Текст книги "432 часа (ЛП)"

Автор книги: Джессика Гаджиала

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 13 страниц)

– С мужем? – подсказала Мардж.

– О, муж – это совершенно необязательная часть, – сказала я ей с широкой улыбкой, на что она рассмеялась и ответила тем же.

– Знаешь… иногда они не такие, какими кажутся на первый взгляд. Но некоторые из них хороши. Сойер, Тиг…

– Давайте просто скажем, что я не задерживаю дыхание и не ставлю свою жизнь на паузу ради так называемого «правильного мужчины», но я бы не возражала, если бы он появился.

– Это неплохой вариант, – сказала Маргдж, кивая. – Это меня, – сказала она, когда зазвонил телефон. – Приятно было с тобой познакомиться. Брок, будь хорошим мальчиком, – сказала она ему, прежде чем поднять трубку.

– Клянусь, я всегда чувствую себя непослушным ребенком, когда захожу в офис, – сказал он, качая головой, когда мы вышли на улицу.

– И я уверена, что ты вообще ничего не сделал, чтобы заслужить такую реакцию с их стороны.

– О, детка, я сделал все, что ты только можешь придумать, и даже хуже, – сказал он мне, озорство плясало в его глазах. – Пойдем. Давай заедем ко мне домой, чтобы перекусить перед возвращением в город.

С этими словами мы направились обратно в пригород, где Брок проехал половину улицы, застроенной очень милыми, разнокалиберными домами – ранчо здесь, двухуровневый там, викторианский вон там.

И припарковал свою неожиданную машину перед неожиданным домом.

Причудливый дом в стиле ремесленника с большим крыльцом с широким навесом, частично вторым уровнем, с белым кирпичом на нижнем уровне и теплым деревянным полом на верхнем.

У мужчины даже были кресла-качалки и подвесные растения. Они выглядели довольно грустными, учитывая, что он отсутствовал некоторое время, а погода менялась на прохладную, но они у него были.

– Мне нравится, – сказала я вслух, заставив Брока одарить меня мягкой улыбкой.

– Мне тоже, – сказал он, прежде чем вылезти из машины и обойти капот по направлению к моей двери.

Я поймала себя на том, что почти нервничаю из-за его дома, зная, что буду судить о нем по нему, желая, чтобы он понравился мне больше, чем следовало бы.

Однако все мои опасения улетучились, когда он открыл дверь и ввел меня в пространство, в котором я сразу почувствовала себя комфортно.

Здесь не было ничего кричащего или вычурного. Это не соответствовало бы архитектурному стилю, который хотел, чтобы вы чувствовали себя как дома.

Стены были белыми с шалфейно-зеленым акцентом на книжных полках по обе стороны от кирпичного камина. Этот зеленый цвет был использован при покраске стен кухни, где доминировал большой остров, и шкафчиков теплых тонов дерева.

Это был мужской стиль, немного старомодный, немного деревенский, но не холодный и непривлекательный.

Странно, но казалось, что это ему подходит.

Я могла представить, как он разводит огонь в камине, стоит на кухне и варит кофе, даже читает одну из книг в витринах.

– Я знаю, о чем ты думаешь, – сказал Брок, кивая. – Для этого нужна собака.

– О, это то, о чем я думаю?

– Если только ты не любишь собак. В таком случае, я думаю, с тобой, должно быть, что-то не так.

– Я люблю собак. Я просто… слишком много работаю.

– Меня это тоже задерживает. Но, эй, ты же босс. Заведи себе собачку и бери ее с собой в офис.

– Не думай, что я не думала об этом, – призналась я. – Итак, мне устроят экскурсию? – спросила я.

Глава 9

Брок

В моем доме никогда не было женщин.

Кроме жен моих коллег, Мардж или друзей, я не приглашал женщин в свое личное пространство.

Не потому, что я не хотел, чтобы они его видели, а потому, что для меня это было чем-то вроде священного места, где я, наконец, начал налаживать свою жизнь, где я надеялся однажды обрести будущее.

Мне казалось неправильным приглашать в это пространство временных людей.

