Текст книги "Гражданин Винс"

Автор книги: Джесс Уолтер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 16 страниц)

Глава III
Спокан, штат Вашингтон
30 октября 1980 г., четверг, 2:58

– Давай-ка разберемся. – Джекс ставит свою бутылку шампанского на стол и опирается на нее, как на короткую трость. – Ты говоришь, что аятолла взял наших людей в заложники, потому что в Америке слишком много ленивых мамаш-одиночек, живущих на соцпособие?

Аарон Гребби смеется и понимающе качает головой.

– Нет. Разумеется, нет. Но, полагаю, разумно предположить, что эти вещи связаны, что они – составляющие общего разрушения, потери уверенности в себе, которая поразила Америку. Преступность. Инфляция. Сорок лет бесплодной либеральной политики. И утрата положения на международной арене. Ощущение, что мы сбились с пути.

Он сидит спиной к бару, его квадратное честное лицо обращено к покерным столам, где остановилась привычная Винсу игра. Наклонив головы, картежники слушают, как Аарон Гребби объясняет им, отчего нужно голосовать именно за него.

– Страна как женщина. Кто станет уважать ее, если она сама себя не уважает?

Проститутки округляют глаза. Мужчины кивают, бормоча что-то себе под нос.

– А как же зоопарк? – спрашивает Пити. – Что, по-вашему, не так в нашем зоопарке?

Гребби делает глоток виски и приветствует спросившего стаканом, показывая, что это прекрасный вопрос.

– Что ж, Пити. Начнем с названия. «Прогулка среди дикой природы»? Это не зоопарк. Зоопарк должен называться зоопарком. «Споканский зоопарк». А как, черт возьми, понять «Прогулку среди дикой природы»? Уж лучше так назвать заведение, где мы сидим.

Гребби убирает волосы со лба, но, по мнению Винса, это лишний жест. На его голове за последние шесть часов ни одна волосинка не двинулась. Он мелко рубит ладонью воздух, как каратист, подчеркивая свои высказывания.

– Наш зоопарк недофинансируется, – взмах, – недополучает материального обеспечения, – взмах, – и находится в неудачном месте, – сильный взмах. – Но дело не только в зоопарке. Дело в экономическом развитии всего региона. Наш несчастный зоопарк – квинтэссенция всего города и региона, боящегося достичь успеха.

Винс переводит взгляд с Аарона Гребби на сосредоточенные лица картежников и проституток и только теперь замечает, что Бет ушла. Он наклоняется к Анджеле, которая объедает куриную ножку.

– Не знаешь, куда делась Бет?

Она пожимает плечами.

– Домой ушла, наверное.

– Черт. Давно?

– Минут пятнадцать как.

Винс смотрит на дверь, потом на Гребби, который, подставив Эдди стакан, чтобы тот налил еще виски, переходит к теме уголовного судопроизводства. Его рука рисует в воздухе пьяненькую восьмерку.

– Мой соперник заявляет, что контроль над огнестрельным оружием поможет снизить уровень преступности, но это ошибочное мнение. Закон о контроле над оружием ударит по законопослушным гражданам, а не по преступникам. Надо, чтобы честному гражданину было легко купить пистолет для самообороны, а не сложно. Надо, чтобы нам стало легче защищать свои семьи, свою собственность, самих себя, а не сложнее.

Некоторые из слушателей согласно кивают.

– Если мы в самом деле желаем обуздать преступность, необходимо укреплять уголовное законодательство. Добиваться, чтобы преступники получали по заслугам. Усиливать судебную систему. Строить новые тюрьмы.

Все посетители «Берлоги» вздрагивают и качают головами, но Гребби словно не замечает этого. Винс поднимается и наклоняется к уху Гребби, едва увернувшись от взмаха его руки в стиле карате.

– БОЛЬШЕ тюрем, БОЛЬШЕ прокуроров, БОЛЬШЕ полицейских!

– Послушайте, – говорит Винс. – Не самая удачная тема для этого заведения. Нам пора.

– Я не хочу уходить, – отвечает Гребби, его глаза и губы блестят. – У меня в жизни не было лучшей аудитории. А вы идите.

– Мне кажется, вам не стоит здесь оставаться.

Гребби поворачивается к нему.

– Ничего вы не понимаете. Я ведь именно из-за этого и пошел в политику, Винс. Я… я напрямую общаюсь с этими людьми. Это воодушевляет. Впервые я нашел с ними контакт.

Винс отходит в сторону и повышает голос, чтобы все слышали.

– Эй, кто из вас зарегистрированный избиратель?

