Текст книги "7-е небо"

Автор книги: Джеймс Паттерсон

Соавторы: Максин Паэтро
сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 17 страниц)

ГЛАВА 23

Джейкоби и я уже знали о Рональде Грейсоне две вещи: что на момент задержания при нем был крэк и что именно он сообщил о пожаре в доме Малоунов.

Но сам ли он поджег их дом?

Сидя в комнате для допросов напротив Рональда Грейсона, я думала о другом шестнадцатилетнем подростке, Скотте Дилески, который вломился в дом в Лафайете, нанес хозяйке десяток ударов ножом и страшно изуродовал тело. В его извращенном мозгу, видите ли, жило убеждение, что именно эта женщина перехватила очередную партию его наркоты и не отдала ему. Дилески был, как говорили в старину, с дурными наклонностями, а попросту – психически больным; врачи считают, что такие не убивают.

Но он убил.

Поэтому сейчас, глядя на пятнадцатилетнего Рональда Грейсона с нежной детской кожей и темными волосами, барабанившего пальцами по столу, словно мы отнимали у него время, я гадала, не он ли обрек Пэт и Берта Малоун на мучительную смерть, чтобы обчистить их сейф и купить наркотики. Я заговорила самым терпеливым и дружелюбным тоном:

– Рон, почему бы тебе не рассказать, что произошло?

– Нечего мне говорить.

– Это твое право, – угрожающе буркнул Джейкоби. Он невысокий, зато с двумястами фунтами мышц с немалой долей жира, со сплывшимися чертами, жесткими серыми глазами, сильной проседью и со сверкающим золотым значком. Я ожидала, что Грейсон присмиреет либо проявит уважение к «плохому» полицейскому, но подросток остался невозмутимым. – Я не стану разговаривать с тобой о кокаине, дерьмо ты жалкое, – говорил Джейкоби, дыша Грейсону в лицо. – Но, как мужчина мужчине, расскажи нам о пожаре, и мы поможем тебе с обвинением в хранении. Ты меня понял? Я пытаюсь тебе помочь!

– Отвяжись от меня, толстый мудак!

Не успел Джейкоби отвесить ему подзатыльник, как в комнату буквально ворвался Винсент Грейсон, папаша Рональда, в сопровождении адвоката. Грейсон был багров от ярости.

– Ронни, ничего не говори!

– Я и не говорил, пап.

Грейсон набросился на Джейкоби:

– Вы не имеете права разговаривать с моим сыном без моего присутствия! Я законы знаю!

– Не напрягайте связки, мистер Грейсон! – зарычал Джейкоби. – Ваш идиот сынок арестован за употребление и продажу наркотиков, а я с ним об этом ни слова не говорил.

Юриста звали Сэм Фарбер, и по его визитке я поняла, что у него скромный бизнес и работает он один, занимаясь в основном завещаниями и совершением сделок с недвижимостью.

– Заявляю тебе, вам и вам, – Джейкоби показал поочередно пальцем на подростка, его отца и адвоката, – что согласен замолвить за Рональда слово в окружной прокуратуре, если он поможет нам разобраться с пожаром. Пока он меня интересует только с этой точки зрения.

– Мой клиент – добрый самаритянин. – Фарбер поставил кожаный портфель на край стола, прежде чем его открыть. – Мальчик звонил в службу «девятьсот одиннадцать» в присутствии отца. Вот и вся его причастность, больше говорить не о чем.

– Мистер Фарбер, вы же понимаете, что сообщившего о пожаре всегда проверяют как потенциального поджигателя, – сказала я. – Рональд пока не убедил нас в своей непричастности.

– Говори, Рон, – велел адвокат.

Взгляд Рона Грейсона вскользь встретился с моим и задержался на видеокамере в углу комнаты. Он пробормотал:

– Я был в машине с папой, почуял дым и сказал папе, куда ехать. Затем я увидел дым, валивший от того дома, набрал «девятьсот одиннадцать» с сотового и сообщил. Вот и все.

– Во сколько это было?

– В пол-одиннадцатого, – ответил за Рона его отец.

