Текст книги "Прекрасные похороны (ЛП)"

Автор книги: Джейми Макгвайр

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 14 страниц)

Две коробки с носовыми платками лежали в середине обеденного стола, и Камилла потянулась через своего мужа, чтобы вытащить один из них и вытереть покрасневшие глаза. Она стояла позади Трентона, массируя его плечи, но выглядело это так, будто она делала это больше для себя, чем для него.

Лииз стоически сидела рядом с Джимом, почти не обращая внимание на происходящее вокруг. Я предположила, что она захочет продумать все детали, ведь ее работа была связана с организацией и тщательным продумыванием всего, но она позволяла Джиму принять большинство решений.

– Что насчет урны? – Спросил Трэвис. Джим нахмурился, вероятно, подумав о кремации тела Томаса вместо того, что имел в виду Трзвис.

Лииз кивнула.

– Мы могли бы развеять его прах на заднем дворе. Он так много рассказывал о своих братьях, которые там играли. Думаю, ему бы понравилось.

– Я думал о том, чтобы отдать свой участок рядом с его матерью, – сказал Джим.

– Это здорово, – сказала я, прокручивая в голове эту мысль, но Трентон взволнованно вздохнул.

– Нет, пап, – сказал Трентон. – Твое место рядом с мамой. Лииз права. Томас не хотел бы, чтобы люди смотрели на его тело, лежащее в ящике.

– В гробу, – поправил мистер Бейрд.

– Не обижайтесь, мистер Бейрд, – сказал Трентон. – Но мне нет до этого чертова дела. – Он посмотрел на часы. – Черт возьми. Мне надо на работу.

– Я тебя отпросила, – сказала Камилла.

– Почему? – Спросил Трентон, сбитый с толку.

– Тебе лучше быть здесь.

– Себя ты тоже отпросила? – Спросил он.

– Я могу работать дома, – она положила свои руки на его предплечье. Кожа их двоих была настоящим шедевром из линий и цвета. – Мне лучше быть здесь, с тобой.

Он отвернулся, кивая и делая глубокий вдох. Все эти мелочи доказывали, что это не было обычным плохим сном. Томас умер, и совсем скоро мы должны были с ним попрощаться.

– Почти все мы не видели его с самого Рождества, – сказал Тэйлор, положив руку на колено Фэйлин. Они не могли перестать прикасаться друг к другу после того, как поговорили сегодня утром. – Лично мне бы хотелось напоследок увидеть его.

Все посмотрели на Лииз.

– Я не думаю... – Она запнулась. – Я думаю, в данном случае предпочтительнее урна.

– Ты говоришь так из-за того, что он уже не будет выглядеть для нас прежним Томасом, или потому, что его нельзя будет положить в открытый гроб?

Я невольно ахнула. И Оливия вслед за мной.

– Думаю, – сказала Лииз, обменявшись взглядом с Трэвисом, – урна предпочтительнее.

Джим отвел взгляд, стараясь совладать с эмоциями, прежде чем отвечать. Он откашлялся.

– Тогда давайте посмотрим урны.

Мистер Бейрд зашуршал бумагами, убирая листки с информацией по гробам. Он достал другой каталог, и Лииз открыла первую страницу.

– Мне нужно знать, – сказал Трентон.

– Пожалуйста, не надо, – воскликнула Камилла.

– Почему мы не можем заказать открытый гроб? – Спросил Трентон.

– Оливия, – напряженно сказала Фэйлин. – Сходи и проверь детей.

– Да, мэм, – ответила она и направилась к лестнице.

– Лииз? – Напомнил Трентон.

– Трент, – сказала Лииз, закрывая глаза. – Я понимаю, ты так скорбишь, но я не могу. Это слишком трудно.

Трэвис подошел к ней и обхватил ее за плечи.

– Это не важно, Трент.

– Это важно, черт возьми. Я хочу знать, что случилось с моим братом.

– Он умер, – сказал Трэвис.

Трентон стукнул кулаком по столу и встал.

– Я знаю! Я, блин, знаю, что он умер! Я хочу знать, почему! Хочу знать, кто позволил этому случиться!

Трэвис заметно сдерживал свой голос.

– Никто. Никто не позволил. Просто так случилось. Нам не нужно искать козла отпущения, Трент...

