Текст книги "Ночная Сторона Длинного Солнца"

Автор книги: Джин Родман Вулф

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 19 страниц)

– Хорошо. Но все, что ты будешь получать сверх издержек, мое, и каждый раз, когда я захочу увидеть счетные книги, ты принесешь их мне. Иначе никакой сделки. Сколько времени тебе нужно?

Шелк какое-то время размышлял, не уверенный, что сможет заставить себя совершить ограбления, на которых настаивал Кровь.

– Год, – рискнул он. За год может много чего случиться.

– Очень смешно. Готов поспорить, все ржут, когда ты покупаешь барана на сцилладень. Три недели – или, твою мать, пусть будет месяц. Но это все. Будет ли твоя щиколотка в порядке через месяц?

– Не знаю. – Шелк попробовал пошевелить ногой, но, как и раньше, обнаружил, что гипс обездвижил ее. – Не думаю, что это вероятно.

Кровь фыркнул.

– Муск, приведи Журавля.

– В твоем доме всегда есть врач? – спросил Шелк, когда дверь за Мускусом закрылась.

– Пытаюсь, чтобы был. – Кровь отставил бокал в сторону. – В течение года у меня был человек, который работал плохо, потом нейрохирург, но он задержался всего на пару месяцев. После чего я не стал торопиться, внимательно поглядел кругом и нашел Журавля. И он со мной… – Кровь замолчал, вычисляя, – уже почти четыре года. Он, естественно, присматривает за моими людьми здесь и трижды в неделю ездит в город, чтобы осмотреть девочек. Так намного удобнее, и экономит немного денег.

– Я вообще удивляюсь, что такой умелый врач…

– Работает на меня и заботится о моих шлюхах? – Кровь зевнул. – Предположим, тебе нужен доктор, который позаботится о твоей щиколотке, патера. Ты бы заплатил ему?

– Как только бы смог, да.

– То есть никогда, скорее всего. Работая на меня, он получает регулярную зарплату. Он не должен просить милостыню, и, иногда, девочки дают ему чаевые, если у них щедрое настроение.

Мгновением позже в сопровождении Мускуса появился суетливый маленький человек. Не так давно Шелк видел изображение птицы из семейства журавлиных, хотя и не смог вспомнить, где; и он вспомнил изображение сейчас, а вместе с ним – самоиронию Журавля. Крошечный врач напоминал высокую птицу не больше, чем он сам – искрящийся материал, имя которого ему дала мать.

Кровь указал на Шелка:

– Ты починил его. Когда он будет в порядке?

Маленький врач погладил бороду.

– Что вы имеете в виду под выражением «в порядке», сэр? Достаточно в порядке, чтобы ходить без костылей?

Кровь задумался:

– Ну, скажем так, когда он сможет быстро бегать?

– Трудно сказать. Это в большой степени зависит от его наследственности – сомневаюсь, что он знает что-нибудь полезное об этом – и его физического состояния. По меньшей мере он молод, так что все могло быть намного хуже. – Доктор Журавль повернулся к Шелку. – Сядь прямо, молодой человек. Я хочу опять послушать тебя, теперь, когда ты можешь быть поспокойнее.

Он поднял изодранную тунику Шелка, приложил ухо к его груди и постучал по спине. На третьем ударе Шелк почувствовал, как что-то твердое и холодное скользнуло в его пояс, под веревку из конского волоса.

– Надо было принести инструменты. Покашляй, пожалуйста.

Уже сгорая от любопытства, Шелк кашлянул – и был вознагражден еще одним ударом.

– Хорошо. Еще раз, пожалуйста, на этот раз глубже. Попытайся кашлянуть изнутри.

Шелк кашлянул так глубоко, как только смог.

– Замечательно. – Доктор Журавль выпрямился, дав тунике Шелка упасть на место. – Действительно замечательно. Отличная порода, молодой человек, отдадим должное Вайрону. – Тембр его голоса изменился, почти незаметно. – Кто-то наверху любит тебя. – Он шутливо указал на потолок с фигурами богов, где тщательно изображенная Молпа играла в багатель[42]42
  Настольная игра, род бильярда.


[Закрыть] с Фэа. – Мне представляется, что какая-то богиня до смерти влюбилась в тебя.

