Текст книги "Неусыпное око"

Автор книги: Джеймс Алан Гарднер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 24 страниц)

– Гостевой дом Генри Смоллвуда, – сказал мужчина голосом столь искренне чарующим, что мне ничего не оставалось, как ему не поверить. – Могу ли я вам помочь?

– Я сотрудница «Неусыпного ока», – сказала я, – и хотела бы оставить срочное сообщение для Майи Куттэк. Я правильно понимаю, что она остановилась у вас?

– Мы будем счастливы, принять ваше сообщение, – ответила женщина-улум, – но если это срочно, мы не сможем гарантировать, когда Майя Куттэк его получит.

– Почему?

– Наши гости приезжают и уезжают, – пояснил мужчина. – Мы не можем гарантировать, что они скоро получат свои сообщения.

– Вы хотите сказать, что Майя Куттэк в данный момент не проживает у вас?

– Мы не можем разглашать такую информацию о своих постояльцах, – ответила женщина, и лицо ее переполнилось сожалением от того, что она не могла удовлетворить любую мою прихоть. За телефонным аппаратом, за пределами видимости экрана, Тик проговорил одними губами:

– Просто оставь записку.

Так я и сделала, попросив Майю «позвонить Фэй Смоллвуд при первой возможности». Что-то предостерегло меня от того, чтобы назвать свой личный номер; так что вместо него я продиктовала код «Ока». Нашей телефонной системе хватило бы ума перенаправить телефонный звонок, если меня не окажется в офисе.

Когда я договорила и отсоединилась, Тик сказал:

– Теперь будем надеяться, что она не получит сообщение как минимум час.

– Почему?

– Потому что мировой разум говорит мне, что такова длительность перелета до Саллисвит-Ривера. Собирайся с духом, Смоллвуд, мы атакуем.

Нет. Мы не впрыгнули в поджидавший нас глиссер и не бросились навстречу врагу. Мы с Тиком не были безмозглыми… не были мы и великанами полицейскими с современными причиндалами для поимки и задержания возможных подозреваемых в убийстве. Я молча возликовала в глубине души, когда Тик спросил:

– Кого ты знаешь из местных жандармов, Смоллвуд? Желательно кого-то, у кого достаточно власти, чтобы собрать войска под нашими знаменами. Кого-то, кто выслушает твои россказни о Майе и не подумает, что ты совсем спятила.

– Есть некий капитан Четикамп, – ответила я. – Мы довольно быстро поладили прошлой ночью.

Тик снова махнул рукой в сторону телефона.

– Позвони своему милому дружку и подчини его своей воле.

Бэзил Четикамп, благослови его Господь, был в данный момент на дежурстве; он даже знал исходные данные по убийству Чаппалара, хотя и не был в составе группы дознания. А когда он услышал, что следователи проглядели такой ключ, как Майя, то поклялся, что их всех разжалуют в поселковые собаколовы. Пообещал немедленно отправить отряд в Саллисвит-Ривер: двух сыщиков, чтобы вежливо задать вопросы, и свору вооруженных офицеров боевого взвода на случай, если вдруг запрограммированные на убийство андроиды выйдут маршем из тундры. Он уже вызывал свой отряд, когда я спросила:

– Где мы встретимся с вашими людьми? Капитан споткнулся на полуслове и вперил в меня стальной взгляд.

– Встретимся?

– «Неусыпное око» намеревается проверить вашу работу над этим делом. Магистр-проктор и я будем сопровождать вас в Саллисвит-Ривер.

– Мисс Смоллвуд…

– Проктор Смоллвуд.

В его пристальном взгляде прибавилось стали.

– Проктор Смоллвуд, это совершенно недопустимо для гражданских лиц…

– Мы не гражданские, – перебила я. – Мы члены «Неусыпного ока». У нас есть юридически закрепленное право проверять действия полиции так, как мы считаем нужным.

– Вы получите самый полный отчет обо всем произошедшем.

– Не пойдет. Магистр Тик и я желаем присутствовать на месте событий.

На лице Четикампа появилось кислое выражение.

– Тик? Тик теперь в Бонавентуре? Смоллвуд, каждый офицер полиции на планете знает, что Тик…

– Полный псих? – предположила я.

