Текст книги "Под покровом дня"

Автор книги: Джеймс Холл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 18 страниц)

Глава вторая

Волны достигали высоты в полметра, небо было затянуто облаками. Стоял полдень воскресного дня. Самое время подумать о понедельнике, о следующей неделе. Сара сидела на верхней платформе тунцовой башни рядом с Кейт Труман, яхта слегка покачивалась на волнах. Длинные черные волосы Сары развевались, кожу еще не жгло, хотя она уже знала, что получила солнечный ожог (наверное, из-за того, что в ней текла кровь голубоглазых ирландцев, которые привыкли к мрачному небу, теплой одежде и густому серому туману на болотах).

Сара наклонилась к Кейт и почти прокричала:

– Мне никак не придумать название компании!

– Подожди-ка минуту. – Кейт опустила пластиковый экран, защищающий платформу башни от ветра. Вместе с Сарой они закрепили его. Теперь, когда ветер больше не мешал, Сара почувствовала, как покалывает щеки, как они начинают отекать.

– Мне никак не подобрать название, – сказала она. – Каждое название, которое приходит мне на ум, уже есть в компьютере. Это либо компания по уборке мусора, либо лавка, торгующая попкорном. Сумасшествие какое-то.

– Как насчет «Компании древесной крысы»?

– Как-то не по-деловому. Нужно, чтобы оно звучало весомо.

– Ну, ты еще что-нибудь придумаешь. В любом случае, стоит ли переживать из-за названия? Ты беспокоишься о таких пустяках.

– Я беспокоюсь обо всем. Но единственное, на чем я могу сосредоточиться – это мелочи.

Они были всего в двух километрах от берега, со всех сторон их окружали шестиметровые катера из стеклопластика – «Акваспорты», «Мако». Каждый катер был битком забит любителями подводного плаванья из Майами. Катера направлялись к рифу, прорезая спокойную гладь воды.

– Я знаю, – сказала Кейт. – Знаю, что ты чувствуешь.

– Этот «Порт Аламанда». Это дело отличается от всех остальных. Здесь замешаны такие деньги. Могу поспорить, Грейсон из кожи вон вылезет, чтобы узнать, кто его обставил. Я хочу обеспечить тебе надежную защиту, лучше, чем до сих пор.

– Ну, в этом ты специалист.

– Кейт, я уже устала тебе повторять. Я не специалист. Ни в одном из этих вопросов.

– Ты здорово справляешься. Не беспокойся понапрасну. У тебя все получится.

Капитан Кейт выровняла яхту так, чтобы она находилась на одной линии с ветровым конусом, закрепленным на ее причале, и маяком Кэрисфорт, находившемся в двенадцати километрах от них в открытом море. Повернув яхту на сто двадцать градусов, она направила ее в свой канал. Двумя градусами правее или левее – и они оказались бы на мели, среди пластов известняка и морских скатов.

Кейт сбросила скорость наполовину. Кильватерная волна догнала их и ударилась о корму. Они были в узком расчищенном проходе, в ста метрах от берега.

– Я приготовлю швартовы, – сказала Сара, двинувшись к трапу.

– Да брось ты. – Кейт снизила скорость еще на один узел, сняла свои рыбацкие очки с темными стеклами и внимательно посмотрела на Сару.

Сара выдавила из себя улыбку и сказала:

– Я становлюсь параноиком. Это давит на психику.

Она показала вниз, на кокпит:

– Иногда меня это пугает.

Сорок шесть баулов с марихуаной были спрятаны внизу, в рубке, но четыре находились в ящиках со льдом на залитом солнцем кокпите.

– Черт возьми, меня это тоже пугает. Было бы странно, если б не пугало. Мой дед всю жизнь занимался контрабандой рома, на долю отца тоже выпало немало ночных ходок. Я все время твержу себе – это досталось тебе по наследству, хоть это и слабое утешение. – Кейт потерла глаза, переносицу, провела рукой по лбу.

Потом Кейт добавила:

– Но мы уже обсуждали это. Много раз. Цель оправдывает средства, мы делаем это во имя высшего блага. Не знаю, о чем тут еще говорить. Если есть какой-нибудь другой способ, возможность что-то сделать, изменить, если есть что-то, что сняло бы с нас груз вины, скажи, и мы сделаем это. Приобретем этот участок земли каким-нибудь другим образом. Будем продавать дыни вдоль дороги или ограбим инкассаторскую машину. Все равно что. Давай, придумай что-нибудь получше.