Шелк откинулся на спинку кресла, хотя твердый предмет за поясом не давал сидеть удобно.

– Если это означает, что я получу меньше времени от вашего нанимателя, едва ли я назову это свидетельством милости, сын мой.

Доктор Журавль улыбнулся:

– В таком случае, возможно нет.

– Сколько? – Кровь со стуком поставил бокал на столик перед собой. – Когда нога будет такой же, какой она была перед тем, как он сломал ее?

– От пяти до семи недель, я бы сказал. Бегать он сможет немного раньше, если будет правильно перевязывать щиколотку. И, конечно, все это предполагает полный покой и постоянное лечение – акустическую стимуляцию сломанной кости и так далее.

Шелк прочистил горло:

– Я не могу позволить себе дорогостоящее лечение, доктор. Я могу только одно – ковылять и молиться, чтобы нога исцелилась.

– Ты не можешь ходить сюда, – зло сказал ему Кровь. – На что ты намекаешь?

– Возможно, сэр, – начал доктор Журавль, – вы могли бы нанять специалиста в городе…

Кровь фыркнул:

– Надо было застрелить его и покончить со всем этим. Клянусь свиньей Фэа, я хочу, чтобы падение убило его. Никаких специалистов! Ты сам будешь осматривать его всякий раз, когда окажешься в той части города. Когда это? Сфингсдень и гиераксдень?

– Да, верно, и как раз завтра сфингсдень. – Доктор Журавль посмотрел на богато украшенные часы, висевшие на противоположной стороне комнаты. – Я уже давно должен спать.

– Итак, ты будешь присматривать за ним, – сказал Кровь. – А теперь убирайся.

– Я искренне сожалею, что причиняю тебе столько неудобств, доктор, – сказал Шелк. – Если бы твой наниматель дал мне немного больше времени, это было бы не нужно.

Журавль, уже у двери, повернулся и, как показалось Шелку, подмигнул.

– Мы договорились, патера, – сказал Кровь. – Заруби себе на носу, поскольку дальше этого я идти не собираюсь. Ты будешь допивать?

Чувствуя пальцы Мускуса за ушами, Шелк покорно выпил.

– Через месяц – ровно через месяц от этого дня – ты принесешь мне значительную сумму. Слышишь? Я сам решу, достаточно ли она значительна. Если тебе повезет, я вычту ее из двадцати шести тысяч и дам тебе знать, когда прийти с остатком. Но если нет, ты и твоя жестяная сивилла вылетите оттуда, как пробки. – Кровь замолчал, его рот уродливо вытянулся к бокалу, который он держал в руке. – Кто-нибудь еще живет там? Еще один авгур?

– Еще две сивиллы, – ответил Шелк. – Майтера Роза и майтера Мята. Ты видел майтеру Мрамор, как мне кажется. Я – единственный авгур.

– Твои сивиллы захотят прийти сюда и прочитать мне нотацию, – фыркнул Кровь. – Скажи им, что их не пропустят через ворота.

– Скажу.

– Как они, здоровы? Журавль может осмотреть их, если им нужен врач.

Шелк с симпатией посмотрел на него.

– Ты исключительно добр. – В любом человеке всегда можно найти нечто хорошее, напомнил он себе, незаметный, но несомненный дар вечно щедрого Паса. – Насколько я знаю, майтера Мята чувствует себя достаточно хорошо. Майтера Роза – настолько хорошо, насколько можно ожидать, но, боюсь, в любом случае у нее очень много протезов.

– Цифровые руки и ноги? Что-то в этом роде? – Кровь, заинтересовавшись, наклонился вперед. – Сейчас таких людей не так-то много.

– Она получила их несколько лет назад; на самом деле до того, как я родился. У нее была какая-то болезнь, и потребовалась ампутация. – Шелку пришло в голову, что он должен был бы знать побольше о прошлой жизни майтеры Роза – о прошлой жизни всех трех сивилл, – чем знает сейчас. – Она говорит, что тогда их было легче найти.

– Сколько ей лет?

– Точно не знаю. – Шелк опять мысленно выругал себя; уж это он должен был бы знать. – Полагаю, это есть в наших записях. Я могу посмотреть для тебя и буду счастлив это сделать.

– Только ради вежливости, – сказал ему Кровь. – Она должна быть… о, девяносто, если у нее много жестяных частей. Кстати, как ты думаешь, патера, насколько я стар?