И только поэтому я так нехарактерно нервничал из-за присутствия Миранды.

Это можно было бы объяснить, тем, что Миранда была богата настолько, что ее квартира в городе была больше, чем мой дом в пригороде.

У меня не было бесценных скульптур или ваз. Мои работы были куплены в разных кофейнях по всей стране, где я побывал, и где были представлены работы местных художников.

У меня не было дизайнера интерьера, который мог бы показать мне, какие цвета будут лучше всего смотреться, или какая мебель подойдет к стилю дома.

На самом деле, я потратил годы, чтобы научиться самому, ремонтировать это место. Если присмотреться, девяносто процентов книг на полках по бокам моего камина были посвящены отделке полов, сборке шкафов, самостоятельной кладке кирпича.

Необходимость сосредоточиться на таких вещах привела к тому, что я перестал прятаться в лесу, слишком много пить, отключаться перед телевизором, я просто пытался делать все возможное, чтобы не погружаться в мрачные мысли.

Это было терапевтическим действием. Как будто какая-то часть меня работала над собой, пока я обустраивал дом.

Благодаря этому, а также обретению цели, которую принесла мне работа, я наконец-то избавился от всего того дерьма, которое угнетало меня долгие годы, и снова обрел покой и радость.

Вот почему я так переживал по этому поводу, вот почему я сказал, о необходимости завести собаку. Потому что какая-то часть меня больше, чем следовало бы, беспокоилась о том, что она думает об этом месте.

Я провел ее через гостиную, кухню-столовую, небольшой кабинет в задней части дома, затем поднялся по черной лестнице в три спальни, прежде чем спуститься вниз и провести ее на крыльцо, выходящее на задний двор.

– Ух ты, – сказала она, тяжело выдохнув и оглядевшись по сторонам.

Это было небольшое пространство. Не у многих в Навесинк-Бэнк были большие дворы, за исключением богатых людей в фешенебельных районах. Но я из кожи вон лез, чтобы это место казалось просторным. И уединенным, несмотря на наличие соседей.

Задний двор был обнесен частоколом, вокруг росли взрослые деревья, и был довольно обширный, но не слишком вычурный ландшафтный дизайн.

Между деревьями висел гамак, была яма для разведения костра со стульями «Адирондак», а также площадка для гриля и пикников.

– Это почти заставляет хотеть снять обувь и погрузить в него ноги, – сказала она.

– Тогда вперед, – пригласил я.

– Я сказала «почти», – ответила она, бросив на меня ухмылку через плечо. – Мне действительно нравится твой дом. Здесь очень тепло и уютно. Я могу представить, как я сижу, свернувшись калачиком, перед камином, когда на улице идет снег, с чашкой кофе и музыкой.

– Это именно то, к чему я стремился. В доме царит зимняя атмосфера уюта, а снаружи – ленивая, расслабляющая атмосфера лета.

– Что ж, у тебя получилось. Если твоя карьера частного детектива когда-нибудь не принесет тебе удовлетворения, ты можешь вернуться к карьере дизайнера интерьеров.

– Всегда приятно иметь выбор, – согласился я. – Почему бы тебе не пройти и не устроиться поудобнее, пока я собираю кое-какие вещи? – пригласил я.

– Не возражаешь, если я приготовлю кофе? – спросила она, рассеянно проводя руками по столешнице.

И это выглядело так… правильно.

Я так и видел, как она готовит кофе или чай, заказывает еду на вынос, так как не было похоже, что она много готовит, может быть, время от времени поглядывает на свой ноутбук на обеденном столе, но больше не чувствует желания тянуться к нему.

– Угощайся. Но, возможно, ты захочешь проверить срок годности на сливках, – сказал я, поворачиваясь обратно. – Меня здесь не было, чтобы проследить за этим, – добавил я, прежде чем подняться по лестнице на второй этаж.

Я собирал вещи так, как если бы собирался и на работу, и в мировое турне с богатой женщиной.

Так что там были джинсы, футболки, хенли, а также слаксы и рубашка на пуговицах, но я пошел дальше и закатал свой костюм, положив в сумку бутылочку средства от помятостей для пущей убедительности.