– Нет, нужно. Томми мертв, Трэвис. Он, блин, мертв, и я виню ФБР. Я виню его. И ее, – сказал он, указывая на Лииз. – И я виню тебя. – Он весь дрожал, его глаза налились кровью и помутнели.

– Иди ты нахрен, Трент, – сказал Трэвис.

Трентон стал обходить стол, и перед ним выросли близнецы. Трэвис неустрашимо стоял на месте, не двигаясь, в то время как Трентон пытался прорваться сквозь братьев. Я вскочила со стула и встала подальше от них у стены.

– Каждого из вас, ублюдков в костюмах!.. – Кипел Трентон.

– Прекрати! – сказал Тайлер, хватая Трентона за ворот рубашки. – Хватит, черт возьми!

– Отвали! – Сказал Трентон, отталкивая Тайлера. Он расхаживал туда-сюда в метре от Трэвиса и тяжело дышал, уставившись на него, будто сейчас был перерыв между раундами по боксу.

Тэйлор встал перед Трэвисом, жестом показав своей жене отойти назад. Фэйлин послушно встала и подошла ко мне.

– Что нам делать? – Прошептала она.

– Оставаться на месте, – сказала я.

– Чертовы лжецы! – Сказал Трентон. Он указал на Трэвиса. – И ты застрелил их гребаного босса, а они за это убили нашего брата! – Он сделал несколько шагов, и Тэйлор напрягся. – И прошло полдня, прежде чем ты рассказал нам, что за чертовщина происходит! Что, черт возьми, с тобой не так, чувак? – Он сделал еще шаг, слишком близко подойдя к Тэйлору.

– Не заставляй меня вырубать тебя, – сказал Тэйлор, нахмурившись.

Я закрыла глаза.

– Пожалуйста, прекратите, – тихо сказала я, и меня услышал лишь Тайлер. Он быстро взглянул на меня, чтобы убедиться, что я в порядке.

– Никто не будет никого вырубать, – сказала Камилла, становясь за своим мужем. – Отвали, Тэйлор.

Фэйлин шагнула вперед.

– Тэйлор? Скажи лучше успокоиться своему мужу. От всего этого лучше не станет.

Камилла посмотрела на невестку, сузив глаза.

– Знаешь, от чего точно не стало лучше? От того, что мы все оказались в опасности, и нам об этом лгали. Думаю, у Трента есть полное право расстраиваться.

– Серьезно? – Сказала Фэйлин, скрестив руки. – Серьезно, Кэми? Ты собираешься делать вид, что не была в команде Томаса еще двадцать четыре часа назад?

– Ой, заткнись нахрен, Фэйлин, – с отвращением сказала Камилла.

– Эй! – Прогремел Тэйлор. – Не разговаривай с ней так. Никогда.

– Тогда она должна следить за своим тоном, – сказал Трентон.

– Она моя жена ! – Сказал Тэйлор. – Никто не будет так с ней говорить.

– Разве ты не орал на Кэми вчера за то же самое? – Спросила Фэйлин. – За то, что она хранила секреты? Теперь ты обвиняешь Лииз, когда она сидит здесь и просто пытается оплакать своего мужа? Лииз ничего тебе не должна, Трент.

– Она должна мне правду! – Закричал он.

Джим все еще листал каталог, стараясь не обращать внимание на то, что его семья разваливалась по частям в шаге от него. Это было слишком для него, и это было слишком для Лииз, которая не могла найти то ли слов, то ли силу, чтобы остановить их.

– Ты закончил? – Спросил Трэвис.

Открылась входная дверь, и мальчики Шепли пронеслись по коридору к лестнице, на ходу помахав нам.

В комнату зашла Шепли с Америкой и замерли, заметив, как все стоят, а я подпираю стену.

– Что происходит? – Спросил Шепли, по очереди смотря на всех.

– Почему бы вам не спросить Трэвиса? – Сказал Трентон, махнув рукой в его сторону.

Шепли будто бы нехотя посмотрел на Трэвиса.

– Что происходит?

Трэвис вздохнул, немного расслабляясь.

– У Трентона была одна из его фирменных вспышек. – Трентон выстрелил взглядом в Трэвиса, и тот пожал плечами. – Ты сказал ему спросить меня.

Америка подошла к столу и выдвинула стул, равнодушная к тому, что вот-вот должна была разразиться война.

