Текст книги "Беспощадный рай (ЛП)"
Автор книги: Джей Ти Джессинжер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 15 страниц)
– Случится, милая. Ты будешь ненавидеть себя, но это случится, потому что ты хочешь этого так же сильно, как и я. Верно?
На самом деле, последняя часть мало похожа на вопрос. Скорее на вызов.
Лиам поймал меня в ловушку своего пылающего взгляда, держа руку на моем горле, отчего все мои нервные окончания запели. Вряд ли мне бы удалось солгать, даже если бы от этого зависела моя жизнь.
Я поворачиваю голову и закрываю глаза.
– Трубкозуб.
Лифт замедляет ход и останавливается. Раздается сигнал. Двери раздвигаются.
Лиам наклоняется и шепчет мне на ухо:
– Для протокола, я бы сжег весь этот чертов город, только чтобы услышать, как ты это признаешь.
Он преступник, безжалостный, бессердечный, самонадеянный сукин сын, но, боже милостивый, еще он самый сексуальный мужчина, которого я когда-либо встречала.
Со мной что-то очень не так.
Он берет меня за руку и ведет в свой дом. Ой, не так… в свой пентхаус. Мы проходим через гостиную, огромную и тихую, и мимо такой же огромной столовой, пока не достигаем кухни. Тоже огромной. И, как и все остальное, оформлена она полностью в серых и черных тонах.
Лиам подводит меня к барной стойке с мраморным покрытием и помогает сесть, убедившись, что мне удобно, прежде чем обогнуть стойку и открыть шкафчик над раковиной.
Оттуда он достает бутылку бурбона и два бокала и наливает в них по одной порции.
Затем сбрасывает пиджак, снимает запонки, закатывает рукава рубашки до локтей, ослабляет узел галстука, снимает его через голову и бросает на стойку. И в качестве заключительного акта расстегивает три верхние пуговицы рубашки, обнажая загорелое горло, которое с одной стороны украшает татуировка.
Какая именно сказать не могу. Я слишком занята разглядыванием других рисунков на его мускулистых предплечьях.
Святые небеса... сколько их всего? И где еще? И все ли они неровные, как те, что у него на руках?
– Пенни за твои мысли.
Я поднимаю взгляд от своего благоговейного осмотра его предплечий и вижу его ухмылку.
Я отказываюсь произносить «трубкозуб», теша его самомнение, поэтому решаю отклониться ближе к истине, но гораздо более безопасной, чем мои мысли.
– Я решала, много ли твой дизайнер по интерьеру получил за весь этот черный мрамор? Кстати, она думала, что ты наполовину летучая мышь?
Его ухмылка превращается в искреннюю улыбку.
– Все немного монотонно, не так ли?
– О нет, это просто фантастика, – язвлю я, оглядываясь по сторонам. – Если ты слепой. Или у тебя депрессия. Или ты нежить.
Посмеиваясь, он пододвигает мне рокс с алкоголем, а затем одним глотком осушает свой.
– Тут я должен с тобой согласиться.
– Тогда почему тут живешь?
– Так было, когда я сюда переехал.
Ответ кажется логичным, но Лиам опустил взгляд на пустой стакан в своей руке, когда давал его. Я не думаю, что он лжет, не совсем так, но под поверхностью его слов скрывается нечто большее.
Подражая его «сухому» тону из машины, когда он комментировал мое спокойствие, несмотря на обстоятельства, я говорю:
– Не хочешь поделиться?
Лиам ловит мой взгляд и держит его, как муху в янтаре.
– Трубкозуб, – бормочет он.
Мы смотрим друг на друга через барную стойку, понимая, что это слово слишком быстро придет в негодность.
Я делаю глубокий вдох и задаю вопрос, который должен быть задан.
– Я не буду спать с вами, мистер Блэк. Так почему же я здесь?
– Полагаю, мы можем обойтись без формальностей с фамилиями, учитывая, что ты видела, как я стрелял человеку в лицо.
Его логика проходит тест на вшивость, поэтому я начинаю снова.
– Окей, Лиам, почему я здесь?
– Киллиан. – Сила, с которой он прерывает меня, поражает.
– Прошу прощения?
– Зови меня Киллианом.
Я жду от него объяснений, но он молчит.
– С чего бы мне называть тебя так, если это не твое имя?