– Думаю, старше, чем выглядишь, – рискнул Шелк. Быть может, это польстит Крови. Только бы не сказать что-то смешное. – Сорок пять, верно?

– Сорок девять. – Кровь с иронией поднял бокал. – Почти пятьдесят. – Пока Кровь говорил, пальцы Мускуса задергались, и Шелк с абсолютной уверенностью, от которой не сумел защититься, понял, что он врет: он старше по меньшей мере лет на пять. – И нет части моего тела, которая не была бы моей, не считая пары зубов.

– Ты выглядишь намного моложе.

– Послушай, патера, я могу сказать тебе… – Кровь отмахнулся от этой темы. – Не имеет значения. Уже поздно. Сколько я тебе сказал? Через месяц? Пять тысяч?

– Ты сказал «значительная сумма», – напомнил ему Шелк. – Я должен принести тебе все, что смогу собрать, а ты решишь, достаточно ли много. Принести сюда?

– Да. Скажи глазу у моих ворот, кто ты такой, кто-нибудь выйдет и впустит тебя. Муск, водителя к фасаду.

– Для меня? – спросил Шелк. – Спасибо. Я боялся, что придется пойти пешком – с такой ногой я не могу ходить. Боюсь, мне пришлось бы умолять о поездке на тележке фермера.

Кровь ухмыльнулся:

– Ты можешь принести мне доход в тринадцать тысяч карт, патера. Поэтому я собираюсь присмотреть за тем, чтобы о тебе позаботились. А теперь слушай здесь. Помнишь, я сказал, чтобы эти твои сивиллы не ходили сюда и не тревожили меня? Это так и будет, но скажи им, что одна – старая, как ее имя?

– Майтера Роза.

– Ага. Скажи майтере Роза, что, если она захочет еще одну ногу или что-то в этом роде и потянет бабки, я ей помогу. Или если она захочет что-нибудь такое продать, чтобы помочь тебе. Никто не даст ей цену лучше.

– Боюсь, мои благодарности тебе уже надоели, – сказал Шелк. – Но я должен поблагодарить еще раз, за майтеру и за себя.

– Забудь. Тут организуется рынок для таких частей, даже использованных, и у меня есть человек, который знает, как их ремонтировать.

В двери появилась узкая голова Мускуса:

– Поплавок готов.

Кровь, слегка покачиваясь, встал:

– Ты можешь ходить, патера? Нет, конечно нет, очень плохо. Муск, принеси одну из моих тростей, а? Только не дорогую. Хватайся, патера.

И Кровь протянул ему руку. Шелк взял ее, обнаружив, что она мягкая и на удивление холодная; он попытался встать на ноги, остро ощущая предмет, который Журавль вложил ему в пояс, и то, что ему помогает человек, которого он собирался ограбить.

– Спасибо тебе, еще раз, – сказал он и сжал зубы от резкой вспышки боли.

Как хозяин, Кровь захочет проводить его; и если Кровь окажется позади него, то обязательно заметит предмет под его туникой. Отчаянно мечтая об оставшейся в спальне Гиацинт сутане, наполовину парализованный виной и болью, Шелк сумел сказать:

– Могу ли я опереться о твою руку? Я не должен был столько пить.

Рука об руку они вошли в зал приемов. Широкие двойные двери все еще были открыты в темноту; но эта темнота (как показалось Шелку) скоро должна была стать серой перед тенеподъемом. Поплавок, с открытым колпаком, ждал на травяной дорожке, водитель в ливрее сидел за приборами. Самая наполненная событиями ночь в его жизни почти прошла.

Мускус постучал по гипсу на щиколотке Шелка потрепанной тростью, улыбнулся, когда Шелк сморщился, и вложил трость в его свободную руку. Шелк обнаружил, что все еще ненавидит Мускуса, хотя, почти, любит его хозяина.

– …поплавок довезет тебя туда, патера, – говорил Кровь. – Если ты расскажешь кому-либо о нашем маленьком соглашении, оно автоматически расторгается; не забудь об этом. Кучу бабла через месяц, и я не имею в виду несколько сотен.

