Текст книги "Подснежник"

Автор книги: Джейк Арнотт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 26 страниц)

Читаю статью:

Сегодня в Лондоне, в своей студии на Холловей-роуд, известной также под названием «Сортир», был найден мертвым тридцатишестилетний поп-композитор Джо Мик – автор неоднократно попадавшего в «Горячую десятку» хита «Телезвезда» и продюсер трех популярных музыкальных групп. Рядом, на площадке перед квартирой композитора, был обнаружен дробовик двенадцатого калибра. На лестничной площадке этажом ниже находилось тело миссис Вайолит Шеннон пятидесяти двух лет, которая была смертельно ранена выстрелом из дробовика в спину…

Я опускаю газету.

– Да, Гарри, – говорю я, – похоже, он окончательно спятил.

Гарри кивает.

– Бедный старина Джо! Главное, я почти уверен – он что-то знал. Во всяком случай, Джо пытался нам что-то сказать. Помнишь, он все время твердил: «это кошмар, это кошмар»? Интересно, что он имел в виду?

– Думаешь, он как-то причастен к этому делу?

– Джо? Нет, не думаю.

– Но ведь почему-то он покончил с собой, верно? Чем не причина?

Гарри качает головой. В этот момент появляется Муни. На лице у него типичное для легавых начальственно-равнодушное выражение: его, мол, ничем не проймешь. Но здесь ему никого не обмануть – мы-то знаем его как облупленного. Я, во всяком случае, терпеть не могу иметь дело с такими мерзавцами, как Муни. Я знаю, что и Гарри этот легавый не по душе, но он умеет скрывать свои чувства лучше меня.

Гарри – само очарование, он буквально излучает дружелюбие и своими руками наливает дорогой пенящийся напиток продажному детектив-инспектору. Происходит небольшой обмен любезностями, после которого мы переходим к делу.

– Не знаю, можно ли здесь говорить свободно… – начинает Муни, оглядываясь по сторонам, а потом смотрит на меня.

– Разумеется, Джордж, – говорит Гарри. – Ты ведь знаешь Джека? Он тоже в этом участвует.

Муни кивает мне, но с видимой неохотой. Потом негромко сопит, словно я – собачье дерьмо, прилипшее к его тяжелым полицейским ботинкам. Мне хочется отвесить ему пощечину, но я сдерживаюсь. Спокойнее, думаю я. Ничего не попишешь – приходится иметь дело со всякой дрянью. Я приятно улыбаюсь и отпиваю глоток пузырящегося шампанского. Говорят, шампанское – вино аристократов, но я совершенно не понимаю, отчего все так им восхищаются. На мой взгляд, вкус почти такой же, как у «Тицера».

– Итак, – говорит Муни, – хорошая новость заключается в том, что расследование «Чемоданного убийства» понемногу сворачивается. Теперь мы все можем вздохнуть свободнее.

– Полиция ничего не обнаружила?

– Нет. «Чемоданы» фактически закрыты.

По губам Муни блуждает легкая улыбка. Гарри хмурится. Шутка – если это была шутка – ему не нравится.

– А как насчет Джо Мика?

– Да, я слышал. Неприятно, конечно, но… Насколько мне известно, подозрения в отношении него не подтвердились.

– Неужели следователи так ничего и не нашли?

В голосе Гарри сквозит недоверие.

– Как я уже сказал, – отвечает Муни несколько высокомерно, – Отдел по расследованию убийств сворачивает это дело. Не было выдвинуто никаких более или менее правдоподобных версий, а между тем расследование каждого убийства требует значительных усилий и привлечения большого числа сотрудников.

– А семнадцатилетний парнишка-гомосексуалист, конечно, не стоит того, чтобы тратить на него время, – бормочет Гарри сквозь зубы.

– Я полагаю, у убойного отдела действительно есть дела поважнее, – негромко отвечает Муни. – Но для нас главное другое: после того как это нашумевшее убийство перестанет будоражить умы, внимание полиции будет отвлечено от Сохо, по крайней мере – в ближайшее время. Следовательно, ничто не мешает нам вплотную заняться нашим бизнесом.

– Порнографией, – резко говорит Гарри.

Муни откашливается.

