Текст книги "Неусыпное око"
Автор книги: Джеймс Алан Гарднер
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 24 страниц)
– Нам являются видения, Смоллвуд? – прошептал мне Тик.
– Да.
Он улыбнулся, возможно, радуясь за меня, что Кси послала мне видение, или за себя, что это не просто его галлюцинации.
– У нас имеется удачное попадание в пятидесяти километрах отсюда, – отрапортовала адмирал, сверяясь с изображением на автономном связующем кристалле. – Зонд рапортует о семидесяти трех процентах уверенности в том, что это значимая находка. – Она слегка фыркнула, выражая сомнение. – Я бы отнеслась к этому с недоверием, но проверить стоит.
Мы с Тиком промолчали. Мы уже увидели, что находка не просто «значимая».
Рамос зафиксировала положение зонда в момент отправки рапорта, потом отправила ракете приказ вернуться к ранее запрограммированному маршруту поиска, высматривать другие «значимые» места, которые могут таиться в чаще. В ту же секунду, когда она выдала новые инструкции зонду, мое видение норы в земле улетучилось.
Тем временем Полетт и Донт звонили Четикампу за новыми указаниями. Стоит ли нам смотаться посмотреть, что обнаружил зонд? Или оставаться недвижимыми, покуда не прибудет отряд побольше? Вдоволь помямлив и потянув резину, Четикамп дал разрешение «отправляться с соблюдением предосторожностей», что означало, что он подвел черту под собственной уверенностью в том, что Майя уже мертва, плюс под сомнениями Фестины в том, что зонды что-то нашли, и вычел из полученной суммы неудобства и пустую трату времени от отправки отряда на новое дурацкое задание в Саллисвит-Ривер. Двое наших телохранителей обещали запросить дополнительную поддержку при первом намеке на проблемы или при обнаружении реальных улик, но все мы знали, что, пока помощь прибудет, пройдет немало времени.
Через полчаса глиссер Фестины парил над обнаруженным местом. Все совпадало с моим призрачным видением: смешанный лес, нора в земле, подгнившие останки костра. Достаточно для того, чтобы вызвать Четикампа? Полетт и Донт покачали головами: костер мог быть делом рук охотников или туристов. Те же люди могли вырубить кустарник возле норы, из чистого любопытства или потому, что увидели, как вскипает снежная буря, и решили, что безопаснее будет под землей.
Рамос согласилась с ними – все это могло ничего не означать. Но яркий блеск ее глаз чуть померк – теперь взгляд был контролируемо сосредоточенным, острым-настороженным. «Лицо игрока», типичное для разведчика, готовящегося к заданию.
Мы приземлились не сразу, а сначала облетели местность четырежды, сканируя область в четырех различных диапазонах электромагнитного спектра. Поиск не показал ничего, кроме деревьев и тундровых лис да крохотных зверьков, прогрызавших себе норки под мшистым ковром.
– Они опасны? – поинтересовалась Рамос. – Могут ли укусить? Переносят ли заразу?
Я сказала ей, что они ничем не хуже земных белок. Да, у них были зубы, и временами они могли быть переносчиками пары-тройки гадких микробов, но, «Фестина, милочка, соберись – они всего-навсего белки».
Адмирал бросила на меня угрюмый взгляд и развернулась для очередного облета.
В конце концов, мы приземлились: в двухстах метрах от шахты на берегу небольшого озера. На наших картах озеро называлось Васко, что на языке улумов означало затмение. Наверное, озеро нанесли на карту в тот же день, когда одна из наших карабкавшихся по небесам лун прошествовала перед солнцем. Не то чтобы у нас когда-то бывали настоящие затмения, не при наших маленьких лунах; просто иногда на лице солнца появлялась интригующая родинка.
Весна внесла свой вклад, и серединка озера очистилась ото льда; но у берегов оно оставалось замерзшим – еще несколько дней понадобится, чтобы окончательно стаяла тонкая ледяная корочка. Все – землю, озеро, воздух – наполняла чистая северная тишь. От этой красоты захватывало дух.
