Текст книги "Мэри, Мэри"
Автор книги: Джеймс Паттерсон
Жанр:
Триллеры
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц)
Глава 39
Кому: [email protected]
От кого: Мэри Смит
Кому: Кармен Д'Абруцци
Прошлой ночью ты задержалась в своем ресторане до трех часов. Работа, вечно работа! А потом целых два квартала шла пешком к своей машине. Интересно, о чем ты думала? О своем одиночестве?
Но ты была не одинока, Кармен. Я шагала рядом, по тому же тротуару. Мне даже не пришлось прятаться. С тобой все было легко. Ты очень рассеянна. Погружена в себя.
Похоже, ты не смотрела новости. Или просто не обратила на них внимания. Может, тебе наплевать, что кто-то в этом городе охотится на людей вроде тебя. Словно хочешь, чтобы тебя убили. Я тоже этого хочу.
Когда я следила за тобой – когда я пыталась быть тобой, – мне не раз приходило в голову: а говорила ли ты своим детишкам, чтобы они смотрели в обе стороны, переходя через дорогу? В ту ночь ты была бы для них плохим примером. Не смотрела по сторонам.
А это плохо, очень плохо для тебя и для всей вашей глянцевой семейки из кухонного телешоу.
Потому что никогда не знаешь, не придется ли твоим детям ходить по улицам одним. Что ж, теперь они получат хороший урок дорожной безопасности.
После того, как ты…
Глава 40
Письмо обрывалось – на середине фразы.
Ладно, по крайней мере у них появилось что-то новое. Кармен Д'Абруцци жива, и они перехватили послание убийцы. Немного обнадеживает, правда?
Жанна Галетта закрыла глаза, стараясь быстро и четко обдумать свежую информацию. Вероятно, Мэри Смит набросала черновик письма, чтобы закончить его уже после преступления.
Но зачем она оставила его здесь? Нарочно? И вообще, кто писал этот текст – она или кто-либо иной? Неизвестно.
Похоже, эти вопросы никогда не закончатся. Хорошо бы для разнообразия получить хоть один ответ. Так сказать, для затравки.
Она вспомнила Алекса Кросса, точнее, фразу из его книги. «Продолжайте спрашивать, пока не нащупаете главный вопрос, краеугольный камень, на котором держится все дело. Тогда можно будет двигаться обратно. Тогда вы начнете находить ответы».
Главный вопрос. Краеугольный камень. Где, черт возьми, его искать?
Шесть часов спустя детектив Галетта все еще топталась на месте. Ближе к вечеру она распустила по домам последних посетителей. Пятеро свидетелей дали пять совершенно разных показаний насчет того, кто сидел за тем компьютером, остальные вообще ничего не знали.
Ни в одном из допрошенных Галетта не нашла ничего подозрительного, однако все двадцать шесть требовали дальнейшего наблюдения. От одной мысли об отчетах и бумагах, которые ей придется заполнять, детективу становилось дурно.
Кредитная карта Мэри Смит, разумеется, оказалась краденой. Она принадлежала миссис Дебби Грин, восьмидесятилетней женщине из Шерман-Оукс, которая даже не подозревала, что у нее что-то пропало. Сама карточка осталась абсолютно чистой – никаких следов и отпечатков пальцев. Да, она чертовски осторожна и предусмотрительна, особенно для психопата.
Галетта попросила управляющего принести крепко заваренный эспрессо. Остаток вечера она проведет в своем кабинете, где постарается проанализировать события прошедшего дня, пока они свежи в памяти. Сосед обещал выгулять ее собаку. По дороге домой есть неплохой китайский ресторанчик, там можно перекусить. В общем, у нее все в порядке, разве нет?
Нет!
Неизвестно, успеет ли она домой хотя бы до полуночи, а если и успеет – удастся ли ей заснуть?
Скорее всего ответ будет отрицательным – в обоих случаях.
Ну, так где этот чертов главный вопрос, который она должна найти? Где краеугольный камень?