Он щелкает челюстью, изучая меня так долго в полной тишине, что я чуть не начинаю нервно смеяться.
– Это мое имя, – в итоге говорит он.
Я открываю рот, закрываю его и снова открываю.
– Значит, Лиам – это что-то вроде прозвища?
– Нет.
– Это... твое второе имя?
– Нет.
Мы пристально смотрим друг на друга. Наконец я вздыхаю.
– Ты не хочешь мне говорить.
– Дело не в моем нежелании. Я не могу.
– Угу. – Я прищуриваюсь и с подозрением окидываю его взглядом, но мне кажется, что он говорит правду. Поскольку ситуация в любом случае смехотворна, я решаю с ней смириться. – Ладно, ладно. Если мы будем называть друг друга чужими именами, я хочу, чтобы ты называл меня… Софией. Нет, подожди. Серафиной. Звучит довольно круто.
– Но ты и так уже пользуешься чужим именем, маленькая воришка.
Я собиралась выпить бурбон, но замираю с бокалом на полпути ко рту.
– Трубкозуб? – уточняет он.
Я осторожно ставлю стакан на мраморную столешницу. Мое сердцебиение учащается, руки становятся липкими, а в животе образуется узел.
Какого черта я делаю? Это опасно. Это безумие.
Глядя на стакан, а не на него, я тихо шепчу:
– Я хочу домой.
– Посмотри на меня, – после напряженной паузы требует он.
Когда я это делаю, он качает головой.
– Меня не волнуют твои секреты. Мне все равно, называешь ты себя Золушкой, Мэри Поппинс или как-нибудь еще. Главное для меня, чтобы ты понимала, что для меня нет ничего важнее чести.
– В смысле?
Его глаза прожигают меня насквозь.
– Что, если бы я дал тебе слово, что никогда не причиню тебе вреда, и это останется в силе, несмотря ни на что.
Я его совсем не понимаю, и это меня расстраивает. Мой отец мог бы дать слово, что с ним ты в безопасности, а через пять секунд развернуться и выстрелить в спину.
Я не преувеличиваю. Сама видела, как такое происходило.
Именно так поступают мафиози. Они – лжецы.
– Я поверила тебе, когда ты сказал, что не причинишь мне вреда, Ли… Киллиан, но ты не можешь обещать, что так будет несмотря ни на что.
– Могу, милая, могу.
Грозовые тучи сгущаются над его головой, но я чувствую себя безрассудной.
– Даже, если я попытаюсь убить тебя?
– Даже если и так, – он отвечает быстро и недвусмысленно. Мы смотрим друг на друга, пока он не добавляет: – Ты здесь только потому, что для тебя нет более безопасного места.
Я не могу удержаться от смеха.
– Группа людей в спецодежде и с оружием военного образца только что пыталась убить тебя. Не похоже, что находится с тобой в принципе безопасно.
Он выдерживает паузу, его взгляд темен и непроницаем. Потом тихо говорит:
– Я не уверен, что им был нужен я, Джулия.
ГЛАВА 9
Киллиан
Краска сошла с ее лица, губы приоткрылись, а костяшки пальцев на бокале побелели.
Я наблюдаю за всем этим и понимаю, что у этой дерзкой молодой воровки со светящимися карими глазами, которые передают эмоции, как у звезды немого кино, есть скелеты в шкафу, которые не уступают моим.
Возможно, их даже больше.
Сглотнув, она облизывает губы и прочищает горло.
– Почему ты так думаешь? – спрашивает она. Ее голос дрожит. Впервые с тех пор, как мы встретились, она выглядит уязвимой.
От этого меня накрывает такой волной желания защитить ее, что мне нужно время, чтобы успокоиться, прежде чем ответить.
– Один из них меня не узнал.
– Почему ты так решил?
– Он думал, что я твой телохранитель.
Прежде чем истечь кровью из пулевого отверстия, которое я проделал в его шее, он проклял меня за то, что я защищал «девчонку».
Самое интересное, что матерился он по-сербски. Врагов в Сербии у меня не имелось. Я добросовестно веду списки.
Еще интереснее то, как притихла и побледнела Джулия, глядя на меня широко распахнутыми немигающими глазами.
– Если ты признаешься, кто ты, я смогу помочь.
– Я никакая не важная персона, – последовал ее немедленный ответ.
В прошлом я говорил подобные слова, и тоже лгал.