– Вот именно. «Общество вседозволенности», о котором сейчас столько говорят, означает, в частности, что подпольный бизнес получил неслыханные возможности для развития. Мне, во всяком случае, достоверно известно, что за последнее время объем работы Отдела по борьбе с распространением порнографии возрос в несколько раз.

– И суммы взяток, несомненно, тоже, – добавляю я, не в силах сдержаться.

Муни бросает на меня тяжелый взгляд.

– Я предпочитаю смотреть на это как на работу, необходимую для того, чтобы держать под контролем оборот порнопродукции. Мы не можем допустить, чтобы ситуация отбилась от рук. Магазинчики, торгующие журналами соответствующего содержания, появляются в Сохо как грибы после дождя, а с вашей стороны за ними никто не приглядывает. Мальтийцы… Они, похоже, до того увлечены проституцией и ночными клубами, что не замечают растущего спроса на полиграфию и фильмы.

– Короче говоря, ты хочешь, чтобы кто-то подмял этот рынок под себя? – уточняет Гарри.

– Разумеется, нам было бы гораздо проще иметь дело с какой-то одной крупной фирмой.

– Ну а если на какой-то из этих магазинчиков придется поднажать?

– Это уж твоя проблема. Впрочем, я уверен – ты сумеешь убедить владельцев вести себя как следует.

Итак, Муни фактически дает «зеленый свет» тактике устрашения и насилия.

– А если мальтийцам не понравится, что кто-то топчется на их лужайке? – спрашивает Гарри.

– Как я уже сказал, это целиком и полностью твоя забота. Ты делаешь свою работу, я – свою. Как ты ее делаешь, меня не интересует. ОБП хочет иметь дело с организацией, которая способна контролировать весь рынок. Я не сомневаюсь – как всякий бизнесмен ты понимаешь необходимость сохранения разумного баланса между свободой торговли и протекционизмом. В особенности это касается протекционизма, который еще иногда называют «покровительством».

Гарри ухмыляется и наливает полицейскому еще один бокал «шампуня». Бутылка пустеет, и он делает знак официанту принести еще одну.

– Мне кажется, мы сумеем что-нибудь придумать, – говорит Гарри и кивает мне. Я улыбаюсь в ответ. Муни замечает это и вздыхает.

– Все должно быть проделано тихо и эффективно. Я не хочу, чтобы на моем участке вспыхнуло что-то вроде войны между бандами. Как я уже сказал, моя главная задача – управление и контроль.

– Не беспокойся, Джордж, – ухмыляется Гарри. – Мы будем действовать со всей возможной осторожностью.

– Гм-м… Уж постарайтесь обойтись без проколов. А теперь давай решим, кто и что будет со всего этого иметь. Во-первых, если ты, Гарри, согласишься работать с нами, ты будешь защищен не только от официального судебного преследования. Полиция вообще не будет работать против тебя. Любые сведения, которые поступят к нам от негласных осведомителей, дальше не пойдут. По-моему, это чертовски хорошая сделка, и мы вправе ожидать от нее неплохих результатов.

Муни выхлебывает свою шипучку и поднимается.

– Сейчас мне пора, – говорит он. – О конкретных цифрах поговорим потом – когда ты выполнишь свою часть договора.

– Хорошо, – соглашается Гарри.

Мы тоже встаем, обмениваемся рукопожатиями, и Муни уходит. Гарри снова падает на стул. Глаза его как-то странно поблескивают.

– Хочешь еще, Джек? – спрашивает он, беря в руки бутылку шампанского.

– Нет. Давай лучше выпьем чего-нибудь посущественнее, – отвечаю я.

В продолжение следующих нескольких недель мы с Бердсли занимаемся тем, что объезжаем магазинчики, торгующие порнографией, и «договариваемся» с их владельцами. Мы предлагаем им новые условия и правила, напоминаем о правилах пожарной безопасности и прочем. Упоминание имени Гарри Старкса в большинстве случаев помогает достичь взаимопонимания, но некоторые из торговцев грязными картинками не хотят плясать под нашу дудку. У них, мол, уже есть «крыша» и все такое. Приходится сжечь пару упрямцев. Гарри, впрочем, остается недоволен. Главным образом потому, что мы не посоветовались с ним, прежде чем начать действовать. Кажется, ему не хочется слишком обострять ситуацию. Я, однако, не совсем понимаю, что́ ему не нравится.