– Нет, – сказала Сара, внезапно почувствовав сонливость и снова покрывшись испариной, теперь, когда ветер прекратился. – Просто я чувствую себя виноватой, ведь это я втянула тебя в это.

– Ну-ну, расслабься. – Кейт улыбнулась ей и откинулась на спинку сиденья. – Это ятебя втянула. Ты всего лишь свела меня с нужными людьми, но эту войну затеяла я сама.

– Давай говорить начистоту, – сказала Сара. – Я хожу на ваши собрания, мне нравится то, что я слышу, я предлагаю свои услуги в качестве юриста, а двумя месяцами позже я уговариваю тебя заняться контрабандой травки.

Кейт бросила взгляд на проходившую мимо лодку, которая направлялась к Греческим скалам.

– Дорогая, ты же не загипнотизировала меня. Я уже большая девочка. Ты думаешь, пока ты не появилась, я не думала о контрабанде? Я не занялась этим раньше по единственной причине: если бы я связалась с кем-то из местных, то наутро об этом уже знал бы весь остров. А сейчас всего лишь ходят сплетни о том, что мы – парочка лесбиянок. Вместе проводим ночи на яхте.

Сара засмеялась.

– Клянусь всеми святыми, – сказала Кейт. – Лесбиянки, вот что все говорят.

Сара покачала головой, улыбаясь в знак благодарности.

– У нас все получится, – заявила Кейт и подмигнула Саре. – Еще две ходки по пятьдесят баулов, и миллион у нас в кармане. И все. Мы свободны. Можно провести остаток жизни, пытаясь заслужить прощение.

Она обняла Сару за плечи и заставила ее выпрямить спину, потом заглянула ей в лицо. Но, говорю тебе, это моястрасть, моябитва. Ты можешь сейчас же все бросить, и я пойму. Подумай об этом.

С юга донесся шум, который вскоре стал напоминать раскаты грома. Кейт прибавила скорость, чтобы причалить к пристани. Сара, чертыхаясь, стала быстро спускаться по трапу.

– Слишком поздно, – крикнула ей Кейт, в то время как над ними, на расстоянии шести метров, с ревом пролетел самолет, распыляющий ядохимикаты. Срезая верхушки мангровых деревьев и оставляя за собой след синего дыма от сгоревшего дизельного топлива и карбофоса, он скрылся в зарослях, растущих вдоль побережья.

Сара помахала перед собой рукой, разгоняя дым, и, держась за металлический поручень, продолжила спуск. Кейт дала задний ход и резко повернула штурвал, чтобы правый борт встал вплотную к причалу.

Они закрепили шпринги. Сара достала из рубки свою соломенную сумку, вынула спиннинг из гнезда рядом с вращающимся сиденьем и спрыгнула на берег.

– Он пролетел прямо над нами.

– Минут через пять он снова будет здесь, в пятидесяти метрах дальше к востоку. Последнее время от этих насекомых совсем нет житья. Все из-за дождей.

– Он мог что-то увидеть?

– Что? Ящики со льдом? Это же Джером Биллингс. Я знаю его отца. Да и парня знаю с самого рождения. Они с Торном дружили еще в средней школе. Парнишка много всякого повидал, побольше, чем сам Господь Бог. Но всегда держал язык за зубами. Чего он тут не видел?

Грузовик «Морепродукты Саброса» был припаркован в тени бамии, росшей у заднего крыльца Кейт. Сара ненавидела эту часть операции. Плохое знание испанского не позволяло ей уловить нюансы: если бы что-то пошло не так, они не смогли бы договориться о сумме – и сделке конец. Но последние два месяца товар забирал Армандо, красавчик Армандо в оранжевой безрукавке. Он знал английский лучше, чем Сара – испанский.

Самолет возвращался, чтобы сделать новый заход, и Сара остановилась под густыми ветвями тамариндового дерева, пережидая, пока он не выпустит новую струю инсектицида.

Армандо подошел к ней и кивнул в знак приветствия, оба помахали перед собой, пытаясь разогнать дым.

– Как вы здесь живете, с этим ядовитым газом? – Это был их первый неделовой разговор. Ей не хотелось продолжать в этом духе, она предпочла бы обычный официальный обмен репликами. Но она боялась показаться резкой.