– Если ты такая не важная, зачем тебе фальшивое имя?
– Увы, Киллиан, но Джулия – мое настоящее имя.
Ее глаза вспыхивают, а тон вызывающий. Каждый раз, стоит ей взглянуть на меня с этим огнем в глазах и пренебрежением, я хочу завалить ее на пол, прижать и зацеловать до такой степени, что она начнет умолять меня целовать ее везде.
– А Джеймсон? Твоя настоящая фамилия? – Она сжимает губы и испепеляет меня взглядом. – Так я и думал.
Она резко встает, ставит стакан с виски на столешницу и вытирает ладони о джинсы.
– Я ухожу, – объявляет она, поворачивается и быстро направляется к дверям лифта с напряженной спиной и плечами.
Я позволяю ей походить, решив налить себе еще выпить.
Через несколько минут она возвращается. Кипя от злости.
– Лифт заперт.
– Да.
– Разблокируй его.
– Нет.
– Я хочу, чтобы ты меня отпустил. – Она повышает голос. – Сейчас же.
Я изучаю ее. В ее голосе слышится резкость, а в глазах – паника. Как будто она думает, что я...
Когда до меня доходит, я чувствую себя полным идиотом, потому что не понял этого раньше.
Она боится похищения.
Не изнасилования, как мне показалось после ее сумасшествия в такси. Хотя, скорее всего, это тоже есть. Но в основном ее беспокойство вращается вокруг того, что ее берут в плен и удерживают против воли.
Страх стать заложником – довольно специфический вид страха, чьи корни растут из определенного воспитания. И, возможно, определенного обучения.
Я вспоминаю ее слова.
«Все наши отцы – плохие люди. Очень плохие люди. Из тех, кому все равно, кому придется причинить боль, чтобы получить желаемое».
Тогда я представил наркоторговцев или еще каких-нибудь заурядных уголовников. Может быть, даже бездушных генеральных директоров-миллиардеров. Но в сочетании с едким презрением в ее голосе каждый раз, когда она называет меня гангстером, неестественным спокойствием, которое она проявляла во время автомобильной погони и перестрелки, и паранойей по поводу того, что она стала жертвой похищения (и, честно говоря, всего остального), я думаю, что моя маленькая воришка – отпрыск кого-то хуже.
Наблюдая за выражением моего лица, она спрашивает:
– Что?
– Джулия, – раздумываю я вслух. – Это же итальянское имя?
– Нет. Английское.
– Нет, если его дарят девушке, родившейся в итальянской семье.
Ее лицо бледнеет, как будто ей дали пощечину.
Бинго.
Что-то на моем лице заставляет ее сделать шаг назад.
– Я не причиню тебе вреда. Нет никакой необходимости пытаться убежать.
– Пожалуйста, отпусти меня, – сдавленным голосом просит она.
– Джулия, мне все равно, кто твой отец.
Она застывает на месте, словно окаменев. Венка на ее шее начинает биться сильнее.
– Я не буду удерживать тебя против твоей воли, – говорю я тихим и безобидным тоном. – Клянусь тебе. Но мне нужно выяснить, кто именно стоял за этим нападением, и разобраться с ним… или с ними. Тогда ты сможешь уйти. Ради твоей безопасности, как и ради моей. Договорились?
Она сглатывает. Ее руки дрожат. Я борюсь с желанием подойти к ней и заключить в объятия, указав вместо этого на коридор за кухней.
– Там есть комната для гостей. Ты можешь пойти туда. Я не буду тебе мешать. – Когда она не двигается, я добавляю: – Дверь запирается изнутри. Рама усилена сталью. Никто не может войти, если ты не впустишь.
– Там есть камеры?
– Нет. – Она облизывает губы, переминаясь с ноги на ногу, пытаясь решить, верить мне или нет. – А еще в тумбочке лежит пистолет. Он заряжен. Судя по тому, как ты держала винтовку, полагаю, ты знакома с огнестрельным оружием.
Она прищуривается и смотрит на меня, наверняка жалея, что сейчас у нее нет пистолета.
Затем расправляет плечи и делает глубокий вдох.
– Как ты думаешь, сколько времени тебе понадобится, чтобы узнать все, нужно?
– Максимум несколько часов.
Она моргает. Надеюсь, я ее впечатлил.
