Текст книги "Беспощадный рай (ЛП)"
Автор книги: Джей Ти Джессинжер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 15 страниц)
Кофе, ха-ха. Не думаю, это такая уж хорошая идея. В последний раз, когда я пила кофе с мужчиной, у меня снесло крышу, и я превратилась в гигантский пульсирующий клитор.
Я поднимаюсь и нетвердой походкой иду в его кабинет, где опускаюсь в ближайшее кресло. Хэнк возвращается через несколько минут с двумя пластиковыми стаканчиками и протягивает один мне. Потом садится за свой большой письменный стол из красного дерева и впивается в меня взглядом.
– Итак, выкладывай. Кто, что, когда, где и почему?
Я невольно смеюсь. Он такой репортер. Чтобы выиграть время, я делаю большой глоток крепкого кофе и изучаю награды в рамках, которые висят на стене за его столом. Кабинет небольшой, но уютный – в бежевых и кремовых тонах. Бросается в глаза отсутствие каких-либо семейных фотографий.
– Ты когда-нибудь жалеешь, что у тебя нет детей? – спрашиваю я.
Его брови взлетают вверх.
– Вопрос предполагает ответ, встречал ли я когда-нибудь женщину, с которой хотел бы иметь детей.
Смутившись, я смотрю на уродливый белый стаканчик в моих руках.
– Прости. Это было грубо. И это не мое дело.
После минутного молчания Хэнк произносит:
– Я отвечу через секунду, но сперва хочу отметить важность этого события.
Я смотрю на него исподлобья.
Он улыбается, и на обеих щеках вспыхивают ямочки.
– За пять лет, как ты стала моим помощником, сегодня ты впервые задала мне личный вопрос.
– Я не лезла не потому, что меня это не волнует.
– Я знаю. – Его голос мягкий. – Это потому, что ты не хочешь получить личный вопросы в ответ.
О боже. Я настолько очевидна?
Его тон становится оживленным.
– Во всяком случае, отвечая на твой вопрос – нет. Я не жалею, что у меня нет детей. Они меня пугают.
Это заставляет меня смеяться.
– Дети тебя пугают?
– Их единственная цель – вырасти и заменить нас. Мы выращиваем себе замену. Задумывалась ли ты когда-нибудь об этом?
– Ты пересмотрел фильмов про инопланетян.
– У моей сестры шестеро маленьких монстров... Шестеро! – Он вздрагивает. – Посетить ее дом – все равно что спуститься в седьмой круг ада Данте. Полдюжины жестоких, миниатюрных тиранов разгуливают вокруг, ломая вещи и вопя, как кучка викингов на крэке. Это полный дурдом. Ей сорок два, но выглядит она на сто два. Если бы мне не сделали вазэктомию в двадцать, то, глядя, как она воспитывает этих будущих преступников, я бы точно побежал к врачу.
Я чувствую холодный укол паники.
– Ты думаешь, люди могут родиться плохими? Заложено ли это в них так, что как бы они ни старались быть хорошими, они всегда будут гнилыми?
Он наклоняет голову и с хмурым видом разглядывает меня.
– Нет. Я преувеличиваю. Моя сестра – очень хорошая мать. И ее дети вырастут хорошими людьми. О чем ты на самом деле спрашиваешь?
Я смотрю на чашку в своих руках, с ужасом обнаруживая, что она расплылась. Мои глаза застлали слезы. Я прочищаю горло и глубоко вдыхаю. Давай же, мать твою. Просто скажи. Тебе нечего терять.
– Я прошу совета. – Когда Хэнк ничего не говорит, я поднимаю на него взгляд. – Мне нужно мужское мнение. Взрослого мужчины. Кого-то умного. Опытного. Как ты.
– Окей. Весьма лестно, спасибо. Но почему бы тебе не посоветоваться со своим отцом?
– Мы не близки. Вообще-то мы не разговаривали уже много лет.
Некоторое время он переваривает эту информацию.
– Мне жаль это слышать.
– Не стоит. Он плохой парень. Злокачественный как рак.
Судя по выражению лица Хэнка, он умирает от желания податься вперед и допросить меня – это в его крови. Его репортерский инстинкт срабатывает, как срабатывает инстинкт собаки, когда она замечает белку. Но мужчина сдерживается и просто кивает, показывая, что готов меня слушать.