Или Алекс Кросс попросту вешал лапшу на уши?
Глава 41
– Она никогда толком не знала, что ей нужно. Кристин мне нравится, но после Ямайки с ней что-то случилось. Сейчас она просто идет напролом, и тебе надо делать то же самое.
Мы с Сэмпсоном сидели в «Зинни», нашем любимом ресторанчике по соседству. Из музыкального автомата доносились грустные завывания Би-Би Кинга. Настроение у меня тоже было вполне блюзовое, и ничего иного слушать не хотелось.
Мрачноватую атмосферу заведения компенсировал Рафаэль, местный бармен, который знал нас по именам и щедро наливал нам выпивку. Я созерцал стоявший передо мной бокал со скотчем. Сколько их уже было – три или четыре? Вот черт, до чего же я устал! Как говорили в одном фильме про Индиану Джонса: «Дело не в том, сколько ты прожил, а в том, сколько ты прошел».
– Джон, но ведь проблема не в Кристин, верно? – Я покосился на Сэмпсона. – Она в маленьком Алексе. Или в Али, как он себя теперь называет. Парень с каждым днем становится взрослее.
Мой друг похлопал меня по плечу:
– Главная проблема в твоей башке. А теперь послушай, что я тебе скажу.
Сэмпсон подождал, пока я выпрямлюсь и посмотрю на него внимательно. Его взгляд устремился к потолку. Потом он захлопал глазами и поморщился:
– Вот черт, я забыл, что хотел сказать. А жаль, честное слово. Тебе бы сразу полегчало.
Я не удержался от улыбки. Сэмпсону всегда удавалось меня развеселить. Так повелось с тех пор, когда мы вместе росли в округе Колумбия и нам было по десять лет.
– Ладно, сейчас мы все поправим.
Он сделал знак Рафаэлю, чтобы тот налил нам еще по одной.
– Никогда не знаешь, чем это может закончиться, – проворчал я себе под нос, – когда кого-нибудь любишь. Никаких гарантий.
– Верно, – кивнул Сэмпсон. – Взять хотя бы меня. Скажи ты мне еще год назад, что у меня будет ребенок, я бы рассмеялся тебе в лицо. А теперь у меня на руках трехмесячный младенец. Какое-то безумие. И кто знает, что будет дальше? Все может закончиться вот так, – добавил он и щелкнул пальцами так, что у меня заложило уши.
У моего приятеля самые большие руки, какие я когда-либо видел. Рост у меня шесть футов три дюйма – не гигант, конечно, но выгляжу внушительно. Однако рядом с Сэмпсоном я всегда кажусь слабаком.
– Нет, мы с Билли отлично ладим, – продолжил он свою беспорядочную болтовню, которая каким-то непонятным образом ухитрялась попадать прямо в цель. – Но никто не поручится, что потом все не пойдет наперекосяк. Я так и вижу, как лет эдак через десять она вышвыривает на лужайку мои вещички. Черт его знает. Впрочем, что это я? Моя девочка никогда так не поступит. Кто угодно, только не Билли, – спохватился Сэмпсон, и мы оба рассмеялись.
Мы молча пили несколько минут, и я чувствовал, что настроение у меня становится хуже.
– Когда ты опять увидишь Алекса? – спросил мой друг, и его голос прозвучал мягко. – То есть Али. Мне нравится это имя.
– На следующей неделе, Джон. Когда я снова буду в Сиэтле. Нам нужно разработать график посещений.
Посещений! Я ненавидел это слово. Значит, мои встречи с сыном – посещения? Каждый раз, когда я произносил его вслух, мне хотелось что-нибудь разбить. Например, окно или лампу.
– Интересно, как они это представляют? – обратился я к Сэмпсону. – Нет, серьезно. Как я могу смотреть на Кристин, на Алекса и притворяться, будто ничего не происходит? Каждый раз, когда я их вижу, у меня сердце разрывается на куски. Даже если мне удастся сохранять веселый вид, невозможно так общаться со своим сыном.