Шофер в ливрее вышел из поплавка, чтобы помочь. Мгновением позже Шелк благополучно устроился на широком мягком сидении за шофером, и холодная угловатая загадка доктора Журавля опять впилась ему в спину.

– Спасибо вам, – повторил он Крови. (Он надеялся, что Кровь воспримет эту фразу как благодарность себе и Мускусу, хотя на самом деле предназначал ее Крови и шоферу.) – Я очень ценю твою помощь. Однако ты упомянул соглашение. И… и я буду очень благодарен… – Он нерешительно протянул руку, ладонью вверх.

– Что еще, ради Фэа?

– Мой игломет, пожалуйста. Я ненавижу просить, особенно после всего, что ты сделал, но он у тебя в кармане. Если ты не боишься, что я застрелю тебя, могу ли я получить его назад?

Кровь недоуменно уставился на него.

– Ты хочешь, чтобы я принес тебе несколько тысяч карт – я полагаю, что именно это ты имел в виду, когда говорил о значительной сумме. Несколько тысяч карт, а я не могу ходить. По меньшей мере ты должен вернуть мне оружие, чтобы я имел хоть что-нибудь для работы.

Кровь хихикнул, кашлянул, а потом засмеялся в полный голос. Возможно, потому, что Шелк в первый раз за всю ночь услышал его смех под открытым небом, ему показалось, что он похож на тот звук, который в тихие вечера иногда доносится из ям Аламбреры. Он опять заставил себя вспомнить, что Пас любит и этого человека.

– Что за бык! Он может это сделать, Муск! Я правда думаю, что он может это сделать. – Кровь пошарил в кармане, нащупал маленький игломет Гиацинт, вытащил его и нажал на рукоятку сброса; рой серебряных стрел вылетел из магазина и, как дождь, пролился на низко подстриженную траву.

Мускус наклонился к Крови, и Шелк услышал его шепот:

– Ламповая улица.

Брови Крови взлетели вверх.

– Великолепно. Ты прав. Как всегда. – Он швырнул золотой игломет на колени Шелку. – Бери, патера. Пользуйся им на здоровье – твое, я имею в виду. Однако мы хотим небольшую плату за него. Встречай нас в час дня в желтом доме на Ламповой улице. Будешь?

– Я должен, как мне кажется, – сказал Шелк. – Да, конечно, если ты хочешь.

– Он называется дом Орхидеи. – Кровь наклонился над дверью в поплавок. – Стоит напротив кондитерской. Ты знаешь про экзорцизм? Знаешь, как изгонять нечистую силу?

Шелк осмелился осторожно кивнуть.

– Хорошо. Возьми с собой все, что необходимо. Этим летом там были… э, неприятности. И, быть может, просветленный авгур – именно то, что нам надо. Увидимся завтра.

– До свидания, – сказал Шелк.

Колпак беззвучно выскользнул из боков поплавка, и Кровь с Мускусом отступили назад; щелкнули запоры, и внутри остался только приглушенный рев мотора.

«Ощущение такое, как будто действительно плывешь», – подумал Шелк; как будто нахлынувший невидимый поток приподнял их и понес над травяной дорожкой, течение вот-вот закружит и завертит их; хотя, на самом деле, они не крутились.

Мимо проносились деревья, живые изгороди и великолепные клумбы. Появился замечательный фонтан Крови, Промокшая Сцилла веселилась среди хрустальных струй; но она мгновенно исчезла, и вот уже перед ними главные ворота, которые медленно поднимаются, пока сокращаются длинные сверкающие руки талоса. Поплавок нырнул, качнулся, пролетел через них, как сухой лист вылетел на шоссе и, оставляя за собой гордый шлейф крутящейся желто-серой пыли, поплыл сквозь загадочный ночной ландшафт, ставший жидким и текучим.

Небоземли еще сверкали над головой, разрезанные напополам черной дугой тени. Где-то высоко над ними, невидимые, но, безусловно, существующие, сверкали мириады булавочных головок огня, которые ему показал Внешний; и они, каким-то непостижимым образом, содержали незнакомые земли. Шелк обнаружил, что сейчас, со времени событий на площадке для игры мяч, лучше осознает их – цветные сферы пламени, бесконечно далекие.

