Текст книги "Неусыпное око"

Автор книги: Джеймс Алан Гарднер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 24 страниц)

Оценивала меня. Угадывала, кто я такая. Или, может быть, просто ждала, когда же я уйду.

На опушке рощи я вдруг повернулась в ней.

– Ты меня бесила, – сказала я, – и я тебя бесила, но это было давно. Бессмысленно нам обеим вести себя сейчас в стиле снежной королевы.

Она поморщилась.

– Ты уверена, что не проходишь сейчас реабилитационную программу?

– Когда вступаешь в «Неусыпное око», то теряешь способность игнорировать очевидное. Например, как я разыгрывала потаскуху, чтобы приводить тебя в ярость. Это было откровенно по-детски. Прости меня.

– Ах, ты просишь прощения? Тогда все в порядке. Или тут мне стоит сказать, что я тоже прошу прощения, и мы бросаемся друг другу в объятия?

– Осторожно, ма, – если мы снова попытаемся ранить друг друга, то можем увидеть, сколько у нас общего. И кончится тем, что мы сблизимся вопреки своему желанию.

– Ты так считаешь? – Она глянула в сторону дома, будто размышляя, не спастись ли ей бегством под его сень. Бежать или остаться и проявить еще немного мужества. – Ты очень хорошо выглядишь, Фэй. Для девушки таких размеров. Я всегда говорила, что ты можешь быть хорошенькой, если станешь вести себя подобающим образом, без распутства.

– Ты никогда в жизни этого не говорила.

– Правда. Но ты действительно хорошо выглядишь. Ты…

Внезапно она круто повернулась и побежала через лужайку. Не поворачиваясь, она пробормотала на бегу:

– Он светился.

– Что? – Я догоняла ее, слегка отставая. – Кто светился?

– Твой отец. По ночам. В постели. После того как нашел лекарство. – Она бежала быстро, не глядя в мою сторону. – Время от времени он светился слабыми цветными огоньками.

Она взбежала по ступеням крыльца и скрылась в доме, не сказав больше ни слова.

15
ЯЩЕРКИ-СИРЕНЫ

О-Год был по-прежнему жив, но только благодаря аппаратам и теперь находился в прозрачной раковине из пластика, которая будет защищать его, пока не прибудут специалисты. Как только наш друг-контрабандист окажется в их руках, его жизнь смогут поддерживать механически сколь угодно долго, пока не отыщется панацея.

Если панацея существовала. И если птеромик-В не распространится неистово и сверхъестественно быстро, словно лесной пожар, пожрав языками пламени всю нашу систему здравоохранения.

Дэмоту, считай, повезло, если болезнь по-прежнему будет поражать только своборесов. Мировой разум сообщил мне, что на нашей планете в настоящий момент проживают 3219 своборесов – больше, чем я думала, но наши больницы справятся с таким наплывом больных. С трудом. С другой стороны, если птеромик-В снова заскочит на огонек к улумам, а может, даже к хомо сапам… да, ребятки, «цирк» тогда вернется в город.

А пока случай О-Года был самым запущенным на Дэмоте. Пробы, взятые у других своборесов – участников торговых переговоров, оказались положительными на наличие микроба, но ни один из симптомов у них пока не проявился. Их всех, конечно же, упекли в больницу, но О-Год все равно был обречен стать наиболее привлекательным полигоном для медиков-исследователей. Такое полное обмякание. Наблюдать его будут лучшие специалисты, выискивающие пути борьбы с заболеванием, пока не разразилась настоящая чума. Его будут пальпировать, пунктировать и проводить ректоскопию, да и жизнь точно будут поддерживать.

Что же до Тика, Фестины и меня… стоило ли нам позвать полицию? Рассказать им, что О-Год поведал нам про Ирану и Маммичог? Отрапортовать, что говнюки снова напали, стреляли в нас из запрещенных базук и все прочее? Так мы, клянусь адом, и сделали. Да, нас, может, и терзал ноющий соблазн покуролесить, устроить вылазку лихих супергероев из виртуальной игры, но ставки были уж очень высоки, чтобы мы тешили свое самолюбие.