Гребби обводит комнату взглядом и видит то же, что и Винс. Не поднимается ни одной руки.

На улице холод ударяет в голову как похмелье. Туман жмется к земле. Гребби поднимает ворот пиджака и жмурится в свете фонарей.

– Сколько времени? он Винс смотрит на часы.

– Четвертый час.

– Господи.

Винс догадывается, что Аарону Гребби приходилось уже являться домой так поздно. Это наводит его на мысли о Келли. Он открывает рот, чтобы спросить о ней, но слышит, как у них за спиной хлопает дверца машины. Они с Гребби стоят посреди парковки, и Винс спрашивает себя, отчего он не оглянулся сразу. Ему становится не по себе.

– Притормози, шеф, – раздается рядом.

Он узнает даже не сам голос, а его тон, какой-то намек на общее прошлое – набор правил. Нью-Йорк. Или Джерси. Нет… Филли. И не просто Восточное побережье. Такое и в Спокане можно услышать. Нет, что-то другое, темное.

Винс медленно поворачивается. Секунда уходит на то, чтобы понять, что Ленни – тот, кто пошел против него. Мысленно хваля себя за верную догадку, он переводит взгляд на другого человека, и все становится ясно. Ленни ни при чем. Этот парень из другого мира.

До них метров пятнадцать. Лен приближается и снимает очки.

– Привет, Винсерс. Задержись на минутку. Надо поговорить. У нас с Реем есть к тебе пара вопросов.

Гребби останавливается и оглядывается на этих двоих. Он не спускает глаз с Рея. Как и все. Словно Рей магнит.

– Винс, все в порядке?

Винс внимательно разглядывает незнакомца, Рея. Он сантиметров на пять ниже Винса и немного толще. На нем черные слаксы, как на Винсе, рубашка без галстука, черное пальто. Огромные черные брови, гладкие темные волосы, зачесанные назад. Скучающее холодное лицо. Правую руку держит в правом кармане пальто.

– Я сейчас несколько занят, – отзывается Винс. Ему не нравится неуверенность в собственном голосе, который звучит так, будто он только учится говорить по-английски.

Их разделяют теперь метров пять, и это расстояние говорит само за себя: для дружеской беседы многовато.

– Мы быстро, – заверяет Лен.

Хотя объясняется все время Ленни, Винс обращается к незнакомцу.

– А может, перенесем на завтра?

– Нет, я думаю, лучше сделать это сегодня, – настаивает Лен. Незнакомец тянет носом, его верхняя губа дергается. Глаза закрываются и открываются медленнее и осознаннее, чем когда просто моргаешь.

Винс оглядывается на Гребби, который как будто чувствует, что тут что-то не так.

– Но мы с приятелем… – начинает Винс.

– Бери его с собой, – наконец открывает рот Рей. Делает шаг вперед, под его ногами скрежещет галька.

– Нет. – Винс не может отвести глаз от Рея. – Ничего страшного. Я пойду один.

Он поворачивается к Гребби и ощущает, как на лбу выступает пот.

– Я… э… Я поеду с этими ребятами. А вы идите.

Гребби ничего не отвечает. Винс хлопает его по плечу и идет к Лену. Рей делает шаг назад, пропуская Винса, и следует за ним и Леном через стоянку в переулок, где осталась машина Ленни.

– Мы быстро, – повторяет Лен и пытается выдавить из себя улыбку. – Не волнуйся.

Винс кивает. Во рту у него пересохло. Он не видит Рея, который идет за ним, но слышит скрип гальки под его ногами. Тени бегут впереди них, когда они удаляются от фонарей.

– В картах сегодня повезло? – интересуется Ленни.

– Я не играл, – отвечает Винс. Что-то в Лене изменилось, появилась новая для него уверенность в себе, бравада даже.

– Херово, – замечает Ленни. Они подходят к «Кадиллаку», и Винс чувствует руку Рея на своем плече, потом на спине – обычный жест, чтобы усадить в машину.

– На переднее сиденье, шеф, – говорит Рей, будто Винс сам не понимает. Винс эту часть действа никогда не видел. Своими глазами – никогда. Но представлял – и все идет именно так, как он представлял. Немногим из тех шестидесяти, что он насчитал накануне, не говорили напоследок: «На переднее сиденье».

Садясь в машину, Винс ищет глазами Гребби, но тот уже в своем красном пикапе. Медленно отъезжает. Значит, все. Винс сидит рядом с Леном на большом виниловом сиденье. Рей у Винса за спиной в темноте. Дверцы захлопываются. Ленни заводит мотор и дышит на руки.