– Хуже: неудачник. На Дэмоте нет ни единой гремучей змеи, но если бы Тик пошел гулять по лесу, одну бы он обязательно нашел. Не то чтобы она его укусила – но на следующего бедного дурачка, идущего по тропинке, напала бы. Если Тик в Бонавентуре…

Четикамп затряс головой. Бедолага не выглядел счастливым.

Часть меня хотела отпустить его с крючка; в конце концов, зачем нам с Тиком нужно бросаться на линию огня? Мы могли бы остаться дома, прочесть полицейские рапорты, проанализировать прочитанное…

Но это был ни к черту не годный способ проводить проверку. «Анализируй документацию, но не доверяйся ей» – совет, по возрасту равный «Оку». «Выйди из офиса. Распахни запертые двери».

– Капитан, – сказала я своим кротчайшим голосом мамы Фэй, – мы не хотим делать за вас вашу работу… мы просто хотим выполнить свою. Вы знаете, что мы не пытаемся помыкать вами или загребать жар руками ваших людей; мы просто внимательно отслеживаем ваши процедуры, так всегда поступает «Око». Естественно, это доставляет вам дополнительное неудобство, но ваше начальство и «Око» в прошлом всегда улаживали подобные вопросы. Правильно?

Я надеялась, что это было правдой. Полиция обычно с трудом, но терпела вмешательство «Ока» – не то чтобы им нравилось, как мы дышим им в спину, но они мирились с нашим присутствием так долго, что мы стали частью пейзажа, как составление отчетов и пешее патрулирование. С другой стороны, если из-за отчета «Неусыпного ока» Четикамп получал нагоняй…

Капитан вздохнул.

– Ладно, проктор Смоллвуд. Вы с Тиком можете поехать на место вместе с отрядом. Я тоже поеду – в качестве вашего личного сопровождающего. Заеду за вами через пять минут.

Экран погас до того, как я успела сказать спасибо.

9
КЛУБНИЧНЫЙ ДЫМ

Я вынудила, улестила, угрозами заставила свою семью уехать из Саллисвит-Ривера, когда мне был двадцать один год. К тому времени я устала от тусовок и достаточно успокоилась после своих буйных юных лет. В любом случае у заштатного шахтерского городка – сплошь голый камень – были весьма ограниченные возможности по сравнению с большим городом Бонавентурой, где Уинстон получил стипендию для поступления на юридический факультет университета, Энджи обнаружила, что она гуру виртуальной реальности, Эгертон приобрел свой первый грузоперевозчик и так далее. В итоге семья поблагодарила меня один (одна) за другим (другой) за то, что я изводила и допекала их, пока мы не перебрались.

Несмотря на это, мои супруги не полностью оборвали все связи с прежде родным городом. Они наезжали туда время от времени все эти годы, навещая родителей, братьев и сестер, хвастаясь детьми и другими успехами.

Я? Я – никогда. Папа умер. Мать уехала из города в день моей свадьбы – либо, умывая руки от моего воспитания, либо просто пользуясь возможностью позаботиться о своем здравом рассудке теперь, когда мои супруги были в ответе за мой. Какова бы ни была причина, ма отвалила на юг, в джунгли Арджентии, и теперь разводила местные орхидеи, пытаясь усилить их естественные защитные свойства, и жила в хижине с улумом-фермером. Так что мне некого было навещать в Саллисвит-Ривере. И уж конечно, у меня не было никаких успехов, которыми хотелось бы похвастаться, если только не считать успехом банальное выживание. Помимо всего прочего, как можно было страдать от ностальгии по большому шлаковому конвейеру, притворяющемуся городом, – а наполнен он был дурными воспоминаниями и типами, некогда мешавшими меня с грязью.

Ну и пусть… ну и пусть. Я вдруг поняла, что едва сдерживаю слезы, когда полицейский глиссер летел, паря над лесом и тундрой, к моей родине. Света внизу не было, только сияние звезд, отражаемое снегом. Я вспомнила ночи моей юности, прогулки по такой тьме – с папой, с мальчиком, с друзьями; виды прогулок различались, но каждая была неповторима и волшебна.