– С ним все будет в порядке, – уверенно заявил Сэмпсон. – У тебя просто не может быть плохих детей. И потом, ты посмотри на нас. По-твоему, из тебя ничего хорошего не получилось? По-твоему, из меня ничего хорошего не получилось?
Я улыбнулся:
– Ты думаешь, нас можно взять за образец?
Сэмпсон проигнорировал мою шутку.
– У нас с тобой не было особых преимуществ, но мы прекрасно справились. Насколько я знаю, ты не ширяешься, не пропадаешь из дома и не бьешь своих детей. А я через все это прошел и стал вторым полицейским в вашингтонском округе. – Он наморщил лоб. – Постой-ка, ведь ты теперь толстозадый федерал? Значит, я стал не вторым, а первым полицейским!
Меня вдруг охватила острая тоска по маленькому Алексу и одновременно радость, что у меня есть такой друг, как Джон.
– Спасибо, что пришел сюда, – произнес я. Сэмпсон обнял меня за плечи и встряхнул.
– А куда еще я мог прийти?
Глава 42
Проснувшись, я увидел, что передо мной стоит озабоченная стюардесса. Наступило следующее утро, и я летел рейсом «Юнайтед джет» обратно в Лос-Анджелес. Судя по лицу девушки, она только что задала мне какой-то вопрос.
– Простите? – пробормотал я.
– Не могли бы вы поднять откидной столик? И пожалуйста, передвиньте спинку кресла вперед. Через несколько минут мы приземлимся в Лос-Анджелесе.
Перед тем как отключиться, я думал о Джеймсе Траскотте и о том, почему он так внезапно появился в моей жизни. Совпадение? Вряд ли. Я обратился к своей приятельнице в Квонтико и попросил навести подробные справки насчет Траскотта. Монни Доннелли пообещала, что скоро я буду знать о нем даже больше, чем хотел бы.
Я собрал свои бумаги. Глупо оставлять их вот так, без присмотра, и раньше я не сделал бы подобной ошибки; впрочем, спать в самолете тоже не в моих привычках. В последнее время все в моей жизни куда-то сдвинулось. Вот только куда?
Досье на Мэри Смит за эти дни раздулось до неимоверных размеров. Правда, последняя история оказалась ложной тревогой. Я даже не был уверен, что за ней стояла Мэри Смит.
Просматривая отчеты об убийствах, я замечал, что с каждым разом преступник действует более уверенно и агрессивно. Он буквально сжимал круги вокруг своих жертв. Первое нападение – на Патрис Беннет – произошло в общественном месте. В следующий раз это случилось уже возле дома Антонии Шифман. А теперь все свидетельствовало о том, что Мэри Смит провела часть ночи в особняке Марти Лавенстайн-Белл и потом убила ее в бассейне.
В общем, я вернулся в Лос-Анджелес, вышел в город и нанял машину, хотя мог бы вызвать агента Пейджа.
Филиал Бюро в Лос-Анджелесе давал сто очков вперед нашей штаб-квартире в округе Колумбия. Вместо тесного и запутанного лабиринта коридорчиков меня встретила ажурная конструкция с панелями из полированного стекла и морем дневного света. Из комнаты, которую мне выделили на пятнадцатом этаже, открывался просторный вид на Музей Гетти и окрестности. В других региональных отделениях мне в лучшем случае давали стол и стул.
Агент Пейдж появился через десять минут. Это был очень смышленый и амбициозный парень, которого после определенной подготовки ожидало большое будущее, но сейчас мне не хотелось, чтобы кто-либо торчал за моей спиной. Хватит с меня одного директора Бернса, да еще этого чертова писаки, Джеймса Траскотта. Кем он себя возомнил – моим Босуэллом? [8]8
Босуэлл, Джеймс (1740–1795) – шотландский писатель, автор знаменитой биографии «Жизнь Сэмюэла Джонсона».