Мяч все еще лежал в его кармане, единственный мяч, который у них был. Он должен не забыть и не оставить его в поплавке Крови; иначе завтра дети останутся без мяча. Нет, не завтра. Завтра – Сфингсдень. Занятий в палестре нет. День подготовки к большому жертвоприношению сцилладня, если будет хоть что-нибудь для жертвы.

Он стал бить себя по карманам, пока не нашел две карты Крови в том, где лежал мяч. Шелк вынул карты, посмотрел на них и положил обратно. Они были под мячом, когда его обыскивали, и мяч спас их. Для чего?

Игломет Гиацинт упал на застеленный ковром пол поплавка. Он подобрал его и положил в тот же карман, что и карты, потом сел, сжимая мяч пальцами. Говорят, что это усиливает руки. Крошечные огоньки, которых он не мог видеть, горели за небоземлями, горели под его ногами, немигающие и далекие, освещающие нечто большее, чем виток.

Загадка доктора Журавля опять впилась в спину. Шелк наклонился вперед:

– Водитель, сколько времени?

– Пятнадцать минут четвертого, патера.

Он сделал то, что хотел Внешний. Или, по меньшей мере, он пытался – возможно, не сумел. Как будто чья-то рука сорвала с глаз пелену, он осознал, что мантейон будет жить еще месяц – по меньшей мере месяц, и кто знает, что за этот месяц может произойти? Не может ли так быть, что он все-таки сделал то, что хотел Внешний? Его наполнила озорная радость.

На повороте поплавок наклонился налево. Фермы, поля, дома – все были жидкими, и, когда они вставали на пути, призрачное течение, крутя, уносило их прочь. Появился холм, коричнево-зеленая волна, небесное свечение преломлялось на пене из изгородей и фруктовых деревьев. Поплавок нырнул на другую сторону и понесся через брод.

* * *

Мускус отрегулировал заслонку на своем потайном фонаре так, что восьмиугольное пятно света стало меньше, чем фитиль, и странно деформировалось. Его ключ тихо повернулся в хорошо смазанном висячем замке; дверь открылась с почти неслышным скрипом.

Ближайший к двери ястреб зашевелился на насесте и повернул закрытую колпачком голову, чтобы посмотреть на пришельца, которого он не мог видеть. В одной из дальних секций, разграниченных хлопковыми сетями, первый сокол Мускуса, кречет, проснулся и замигал. Зазвенели крошечные колокольчики – золотые колокольчики, которые Кровь подарил Мускусу три года назад по какому-то ныне забытому поводу. Сидевший за кречетом серо-голубой сапсан остался неподвижным, как будто был вырезан из раскрашенного дерева.

Торцы секций были обнесены стеной из сетей. Большая птица сидела на круглом насесте неподвижно, как и сокол; она еще не достигла полной зрелости, но все в ней дышало такой силой, что в сравнении с ней сокол казался игрушкой.

Мускус развязал сети и вошел внутрь. Он не мог сказать, откуда он знал, что большая птица проснулась, но он точно знал это и негромко сказал:

– Привет, сокол.

Большая птица подняла голову в клобучке, при этом движении ее гротескная корона из багровых перьев закачалась.

– Привет, сокол, – повторил Мускус и погладил ее пером индейки.

Глава восьмая
Жилец кухонного шкафа

Когда они понеслись через стерню, водитель поинтересовался:

– Ты когда-нибудь ездил на одном из таких, патера?

Шелк сонно покачал головой, прежде чем сообразил, что водитель не может видеть его. Он зевнул и попытался потянуться, острая боль тут же ударила из правой руки, вдавленной груди и живота.

– Нет, никогда. Но однажды я плавал на лодке. На озере, ты знаешь, весь день рыбачил с другом и его отцом. Чем-то похоже. Эта твоя машина такая же широкая, как лодка, и только немного короче.

– Мне она нравится больше – я плохо переношу качку. Куда мы едем, патера?

– Ты имеешь в виду?.. – Дорога (возможно, другая) появилась опять. Собрав всю силу, как лошадь перед прыжком, поплавок перелетел ограждавшую дорогу каменную стену.

– Где тебя высадить? Мускус сказал отвезти тебя в город.

Шелк наклонился вперед, чувствуя себя поглупевшим от усталости и борьбы с ней.

– Они тебе не сказали?

– Нет, патера.

Куда он хочет пойти? Он вспомнил мамин дом, широкие глубокие окна спальни, огуречник, растущий прямо за подоконниками.