Забавно, как забываешь о волшебстве. Даже когда вы говорите (как мы все утверждаем), что совсем не утратили детскости, все равно понимаете, что много лет не ощущали даже малейшего трепета волшебства. И этого ни за что не признаешь, пока волшебство не снизойдет на тебя снова.

Мрак. Безмолвие.

Свет в салоне глиссера был тусклый. Какой-то полицейский бормотал, планируя действия в непредвиденных обстоятельствах. Но меня это вовсе не касалось. Я села у окна и позволила ночи поглотить мои мысли.

Непроницаемая ночь тундры: та же ночь, что баюкала когда-то меня маленькую. Та же ночь, что окутала этот край тишиной на невыразимо безлюдные века.

Глубокие корни. Неразрывность. Дом.

Саллисвит-Ривер вырос. Наша старая семейная резиденция некогда стояла на окраине городка, а теперь она соединилась с другой симпатичной деревушкой, утыканной сувенирными лавками для туристов, гостиницами для туристов и увеселительными центрами для туристов. Нынче был мертвый сезон: слишком поздно для лыж, слишком рано для походов, слишком слякотно почти для всего.

Глиссер приземлился на парковке гостевого дома. Четикамп, Тик и я подождали, пока отряд не перегруппируется, чтобы развернуться по всему периметру. Эти дуболомы, бодро крадучись, растворялись в темноте. Я сомневалась: означает ли это уверенность, что неприятностей не будет, или радость от того, что скоро они могут оказаться на линии огня?

На пути к дому один из сыщиков заключил пари со всеми желающими, что Майя Куттэк совершенно не причастна к убийствам. В худшем случае она могла просто бездумно болтать в общественном месте, сплетничая о том, что ее задушевный дружок Чаппалар должен возглавить тайную проверку на насосной станции № 3. Один из настоящих злодеев, видимо, услышал ее и не упустил шанса завалить проктора при исполнении.

Сыщик, предложивший данную теорию, был мужчиной по имени Уиллис Блик – кругленький, пухленький хомо сап с гладким мальчишеским лицом, которое уж точно обрекало его на роль «доброго полицейского» на протяжении всей службы. Его напарником была Феллбурни, дивианская женщина из рода туе-туе: на голову выше меня, плотная, как древесный ствол, с распирающими одежду мускулами. Туе-туе изначально создали для жизни на планете, гравитация которой превышала 2,3 земной; Джупкур как-то пошутил, что их сгенерировали не генетически, а геологически, наподобие ходячих громадных построек, играючи отжимающих лежа девятисоткилограммовые штанги. Среди друзей Феллбурни слыла весьма приятной женщиной, классической «доброй великаншей», но я могла представить, как на службе она превращается в «злого полицейского» в любой момент, когда ей заблагорассудится.

Сыщики пошли вперед, а Четикамп, Тик и я следовали за ними по дорожке к парадному входу гостевого дома. Моя прежняя полусфера располагалась где-то рядом – трудно было сказать, где именно, потому, что знакомые ориентиры скрывались в темноте. Но опять же, как знать, что ориентиры вообще остались? Камни и деревья моего детства могли убрать, чтобы освободить место для крокетной площадки при гостевом доме.

Парадная дверь открылась при нашем приближении, и мы вступили в безжалостно уютный вестибюль. Мягкие кресла, обитые шкурой облокотов, стояли пухлым палевым полумесяцем у камина, возле которого пол был опять-таки полукружием вымощен плиткой. В камине горели поленья синествола; я могла отличить их дым, в котором была навязчивая клубничная нотка, тонкая, но достаточно сладкая, чтобы мой желудок запротестовал. На этом островке спокойствия никого не было, а за стойкой у дальней стены зала стояла пожилая женщина-улум в ожерелье из деревянных бусинок. Она подняла голову, улыбнулась и произнесла:

– Добрый вечер. Могу ли я вам помочь?

Феллбурни и Блик предъявили удостоверения. Дама (с нагрудной визиткой, на которой значилось «дежурная») взяла удостоверение Блика и приложила его к своему имплантату в запястье, чтобы мировой разум проверил данные. Мы все одобрительно покивали – слишком много доверчивых граждан не глядя принимают тисненное золотом удостоверение за чистую монету. За доли секунды мировой разум по цепочке установил связь с Бликом (точнее, с имплантатом в его запястье) и отправил подтверждение, что да, настоящий следователь Уиллис Блик, офицер с хорошей репутацией в полиции Бонавентуры, стоит буквально в одном шаге от собственного удостоверения. Дежурная вернула удостоверение Блику.