– Как мне… как вот так просто... расслабиться на некоторое время, пока не закончишь?
Я склоняю голову набок, наблюдая, как она пытается сохранить самообладание и побороть желание броситься к входной двери. Вот только здесь нет входной двери, о чем она уже хорошо знает.
Я делаю к ней несколько шагов. Когда она испуганно пятится, я останавливаюсь и поднимаю руку, чувствуя укол боли.
– Пожалуйста. Доверься мне.
Ее смех тихий и сухой.
– Ты хоть понимаешь, как безумно звучит от тебя эта просьба?
– Я спас тебе жизнь.
– Ох, точно. – Она выглядит смущенной на мгновение, затем смотрит вниз на свои ноги. – Прости. И... спасибо тебе.
Блядь, она очаровательна.
– Всегда пожалуйста. В любое время.
Она поднимает взгляд и кривит губы. Какое-то время она изучает меня из-под опущенных ресниц, потом вздыхает и вскидывает руки.
– О, черт возьми. Хорошо. Я останусь здесь на несколько часов. Я не хочу верить, что ты сдержишь свое слово, но я верю. В основном. Вопреки здравому смыслу.
Затем Джулия упирает руки в бока и посылает мне свой фирменный взгляд.
– Так что не облажайся, ладно?
– Я скорее умру, чем разочарую тебя, – торжественно обещаю я.
Это была попытка пошутить, но, удивительно, я именно это и имел в виду.
Она закатывает глаза.
– Будем надеяться, что в этом не будет необходимости.
Затем разворачивается на месте и идет через кухню к гостевой комнате дальше по коридору.
Я слышу, как хлопает дверь, и улыбаюсь.
Потом достаю из ящика пластиковый пакет на молнии, засовываю в него руку, беру ею стакан с виски, выливаю содержимое в раковину и, насвистывая, направляюсь в свой кабинет, чтобы выяснить, кто же на самом деле моя прекрасная воровка.
* * *
– Ты меня разыгрываешь.
– Нет.
– Иди ты, Киллиан. Хватит шутить!
– Вовсе нет, Деклан. Я говорю тебе правду.
– Да ладно?
– Ага. Отпечатки пальцев не лгут.
На другом конце провода на мгновение воцаряется тишина, затем я слышу низкий смешок.
– Вау, просто вау. Каковы шансы?
– Примерно семь миллиардов к одному.
– Господи Иисусе. Дочь Антонио Моретти? – Снова смешок. – Настоящий пиздец.
– Ты признал это вслух? – сухо замечаю я.
– И каков же твой следующий шаг?
– Хороший вопрос.
Я смотрю отчет ФБР на экране компьютера. Шок только недавно притупился до более управляемого изумления.
Не каждый день я обнаруживаю, что самая интересная и привлекательная женщина, которую я когда-либо встречал – это не кто иная, как единственный ребенок главы печально известной нью-йоркской итальянской преступной семьи.
Дочь настолько злобного мужчины, что его дыхание, вероятно, ядовито.
Мужчины, который, к сожалению, уже довольно давно пытается меня убить.
– Ты думаешь, он это все спланировал?
Деклан имеет в виду кражу подгузников.
– Нет. Я не могу найти никаких свидетельств контакта между ней и ее отцом.
Я не добавляю, что ее мать погибла при взрыве заминированного автомобиля, когда Джулия была ребенком. Кажется мне, что она не особо хотела бы, чтобы я об этом распространялся. Я также не рассказываю о ее годах на домашнем обучении или чрезвычайно закрытом образе жизни, прежде чем в тринадцать лет ее отправили в Вермонтскую школу-интернат для ультра-богатых детей. Похоже, тогда в ней проснулась бунтарка, потому что, покинув отцовский дом, она начала попадать в неприятности.
Сразу после окончания школы в восемнадцать лет ее арестовали за кражу в магазине. Обвинения были сняты – папино влияние, без всякого сомнения, – вот только кто-то в папочкиной службе безопасности забыл стереть ее отпечатки пальцев из полицейской базы данных.
Ошибка, которую я бы никогда не совершил, зато их промах помог мне.
После ареста нет ничего в досье ФБР. Ни ее фальшивой фамилии, ни какого-либо известного адреса. В Интерполе и в АНБ тоже, а они знают всех. Следовательно, она отлично заметала следы.
Следовательно, она впечатляет меня все больше и больше.
