Текст книги "Возвращение домой"
Автор книги: Джина Грэй
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 21 страниц)
Глава 30
Три дня спустя на кладбище семьи Кэтчемов, что в полумиле от ранчо, Эвелин похоронили рядом с Джо. Сотни людей собрались у ее могилы – партнеры по бизнесу, кинозвезды, политики. Сотрудники «Эв косметикс» приехали все, от чиновников до рабочих. Прибыл даже сам губернатор. И конечно, пресса.
Саре снова пришлось выдержать пристальное внимание, услышать шепотом передаваемые домыслы и предположения о том, кто ее отец, бесконечные напоминания, как невероятно она похожа на мать. Несколько журналов поместили рядом их фотографии вместе с пространными статьями.
У могилы Сара выслушивала соболезнования, но при этом чувствовала себя какой-то самозванкой. Ее лицо было печальным скорее не от горя, а от гнева.
После службы, когда все посторонние ушли и остались только члены семьи, в главной гостиной дома было зачитано завещание. Как и предсказывала Элис, большая часть всего отходила Саре. Но Эвелин оставила по двести тысяч долларов каждому из своих приемных детей и по пятьдесят тысяч Эрику и Полу. Она пожелала, чтобы домом на ранчо владели все пятеро младших Кэтчемов. Ко всеобщему удивлению, Рурк унаследовал все ее дневники.
Сара приготовилась к бурной реакции семейства и не осталась разочарованной. За исключением Китти и Эрика, все пришли в неистовство.
– Да это же абсурд! Мы не можем так оставить! – с угрозой говорил Пол, а Чэд, Мэделин и Уилл соглашались с ним. – Мы опротестуем завещание.
– На каком основании? – поинтересовался Рурк.
– На том, что Сара использовала влияние на умирающую старую женщину, выжившую из ума.
– Это Эвелин выжила из ума? – рассмеялся Рурк. – О, вам трудно придется. Очень трудно.
– Мистер Фэллон прав, – вмешался Чарльз Киркленд, адвокат Эвелин. – Эвелин до самого конца была в здравом уме, и уж тем более тогда, когда делала завещание, прошлой весной. Вы сами увидите, там комар носа не подточит. Уж она-то обо всем побеспокоилась, все продумала.
Но Пола и Чэда его слова не остановили. Когда через несколько дней они встретились со своим адвокатом, он убедил их в абсолютной непогрешимости документа, оспаривать который – пустая трата времени и денег. Им ничего не оставалось, как признать поражение и ждать, что предпримет Сара. Оставит ли компанию в руках семьи или пустит на распродажу.
Сара понимала: единственное, чего они хотят, – продать свои акции. Заседание правления назначили через неделю после похорон. За день до заседания Сара все еще колебалась – какое решение принять. Внезапно к ней пришел Рурк.
Они все еще жили через холл, но Сара, после оглашения завещания ни разу не появившаяся в офисе, не видела Рурка после похорон. Когда она открыла дверь, ее сердце подпрыгнуло.
– Рурк.
– Привет, Сара. Можно войти?
– Конечно. – Она отступила, держа дверь широко открытой, и когда он прошел, сразу отреагировала на его близость. Боже, как она соскучилась по нему.
Сара провела его в гостиную очень взволнованная. Она ожидала, что он сядет рядом с ней на диван, но он предпочел одно из кресел с противоположной стороны кофейного столика. Сейчас только Сара заметила, что у него в руке кейс, и внутри что-то оборвалось. Он пришел по делу. Только по делу. Она села очень прямо и подняла подбородок.
– Зачем ты хотел видеть меня?
– Прежде чем я отвечу, можешь ли ты мне кое-что сказать?
– Да, если сумею.
– Я уверен, тебе известно, что на завтрашнем заседании правления Пол собирается поднять вопрос о передаче компании на распродажу. Я бы хотел знать, как ты станешь голосовать.
– Понятно. – Сара сняла мифическую пушинку с юбки. – Я еще окончательно не решила.
– Но ты склоняешься к тому, чтобы пустить на распродажу. Да?
– А что, если да? – Она вскочила и нервной походкой подошла к дверям террасы. Сложив руки перед собой, Сара повернулась и посмотрела на Рурка. – Приведи мне хоть один убедительный довод, почему я должна следовать пожеланию Эвелин. Она меня отдала чужим людям. Осудила на ужасную жизнь. Не вспоминала обо мне до тех пор, пока я ей не понадобилась. Все, что она в конце концов сказала: «Мне жаль». Неужели этих слов достаточно? Так вот – нет!