Рамос нацепила кобуру со станнером перед тем, как выйти из глиссера. («Нет, ультразвуком роботов не проймешь, – сказала она, – но если обнаглеют эти тундровые лисы, бах!») Полетт и Донт были в полной амуниции (в серо-черном городском камуфляже), и каждый из них имел по переносному гранатомету, в магазине которых было четыре программируемые для уничтожения роботов ракеты: крошечные снаряды, разработанные, чтобы вырубать машины массированным электрическим ударом. Предположительно снаряды умели отличать андроидов от людей и были запрограммированы никогда не расшибать в лепешку живые цели. Хотелось бы мне иметь хоть минутку, чтобы поговорить с ними, убедиться, что ударные ракеты познакомились со мной, общительной, жизнерадостной девчонкой. Но меня могли неправильно понять.
Фестина Рамос повела нас через лес. На этот раз без лишней суеты по поводу мороза. Она надела перчатки, но, наверное, не для того, чтобы согреть руки, а скорее, чтобы защититься от укусов бешеных тундровых лис. В одной руке она несла аппарат, похожий на ведро с краской, который она использовала в доме говнюков, – она называла его «тугодум». На его экране отображался выпуклый, как рыбий глаз, вид леса вокруг нас, но Рамос едва ли удостаивала его взглядом – она была слишком занята, изучая каждый сантиметр земли, неба и деревьев, доверяя собственным глазам больше, чем аппарату.
В нескольких шагах от норы адмирал остановилась.
– Вы хотите, чтобы мы пошли первыми? – спросил Донт.
– Я никогда никому не позволяю рисковать вместо меня. – Рамос глянула в мою сторону, – Но если вы с Тиком хотите остаться в стороне, пожалуйста.
Тик покачал головой. Я сделала то же секундой позже.
– Ладно, – кивнула Фестина, – вперед. Бессмертие ждет нас.
Дыра была искусственного происхождения – это стало очевидным, как только мы подошли поближе и заглянули внутрь. Это была не произвольная трещина в каменном щите, а туннель с хорошо обустроенным наклонным полом. Пандус шел вниз внутри коренной породы, как в древних шахтах Саллисвит-Ривера, только этот был гораздо масштабнее.
– Ну что, идем вовнутрь? – спросила Полетт.
– Непременно, – смело заявил Тик. Он нашел химический пальчиковый фонарик в одном из бардачков на глиссере. Теперь он вынул активаторную заглушку, и фонарик зажегся, как двухсотваттный жезл серебристого сияния. – Пошли.
Рамос и Донт двинулись к жерлу туннеля; Полетт скользнула за наши с Тиком спины, занимая позицию в арьергарде.
– Вы же не запаникуете, правда? – пробормотала она Тику с неуклюжим полицейским сочувствием. – Я знаю, что улумы не любят узких ограниченных…
– Со мной все будет великолепно, – прервал ее Тик. – Я буду сама невозмутимость. Вперед.
Но по его ушным векам пробежал легчайший трепет.
Центр туннеля представлял собой голый мокрый камень, дочиста вымытый талой водой. Ближе к краям становилось грязнее: там образовался губчатый компост, сложившийся из помета животных да сползшей снаружи слякоти. Веками тундровые лисы, тростниковые жуки и смолистые жаворонки бродили здесь, устраивая гнезда и норы, выводя деток. До черта этого же зверья здесь и поумирало, оставив после себя хрусткий мусор костей и панцирей.
В тонком слое почвы пустили корни растения, некоторые из них даже выросли – тундровым разновидностям не нужно много света или глубины для корней. Но чем дальше мы уходили от входного отверстия, тем меньше становилось признаков флоры и фауны. Даже ковровый мох не вырастет в абсолютной темноте, да и тундровых лис все же проберет нервная дрожь, если они загуляются по черной тишине.
Я могла их понять, воссылая хвалу небесам за фонарик-жезл Тика. Правда, когда я глянула в его сторону, то увидела, что костяшки его пальцев стали серо-голубыми от той мертвой хватки, которой он сжимал фонарь. В свое время папа развлекался, придумывая названия этому серо-голубому оттенку: беспокойный индиго, чокнутая пастель, неуравновешенный ультрамарин… Когда улум достигает болезненного уровня стресса, цветоадаптивные железы срывает с катушек другими гормонами, и разные участки кожи окрашиваются в этот самый оттенок. И все же Тик заставлял себя идти вперед, а вход в туннель уже скрылся из вида, и вокруг нас не осталось ничего, кроме холодных каменных стен.