– Аха. Почему тогда именно у тебя они украли подгузники?
Мои губы растягиваются в улыбке.
– Судя по всему, она с приятельницами воруют только у плохих парней. Так или иначе, я оказался в их списке.
– Это все объясняет, – выдает Деклан после минутного молчания.
– Что?
– Почему она тебе нравится.
– Я не понимаю.
– Она – благодетельница. Твой криптонит.
– С чего, мать твою, ты это взял? Ты не видел меня с женщиной с тех пор, как я заменил Лиама.
– Он и сказал мне.
Я стискиваю зубы. Сейчас должно быть интересно. Досадно, но интересно.
– Что именно он сказал?
– Что единственный раз в жизни ты ослабил бдительность из-за женщины, которая была так влюблена в мужчину, что отдала жизнь во имя его спасения.
– Не отдавала она жизнь, – ворчу я сквозь стиснутые зубы. – И спас его я.
Я не вижу Деклана, но знаю, что сейчас он выпускает кольца дыма и пренебрежительно размахивает рукой в воздухе.
– Детали, детали. Суть в том, что она была благодетельницей. Самоотверженной. Щедрой. Как и эта девчонка.
– Она воровка.
– Воровка-филантроп, – самодовольно поправляет он. – Забирает у плохих парней и жертвует краденное на благотворительность. Если это не определение благодетеля, то я не знаю, что это такое.
Когда я слишком долго молчу, Деклан говорит:
– Я знаю, что ты сидишь там и пытаешься придумать, как бы со мной поспорить, вот только проблема в том, что ты сам понимаешь, что я прав.
– На самом деле я представлял себе твою медленную и мучительную смерть от отравления.
– Пфф. Яд – оружие женщины. Ты просто пустишь мне пулю в лоб.
– Заманчивая мысль. Я сейчас вешаю трубку.
– Не забыл ли ты случайно сказать, как рад, что я пережил нашу маленькую стычку с сербами?
– Я в восторге, – невозмутимо отвечаю я и нажимаю пальцем на кнопку отбоя.
Он перезванивает мне через пять секунд.
– Мне тут набрал приятель из департамента. Федералы сейчас на месте преступления.
– Отлично. Пусть сообщат все, что у них есть.
– Есть, есть, капитан, – имитируя пиратский акцент, выпаливает Деклан.
– Деклан?
– Хм?
– Никогда больше так не говори.
– Тебе не нравится? Это морской термин Британского Королевского флота, означающий «Да, я сделаю, как вы прикажете». В отличие от общепринятого «так точно» в ответ на приказ, который не подразумевает безоговорочного подчинения. Потому что, знаете ли, военные очень любят повиновение.
– Мне ли не знать. Я служил в армии.
Его тон становится задумчивым.
– Точно. Всегда забываю. Наверное, потому что не могу представить, как ты получаешь приказы от кого бы то ни было. Держу пари, тебя постоянно наказывали, верно?
– Надо было пристрелить тебя сразу, – бормочу я и снова вешаю трубку.
Несколько долгих мгновений я просто сижу и думаю. Когда у меня начинает урчать в животе, я понимаю, что уже несколько часов ничего не ел. Я направляюсь на кухню, чтобы перекусить, но останавливаюсь в гостиной, прислушиваясь.
И снова этот звук. Низкий стук, как удар о стену.
Он доносится из коридора, который ведет в комнату для гостей, где находится Джулия.
Через несколько секунд я барабаню костяшками пальцев по двери ее комнаты.
Наступает пауза, прежде чем дверь открывается. Пауза, во время которой мне на удивление трудно не начать колотить кулаком по дереву и кричать. Затем ручка поворачивается, дверь широко распахивается, и вот Джули передо мной.
Раскрасневшаяся, взъерошенная, тяжело дышащая.
Комната за ее спиной превратилась в развалины.
Я позволяю своему взгляду поблуждать по перевернутой мебели, скошенным картинам и кровати, лишенной простыней. Прикроватная тумбочка оказалась придвинутой к вентиляционному отверстию на потолке. Шторы валяются кучей на полу.
Я скрещиваю руки на груди, прислоняюсь плечом к стене и мягко говорю:
– А я смотрю, ты занималась перестановкой.
– Я искала камеры.
– И выход.
– Да.
– Тут нет ни того, ни другого.