– Что привело вас в Саллисвит-Ривер, офицеры?

– Мы ищем женщину по имени Майя Куттэк, – сказал Блик. – Она здесь живет?

– Госпожа Куттэк сняла у нас комнату, да, – ответила дежурная. – Она поселилась у нас еще осенью – арендует комнату помесячно. Но я ее не видела уже несколько дней.

Стоящий подле меня Четикамп напрягся. Я предполагала, что полицейские лучше умеют скрывать свои чувства.

– Знаете ли вы, куда она могла уехать? – спросила Феллбурни.

Дежурная прошептала команду своему имплантату в запястье, потом повернулась к экрану на столе, чтобы считать результат.

– Госпожа Куттэк не сообщила нам, куда направляется. За последнее время она несколько раз съездила в Бонавентуру, к тому же у нее есть походное снаряжение для любой погоды. Вы знаете, что она археолог? Для нее нет ничего необычного в том, чтобы периодически проводить вне дома по нескольку ночей, исследуя различные места раскопок в этом районе.

«При том что она так и не получила лицензию. Похоже, наша Майя не в ладах с законом».

– Знаете ли вы, где она может проводить раскопки? – уточнил Блик.

– Она интересовалась заброшенными шахтами. Здесь их несколько, им более трех тысяч человеческих лет. Я могу одолжить вам отличную обзорную карту, на которой отмечены все известные места их расположения, хотя сомневаюсь, удастся ли вам найти доктора Куттэк в этих местах. Поговаривали, что она нашла новое интересное место. Но опять-таки, я никогда не слышала, чтобы она сама об этом упоминала; просто кто-то из обслуживающего персонала делился предположениями.

Возникало множество других вопросов. Когда точно Майю последний раз видели в гостевом доме? За два дня до гибели Чаппалара. Были ли у Майи друзья, которые могли бы быть в курсе ее нынешнего местопребывания? Госпожа Куттэк жила замкнуто. Приходили ли к Майе когда-нибудь посетители? Дежурная таковых не припоминала.

Другими словами, ничего. Майя могла быть археологом bona fide,[12]12
  Настоящий, подлинный (лат.).


[Закрыть] невинно занимавшимся своими исследованиями, или убийцей, прячущимся, выжидая, в глуши, временами отбывавшим в «экспедиции», которые прикрывали гораздо более зловещую деятельность.

Когда у Блика и Феллбурни кончились вопросы, они повернулись к Четикампу: не хочет ли он что-нибудь спросить? Он пожал плечами, и тут незамедлительно вперед вышел Тик, как будто он только и ждал, пока расспросы закончит полиция.

– Турифф (уважаемая госпожа), – сказал Тик. – Сколько в действительности жила здесь в своем номере Майя Куттэк? Три-четыре дня в неделю? Больше? Меньше?

Дежурная на мгновение задумалась.

– День тут, день там, верно, вместе получилось бы около недели каждый месяц. Остальное время она посещала Бонавентуру или была в походах на природе.

– Всего одну неделю, – сказал Тик. – Надо же! Было бы, наверное, экономнее платить посуточно, а не бронировать номер сразу на месяц?

– Все верно, – согласилась дежурная. – У нас очень выгодный помесячный тариф, но если бы госпожа Куттэк платила только за сутки, проведенные здесь, она могла бы сэкономить приличную сумму денег. И ради такого частого гостя мы бы с радостью хранили ее багаж между приездами, если ей в походе не требуются все вещи. Наш управляющий предлагал ей это однажды – мы не хотим, чтобы наши гости считали, что мы на них наживаемся. Но госпожа Куттэк сказала, что для нее деньги не принципиальны, гораздо важнее возможность приезжать и уезжать без необходимости всякий раз регистрироваться заново.

Тик быстро бросил на меня многозначительный взгляд; мне он был не нужен. В своем письме к Чаппалару Майя утверждала, что почти лишена средств.