Ну а пока суд да дело, мы с Бердсли понемногу толкаем «волосатикам» новый наркотик. Студенты-химики из Каннинг-тауна гонят эту дрянь не покладая рук, поскольку «дети цветов», похоже, способны потреблять ее в неограниченных количествах. «Кислотный трип» – вот как это называется. Надо сказать, что все эти бусы, бисерные феньки, бесформенные хламиды и вязанные из грубых ниток свитера придают им довольно экзотический вид. Кайф, пацифизм и «Власть цветам!». Впрочем, мне все это до фонаря. Нам эти убогие никакого беспокойства не причиняют. «Никакой аг-грессии», как выразился бы Бердсли. Погода с каждым днем становится все теплее, и «волосатики» заговорили о Лете Любви. Бердсли с трудом сдерживает отвращение, но я напоминаю ему, что главное – бизнес, остальное не имеет значения.

– Ненавижу этих патлатых недоумков, – говорит он.

Впрочем, у нас тоже начинается что-то вроде Лета Любви. Деньги, которые мы получаем от торговли наркотиками и от нашего бизнеса в аэропорту, обеспечивают нам спокойную, легкую жизнь, к тому же вот-вот начнет действовать создаваемая Гарри система контроля за торговлей порнографией. Она довольно сложна, но вполне работоспособна. Между тем я просто не знаю, что мне делать с теми шальными деньгами, которые я начал получать в последнее время. Мне, впрочем, удается потратить их на скачки или на собачьи бега в Хэкни или Уайт-Сити. Остатки я благополучно спускаю в казино. Как-то ночью в Балхеме я угодил в заварушку и едва не порезал крупье. Глупо, конечно. Фред Горбушка обязательно настучит. Он работает на Близнецов, так что эта история непременно дойдет до Большой Двойки. Впредь мне нужно держать себя в руках.

Правда, шум идет пока только по Уэст-Энду, так что насчет ист-эндовских дел можно не беспокоиться. Гарри тоже должен быть доволен, хотя я знаю, что он все еще думает о том убитом пареньке. Как-то я заехал к нему и увидел у Тревора под глазом здоровенный фингал. На Гарри «нашло». И свое плохое настроение он, разумеется, выместил на бедняге Треви. Главное, никакого облегчения ему это не принесло – Гарри сделался еще мрачнее, к тому же теперь он чувствует себя виноватым перед парнем. У Треви тоже настроение не ахти какое. На его побитой морде просто-таки написано «А катитесь вы все к черту!». Точно такое же выражение появлялось на лице Мэдж, когда мне случалось задать ей трепку.

Потом Бердсли принес новости. Дерек – бригадир аэропортовских грузчиков – сообщил, что через пару дней в Хитроу ожидается большой груз промышленных алмазов. Это было именно то, чего мы давно ждали. И если нам удастся груз захватить, каждый из нас сможет не работать до конца своих дней.

Гарри немедленно организовал встречу. Дерек сильно нервничал, очевидно, у него сохранились не самые приятные воспоминания о «телефоне». Как бы там ни было, он подробно рассказал о всех мерах безопасности, которые принимаются в аэропорту в связи с прибытием ценного груза, после чего мы начали планировать собственную операцию. А операция обещала быть весьма и весьма крупной. Это вам не мелкое воровство из чужих чемоданов. Мы готовились сорвать крупный куш.

И вот мы с Бердсли уже в форменной одежде аэропортовских грузчиков, и Дерек ведет нас на летное поле. Он же получил для нас два пропуска в полицейском отряде охраны аэропорта. На поле мы садимся в небольшой кар с прицепом и едем к грузовому реактивному самолету, который больше всего похож на гигантский автобус, к которому кто-то приделал короткие толстые крылышки. Ума не приложу, как такая штука может летать, но это, в конце концов, не мое дело.