– Из-за чего на этот раз? Он опять злится на Кэми?

Камилла сузила глаза:

– Серьезно?

– Серьезно, – ответила Америка, копируя ее мимику.

– Я не пыталась кого-либо ранить, – закипела Камилла. – И если каждый из вас будет судить меня за то, что я знала все с самого начала, ничего не изменится. Ни черта не изменится! Так что хватит уже. Я уважала желания Томаса. Это все.

– Америка не это имела в виду, Кэми, – сказал Шепли.

– Нет, именно это, – невозмутимо ответила Америка.

– Мерик, – упрекнул ее Шепли.

Америка закатила глаза и села.

– Пять человек лгали нам об опасности, в которой находилась вся наша семья. Томас, Лииз, Трэвис, Эбби и Кэми. – Она посмотрела на Камиллу. – Так что не пытайся отмазаться от вины, Кэми. Просто потому, что твой муж злится, и ты хочешь быть на его стороне, не значит, что это неправда.

Щеки Камиллы покраснели, а глаза заслезились.

– Я не добровольно в это ввязалась.

– И все же у тебя был выбор.

Лииз, наконец, заговорила.

– Эбби знала только потому, что я ей рассказала. И я попросила ее сохранить в тайне все, что она узнала.

Трэвис удивленно уставился на Лииз.

– Ты рассказала ей?

Прошло несколько секунд, прежде чем Лииз осмелилась взглянуть в глаза Трэвису.

– Много лет назад.

Его плечи поникли.

– То есть, каждый раз, когда я уезжал из города и прямо в лицо лгал ей о том, куда собирался, она... Она все знала?

– Ей было тяжело, – сказала Лииз. – Она была уверена, что у тебя роман. Она знала, что ты врешь, но просто не знала, о чем. Рассказав ей, я спасла ваш брак.

– Тогда почему не сказала мне? – Задергался Трэвис. – Почему позволила мне продолжать ей лгать?

– Если бы ты рассказал ей, то ФБР аннулировало сделку. Для того, чтобы она узнала правду, нужно было серьезное основание. Информации, которую она собрала для тебя на Мика, было более чем достаточно, да и в бюро знают, что Эбби невероятно умна.

– Хватит фактов, Лииз. – Он закрыл глаза и покачал головой, потирая затылок. – Сегодня ее выписывают из больницы. Мне нужно вернуться туда.

Близнецы сели на свои места, перешептываясь о том, как изменилась ситуация. Они тоже лгали, и много лет из-за этого мучились, но из-за выплывшего наружу секрета Томаса и Трэвиса они неожиданно легко отделались.

Все это напомнило мне о том, как однажды Финли улизнула из дома, стащив машину наших родителей. У нее не было никаких определенных планов: ей просто хотелось, чтобы ее хотя бы раз заметили вместо того, чтобы разбираться с проблемами, которые создавала я, чтобы привлечь внимание. Когда они поняли, что она сделала, то не рассердились на нее – были слишком заняты, нанимая для меня адвоката, чтобы вытащить из неприятностей за то, что я подожгла загородный дом партнера отца. Ее даже не наказали: благодаря мне, все, что было не таким серьезным, как поджог, казалось им мелочью.

Трентон заметил, что близнецы отвлеклись, и воспользовался возможностью, бросившись на Трэвиса и прижав его к стене. За несколько секунд до этого Лииз вскочила и потянула в противоположный угол Джима с мистером Бейрдом. У нее была быстрая реакция – именно такая, какая, по моим представлениям, должны была быть у агента ФБР. В комнату ворвались другие агенты, но Трэвис рукой приказал им не вмешиваться.

Лицо Трентона было мокрым от слез.

– Зачем тебе понадобилось убивать этого Бенни, Трэвис? Почему ты не остался рядом с Томасом и не защищал его, раз знал, что он в опасности?

– Я не знал, Трент, – ответил Трэвис, глядя в глаза своему брату. – Я не знал. Но даже если бы знал, я бы остался здесь, чтобы защитить свою семью.

Трентон схватил Трэвиса за воротник и толкнул к стене. Трэвис даже не пытался сопротивляться, и я задалась вопросом, почему.

– Он был твоей семьей. Он помог вырастить тебя, Трэвис. А ты просто оставил его справляться с этим в одиночку?