– Я вызову их. – Тик скрестил руки на груди и облокотился на стену медицинского кабинета Вустора. Его одутловатое немолодое лицо приняло отрешенное выражение: входил в контакт с Кси.

– Чем это он занят? – спросил Вустор.

– Беседует с мировым разумом, – ответила я. – Который, в свою очередь, переговорит с рядом других людей. Простите, но скоро сюда прибудут орды соратников.

Мать вздохнула.

– Это означает, что мне придется за всеми убирать?

– Не говори глупостей, – сказал Вустор. – Мы всегда готовы принять гостей. И даже мою падчерицу Фэй, которой меня так давно пугают… – Он улыбнулся, словно говоря, что не поверил и половине того, что, видимо, наболтала ему обо мне мать. – Самое меньшее, что мы можем для вас сделать, – это предложить вам завтрак. Пойдемте. Фестина нахмурилась.

– Кому-то нужно остаться с О-Годом.

– Я раньше ухаживала за такими больными, – сказала мать. – И я знаю, как управляться с этими аппаратами. Идите, поешьте чего-нибудь, пока не прибыли остальные и не началась суматоха.

Ловко маме удалось избежать завтрака со своей дорогой дочуркой. Но я сказала себе, что в том не было недоброжелательства или злобы – только смятение после ее признания. («Он светился».) Она хотела остаться наедине с собой после того, как поделилась чем-то очень личным… не потому, что сердилась на меня, а потому, что слегка смущалась.

Вустор взял меня под руку (в характерной для улумов манере, нежно обвив руками мой локоть, чтобы ему не подпрыгивать слишком высоко) и снова провел нас через гостиную, потом через арку перомалинных пальмовых листьев прямо в крытый дворик с видом на океан. Солнце уже на ширину ладони поднялось над водой и освещало бамбуковый стол, на котором было накрыто на троих: для одного был подан традиционный для улумов фруктовый суп, для двух других – сырники, любимые хомо сапами.

– С вами живет кто-то еще, – отметил Тик.

– Один из наших любимых гостей, – пояснил Вустор. – Биолог, приезжающий довольно часто изучать джунгли. – Он направился к плетеной наружной двери, расположенной в дальнем конце дворика, и легонько постучал по ней. – Пора завтракать. Как ты себя чувствуешь нынче утром, Майя?

Фестина стояла ближе всех к двери. Не замешкавшись и полсекунды, она врезала пяткой по одной из деревянных дверных планок, и этот мощный удар расколол планку надвое. Это не ослабило силу удара; дверь отскочила обратно, врезавшись в стену следующей комнаты с такой отдачей, что заколебалась крытая тростником крыша. С воинственным кличем Фестина ворвалась в дверной проем, кулаки перед собой, готовые к глухой защите.

Тик прошел прямо вовнутрь сразу после нее. Также сделала и я, как только ухватила увесистый глиняный горшочек – будущий метательный снаряд. Все втроем мы остановились как вкопанные посреди маленькой спальни. Пружинный матрас на полу, смятые простыни. Широко распахнутое окно, выходящее на рощу орхидей.

– Черт! – прорычала Фестина. – Упустили!

– Она, похоже, видела, как мы с мамой возвращались из рощи, – сказала я. – И сделала ноги, как только мы скрылись из виду.

– Она могла тебя узнать? – уточнила Тик.

– Мой портрет показывали во всех трансляциях после гибели Чаппалара, – напомнила я ему. – По всей видимости, она решила, что мы пришли по ее душу.

– Что здесь происходит? – тоном, не допускающим возражений, вопросила мать, врываясь во дворик. – Откуда столько шума?

– Ваша гостья, – сказал Тик. – Майя Куттэк, верно?

– Да. И что?

– Ты действительно не интересуешься новостями, – пробормотала я. Мать стояла на другом конце дворика, краска бросилась ей в лицо: точно решила, что я опять превратилась в испорченное отродье и разношу дом в щепки. – За Майей Куттэк охотится чуть ли не весь Дэмот.

– Она наш близкий друг, – ответила мать, сплошь лед и ярость. – Зачем ее ищут?

– Для допроса, – отозвался Тик. – Возможно, по подозрению в убийстве.

Фестина стояла возле окна.

– Вот тут она выбралась; я вижу ее следы на росистой траве. Они ведут вглубь леса.