– Я встретила мужчину. – Я останавливаюсь и делаю еще один вдох.
– Продолжай.
Я снова смотрю вниз. Все это слишком сложно.
– Эм. Он… – Красивый. Сложный. Раздражительный. Интересный. Король среди преступников. Несравненного сексуальный. – Я не могу решить, нравится он мне или я его ненавижу. Я как бы обязана его ненавидеть. Он – воплощение всего, что я желать не должна. Но еще он… Невероятный. Умный. Очаровательный.
Я закрываю глаза и представляю лицо Киллиана.
– Он самый интересный человек из всех, кого я когда-либо встречала. И, если не считать моего отца, самый опасный.
– Опасный?
Я открываю глаза и вижу, что Хэнк смотрит на меня с неверием, вскинув брови.
– Насколько опасный? По шкале от вождения в состоянии алкогольного опьянения до Дарта Вейдера.
Я отвечаю без колебаний.
– Дарт Вейдер – маменькин сынок по сравнению с ним. Он больше похож на дитя любви Лекса Лютера и Малефисенты. Умноженное на десять тысяч.
Мы молча смотрим друг на друга, пока Хэнк осторожно не говорит:
– Если этот человек обижает тебя, Джули, мы должны пойти в полицию и заявить об этом.
Мое задержанное дыхание вырывается из меня громким, диким смехом.
– Боже, нет. Единственная опасность, которую он представляет для меня, – это уничтожение моей коллекции трусиков.
Хэнк моргает.
Я поджимаю губы и в ужасе смотрю на него.
– Прости.
Мужчина кривится, проводит рукой по волосам и нервно хихикает.
– Ничего страшного, просто я этого не ожидал. Хорошо. – Теперь его очередь откашляться. – Этот... э-э... этот твой опасный человек. Как вы с ним познакомились?
– Я кое-что у него украла. Вообще-то, много чего. Нет, это одна и та же вещь, просто в большом количестве.
Хэнк выглядит так, будто сожалеет о том, что вообще затеял этот разговор. Какое-то время он подбирает слова.
– Ты совершила кражу.
– О да. Серьезную. Этот опасный человек обнаружил, что это сделала я… не стану утомлять тебя всякими подробностями того, как меня вычислил, но уверяю, они довольно интересны. Так вот, он меня выследил. И продолжает наблюдать за мной, потому что я ему понравилась, даже когда он обнаружил, что мой отец – его злейший враг.
Хэнк внимательно меня изучает, выглядя смущенным.
– Ах-хах.
Распаляясь на этой теме, я выпрямляюсь в кресле.
– И это действительно проблема. Не то чтобы они были врагами, но у них с моим отцом один род деятельности. И в основном тот же тип жизни
– Злокачественного типа.
– Ага.
– Могу я задать личный вопрос?
– Конечно.
– Ты подумывала о профессиональной терапии?
Я смотрю на него с необычной болью.
– Господи, Хэнк.
– Это не упрек, – мягко успокаивает он. – Я говорю от чистого сердца. Потому что из того, что я услышал, у тебя сильное сексуальное влечение к мужчине, от которого ты должна держаться подальше, но не можешь. – Он делает паузу. – Кроме того, у тебя проблемы с воровством.
– Это скорее хобби.
– Ты воровала не один раз? – Его голос повышается.
Я чувствую себя безрассудно, поэтому признаюсь. С таким же успехом можно было заставить нестись поезд со скандалами на всех парах.
– О боже, да. Много раз.
Хэнк изумленно смотрит на меня.
– Ты можешь оказаться в тюрьме!
– Да. – Я пожимаю плечами. – Уже сидела. Неплохо расслабляет. В голову приходит много мудрых мыслей.
Хэнк медленно откидывается на спинку кресла. Его брови нахмурены, а на лице застыла тревога.
– Знаю, – тихо бормочу я, наблюдая за его реакцией. – Я кажусь милой девушкой.
– Ты славная девушка. Честно говоря, я в шоке.
– А что, если я скажу тебе, что ворую только у плохих парней. а все, что я беру, идет на помощь менее удачливым?
– Я бы сказал, что эта история стара как мир.
– Как и история Моисея. Это не значит, что это неправда.
Он упирается локтями в стол, опускает голову на руки и стонет.
– Пожалуйста, перестань болтать.
Вот почему не стоит доверяться людям. Правда заставляет их нервничать.