– Мне жаль, – искренне сказал Трэвис. – Мне так чертовски жаль, Трент. Ты понятия не имеешь, насколько плохо я чувствую себя из-за всего этого, или насколько хуже буду чувствовать себя потом, когда... Это несправедливо. Может, мне следует быть на его месте.

Шепли похлопал его по спине.

– Это мог быть ты. Могла быть Эбби, или, может, Джеймс, Джесс, Эзра или Мерик. И мы бы никогда не знали, что это произойдет.

Тайлер с растерянным выражением лица потер подбородок.

– Что ты хочешь сказать, Шеп? То, что случилось с Томасом, удача для нас?

– Конечно, нет, – ответил Шепли.

– Он говорит, что то, что произошло с Томасом, не должно было стать для нас предупреждением, – сказал Трентон. – Нас всех должны были предупредить, когда Трэвиса внедрили в чертову мафию как шпиона.

Тайлер сморщил нос.

– И ты собираешь обвинять в этом Трэвиса? Он об этом не просил. Он просто играет теми картами, что у него есть, чувак. Так что думай, прежде чем говорить вещи, о которых потом будешь сожалеть

– Он не будет жалеть о том, что задавал вопросы. – Сказал Шепли. – Если бы мы задали их много лет назад, может, сейчас никто не планировал бы похороны.

Трэвис выглядел задетым тем, что Шепли принял сторону Трентона.

– Серьезно? – Спросил Трэвис.

Шепли похлопал Трентона по плечу, показывая свою поддержку.

– Ты мой лучший друг, – сказал Трэвис, не веря.

– В этом случае ты не прав, Трэв. У нас есть право быть расстроенными из-за того, что вы наделали, – сказал он.

– Если вы не возражаете, – сказал Джим, поднося свой стул обратно к столу. – Мне надо кое-что сделать. Если возражаете, уходите. Эти похороны не организуют себя сами.

– Вы правы, – сказал мистер Бейрд, поправляя галстук и нервно оглядываясь. – Да, вы правы.

Парни сели, и Джим по очереди взглянул каждому в глаза.

– Больше ни слова. Я серьезно.

– Да, сэр, – в унисон ответили они.

– Дамы? – Сказал Джим, глядя на Америку, Камиллу и Фэйлин.

Они кивнули.

Даже после десяти лет трезвости мне все еще казалось странным, что не я была той, от кого были неприятности. И еще страннее было чувствовать из-за этого гордость и уверенность в себе.

– Тогда ладно, – он перевернул страницу, и Лииз села рядом с ним на стул, разглядывая урны так, будто ничего не произошло.

ГЛАВА 21

Камилла

Джим решил провести похороны в актовом зале средней школы: людей ожидалось слишком много, чтобы все смогли поместиться в любой из небольших церквушек Икинса. Люди стояли у стен по всему периметру зала. Пришли одноклассники Томаса, его школьные друзья и друзья из футбольной команды. Сцена выглядела как небольшой ботанический сад – урну окружило многообразие цветов. Один из венков был подписан «сыну», другой «отцу», еще один «мужу».

Я сидела во втором ряду прямо за Лииз и не могла перестать наблюдать за ней, выискивая намеки хоть на какие-то эмоции. Она мужественно держалась и лишь несколько раз оглянулась, чтобы с неверием оглядеть собравшуюся толпу; при этом ей было будто неуютно и даже немного стыдно.

Приглушенные всхлипывания и разговоры наполняли зал. Казалось невероятным то, сколько людей знали Томаса и скольким он был небезразличен. Здесь были даже его коллеги из ФБР: они занимали три ряда позади семьи. Директор ФБР сидел за Трэвисом и потянулся к нему, чтобы похлопать по плечу.

Джек встал и с помощью Шепли осторожно поднялся по лестнице на сцену, после чего подошел к трибуне со сложенным листком в руке. Все стихли, и было слышно звук разворачиваемой бумаги. Джим откашлялся.

– Мой брат попросил меня прочитать это письмо вместо него. Не уверен, что сам легко с этим справлюсь, так что, пожалуйста, потерпите меня. – Он достал из кармана пиджака очки и надел их, подняв их пальцем по носу повыше.