Двигатель у кара электрический, как у молоковоза; он негромко поет под полом кабины, и я тоже начинаю напевать себе под нос какую-то мелодию. Конечно, я немного волнуюсь, хотя никаких оснований для беспокойства нет. Вся операция хорошо, тщательно спланирована. Мы несколько раз обговаривали различные варианты. Гарри сам продумал все до последней детали. Правда, у него нет никакого опыта в планировании масштабных ограблений. Как я уже упоминал, до сих пор он главным образом брал проценты с тех, кто промышлял воровством. Это, да еще предоставление «защиты» мелким предпринимателям, было его коньком. Но и упустить такой жирный кусок было бы непростительной глупостью, и Гарри пришлось выступить в непривычной для него роли криминального стратега. Совещания, подробные инструктажи, карты, игрушечные автомобильчики – все было пущено в ход, чтобы заставить каждого из нас запомнить, что и как он должен делать.

И вот наступил решающий день, но Г., разумеется, с нами нет. В операции участвуем только я, Бердсли, Дерек и еще двое грузчиков, которым можно доверять. Они ожидают нас в грузовом отсеке самолета. Продолжая подпевать электромотору, я смотрю на Бердсли. У него на лице играет идиотская улыбка, а зубы крепко сжаты от напряжения и, возможно, – от «бомбовозов», которые мы проглотили рано утром. Перед такой работенкой просто необходимо немного закинуться хотя бы для того, чтобы быстрее соображать.

Все спланировано. Мы должны подняться в отсек, парни подкатят транспортер и начнут подавать контейнеры с алмазами. Здесь мы перехватим груз и через второй люк сбросим в прицеп, потом свяжем Дерека и его ребят. На прощание нужно будет их немного побить, чтобы казалось, будто они оказали нам сопротивление. Потом мы снова сядем в электрокар и отвезем алмазы на стоянку обслуживающих машин, где нас будет ждать водитель с грузовым фургоном. Прежде чем поднимется тревога, мы успеем преодолеть большую половину Большого Западного шоссе.

Внезапно я думаю о том, что грузчикам следует навешать как следует, чтобы все выглядело как можно убедительнее. Несколько лишних синяков и шишек – пустяк по сравнению с жирным куском, который каждый из них получит после операции. За партию промышленных алмазов, если реализовать ее с умом, можно получить несколько сот тысяч фунтов. Может быть, даже миллион. Но пожалуй, лучше сейчас об этом не думать. Парни, ограбившие почтовый поезд,[39]39
  Имеется в виду ограбление почтового поезда в августе 1963 г., когда добычей налетчиков стали 2 млн 600 тыс. фунтов, в основном в ветхих банкнотах.


[Закрыть] тоже утратили осторожность, когда поняли, что им досталось намного больше, чем они рассчитывали. Богатство ударило им в головы, и они стали совершать ошибку за ошибкой. Нет, сейчас о деньгах лучше совсем не думать. Нужно довести дело до конца и затаиться. Подождать немного, когда шум немного уляжется, и уж тогда…

Итак, мы входим в грузовой отсек, где ждут нас люди Дерека. Тотчас подкатывается транспортер. Оживает широкая резиновая лента, на ней появляется первый контейнер. Встав цепочкой, мы передаем контейнеры через весь грузовой трюм и через открытый люк сбрасываем в кузов нашего электрокара. Контейнеры оказываются немного легче, чем я предполагал, и понемногу я начинаю сознавать, что что-то здесь не так. Такое впечатление, что в контейнерах вообще ничего нет. Но я отгоняю от себя тревожные мысли. В конце концов, откуда мне знать, сколько весят эти самые алмазы? Сейчас мы заняты только одним: поскорее переправить добычу в кузов электрокара. Все сосредоточены, никто не смотрит по сторонам. Но когда я на мгновение бросаю взгляд в сторону погрузочного люка, я вдруг замечаю на ленте чью-то голову. И тело. Кто-то, скрючившись в три погибели, въезжает на транспортере в грузовой отсек. Я собираюсь поднять тревогу, но меня опережают.

– Полиция! – кричит незнакомец.

С этим воплем он прыгает на ближайшего грузчика. В руке у него дубинка. Полицейский пытается ударить ею человека, которого он повалил, но дубинка за что-то цепляется. Тем временем с ленты спрыгивает второй легавый, он бросается на помощь напарнику, и под лентой транспортера образуется куча-мала. Некоторое время ничего нельзя понять; грузовой трюм оглашается криками, по настилу перекатываются сцепившиеся в борьбе тела. Наконец я вижу, что один из фараонов поднимается, пока второй прижимает к полу захваченного грузчика. Оба они одеты в штатское. И я готов спорить на что угодно – эти парни не из отряда по охране объектов воздушного транспорта. Скорее – из «Летучего отряда» или какого-то другого специального подразделения.