– О, расслабься, Хэнк. Я просто шучу. Не о парне, который мне не должен нравиться, а обо всем остальном.
Когда мужчина смотрит на меня, я посылаю ему свою самую обаятельную улыбку. Он прищуривается, явно сомневаясь в моих словах.
– Значит, ты ничего у него не украла?
Я пренебрежительно отмахиваюсь.
– Разумеется, нет. Не неси чепухи.
– И он не опасен?
– Он бухгалтер.
– Тогда почему он тебе не должен нравиться?
– Потому что мой отец тоже бухгалтер. Я поклялась, что никогда не выйду замуж за бухгалтера. Все эти подсчеты способны свести девушку с ума.
Мы пялимся друг на друга. Я с невозмутимым лицом, Хэнк – словно у него мучительный запор.
Наконец он вздыхает.
– Ладно. Вот тебе мой совет. Прими все как должное. Понимаешь?
– Да.
– Жизнь коротка. Второй не будет. Целуй того, кого хочешь целовать, люби того, кого хочешь любить, а того, кто не уважает тебя, шли на хер. Твое сердце само приведет тебя туда, где твое место. Никогда не принимай решения, основанные на страхе. На самом деле, тебе стоит стремиться к тому, что тебя пугает, потому что именно там находится настоящая жизнь. В самых страшных местах. В грязных местах. В тех местах, где не так уж красиво. Погрузись и окунись во всю боль и красоту, которые только может предложить тебе жизнь, чтобы в конце у тебя не было никаких сожалений. Мы приходим в этот мир единожды. Получив чудесный дар жизни, следует по-настоящему, полностью прожить его.
Он замолкает и промаргивается.
– Вау. Жаль, что я этого не записал. Речь была великолепной.
– Я перепишу это для вас, – шепчу я. – Мне кажется, что слова отпечатались в моей душе.
– О боже. Ты плачешь.
– Нет, – сквозь рыдания всхлипываю я. Утерев слезящиеся глаза, добавляю: – Просто у меня месячные.
Покачав головой, Хэнк усмехается.
– Я рад, что мы поговорили в восемь утра в понедельник. Возьми сегодня отгул.
Я встаю, обходу стол и обнимаю мужчину за шею. Все еще сидя в кресле, он по-отечески похлопывает меня по спине.
Через мгновение он прочищает горло.
– Ладно. Это предел моих отцовских инстинктов, козявка. Если тебе понадобится дополнительная помощь, я отправлю тебя к Рут в отдел кадров, потому что в буквальном смысле не представляю, как обращаться с эмоциональными молодыми леди.
Я выпрямлюсь и с улыбкой смотрю на него сверху.
– Ты молодец, Хэнк Хаузер.
Он отмахивается.
– Перестань пытаться умаслить меня. Тебе еще пять месяцев не полагается повышение зарплаты.
Стук в дверь кабинета Хэнка заставляет нас обернуться.
В дверях стоит молодой человек – симпатичный латиноамериканец лет под тридцать в дорогом черном костюме и белой рубашке с расстегнутым воротом. Он принес внушительный букет темно-красных роз и плоскую черную бархатную коробочку, перевязанную черной лентой.
– Джули, – сурово говорит он, словно меня обвиняют в ужасном проступке.
Божечки. Что происходит?
– Она сегодня на больничном.
Он кривит губы и качает головой.
– Хорошая попытка. Собираетесь остаться здесь? – Он увказывает подбородком в сторону стола Хэнка.
Ошеломленный новым поворотом событий, Хэнк делает широкий жест рукой.
– Непременно, мистер…
– Диего. Просто Диего.
Диего явно не обычный посыльный. Помимо костюма, он обладает той же самоуверенностью и развязностью, которую я слишком хорошо знаю.
Что именно заставляет мужчин ходить так, будто у них в заднице миллион долларов наличными?
Диего кладет букет роз на стол, следом – черную коробку, затем поворачивается и направляется обратно к двери. Прежде чем выйти, он резко останавливается и смотрит на меня.
– Он не тот, за кого ты его принимаешь.
Мы пристально смотрим друг на друга. Я чувствую, как Хэнк озабоченно бросает на нас взгляды, не зная, стоит ли ему вмешаться или позволить этой странной маленькой драме разыграться.
Я хочу, чтобы все закончилось. С меня хватит этой чепухи типа «не кто, а что из себя представляет».