Это означало, что на ногах у меня была обычная обувь, пара мокасин и пара модельных туфель.

Дальше я взял свою сумку поменьше и на всякий случай положил в нее бритву, гель для бритья, немного одеколона, геля для душа и средства для волос, хотя они у меня были относительно короткими.

Зубная щетка и паста мне не понадобились, так как я позаимствовал их из ящика в гостевой ванной. У нее был внушительный запас необходимых вещей для гостей, учитывая, что, по ее словам, она обычно не принимала посторонних.

Предусмотрительность, похоже, была ее хобби. Ей нужно было, чтобы все было в порядке на случай, если кому-то понадобится остаться на ночь. Могу поспорить, что в ее календаре – или в календаре Кэма – было записано, что она должна время от времени менять это дерьмо, чтобы срок годности не истек.

Я был абсолютно уверен, что в моей гостевой ванной есть зубная паста. Вопрос о том, была ли она пригодной, оставался открытым.

Я услышал стук ее каблуков по ступенькам, что побудило меня выйти из ванной как раз в тот момент, когда она входила в дверь моей комнаты.

– Я принесла тебе кофе, – сказала она, одарив меня улыбкой, которая для нее – женщины, которая обычно изображала из себя пуленепробиваемую уверенность, – казалась почти застенчивой.

– Спасибо, милая, – сказал я, подходя к ней, и наблюдая, как что-то промелькнуло в ее глазах, когда я заговорил.

Ей нравились мои ласковые слова. Независимо от того, признает она это или нет.

Я ей также нравился, хотела она это признать или нет.

Наверное, мне не следовало радоваться этому так сильно. Но после того, как я услышал, как она кончает в ванной, в то время как я уже стоял там с членом в руке, потому что не мог перестать думать о ней в этой ванне, да, можно сказать, что мой интерес только усилился.

Мне нужно было взять себя в руки.

Не похоже было, что это дело будет таким легко открытым и закрытым, как большинство других. И я не мог трахаться с клиенткой, пока все еще работал на нее.

На самом деле, было не так уж трудно сопротивляться влечению.

Не раз мои клиенты буквально набрасывались на меня. Я всегда старался не переступать эту черту и не вступать с ними в отношения до тех пор, пока дела не были закрыты.

Несмотря на то, что Сойер, Тиг и, черт возьми, почти все остальные в моей жизни любили докапываться до меня из-за моих проблем с женщинами, у меня было некоторое самообладание. И мне не составляло труда сдерживаться, когда это было необходимо.

Но когда она стоит в дверях моего дома, выглядит так, как выглядит, пахнет так, как пахнет, смотрит на меня нежными глазами?

Мне потребовалось все мое самообладание, чтобы не поставить чашку с кофе на комод, не схватить ее и не повалить на кровать, а затем накрыть ее тело своим.

Мой член напрягся при одной мысли о такой возможности.

– Где ты взял этот кофе? – спросила она, когда я взял кружку из ее рук, стараясь не касаться ее пальцев, потому что, черт возьми, я был уверен, что в тот момент меня погубило бы простое соприкосновение.

– Он очень хорош, – сказал я ей, делая глоток.

– Да, так написано на упаковке, но я никогда о таком не слышала.

– В местном кафе. У них есть своя особая смесь. Именно из-за нее в оживленные дни люди выстраиваются в очередь через полквартала. И почему некоторые из нас платят целое состояние за покупку зерен, чтобы приготовить его дома, когда не хочется стоять в очереди. Если хочешь, мы можем заехать туда по пути из города.

– Конечно, – ответила она без колебаний. – Я думаю, мне нужно купить около десяти упаковок, чтобы держать их дома. Как дела с вещами? – спросила она, входя в мою комнату и направляясь к моим сумкам. – Ты готов ко всему, – заявила она, осмотрев мою одежду, затем сама застегнула сумку и поставила ее на пол, чтобы сесть на край кровати. – Ты знаешь, что я продолжаю настаивать на том, что у меня хорошая обувь?