– В мой мантейон, пожалуйста. На Солнечной улице. Ты знаешь, где это?

– Я знаю, где Солнечная улица, патера. Я найду ее.

Повозка, нагруженная древесиной, направлялась на рынок. Поплавок нырнул, свернул в сторону и обогнал ее. «Человек в повозке будет на рынке первым», – подумал Шелк; но какой смысл быть на рынке первым с дровами? Безусловно, там и так будет дерево, которое не продали накануне. Возможно, человек в повозке хочет купить что-то себе, когда избавится от груза.

– Будет еще один жаркий день, патера.

Да, конечно. Человек в повозке… Шелк повернулся, чтобы посмотреть на него, но он уже исчез; там был только мальчик, ведущий на поводу мула, нагруженный мул и маленький мальчик, которого он вообще не видел раньше. Человек в повозке хотел избежать жары. Он продаст то, что привез, и будет пить до сумерек в «Петухе» или в каком-нибудь таком же месте. Без сомнения, в самой прохладной таверне, какую сможет найти; он потратит большую часть денег, которые ему принесет древесина, и заснет на сидении своей повозки, когда будет медленно тащиться домой. Что, если и он, Шелк, сейчас спит на широком сидении, таком соблазнительно мягком? Разве не водитель, не этот старый, наполовину волшебный поплавок везет его туда, куда он в любом случае хотел пойти? Быть может, водитель ограбит его во время сна, найдет две карты Крови, золотой игломет Гиацинт и ту вещь, на которую он еще не осмелился посмотреть – он уже чувствовал, что это такое, пока сидел в разукрашенной комнате рядом с залом для приемов. Не ограбили ли его, уже? Мужчина с верхнего этажа, который спал на кресле около лестницы, уже вернулся домой, а он, вернется ли он домой, целый и невредимый? Должно быть, много людей спали в этом поплавке, мужчины, которые перепили.

Шелк почувствовал, что он сам перепил; он выпил оба бокала.

Кровь, безусловно, вор; он сам признался в этом. Но будет ли Кровь держать водителя, который грабит его гостей? Это казалось невероятным. Он, Шелк, может спокойно спать – и спать в безопасности, – если захочет. Но он очень голоден.

– Все в порядке, – сказал он.

– Патера?

– Езжай на Солнечную улицу. Оттуда я укажу тебе дорогу. Я ее знаю.

Водитель посмотрел через плечо, крепкий молодой человек с едва начавшей пробиваться бородой.

– Там, где она пересекает Торговую. Это подойдет, патера?

– Да. – Пока водитель смотрел, Шелк пощупал свой подбородок – шероховатый, небритый. – Прекрасно. – Он опять устроился поудобнее в мягком кресле, почти забыв о предмете под туникой, но решил не спать, пока не помоется, не поест и не выжмет все преимущества, которые можно получить из его нынешнего положения. Водителю не сказали, что он был пленником Крови; это ясно из всего, что тот говорил, и открывает возможность, которой может больше не представиться.

Но, на самом деле, он действительно больше не пленник. Его освободили, и не было никакой суматохи, когда Кровь и Мускус сажали его в поплавок. Теперь, нравится ему это или нет, он стал представителем Крови – торговым агентом, через которого Кровь будет получать деньги. Шелк взвесил термин в уме и решил, что он правильный. Когда он принес обеты, он полностью отдался богам; теперь его лояльность неотвратимо разделится, нравится ему это или нет. Он отдаст двадцать шесть тысяч карт (если ему действительно удастся добыть их) не богам, но Крови, хотя и будет действовать на благо богов. И безусловно, он станет агентом Крови в глазах Капитула и витка, если Капитул или виток узнают, что он собирается сделать.

Кровь сделал его своим агентом, создав эту ситуацию для собственной выгоды. (Шелк задумчиво потер щеку, опять почувствовав шероховатость только что выросшей бороды.) Ради личной выгоды Крови, как и следовало ожидать; но эти взаимоотношения, как и любые отношения, неразрывно связали их друг с другом. Он стал торговым агентом, нравится ему это или нет, но он стал торговым агентом Крови, нравится Крови это или нет. Он уже хорошо использовал эту связь, когда потребовал, чтобы Кровь вернул ему игломет Гиацинт. И на самом деле, Кровь признал это еще раньше, когда велел доктору Журавлю осматривать его в мантейоне.