– Я это уже поняла, спасибо.
Мы пристально смотрим друг на друга. Она такая красивая, с румянцем на щеках и горящими от гнева глазами. Мне хочется протянуть руку, чтобы провести ладонью по ее щеке, но уверен, что за подобные вольности получу пощечину.
– Ты говорила, что веришь моему слову.
– Я сказала, что в основном верю, что ты сдержишь свое слово. Меня нельзя обвинить в том, что я сомневаюсь в твоей честности. – Помолчав, она добавляет: – Извини, если оскорбила. Я не хотела тебя обидеть. – Она закрывает глаза, вздыхает и бормочет: – Не могу поверить, что извиняюсь.
– Однако я это ценю.
Она открывает глаза и смотрит на меня, нахмурив брови, как будто я головоломка, которую она наполовину хочет разгадать, а наполовину – поджечь и выбросить на улицу.
– Ты голодна? Я собирался перекусить.
Она игнорирует меня
– Ты уже что-нибудь выяснил? Можно мне уйти?
Ой.
– Я хочу, чтобы ты доверяла мне, – прошу я.
– А я хочу пони-единорога. Но что есть, то есть.
Мне приходится прикусить нижнюю губу, чтобы не рассмеяться, потому что я знаю, что это только разозлит ее еще сильнее.
– Поработаем над этим позже. А пока накормим тебя. Я поворачиваюсь и ухожу, чувствуя ее взгляд на своей спине и пытаясь подавить темную, мощную волну желания, когда слышу ее шаги по мрамору и понимаю, что она идет за мной.
ГЛАВА 10
Джули
Прекрати таращится на его задницу, идиотка. Он дьявол, забыла?
Я следую за Киллианом на кухню, невольно восхищаясь его крепкой, идеальной пятой точкой. Он идет как настоящий король: голова высоко поднята, широкие плечи расправлены, а непринужденная развязность выражает абсолютную уверенность.
Он – крутой, и он это знает.
Я бы с удовольствием скинула ботинок и запустила им в его самодовольную голову, дабы сбить спесь.
Но не запускаю. Я и без того разгромила гостевую комнату этого мужчины. Бардака вполне достаточно для одного вечера.
Еле волоча ноги от усталости, я запрыгиваю обратно на табурет у барной стойки, где сидела раньше, подпираю подбородок руками и наблюдаю, как глава ирландской мафии делает мне сэндвич с тунцом.
Стопудово, этот хипстер-бармен что-то подсыпал мне в стакан.
Когда бутерброд готов, Киллиан кладет его на тарелку и достает из ящика нож.
– С корочками или без? – спрашивает он через плечо.
Ага, так и есть. У меня определенно галлюцинации.
– Можно с корочкой, спасибо.
Он разрезает бутерброд пополам, поворачивается и протягивает мне тарелку. Затем складывает свои большие руки на своей большой, глупой груди и смотрит на меня из-под опущенных ресниц с самодовольной полуулыбкой.
– Не ухмыляйся, – ворчу я, беря сэндвич с тарелки. – Это неприлично.
– Это не ухмылка, а мое обычное выражение лица.
Удерживая его взгляд, я откусываю бутерброд, представляя, что вгрызаюсь в нежное пространство между его указательным и большим пальцами.
Я отказываюсь им очаровываться. Он гангстер, убийца, плохой парень до мозга костей. То, что он спас мне жизнь и сделал сэндвич с тунцом, ничего не меняет. Кроме того, присяжные еще не верят, что он меня отпустит, как обещал.
– Я действительно не так уж плох, когда узнаешь меня получше.
Я жую с минуту, злясь от того, что он так с легкостью читает мои мысли по лицу.
– Блядь, ты прекрасна, – рычит он, совершенно сбив меня с толку.
– Лестью ты ничего не добьешься.
– Никакой лести. Чистая правда.
Я сглатываю и прочищаю горло, чувствуя, как мои щеки краснеют.
– Окей. Спасибо.
– Пожалуйста.
Он изучает каждый нюанс моего лица немигающим взглядом, излучая чистую мужскую сексуальность, до тех пор, пока это становится невыносимым.
– Ты всегда такой?
– Какой, например?
Я жестикулирую рукой.
– Такой. Сам знаешь. Доминирующий.
Он пожимает плечами, изображая безразличие.
– Разумеется.