– Мистер Грейсон, я спрашиваю вашего сына.

– Слушайте, мой сын сидел рядом со мной в машине! Парень на заправке может подтвердить то, что видел Ронни, – они вместе протирали лобовые стекла.

– Ронни, а ты знал Малоунов? – спросила я.

– Кого?

– Людей, которые жили в том доме.

– Никогда о них не слышал.

– Ты видел, как кто-нибудь выходил из дома?

– Нет.

– Ты бывал в Пало-Альто?

– Я в Мексику не езжу.

– Может, достаточно, сержант? – влез в наш диалог Фарбер. – Вы же видите, мой клиент добросовестно сотрудничает с полицией.

– Я хочу взглянуть на его комнату.

ГЛАВА 24

Психологи утверждают, что поджог – это метафора мужской сексуальности. Разжигание огня соответствует стадии эрекции, само пламя – собственно половой акт, а шланги с водой, заливающие пламя, – разрядка. Может, это и правда, ведь подавляющее число поджигателей – мужчины, и половина из них подростки.

Оставив юного Ронни Грейсона в камере предварительного заключения, мы с Джейкоби и отцом Рона вернулись в дом Грейсонов. Мы оставили машину на подъездной дорожке у скромного жилого здания, вытерли ноги о коврик перед дверью и поздоровались с матерью Грейсона, смертельно напуганной и готовой всячески нам услужить. Мы отказались от кофе и, извинившись, пошли осматривать комнату Рональда Грейсона.

Я искала кое-что определенное, а именно: катушку спиннинга, любые горючие жидкости и все, что по виду могло принадлежать Малоунам.

Комод Ронни был обшарпанный, словно от Армии спасения: деревянный, оббитый, с четырьмя большими ящиками и двумя маленькими. На комоде стояли лампа, баночки из-под арахиса, полные монет, лежала горка лотерейных билетов со стертым защитным слоем на заветных квадратиках, а также находился автомобильный журнал и красный пластиковый футляр для зубных брекетов. В розетку у двери был включен ночник.

Джейкоби, ворча, снял матрац на пол, выдвинул ящики комода и вывалил их содержимое на пружинную сетку. Обыск дал полдюжины порножурналов, маленький пакет анаши и закрытую пластиковую бутылку с прожженной дыркой в боку. Затем мы открыли шкаф и вытряхнули корзину с грязным бельем.

Мы осмотрели белые плавки, джинсы, грязные носки. Все пахло потом и молодостью, но не бензином или дымом. Я подняла глаза на Винсента Грейсона, который смотрел на нас, стоя в дверях.

– Мы почти закончили, мистер Грейсон, – сказала я, улыбнувшись. – Нам еще нужен образец почерка Ронни.

– Держите. – Грейсон протянул нам блокнот, вытащив его из стопки книг на тумбочке у кровати.

Открыв блокнот, я увидела, что почерковедческую экспертизу можно не заказывать: замысловатый, с претензией почерк Рона Грейсона нисколько не походил на четкие твердые буквы латинской цитаты в томике поэзии, оставленном на лестнице Малоунов. У Рона Грейсона оказалось надежное алиби, и я вынуждена была признать, что он говорил правду. Но гораздо больше тщательно усвоенной манеры наглого умничающего панка-наркомана в этом мальчишке меня тревожило то, что он не спросил о Малоунах.

Почему? Значит, солгал, что не знает их?

Или ему попросту все равно?

– Так что с моим сыном?

– Он весь ваш, – бросил Джейкоби не оборачиваясь и с силой захлопнул за собой дверь с сетчатым экраном.

Я сказала Грейсону:

– Рон остается под вашей ответственностью до суда за хранение кокаина. Мы поговорим с прокурором округа, как обещали, но на вашем месте я бы посадила Ронни под домашний арест. Он нарушает закон и якшается с преступниками. Будь он моим сыном, я бы ни на минуту не спускала с него глаз.