Ох и влипли же мы!

Легавый лупит дубинкой второго грузчика, а с ленты транспортера прыгают в отсек еще и еще фараоны. Бердсли стоит в нашей цепочке ближе всех к выходу – люку, и я, толкнув его в ту сторону, кричу во все горло:

– Беги! Беги! Прыгай!

Он кое-как протискивается в узкий люк и спрыгивает в кузов электрокара. Дерек тоже бежит вдоль трюма к выходу, а за ним, с дубинками наготове, гуськом мчатся фараоны.

– Попался, мерзавец! – кричит тот, что бежит первым, и, схватив Дерека за воротник рабочего комбинезона, бьет дубинкой по виску. Дерек валится как подкошенный, легавый спотыкается о него и тоже чуть не падает. Пока он не успел выпрямиться, я выхватываю кастет и бью его прямо по зубам. Выплевывая кровь и осколки эмали, легавый со стоном падает; бегущие за ним фараоны не успевают затормозить и, как костяшки домино, валятся на своего товарища и на Дерека. Этой небольшой задержки мне хватает, чтобы броситься к люку и спрыгнуть вниз, в кузов нашего кара. Бердсли уже в кабине, держится за баранку.

– Гони, сынок! – кричу я. – Сматываемся отсюда!

Бердсли рвет с места. Один из легавых бросается за нами в погоню на своих двоих. Пока скорость еще не очень велика, он успевает догнать нас и пытается запрыгнуть в прицеп, но я бью его кастетом по рукам. Легавый падает и катится по гудронированной дорожке. (Мэдж, которая на полном ходу вывалилась из машины на Большой Северной дороге… О нет, Джек, ради всего святого, не думай об этом сейчас!) Я снова перебираюсь в кар. Опускаюсь рядом с Бердсли на крошечное пластмассовое сиденье. Сиденье развернуто в обратную сторону, и я вижу ярдах в пятидесяти позади нас группу фараонов.

– Ты не можешь ехать быстрее? – спрашиваю я.

– Джек … – Бердсли нервно сглатывает.

Наша скорость почему-то падает. Легавые начинают нагонять.

– Жми, сынок, жми! Педаль в пол, черт тебя побери!

– Джек, – повторяет Бердсли, – смотри!

– В чем дело, мать твою?! – кричу я и поворачиваюсь.

Теперь я вижу, в чем дело. На взлетную полосу перед нами выруливает огромный самолет «Ви-Си-10». Мы мчимся прямо на его переднее шасси. Сзади за нами гонится орава легавых.

– Черт!.. А-а!.. – говорю я и выхватываю у Бердсли руль. Потом ставлю ногу на его ботинок, до отказа выжимая педаль. Бердсли вскрикивает – больше от страха, чем от боли, потому что мы мчимся прямо на гигантские колеса переднего шасси.

В последний момент я выкручиваю руль, так что мы проносимся в считанных дюймах от передней стойки шасси. Кар резко заносит, и я вращаю руль в другую сторону, чтобы разминуться с еще более массивными задними колесами самолета. При этом я громко, истерически хохочу, словно подросток, который катается в парке аттракционов на электрическом автомобильчике. На полной скорости мы вылетаем из-под хвоста самолета, который тормозит, оглушая нас ревом двигателей. От легавых мы оторвались – во всяком случае, на то время, которое им придется потратить, чтобы обогнуть самолет. Не теряя ни минуты, я сворачиваю к ближайшей погрузочной площадке. Там мы бросаем кар и бежим в одно из аэропортовских зданий.