– Врешь? – спросил я, улыбаясь, глядя, на то, как она сгибает ноги в туфлях, но слишком упряма, чтобы их снять.

– Абсолютно. Не пойми меня неправильно, туфли, которые стоят восемьсот долларов, определенно удобнее, чем те, что я покупала по дешевке в «Пэйлес», но через некоторое время они все равно причиняют боль.

– Тогда почему ты настаиваешь на том, чтобы носить их даже вне работы? – спросил я, хотя какая-то часть меня, уже обдумывала то, что она только что сказала. В чем она только что призналась, и я не думаю, что она этого хотела.

Это было именно то, что я и подозревал.

Она выросла в гораздо более скромной семье.

Никто из выросших богачей никогда бы не подумал о том, что можно что-то купить в «Пэйлес». На самом деле, многие состоятельные женщины, с которыми я был знаком в своей жизни, намеренно не интересовались магазинами для «простых людей». Даже если бы они технически знали о них, они никогда бы не согласились с этим, потому что подумали бы, что сами знания об этом делают их беднее.

– Честно говоря, я думаю, что все началось с того, что это стало символом статуса, – сказала она мне, пожимая плечами. – Потом стало ясно, что у некоторых мужчин в бизнесе все еще есть серьезные проблемы с женщинами в бизнесе. Особенно у тех из нас, кто более успешен, чем они. И они смотрят на тебя свысока. В некоторых обстоятельствах, в буквальном смысле этого слова. Поэтому я всегда хочу быть такой же высокой или выше, чем они.

– Вот почему ты сначала пожимаешь руку, – сказал я, вспоминая ее встречу с Сойером.

– Именно так. Но сейчас это всего лишь предпочтение. Что касается обуви. В них я чувствую себя собранной. Без них я бы чувствовала себя голой, если бы была на работе. Или, – продолжила она, почувствовав, что я готов возразить, – когда я оказываюсь в ситуации, где, впервые встречаюсь с людьми. Как Сойер и Тиг.

– Никто же не скажет гадости о бизнесмене, который носит костюм, запонки и часы «Ролекс», верно? – спросил я, понимая суть аргумента.

– За исключением того, что ни один по-настоящему богатый человек не стал бы носить часы «Ролекс», – сказала она, качая головой. – Это то, что носят люди с умеренным достатком, чтобы казаться богаче. Когда по-настоящему богатые люди носят…

– «Патек Филипп», – вставил я за нее.

– Да, – сказала она, и на ее губах появилась улыбка. – Ты разбираешься в часах.

– Я видел несколько таких.

Я взял с собой одни на тот случай, если мне понадобится приодеться, чтобы пойти с ней куда-нибудь. Она бы хотела, чтобы ее видели с кем-то, кто излучал бы такую же спокойную, уверенную роскошь, как и она сама.

– Я не любительница часов, – призналась она. – Кроме моих умных.

– Которые необходимы больше для того, чтобы быть доступной в любой момент дня, а не для того, чтобы на самом деле сообщать тебе время, – уточнил я.

– Ах… наверное, – призналась она, сумев разглядеть в себе те стороны, которые объективно рисовали ее не в лучшем свете. – Но мы не можем жаловаться на мои часы, ведь только с их помощью я могла передать сообщение Кэму.

– Это правда, – согласился я, немного поморщившись от того, как она изменилась с легкой и непринужденной на напряженную и мрачную при одном упоминании этого места и времени, проведенного там. – Ты уже готова поговорить об этом? – спросил я, двигаясь вперед, игнорируя тревожные звоночки, раздающиеся в моей голове, когда я поставил свою кружку и сел на кровать рядом с ней.

Я почти болезненно ощущал, как кровать прогибается под моим весом, заставляя ее подвинуться, пока она не прижалась ко мне.

– Я не знаю, – призналась она, качая головой, в то время как ее пальцы танцевали на коленях.

– Я полагаю, ты не говорила об этом с Кэмом.

– Почему ты так думаешь? Этот мужчина знает, когда купить мне тампоны и шоколад, – сказала она, ухмыляясь.