ГЛАВА 25

Следующие четыре часа мы с Джейкоби звонили в двери соседям покойных Малоунов, показывая свои значки богатым и еще богаче и пугая их различными вопросами до потери разума. Вспомнить хоть Рейчел Савино, хозяйку внушительного особняка в средиземноморском стиле, красивую загорелую брюнетку лет сорока, в облегающих слаксах и блузке в облипочку. Светлая полоска на правом безымянном пальце говорила, что дама недавно развелась.

Она не пустила нас даже на порог дома.

Савино разглядывала мои пыльные синие брюки, мужского покроя рубашку и блейзер и, по-моему, глазам своим не поверила, увидев на мне плечевую кобуру. Джейкоби она едва кивнула, видимо, не признав за ровню из Президио-Хайтса. Поэтому мы с лейтенантом стояли на терракотовом крыльце, а целая свора корги прыгала и взлаивала вокруг.

– Вам случалось видеть этого молодого человека? – спросила я, показывая Савино полароидный снимок Рональда Грейсона.

– Нет, вряд ли.

– Не видели ли вы подозрительных людей, болтавшихся или ездивших по улице, но явно не живущих в этом районе?

– Дарвин! Молчать! Нет, по-моему, нет.

– Посторонние подростки, незнакомые машины? Кто-нибудь не местный звонил вам в дверь? Может быть, были странные телефонные звонки или посылки?

Нет, нет, нет.

И тут вопросы начала задавать она. Что за пожар случился у Малоунов? Это несчастный случай или предполагается поджог? Неужели Малоунов убили?!

– Ведется расследование, мисс Савино, – сказал Джейкоби. – Вы особенно не возбуждайтесь, не из-за чего…

– А ваши собаки? – перебила я лейтенанта. – Они не лаяли вчера вечером, около половины одиннадцатого?

– Они словно взбесились, когда подъехали пожарные машины, но до этого вели себя тихо.

– Вам не показалось необычным, что Малоуны не включили сигнализацию?

– А они, по-моему, даже входную дверь не запирали.

И это были последние слова Савино. Она впустила собачью стаю в дом и плотно закрыла дверь, оставив нас на крыльце. Было слышно, как пальцы замков и засовы вошли в свои пазы.

Спустя четыре часа и еще десяток опрошенных мы с Джейкоби знали, что Малоуны регулярно ходили в церковь, пользовались всеобщей любовью, отличались щедростью, дружелюбием и прекрасно ладили между собой. Никто не брался предположить, кто мог их так ненавидеть. Малоуны были идеальной парой. Так кто же убил их и почему?

Джейкоби ворчал, что уже все ноги оттоптал, когда у меня зазвонил сотовый. Это оказался Конклин, звонивший из машины.

– Я кое-что почитал про пирамиду на долларовой купюре. Там дело связано с масонами, тайным обществом, возникшим в самом начале восемнадцатого века. Масонами были Джордж Вашингтон, Бенджамин Франклин, большинство отцов-основателей…

– Понятно, понятно. И что, Берт Малоун тоже был масоном?

– Келли говорит, ничего подобного. Она сейчас рядом со мной, Линдси. Мы едем к дому ее родителей.

ГЛАВА 26

Мы затормозили у бровки, как раз когда подъехал Конклин. Не успел он остановиться, как дверца с пассажирской стороны распахнулась, оттуда выскочила молодая женщина и бросилась бегом через газон к тому, что осталось от дома Малоунов.

Конклин кричал ей вслед, но она не остановилась, лишь обернулась на секунду. В свете фар я хорошо ее рассмотрела: стройная и гибкая как плеть молодая женщина лет тридцати, в крохотной юбке, колготках и коричневой кожаной курточке. Толстая медно-рыжая коса спускалась ниже талии. Выбившиеся пряди ореолом окружали ее лицо. В свете фар рыжеватый ореол казался нимбом.

У Келли Малоун было лицо Мадонны.

Конклин побежал, чтобы ее перехватить, и, когда подошли мы с Джейкоби, он уже открыл замок на входной двери, навешенный пожарными. При тусклом свете, сочившемся через провалившуюся крышу, мы провели Келли Малоун по обгорелому остову ее родного гнезда. Экскурсия получилась тягостная. Конклин не отходил от Келли, которая плакала и повторяла:

– О Боже, о Боже, Ричи, ведь их все любили, у них не было врагов! Я просто не могу поверить!