– Мой дорогой Томас, – начал он и на мгновение остановился, прежде чем продолжить. – Ты мой первенец, и это значит, что мы с тобой провели довольно много времени одни, прежде чем на свет появились твои братья. Мы связаны с тобой уникальным образом, и я не уверен... Я не уверен, как смогу двигаться дальше в своей жизни без тебя. Но я уже произносил эти слова.

– Я помню момент твоего рождения. Помню первый раз, когда держал тебя на руках. Ты был маленьким гигантом. Тряс руками, кричал во все горло, и я был переполнен гордостью и ужасом. Воспитывать другого человека – невероятно ответственное дело, но с тобой все проходило так просто. Когда твоя мама умерла, и я погрузился в собственное горе, ты взял все на себя. И у тебя легко все получилось, ведь когда родились близнецы, ты настойчиво просил позволить тебе помочь подержать Тэйлора или Тайлера. Ты ходил за Трентоном с салфетками и трясся вокруг Трэвиса так, будто он в любой момент мог сломаться. Я никогда не видел, чтобы маленький мальчик заботился о малышах так, как ты, и я с нетерпением ждал момента, когда увижу, как ты будешь заботиться о своей дочке.

– Когда тебе было одиннадцать, я взял тебя на охоту. Мы занимались этим и раньше, и ты был в этом хорош, но в то особенное утро было дождливо и холодно, и ты решил остаться ждать меня в грузовике. Я побрел к своему любимому месту и на протяжении двух часов вытирал с глаз лившуюся воду, продрогнув до костей и желая, чтобы это несчастное туманное утро ты провел со мной. Я не видел ни одного оленя за это время. И тут я услышал один выстрел, а потом еще один.

Я схватил вещи и помчался обратно к грузовику так быстро, как мог, и чуть не поскользнулся, когда добежал до тебя и увидел, как ты склонился над своей жертвой. И будь я проклят, то был первый подстреленный олень за год, и ты смог достать его, сидя в тепле, пока я мокнул под ледяным дождем. Мне стоило догадаться, что так будет, ведь ты всегда знал, что делал, ведь тебе от матери передались не только глаза, но и ее интуиция.

– Когда Дианы не стало, ты никогда не спрашивал меня, что делать, ты просто знал это, будто она нашептывала ответы тебе на ухо. Ты укачивал Трэвиса перед сном, успокаивал Трентона, одевал близнецов в одинаковую одежду, как привыкла делать твоя мама. Ты причесывал их и проверял, чтобы они шли в школу чистыми, в независимости от того, сколько раз тебе приходилось мыть их, прежде чем отвести на автобус. Ты заботился обо всем, и когда потом ты уехал и стал заниматься тем, чем хотел, я гордился тобой так сильно, что больше было нельзя. Действительно нельзя.

– Мне хотелось бы провести с тобой еще один вечер за обеденным столом, играя в карты и обсуждая то, как ты восхищен матерью своего ребенка. Хотелось бы мне сделать что-нибудь, чтобы опять поговорить с тобой о твоем будущем и твоей работе, даже если ты не мог рассказать нам все. Я не знаю, почему это случилось с тобой, самым осторожным из нас, самым верным своим принципам, самым подготовленным. Ты был сильнейшим из нас. Но от мысли о том, что ты наконец-то сможешь обнять свою маму, мне становится намного легче. Я знаю, что ее смерть отразилась на тебе сильнее всех. Не из-за бремени, что ты на тебя свалилось, а из-за того, что из всех мальчиков ты любил вашу маму дольше всех. Ты никогда не забывал о том, что она тебе сказала, и заботился о своих братьях. Ты даже не заметил этого, но ты никогда не подводил ее. Я отдал бы все, чтобы занять твое место, а ты бы смог сейчас вместе со своей женой воспитывать вашу дочь. Потому что я знаю, что из тебя получился бы прекрасный отец, такой же, каким прекрасным сыном ты был. Я буду скучать по тебе так же сильно, как скучал по твоей матери, и я знаю, что это будет очень больно.

– Спасибо тебе, что до последнего заботился о безопасности и сплоченности нашей семьи, и спасибо тебе за то, что несмотря ни на что и ни на кого – даже на самого себя, – ты делал то, что было правильно. Я знал тебя достаточно долго, чтобы понимать, что ты не делал ничего без серьезных на то причин, и в этот раз тоже. Я обожал тебя с самого первого твоего вздоха. Ты был хорошим мальчиком и замечательным человеком, и эта семья оправится вновь, чтобы стать лучше в твою честь.