– Да, но это в некотором смысле связано с работой, не так ли? Я предполагаю, что Кэм также не знает о покупках «Купи один» и «Получи второй» в «Пэйлес», не так ли?

– Он… не знает, – призналась она, слегка нахмурив брови.

– А кто-нибудь знает?

– Кроме тебя? Нет.

– Эй, – сказал я, потянувшись, чтобы положить свою руку поверх ее, которая не переставала ерзать, отчего ее спина напряглась от этого соприкосновения. Я пошел дальше и притворился, что не замечаю происходящего, клянусь, я почувствовал что-то вроде электрического разряда при прикосновении. Сейчас было не время для этого. – Я не могу выдавать твои секреты, – напомнил я ей. – Это прописано в контракте и все такое, – добавил я, наклоняя голову, чтобы поймать ее взгляд, а затем ухмыльнулся.

– Это не значит, что ты должен быть моим психоаналитиком, – сказала она.

– Я хочу послушать, если ты хочешь поговорить. Не думаю, что стоит держать это дерьмо в себе. На самом деле, я понимаю, – сказал я ей, наклоняясь вперед, чтобы свободной рукой достать из сумки с туалетными принадлежностями маленький пузырек с лекарством, а затем показать ей этикетку.

– Что это? – спросила она, нахмурившись, глядя на этикетку.

– Мои лекарства. От беспокойства и депрессии, – сказал я ей, наблюдая, как она резко повернула ко мне голову. – Да, – кивнул я. – Отчасти мое исцеление состояло в том, что я привел в порядок этот дом и нашел работу, которая снова придала моей жизни смысл, но другая часть заключалась в лекарствах и терапии. Так что я кое-что знаю о том, что с тобой происходит, когда ты пьешь это дерьмо в банках, – сказал я ей, бросая таблетки обратно в сумку.

– Это из-за службы, верно? – спросила она.

– Да, – согласился я, но не стал вдаваться в подробности. Сейчас было не мое время. Мне не нужно было подставлять плечо.

Ей нужно было.

– В больнице была одна женщина с посттравматическим стрессовым расстройством, полученным во время службы. Она не очень хорошо перенесла грозу, которая была у нас однажды ночью.

– Да, это может быть тяжело для многих людей, которые проходили такую службу. Она была твоей соседкой по комнате?

– Нет. Но у меня была отличная соседка по комнате. Не думаю, что я бы выбралась оттуда в здравом уме, если бы не она. Можно ли мне говорить о ней? – спросила она, хмуро глядя на меня.

– Это тебе решать. Ты не давала подписку о неразглашении. Но ты не обязана сообщать подробности, если не хочешь.

– Она была такой милой. Ветеранка. Так она иногда себя называла. Всю свою жизнь она то и дело попадала в психиатрические лечебницы. На склоне лет… именно тогда у нее появились некоторые… плохие мысли, – сказала она, и мне понравилось, что она старалась не вдаваться в подробности. Но мне показалось, что у нее была соседка по комнате с биполярным расстройством. – Она думала, что я действительно… – сказала она, указывая на свою руку.

– Ты не сказал ей ничего другого?

– Ты думаешь, она бы мне поверила? Шрам был довольно внушительный.

– Ты сказала врачам?

– Нет, – призналась она. – Я подумала, что, сказав, что я этого не делала, когда они были уверены, что я это сделала, они только выставят меня сумасшедшей, и продлят мое пребывание там.

– К сожалению, это, вероятнее всего.

– Я просто старалась не обращать на это внимания, как могла. Постаралась сделать вид, что не склонна к самоубийству. Потому что, ну, я такой не являлась. И никогда не была. Не то чтобы я осуждала, – поспешила добавить она с виноватым видом.

– Я знаю, что это не так, – согласился я, ободряюще сжимая ее руку. – Ты, должно быть, чувствовала себя чертовски беспомощной в том месте.

В ответ на это ее глаза сразу остекленели, и она стала смотреть прямо перед собой, пытаясь скрыть это.