– Что находится в той стороне? – спросил Тик Вустора.

– Ничего. Наши поля. Джунгли.

– Спорим, что там есть шахты, – сказала я. – Мама говорила, что там в свое время ковырялись своборесы.

– В джунглях и вправду есть какая-то шахта, – признал Вустор.

– Что и объясняет нам, почему Майя сюда так зачастила, – сказала Фестина. – На пару с Ирану.

– Ты считаешь, что тут тоже есть андроиды? – спросила я.

– Может, андроиды, а может, и кто похуже, – ответил Тик. – А что это мы тут стоим, пока она убегает?

– Ты хочешь, чтобы мы сами ее догоняли?

– Придется… Ближайший полицейский участок как минимум в часе езды отсюда. Если она бежит к шахте, она сможет активировать роботов, уничтожить улики…

– Майя? – перебила его моя мать. – Невероятно! – Время идет, – ответил Тик, подскочив вверх и приземлившись на подоконнике. – Вустор, покажи мне шахту. Фэй, обратись в Центр опеки, потом догоняй меня.

Не дожидаясь ответа, он согнул колени и, оттолкнувшись, полетел ввысь, раскрывая мембраны, чтобы уловить любые восходящие потоки теплого воздуха, поднимавшиеся в тропической рассветной дымке. Вустор виновато глянул на мать, словно бессильно, извиняясь, а после стартовал с подоконника сам. Пока он набирал высоту в небе, это выражение «Прости, дорогая» на его лице быстро сменилось усмешкой, настолько ему передалось возбуждение Тика.

– Ну, – промолвила мать, – ты оказалась очаровательной гостьей, Фэй. Возможно, тебя порадует возможность поджечь дом перед тем, как ты, словно гончая, отправишься на охоту за моей подругой?

– Ты все неправильно поняла.

Между тем я подсоединилась по скоростному каналу к Центру опеки: «Майя здесь, высылайте полицейских». Ответ пришел через полстука сердца – ожидаемое время прибытия через тридцать семь минут. Как раз, когда все закончится, так или иначе.

Неимоверным усилием я собрала свои мысли в кучку, отчаянно пытаясь сконцентрироваться: «Павлиний хвост, ты сможешь открыть свой туннель там, чтобы полицейские добрались сюда быстрее?»

Ответа нет.

– Ну же! – крикнула Фестона. – Нам пора!

– Еще секунду.

«Павлиний хвост, Кси, отец… кем бы ты ни был, ты можешь нас доставить к шахте раньше Майи?»

Водоворот света закружился прямо за окном. Фестона бросилась прямо в его середину, не задав ни единого вопроса.

– Что это такое? – завопила мать.

– Папа, – ответила я. – Или тот, с кем ты спала последние несколько месяцев его жизни. – Я склонилась к ней, чтобы быстро поцеловать ее в щеку; мне казалось, что она захочет отстраниться, но она этого не сделала. Может, шок был слишком велик, и у нее не осталось сил реагировать. – Когда все это будет позади, – пообещала я ей, – я все тебе объясню.

Потом я бросилась вперед, спружинила о матрас Майи и вылетела в окно, точно как пловец после толчка летит с трамплина в воду. Воронка поймала и проглотила меня задолго до того, как я могла коснуться земли.

Павлиний хвост выплюнул меня на звериной тропе в самом сердце джунглей. Как обычно, труба исчезла в тот же миг в направлении… в направлении… ну, к этому времени я сплавлялась по этому желобу достаточное количество раз, чтобы не настолько страдать от головокружения, как после первого раза. Мне достало ума, чтобы быстро осмотреться, пытаясь углядеть, куда же девается хвост. На одну-единственную секунду мне показалось, что он идет на меня, переливчатые огоньки танцевали у самого моего носа, но… он исчез, а я чувствовала себя точно так же, как и всегда.

Я встала на ноги. Отряхнулась. Поразмыслила над этой фразой: «точно так же, как и всегда» – и озадачилась другим вопросом: как давно павлиний хвост спасает мою шкуру?

В старые недобрые времена мне иногда чертовски везло, потому что я умудрялась избежать верной смерти. А учитывая, что в те дни я частенько была под мухой, замечала ли я какие-то мерцающие огоньки?