Внутри мы сбавляем ход. Мы идем по коридору почти прогулочным шагом, стараясь не привлекать к себе внимание. Небрежно подмигиваем встречным стюардессам. Каким-то образом нам удается отыскать дорогу в зал прилетов. Там мы заходим в туалет и снимаем наши рабочие комбинезоны, под которыми – в соответствии с первоначальным планом – на нас надета обычная одежда. Это, впрочем, мало что меняет, потому что аэропорт буквально кишит легавыми. Фараоны в форме стоят у всех выходов, агенты в штатском снуют в толпе. Пассажиров в зале действительно очень много, но наше положение от этого ничуть не лучше. Я, во всяком случае, пока не представляю, как мы отсюда выберемся.

Как раз в этот момент до моего слуха доносятся громкие крики. Похоже, начинается какой-то скандал. Душераздирающие вопли и визг несутся со стороны прилетных ворот, в которых как раз начали появляться только что прибывшие пассажиры. Суматоха и шум нам на руку – они могут послужить неплохим прикрытием, и я сворачиваю в ту сторону.

И сразу замечаю целую толпу девушек-подростков, которые, захлебываясь от счастья, выкрикивают приветствия какой-то поп-группе, вернувшейся на родину после европейского турне. Сверкают фотовспышки, раскачиваются над головами самодельные плакаты с надписями «Добро пожаловать домой, „Роллинги“!» и «Мы любим тебя, Мик!». Не долго думая, мы с Бердсли смешиваемся с группой фанаток.

– Чертовы патлатые… – бормочет Бердсли сквозь зубы.

Полиция смята и отброшена. Мы движемся в самой гуще толпы несовершеннолетних сикильдявок, вопящих, визжащих и выкрикивающих имена своих кумиров. Не долго думая, я присоединяюсь к их нестройному хору.

– Эй, дядя, ты не слишком старый, чтобы фанатеть от «Роллингов»? – спрашивает меня какая-то девица в мини-юбке.

– Да я от них тащусь! – говорю я.

Полицейские в форме, стоящие на выходах, целиком поглощены тем, что контролируют движение толпы, и нам удается выскользнуть из здания аэропорта незамеченными. На стоянке мы ловим такси и мчимся обратно в Лондон.

– Нас подставили, Гарри. Это была чертова полицейская ловушка!

Я кричу. По правде говоря, я зол, как тысяча чертей.

– Кто-то на нас настучал! А может, кто-то хотел поквитаться с нами, вот и навел на нас чертовых легавых!

Гарри пытается меня успокоить. Он наливает мне и Бердсли еще по порции бренди и ждет, пока мы оба немного остынем. Потом пожимает плечами.

– Думаешь, Дерека работа?

– Не знаю. Мне кажется, что нет.

– Как же, по-твоему, это случилось?

– Откуда мне знать?!

– Я кое-что слышал… – говорит он.

– Что именно?

– Один мой друг, который служит в полиции, поделился со мной внутренней информацией, касающейся реорганизации системы безопасности в Хитроу. Особый отряд полиции по охране аэропорта расформирован. Теперь это участок Второго отдела Управления уголовного розыска. Наверное, кое-кто обратил внимание на то, что в Хитроу пропадает слишком много багажа.

– Ну, я в любом случае не думаю, что это надолго. А что говорит твой друг-полицейский по поводу того, кто мог нас подставить?

– Да не переживай ты так, Джек! Ну не получилось у нас, ну и что? Подумаешь, велика важность! Неприятно, не спорю, но мы как-нибудь переживем. Утремся и переживем. Сейчас, мне кажется, разумнее всего лечь на дно; во всяком случае, в аэропорт некоторое время лучше не соваться. Я почти уверен, что легавые возьмутся теперь и за грузчиков, и за ребят с парковки, а нам совершенно не нужно, чтобы кто-то мог связать нас с ними.

– Пожалуй, ты прав. Значит, конец нашему маленькому предприятию?

– Да. К сожалению, все хорошее когда-нибудь кончается, а этот бизнес был очень хорошим.

– Зато теперь мы можем вплотную заняться другими делами.

– Да, – кивает Гарри. – Только не горячись, понял? Больше никаких поджогов без консультации со мной, о'кей?

Итак, порнография. Она и наш с Бердсли маленький бизнес. Хитроу теперь для нас закрыто, но эти два предприятия все же будут приносить кое-какие деньги. Может быть, нам даже стоит отстегивать Гарри часть прибыли от торговли «кислотой» – нам вполне может понадобиться его покровительство, если возникнут проблемы при расширении бизнеса. Впрочем, с «волосатыми», которые выступают за Мир и Любовь, никаких трудностей пока не было.