– Я живу в Майами, но это ужасно, да? – сказала она на своем испано-английском.

– А-а, – протянул он, разглядывая ее, задержав взгляд на расстегнутом вороте ее рабочей блузы, возможно, пытаясь увидеть что-то еще.

Она сказала:

– В Майами мы вносим достаточно химикатов в почву.

– Правильно, – ответил он. – Это правильно.

– Ты привез деньги?

–  Си.

– Ну, баманос.

Армандо принес первый баул в сумке-холодильнике. Он перегрузил его содержимое в фургон грузовика и помедлил пару минут в тени, строя ей глазки. Затем вернулся к лодке с пустым холодильником, загрузил следующий баул и перенес его на берег. Это занимало много времени, но если бы мимо проплыла какая-нибудь лодка, ее пассажирам показалось бы, что кто-то просто выгружает богатый улов.

Сара все это просто ненавидела. Риск был велик. Армандо нужно было спуститься вниз к тридцатиметровому причалу, потом преодолеть расстояние в тридцать метров вверх по склону, под спасительную сень деревьев, и так пятьдесят раз. Все время, пока длилась эта пытка, она стояла в тени, вглядываясь вдаль, прислушиваясь, не летит ли какой-нибудь самолет. Их единственным прикрытием было то, что они все делали в открытую.

После душа они с Кейт устроились на веранде, впереди расстилался Атлантический океан. Перед ними стояли бокалы с ромом и кока-колой. Сара нанесла на лицо маску из алоэ, собранного во дворе у Кейт. Просто срываешь один листик и размазываешь его по лицу. Сара осторожно сложила руки на коленях. Все тело жгло и зудело. И так было каждый раз, сколько ни смазывай кожу солнцезащитным кремом.

– К Торну собираешься?

– Да надо бы.

– Этот уик-энд для него особенный.

– Да, я знаю, – сказала Сара. – Он взял меня с собой в пятницу вечером.

– Да ну? – Кейт сделала глоток коктейля и внимательно посмотрела на Сару.

– Я попросила – он согласился и взял меня с собой.

– Надо же. – Она поставила бокал на плетеный столик. – Так расскажи мне об этом. О церемонии.

Сара улыбнулась.

– Я тоже ждала чего-то такого. Но, оказывается, ничего особенного. Он просто сидит на берегу озера Сюрприз, отгоняет комаров, мочится в кустах и перенастраивает центральную нервную систему. Просто тихо сидит и смотрит в темноту.

– Нельзя сказать, что ты полна сострадания.

– Всю неделю я только и слышу жалобы и причитания. Наверное, моего сострадания на всех просто не хватает.

Кейт сказала:

– Что ж, мальчик стал лучше с этим справляться. Было время, когда его ежегодные поездки приводили меня в отчаяние, казалось, он просто не может смириться со смертью родителей. Сплошная тоска и хандра.

– Потерять родителей таким образом. Это нелегко.

Кейт удивленно взглянула на Сару:

– Он их и не знал. Доктор Билл и я – мы взяли его, когда ему было всего две недели от роду. Не знаю… Я всегда думала, что он создал в своем воображении то, чего в действительности не существовало. Позволил своему горю целиком завладеть собой. Словно он чересчур возвеличивал их.

– Они были этого недостойны?

– Они были хорошие люди. Обычные люди.

– Но они были его родителями, – сказала Сара. – И неважно, были ли они хорошими, обычными или какими-то еще.

– Вот теперь в тебе говорит сострадание.

– И да, и нет.

– Он рассказал тебе, как все произошло?

– Были какие-то намеки, – ответила Сара. – Но, увы, не рассказал.

– Его родители возвращались домой из родильного дома, из-за пьяного юнца их машина свалилась в озеро. Они утонули. Торну сильно досталось, он был весь в синяках и ушибах. А парня так и не посадили.

Сара размешала лед в своем бокале, поменяла положение в кресле.

– А Торн? Сколько ему было, когда он узнал обо всем, о том, что пьяница легко отделался?

– Тринадцать или четырнадцать.

Сара кивнула и задумалась.

Через минуту она спросила:

– А как он отреагировал? Что он сделал?

– Ничего, – ответила Кейт, глядя вдаль, – или, может быть, стал чуть тише после этого. Но он всегда был тихим.

– Если бы кто-нибудь убил моих родителей, я бы не знаю, что сделала.