В будущем эту связь тоже можно будет использовать.

Да, агент, но, без сомнения, не доверенный агент; быть может, Кровь собирается, получив свои двадцать шесть тысяч, убить его, если не найдет, как использовать в будущем; надо воспользоваться этой временной связью и приобрести какое-то влияние на Кровь прежде, чем все закончится. И это необходимо иметь в виду.

И еще есть водитель, который, без сомнения, знает много важного, но даже не подозревает об этом.

– Водитель, – позвал Шелк, – ты знаешь один дом на Ламповой улице? Желтый, как мне кажется, и кондитерская напротив.

– Еще бы, патера.

– Нельзя ли проехать мимо, пожалуйста? Не думаю, что он далеко от Солнечной улицы.

Водитель притормозил, пропуская торговца с вереницей мулов.

– Я не смогу подождать, патера, если ты собираешься пробыть внутри достаточно долго.

– Я вообще не собираюсь входить внутрь, – уверил его Шелк. – Я просто хочу посмотреть на него.

Глядя на освобождающуюся дорогу, водитель удовлетворенно кивнул:

– Тогда я буду счастлив сделать одолжение для тебя, патера. Никаких проблем.

Сельская местность текла мимо. «Ничего удивительного, – подумал Шелк, – что богачи предпочитают ездить в поплавках, когда расстояния слишком велики для носилок. А на ослах дорога занимает часы!»

– Приятно провел время, патера? Ты очень задержался.

– Нет, – сказал Шелк, а потом задумался: – В известном смысле неплохо, я полагаю. И безусловно, очень отлично от того, к чему я привык.

Водитель вежливо хихикнул.

– В некотором смысле я действительно хорошо провел время, – решил Шелк. – Некоторые эпизоды моего визита принесли мне огромное удовольствие, я должен честно в этом признаться.

Водитель опять кивнул:

– Но не все. Да, я знаю, что ты имеешь в виду.

– Моя точка зрения стала кроваво-красной из-за того, что я упал и повредил щиколотку. Жуткая боль и большое неудобство. Доктор Журавль любезно вправил кость и поставил этот гипс, бесплатно. Мне кажется, ты его знаешь. Твой хозяин сказал мне, что доктор Журавль работает на него уже четыре года.

– Еще бы! Старый пилюльщик и я постоянно летаем над витком. Не бери особенно в голову, но он сказал, что ты умрешь, если будешь невнимательно глядеть по сторонам и задавать вопросов больше, чем прыгуны.

Шелк кивнул, опять почувствовав предмет, который Журавль сунул ему в пояс.

– Я нашел его очень дружелюбным.

– Готов поспорить, ты так и сделал. Ты приехал не на мне, а, патера?

Очевидно, как он и предполагал, у Крови есть несколько поплавков.

– Да, не на тебе. Я приехал с другим человеком, который ушел раньше меня.

– Не думаю. Смотри, по дороге я рассказываю им о доке Журавле. Иногда они спрашивают о девочках и мальчиках. Понимаешь, что я имею в виду, патера?

– Думаю, что понимаю.

– И я говорю им, чтобы они не волновались. У нас есть врач, который проверяет всех, и если у них есть какие-то маленькие проблемы в этой области… Я говорю о быках постарше, понимаешь, патера? Он, может быть, в состоянии помочь им. Для дока это хорошо, потому что иногда они дают ему что-то. И для меня неплохо. Впоследствии некоторые из них благодарят меня за то, что я рассказал им.

– Боюсь, что мне нечего дать тебе, сын мой, – сухо сказал Шелк. Это чистая правда, уверил он себя; две карты в его кармане уже потрачены, или все равно что потрачены. Он купит на них великолепную жертву к сцилладню, до которого осталось меньше двух дней.

– Все в порядке, патера. Я не имел в виду ничего такого. Это дар Капитулу. Так я на это смотрю.

– Я могу благословить тебя, сын мой, когда мы расстанемся. И я это сделаю.

– Все в порядке, патера, – повторил водитель. – Я не слишком люблю жертвы и все такое.