Пройдя часть пути вниз, мы подошли к развилке: боковой туннель устремлялся вправо, в то время как основная шахта продолжала идти прямо. Рамос направила «тугодум» в боковой туннель и прищурилась на его экран.
– Там нет ничего очевидного, – тихо сказала она. – Правда, «тугодум» видит не дальше нас в этой кромешной тьме. – Она повернулась и направила прибор внутрь основной шахты. – Похоже на скелет животного. На Дэмоте водятся медведи?
Донт склонился, чтобы самому посмотреть на экран.
– Я думаю, что это шаншан.
То был ближайший эквивалент медведя на Великом Святом Каспии: его покрывает черный пушок вместо шерсти, при этом он щеголяет оранжевыми крестцовыми спинными отверстиями, привлекая самок, но шаншаны при этом все же остаются четвероногими всеядными зверюгами с когтями и дурным характером.
– Вы уверены, что он мертв? – прошептал Донт.
– Шаншаны впадают в спячку. Если один такой решил заползти сюда на зиму…
– Нет тепла тела, – ответила Рамос. Она набрала комбинацию цифр на панели «тугодума». – И почти никакой биоэлектрической активности – только слабое свечение от микробов разложения, пожирающих плоть. Может, этот и спустился сюда для спячки, но не пережил морозов. Он был либо старый, либо больной, я полагаю. – Она вынула станнер. – Лучше нам его проверить.
Рамос и Донт двинулись туда, Тик и я последовали за ними на безопасном расстоянии, а Полетт осталась позади, охраняя разветвление туннелей на основной и боковой рукава. Оба ушных века Тика были открыты; может, он прислушивался к сердцебиению шаншана, хотя черта с два – все перекрывали тяжелые удары моего сердца.
Пот ручейками струился по моему телу. Кто-то в туннеле точно жил и действовал, я чуяла это – может, и не шаншан, но…
Шаншан никак не отреагировал на наше появление. Фестина осторожно подтолкнула тушу ногой.
Ноль реакции.
Из этого положения мы могли видеть только спину животного. Я не увидела следов разложения, но шаншан сдох зимой, а мороз замедлил бы распад не хуже электрической морозилки.
Рамос пнула зверюгу еще несколько раз. По-прежнему никакой реакции. Все так же целясь станнером в голову шаншану, она обошла тушу, подсунула под него стопу, как рычаг, и пнула тело кверху. Туша вяло перекатилась явно безжизненной грудой.
– Он точно мертв, – пробормотал Донт.
От морды до брюха плоть животного была объедена…
Кем?
Не насекомыми или микроорганизмами. Я была близка к тому, чтобы учуять резкий укус в воздухе, струящемся вверх от ран шаншана. Вонь была до безобразия знакомой: жестокая, уксусно-кислотная, возвращающая к воспоминанию о насосной станции № 3.
Шаншан рыскал тут… и его пристрелили.
– Бегите! – завопила я.
Но, конечно, было слишком поздно.
Они вышли их бокового туннеля: один андроид за другим, старые, молодые, женщины, мужчины, слишком много, чтобы их сосчитать. Гелевых ружей в избытке. Тик унес фонарь-жезл с собой к шаншану, поэтому у Полетт осталось недостаточно света, чтобы разглядеть их приближение. В последнюю секунду она, видно, услышала их шаги шелестящие, будто на цыпочках, крадущиеся, чтобы напасть из засады. Она прокричала что-то – предупреждение, боевой клич – в тот же миг, когда я завопила: «Бегите!» Потом она выпустила весь магазин противоандроидных ракет в наступающую свору.
– Гром. Взрывы ракет осветили весь туннель, языки пламени вырвались из выхлопных отверстий гранатомета.
Четыре снаряда. Больше четырех андроидов.
Бум, звук удара. Треск, вспышка молнии, закоротившей схемы роботов. Затем кхе-кхе-кхе-кхе-кхе – шквал гелевых ружей разрядившихся в ближайшую цель.