Она снова отвернулась к окну, стараясь сдержать слезы. Сердце билось, как будто она пробежала целую милю без остановки.
– Почему бы мне не взять деньги и не сбежать?
– Конечно, твое право. Но прежде чем ты примешь решение, я бы хотел, чтобы ты сделала мне одно одолжение.
– Какое?
Рурк открыл кейс и вынул три тетради. Две в дешевой обложке и одна в дорогой кожаной.
– Это три тетрадки из дневников Эвелин. Я отметил некоторые места. Прочти их. Я тебя прошу.
Сара уставилась на тетрадки, испытывая одновременно и искушение, и неприятие.
– Не знаю, Рурк, это ведь очень личное.
– Да, верно. Эвелин написала еще и письмо, в дополнение к дневникам, которые она просила использовать по моему усмотрению, как сам решу – показывать тебе их или нет. Есть много других тетрадей, может, ты захочешь почитать их потом. Но эти – лучше сейчас.
Он положил их на кофейный столик и встал.
– Единственное, о чем я прошу, прочти их до принятия решения.
Рурк пошел к двери, остановился на пороге, обернулся.
– Я люблю тебя, Сара. Я знаю, ты в этом сомневаешься. Я понимаю, ты и должна думать, что я произношу подобные слова с одной-единственной целью – удержать контроль над «Эв». Но это неправда. Я хочу, чтобы наш брак продолжался, мне невыносима мысль о жизни без тебя. Надеюсь, когда прочтешь дневники, ты посмотришь на все происходящее иначе. – Он повернулся и вышел.
Как могут личные дневники Эвелин убедить ее в чувствах Рурка? Когда дверь, закрывшись, щелкнула, Сара уставилась на три тетради. Неужели там есть ответы на ее вопросы?
Она хотела найти их, надеялась на это, но сейчас, когда подошло время, засомневалась – а хочет ли она знать? Очень долго молодая женщина просто смотрела на тетради, волнение и страх скрутили желудок.
Наконец Сара взяла дневники и понесла в спальню. Чтобы дать себе время обрести мужество, положила их на кровать и стала готовиться ко сну. Приняла душ, надела ночную рубашку, залезла под одеяло и взяла самую старую тетрадь. Она начата за год до ее рождения. Первая запись от 11 мая.
Сара откинулась на подушки и начала читать девичий почерк Эвелин. В груди заныло.
«Я просто не в себе. Да-да! Меня может разорвать на части от восторга! Ларри Бейнбридж пригласил меня на свидание…»
Примерно через два часа Сара закрыла вторую тетрадь. Все еще держа ее у себя на коленях, она рассеянно гладила пальцами потрепанную обложку, уставившись в пространство.
Изнасилована. Она закрыла глаза, сжала губы, как будто этим могла обуздать больные чувства. Она никак не ожидала этого.
Наконец-то она поняла свою мать и те силы, которые двигали ею в молодости. Из прочитанного перед ней возникал образ наивной Эвелин, девушки, жаждавшей любви. Сара чувствовала боль, разочарование, унижение, которые пришлось перенести Эвелин не только из-за Ларри Бейнбриджа, но и из-за руководителей колледжа. Как ужасно оказаться совершенно одинокой, без денег, испуганной, не иметь никого на свете, к кому можно было бы обратиться.
Читая душераздирающие излияния Эвелин, Сара чувствовала боль из-за потерянной невинности матери, сочувствие к ужасу и гневу, которые она пережила после насилия. Сара остро ощущала страх матери – что ей делать с нежеланным ребенком, ее беспокойство – она не сможет любить этого ребенка, ее решимость оградить Сару от детства, лишенного любви, такого, которое ей пришлось испытать самой.
Конечно, мало радости узнать, что была зачата не в любви, не в порыве страсти, а через грубый акт насилия. Но по крайней мере Сара поняла, почему Эвелин ее отдала. И не могла винить ее за это. На месте Эвелин она сама могла бы сделать то же самое.
И хотя было очень больно, Сара знала, почему Эвелин не захотела сблизиться с ней в последние шесть месяцев.
Сара убрала потрепанный дневник, а вместо него пристроила на коленях другой, в дорогом кожаном переплете. Провела пальцами по золотым буквам. Это были записи нынешнего года, большая часть которых относится ко времени, когда Сара уже появилась в жизни Эвелин. Рука дрожала, открывая тетрадь в том месте, где лежала закладка.
Запись, сделанная в тот вечер, когда Эвелин приняла решение отыскать ее. Следующая – после первой встречи с Сарой.