– Да что бы ты могла сделать? – сказала Кейт. – Доктор Билл и я, мы какое-то время просто кипели от возмущения. Думаю, доктор продолжал испытывать подобные чувства еще несколько лет. Мы даже разговаривали с юристом. Но ничего нельзя было поделать.

– Я бы добивалась справедливости. Так или иначе. Я бы выяснила, где живет этот парень, стала бы преследовать его, разбила бы палатку на лужайке перед его окнами, сделала б хоть что-нибудь…

– Нет, – сказала Кейт, с мягкой улыбкой. – Ты думаешь, что ты сделала бы это, но ты бы не стала. Боже мой, да мы с тобой даже не можем перестать мучиться угрызениями совести из-за контрабанды этой травки.

– Не представляю себе, – сказала Сара. – Как можно оставить убийство безнаказанным?

– Торн смог, – ответила Кейт. – Господи, неужели это говорит государственный защитник?

Сара сказала:

– Когда ты вынужден защищать весь этот сброд, постепенно становишься циником и начинаешь уважать тех, кто сам вершит правосудие.

Кейт отодвинулась от Сары и бросила на нее оценивающий взгляд:

– Боже милосердный, да о чем мы вообще спорим?

– Ни о чем, – откликнулась Сара. – Ни о чем, – повторила она почти шепотом.

Кейт сказала:

– Ты знаешь, я не представляю вас вдвоем. Мне трудно представить вас вместе. В одной комнате. За разговором. Или еще каким-то занятием.

Сара сделала глоток рома с кока-колой, удивленно приподняла брови и с улыбкой спросила:

– Я не подхожу для вашего мальчика?

– Ты городская девушка. Ты мне нравишься, но когда ты приезжаешь, я ощущаю, как вибрируют все приборы. Все счетчики Гейгера начинают зашкаливать. В тебе всегда что-то движется на скорости сто пятьдесят километров в час. Ты можешь вести себя как воплощенная мисс Невозмутимость, но на твоих висках пульсируют эти маленькие артерии. Как будто ты с трудом удерживаешься от крика.

– Артерии нужны, чтобы кровь поступала в мозг и голова работала. Профессиональный риск.

Кейт осторожно отпила глоток коктейля, словно боясь обжечься.

– С другой стороны, похоже, ты возвращаешь Торна обратно на землю.

Сара помолчала, наблюдая за коричневым пеликаном, который летел над спокойной Атлантикой, почти касаясь крыльями поверхности воды.

Внезапно она сказала:

– Не уверена, что готова взять на себя такую ответственность.

– Он ушел от реальности, – сказала Кейт, уставившись в свой бокал. – Как это называется? Перегорел?

Сара резко повернулась.

– Торн?! Перегорел?

– Что ты хочешь сказать?

– Посмотри на меня. На мое лицо. – Сара позволила себе расслабиться. – Вот что такое перегореть. Можно перегореть, если вкалываешь как проклятая. Но нельзя перегореть, если сидишь и ничего не делаешь. – Сара снова улыбнулась, качнула головой. – Нет, с Торном совсем не то. Он как будто окаменел от молчания. Не знаю точно, как это назвать, но он не перегорел.

– Как бы там ни было, но ты действуешь на него благотворно. Последнее время он часто сюда заезжает. Стал более разговорчивым. На прошлой неделе подстригся. Впервые, я уж даже не помню, за сколько времени. И, ты не поверишь, он собирается прийти на общее собрание в четверг вечером.

– Ну, это ужекое-что, – сказала Сара. – По крайней мере, мы все вместе, втроем, выступим против этого строительства.

– Я не думаю, что он станет активно выражать одобрение или топать ногами. Всему свое время. – Кейт смахнула комара со своего лица. – Но он в самом деле кажется таким… Не знаю, как выразиться. Из него бьет энергия.

– Может, он чем-то заболел, – сказала Сара.

– Да, – ответила Кейт, и слабая улыбка тронула ее губы. – Возможно. И его совершенно неожиданно стало волновать, как он выглядит. Не знаешь, с чего бы это?

Кейт протянула свой бокал. Сара чокнулась с ней.

Сара сказала:

– Ты по-прежнему против того, чтобы он в этом участвовал? Чтобы знал, чем мы занимаемся? Помог нам с травкой?

– Мы и сами справимся.

– Ты думаешь, что он этого не одобрит, – сказала Сара. – Почему? Он слишком добродетельный?