Джек сжал губы, сложил листок и убрал его в карман. Он снял свои очки, и Шепли помог ему пройти на место под звуки одной из любимых песен Томаса, звучащей из динамиков.

Джек сел рядом со своим братом, и они стали утешать друг друга под музыкальный аккомпанемент. Даже Эбби с Трэвисом плакали. Эбби обняла Лииз, а Трэвис в это время укачивал Стеллу, касаясь ее лобика своей щекой. Я переплела пальцы с трясущимися пальцами своего мужа и сильно сжала руку. Он вытер щеки, втянув воздух между тихими всхлипами. Я осмотрела лица нашей семьи: мы выглядели такими сломанными, такими потерянными. Мое дыхание сбилось, когда я увидела, как местный пастор поднимается на сцену. Он предложит нам помолиться, чтобы найти утешение, но ничего не сможет забрать нашу боль. Даже Бог.

Я посмотрела на Трентона, который сбросил с себя маску крутого парня, совершенно не думая о толпе людей вокруг. Было невыносимо наблюдать, как мужчины вокруг меня разваливаются на части – мужчины, которые в любых других обстоятельствах даже не дрогнули бы. Сейчас же с каждым своим вздохом они выдавали свою боль, а я сидели среди братьев Томаса, желая хоть как-то унять их душевные муки. Было так сложно осмыслить происходящее. Играющая музыка делала все только хуже, и я постаралась оградиться от своих чувств так же, как делала это в детстве, когда мой отец бил маму.

Как я и думала, вокруг дома Джима на обочинах собралось множество машин. Чем больше расходились вести о смерти Томаса, тем больше людей приезжали, принося с собой запеканки и приятные воспоминания о нем.

Я сглотнула, внутренне подготавливаясь к соболезнованиям от всех этих людей. Джим был отцом, похоронившим своего первенца. Лииз была вдовой. Я же была невесткой и бывшей девушкой. Я чувствовала, что горюю сильнее, чем Фэйлин или Эбби, и чувствовала из-за этого вину. Меня тошнило, а нос уже горел.

Мне так не хотелось заходить в этот дом, играть роль жены-опоры и скорбящей невестки и в то же время игнорировать тот факт, что Томас был моей первой любовью, что мы не один раз засыпали и просыпались рядом друг с другом, и что мы почти что съехались. Он любил меня, а я должна была из уважения к его жене и своему мужу делать вид, что ничего этого не было.

Трентон сжал мою руку.

– Я знаю, – просто сказал он. Ему понадобилось сказать всего два слова, чтобы поддержать меня, выразить поддержку и безоговорочную любовь.

Накануне ночью он простил меня за то, что я скрывала правду. Он сказал, что это ненормально, но он все понимает, и все равно любит меня.

Целый океан друзей и родственников заходили в дом, проходя по ковру, который однажды выбрала Диана, и по которому бегал в детстве Томас – еще тогда, когда все они были счастливой семьей, не встретившейся со смертью. Именно поэтому Диана взяла с Джима обещание уйти из полиции. Именно поэтому она взяла с него обещание проследить, чтобы дети не пошли по его стопам. После того, как смерть забрала Диану, Джим и мальчики ждали, что она придет и за нами. Это казалось таким реальным, ощутимым, ведь смерть пришла не за кем-то другим, а именно за ней. Она забрала смысл их жизни, их солнце, их нерушимую основу. И оставила лишь воспоминания, стиравшиеся с каждым годом. Трентон рассказывал, что изо всех сил старался не забыть звук ее голоса и ее глаза. В тот момент, когда она умерла, все они видели смерть, а смерть видела их.

Тэйлор и Тайлер сидели за обеденным столом рядом с принесенной едой и горой чистых тарелок. Их жены сидели рядом, стараясь помочь им справиться с болью. Просто справиться, ведь она не могла исчезнуть. Никогда. Независимо от того, сколько раз бы они кричали, рыдали или били что-то, она не могла пропасть.

Как ни странно, Трэвис выглядел лучше всех. Он следил за тем, чтобы у братьев были вода и пиво, чтобы им было удобно. Трентон и Шепли все еще сердились на Трэвиса, а близнецы все еще оставались на его стороне, но сегодня они не могли друг с другом бороться. Они нуждались друг в друге, чтобы пройти через это.