Хм-м.

Фестина стояла в нескольких шагах от меня, глядя вверх на кроны деревьев с мрачным выражением лица.

– Что стряслось? – спросила я.

– Здесь все так похоже на мой дом.

– А это плохо?

– Мой дом – дьявольски опасное местечко. – Она пристально посмотрела на меня. – Ты что-нибудь знаешь про джунгли?

– Нет.

– Ну и ладно. Чтобы там выжить, стоит запомнить только один простейший принцип.

– Что за принцип?

– Все здесь мечтает убить тебя. Даже те штуковины, которые не убьют тебя сами, все равно хотят твоей смерти. Ты – ходячая пустая трата питательных веществ; они хотят переработать тебя и в таком виде вернуть в экосистему.

Она потянулась к поясной кобуре и вынула станнер… Ладно. Считайте меня убоявшейся.

– Держись тропинки, – велела адмирал. – Ничего не трогай, ни на что не наступай, ничего не задевай, – проходя мимо. Поняла?

– Да. Все здесь мечтает меня убить.

Ну что ж тут поделаешь? Для человека, выросшего в окружении карликовых и малокровных флоры и фауны Великого Святого Каспия, здесь был явный излишек неистового изобилия. Взять, к примеру, жизнь насекомых. В Бонавентуре мясные мухи были этакими заморышами, передвигавшимися молниеносным роем, который вилял и качался во все стороны, как пьяный портовый грузчик. Здесь, в Маммичоге, возле меня с жужжанием пронеслась одна муха размером почти с мой большой палец – такой не нужна толпа сотоварищей безопасности ради, она могла и сама за себя постоять. Медлительная и массивная, способная выдержать лобовой удар мухобойки, супертанкер из породы мясных мух с пугающе огромными мощностями по вместимости гемоглобина. Слава Господу, у этой твари было одно общее с малыми братьями-северянами качество: эволюция привила ему способность пить кровь только из живых существ, являвшихся исконными обитателями Дэмота, но не из людей. Может, она и обнюхала меня, пролетая мимо, но мой запах отличался от запаха ее обычной добычи, так что она отправилась дальше своей дорогой.

Одно насекомое мимо, миллиарды еще в пути.

Муравьи размером с детскую ступню… бабочки с размахом крыльев больше моей руки… жуки столь огромные, что их панцири могли бы служить хлебницами… не то чтобы это были настоящие наземные насекомые. Восьминогие, безо всяких усиков, со странно сочлененными с черепом жвалами, но названия, присвоенные людьми большинству представителей дикой природы, были названиями земных животных, потому что только их мы и знали. Эти твари торопливо передвигались, словно жуки; у них имелись хитиновые панцири, как у жуков; они заполняли те же ниши в экосистеме, что и жуки; так почему бы не назвать их жуками, даже если на самом деле они топочущие инопланетные гиганты?

– Хватит стоять, разинув рот, – приказала Фестина. – Нам надо найти Куттэк.

– Я попросила павлиний хвост доставить нас к шахте, – сказала я ей. – Так что она должна быть где-то рядом.

– Это ты так думаешь, – пробормотала она. – Твой ручной хвост мог отбросить нас на тысячу километров от Маммичога потому, что там было чертовски опасно.

– Ты просто завидуешь, что у тебя нет невидимого друга.

Я снова посмотрела на землю: в грязи отпечаталась четкая цепочка следов ботинок, оставшихся на размокшей земле и сохранившихся после того, как грязь высохла. Следы не могли принадлежать Вустору – слишком глубокие отпечатки для легковесного улума. Если моя мать никогда сюда не ходила, то это, возможно, след Майи.

– Это тот вид джунглей, где дождь идет каждый день после полудня?

– Я-то откуда знаю? Это твоя планета.

– Да, но королева джунглей у нас ты.

Она показала мне язык. Надо же, адмиралы тоже так умеют!

– Пойдем в ту сторону. – Я указала назад, где тропинка уходила в глубь чащи: оттуда вели следы на земле. Если здесь шел дождь каждый день ближе к вечеру, то следы остались, видимо, с вечера вчерашнего дня – Майя направлялась обратно в дом, завершив дневную работу. Если пройти по ним в обратном направлении, то мы найдем то место, где Майя провела весь день.