– Тогда скажи мне, кто он.
Диего впивается взглядом в Хэнка и вновь смотрит на меня.
– Он купил моей матери дом, – тихо говорит он. – Все выплатил. Отдал закладную. Никто в моей семье никогда не владел недвижимостью.
– Какая трогательная история, Диего. Мой отец тоже однажды купил кому-то недвижимость. Отдал закладную, перевез его и всю его семью. Через неделю дом сгорел со всеми обитателями. Угадайте, кто бросил спичку?
У Хэнка отвисает челюсть.
Глаза Диего вспыхивают.
– Полный пиздец, – выпаливает он.
– Так и есть. Плохие люди иногда ведут себя так, будто делают хорошие вещи, но это всего лишь игра. Понарошку. На твоем месте я бы посоветовал твоей матери найти другое жилье, прежде чем твой хозяин покажет свое истинное лицо и зажжет спичку.
Хэнк встает и широко разводит руки, словно проводит интервенцию.
– Ладно, ситуация становится странной. Диего, я думаю, вам пора уходить…
– Что они сделали? – настойчиво допытывается Диего. – Семья, которая сгорела в огне… Что они сделали, чтобы заслужить это?
– Оуф, – шиплю я. – Ты все еще думаешь, что дело в чести, да? Что вы вступили в клуб, братство, основанное на принципах, хотя на деле это предлог для жестоких козлов ломать жизни людей.
Мы смотрим друг на друга. Хэнк в смятении наблюдает за происходящим.
– Я тоже из плохих парней, – произносит Диего. – Мой работодатель не из их числа. Хотя вначале думал иначе. Но мое невежество не его вина.
Когда мое терпение иссякает, я спрашиваю:
– Что ты хочешь сказать?
Он смотрит на меня, его темные глаза блестят.
– Надеюсь, ты скоро все сама поймешь. Потому что он того стоит. Все, что он делает, важная работа.
У меня отвисает челюсть. Быть гангстером – это важная работа?
Диего поворачивается и выходит.
Через мгновение Хэнк произносит мое имя, подняв глаза от черной бархатной коробочки, которую держит в руках. Затем развязывает ленту и поднимает крышку, поворачивает коробку так, чтобы я видела, что внутри.
Это ожерелье. Бриллианты сверкают на черном бархате – три плотные цепочки собираются вокруг большого камня в центре, здорового, как яйцо малиновки, и черного, как чернила.
Чутье подсказывает мне, что это тоже бриллиант.
– Итак, у этого твоего бухгалтера не только верные подчиненные и необыкновенный вкус в ювелирных украшениях, но еще и романтическая натура, – сухо произносит Хэнк.
Он не потрудился дождаться моего ответа. Просто взял маленькую белую карточку, которая пришла с подарком, и прочитал вслух:
– «Так с поцелуем на устах я умираю».
Опять Шекспир. Это последняя строчка Ромео из пьесы, после того как он выпивает яд, чтобы присоединиться к своей любви в загробной жизни. Холодок дурного предчувствия пробегает по моей спине.
– Должно быть, поцелуй выдался славным, Джули, – не отрывая от меня взгляда, добавляет Хэнк.
Мой смех совершенно лишен веселья.
– Ага. По-настоящему убийственный.
ГЛАВА 18
Джули
Решив, что в моем нынешнем состоянии от меня не будет никакой пользы, Хэнк дает мне отгул, предложив съездить проветрить голову за городом.
Еще он рекомендует мне связаться с психотерапевтом как можно быстрее, вот только мне не нужны никакие разговоры. Мне нужно что-то сделать.
Только я понятия не имею, что.
Моей первой остановкой после ухода с работы становится банк. Я арендую банковскую ячейку и оставляю там ожерелье. Чуть позже, когда снова смогу мыслить здраво, закажу оценку стоимости. Сама я ничего не знаю о бриллиантах, разве что чем они больше и ярче, тем дороже. Следовательно, подарок Киллиана, вероятно, принесет при продаже неплохой куш.
Я еще не решила, как поступлю с деньгами: отдам на благотворительность или подожгу купюры и буду смотреть, как они горят.
Еще я останавливаюсь в круглосуточном магазине, чтобы купить воду в бутылках, и на заправке. Затем выезжаю на шоссе и еду без определенного пункт назначения. Я прибавляю скорость, радуясь, что в зеркале заднего вида не видно больших черных внедорожников.