[Закрыть]
Пейдж спросил, может ли он мне чем-нибудь помочь. Я протянул ему папку с досье:
– Эта информация устарела по меньшей мере на сутки. Я хочу знать все, что знает детектив Галетта. А также то, чего ей еще не известно. Так что бери ноги в руки и…
– Есть! – отчеканил он и удалился.
Задание, которое я ему дал, не было пустым поводом. Мне действительно требовалось быть в курсе событий, а то, что этим я убивал двух зайцев, спровадив с глаз долой агента Пейджа… тем лучше.
Я вырвал из блокнота чистый листок и набросал несколько вопросов, над которыми размышлял по дороге из аэропорта.
«М. Лавенстайн-Белл – как проникнуть в дом?
Есть ли у преступника черный список? Действует ли он по порядку? Существуют ли какие-нибудь косвенные связи между жертвами? Нужно ли их искать?»
Простейшая формула моей профессии: «как» плюс «почему» равно «кто». Если я хочу узнать о Мэри Смит, надо шаг за шагом сопоставить все сходства и различия – и все их возможные сочетания – в каждом из ее преступлений. Значит, необходимо заглянуть в особняк Лавенстайн-Белл.
Я написал: «Электронные письма/Злоумышленник?»
Мои мысли вертелись вокруг данной проблемы. Что общего между настоящим преступником и личностью, созданной им в письмах? Как они пересекаются? Насколько честно – хотя это слово не слишком подходящее – пишет Мэри Смит? В чем она лукавит?
Пока я этого не выясню, мне придется гоняться за двумя подозреваемыми сразу. А вдруг моя следующая встреча поможет немного разобраться с письмами?
Я записал еще один вопрос: «Орудия убийства?»
Большинство серийных убийц пользуются двумя разными видами оружия, и Мэри Смит не являлась исключением.
Первое служит для умерщвления. В данном случае это пистолет. Мы уже знали, что каждый раз она использовала один и тот же экземпляр. Насчет ножа такой уверенности не было. Кстати, не стоило забывать и про машину. Никаких иных способов быстрого перемещения по городу не существовало.
На втором месте стояли «инструменты» – с их помощью маньяк удовлетворял свои психопатические наклонности.
Имелись еще детские наклейки с буквами А и Б и сами письма. Обычно для убийцы такие вещи даже важнее, чем выбор оружия. С их помощью они как бы говорят: «Я был здесь» или «Это моя работа».
В худшем случае: «Я хочу, чтобы вы думали, будто я такой».
Подобным способом преступник бросает своего рода вызов, словно дразнит нас: «Приди и поймай меня, если сумеешь».
Эту мысль я тоже записал.
«Приди и поймай меня, если сумеешь».
Напоследок я набросал несколько фраз насчет того, что уже давно сидело у меня в печенках: «Траскотт. Появился шесть недель назад. Кто такой Джеймс Траскотт? Чего он хочет?»
Я спохватился и взглянул на часы. Чтобы успеть на следующую встречу, следовало поторапливаться. Пользоваться автомобилями Бюро я не хотел – зачем мне лишний соглядатай? – и предпочел взять машину в аэропорту.
Я вышел из офиса, никого не предупредив и не сообщив, куда направляюсь. Раз уж я решил опять превратиться в сыщика, надо хорошо вжиться в роль.
Глава 43
Наконец-то я занялся настоящим полицейским делом, и меня это здорово взбодрило. Я просто горел энтузиазмом. Профессор Калифорнийского университета Дебора Пападакис, пригласившая меня в свой загроможденный книгами кабинет – офис номер 22, корпус Рольфа, – нашла себе благодарного слушателя. Она убрала толстую пачку рукописей с единственного стула в комнате и переложила их на пол.
– Я вижу, вы заняты, профессор. Боюсь, это еще мягко сказано! Спасибо, что согласились встретиться.
– Рада вам помочь. – Она кивнула на свободный стул. – Никогда не видела Лос-Анджелес таким взбудораженным со времен… ну, не знаю – Родни Кинга. [9]9
Чернокожий таксист, жестоко избитый полицейскими в 1992 г. После того как суд оправдал их, в Лос-Анджелесе начались расовые волнения.