Отпечатки ботинок спустя десяток шагов свернули на тропинку поуже. Идти было легко – Майя не пыталась замести следы. Мы пролагали свой путь по грязи, выщелоченной до светло-песочного цвета, пока мухи-кровососы жужжали прямо над нашими ушами, решая, не куснуть ли нас просто так, для удовольствия. Мимо ползучих лиан и парящих на своих воздушных мешочках эпифитов… красно-белых полосатых грибов, растущих на поваленных деревьях, будто кто-то разложил там бекон… даже попался змеебрюх, один или два…

Если бы нас не вели следы, мы наверняка не нашли шахту. Половина пути ко входу была расчищена с помощью мачете, а после снова замаскирована колючими ветками растущего невдалеке кустарника. Фестина все еще была в своих теплых тундровых перчатках («И я буду их носить, пока не переберусь в то место, которое сочту теплым!»), так что ей не составило труда очистить вход от веток, не обращая внимания на колючки и шипы.

Открылся туннель, ведущий вниз. У входа – ящик с пятью фонарями-жезлами.

– Как это кстати, – сказала Фестина, вынимая один из ящика.

– Легче припрятать ящик здесь, – ответила я, – Чем каждый раз носить их из дома. К тому же Майя притворялась биологом. Мать или Вустор могли удивиться тому, что ей понадобился фонарь-жезл, чтобы шататься по ярко-солнечным джунглям.

– М-м-м… – Фестина заглянула в туннель. – Сразу спустимся? Или дождемся Майю и нападем из засады?

Я покачала головой.

– Было бы занятно узнать, что там внутри, но Майя сейчас важнее. Надо остановить ее, пока она не сделала чего-нибудь, о чем мы пожалеем.

– Договорились. – Фестина проверила аккумулятор станнера.

– Когда соберешься стрелять, – посоветовала я, – вспомни, что она еще может оказаться невиновной.

Майя могла слегка поиграть в любовь с Чаппаларом, после чего отправиться сюда в тот же вечер. Похоже, никто в Маммичоге не интересуется новостями, а потому она могла не слышать рассказов про убийства. Не знать, что ее возлюбленный погиб, не знать, что полиция ищет ее, чтобы допросить…

Фестина просто посмотрела на меня.

– Ладно, – сказала я. – Оглуши эту суку по самые помидоры, извиняться будем потом.

Мы устроили простую засаду: Фестина внутри туннеля со станнером в руке. Я одолжила ее перчатки и снова завалила дыру ветками, чтобы Майя не узнала о визите непрошеных гостей. Потом я отошла на несколько шагов и уселась на корточки за поваленным деревом – ждать, когда появится наша цель. (Не прикасаясь к стволу дерева. Я слыхала, что насекомые устраивают гнезда в подобных местах и всем роем вылетают возмущаться, если вы вдруг заденете их дом.)

Итак, мы ждали. Ждали стремительных шагов Майи, спешащей по тропинке к шахте и к чему-то, что она прятала внутри. Фестина оглушит ее в ту же секунду, когда она станет убирать ветки от входа, на том все и кончится. В положенное время сюда прибудет бригада медиков для О-Года, полиция для Майи, а также уйма экспертов.

Если повезет, они, может, позволят Тику и мне заглядывать им через плечо поначалу, пока не прибудут прокторы рангом повыше и не ототрут нас в сторону.

Вдалеке я услышала крики. Тик и Вустор? Если бы они догнали Майю после того, как она дала деру из дома, то не стали бы орать; Тик бесшумно спланировал бы с небес и двинул ей хорошенько в челюсть. Я никогда не видела, чтобы он дрался, но ведь он был магистром-проктором. К тому же погруженным в дзэн. Это причисляло его к той же лиге, к которой принадлежали и милые джентльмены из приключенческих книжек – те, что выглядят блаженными, словно манная кашка, пока не срубают вас на месте ударом ноги в голову. Если Тик сможет догнать Майю, то и завалить он ее тоже сможет.

Так к чему все эти крики и вопли?