В расслабленном состоянии я нахожусь ровно минуту, пока не замечаю пролетающий над головой самолет. Тут до меня доходит, что Киллиан мог следовать за мной не только по земле.
У этого человека, кажется, глаза повсюду, включая небо.
– Дурацкие спутники, – бормочу я, въезжая в паркинг торгового центра.
Я останавливаюсь посреди ряда машин, захожу внутрь и ищу таксофон. Отыскав один возле туалетов, вызываю такси. Когда подъезжает автомобиль, падаю на заднее сиденье и прошу водителя отвезти меня в какое-нибудь симпатичное местечко.
– «Манчестер у моря», – мгновенно отвечает он. – Прелестный пляж. Отличный вид. Все красивое. И всего сорок минут езды.
– Поехали.
По дороге я заставляю себя делать все, что угодно, лишь бы не думать о Киллиане.
Я считаю количество красных машин по пути. Считаю, сколько церквей мы проезжаем. Пытаюсь вспомнить слова песни Let It Be группы The Beatles, любимой песни моей матери. Играю с водителем в «Двадцать вопросов», выясняв, откуда он родом, нравится ли ему Бостон и что он думает о президенте.
Затем я откидываюсь на спинку сиденья и слушаю его настолько яркие разглагольствования, что мне удается вставлять лишь вежливые «ммм» и «угу» время от времени.
Когда мы добираемся до места назначения, мне уже просто необходимо выпить. Не думать о ком-то удивительно тяжкий труд.
Так как сидеть в баре рановато, я несколько часов брожу по пристани и очаровательным магазинчикам, пока не наступает время обеда. Будучи чертовски голодной, я запихиваю еду в рот, словно животное. И запиваю все это двумя пинтами холодного пива. После этого я чувствую себя намного лучше. Ясная голова и все такое. Наверное, дело в морском воздухе.
Я решаю, что мне нравится это место и я хочу остаться здесь подольше.
Я звоню Хэнку из таксофона, которые стоят рядом с уборными ресторана.
– Сколько у меня накопилось дней отпуска?
– Ты работаешь на меня уже пять лет. В год набирается две недели оплачиваемого отпуска. Ты никогда его не брала. Так что посчитай сама. Почему ты спрашиваешь?
– Психотерапевт, к которому я ходила сегодня утром, сказал, что мне будет полезно немного отдохнуть от работы.
Хэнк замолкает, а потом вздыхает.
– Это ложь, так ведь?
– Да.
– Джули, я беспокоюсь за тебя.
– Мне просто нужно несколько дней отдохнуть.
– Сколько дней?
– Скажем... сто восемьдесят семь?
– Отдохни до конца недели, – твердо говорит он. – Соберись с мыслями и приходи в следующий понедельник свежим. Договорились?
– Договорились, – с облегчением соглашаюсь я.
– Девочка?
– Да?
– Ты умница, – хмыкает он. – Поэтому уже знаешь, как поступить с твоим бухгалтером. Доверься своей интуиции.
В слове «бухгалтер» я слышу сарказм.
– Хотелось бы мне, но моя интуиция в данный момент ведет кровавую войну между мозгами и чреслами. Все ужасно. Количество жертв растет.
Он хихикает.
– Ах эта молодость с переизбытком гормонов. Рад, что уже старый. Все гораздо менее запутанно.
– Ты не старый!
– Я живу в два раза дольше тебя. Полвека.
– Полвека – это еще не старость. Последний раз я видела бабушку, когда ей было девяносто два, и она была полна сил.
– Держу пари, она выглядела свежей, как маргаритка, не так ли?
Когда я не произношу ни слова, он смеется.
– Ага, я так и думал. В пятьдесят лет еще не стар ни умом, ни духом, но поверь мне, малышка, когда доживешь до моего возраста, начнешь избегать зеркал. Твоя кожа покрывается непонятными пятнами. Пределом мечтаний становиться спать всю ночь напролет, не вставая при этом, чтобы пописать. Все, что может провиснуть, сморщиться или болтаться, делает это.
– Прошу меня простить, мне надо отойти поблевать.
– Эй, это все вина гравитации.
«Ты мне нравишься так же, как Ньютон любил гравитацию. Как только он открыл ее, все остальное обрело смысл».