– Тем больше тебе требуется благословение, сын мой, – сказал ему Шелк и не смог сдержать улыбку от замогильных ноток в собственном голосе. Как хорошо, что водитель не мог видеть его! Чем дальше за спиной оставалась вилла Крови, тем больше исчезал грабитель и возвращался авгур; его голос звучал в точности как у патеры Щука.

И кто он такой, на самом деле? Он оттолкнул от себя эту мысль.

– Вот сейчас ты должен почувствовать себя как в лодке, без вариантов. Чувствуешь, патера?

Поплавок покатился, как бочонок, виляя между пешеходами и грохочущими возами, запряженными мулами.

Дорога превратилась в улицу, на которой узкие дома сражались за пространство.

Шелку пришлось ухватиться за покрытую кожей перекладину на задней стороне сидения водителя, приспособление, которое, как он раньше предположил, предназначалось только для облегчения входа и выхода.

– Как высоко он может подняться? – спросил он. – Мне всегда хотелось знать.

– Четыре кубита пустоты, патера. Этот, во всяком случае, больше не сможет. Вот как их проверяют: поднимают так высоко, как только возможно, и измеряют. Чем лучше все его формы, тем выше он может взлететь.

Шелк кивнул себе:

– Значит, ты не можешь перепрыгнуть через эти возы, вместо того, чтобы огибать их?

– Да, патера. Мы должны отталкиваться от земли, сечешь? А так мы будем слишком далеко от нее. Помнишь ту стену, через которую мы перепрыгнули, когда я срезал дорогу?

– Конечно. – Шелк покрепче схватился за перекладину. – Она была кубита три в высоту, не меньше.

– Не совсем, патера. В том месте, где я перемахнул через нее, немного ниже. Но я хочу тебе сказать, что мы бы не смогли это сделать, если бы было много пассажиров, как тогда, когда мы развозили гостей. Мы бы остались на дороге.

– Понял. Или, во всяком случае, думаю, что понял.

– Но посмотри вперед, патера. – Поплавок пошел медленнее. – Видишь мужика, который лежит на дороге?

Шелк сел прямо и посмотрел через плечо одетого в ливрею водителя.

– Да, вижу. Ради прекрасного лица Фэа, я надеюсь, что он не мертв.

– Скорее всего, пьян в стельку. А теперь смотри, сейчас мы проплывем прямо над ним. Ты даже не почувствуешь его, патера. Как он не почувствует тебя.

Шелк сжал зубы, но, как и обещал водитель, не почувствовал ничего.

– Я уже видел, как поплавки перепрыгивают через детей, играющих на улице, – сказал Шелк, когда лежащий ничком человек уже был позади. – Однажды капот ударил одного ребенка в лоб, прямо перед нашей палестрой.

– Никогда не делал такого, – целомудренно уверил Шелка водитель, – потому что ребенок может поднять руку и сунуть ее в воздуходувку.

Шелк его не слышал. Попытавшись встать, он больно ударился головой о прозрачный колпак поплавка, на мгновение замер, полусогнувшись, а потом опять сел.

– Подожди, не так быстро, пожалуйста. Видишь того человека с двумя ослами? Остановись на мгновение и выпусти меня. Я бы хотел сказать ему пару слов.

– Я просто опущу колпак, патера. Так немного безопасней.

Гагарка хмуро поглядел на поплавок, опустившийся на дорогу рядом с ним. Но его глаза расширились, когда он увидел Шелка.

– Может быть, какой-нибудь бог благословил тебя сегодня вечером, – начал Шелк. – Я хочу напомнить тебе, что ты пообещал мне в таверне.

Гагарка открыл было рот, чтобы что-то сказать, но подумал лучше и закрыл.

– Ты дал мне слово, что придешь в мантейон в следующий сцилладень, помнишь? Я хочу быть уверен, что ты сдержишь обещание, не только ради тебя, но и ради меня. Мне нужно поговорить с тобой.

– Да. Конечно. – Гагарка кивнул. – Могет быть, завтра, если я не буду слишком занят. И уж точно в сцилладень. Ты?..

– Все прошло в точности так, как ты предвидел, – сказал ему Шелк. – Однако я думаю, что наш мантейон в безопасности, пусть на время. Спокойной ночи, и пусть Фэа благословит тебя. Постучи в дом, если не найдешь меня в мантейоне.