– Можно и так сказать, – согласилась она хриплым голосом. – Были моменты, когда весь этот опыт был просто… бесчеловечным, – добавила она.

Не было ничего личного, когда тебя запирали против твоей воли. Обыски с раздеванием, принудительное лечение, люди, задающие навязчивые вопросы и ожидающие ответов.

Психиатрическая помощь прошла долгий путь от лоботомий ледяными ножами и ледяных ванн, но ей еще предстоит пройти долгий путь, чтобы перейти к более гуманным стандартам оказания медицинской помощи.

– Я действительно борюсь с ощущением, потери контроля, – призналась она. – И у меня его не было. Я не могла выбрать, когда мне куда-то идти, и смогу ли я вообще уйти. Это было просто… ужасно. И самое безумное, что раньше мне это было не нужно, но теперь я почти уверена, что мне понадобится терапия.

– В этом нет ничего постыдного. Важно разобраться с этим дерьмом, а не подавлять его. И я понимаю, что это тяжело, – добавил я. – Особенно для таких людей, как ты, которые чувствуют, что у них все в порядке, просить о помощи. Но как только мы убедимся, что это безопасно, тебе следует поговорить с кем-нибудь об этом. И к тому времени, надеюсь, мы будем знать, кто это был, и посадим их за решетку, так что все это дерьмо на твоем альбоме будет выглядеть совсем по-другому.

– Это было бы здорово, – призналась она. – Кэм купил мне крема для рук. Я сомневаюсь, что они помогут.

– Значит, сделай лазерную процедуру. Или татуировку.

– Кэм предложил сделать татуировку. Видимые татуировки – это не в моем стиле.

– Видимые, да? – спросил я, ухмыляясь, и она услышала веселье в моем голосе, заставив ее взглянуть на меня. – Мне кажется, это означает, что есть и невидимые.

– Есть такое, – призналась она. – Мы можем назвать это подростковым идиотизмом.

– В подростковом идиотизме нет ничего плохого. Однажды мой друг заставил меня пойти за грибами и покататься на хреновых шарах по лесу. Деревья ожили и рассказывали мне истории.

В ответ на это у нее вырвался смешок.

– Извини, – сказала она, все еще посмеиваясь. – Я уверена, что это было ужасно, но в то же время забавно. Какие истории они тебе рассказывали?

– Они обсирали другие породы деревьев. Очевидно, плакучие ивы были плаксивыми эмо. А Дубы считали, что они лучше всех остальных. Они также жаловались на дятлов. Сойер сказал, что он протрезвел первым и увидел, как я обнимаю дерево и уверяю его, что стану для него пугалом в виде человека, чтобы птицы больше не клевали его кору.

– Может быть, у Сойера есть это на видео? – спросила она.

– К счастью, мои подростковые шалости имели место до того, как началось массовое использование звукозаписи. Никто не знает эту историю, кроме меня, Сойера, а теперь и тебя.

– Нам действительно повезло, – согласилась она, кивая. – Не так уж много свидетельств того, что я чрезмерно выщипывала брови. Или когда я пользовалась бежевой помадой с яркой коричневой подводкой. Это был… образ. Я рада, что его никто не помнит.

– У меня был период очень длинных и широких штанов, – признался я.

– На шесть дюймов глубины в воде в дождливые дни? – спросила она, хорошо помня этот этап мужской моды. – И цепочка от пояса к пустому кошельку?

– Эй, он не был пустым. Там был старый презерватив, который я стащил у старшего брата подруги. И, да, если тебе интересно, к тому времени, когда я нашел кого-то, кто захотел бы лечь со мной в постель, у этой чертовой штуки истек срок годности.

– Мне трудно в это поверить.

– Срок их действия истекает, – сказал я, кивая, намеренно делая вид, что не понимаю ее.

– Я говорила о том, что тебе потребуется много времени, чтобы найти девушку, которая согласится.