Эбби выделялась на общем фоне, сидя в углу, где за пару дней до этого сидела Лииз, без Картера. Я наблюдала за тем, как она возилась со своим платьем, то одергивая его, то приподнимала квадратный вырез, чтобы прикрыть выпирающие груди только что родившей матери.

– Ты прекрасно выглядишь, – заверила я ее.

Она закатила глаза.

– Спасибо. Оно сейчас сидит на мне теснее, чем я себе представляла, но у меня не было ничего подходящего для такого случая.

– Оно отлично подходит, – сказала я. – У меня много черных вещей, тебе следовало позвонить мне.

– Ничего из твоего шкафа на меня бы сейчас не налезло, – ответила она.

– На самом деле, я немного удивлена, что Трэвис не носится вокруг тебя и не пытается закрыть тебя чем-нибудь.

Трэвис был известен своей нелюбовью к слишком открытым или обтягивающим вещам Эбби, ведь тогда он ревновал ее ко всему вокруг. Сначала он просто сильно старался, чтобы не драться со всеми вокруг, но после их свадьбы что-то в нем изменилось, и Трэвис стал спокойнее. И все же, Трэвис, не обращающий внимание на выпирающее декольте Эбби, был непривычен.

– Хорошо для тебя, – сказала я, сев и скрестив руки. Мрачные лица людей в комнате напомнили мне, почему мы все собрались у Джима, и тошнота, которая всю эту неделю почти не переставала меня мучить, снова вернулась. Это не было просто горем. Что-то было не так, и я никак не могла в этом разобраться. Трэвис с Лииз чуть наклонились друг к другу, а Эбби, хоть она всегда мужественно переносила все испытания, не выглядела так, будто она страдает из-за смерти Томаса. – Эбби, – начала я. – Если бы знала что-то еще... Про Томаса... Ты бы нам сказала, правда?

Эбби вздохнула.

– Когда мне пришлось уехать из больницы без своего сына, я плакала целый час. Мне так не хотелось делать это, но я должна была, и поехала. Я оставила его там одного, чтобы приехать сюда и быть с семьей. И я сразу же поеду в больницу, когда это закончится. Я делаю так каждый день всю эту неделю. Я держу своего сына, обвязанного разными проводами и трубками, беспокоюсь за него и наслаждаюсь временем с ним, и в то же время чувствую вину из-за того, что не нахожусь рядом со своими близнецами, а потом прощаюсь с ним и, рыдая, ухожу.

Я ждала, пока она ответит на мой вопрос, но, похоже, она не собиралась. Я подумала, что так она показывает мне, что мой вопрос неуместен, и что она будет говорить только о том, о чем сама захочет.

– Ему лучше, верно? – Спросила я.

– С каждым днем он все сильнее. Мы надеемся, что на следующей неделе можно будет его забрать.

– Ты хорошая мама. Я знаю, что это трудно.

– Мое сердце разделено на три части, и иногда это настоящая пытка. Невозможно описать, как это страшно, замечательно, ужасно и выматывающе. Волнение становится второй натурой. Они часть меня, и поэтому я так сильно люблю их даже до рождения, но, если с ними что-то случится, это будет для меня страшнее смерти. Я слышала о том, как умирали дети, и старалась оградиться от этого, потому что, если буду думать об этом слишком много, я сломаюсь. Люди говорят, что это худший кошмар для любого родителя. Но это не кошмар, ведь от этого проснуться невозможно.

– Материнство звучит... Довольно мило, – сказала я.

– Еще увидишь, – сказала Эбби, вытирая мокрые щеки.

Я сморщила нос.

– Не уверена, что хочу такого.

К нам подошел Трэвис, говоривший с кем-то по телефону. Он положил трубку и убрал телефон в карман костюма.

– Медсестры из интенсивной терапии говорят, что только чтоб был обед, и у него животный аппетит... Привет, Кэми.

– Привет, – ответила я.

– Где Трент? – Спросил он.

– Думаю, я видела, как он шел в гостиную, – сказала Эбби.

– Наверное, к папе, – сказал Трэвис, садясь рядом с нами. Он стал откусывать заусенец на большом пальце. – Он всегда был папенькин сынок.