– Нет, – ответила Кейт, – он бы помог. Но им бы двигал ложный посыл. Если ты делаешь что-то вроде этого, рискуешь, мараешь руки, у тебя должна быть правильная мотивация. Потому что следует делать все, что в твоих силах, чтобы защитить свой дом.

– Ты имеешь в виду, что он стал бы помогать, потому что любит тебя, хочет защитить тебя? В этом все дело?

– Да, – кивнула Кейт.

– Но мне это кажется вполне подходящей причиной, чтобы что-то делать. Делать из любви к кому-то.

Кейт, глядя, как пеликан заходит на новый круг, сказала:

– Иногда я думаю о нем, как о художнике. Эти его мушки. – Она сделала еще глоток. – Они совсем непохожи на тех, которые мастерят другие. Я знаю, для тебя это, возможно, пустяк, но, по-моему, что-то в нем есть. Какой-то дар. Что-то такое…

Кейт смотрела, как над ее плечом кружится комар. Она позволила ему сесть и выпустить хоботок. Затем легким щелчком отправила его обратно в полет.

– Что-то я совсем разболталась сегодня. Как гордая мамаша. Все из-за рома. Ты опять смешала слишком крепкие коктейли.

Сара попросила:

– Скажи мне. – Она откинулась на спинку кресла. – Торн говорит, что в его жизни нет других женщин. Мне трудно в это поверить.

– О, Боже, – сказала Кейт. – Похоже, это серьезно.

Глава третья

На Саре была одна из футболок Торна, длинная, серая, доходившая ей почти до колен. Она вытащила из холодильника буханку ржаного хлеба и, зажав ее подмышкой, продолжала еще что-то искать. Оторвав виноградную гроздь, стала засовывать виноградины в рот одну за другой. Жуя виноград, она захлопнула дверцу холодильника, вскрыла пакет с хлебом и вынула несколько верхних ломтиков.

Торн смотрел на нее, и все в ней ему нравилось: как она выглядит в этой футболке, и то, что она проголодалась, и то, как растрепались ее волосы, пока они занимались сексом. Ее кожа, обгоревшая на солнце. И больше всего ему нравилось то, как непринужденно она вела себя здесь, в его домике, где была всего одна комната.

– У тебя же нет тостера? – она не обернулась к нему, но, казалось, чувствовала, что он за ней наблюдает, и получала от этого удовольствие.

– Да я не большой любитель тостов.

– Похоже, так и есть.

Сара покрутила выключатель духовки.

– Духовка тоже не работает, – сказал Торн. – Только задняя левая горелка.

– Как оригинально.

Торн приподнялся на локтях, чтобы взглянуть на нее. Она улыбнулась ему, чуть сонному. В мерцающем свете двух фонарей-молний ее кожа отливала медью. Игра света – на самом деле ее кожа была жемчужно-белой. Для Торна это было приятным разнообразием, даже экзотикой, в этой стране опаленных солнцем людей. Ему нравилось смотреть, как его загорелые руки скользят по ее белому телу. Это приводило его в необъяснимое возбуждение.

Торн спросил: «Ну а у тебясколько горелок?»

– Четыре, – ответила она. – И все работают.

– Готов поспорить.

– Не надо, Торн. Не стоит так заноситься.

Он пропустил укол мимо ушей. Нет причин ссориться. Возможно, она права: их чувства тоже разгорались медленно. Но все же этот любовный жар был сильнее всего, что Торну когда-либо доводилось испытывать.

– Степень свободы человека прямо пропорциональна количеству горелок, без которых он может обойтись.

– Ну если ты хочешь, чтобы тебя продолжали навещать подружки, тебе нужно обновить бытовую технику.

– А я-то полагал, что все вы приходите полюбоваться видом. – Торн встал с постели и подошел к ней.

Скептически наклонив голову, она сказала:

– Ну, это довольно-таки жалкий вид. Все какое-то поникшее и сморщенное.

– Иногда и он может доставить удовольствие, – парировал Торн.

Он притянул ее к себе и заключил в объятия, его кожа все еще была влажной.

– М-м-м. – Она крепко обняла его, так что у него хрустнуло в спине.

– Засадим еще косячок? – Он произнес это, уткнувшись ей в плечо и пытаясь своим бедром раздвинуть ее ноги чуть пошире.