Внезапно к голосу Тика присоединился пронзительный вой животных: этот шум был мне знаком по виртуальным программам-симуляторам жизни джунглей. Это был тревожный зов ящерок-сирен. Они и размерами всего-то с белку – крохотные псевдорептилии, живущие в кронах деревьев и питающиеся фруктами и семенами. Но у них ястребиное острое зрение и резонирующий воротник вокруг горла, который делает их крики настолько громкими, что куда там иерихонским трубам! Естествоведы называли их «клаксонами джунглей» – маленькие ходячие скандалисты, орущие «Убивают!», если их напугать.

Сейчас они были напуганы: десятками метались наверху где-то справа от меня. Потом другой отряд ящерок принял на себя эстафету великого вопля, и эти заорали уже много ближе. Они просто эхом повторяли крики первых паникеров – был ли то инстинкт вопить, как только заслышишь вой собратьев? Или они на самом деле видели что-то движущееся в направлении меня?

Новый визг продолжил череду скорбных воплей. Ближе. За всем этим шумом и гамом я больше ничего не могла расслышать. Что же там было? Что?

Что-то, что они могли видеть с верхушек деревьев. Что-то летящее. Глиссер?

Боже, конечно, у Майи был глиссер. Мы с самого начала знали, что она уехала из Бонавентуры, не воспользовавшись транспортным рукавом. У нее был собственный транспорт, и теперь она улепетывала на нем от преследования.

«Мировой разум, отыщи его, проследи за ним».

Но еще до того, как я прокричала все это про себя, мой мозг наполнился ответной информацией: наземный радар не смог зафиксировать транспорт.

Господи, Твоя воля, неужели у каждого на этой планете были глиссеры-невидимки?

Что-то пропороло кроны деревьев прямо над моей головой. Я успела быстро бросить взгляд на брюхо глиссера, створки его бомбового отсека были распахнуты; потом что-то большое и черное по форме, напоминающее дирижабль, выпало оттуда, прорываясь сквозь листву.

– Не может быть…

Бомба? У нее в глиссере была бомба? И она сбросила ее на меня. Нет, не на меня, она не знала, что я тут прячусь; она бомбила вход в шахту, чтобы завалить его, закупорить.

Но меня-то все равно разорвет на мелкие кусочки.

– Фестина! – заорала я. – Бомба летит! Беги внутрь шахты, чем глубже, тем лучше!

Дирижаблеобразный цилиндр продолжал падать – рывками, медленно, задевая ветви деревьев, задерживаясь на миг, пока ветка не ломалась под его весом или он сам не скатывался с другой стороны, потом летел еще несколько метров, пока не натыкался на новые препятствия.

Сколько таких столкновений он выдержит, пока не взорвется?

Я отвела завороженный взгляд от танцующей бомбы, и, конечно, павлиний хвост уже колыхался передо мной, змеясь, уходя далеко в джунгли.

– Нет! – резко бросила я. – Внутрь шахты. Мне нужно быть внутри шахты.

Там была Фестина. А если я позволю сплавить меня прочь из леса, то хвост может не проявить инициативы, чтобы вернуть меня обратно.

Фестина останется в темной ловушке. Как мой отец.

Я видела, что от павлиньего хвоста струится нежелание, почти ощутимое физически; но затем заколебался, изогнулся и протиснулся через кустарник, закрывающий вход в туннель. Пока он не передумал, я бросилась ему в пасть.

Он изрыгнул меня в черноту. Я поцарапала руку при приземлении на невидимый каменный пол, но больших повреждений он не нанес – этот туннель устилал более пышный ковер из грязи, лишайника и звериных экскрементов, чем тот, что был в туннеле на Каспии. В джунглях животный мир был более разнообразен, чем в тундре, и больше навоза и помета, в которые мне довелось шлепнуться.

Неистовая вспышка света осветила все вдали справа от меня, следом за этим вдалеке раздался гром и грохот. Это могла быть только бомба, разгромившая напрочь вход в шахту. Обрушившая бог знает сколько земли и породы, блокируя туннель. Наверное, и лес загорелся от взрыва, и теперь ящеркам-сиренам действительно есть от чего вопить.