– Холодрыга чертова.

Они сидят в темноте.

– Послушай, Лен. Что бы там ни…

– Я же сказал. Просто поговорим. Только не впадай опять в свою паранойю, Винс.

– Ладно. – Винс озирается вокруг. Они стоят на неосвещенной улице, метрах в сорока от «Берлоги», вдали от других машин. Даже если он сумеет открыть дверцу, пробежит от силы метра три, прежде чем…

Лен оборачивается назад.

– Видишь, Рей, я же тебе говорил, что Винс будет спокоен. Спокоен, как удав.

Рей не отвечает.

Винс смотрит прямо перед собой.

– Спокоен, как танк.

Винс и Рей молчат.

– Спокоен, как…

– Да в чем дело? – Винс оборачивается и встречается взглядом с Реем.

Лен надевает очки и смотрит поверх них. Его баки сходятся к подбородку.

– Хорошо, Винс. Дело в следующем. Ты выходишь из игры.

Винс поворачивается к Лену.

– Выхожу?

– Вот именно. Я знаю, ты прячешь от меня бабки. И платишь мне меньше половины того, что я заслуживаю. А на мне весь риск. Магазинчик-то мой.

– Так попроси прибавку, – отзывается Винс. – Я дам.

– Нет, теперь уже поздно. Ты выходишь. И выйти ты можешь двумя способами. Первый способ – мой: ты платишь мне все, что должен за последние десять месяцев. Думаю, пятнадцать тысяч. Знакомишь меня с почтальоном, отдаешь все кредитки, которые у тебя сейчас есть, и ты свободен. Можешь идти на все четыре стороны. Хоть из города уезжай.

Это тоже стандартная фраза. Уезжай из города. И вот что забавно: тебе хочется поверить. Да, я плачу, сдаю им почтальона и уезжаю из города. Они меня отпустят. Но ты же знаешь, как бывает на самом деле. Ты же не ребенок.

– Какого почтальона? – дрогнувшим голосом спрашивает Винс. – Какие деньги?

Ленни трет переносицу.

– Черт побери, Винс! Теперь ты еще и оскорбляешь мои мозги. Я же знаю, что ты денежки припрятал. Знаю, мать твою! Мы столько зашибаем, тебе ни в какую столько не потратить. Ну давай, колись. Я же сказал, есть два варианта. И вариант Рея тебя не обрадует. Уж поверь…

Винс ловит взгляд Рея в зеркале заднего вида и понимает, что тот тоже не слушает Лена. Его глаза говорят, что Ленни тут ни при чем. Это дело касается их двоих. И тут Винс замечает, что неподалеку едет машина. Он смотрит мимо Лена: пикап с погашенными фарами ползет по поперечной улице, со стороны водителя. В трех метрах от них машина останавливается, открывается дверца, высоко закрепленные фары включаются, и яркий свет бьет в глаза. Включается радио («Я верю в чудеса! С тех пор, как ты пришел, мой ненаглядный!»). Все трое подскакивают, инстинктивно прикрывая глаза.

– Какого… – начинает Лен.

– Так, Лен… – подает голос Рей с заднего сиденья.

В окно со стороны Рея стучат, негромко, отрывисто, металлом по стеклу. Пока они привыкали к яркому свету фар, Аарон Гребби вылез из пикапа и обежал машину. Он стоит у дверцы, раскрасневшийся, покрытый капельками пота, и держит длинную винтовку калибра.22, дуло наставлено точно между бровями Рея.

– Полегче, шеф, – говорит Рей. – Полегче.

Винс слышит глухой удар – что-то упало на пол машины позади него. Рей поднимает руки, чтобы показать, что они пусты.

– Все нормально, – продолжает Рей. – Хорош трястись, а то еще пальнешь. – Потом Винсу. – Твой приятель в курсе, как этой штукой пользоваться?

– Похоже на то. – Винс открывает дверцу и выходит. Он удивляется тому, как приятно воздух холодит его шею. Он пьет этот воздух. Гребби не сводит глаз с прицела. Ноги на ширине плеч, будто его учили стрелять в армии. Руки твердые.

Он вытирает пот со лба, не отрывая взгляда от Рея на заднем сиденье, освещенного ярким светом фар пикапа.

– Открой окно, – приказывает Гребби Лену. Все четыре стекла опускаются. – Теперь выключи мотор. – Мотор затихает. – Брось мне ключи.

Лен бросает ключи в открытое окно, и они ударяются о землю у ног Гребби. Винс смотрит на заднее сиденье: черные глаза Рея неотрывно следят за Гребби. Он ждет, что Гребби наклонится за ключами. Но он не наклоняется. Его подбородок остается над прикладом винтовки.