– Я был долговязым ребенком с лицом, похожим на пиццу, – признался я. – Мне потребовались годы, чтобы превратиться в того обезоруживающе красивого мужчину, которым я являюсь сегодня, – сказал я ей, наблюдая, как она широко улыбается мне. – И к тому времени мне удалось развить в себе некоторую индивидуальность. Так что теперь я – лучшее из обоих миров.

– Я встречала много мужчин, которые, несомненно, выросли привлекательными, и их характеры были такими же глубокими, как лужа, – сказала она, пожимая плечами. – Я думаю, что периоды неловкости делают нас всесторонне развитыми людьми. Итак… что считается едой в этом городе? – спросила она, ухмыляясь мне, словно безмолвный вызов, с помощью которого я пытался вывести ее из себя.

Что ж, возможно, Навесинк-Бэнк и не был Нью-Йорком с сотнями ресторанов, предлагающих сумасшедшие блюда, но то, что мы делали, мы делали хорошо.

– У тебя есть настроение отведать итальянской кухни? – спросил я.

– Всегда, – немедленно ответила она.

– Тогда у меня есть заведение с отличной кухней, хорошим вином, фантастической атмосферой и потрясающей историей…

Потому что я был уверен, что она никогда раньше не ела в ресторане, принадлежащем мафии…

Глава 10

Миранда

– Не может быть, – сказала я, качая головой и потягивая вино, которое принес нам сам хозяин. – Этот милый джентльмен? – спросила я, думая о его великолепном костюме и привлекательном лице с волосами цвета соли с перцем.

– Этот милый джентльмен возглавляет самую известную мафиозную семью в штате, – сказал он мне, кивая. – Он и его сыновья, – уточнил он.

– И люди просто… знают об этом?

– Я не уверен, сколько статистически обычных людей знают об этом, – признался он, оглядываясь по сторонам. – Семья Грасси прилагает все усилия, чтобы их имена не попали в газеты или новости, поэтому вполне возможно, что более двух третей присутствующих здесь людей понятия не имеют.

– Но это значит, что треть из них знает? И они продолжают приходить сюда поесть?

– Ты уже видела это место, – сказал он, махнув рукой в сторону балкона над водой. Готова поспорить, что, если бы позволяла погода, сидеть там и есть было бы восхитительно. Особенно ночью. – И еда здесь лучшая, какую только можно найти в округе. Навесинк-Бэнк – это… любопытный городок.

В том, как он произнес «любопытный», было что-то такое, что сразу разожгло мое любопытство.

– Интересно, каким образом?

– Итак, ты знаешь, что мафия раньше в значительной степени управляла городом?

– Да, конечно, – согласилась я, кивая. Они приложили руку буквально ко всему.

– Ну, здесь все так и есть. Только это не просто мафия.

– А кто это еще?

– Есть группировки-байкеров, семьи ростовщиков, военизированный лагерь, а также, по меньшей мере, дюжина других людей, работающих независимо друг от друга, с достаточно глубокими карманами, чтобы подмазывать под себя местную полицию.

– Ты, должно быть, преувеличиваешь. Зачем людям жить здесь, если преступность такая свирепая?

– Но в том-то и дело. У большинства организаций здесь есть кодекс поведения. Они не позволяют своим преступлениям подвергать риску местных жителей. В некотором смысле благодаря им здесь даже безопаснее для обычных семей. А копы, у которых руки связаны с местными организациями, больше внимания уделяют мелким преступлениям, так что и их количество сведено к минимуму.

– В это все еще трудно поверить, – сказала я, делая еще один глоток вина, когда владелец заведения вышел из подсобки с другой бутылкой вина, подошел к столику и поприветствовал их как старых друзей.

– Видишь тот столик, к которому только что подошел Энтони? – спросил Брок, кивнув подбородком в его сторону.

– Да, – кивнула я, взглянув на симпатичную темноволосую женщину и ее представительного мужчину с седеющими волосами и ярко-голубыми глазами.

– Это Чарли и Хелен Маллик. Главы семьи ростовщиков, о которых я тебе рассказывал. Они и их сыновья дают деньги взаймы и ломают коленные чашечки, если те не платят.

– Ты, должно быть, разыгрываешь меня, – сказала я, не видя в этой паре ничего предосудительного.