Целый час Сара, не отрываясь, читала дневник. Очень скрупулезный, честный отчет матери тронул ее до глубины души. Эвелин не искала оправданий, никого не обвиняла, не хныкала, она делала то, что считала нужным, и всю ответственность брала на себя.
Она удивлялась силе характера матери, силе и непреклонности. Другая женщина в подобных обстоятельствах давно бы рассыпалась.
Почерк Эвелин становилось разбирать все труднее, болезнь делала свое дело. Последняя запись, за две недели до смерти, написана кем-то другим. Мать обращалась к ней.
«Дорогая Сара! Медсестра Додсэн пишет это за меня, поскольку у меня уже нет больше сил. Я знаю, что нет больше и надежды. Я умираю. К тому времени, когда ты будешь это читать, если Рурк решит, что тебе следует это прочитать, меня уже не будет. Я искренне надеюсь, когда ты узнаешь всю правду, она не причинит тебе слишком много боли. Я надеюсь, дневники помогут тебе понять, почему я сделала то, что сделала, даже если ты не сможешь простить меня.
Все последние шесть месяцев я очень старалась не допустить сближения между нами. Если уж быть совершенно откровенной, я не хотела испытывать никаких чувств к тебе. И уж конечно, я не хотела полюбить тебя и боролась с этим каждый день. Я думаю, если бы я дала волю чувствам, мне пришлось бы согласиться, что, отдав тебя, я поступила неправильно.
Но должна признаться, мне все труднее ничего не испытывать к тебе. Правильно говорят – кровь гуще воды. Твой ум, твои способности, смелость и решительность и даже упрямство и гордость, твое нежелание избавиться от гнева по отношению ко мне – все это достойно уважения. Ты, Сара, могла стать счастьем любой матери, должна я признаться. Я очень тобой горжусь. Как бы я хотела, чтобы у нас с тобой все было по-другому.
Мое время уходит, и я наконец поняла: самое важное для меня – твое счастье. Более важное, чем бизнес, которому я посвятила всю свою жизнь.
Сара, как ты знаешь, я бы хотела, чтобы «Эв» осталась в семье. Но я понимаю, ты сделаешь так, как лучше для тебя. Поэтому я предоставляю тебе возможность решить самой.
Наконец, последнее, я молюсь, чтобы вы с Рурком, какие бы ни были у вас проблемы, сумели преодолеть их и были счастливы вместе. Для меня было бы неподдельной радостью, если бы человек, которого я люблю как сына, и ты смогли бы построить совместную жизнь. Я знаю, Сара, он любит тебя. Так же, как и я».
Проглотив комок в горле, Сара провела пальцами по странице. Она едва могла видеть, потому что слезы застлали ей глаза.
Сара посмотрела на часы на столике возле кровати. Половина четвертого утра… Слишком поздно, чтобы постучаться к Рурку.
Но ей было все равно. С нервами, натянутыми, как струна, взволнованная, она не могла ждать до утра. Сара откинула одеяло и, даже не накинув халат, босиком пошла через комнату, за дверь, через холл.
– Ты знал, что если я прочту дневники, то захочу увидеть тебя, да? – спросила она в тот же миг, как он открыл дверь. Он стоял в халате, с растрепанными волосами, но Сара чувствовала: он ждал ее.
– Я был уверен.
– Но ведь если бы я пустила «Эв» на распродажу, ты смог бы купить акции? Ты ведь этого хотел все годы? И тебе не надо было бы оставаться моим мужем, чтобы получить место в правлении или сделать шаг к президентству?
Рурк напряженно смотрел на нее.
– Ты как-то меня спросила, чего я хочу больше – тебя или президентства. Теперь ты знаешь.
Губы Сары задрожали. Из-за слез и из-за полуопущенных ресниц она не могла четко видеть его.
– О Рурк.
Она бросилась ему на грудь, его руки сдавили ее, как тиски.
– Извини, извини меня, дорогой, – плакала она. – Извини меня за все мои сомнения.
С отчаянным стоном Рурк поднял ее с пола и уткнулся лицом ей в шею.
– Я люблю тебя, я люблю тебя, я люблю тебя, – повторял он снова и снова, будто, начав говорить, не мог остановиться.
Сара прижалась к нему, обхватив за шею, вороша пальцами его волосы. Она целовала его в висок, в подбородок, с плачем облегчения и с радостью.
– Люби меня, дорогой. Пожалуйста, люби меня.
Ногой закрыв дверь, Рурк поднял Сару на руки и понес в спальню.
Когда на следующее утро Сара и Рурк вошли в зал заседания правления, они удивились, увидев на обычном месте Лоуренса. Он был на похоронах Эвелин, но они никак не ожидали увидеть его здесь.