Полетт отшатнулась от удара – кислотные снаряды врезались в ее нательный панцирь, заливая кислотой грудь, руки, шлем. Ее панцирь задымился, каждая капелька кислоты жаждала прожечь себе дыру в пластике и до волдырей сжечь женщину, спрятанную в нем.
– Уходи! – прокричал ей Донт, но в долю секунды, что была у Полетт, пока волна роботов не накрыла ее, она рванулась к нам, а не к входу в шахту.
Итак. Мы впятером были отрезаны, а между нами и входом стояла армия вооруженных до зубов андроидов.
Веселуха.
Донт выпустил четыре своих ракеты в туннель. Грохот от их взрывов едва меня не оглушил. Он да плюс эхо, обрушившееся на меня от скалистых стен, замолотили, будто кулаками, по моим барабанным перепонкам. «Фэ лехеед», – подумала я в оцепенении. Я слышу гром. Тут ракеты достигли цели, и еще четыре робота упали, дрыгая руками и ногами в спазме короткого замыкания.
Хорошо, но мало. Я насчитала четырех роботов по-прежнему на ногах, черными силуэтами вырисовывавшихся на фоне фонарика Тика.
Полетт бегом бросилась к нам, окутанная струйками кислотного дыма; на бегу она с размаху ударила по кнопке на запястье своей амуниции. Внутри моего мозга я почувствовала, как кто-то закричал: «Помогите! Помогите!», хотя самих слов я не слышала. Срочный сигнал тревоги Центру опеки. Я решила добавить от себя: «Кси, если у тебя есть козыри в рукаве, то сейчас как раз самое время их выкладывать».
Ничего. Потом Рамос потащила меня за руку, крича слова, которые мои иссеченные грохотом уши не могли услышать. Но я все равно поняла смысл: надо отступать вниз по туннелю.
Куда еще? Разве что эта шахта отличалась от тех, что окружали Саллисвит-Ривер, а иначе нам очень скоро некуда станет отступать: верхний уровень всегда заканчивался тупиком в надшахтном здании. Некогда в таких надстройках над шахтами, должно быть, размещались лифты, доставлявшие шахтеров к нижним уровням и поднимавшие руду на поверхность. Но через три тысячи лет лифты наверняка не работали, что означало, что в нашем распоряжении будет только шахта лифта. То есть отвесное падение вглубь.
И все же… уж лучше приятное гладкое падение, чем долгий расстрел кислотой.
Бег, бег, бег! Сначала мы, за нами преследующие нас роботы. Мы все бежали во всю прыть, кроме Тика, который поднялся в воздух и скользил вниз, соразмеряя полет с нашей скоростью. Чтобы освободить руки, он засунул фонарь-жезл за лямки своего заплечного мешка. Свет, отражаясь от его чешуйчатой груди, приобретал оттенок серо-голубого сияния, но Тик явно не собирался помереть с перепугу. Паря по воздуху, он выкрикивал через плечо андроидам:
– Стойте, вы обжигаете нас! Стойте, вы замораживаете нас! Стойте, вы топите нас!
– Чего это вы, черт побери, неистовствуете? – резко бросил Донт.
Мы с Фестиной не стали пытаться объяснить.
– Стойте, вы душите нас! Стойте, вы сжимаете нас! Стойте, вы слишком сильно на нас давите!
– Стоп, – предупредила Полетт, – тупик.
Надшахтное здание. Фонарь Тика высветил сплошную стену перед нами, в которой зияло жерло черной дыры, уходящей вниз. Над дырой болтались несколько ржавых металлических загогулин – все, что осталось от лифтового механизма.
– Стены из монолитного камня, – сообщил Донт, поглядев вниз. – Уходят точно вниз.
– Роботы сейчас снова выстрелят! – закричала Полетт за нашими спинами.
Я глянула через плечо и успела увидеть, как она резко обернулась, чтобы принять на себя выстрелы, и раскинула руки. Пытаясь защитить нас от огневого вала кислотных снарядов, преграждая ему путь собственным телом.
Донт крикнул: «Нет!», и тут же четыре кляксы вязкой дряни выплеснулись на загубленный панцирь Полетт, рассыпая клейкие бусины по всему ее телу. Десятки капелек просочились через дыры в панцире, дыры, прожженные первой серией залпов. Полетт задохнулась, потом заорала: «Черт! О черт, черт, черт!»