– Не притворяйся, что ты не такой. Вы все такие, – ухмыльнулась Эбби.

– Только не Томас, – казалось, он остановил себя, чтобы не сказать больше. Эбби взяла его за руку и без слов успокоила его, как делала со своими детьми.

– Скоро все закончится, – прошептала она.

Я откинулась назад. Мышцы лица горели от усталости, глаза слезились, а нос был забит. Трентон в каждой комнате положил носовые платки и мусорные ведра, а близнецы следили, чтобы мешки с мусором не переполнялись. Я громко высморкалась и выбросила бумажный платочек, обнимая одной рукой пачку Kleenex.

У нас всегда есть выбор. В аэропорту, например, люди решают, сесть им на один из стульев возле выхода или разместиться дальше на полу. Сегодня же люди собирались либо возле выпивки, либо возле носовых платков.

Я держалась за эту картонную коробку, будто за спасательный круг, ведь она была единственным, что я могла держать. Трентон в гостиной утешал Джима, а с сестрами-невестками я все еще была не в ладах, злясь на них за то, чью сторону они приняли.

Наверное, я тоже приняла сторону, хотя это было просто неизбежно. Все мы сделали это, когда братья ссорились на кухне. Все, кроме «Я за мир и любовь» Элли. Она оставалась раздражающе нейтральной, в то время как Фэйлин, как и Эбби, злилась на Трентона. Трентон и Шепли же злились на Трэвиса. Несмотря на то, что все они мирно держались на похоронах, я задавалась вопросом, что будет потом. Я планировала побыстрее сбежать, пока Трентон бы не наговорил или не сделал что-нибудь, о чем потом будет жалеть.

– Ничего не закончится, – пробормотала я. – Не закончится, ведь его больше нет.

Эбби вытянула шею и посмотрела на меня, но решила промолчать.

– У меня нет ощущения, что он умер, – сказала я, чувствую, как глаза наполняются слезами. – Разве он на самом деле умер?

Эбби огляделась вокруг, прежде чем заговорить:

– Кэми, я скажу это один-единственный раз. Что бы ты не делала, перестань. Если кто-нибудь услышит тебя... Это может расстроить многих людей

– Мне нужно знать, – умоляюще сказала я, чувствуя, как трясутся губы.

В моей голове завертелись шестеренки, но вдруг Эбби повернулась ко мне, внезапно разозлившись.

– Что ты имеешь в виду, говоря, что у тебя нет ощущения ? Его будущая жена сидит рядом с Джимом. Ты – не она, – прошипела она.

– Гулька, – предупреждающе сказал Трэвис.

Я опешила от ее внезапной нападки.

– Он по-прежнему дорог мне. То, что было между нами, не стерлось в одночасье, оттого что мы разошлись, – ответила я.

Эбби, казалось, все больше беспокоилась из-за моего громкого голоса.

– Я уверена, что для вас это сложная ситуация, но вы не просто разошлись, Кэми. Ты вышла замуж за его брата. Он двинулся дальше. Ты не скорбящая вдова, как бы тебе этого не хотелось.

– Эбби, – сказал Трэвис.

Она откинулась назад, скрестив руки.

– Я так и знала, что она перевернет все на себя сегодня. Она полностью забрала себе Джима, заставила Трентона страдать из-за бесплодия, а теперь еще хочет, чтобы все признали, что она первая любила Томаса.

– Я бы была рада, если бы вы приезжали чаще, – сказала я.

– Ты не живешь здесь, – возмущенно сказал Эбби, – и еще имеешь смелость приглашать меня в дом Джима! Я была в этой семье дольше, чем ты.

– Я не заставляю Трента страдать. Он хочет ребенка так же, как и я, – сказала я, не обращая внимание на ее заявление прав.

– И все же он буквально живет от теста до теста, прерываясь только для того, чтобы показать тебе, что он несчастен.

– Раньше я любила Томаса, – наконец сказала я.

– Он женится на Лииз, – огрызнулась Эбби. – Уверена, ты чувствуешь себя в праве чувствовать, будто потеряла столько же, сколько и она, но она там держит свою дочь. Ты хотя бы подошла к ней и выразила соболезнования?

Я начала говорить, заикаясь из-за столь неожиданного нападения. Я не была уверена, откуда Эбби взяла в себе столько злобы, но, видимо, все это копилось в ней долгое время.