[Закрыть]Ужасная история. – Она торопливо вскинула руку и добавила: – Впрочем, теперь совсем другое дело. В любом случае для меня ваша просьба не совсем обычна. Я больше специализируюсь по коротким рассказам и эссе. Детективами почти не интересуюсь. Правда, я читаю Уолтера Мозли, но он скорее социолог, чем писатель.
– Мне пригодится любая помощь. – Я протянул ей копии писем Мэри Смит. – Не хочу повторяться, но будет лучше, если разговор останется между нами.
Визит в университет, как и все это расследование, был целиком моей инициативой. Никакого официального разрешения на демонстрацию писем – ни ей, ни кому бы то ни было иному – я не получал.
Профессор налила мне чашечку кофе из старого кофейника, и я подождал, пока она прочитает письма.
Кабинет Деборы Пападакис был, вероятно, одним из самых старых помещений университета. Он выходил во внутренний дворик и сад скульптур, где студенты отдыхали и делали свои задания, наслаждаясь чудесным калифорнийским солнцем. В других комнатах окна смотрели в основном на улицу. Массивный сосновый стол, диплом премии О'Генри, висевший в рамке на стене, – все это производило впечатление основательности и большого опыта.
Во время чтения профессор пару раз издала негромкое «хм». Наконец она подняла голову и взглянула на меня. Ее лицо побледнело.
– Ну что ж, – произнесла она, глубоко вздохнув. – Первые впечатления очень важны, так что начнем с них.
Я встал, а Пападакис взяла красный карандаш и стала подчеркивать фразы в распечатке.
– Видите здесь? И вот тут? Очень энергичные вступления. Вроде «Это я тебя убила» или «Я видела, как вы ужинали вчера вечером». Они сразу привлекают внимание, по крайней мере таково намерение автора.
– Что это может означать?
У меня имелись собственные гипотезы, но я пришел за мнением профессора. Пападакис покачала головой:
– Звучит эмоционально и немного нарочито. Писавший это человек тщательно выбирал слова. Здесь явно не поток сознания.
– Что еще можно заключить по письмам? Ваше мнение для меня очень ценно, профессор Пападакис.
– Я бы сказала, что автор отстраняется от собственных поступков.
Профессор взглянула на меня, будто ожидая одобрения. Я сомневался, что подобная неуверенность вообще была в ее характере. Во всем остальном она выглядела вполне твердой и даже приземленной женщиной.
– Не считая, может, тех случаев, когда он упоминает о детях.
– Продолжайте, – произнес я. – Меня интересуют дети. Что вы об этом думаете?
– Когда Мэри Смит описывает свои действия, это выглядит декларативно. Много коротких фраз, иногда просто скороговорка. Вероятно, она специально выбрала такой стиль, но скорее всего дело в бессознательной уклончивости. Я часто сталкиваюсь с проблемой, когда писатель боится собственного материала. Будь на ее месте моя студентка, я посоветовала бы ей позволить тексту быть более шероховатым. – Профессор пожала плечами. – Впрочем, я не психолог.
– А по-моему, у вас неплохо получается, – возразил я. – Звучит впечатляюще. Кое-что становится понятно.
Пападакис отмахнулась от моего комплимента.
– Я могу еще чем-либо помочь? Вы меня заинтересовали. Я просто заворожена. Нездоровое любопытство – так это называется?
Я заметил, что она заколебалась, будто хотела что-то добавить, но передумала.
– Прошу вас, не останавливайтесь, – произнес я. – Устроим «мозговую атаку». Мне сгодится любая мысль. Все, что придет вам в голову.
Профессор бросила карандаш на стол.
– Вопрос в том, кого мы ищем – человека или персонаж? Иными словами, является ли та отстраненность, о которой я говорила, характерной чертой автора, или он тщательно продумывает ее, так же как фразы в своих письмах? Трудно сказать наверняка. По-моему, это самая большая загадка.