Я закрываю глаза и прижимаюсь лбом к холодному металлическому корпусу таксофона, молясь о чуде, которое заблокирует слова Киллиана и его прекрасное лицо из моего сознания.
– Ты на проводе?
– Да. Просто интересно, существует ли способ очистить разум от наложенных тобой отвратительных образов. У меня травма. Я больше никогда не смогу смотреть тебе в глаза.
– Уверен, ты выживешь. Увидимся в понедельник. – Он вешает трубку, не дожидаясь ответа.
Следующим звонком становится запись на голосовую почту, которую мы с Фин и Макс используем для экстренных случаев. Я оставляю сообщение, что меня не будет в городе несколько дней, но даю понять, что со мной все в порядке. Из-за чрезмерной осторожности я больше ничего не добавляю. Особенно информацию о том, где я остановилась. Я знаю, они поймут.
Я снимаю комнату в мотеле у самой воды до конца недели. Оттуда открывается вид пристань, где мирно раскачиваются лодки. В номере есть полностью укомплектованный мини-бар и джакузи, достаточно большая, чтобы уместить трех человек. Если именно так выглядит рай, пора бы начать принимать меры, чтобы точно туда попасть.
Потом перезваниваю на автоответчик и сообщаю Фин, в каком торговом центре оставила автомобиль, чтобы она ее отогнала. В кухонном ящике хранится запасной ключ, но, зная ее, уверена, она просто вскроет тачку.
В вестибюле мотеля располагается небольшой сувенирный магазинчик, где я покупаю зубную пасту и кое-какие туалетные принадлежности. В отделе чуть ниже по улице, явно для туристов, нашлись для меня футболки и шорты, шлепанцы и легкие цветочные платья. Пока я разорялась на всякие тряпки, гадала, когда в последний раз покупала себе одежду.
В отличие от модницы Фин или Макс, которая всегда выглядит так, будто идет на кастинг на роль в следующей части «Расхитительницы гробниц», я, как правило, хожу в джинсах.
Вторую половину дня я брожу пешком, без цели. Когда солнце опускается за горизонт и мой пустой желудок начинает протестовать, я ищу местечко, чтобы поужинать. Мне на глаза попадается устричный бар с переполненным патио и музыкальной группой, которая в углу зала исполняет кавер-рок-песни.
Я сажусь за барную стойку и заказываю шардоне у прилизанного бармена с растрепанными волосами, которому на вид около двухсот лет. Он представился Харли (прозвище в честь мотоцикла), что он живет в этом городе со дня своего рождения, а также что он влюбился в меня.
– Я тоже люблю тебя, Харли, – говорю я ему, улыбаясь. – Давай вдвоем сбежим в Мексику?
Хихикнув, он смотрит направо.
– Я бы поддержал тебя, милая, – он понижает голос, – но, думаю, сегодня вечером ты поймаешь рыбку покрупнее.
Я поворачиваюсь, чтобы узнать, что привлекло внимание бармена.
Там, в пол-оборота, на стуле сидит мужчина и сканирует толпу, упершись локтями в барную стойку и небрежно закинув на соседний табурет длинную ногу в джинсах. Глаза скрывают затемненные очки, а обтягивающая белая футболка, ботинки и ковбойская шляпа подчеркивают его красоту, вызывая коллективное вожделение каждой женщины в этом месте.
Татуировки покрывают его мускулистые руки от выпуклых бицепсов до запястий.
Он проводит рукой по короткой черной бороде на квадратной челюсти, открывая отличный вид на другие свои татуировки.
Те, что на костяшках его пальцев.
Я не могу описать это чувство. Шок, ярость, недоверие, удовольствие, ужас, благоговение и почти непреодолимое желание совершить кровавое убийство с помощью коктейльной зубочистки в полном зале.
Киллиан поворачивает голову и смотрит на меня. Я не вижу его глаз за зеркальными стеклами очков, но чувствую их, словно огненно-красные лазерные лучи разрезают меня надвое.
Я снова переключаю свое внимание на Харли.
– Знаешь что? Вино тут не поможет. Мне нужна текила.
– Умница! – Он достает из-под стойки рюмку, небрежно наливает в нее текилу, протягивает мне и говорит: – Только помни, милая: нет защиты – нет любви.