– Не поминай черта! – прорычала Рамос. Бросившись мимо Тика, она яростно заорала роботам: – Стойте, вы закалываете нас! Стойте, вы заставляете нас истекать кровью!
Фестина делала последнее, что оставалось делать.
– Хватайся за мой пояс! – пролаял мне Тик. – Я смогу спустить тебя, как на парашюте, на следующий уровень.
– Сбежать и оставить всех в беде?
– Спасайся, будь оно все проклято! – бросила Рамос через плечо.
– Да, беги! Сейчас же!
Это крикнул Донт, он бросился вперед, как только подстрелили Полетт, и теперь стоял между ней и андроидами. Андроиды прекратили свое наступление и стояли все четверо поперек туннеля как стена, давая несколько секунд своим гелевым ружьям на подзарядку камер давления. На вид они вовсе не торопились – мы все были у них на виду.
– Фэй! – крикнул Тик. – Хватайся! Времени совсем не осталось.
Но время было.
Молниеносно материализовавшись из ниоткуда, в туннеле появилась труба света. Фиолетовая. Синяя. Зеленая. Один конец трубы широко раскрылся, прямо передо мной. Остальная труба вытянулась вверх по туннелю шахты, невесомо паря в воздухе, над головами андроидов и теряясь вдали. В некоторых местах труба сужалась до толщины моей руки; в других она расширялась, заполняя собою туннель целиком, ее диаметр менялся от секунды к секунде, сверкая павлиньим блеском.
Тик удивленно открыл рот.
– Кси?
– Нет, это хвост, – сказала ему Рамос. – Путь на свободу.
Пока я соображала, она хорошенько огрела меня по спине и запихала в трубу.
Я проносилась по транспортным трубам и раньше, – но никогда без специальной защиты. Для поездки по бонавентурскому верхнему рукаву вас всегда погружали в стасис: садишься в транспортную капсулу, ждешь, пока стасисное поле зарядится до готовности, а в следующий момент ты слышишь, как стюард говорит: «Добро пожаловать на Северный орбитальный узел». Ни толчков, ни тряски, никакого ощущения движения. Но на этот раз я не была в стасисе. Я беспомощно-поступательно летела по трубе. Когда она сжималась, я сжималась. Когда она расширялась, я тоже расширялась. Кости не хрустели, даже когда я просачивалась сквозь узкие лазейки диаметром в сантиметр или раздувалась, как шар на несколько метров в обхвате, но я ощущала свое тело, будто пластилин, его крутило-месило-формовало так, чтобы оно совпадало с формой павлиньей трубы. Силы, управлявшие мной, были вежливо-безличны, раздавливая меня, а после, раскатывая, будто тесто; и все же за всем этим кручением и выворачиванием я ощущала отчетливую способность чувствовать. Кто-то знал меня. Что-то казалось мне до странности знакомым.
Кто? Что?
Но времени размышлять над этими вопросами не было. Внезапно меня выплюнуло из трубы прямо на царапучую кучу коврового мха – одну из тонких прослоек растительности, обрамлявших края туннеля. Серый дневной свет просачивался снаружи, смешиваясь с фиолетовым, синим и зеленым свечением павлиньей трубы, уходившей длинным концом вглубь шахты.
– Уа-а-а-а-а! – крикнул Тик, пулей вылетая из трубы. Его мембраны-паруса были полуоткрыты.
Приземлившись, он маловнятно выплеснул весь поразительно неприличный словарь ругательств улумов, которых я доселе не слышала – такому меня не учили в школе.
Надо бы мне спросить его, что эти слова означали. Наша Фэй всегда полна жажды знаний.
Полетт следующей выплеснулась из трубы, тяжело приземлившись неподалеку.
– Не подходи! – прохрипела она, когда я шагнула к ней. – Обожжешься. – От нее все еще струился дым. А по поверхности панциря было размазано столько липких пятен, что не было ни одного места, где к ней можно было бы прикоснуться, не обжегшись. Я все равно протянула к ней руки, но она отскочила, прорычав:
– Не будь дурой! Сама справлюсь.
Я окликнула Тика:
– Проследи, чтобы она добралась до глиссера. Я подожду…
А вот и Фестина. Она перекувырнулась гладко, как мячик, после удара при приземлении и вскочила на ноги в долю секунды, держа кулаки как боксер в глухой обороне.