– А я думала, что они с Мэдди разошлись, – шепнула Сара.
– Да она и сама так говорила, – тихо ответил Рурк.
Едва они обменялись приветствиями с мужем Мэдди, заняли свои места, как появилась она сама и другие члены семьи. Мэделин замерла на полпути, увидев Лоуренса.
– Что это ты здесь делаешь?
– Я член совета директоров, и я здесь для того, чтобы представлять твои интересы.
– Можешь не выкладываться из-за меня. Я сама прекрасно справлюсь. Спасибо большое.
– Я не сомневаюсь. Но поскольку мы женаты, в этом нет необходимости.
Мэдди оглядела всех. Кэтчемы с волнением ждали начала заседания. Ей тоже не терпелось, и она подавила в себе желание кое-что высказать мужу и села рядом с ним.
– Я знаю, вы все собираетесь предложить аннулировать устав корпорации и пустить акции компании на открытый рынок, – сказала Сара, едва призвав собравшихся к порядку. – В интересах экономии времени я бы хотела сделать заявление. Долго размышляя, я пришла к выводу, что «Эв косметикс» останется собственностью семьи. Вы можете ставить вопрос на голосование, конечно, но позвольте напомнить, у меня пятьдесят пять процентов акций. Контрольный пакет.
Надежда, хотя и слабая, исчезла с лиц присутствующих. Чэд угрюмо встал и молча вышел.
Лицо Мэделин сморщилось. Закрыв его руками, она заплакала.
Китти просто пожала плечами.
– Ну вот, значит, так, – сразу как-то постарев и осев в своем инвалидном кресле, сказал Уилл.
– О Боже, о Боже мой! – Похолодев, Эрик обхватил голову руками и принялся раскачиваться.
Пол выругался и взорвался. Он вскочил со стула так быстро, что стул упал.
– Ты не можешь так со мной поступать. Черт побери! Мне необходимы эти деньги! Я их должен получить! Неужели ты не понимаешь? Для меня это вопрос жизни и смерти. Если я не достану денег, я поплыву лицом вниз по Буффало.
– Черт побери! О чем это ты? – спросил Уилл.
– Я говорю о долге! Я проиграл! – крикнул в ответ сын. – Я должен триста тысяч Бруно Скаглиале. Букмекеру, связанному с бандитским миром. Если я не заплачу, очень скоро стану куском мяса!
Сара и все сидевшие за столом открыли рот. Ее взгляд метнулся к его пальцам. Они все еще были в гипсе. Сара выдохнула:
– Так твои сломанные пальцы – не несчастный случай на буровой? Гангстер их сломал, да?
– Для этого существуют наемники. Бруно только смотрел. И он будет смотреть не моргнув глазом, как они вышибут мне мозги, если я не заплачу.
– Это ужасно, Пол, не могу поверить, что ты был настолько глуп, что связался с таким отребьем, – резко сказала Мэдди.
Остальные согласились с ней.
Наконец Сара стукнула молоточком, призывая всех к тишине.
– Этим делу не поможешь, – сказала она, бросив на Пола строгий взгляд. – В общем-то я думаю, все должны сами отвечать за свои поступки. Но в данном случае дело слишком серьезное. Я покрою твои долги, Пол, если ты согласишься принять помощь в решении твоих проблем.
– Да пошла ты к черту! У меня никаких проблем!
– Пол, любой, кто позволяет букмекеру подцепить себя на триста тысяч долларов, явно имеет проблемы, – мрачно бросил Рурк.
– Сын, Рурк совершенно прав, – сказал Уилл. – Согласись на предложение Сары, чтобы избавиться от этой обезьяны.
Казалось, Пол готов был кого-нибудь изувечить. Вены пульсировали на виске, лицо стало ярко-красным, он яростно оглядел всех, потом его взгляд остановился на Саре.
– Держи при себе свои проклятые деньги. Они мне не нужны. И вообще все вы лицемеры, сующие нос не в свои дела. – Ругаясь на чем свет стоит, Пол выскочил из зала.
Сборище идиотов. Чистюли. Праведники. Не нужна ему ничья помощь. Пол бормотал проклятия и оскорбления в адрес Сары, отца, родственников, шагая к лифту. Буйный гнев вывел его к боковому входу, но едва он сделал шаг на улицу к парковке, остановился как вкопанный. Трое мужчин облокотились на капот его машины.
– Привет, мистер Кэтчем, – вежливо сказал Бруно. – А мы поджидаем вас.
После ухода Пола в зале повисла тягостная тишина.