– Чарли сейчас частично отошел от дел по обеспечению правопорядка. Они управляют местным баром в городе. Но не сомневайся, это страшный человек. А эта женщина еще более опасна, если ты перейдешь дорогу ей или тем, кого она любит.

– С чего бы мафии и ростовщикам быть такими дружелюбными? – спросила я, как всегда, скептически.

– Многие организации в округе являются союзниками. Они объединяются, когда в городе появляются общие враги. И, поскольку их бизнес не находится в прямой оппозиции друг к другу, они могут делать это без каких-либо проблем. Ты все еще мне не веришь, – сказал Брок, улыбаясь. – Вот что я тебе скажу, в следующий раз, когда ты свяжешься с Сойером или Тигом, спроси их.

– Думаю, мне это может понадобиться, – сказала я неуверенно. Хотя это была хорошая история, и благодаря ей то, что могло бы стать неловким моментом, похожим на свидание, стало комфортным и легким.

После того, как он взял меня за руку в своей комнате, и я открылась ему, я не была уверена, что мы сможем снова стать обычными и беззаботными.

Очевидно, я недооценила Брока.

Он мог в мгновение ока превратиться из напористого в непринужденного.

Это было и неприятно, и в то же время очень приятно.

Я действительно хотела поговорить о психиатрическом отделении, немного выпустить пар, прежде чем это приведет меня к взрыву, но я не хотела заострять на этом внимание.

Брок, казалось, понимал и уважал это.

– Если еда здесь будет хотя бы вполовину такой же вкусной, как кофе, думаю, я смогу не обращать внимания на то, что способствую совершению преступлений. Итак, как ты узнал обо всех здешних преступниках?

– Я, в некотором смысле, вырос среди всего этого. Сыновья Энтони – Лука и Маттео – ходили в нашу школу. Как и Рейн, которая руководит байкерским клубом. И дети Чарли и Хелен, – сказал он, кивая в сторону пары. – Конечно, все помалкивали о семейном бизнесе, но дерьмо всегда всплывает наружу.

– Ты никогда не чувствовал себя, ну, не знаю, небезопасно, будучи посвященным во всю эту информацию?

– Не-а. Как я уже сказал, у них есть свои правила. Невиновные в их делах не замешаны.

– Вряд ли ты можешь назвать себя невиновным, – парировала я.

– Я? – спросил он, прижимая руку к груди. – Здесь я сама невинность, – настаивал он.

– В самом деле? Так вот почему бармен бросает на тебя одновременно убийственный и страстный взгляд? – спросила я.

Возможно, кто-то другой мог бы ревновать из-за этого. Но, во-первых, это было не свидание, независимо от того, как это выглядело и даже от того, какие чувства я начинала испытывать к нему. А во-вторых, у всех нас было прошлое. Никто из нас не был невинным девственником. В моем прошлом были мужчины, в его – женщины. Такова была жизнь. Глупо было ревновать из-за этого.

– Ты заметила это, да? – спросил он, выглядя одновременно застенчивым и дерзким, что не должно было быть возможным, но ему удалось это сделать.

– Я думаю, это говорит о том, что это и то, и другое, а не что-то одно, – сказала я.

– Это было обычное развлечение… два года назад, – сказал он, пожимая плечами.

Прошло два года, а у нее все такой же тоскующий взгляд? Насколько хорош был этот мужчина в постели?

Что?

Нет.

Я не могла позволить своему разуму проникнуть туда.

Ох, кого я обманываю? Я думаю об этом почти с того момента, как увидела его.

И поскольку я мучилась этим вопросом уже несколько дней, я была уверена, что могу с некоторой долей уверенности сказать, что он, скорее всего, потрясающий в постели.

У меня было такое чувство, что он не был пони с одним трюком. Ну, знаете… ребята, у которых была только одна поза. Те, кто не мог справиться со сменой позиции, не говоря уже о чем-либо еще.

И непринужденная уверенность Брока подсказала мне, что он был не из тех парней, которые боятся принести в спальню забавные игрушки.