– Ты до этого уже перемещалась по хвосту?
– Слишком часто, – ответила она. – Теперь двигай отсюда. Я дождусь Донта.
Я не шевельнулась. Если Донту пригодится один человек для помощи, то, может, пригодятся и двое.
Он появился три секунды спустя, от панциря шел кислотный дым. Видно, андроидам хватило времени еще на один залп из гелевых ружей до того, как он спасся.
– Со мной все нормально. Пошли.
Я повернулась бросить прощальный взгляд на павлинью трубу. Ее не было, она растворилась, бог знает где. Но из глубины туннеля донесся лязг, лязг, лязг от ног андроидов, грохочущих за нами во всю прыть.
– Бегом! – крикнула Рамос, пихая меня в плечо.
Но я и сама догадалась, что пора.
Когда мы шли к шахте от глиссера, путь вроде не был далеким. Бежать обратно оказалось куда дальше.
Полетт старалась изо всех сил, но ей не удавалось бежать так же быстро, как всем остальным. Время от времени она стонала от резких приступов боли – бег в этом прожигаемом панцире, должно быть, заставлял кожу соприкасаться с кислотой. Всем было видно, как чертовски мучительно она страдает, как бы она ни старалась это скрыть.
Тик кружил над нашими головами, двигаясь с той же скоростью, но Донт приказал ему стрелой мчаться к глиссеру.
– Открой его, запусти двигатель.
Я видела, что Тик хочет возразить, но кому-то надо было подготовить глиссер, а он мог метнуться туда быстрее, чем мы, хомо сапы. Прокторы не тратят даром времени, отвергая необходимое, – он настроил свои мембраны на максимальную скорость и пулей унесся к берегу озера.
Приглушенный топот слышался за нами; андроиды вышли на поверхность и сминали на бегу мох.
– Черт, – пробормотала я.
Имелась смутная надежда, что роботов не запрограммировали для выхода на дневной свет, что злодеи беспокоились о том, чтобы роботов никто не увидел. Очевидно, нет. Высшим приоритетом для андроидов было устранение нас, свидетелей.
– Оставьте меня, – тяжело выдохнула Полетт сквозь сжатые от боли зубы. – Нелепо всем умирать.
– Никто и не умрет, – сказал ей Донт.
Но глиссер был слишком далеко, а андроиды – слишком близко.
«Кси! Кси! Кси! – в отчаянии мысленно призывала я. – Павлиний хвост, или что ты там есть, ты снова нам нужен!»
Нет ответа.
Оглядываясь в поисках оружия или чего-нибудь, что можно использовать как щит, я обнаружила, что Фестины уже не было с нами. Она остановилась позади нас и возилась с чем-то, что она держала в руках.
– Что ты делаешь? – крикнула я.
Она не ответила, по-прежнему сосредоточившись на том, что держала. В ту секунду, когда она закончила с этим возиться, она развернулась и побежала обратно к нам.
– Надеюсь, оно все еще в пределах наведения!
Полетт продолжала, спотыкаясь, идти. Все остальные держались сразу у нее за спиной, готовые служить живым щитом между ней и андроидами.
Андроиды приближались. Двое впереди, двое чуть подальше позади. Первая пара подтягивалась на расстояние дальнобойности гелевых ружей. Оружие в боевой готовности…
Как гром с ясного неба гладкий черный снаряд, словно копье, ринулся на двух роботов, подобно Божьему воздаянию. Один из зондов Фестины. Она, видимо, послала ему сигнал забыть о своей зоне поиска и прибыть для спасения наших задниц. Я почувствовала триумф и ликование зонда за долю секунды до его попадания в цель; потом меня сбил с ног сотрясший землю удар протаранившей цель ракеты, размазавшей Андроидов по скалистой земле в металлическое конфетти.
Обломки полетели во все стороны: внутренности роботов, внутренности ракеты, яростный град останков, усыпавших лес. Куски шрапнели врезались в стволы синестволов, проливая живительный сок. Деревья между нами и местом взрыва преградили путь большей части летевших осколков, но все же некоторые куски с визгом проносились возле моей головы, пока я обнимала грязь и молилась.