Келли не вошла в библиотеку, где приняли смерть ее отец и мать, а сразу направилась на второй этаж в дымном конусе света, падавшего на почерневшую лестницу. Конклин был рядом с Келли, когда она перешагнула порог того, что осталось от спальни родителей. Потолок оказался продырявлен баграми. Сажа и вода безнадежно испортили мебель, ковры, фотографии на стенах.

Келли подняла с пола свадебный снимок родителей и вытерла его рукавом. Стекло осталось целым, но по краям виднелись разводы от проникшей под рамку воды.

– Ведь фото можно восстановить? – В ее голосе слышались слезы.

– Конечно, конечно, можно, – поспешил успокоить женщину Конклин.

Он показал Келли открытый сейф в шкафу и спросил, не знает ли она, что здесь хранили ее родители.

– У мамы были старинные украшения, от бабушки остались. Кажется, в страховой компании должен быть список.

Джейкоби спросил:

– Мисс Малоун, кто мог иметь зуб против ваших родителей?

– Я сюда двенадцать лет не приезжала, – горько сказала она. – В принципе папа был склонен давить авторитетом в своем автосалоне, но при появлении серьезных угроз мама бы со мной поделилась. Ты уверен, что это не был несчастный случай? – Она умоляюще посмотрела на моего напарника.

– Боюсь, что нет, Келли. Это поджог.

Конклин обнял рыдающую женщину и прижал к себе.

Ее горе тронуло меня до глубины души, однако я обязана была спросить:

– Келли, кто больше всего выигрывает от смерти ваших родителей в материальном плане?

Молодая женщина отшатнулась словно от удара.

– Я! – крикнула она. – Я и мой брат! Вы нас раскусили! Я наняла киллера убить родителей и поджечь дом, чтобы унаследовать деньги!

– Келли, мне крайне неловко, что я так неудачно выразилась. Я не имела в виду, что вы причастны к этой трагедии.

Но после моих слов Келли Малоун говорила только с Конклином.

Стоя внизу с Джейкоби, я услышала, как Рич спрашивает у Келли о латинской цитате, написанной на титульном листе книги.

– Латынь? Впервые слышу. Ни мама, ни папа никогда не писали на латыни.

ГЛАВА 27

Ястреб держал таракана под перевернутым стаканом на рабочем столе. Это был Blatta orientalis, восточный таракан около дюйма длиной, глянцево-черный, какие обычно попадаются в роскошных домах Пало-Альто.

Таракан был обыкновенный, но для Ястреба особенный.

– А ты молодец, Мачо, – сказал Ястреб таракану. – Конечно, для таракана это не жизнь, но ты умеешь держать удар.

Голубь лежал на кровати Ястреба, читая описание учебного проекта: трехмерный факс, перекочевавший из стартрековской технологии типа «телепортируй меня, Скотти» в реальный мир. Принцип работы был следующий: аппарат сканирует объект в точке А, а лазерный луч вырезает идентичную копию из определенного материала в точке Z. Голубь знал это наизусть: видел демонстрацию работы факса – и сейчас просто убивал время, ожидая, пока ленивый Ястреб оторвет от стула задницу.

– Чего ты тянешь с диалогом? – проворчал Голубь. – Чем болтать с тараканом, напиши лучше диалог до того, как придут твои родители.

– Чем тебе не нравится Мачо? – спросил Ястреб. – Он питается воздухом и своим жировым слоем уже шестнадцать дней. Правда, Мачо? Кроме шуток, Голубь, это достойно восхищения.

– Не, брателло, все-таки ты двинутый.

– Ты упускаешь из виду благородство эксперимента, – невозмутимо продолжил Ястреб. – Под этим стаканом потомок насекомых, которые жили на Земле с самого первого в истории пердежа. Мачо живет святым духом, и если протянет еще четыре дня, я его отпущу. Такой у нас с ним договор. Я уже подумываю, чем его наградить. Мачо! – Ястреб нагнулся к пленнику и постучал по стакану. Усики таракана задрожали и повернулись в направлении звука. – Пожалуй, будет тебе шоколадное печенье, чувак.