Выскользнув из его объятий, она сказала:

– Ты знаешь, мне что-то перестали нравиться люди, которые курят травку.

– Мне тоже, – ответил Торн. – Но вряд ли можно сказать, что мы курим травку. Это не совсем так.

– Я это делаю, только когда я вместе с тобой. Мне казалось, тебе это нравится.

– Да, нравится. Что бы ты там ни думала. Мне-то казалось, что тебе это нравится, – сказал Торн. – Пока ты не появилась, я много лет не прикасался к травке. У меня еще с семьдесят восьмого года осталось полпакетика.

Они раскурили косяк, сидя на открытой веранде и глядя на Блэкуотер Саунд, на ритмичные вспышки маяка, указывающего проход судам, идущим по внутреннему фарватеру. В сторону Майами двигался реактивный самолет, на его крыльях тоже мигали огоньки в такт указателю фарватера. Торн почувствовал, как внутри разливается тепло, как уходит скопившееся в нем напряжение.

– Для того, кто никогда не курит травку, у тебя всегда самый лучший товар, – сказал Торн, медленно выпуская дым.

Она качнулась вперед в дубовом кресле-качалке и забрала у него самокрутку. Перед тем как затянуться, она сказала:

– Одно из преимуществ работы в суде. Если вдуматься, единственное преимущество.

– Чертовски хорошее преимущество. Какой кайф! Это лучше, чем иметь четыре работающие горелки.

– Да, это хорошо, – сказал она. – Но не слишком.

– Неужели все государственные защитники курят травку?

– Бывшие хиппи все до единого. Хуже всего в этом отношении прокуроры штата. Судьи тоже хороши. Я знаю парочку судей, которые впадают в ярость, когда кого-то пытаются осудить за хранение легких наркотиков. Они нюхают товар, качают головой. Высмеивают прокуроров. Говорят им, что если они хотят добиться обвинительного приговора, пускай предъявят наркоту потяжелее. Такое происходит в совещательных комнатах, а в зале заседаний они отказывают в рассмотрении дела сразу же после речи защитника.

Торн усмехнулся про себя. Они сидят на веранде, вдыхают ночной воздух и говорят о том, что принадлежит тому, большому, миру. Не о приливах, не о передвижении рыбы, не о последнем месте клева. Разговор, который, по его представлениям, могли бы вести нормальные люди.

Сара продолжала:

– Я могу их понять. Нужно где-то провести границу. За день через их руки проходит столько дел, так почему бы не осуждать только тех, кто имеет дело с сильнодействующими наркотиками?

– Надо же… В это трудно поверить, – сказал Торн. Он помолчал, наблюдая за помигивающим огоньком маяка. Потом сказал:

– Я хотел бы познакомить тебя с моим другом Шугарменом. Помнишь, я тебе о нем рассказывал? Единственный черный коп на Флоридских островах? Вот один из приколов, которые я от него услышал. Знаешь, как на шоссе отличить наркоторговцев от всех остальных?

– Нет.

– Только они не превышают скорость.

Сара улыбнулась и сказала:

– Ребятам на работе это должно понравиться.

– А Шугармен называет это Законом Веранды. [8]8
  Игра слов. 13 июня 1966 года в США был принят так называемый Закон Миранды, по имени осужденного, обвинительный приговор в отношении которого был отменен Верховным судом США, поскольку было установлено, что полиция при задержании Миранды не разъяснила ему права на защиту и не предприняла необходимых мер для того, чтобы Миранда мог незамедлительно воспользоваться помощью адвоката.


[Закрыть]Закон, по которому ты должен сидеть на веранде и ждать, пока они спускают наркотики в унитаз. Он забавный, но у него туго с воображением. Совершенно нет чувства юмора. Все смеются над тем, что он рассказывает, а он удивляется:

– А что же тут смешного?

– Он мне уже заочно нравится.

– А ему понравишься ты, – и Торн провел рукой по ее плечу, шее, затем обеими руками скользнул по ее грудям, едва их касаясь. Поношенная футболка была как шелк под его ладонями.

Сара спросила:

– Это у него проблемы с женой?

– Она молодая, – стал объяснять Торн. – И она белая. Школьница из группы поддержки вышла замуж за защитника сборной округа. Я даже думаю, она не осознавала, что он черный, до того лета, когда они поженились.