Бердсли собирается уходить, и я говорю ему, где и когда мы встретимся. Я остаюсь, чтобы пропустить еще стаканчик, но не только поэтому. Мне кажется – Гарри хочет о чем-то поговорить. Налив мне еще порцию бренди, он ненадолго отлучается и возвращается с какой-то картой в руках. Новые наполеоновские планы, думаю я. Надеюсь, впрочем, что нет, ведь еще неизвестно, какие последствия будет иметь наш провал в Хитроу.

– Я хочу кое-что показать тебе, Джек, – говорит Гарри.

– Да? А что?

Гарри разворачивает на столике карту, разглаживает ее ладонями. Его короткий, толстый палец указывает на какое-то зеленое пятно.

– Смотри, вот здесь нашли Берни… Ну, того парнишку, которого уложили в чемоданы.

– Вот как?!

Проклятье, опять он об этом!

– Таттингстоун, – говорит Гарри, указывая на крошечный кружочек на карте. – А вот здесь, недалеко… – добавляет он, тыча толстым пальцем в кружочек побольше, нарисованный рядом с обширным голубым участком, – …Харктуэлл-Приморский.

Харктуэлл-Приморский! Я помню, как Джо Мик сказал нам, что Берни собирался на вечеринку в какой-то большой загородный дом. Еще он бормотал какие-то слова, которые показались мне бредом: «харя», «кот»… Может быть, он все-таки хотел нам что-то сказать?

– Тебе не кажется, что эта твоя догадка маловероятна?

Гарри Старкс в роли Шерлока Холмса. Умора!

– Нет, Джек, не кажется. Я знаю – в том районе есть большая загородная усадьба, где как раз проводятся такие вечеринки, на какую могли позвать Берни. И я знаю, чья это усадьба. Нам с тобой придется навестить этого человека, Джек.

Тревор везет нас в «даймлере», хотя мы вполне могли пройти эти два квартала пешком. И вот мы на Итон-сквер. Шикарное место. Тревор паркует машину, и Гарри ведет нас к парадной двери одного из больших домов. Он нажимает звонок, и через какое-то время дверь отворяется. Я почти готов увидеть дворецкого, ливрейного лакея или на худой конец – простого слугу, но на пороге стоит старик с обрюзгшим лицом и зачесанными назад седыми волосами. На шее у него болтается галстук-«бабочка». Увидев нас, он слегка вздрагивает, но тут же напускает на себя радушно-приветливый вид.

– Гарри! – радостно восклицает он густым, сочным баритоном. Похоже, старик немного пьян. – Какой приятный сюрприз! Входите же скорее!

Он ведет нас в небольшую прихожую, и я начинаю понимать, что старик занимает только одну квартиру в этом огромном особняке.

Гарри знакомит нас с хозяином.

– Лорд Тереби, – говорит он.

– Зовите меня просто Тедди, – поправляет его жизнерадостный старикан и с нескрываемой завистью косится на юного Тревора, который тоже пошел с нами.

– Позвольте вашу шляпу, Джек, – говорит лорд Тереби, жестом приглашая нас в гостиную.

– Я… Нет. Если вы не против, Тедди, я, пожалуй, лучше останусь в ней.

Я говорю это, а сам чувствую себя крайне неловко. Наверное, мне все-таки следовало снять шляпу. В высшем обществе это само собой разумеется, я полагаю. Мне даже начинает казаться, что сейчас Тедди сделает мне замечание или скажет что-нибудь насчет правил хорошего тона, но вместо этого он только награждает меня еще одной широкой улыбкой.

– Конечно, конечно, – говорит он не моргнув глазом.

Эта его приветливость и отточенные манеры, безусловно предназначенные для того, чтобы гость мог чувствовать себя спокойно, жутко меня нервируют. Я не привык к вежливому обращению. Оно меня просто угнетает. Тедди, напротив, совершенно спокоен и благодушен, но, когда он открывает перед нами дверь, я все же замечаю, что его пальцы чуть-чуть дрожат.