Надо же, а чего я ожидала? Смущения?
Несколько мгновений он наблюдает, как я раздраженно чавкаю, а потом улыбается.
– Мне жаль этот сэндвич.
У меня нет остроумного ответа, поэтому я просто жую и глотаю, пока еда не исчезает.
Звонит его сотовый. Он вытаскивает его из кармана и коротко отвечает:
– Да?
Затем внимательно слушает. Я тоже прислушиваюсь, но мне не удается разобрать, что говорит человек на другом конце провода. Затем Киллиан со скоростью света задает серию вопросов, и его челюсть напрягается все сильнее и сильнее.
– Только один? В сознании? Где? Кто с ним? Сколько у нас времени?
Он слушает, и выражение его лица становится все мрачнее, пока, наконец, он не поднимает на меня взгляд.
Его темные глаза стали черными.
– До связи, – бросает он и завершает вызов.
Я отодвигаю тарелку, чувствуя странное ощущение в животе.
– Дай угадаю. Тебе нужно ненадолго отъехать?
– Да. Я не задержусь надолго. Чувствуй себя как дома, устраивайся поудобнее.
Я мило улыбаюсь.
– О, само собой. Просто немного пороюсь в твоих ящиках, пытаясь найти улики, которые смогу предоставить властям.
Если я думала, что это заставит его дважды подумать перед тем, как оставить меня одну (вдруг он все же решит прихватить меня с собой, тем самым подарив мне шанс на побег), я ошибалась.
– Займись этим, милая. Дверь моего кабинета открыта. Ты ничего не сможешь сделать без биометрического отпечатка пальца, так что потратишь время впустую, но ты, конечно, можешь попробовать.
Он идет к лифтам, но затем останавливается и оборачивается, чтобы посмотреть на меня. Его голос – низкий и грубый, а темные глаза сверкают тайнами.
– Кстати, власти уже знают, что я из себя представляю.
Любит он говорить загадками. Всегда кажется, что под его словами что-то скрыто, его тон полон лукавства, как будто он единственный, кто понимает шутку. Это интригует и раздражает.
– Я тоже знаю, кто ты, гангстер. Это не секрет ни для кого в городе.
– Я не сказал кто, девочка. Я сказал, что из себя представляю.
Я начинаю раздражаться от его словесных игр.
– А какая разница?
– Только та, что имеет значение, маленькая воришка.
Он задерживает на мне на мгновение свой горящий взгляд, прежде чем развернуться и уйти.
Когда двери лифта закрываются, и он исчезает, я кричу ему вслед:
– Ты такой надоедливый, дьявол!
Но лучше мне от этого не становится.
Поскольку меня прививали хорошие манеры, я споласкиваю свою тарелку и ставлю ее в посудомоечную машину, а затем вытираю крошки со стойки. Затем отправляюсь на охоту в офис человека-дьявола.
Я нахожу его в противоположном конце коридора от разгромленной гостевой комнаты. Кабинет большой и явно принадлежит мужчине: большой черный дубовый стол, громоздкие кожаные диваны и подобные вещи настоящих мачо. Я усаживаюсь в до нелепого огромное офисное кресло и, поджав губы, смотрю на пустой экран компьютера. Мой взгляд падает на клавиатуру, затем – на поверхность стола.
Как бы мне хотелось, чтобы он был здесь и увидел мою улыбку.
Оттолкнувшись от стола, я выбегаю из кабинета и бегу обратно по коридору. Добравшись до хозяйской спальни, оформленной в серых и черных тонах – какой сюрприз, – я начинаю рыться в ящиках ванной комнаты, пока не нахожу то, что искала.
Затем возвращаюсь в кабинет, прихватив с собой баночку талька.
Снова усевшись в кресло, я слегка посыпаю тальком край стола рядом с клавиатурой. Затем осторожно его сдуваю, наклонившись, и присматриваюсь.
– Ну, привет, – радуюсь очертаниям отпечатка пальца.
Достаточно легко нахожу скотч, потому что он лежит бумажном блоке.
Прижимаю кусок ленты к тальковому следу, затем осторожно поднимаю его и наклеиваю скотч на неоново-желтую бумажку.
Закончив, я оглядываюсь и понимаю, что нигде не вижу биометрического сканера для отпечатков пальцев. Дверь в кабинет Киллиана уже была широко распахнута, а на столе не было ничего, что указывало бы на секретный сканер к ящикам или компьютеру.