Сара сказала, что ей приятны его прикосновения. Рука Торна оказалась у нее под футболкой, пальцами он поглаживал ее соски, следя за реакцией.

Не открывая глаза, она спросила:

– Это ты смастерил эти кресла?

– Нет, доктор Билл. – Он продолжал поглаживать ее грудь, чувствуя, как напряглись соски под его ладонями.

– Ты так его звал? Доктором?

– Да. Все его так звали.

– А Кейт, ее ты как зовешь?

– Как всегда слишком много вопросов.

– Дурная привычка, – откликнулась она. – Это все моя работа.

Она протянула ему сигарету, и Торн убрал руки, откинулся в кресле, сделал глубокую затяжку и задержал дыхание.

Он выпустил дым и отдал косяк обратно. Наркотик вновь стал оказывать свое действие. Блэкуотер Саунд мерцал как лакричное желе. Он ощущал себя семнадцатилетним подростком. На грани истерического смеха, как дурачок.

– Что ж, – сказала Сара. – Доктор Билл делал неплохие кресла. Неплохие для хирурга-кардиолога. Кейт называет его Суперкардиологом.

Похоже, травка совсем на нее не действовала. Торну казалось, что ее голос доносится откуда-то из мангровых зарослей, со стороны указателя фарватера. Он звучал так сухо, как голос диктора на радио, отчетливо произносящего каждый слог, каждое слово. Это слегка беспокоило его. Он хотел, чтобы она была здесь, рядом с ним.

Он дернулся, когда она коснулась ладонью его руки, которая тотчас же покрылась гусиной кожей.

– Что, Торн, тебе захорошело? Ты где-то далеко?

– Я здесь, – ответил он, прижавшись к спинке кресла и крепко обхватив кипарисовые подлокотники, пытаясь пальцами ног уцепиться за пол.

– Мы могли бы остаться на веранде.

Торн в ответ смог только кивнуть. Она встала и села к нему на колени, обхватив их ногами, как наездница. Стянула с себя футболку. Его лицо внезапно оказалось в прохладной впадинке между ее грудями. У тонкорукой Сары была большая грудь. Это было трудно предположить, ведь она предпочитала просторную одежду, скрывавшую ее формы. Но теперь ее грудь была обнажена. А рядом был Торн, который недоумевал, кто же она такая, эта красивая и умная женщина, уделявшая ему так много времени.

– Я хотел бы познакомиться с твоими родителями, – сказал Торн.

– Хорошо. – Ее голос ничего не выражал.

– Серьезно, – сказал Торн, – я хотел бы с ними познакомиться. Я хотел бы посмотреть, как ты живешь. Где работаешь. Сходить с тобой пообедать, встретить после работы, проводить домой – все как у людей.

– Ладно, как-нибудь на днях. Я устрою тебе большую экскурсию. Познакомлю тебя со своей средой обитания. – Она улыбнулась.

– На днях – это хорошо, – сказал Торн.

Кончиками пальцев она осторожно помассировала кожу его головы, шею, потом, с большей силой, размяла ему плечи. Торн ощущал себя уже не семнадцатилетним, а намного моложе, моложе чем когда бы то ни было.

Она провела параллельные линии по обе стороны его позвоночника, под лопатками, потом ее руки оказались у него подмышками. Она скрутила влажные волосы в один тугой пучок, затем проделала то же самое с другой подмышкой. Торн принял правила игры, заложил руки за голову, подставляя ей подмышки. Он чувствовал, как в нем что-то возрождается, поднимается навстречу таившейся в ней загадке.

– Ты мне нравишься, – сказал он.

– Так и должно быть, – ответила она. – Я должна нравиться.

Его член отвердел, и ни ей, ни ему не нужно было направлять его. Она чуть шевельнула бедрами, и он вошел в ее влажную плоть. Через ее плечо он смотрел, как мигает маячок, указывающий фарватер, и пытался подладиться под его ритм. Синхронизировать с ним свои движения.

Они целовали друг друга, как ненормальные. Сигнал маяка все еще задавал ему темп, несмотря на то, что глаза его были закрыты. Да, кресло действительно было удобным. Оно совсем не сковывало его движений. Ее сильные руки обхватили его лицо, она направляла его губы к своим губам. Отыскав его рот, она развернула голову Торна под таким углом, чтобы их губы слились воедино. Торн никогда раньше не целовался так, до самозабвения, словно растворяясь в партнере. Их языки сплелись в единое целое.