Мы входим в гостиную. Гарри и Тревор опускаются на диванчик возле большого мраморного камина. Я усаживаюсь в кресло. Именно усаживаюсь, причем на самый краешек. Обивка у кресла такая роскошная и дорогая, что я еще сильнее начинаю чувствовать себя не в своей тарелке.

Тем временем Тедди приносит нам выпивку. Джин с тоником для каждого. Потом он с самодовольным вздохом падает в кресло, стоящее напротив моего.

– Ваше здоровье! – Тедди поднимает свой бокал граненого стекла. Старик буквально лучится дружелюбием.

Мы как автоматы повторяем его движение. Кажется, этот аристократ полностью подчинил нас своему влиянию.

– Итак, – продолжает он своим сочным баритоном, – чему я обязан удовольствию видеть тебя, Гарри? И твоих очаровательных друзей, конечно…

– Честно говоря, Тедди, мы к тебе по делу.

– Ага, – произносит Тедди с тенью сожаления в голосе. – Почему-то я так и подумал.

Гарри делает небольшой глоток из своего бокала и ставит его на журнальный столик.

– Не будем ходить вокруг да около и перейдем прямо к сути, – говорит он нетерпеливо.

– О Господи… – Тедди слегка морщится, но в целом ему удается сохранить приветливое выражение лица. – Надеюсь, ничего плохого не случилось? Терпеть не могу неприятности!..

– Увы, случилось. И предмет нашего разговора будет весьма неприятным.

Теперь я отчетливо вижу, что Тедди тоже нервничает. Он опускает голову и долго глядит в бокал с джином.

– В таком случае, – негромко говорит он, – расскажи мне, в чем дело.

– Бернард Оливер, – говорит Гарри и пристально смотрит на лорда, ожидая его реакции.

Тедди пожимает плечами.

– Семнадцатилетний паренек-проститутка, которого нашли разрезанным на куски. Тело было упаковано в два чемодана, которые нашли на поле меньше чем в пяти милях от твоей загородной усадьбы.

Тедди задумчиво водит пальцем по кромке бокала. Потом он медленно поднимает голову.

– Вот как? – говорит он.

– Да. – Гарри делает чуть заметную паузу. – Он ведь присутствовал на одной из твоих вечеринок?

Лицо Тедди стремительно теряет свое жизнерадостное выражение.

– Может быть.

– Что значит – «может быть»?

– Не думаешь ли ты, что я в состоянии запомнить имена всех этих юношей? Впрочем, Скотленд-Ярд утверждает, что он вполне мог там побывать.

– Скотленд-Ярд? Ты хочешь сказать, что с тобой разговаривали не местные легавые?

– Нет, разумеется. Ведь расследование велось на самом высоком уровне, если ты понимаешь, что я имею в виду. К нему не допустили даже полицейских из Отдела по расследованию убийств. На той вечеринке было несколько весьма высокопоставленных гостей, так что… Необходимо было исключить малейшую возможность огласки. Все стремились во что бы то ни стало избежать скандала.

– Но ведь убийца мог быть среди присутствующих.

– Это не исключено. Но ведь в самом «Харктуэлл-лодж» ничего не произошло! Ничего выходящего за рамки закона, если можно так выразиться. Поэтому, когда полиция предположила – только предположила! – наличие связи между этим… прискорбным случаем и неофициальным приемом, который сочли возможным посетить высокопоставленные государственные и церковные деятели, расследование было довольно быстро остановлено.

– Вероятно, об этом кто-то специально похлопотал?

– Послушай, Гарри, ты говоришь так, будто речь идет о каком-то… преступном сговоре! Уверяю тебя, ничего такого нет! И не было! Никто не знает, что случилось с этим беднягой. И не хочет знать.

– Но ведь это означает, что какой-то больной психопат, совершивший жестокое убийство, останется безнаказанным. Вы что, сознательно его защищаете?

– Вот не думал, Гарри, что ты так расстроишься из-за еще одного нераскрытого убийства.

Гарри весь подбирается. Его брови топорщатся от ярости, руки сжимаются в кулаки. Он готов что-то сказать, но только шипит сквозь стиснутые зубы. Наконец он с видимым трудом разжимает кулак, чтобы взять со столика бокал. Поднеся его к губам, Гарри делает большой глоток джина.