Голубь вскочил с кровати, в два шага подошел к столу, перегнулся через Ястреба, поднял стакан и кулаком грохнул по таракану, размазав его по пластмассовой столешнице. Одна из ножек Мачо рефлекторно дернулась.

– Эй, ты что? Зачем ты это сделал? Ты…

– Арс лонга, вита бревис, парень. Жизнь коротка, искусство вечно. Либо ты вытрясешь из головы своих тараканов и напишешь диалог к этой гребаной главе, либо я пошел отсюда.

ГЛАВА 28

Мы с Конклином весь день проверяли ломбарды в надежде, что где-нибудь всплывут драгоценности Патрисии Малоун. Тогда у нас появилась бы ниточка. Последней в нашем списке значилась «Бочка сокровищ», сомнительное заведение, притулившееся на Мишн-стрит между двумя барами.

Не знаю, слышал ли хозяин звяканье колокольчика над дверью, но он заметил наше с Конклином отражение в одном из десятков зеркал на стенах и вышел в зальчик. Эрни Купер – так звали продавца – вызывал в памяти огромных амбалов времен войны во Вьетнаме: он заполнял собой весь ломбард. Седые волосы Купер забирал в длинный хвост, в нагрудном кармане носил айпод. Из ушей свисали провода наушников, а под пиджаком бугрился пистолет.

Пока Конклин показывал Куперу фотографии старинных драгоценностей Патрисии Малоун, которые мы взяли в страховой компании, я разглядывала бесчисленные призовые кубки, гитары, устаревшие компьютеры и чучело обезьяны с торчащей из спины лампой на подставке для комнатных растений. В одной из четырех витрин рядом с обручальными кольцами, часами, военными медалями и низкопробными золотыми цепями красовалась коллекция свиных зародышей.

Эрни Купер присвистнул, глядя на фотографии.

– Сколько же все это стоит – пару сотен тысяч?

– Около того, – сказал Конклин.

– Такого мне никто не приносил, но кого мы ищем-то хоть?

– Возможно, его. – Конклин выложил на прилавок фотокопию полароидного снимка Рональда Грейсона.

– Можно это оставить?

– Конечно. А вот моя визитка.

– Отдел убийств?

– Правильно.

– И что вы расследуете – вооруженное ограбление?

Конклин улыбнулся.

– Если к вам заявится этот парень, если кто угодно принесет вам это золотишко, нам нужно будет знать.

Я заметила маленький черно-белый снимок, приклеенный к кассе, – Эрни Купер в форме полиции Сан-Франциско на ступенях здания городского суда.

Купер перехватил мой взгляд:

– На вашем значке написано «Боксер». Я раньше тоже работал с одним Боксером.

– С Марти Боксером?

– Точно.

– Это мой отец.

– Серьезно? Без обид, но я его терпеть не мог.

– Очень хорошо вас понимаю.

Купер кивнул, нажал кнопку на кассе и положил фотокопии Грейсона и драгоценностей Малоунов вместе с визиткой Конклина в ящик, под поднос для денег.

– Чутье полицейского у меня осталось, даже обострилось с возрастом. – Эрни Купер задвинул ящик. – Я поспрашиваю и, если что-нибудь узнаю, сообщу вам, обещаю.

ГЛАВА 29

Выйдя из ломбарда Эрни Купера, я увидела, что небо стало темно-серым. Пока мы шли по Двадцать первой улице, заворчал гром, и едва мы успели сесть в машину, как первые крупные капли дождя кляксами усеяли ветровое стекло. Я закрыла окно, прищемив кожу между большим и указательным пальцами, и чертыхнулась куда сильнее, чем заслуживал этот пустяк.

Я была подавлена. Рич тоже. Напряженный день ничего не дал. Конклин возился с ключами, наморщив лоб. Усталость навалилась на него, как тяжелое пальто.

– Хочешь, я поведу?