– Как могло такое случиться? – печально качая головой, страдальческим голосом проговорил Уилл. Он сразу постарел лет на двадцать за последние пять минут. – Не понимаю, почему он не пришел ко мне. Ведь я бы понял. Нашел бы способ ему помочь. В конце концов он мой сын.
– Не ругай себя, дядя Уилл. Невозможно помочь тому, кто не хочет этого. – Китти потянулась. – Не знаю, как думают остальные, но, по-моему, незачем продолжать заседание.
– Похоже, тебя не слишком встревожило решение Сары! – вспылила Мэделин, вместе с другими направляясь следом за Китти к двери.
Младшая сестра пожала плечами:
– Ну почему же, мне не помешал бы лишний капитал. Но я не жалуюсь. Рецензии на пьесу очень хорошие, так что у меня в руках победа.
– Поздравляю, – нехотя сказала Мэдди. – Очень хорошо, Для тебя.
– Слушай, Мэдди, ну не стоит так, ведь вы же сестры. Китти много работала, чтобы добиться успеха.
– А ты занимайся своими делами, Лоуренс, – снова вспылила Мэделин. – Что ты вообще здесь делаешь? Теперь я никакая не наследница, моя карьера закончилась, и чего ты тут болтаешься?
– Карьера может не закончиться, если пойдешь по другому пути, как я тебе и предлагал.
– Ты имеешь в виду – играть другие роли? Нет уж, спасибо.
Уже на выходе Китти, поколебавшись, остановилась. Наконец она повернулась к сестре:
– Мэдди, а Лоуренс прав. Нравится тебе или нет, но сейчас нет ярких ролей в кино для сорокалетних.
– Мне тридцать шесть!
– Пожалуйста, Мэдди, ты ведь со мной говоришь. Ты забыла, я на десять лет моложе тебя. А мне тридцать один.
Мэдди шмыгнула носом и зло посмотрела на Китти.
– Слушай, если хочешь попытаться, в моей следующей пьесе есть выигрышная роль для тебя. Благодаря успеху «Темной стороны луны» пьеса стоит в плане, ее будут ставить.
Мэделин хотела послать все к черту, но искушение было слишком велико, и она мрачно посмотрела на Китти.
– А почему ты мне предлагаешь роль? Тебе-то какое дело, что со мной происходит?
– Потому что ты моя сестра, я люблю тебя, И я знаю, у тебя замечательный талант.
– Правда?
– Да, правда. Ну, так что скажешь?
Мэдди прикусила губу.
– Я не знаю. Никогда раньше не выступала на Бродвее.
– Ну и что? У тебя есть талант, и когда ты зарекомендуешь себя серьезной театральной актрисой, кто знает, какие появятся предложения?
– Китти права, дорогая. Я думаю, тебе стоит попробовать.
– Не знаю… Так страшно.
– Понимаю. Но ты сможешь, дорогая. Я знаю, ты сможешь. А я всегда буду рядом.
– Правда? Ты будешь рядом? После всего, что я натворила?
– Но ведь я люблю тебя, – со вздохом сказал Лоуренс. – И к тому же понял: без тебя я несчастный человек.
Она внимательно посмотрела на него. Ее глаза удивленно расширились.
– Это правда? Ты всерьез? Ты действительно меня любишь?
– Да, он любит тебя. Мэдди, где ты была все эти три года! – Смеясь, Китти обняла сестру за плечи и повела ее к двери. – Ну пошли, вы оба. Вы должны прочитать пьесу.
Эрик изучающе посмотрел на отца:
– Пап… Это правда, что ты говорил насчет Пола? Что ты бы поддержал, что бы ни случилось?
– Конечно. А как ты думал – ты и Пол мои сыновья, в конце концов.
Уилл отъехал от стола и покатился к двери.
Поколебавшись, Эрик подскочил и взялся за поручень кресла.
– Слушай, давай я тебя вывезу. Гм… Я кое о чем хочу с тобой поговорить, отец. Может, тебе не понравится, что я тебе скажу, но я надеюсь, ты меня выслушаешь. Понимаешь ли…
Когда все ушли, Рурк и Сара посмотрели друг на друга через стол.
– Наконец мы одни, – тихо сказал он.
Сара взметнула ресницы.
– Я думала, они никогда не уйдут.
Он встал, обошел вокруг стола и взял ее руки в свои, поднял на ноги и обнял. Наклонился, поцеловал в кончик носа, потом прижался к ее рту долгим поцелуем, пронзившим ее с ног до головы. Когда она ослабела, он прервал поцелуй и усмехнулся, глядя на нее:
– Пойдемте-ка домой, миссис Фэллон.