– Встаем, встаем, встаем! – прокричал Донт. – Они не все уничтожены.
Двоих андроидов – те, что бежали подальше, – тоже сбил с ног удар ракеты, но они оказались недостаточно близко к эпицентру взрыва, чтобы получить по заслугам. Теперь они снова поднимались на ноги, заново ориентируясь на местности.
– Что там с двумя другими зондами? – спросила я адмирала.
– Они далеко. Им ни за что не добраться сюда вовремя. – Она поднялась, бесстрашная-свирепая-яростная, и заняла позицию между Полетт и двумя последними роботами. – Стойте! – прокричала она. – Вы делаете нам больно! Стойте, вы режете нас! Стойте, вы заставляете нас давиться!
– Глупо! – резко бросил Донт.
– Это все, что мы можем сделать… Стойте, вы отравляете нас! Стойте, вы убиваете нас электрическим током!
– Стойте, вы разъедаете нас кислотой. – Пробормотала Полетт.
– Стойте, вы застрелите нас! – зло проорал Донт.
– Стойте, вы вешаете нас! – выкрикнула Рамос. – Стойте, вы распинаете нас! Стойте, вы отрубаете нам головы!
– Стойте! – завопила я. – Вы вызываете у нас аллергию!
Бац.
Безмятежность. Внезапная тишина.
Никакой грохочущей поступи андроидов. Только наше собственное тяжелое дыхание. Да тихая капель сока, струящегося из ран синестволов.
Замершие роботы.
– Вы вызываете у нас аллергию? – недоверчиво повторила Рамос.
– Просто это пришло мне в голову, – пробормотала я.
«Просто это пришло мне в голову».
– Они остановились, – прошептала Полетт. – Они, черт побери, взяли и остановились. Пресвятая Матерь Божья…
– Кто бы мог… – выдохнула Рамос, – ну да, имеет смысл программировать андроидов так, чтобы они избегали аллергиков. И злодеям не пришло в голову стереть эту команду. Черт… – Она положила мне руку на плечо. – Фэй… Ты великолепна.
– Спасибо, – сказала я, чувствуя, как меня начинает трясти. Я лишь хотела быть уверенной, что вдохновение было моим.
Пятнадцатью минутами позже прибыло первое полицейское подкрепление – два констебля из Саллисвит-Ривера: свежевыпущенный мальчишка-выпускник и женщина, весьма приблизившаяся к пенсионному возрасту, хорошо, если не перешедшая этот рубеж. Я видела их предыдущим вечером, потому как Четикамп кратко ввел их в курс дела… но эти двое были не того типа, чтобы играть в сыщиков или бравых солдат. Впрочем, они наверняка справились бы с кабацкой дракой и застращали бы воришек-подростков, но разобраться в заговорах, опутывающих как сеть, всю планету?.. И все же, когда собрат-полицейский послал по радио сигнал о помощи, саллисвит-риверские констебли помчались со всех ног, не задавая вопросов.
К моменту их прибытия мы уже освободили ребят от амуниции. Донгу повезло – ему досталась одна кислотная очередь. Полетт приняла на себя два залпа: один превратил в дырявый сыр ее панцирь, а второй выплеснулся в эти дыры. У нее были десятки жутких сильных ожогов на ногах, руках, животе и даже один на щеке.
Мы остужали раны Полетт снегом, пытаясь не обращать внимания на шипение пара. Всех нас обучали оказывать первую помощь, но Тик взял на себя контроль над лечением – мировой разум соединил его с ожоговым специалистом на юге планеты, и теперь он давал нам инструкции, что и как делать. Вскоре после приземления личного состава полиции Саллисвит-Ривера состояние Полетт стабилизировалось достаточно для транспортировки. Мы уложили ее и Донта в полицейский глиссер, после чего отправили мальчишку-копа лететь до ближайшей больницы, будто за ним черти гонятся.
Мадам коп предпенсионного возраста осталась с нами для «охраны». Большей частью это означало, что она подозрительно таращилась на неподвижных роботов и время от времени бормотала:
– Надо бы вырвать эти ружья у них из рук.
Впрочем, она так и не попыталась это сделать.
Но мы остановили бы ее. Не будите спящих андроидов.