Раньше он никогда не терял бдительности. Оставался настороже, даже с опущенными веками. Но то, как ее рот, казалось, втягивал его в себя, – то были настоящие поцелуи. Вот почему люди целуются.

Она заставляла его проникать все глубже, прижимая его бедра к себе. Он все еще держал обе руки за головой, будто борец, отрабатывающий полный нельсон [9]9
  Полный или двойной нельсон – прием в греко-римской борьбе, при котором обе руки пропускаются под мышками противника, а ладони кладутся на его затылок.


[Закрыть]сам на себе, и ощущал ее соски на своих щеках и губах: левый, затем правый. Он застонал, его пронзила сладкая боль, которой он так жаждал, что-то внутри взорвалось, и он испытал оргазм уже в третий раз за этот вечер. Теперь ее волосы хлестали его по лицу. Она выгнула спину, и он обнял ее, зарылся лицом в эту влажную прохладную ложбинку между грудями, то крепко прижимаясь к ней, то ослабляя объятия.

Когда все закончилось, она посмотрела вниз на его голову. Лицом он все еще прижимался к ее груди. Она уже не улыбалась. Ее лицо вообще ничего не выражало. Она на минуту задержала взгляд на его выжженных солнцем волосах, затем подняла глаза к ночному небу. Все еще прижимая его к себе правой рукой, удерживая его голову у своей груди, она обкусывала заусеницу на левой руке. Глаза ее блуждали по усыпанному яркими звездами небу.

– Ты могла бы открыть здесь контору и заняться практикой. – Торн завязал шнурки на своих туфлях. Взглянул на Сару, сидящую у стола и отщипывающую виноградинки. Она уже съела свой тост, поджаренный на сковородке. На дощатом полу лежала полоса яркого света от восходящего солнца.

– Торн, – сказала она предостерегающим тоном.

– Здесь куча всякой мрази, которая нуждается в услугах защитника.

– Ну и что? – спросила она его, держа чашку кофе около рта. – Жить здесь, в глуши, словно на берегу озера Уолден? [10]10
  Американский философ Генри Торо (1817–1862) прожил 2 года и 2 месяца отшельником в хижине на берегу лесного озера Уолден, штат Массачусетс, стремясь на практике осуществить проповедуемые им принципы упрощения жизни и продемонстрировать личную независимость от экономической системы.


[Закрыть]Готовить на одной горелке?

– Я подумаю о микроволновке, если ты согласишься сюда переехать.

– За тебя думают твои гормоны. Ты прекрасно знаешь, что тебе не нужна здесь женщина. Ты – Ганди Ки-Ларго. Набедренная повязка, сандалии и одна горелка – вот и все, что тебе нужно. Если в этом монастыре появится фен, ты обратишься в бегство.

– Я размышлял о преимуществах сушки волос феном.

– Уж лучше я буду тебя навещать.

Торн сказал:

– Кто я для тебя – еще один жеребец, с которым ты встречаешься раз в месяц? Чтобы половить рыбку, потрахаться и вернуться обратно в город?

– Ты не совсем подходишь под это определение – улыбнулась Сара. – Торн, Торн, давай не будем забегать вперед. Всему свое время.

– Кстати, что тебе наговорила про меня Кейт? Что я какой-то отшельник? Что тебе не стоит со мной связываться?

– Она рассказала, что ты создал здесь свой маленький рай, делая приманки для лучших в мире ловцов альбул, и что впервые в жизни ты счастлив.

– Я сделался счастливым совсем недавно, – улыбнулся ей Торн. – Это интересное чувство. Постепенно заполняет всего тебя.

Она поднялась из-за стола, смахнув со своего платья хлебные крошки.

– Я буду рада, если ты мне еще что-нибудь расскажешь. Я хочу лучше тебя узнать. И ты это знаешь. Хочу услышать правдивую сагу о Торне, все-все без утайки.

Она неловко улыбнулась.

– Как мило. Мне это нравится.

– Мне действительно интересно.

– Это хорошо, – сказал Торн. – Мне нравится, когда тебе интересно. Меня это возбуждает, когда тебе интересно.

– Нет, не сейчас, – сказала она. – Мне уже пора.

Торн смотрел, как она собирается. В лесу просыпались петухи. Воздух из освежающего стал теплым и сырым. Он наблюдал, как она укладывает свои вещи в большущую соломенную сумку.