Во что же превратилась моя жизнь…
Харли уходит, чтобы заняться другими клиентами. Я с колотящимся сердцем наблюдаю, как Киллиан садится на табурет рядом со мной.
Он делает вид, что внимательно изучает меню, написанное мелом на стене за стойкой. Затем, словно вырос на ранчо в Техасе, протяжно произносит:
– Хей, дорогуша! Как твои дела сегодня?
Я борюсь с желанием стукнуться лбом о стойку бара, выпив вместо этого текилу.
Затем, без всякого акцента, он добавляет:
– Не прониклась ковбойской атмосферой, да? Так и знал, что стоило говорить с британским акцентом. Женщины тащутся от англичан.
– Вообще-то мы обожаем вонзать вилы в грудь раздражающих мужчин, привязывать их к стулу, а потом поджигать.
– Хм. Не уверен, что для такого существует акцент. – Он подавляет смешок.
Я машу Харли, чтобы он повторил мне текилу.
– Что ты здесь делаешь?
– То же, что и ты, дорогая. Осматриваю достопримечательности. Выпиваю. Любуюсь этими прекрасными людьми.
И вновь этот техасский акцент. Хотелось бы мне сказать, что это звучит глупо, но нет. Это звучит невероятно горячо, но и невероятно раздражает.
– Итак, ты следил за мной. Снова.
– Ты забыла о той части разговора, когда я пообещал, что буду охранять тебя?
– Я и подумать не могла, что это означает твое постоянное присутствие на расстоянии крика. И я вполне в состоянии сама о себе позаботиться, спасибо.
– Одно не отменяет другого.
– Боже, ненавижу, когда ты так говоришь.
– Как именно?
– Как будто я веду себя иррационально.
– Я не думаю, что ты иррациональна. Как и люди, которые тебя ищут, только они чуть лучше вооружены.
От косвенного упоминания о сербах по моей спине пробегает холодок. Я облизываю губы, чувствуя, что он – осиное гнездо, в которое я только что засунула палец. Интересно, как сильно меня ужалят?
– Как ты меня нашел?
Техасский говор возвращается, но на этот раз Киллиан просто дразнит.
– Но-но, дорогая. Ты же знаешь, что я не могу раскрыть все свои секреты. – Он усмехается. – Иначе не останется ни одной тайны, на которой ты могла бы зациклиться.
А сейчас официальная информация: я собираюсь убить его.
Не улыбаясь, я поворачиваюсь к этому мужчине. Я смотрю на свое отражение в его авиаторах, с трудом узнавая смотрящую на меня женщину. Она злится, да, но еще она выглядит так, словно страстно жаждет поцелуя.
Она смотрит… как дикое животное, которое годами держали в клетке и вот-вот выпустят.
Киллиан медленно снимает очки. Он кладет их на барную стойку, не отрывая от меня взгляда.
Больше он не смеется. На самом деле он напоминает на голодного волка, готового сожрать меня целиком. Воздух вокруг нас потрескивает от напряжения. Между нами настолько мощное притяжение, что я не удивлюсь, если его видно.
– Ты сама знаешь, как поступить. Доверься своей интуиции.
Вспоминая слова Хэнка, во мне что-то поднимается. Давление нарастает. Какая-то темная, безымянная эмоция разрастается в моей груди, сдавливая легкие и сминая сердце, что оно почти перестает биться.
А мое нутро кричит, чтобы я позволила ему взять инициативу.
О нет. Я собираюсь сделать что-то действительно глупое. Я глубоко вдыхаю-выдыхаю и прыгаю.
– Крис Хемсворт.
Киллиан вскидывает темную бровь.
– Прошу прощения?
– Ты можешь говорить, как актер Крис Хемсворт?
Он понимает, о чем я спрашиваю. Его глаза вспыхивают. Темные и опасные, а их глубине плескается желание.
– Конечно, могу, – тихо говорит он. – Я могу все, Джули. Тебе следовало бы уже это уяснить.
Его австралийский акцент безупречен.
Я прикусываю губу так сильно, что чувствую вкус крови.
Киллиан снова произносит мое имя. На этот раз едва слышно. Наши взгляды прикованы друг к другу. Мы не соприкасаемся, но я ощущаю его своей кожей. Каждая клеточка моего тела горит от исходящего от него жара.
Пульс грохочет в ушах, я тихо говорю:
– Один раз. Одна ночь. На этом все навсегда закончится.