Где бы ни была эта проклятая биометрическая штука, она спрятана.
– Ну и черт с ним, – бормочу я.
Щелкаю компьютерную мышь, но ничего не происходит. Я пытаюсь открыть ящик, но он не открывается. Заглядываю под стол и кресло, но ничего там не нахожу.
Затем переключаюсь на клавиатуру.
Не представляю, с какого пальца снят этот отпечаток, поэтому начинаю слева направо. Сначала бумагой для заметок нажимаю на клавишу A. Ничего не происходит. Я перехожу к клавише S, но и тут провал. Действую дальше по горизонтали, пробуя каждую клавишу, где мы ставим пальцы, чтобы начать печатать, но не получаю никаких результатов.
Пока не добираюсь до пробела.
Клавиатура загорается. Как и экран компьютера.
Как и мое лицо.
– Дамы и господа, мы взлетаем! – ухмыляясь, восклицаю я.
Затем в середине экрана компьютера появляется окно с сообщением, что доступ запрещен и все системы отключаются из-за попытки неавторизованного проникновения. Экран и клавиатура гаснут.
Через пять секунд звонит мой сотовый.
Я достаю его из кармана пальто. Неизвестный номер.
Любопытно, учитывая, что единственные два человека в мире, которые знают номер этого одноразового телефона, – это Фин и Макс. А они есть у меня в контактах.
У меня плохое предчувствие, что я знаю, кто это.
– Алло?
– Привет, милая. Развлекаешься?
Я смотрю на потолок, гадая, где же камера.
– Можно сказать и так. Планирую развести небольшой костер на кухне.
– Остерегайся разбрызгивателей. Система пожаротушения расходует около четырехсот литров в минуту, так что, надеюсь, ты умеешь плавать.
Его богатый акцент насыщен весельем. Киллиан ни капельки не волнуется, придурок.
– Откуда у тебя этот номер?
– Такой вот я.
Он говорит это с такой непринужденностью и высочайшей степенью самоуверенности, что мне хочется швырнуть телефон через всю комнату.
Вместо этого я требую:
– Я серьезно, как ты его узнал? Я купила этот телефон в киоске аэропорта неделю назад. И заплатила за него наличными. Звонила по нему лишь дважды.
– Я знаю, – снисходительным тоном говорит он. – И ты купишь новый телефон для следующего дела, и новый – для следующего после этого. Я бы позвонил тебе домой, но сейчас тебя там нет.
Отлично. Он знает и домашний номер, которого нет ни в одном справочнике. Дурацкий стационарный телефон. Говорила же Фин, что нам не стоило подписываться на это.
– Раз уж мы заговорили об этом, как ты нас вычислил на складе? Была установлена камера наблюдения, о которой мы не знали?
– Вы забыли отключить камеры на складе напротив.
Я закрываю глаза, тихо ругаясь. Какая глупая, очевидная ошибка.
– А оттуда? Как нас выследил? Камеры в поле, где мы разгружали грузовик и где его бросили, были отключены.
– Хакнул военный спутник.
Я открываю рот, но не могу произнести ни слова. Он умеет взламывать правительственные спутники? С каким гангстером я связалась?
Он знает, что я в шоке. В его смешке можно разобрать все виды удовольствия.
– Ты еще здесь, милая?
– Боже, меня действительно бесит твое самодовольство.
– О, не сердись. Признайся, что ты впечатлена.
Да, но я никогда, никогда, даже через миллиард лет не признаюсь в этом.
– Взлому техники, вращающейся вокруг Земли, тебя учили в школе мафиози?
– Ах, нет. Я постиг это задолго до того, как попал в мафию.
– Да неужели, – скучающе протягиваю я.
– Не так уж было и трудно. Спутники не защищены системами кибербезопасности, поэтому любой, кто имеет базовое представление о компьютерных системах и языках программирования, может обойти жалкие брандмауэры, установленные правительственными оборонными ведомствами. Я могу показать тебе, если хочешь.
– Великолепная идея. – Мой тон сочится сарказмом.
– Может пригодиться для одной из твоих будущих «подработок».
Нутром чую, что сейчас он старается не заржать, сукин сын.
– Я бы с удовольствием поболтала еще, но лучше заболею диабетом второго типа.