Земля подо мной сотрясалась секунд десять, пока все новые и новые обломки рушащейся породы падали в жерло туннеля. Не только земля, но и выкорчеванные взрывом деревья. Я могла представить, как горят их листья, а птицы пронзительно кричат, и ящерки вопят, и насекомые спасаются бегством от пламени…

Но слышать всего этого я не могла. Уже не могла, потому что огромная пробка почвенного покрова джунглей заткнула вход в шахту. Даже землетрясения я слышать не могла, только чувствовала его сквозь каменный пол подо мной.

Через несколько секунд сотрясение прекратилось. Потом опустилась непроницаемая тишина, как будто я разом оглохла. Нет, я могла слышать свое собственное дыхание. Но ничье больше.

– Фестина? – позвала я.

Ей должно было хватить времени, чтобы добежать до безопасного убежища. Чтобы стрелой броситься вниз по туннелю, убегая из зоны поражения взрыва, из зоны обрушения.

Разве что она не слышала моего предупреждения. Или она попыталась побежать в другом направлении: наружу, а не внутрь, чтоб не оказаться в ловушке. Из шахты – в самый взрыв.

– Фестина, подруга! – позвала я снова. – Ты здесь?

Фонарик-жезл внезапно появился во мраке.

– Ладно, – прорычала Фестина, вся грязная с ног до головы, – когда я говорила, что в джунглях опасно, я имела в виду змей. Я имела в виду ягуаров. Я имела в виду муравьев-легионеров, пираний и кусты с острыми шипами-пиками. Я не имела виду чертовы, мать их, осколочно-фугасные бомбы.

Пауза.

– С тобой все нормально? – спросила я.

– Да, конечно. – Она отряхнула грязь с рукава. – Я разведчик. Я выходила живой и после настоящих взрывов.

Я могла бы позвать павлиний хвост, чтобы он вытащил нас оттуда. Если он сумел проложить себе путь сквозь завал на шахте «Рустико», то и здесь сможет это сделать. Но разве можно уходить, не найдя, чем же здесь интересовалась Майя? Чем-то, что она настолько хотела сохранить в тайне, что припасла бомбу, дабы стереть свой секрет с лица земли.

«Мировой разум, ты принимаешь мой сигнал?»

Немедленное подтверждение.

Прекрасно. Я тревожилась, что мы слишком глубоко под землей и радиоволны сюда не дойдут.

«Скажи магистру Тику, что мы с Фестиной в безопасности. Также передай это моей семье. Мы можем выбраться из этого туннеля в любое время, но сначала хотим посмотреть, что тут спрятано».

Подтверждение. И за механически-вежливым «Хорошо, принято» оттенок чего-то большего. Чего-то со всплеском адреналина. Страха? Или возбуждения?

Фестина, оказалось, наблюдала за мной.

– Ну и?..

– Если мы отправимся сейчас наружу, то другим понадобится много времени, чтобы докопаться досюда. Я думаю, нам стоит посмотреть, что Майя хотела здесь спрятать.

– А как же андроиды? – пробормотала Фестина.

– Мы скажем им, что у нас на них аллергия, точно так же, как в тот раз.

– Это сработает, только если сначала мы этих роботов увидим.

– Да ладно! Неужели тебе самой не интересно, что тут припрятано?

– Конечно, интересно, – резко ответила она, – а ведь, черт, мне не стоило бы этим интересоваться. Разведчикам требуется выжечь каленым железом каждую крупицу любопытства, которую они обнаружат в своей душе.

– И что с того? Ты ведь уже не разведчик.

Ее глаза сощурились от ярости.

– Фэй… до своего смертного часа я останусь разведчиком.

– Нет. Это пройденный этап. У тебя теперь другая роль. – Она попыталась меня прервать, но я ей не дала – Нет. Нет. Тебе пора прекратить убеждать себя, что ты такая же, как прежде, потому что это не так. Тебе не стоит растравлять эту рану еще пуще; ты можешь просто жить дальше.

Она смотрела на меня в упор несколько секунд этими своими ослепительными зелеными глазами, потом опустила взгляд.

– Я могла бы сказать то же самое тебе, – пробормотала она.