Киллиан, не дожидаясь, пока я сделаю следующий вдох, вскакивает на ноги, бросает деньги на стойку бара, поднимает меня и выходит из ресторана, неся меня на руках.
ГЛАВА 19
Джули
Мой отель находится всего в нескольких минутах езды от паба, но ощущение, что мы едем вечность.
Я чувствую каждый крошечный ухаб на дороге. Каждый неистовый удар моего сердца. Каждый оборот двигателя, когда Киллиан вдавливает ногой в педаль газа со сменой светофора с красного на зеленый.
Прежде чем мы выехали, он пристегнул меня к пассажирскому сиденью и крепко поцеловал, одной рукой обхватив шею, а другой сжав в кулаке мои волосы. Чтобы оторваться от меня, ему явно потребовался весь свой самоконтроль. Казалось, что его так и подмывало сорвать с меня ремень безопасности, толкнуть лицом вниз на сиденье, стянуть мои трусики и взять прямо там, на парковке.
Его чувства мне понятны как никогда.
Каждое нервное окончание в моем теле жаждет его. Желает того, что он способен мне дать.
Разрядку.
Единственное, что я помню из пути от парковки перед мотелем до своего номера, – это ненасытные поцелуи в лифте. Какой же у него горячий рот! А его тело невероятно твердое твердое. Его руки, дрожа, блуждают по моей коже. Оказавшись перед дверью в мой номер, я так сильно нервничаю, что дважды роняю ключ. Киллиан вырывает его из моих рук и сам отпирает дверь.
Он заталкивает меня внутрь, ногой захлопывает за собой дверь, хватает меня и бросает на кровать.
Мое тело подпрыгивает на матрасе, прежде чем Киллиан оказывается на мне.
Под ним я чувствую себя карликом. Он такой большой и восхитительно тяжелый. Под тяжестью его веса я вдавливаюсь в матрас. Но с ним я ощущаю странную безопасность, как будто просто его тело способно защитить меня от чего угодно.
Его рот. О боже, его рот. Я могла бы утонуть в этих поцелуях.
Услышав мой стон, Киллиан отрывается, пытаясь отдышаться.
– Я сделал тебе больно?
Я в шоке моргаю, вглядываясь в его лицо. Его глаза дикие. Ноздри раздуваются. Губы блестят от моих поцелуев. Он такой красивый, что это физически больно. Смотреть на него – все равно что получить стрелу в сердце.
– Нет, – шепчу я. – Но если я в любом случае не хочу, чтобы это тебя останавливало. Как-нибудь справлюсь с синяками на следующий день.
Я вонзаюсь пальцами в его волосы и притягиваю к себе его голову. Как только наши губы встречаются, он издает стон.
Мы целуемся, пока я не начинаю извиваться под ним, ерзая и мурлыча, толкаясь бедрами к его длинной и твердой эрекции.
Свое платье я прикупила в магазинчике для туристов. Это прозрачная, струящаяся вещь с принтом тропических цветов. Киллиан встает на колени и разрывает его горловину, словно паутинку, а затем лихорадочно задирает мой лифчик.
И тут я получаю на своих грудях его прекрасный горячий рот, который пожирает мое тело.
Я со стоном выгибаюсь. Моя голова откидывается назад, а веки слипаются. Ощущение того, как он ласкает мои твердые соски – поочередно, взад-вперед – настолько приятно, что уверена, продолжай он в том же духе, я бы кончила только от этого.
Я зарываюсь пальцами глубже в его волосы и дергаю их. Покачиваю бедрами. Хватаю ртом воздух.
Сосок, который в данный момент находится не в его рту, получает щипок от его пальцев. Я дергаюсь и всхлипываю.
Что я делаю? Что, черт возьми, Я ТВОРЮ?
Не думай. Просто почувствуй. Ненавидеть себя будешь завтра.
Внезапно его рот исчезает. Киллиан отстраняется, садится на пятки и смотрит на меня сверху вниз. Его грудь вздымается, а язык облизывает губы. Затем он задирает юбку моего платья до бедер и опускает лицо между моих ног… затем глубоко вдыхает.
Это так чувственно и грязно. Так по-животному.
В любое другое время и с любым другим партнером я бы умерла от смущения. Но с Киллианом я шире раздвинула ноги. С колотящимся сердцем я наблюдаю, как он стягивает мои трусики.