Напарник выключил зажигание и вздохнул, откинувшись на спинку кресла.

– Все нормально, давай ключи.

– Да нет, вести я могу. Проблема не в этом.

– А в чем?

– В тебе.

Во мне? Неужели у него ко мне претензии за тот вопрос, заданный Келли?

– Что я такого сделала?

– Просто ты есть, понятно?

О нет. Я всячески уходила от этого разговора, умоляюще глядя на Рича и думая: «Пожалуйста, не поднимай эту тему». Но в голове, словно в мелькающем свете стробоскопов, менялись картинки-воспоминания о затянувшемся рабочем дне в Лос-Анджелесе, который плавно перешел в пылкую схватку на кровати в гостинице. Тело кричало «да, да, да!», но благоразумный мозг ударил по тормозам, и я сказала Ричи «нет».

Сейчас, полгода спустя, память о том вечере в пахнувшей плесенью «Краун Виктории» вспыхнула как молния, когда обрушился дождь. Ричи прочел тревогу на моем лице.

– Я не строю никаких планов, – принялся он убеждать. – Не стану ничего предпринимать. Просто у меня уже не получается держать чувства при себе. Линдси, я знаю, что у вас с Джо все серьезно, но стрела ранила меня в самое сердце, ради тебя я готов на все…

– Рич, я не могу, – сказала я, глядя ему в глаза, видя там боль и не зная, как это исправить.

– О Боже! – Рич закрыл лицо руками и закричал: – А-а-а-а!

Пару раз ударив кулаками по рулю, он снова завел мотор.

Я накрыла его руку ладонью:

– Рич, хочешь другого напарника?

Он засмеялся:

– Сотри из памяти последние сорок две секунды, Линдси. Я дурак и прошу прощения.

– Я серьезно спрашиваю.

– Забудь. Даже не думай об этом. – Поглядывая в зеркало заднего вида, Рич ловко втерся в плотный поток машин. – Между прочим, – сказал он с натянутой улыбкой, – когда я работал с Джейкоби, ничего подобного не случалось.

ГЛАВА 30

Население калифорнийского городка Колма распределяется несимметрично, с сильным перевесом в сторону мертвых. Соотношение тех, кто лежит под землей, и тех, кто по ней ходит, составляет примерно двенадцать к одному. Моя мать лежит в Колме на Сайпресс-Лон, и мать Юки, а сегодня Келли Малоун и ее брат Эрик хоронят здесь своих родителей.

Я положила цветы к подножию розовой гранитной стелы Бенджамина и Хайди Робсон, которых мне не доводилось знать при жизни, и присела на скамью. В сотне футов пахнущий травой ветерок отдувал клапаны тента, под которым проходили похороны Малоунов.

Мой «глок» был в кобуре под синей курткой, микрофон под рубашкой соединял меня с патрульными машинами у входа на кладбище. Я высматривала долговязого Рональда Грейсона или другого подростка, крутившегося поблизости без цели, неизвестного, со склонностью к садистским убийствам. Это, конечно, случалось не каждый раз, но иногда убийц как магнитом тянуло полюбоваться финалом и сорвать аплодисменты.

Я надеялась, что нам повезет.

Келли Малоун стояла перед скорбящими – пришли около пятидесяти человек, – спиной к двум гробам. Я видела, как Ричи смотрит на Келли, произносившую надгробную речь. Слов я не слышала, только откуда-то издалека доносилось жужжание газонокосилки, и довольно скоро пронзительно завизжала лебедка, на которой гробы опускали в могилу. Келли и ее брат бросили в яму по горсти земли и отвернулись.

Молодая женщина бросилась к Ричу, и он обнял ее.

В том, как они общались, словно до сих пор оставаясь парой, было что-то трогательное и знакомое. Я ощутила болезненную судорогу под ложечкой и попыталась ее прогнать. Когда Келли и Рич вышли из-под тента и вместе со священником направились по моей аллее, я отвернулась, чтобы они не видели мои мокрые глаза.

Я сказала в воротник рубашки:

– Это Боксер. Я закончила.