– И ты была бы не первой! Только ленивый в моей семье не досаждает мне по этому поводу. – Я подалась к ней, взяла ее за плечи и встряхнула. – Фестина Рамос, ты больше не разведчик. Это для тебя пройденный этап. Это осталось частью тебя, конечно, осталось, но у тебя теперь есть и другие составляющие. Составляющие типа «здесь-и-сейчас». И говорить себе «Я по-прежнему расходный материал» – это бестолковое поведение, особенно если тебе нужно вершить великие дела. Живи реальной жизнью, драгоценная. Поняла?

Уголки ее губ слегка поползли кверху.

– Можно подумать, будто это сработало в твоем случае. Да?

– Смотря, что подразумевать под словом «сработало».

Когда моя милейшая, замечательная Линн брала меня за плечи и увещевала меня, называя «драгоценной» и все в таком духе, то я действительно порой приходила в себя, хоть и без завышенных ожиданий на счет моего личного потенциала. Это было больше похоже на мечты о том, как было бы здорово перечеркнуть годы, когда я изображала из себя самодостаточную одиночку.

То же самое было и здесь. С глазу на глаз с Фестиной, только мы двое в безмолвном мраке туннеля. Тропически теплом. Тропически душном.

Она высвободилась из моих рук, а глаза ее смотрели в мои на секунду дольше, только после она их опустила. Я смотрела на нее еще полстука сердца, потом отвернулась. Две секунды спустя я почувствовала ее теплое прикосновение к моей обнаженной руке.

– Фэй…

Я обернулась, сердце зашлось от восторга. Но что бы она ни собиралась сказать, экс-разведчик Рамос вдруг растеряла всю решимость. Вместо этого она смогла только пробормотать:

– Понеси, пожалуйста, фонарик, – и протянула его мне.

Передала мне фонарь, прах ее побери. Отдала мне на откуп принятие решения.

Какие же мы обе были распоследние трусихи! Я знала, что мне нужно просто подхватить ее на руки, там же и тогда же.

– Боже, – наконец сказала я, – у нас полно дел, – и грубо пихнула фонарик обратно ей в руки.

– Правильно, нам лучше поспешить. – Она глянула на меня искоса. – Занять себя чем-нибудь. – И снова отвела от меня взгляд. – Нужно посмотреть, не припрятано ли тут чего-нибудь.

Еще секунду она просто смотрела на фонарь в своих руках. Потом она высоко его подняла и повела меня вниз по туннелю.

Через сто метров мы наткнулись на первый рудный завал. Часть свода обрушилась, завалив туннель массой почвы и камня. Все эти обломки были отброшены к краям туннеля, оставляя свободную тропу посередине.

Я задержалась, чтобы поддеть кусок обваленной породы носком ноги. Любая девчонка, выросшая в Саллисвит-Ривере, знает о руде и породе почти все. Каждая крупица этого камня выглядела как гранит, но в целом его структура была слишком однородной, без единого изъяна, который всегда найдется в реальной изверженной породе. Шестое чувство подсказывало мне, что этот камень искусственного происхождения – отлит как бетон, а после подвергнут светоотверждению.

Странно, если задуматься об этом. Если здесь шахта, то зачем облицовывать стены искусственным камнем? Разве шахтам не полагается самим по себе быть каменными? И опять же, здешняя порода должна залегать глубже, чем щит Великого Святого Каспия… так что эту часть туннеля, возможно, было необходимо укрепить дополнительно, пока туннель не углубится до твердой породы.

Могло быть и так. Но казалось очень уж притянутым за уши.

По пути нам попадались и другие завалы, некоторые протяженностью в несколько метров, некоторые просто как кучка камней. В каждом была прочищена тропка, чтобы мы могли пройти легко, как по красной ковровой дорожке: поработали Майя и Ирану, а скорее, их роботы. Здесь и там были поставлены подпорки для поддержки некоторых участков свода шахты: в тех местах, где в псевдограните наблюдались тонкие черные трещинки разломов.

Я никогда не видела таких трещин в заброшенных шахтах вокруг Саллисвит-Ривера. Но опять же, на Каспии нам ни фига не везло с землетрясениями. Я ничего не знала именно про Маммичог, но весь континент Арджентия был известен как сейсмически активный, так что неудивительно, если в этой шахте временами случались обвалы.