То же самое я говорил себе все последние дни. Если профессор не ответила на мои вопросы, то хотя бы подтвердила, что я двигаюсь в правильном направлении.
Пападакис вдруг нервно рассмеялась:
– Надеюсь, вы не станете строить свое расследование на моих догадках? Будет ужасно, если я только зря собью вас с толку. Слишком большая ответственность.
– Не волнуйтесь, – успокоил я. – Мы учитываем множество разных факторов. Но вы правы – это очень трудная загадка. И для психолога, и для аналитика, и для литератора.
– Наверное, тяжело ездить по городу, собирая крохи информации? На вашем месте я бы чувствовала себя кошмарно.
– Разговоры вроде нашего – самая легкая часть моей работы, – заверил я ее.
То, что предстояло мне дальше, было гораздо хуже.
Глава 44
Вооруженная охрана остановила меня у ворот особняка Лавенстайн-Белл в Бель-Эйр, одном из районов Беверли-Хиллз. Два копа, стоявшие в конце аллеи, тщательно проверили мое удостоверение. Наконец меня впустили в большой дом, расположенный на той же извилистой улочке, что и отель «Бель-Эйр», – одно из самых спокойных и тихих местечек, в которых я когда-либо бывал.
На звонок ответил сам Майкл Белл. Здание было почти насквозь прозрачным, и я видел, как он приближался к двери. Походка у него была медленной и тяжелой.
Встреча с членами семьи, пережившей недавнее убийство, – всегда сложная дилемма. Вы хотите получить от них как можно больше информации, а они упорно избегают говорить о происшедшем. Мне так и не удалось найти подходящего решения данной проблемы – то же самое относилось и к человеку, стоявшему передо мной в дверях.
Мистер Белл мало напоминал типичного жителя Беверли-Хиллз. С пышной светлой бородой, в выцветших джинсах, клетчатой рубашке и сандалиях на босу ногу, он гораздо больше смахивал на какого-нибудь лесоруба или на бывшего участника скандальной группы вроде «Нирваны» и «Перлджэм». Только окружавшая нас ультрасовременная обстановка рассеивала это впечатление. Из материалов следствия я знал, что Белл и его жена купили особняк несколько лет назад.
Майкл Белл двигался и говорил как человек, оглушенный горем, однако вежливо пригласил меня войти.
– Может, что-нибудь выпьете? – спросил хозяин дома. – Кажется, у нас есть чай со льдом. Хотите, агент Кросс?
– Нет, спасибо, – ответил я.
Стоявшая рядом домохозяйка или няня средних лет была, очевидно, той самой Лупе Сан Ремо, которая нашла тело в бассейне.
– Nada, Lupe, gracias, – произнес мистер Белл. – Quisiéramos cenar a las siete, por favor. [10]10
Спасибо, Лупе, ничего не нужно. Ужин подай в семь (исп.).
[Закрыть]
Мы прошли на открытую галерею, где над огромным креслом торчали сразу три светлых головки. Согласно досье – Кэсси, Анна и Зуи; соответственно пять, семь и восемь лет. На широком плазменном телевизоре застыла картинка из мультфильма «В поисках Немо».
Я помешал им, и меня это огорчило. Неужели Мэри Смит действительно испытывала какие-либо чувства к детям своих жертв? Если да, то почему? Что творилось в голове у психопатки? Зачем она убила мать этих малышей?
– Девочки, я ненадолго уйду в другую комнату. Продолжайте пока без меня.
Белл нажал кнопку на пульте управления, снова включил фильм и прибавил звук. Я сразу узнал голос Эллен Диджинирес, потому что сто раз смотрел «В поисках Немо» вместе с Дженни. Она была без ума от рыбки Дори.
– Мы можем поговорить здесь, – промолвил Белл, когда мы вошли в гостиную с высоким потолком.
