? – вскрикнула она.
– Ухожу.
Хлопнула дверь. Потрясенная, Китти стояла посреди комнаты и слушала его шаги, удаляющиеся вниз по лестнице. Потом ее лицо скривилось, и, зарыдав, она ничком упала на диван.
Каждый раз, когда Эрик приезжал по делам в Нью-Йорк, он останавливался в квартире Эвелин на Парк-авеню. Привратник и люди из охраны знали его, и поэтому ночной сторож в вестибюле окликнул и поздоровался. Эрик, поглощенный своими мыслями, чуть было не прошел мимо в полном молчании.
– О, привет, Джо. Извини, я витал в облаках.
– А, не стоит беспокоиться. Должно быть, она действительно хороша, а?
Эрик улыбнулся в ответ, а мужчина весело рассмеялся, провожая его до лифта.
В тот же момент, как двери лифта закрылись, улыбка исчезла с лица Эрика. Он прислонился к отделанной дубом стене кабины и взялся за медный поручень. Невидящим взглядом уставился на мелькающие светящиеся цифры этажей над дверями. Черт бы побрал Майлза Бентли. Эрик не выносил этого надутого индюка. Что такого нашла в нем Китти? Он никак не мог понять. Этот странный тип совершенно ей не подходил.
Еще два месяца назад, узнав, что актер переехал к Китти, Эрик взбесился от ярости. Этот парень просто использует ее, Эрик не сомневался ни секунды. Но попробуй сказать об этом Китти. Однажды он попытался, но ничего, кроме ссоры, не вышло.
На двадцать девятом этаже он вошел в квартиру и направился прямо в спальню. Эрик уселся на край кровати, наклонился вперед, уперся локтями в колени и обхватил голову руками. Ему надо было с кем-то поговорить. Черт побери, он должен был поговорить с Китти. Она бы его поняла, как понимала всегда.
Надо было дать пинка под зад этому отвратному англичанишке и остаться. Вот что надо было сделать.
Эрик застонал и потер глаза. О Господи, ну что ему сейчас делать?
Он выпрямился и из внутреннего кармана пиджака вынул лист бумаги, развернул его двумя пальцами, как нечто грязное и заразное. Руки Эрика сильно тряслись, глаза едва различали слова, напечатанные на машинке. Но это не важно. Письмо, полученное два дня назад, он читал столько раз, что вызубрил наизусть.
«Дорогой Эрик. Как ты можешь заметить по прилагаемому фото, я храню прекрасные воспоминания о нашей ночи. С твоей стороны было нехорошо по отношению ко мне назваться не своим именем. Можешь представить себе мое удивление, когда я узнал, кто ты на самом деле. Но, как я предполагаю, никому не известен мой маленький секрет.