Так почему она так небрежно выбрасывала деньги на гостиничный номер, которым почти не пользовалась? Даже по прошествии сезона гостевой дом был не самым дешевым местом проживания.

Капитан Четикамп тоже уловил подтекст.

– Каким образом Майя Куттэк оплачивала свой номер? – спросил он.

Дежурная помедлила с минуту, видимо взвешивая права на неприкосновенность частной жизни гостя и давление, которое могли бы оказать на нее полицейские. Потом она пошептала что-то в коммуникатор на запястье и повернулась к настольному экрану.

– Деньги списывались со счета в банке, который находится в Девианской свободной республике.

Тик лучился ангельской улыбкой. Я практически могла прочесть его мысли. Майя. Убийца. Финансируется своборесами.

– Гремучая змея, – одними губами сказал мне Четикамп.

Конечно, сыщики попросили об обыске номера Майи. Конечно, дежурная ответила, что это нужно обсудить с управляющим. Конечно, управляющий нашелся не сразу, и, конечно, еще дольше его убеждали, что нужно разрешить полиции провести обыск без ордера. Все решили, что такие проволочки в порядке вещей – как хорошо разученный вальс, который полицейским необходимо было протанцевать с гостиничными властями перед тем, как откроется нужная нам дверь.

Когда мы наконец-то попали в номер, он был пуст, под этим я подразумеваю, что Майя не оставила никаких изобличающих улик. Да, в шкафу висела одежда – дорогая на вид, с бирками модных домов, – а в ванной был обычный набор туалетных принадлежностей, опять же все наивысшего качества, а благодаря моему дорогому Питеру я кое-что знала о стоимости духов. (Парень просто обожал парфюмерию и желал, чтобы все окружавшие его женщины ею пользовались. В отличие от остальных моих супругов, которые либо не замечали, либо морщили носы и смешно, по-кошачьи чихали.)

Если вам интересно, то в номере Майи стояла огромная кровать с деревянным каркасом, сделанным из корабумажных веток, на которых до сих пор оставалась кора; современная консоль коммуникатора, продуманно упрятанная в стенную нишу; маленький уборочный сервомеханизм, который повсюду следовал за Феллбурни, суетливо разглаживая ковер там, где массивная сыщица приминала ворс. Но не было ничего, что вы не могли бы найти в любом другом гостиничном номере, выполненном в «натуральном» стиле. Ни хитромудрого оборудования, которое позволило бы программировать андроидов-убийц. Ни наспех накарябанных манифестов, поясняющих, почему «Неусыпное око» должно быть истреблено. Ни смятого бланка заказа на поставку трех десятков гелевых ружей. И улик, указывающих на то, куда могла запропаститься Майя, мы тоже не нашли.

(Тик велел мне отвлечь остальных, пока он разговаривает с сервоуборщиком. На что я только не готова пойти ради «Ока». И, по словам Тика, чертова машина не могла выдавить из себя ничего, кроме: «Грязные ботинки. Грязные ботинки. Грязные ботинки».)

Блик и Феллбурни отправились на новый обход – опрашивать персонал и искать гостей, говоривших с Майей в последний раз, когда она была здесь. Четикамп приказал половине взвода отправляться назад в глиссер на осмотр местности: проверить известные шахты, не разбила ли Майя рядом лагерь. Сначала он думал, что достаточно будет провести инфракрасное сканирование с воздуха, но я сказала, что им стоит лично заглянуть в каждый шахтный туннель.

– Если бы я разбивала лагерь в это время года, я бы велела своей палатке расположиться немного в глубине шахты. Лучше быть подальше от ветра, если вдруг нагрянет снежная буря.

– Если этим шахтам три тысячи лет, – сказал Четикамп, – не слишком ли рискованно забираться внутрь? Они, должно быть, вот-вот обвалятся.

– Детьми мы все время забирались в шахты, – ответила я. – Слишком глубоко никогда не заходили, но верхние туннели до сих пор держатся практически без единой трещинки. Кто бы их ни выкопал, он заботился о постоянстве больше, чем мы, хомо сапы; к тому же плюс в том, что Каспий не сейсмоопасная зона. – Я указала на точку на карте Четикампа. – Это единственная опасная шахта, и власти перекрыли ее много лет назад.

– Что особенного в этой шахте? – спросил капитан.