Стеклянная стена, поднимавшаяся в три яруса до потолка, открывала потрясающий вид на побережье и примыкавший к зданию бассейн, где нашли его жену Марти. Майкл Белл сел на бархатный кремовый диван и повернулся спиной к окну.
– Я всегда любил это место, – тихо произнес он. – И Марти тоже.
– Может, лучше перейдем в другую комнату?
– Спасибо, – ответил он. – Все в порядке. Я стараюсь, чтобы все шло так, как раньше. Надеюсь успокоить девочек и не сойти с ума. Не беспокойтесь. У вас есть вопросы?
– Да. Я уже знаю, что вас допрашивала полиция и вы свободны от всяких подозрений. Так что постараюсь свести нашу беседу к минимуму.
– Благодарю, но в этом нет необходимости, – возразил Белл. – Я хочу помочь. Мечтаю, чтобы вы поймали этого человека.
Я кивнул и сел напротив. Огромный стол из полированного мрамора возвышался между нами как гора.
– Простите, если мои вопросы покажутся вам слишком очевидными. У вашей жены могли быть враги? О ком вы подумали после того, как это случилось?
Он провел рукой по бороде и утер обеими ладонями лицо.
– Вы правы, я много об этом размышлял. Марти – всеобщая любимица. Она нравится абсолютно всем, что в нашем городе случается редко. Вы и сами можете проверить.
Белл остановился, и его лицо вдруг исказилось. Я заметил, что он вот-вот потеряет над собой контроль, и понял, о чем он думает. Она нравилась абсолютно всем. Не в настоящем времени. В прошедшем.
Его плечи опустились. Он вытер глаза сжатым кулаком.
– Простите. Я все жду, когда это как-то утрясется, но пока ничего не получается.
– Не торопитесь, – отозвался я.
Я мог бы сказать ему гораздо больше. Например, что отлично знаю, как это бывает. Не просто потерять жену, но потерять вот так, после жестокого убийства. Когда-то я был в аналогичном положении. И если сейчас он чувствовал то же, что я испытывал к Марии, никто не мог его утешить, тем более незнакомый полицейский. Любые, даже самые задушевные слова абсолютно бесполезны, поэтому я не стал вспоминать про Марию и про ее смерть.
– Папа?
Зуи, старшая дочь Белла, появилась под высокой аркой между коридором и гостиной. В большом проеме она казалась совсем маленькой, хрупкой и испуганной.
– Все в порядке, солнышко! – откликнулся отец. – У меня все хорошо. Иди ко мне.
Он протянул руки, и она двинулась к нему, обходя второй диван, чтобы держаться от меня подальше. Когда она упала ему в объятия, оба расплакались. Я подумал: а видела ли она раньше плачущим своего отца?
– Все хорошо, – повторил он. – Все нормально, Зуи. Я тебя очень люблю. Ты хорошая девочка.
– Я люблю тебя, папа, – прошептала Зуи.
– Мы закончим позже, – тихо произнес я. – В другой раз. У меня есть ваше заявление в досье. В общем-то больше мне ничего не нужно.
Он бросил на меня благодарный взгляд и прижался щекой к головке Зуи. Девочка размякла, поудобнее устроившись в его руках. Я вдруг почувствовал, как они близки друг к другу, и сразу вспомнил Дженни.
– Если я могу для вас что-нибудь сделать, скажите, – пробормотал Белл. – Буду рад помочь.
– Мне бы хотелось осмотреть дом, хотя бы ненадолго.
– Конечно.
Я повернулся, чтобы уйти, но остановился и заговорил снова – просто не смог сдержаться:
– Вы делаете именно то, что надо. Дети помогут вам справиться с бедой. Не покидайте их.
– Я так и поступлю. Теперь они все, что у меня есть. Спасибо. Вы очень чуткий человек.
Я не стал продолжать, но Белл уже понял, что́ я хотел сказать. Это совет не копа, а мужа и отца. Мне вдруг захотелось поскорее покинуть этот дом. Или хотя бы не задерживаться в нем дольше, чем необходимо.