– Там были взрывы. В ней стало опасно.

Ушные веки Тика заинтересованно распахнулись.

– Взрывы? Что за взрывы?

– М-м-м… газ.

– Расскажи нам поподробнее, дорогая Фэй. – Тик изобразил на лице любезно-заинтересованное выражение, говорившее о том, что он готов ждать вечно.

Я понимала, что он не отвяжется, пока не услышит рассказ целиком.

– Хорошо, – проворчала я, – мы использовали эту шахту для захоронения трупов, доволен? Во время чумы. Почвы здесь всего ничего – несколько сантиметров слякоти поверх твердого скального щита – хоронить негде, к тому же мы думали, что, когда чума закончится, нам будет нужно вернуть тела наследникам. – Я опустила глаза, избегая всеобщих пристальных взоров. – Мы паковали мертвецов в специальные мешки, но все равно была утечка. Утечка газа. И периодически происходили взрывы.

– И тела там завалило? – в ужасе спросил Тик.

Ничто так не доводит улума до нервной дрожи, как мысль о перспективе быть погребенным под тоннами камней. Даже если ты уже мертв.

– Туннель не обвалился, – сказала я ему, – но «Рустико-Никель» запретила людям спускаться туда для исследования повреждений. Так как земля эта принадлежит компании, их привлекли бы к ответственности за чужие увечья. После чумы комиссия решила, что людям опасно заниматься извлечением тел, так что некая благотворительная организация под названием «Достойный мемориал» заплатила за отправку туда…

Я умолкла. Тот день, когда тела извлекали из шахты. Прошел уже почти год после окончания эпидемии, дул холодный порывистый ветер, и улумы удерживались на земле, только вцепившись в деревья ближайшей рощи, обнимая стволы так, будто они, стесняясь, пытались скрыться от посторонних глаз.

Я была там единственным хомо сапом – пришла посмотреть большей частью из-за того, что все остальные держались от того места подальше. Люди в Саллисвит-Ривере не хотели, чтобы им напоминали о трупах или о том, как мы хихикали, поджигая пары разложения. Кто мог вынести вид того, во что превратились тела? Почерневшие от взрывов. Изъеденные насекомыми. Надтреснутые и иссушенные морозом той зимы.

Жуть. Я не могла остаться в стороне.

Я собиралась рассказать соседям все в подробностях. Пусть их желудок не удержит завтрака. А может, я пыталась довести себя до тошноты, точно так же, как я вызывала у себя омерзение всеми своими поступками в те времена.

Не стоит и говорить, что я хотела посмотреть, как это выглядит – быть мертвым. Увидеть не смерть в своей постели – такого в «цирке» мы насмотрелись вдосталь, – а смерть, бряцающую костями без кожи, мумиями, лежащую на земле, взаправдашнюю и действительно окончательную.

Как выглядел бы папа в своей могиле.

Пока улумы держались за свои деревья, я стояла прямо посреди поляны у входа в старую шахту. Ждала, когда увижу трупы. Увижу правду.

Улумы позади меня стали перешептываться – они услышали приближение чьих-то шагов за десять секунд до меня. Цок, цок, цок – взбирались шаги по каменному полу шахты.

Затем из мрака туннеля выступила фигура, державшая на руках мешок с телом, словно баюкая ребенка. Целлофан мешка оплавился насквозь в нескольких местах; через дыры виднелась обгоревшая кожа улума цвета жженого сахара.

Обладатель страшной ноши подошел прямо ко мне и положил мешок с телом к моим ногам, будто подношение. Не знаю почему – какой-то глюк в его программе. Раз уж людям в шахте было небезопасно, тела вытаскивались на поверхность роботами: похожие на людей андроиды, одетые в траур. Организация, оплатившая извлечение тел, назвала это знаком уважения к умершим, лучше использовать роботов, похожих на скорбящих людей, чем автопогрузчики, тележки для руды, сталь на колесах. (Было бы еще более уважительным привлечь роботов, выглядящих как улумы, но готовые модели, подобные хомо сапам, были дешевле.)

Два десятка андроидов работали над эксгумацией тел в тот давно минувший день. Теперь мне было не отвязаться от мысли: что сталось с этими роботами после того, как они закончили работу?