– Винс, – зовет Гребби. Но тот уже подбирает ключи Лена и бросает их в сторону пустыря. Ключи звякают в траве.

Гребби взмахивает винтовкой.

– Высуньте руки из окна. Оба. Насколько возможно.

Они подчиняются и высовывают руки по локоть. Гребби дышит глубоко и резко.

– Отлично. Вот так и держите. – Он косится на Винса и начинает медленно двигаться к своей машине, держа винтовку перед собой. – Пошли отсюда, пока я штаны не обмочил.

На то, чтобы уговорить Гребби не обращаться в полицию, у Винса уходит всего одна минута. («Ты правда хочешь переться туда и объяснять, почему околачивался с картежниками и проститутками в три часа ночи? И почему навел пушку на того, кто заявит, что был не вооружен? Тебе оно надо за пять дней до выборов?») Когда Гребби наконец соглашается, Винс откидывается на спинку сиденья и трет виски, пытаясь понять, что делать дальше.

– Мне ведь лучше не знать, чем ты зарабатываешь на жизнь, правда, Винс?

– Я пеку пончики, – отвечает Винс.

Гребби едет по переулку, потирая челюсть.

– Знаешь, что в этом самое странное?

– Что? – спрашивает Винс.

– То, как сильно мне хотелось пристрелить того парня. – Он бросает взгляд на Винса. – Он кто?

– Понятия не имею, – признается Винс. – Знаю только, что он не местный.

– Похоже, он был настроен серьезно…

Винс оборачивается и смотрит на винтовку, что лежит на заднем сиденье. В чехол набиты теннисные мячи, чтобы она не гремела.

– А ты, значит, охотник?

– Не совсем. Пару раз ходил на уток.

– А ты бы смог?

Гребби оглядывается на дорогу.

– Если бы ты меня раньше спросил, я бы ответил «нет». Но теперь… да, смог бы. Мне хотелось этого.

– Во Вьетнаме? Ты там когда-нибудь…

– Это другое. Вглядываешься в заросли, следишь за холмом, замечаешь струйку дыма. Не обязательно видеть человека, стреляешь, просто заметив движение. Я только один раз был в бою. Это хаос со всех сторон: позади, впереди. Трассирующие летят. Все в дыму. Там стреляешь не в кого-то конкретного. Просто вносишь свою лепту… просто плюешь в общий ливень. Люди падают. Но кажется, это не потому, что кто-то выстрелил. Там все вместе, будто от одного дождя прячутся. – Он качает головой, прогоняя воспоминания. – Ну, а ты? Когда-нибудь…

– Нет, – отвечает Винс. – Никогда.

Они снова едут молча. Винс смотрит в свое окно. Домой ему нельзя, поэтому он просит Гребби отвезти его к Бет, в район Вест-Сентрал, что в нескольких минутах езды от центра города. Они не разговаривают, Гребби чешет в затылке каждые несколько минут. Он тормозит у дома Бет и смеется.

– У меня такое ужасное чувство, будто завтра я проснусь и пойму, что это была моя лучшая речь в жизни. – Он улыбается. – Для целой оравы преступников.

– Хреново, – замечает Винс. – Ты их зацепил.

Он смотрит Гребби в глаза.

– Зачем ты это делаешь? Зачем баллотируешься на этот пост?

Гребби смотрит в лобовое стекло.

– Наверное, главная причина – мое эго. Но знаешь что? Я действительно в это верю. Банально, но я иногда просыпаюсь утром, и мне не терпится начать исправлять то, что, по моему мнению, не работает… вот, например, зоопарк улучшить. Наверное, выглядит глупо, но знаешь что? Хороший чертов зоопарк есть хороший чертов зоопарк.

Винс улыбается, лезет в бумажник и протягивает Гребби новенькую твердую карточку – свидетельство о регистрации избирателя. Кандидат читает ее, переворачивает и возвращает.

– Что ж, – заключает Винс. – Отдам свой голос за тебя.

– Правда? – Гребби пытается улыбнуться. – Столько трудов ради одного голоса.

Он тихонько стучит костяшкой среднего пальца. Квартира Бет – у основания железной лестницы, в цоколе кирпичной пятиэтажки. Дверь скрипит. Бет улыбается.

– Привет.

– Разбудил?

– Нет. – Она распахивает дверь. На ней длинная белая футболка и клетчатые пижамные штаны. Волосы стянуты в хвост. Ногти на ногах покрашены красным лаком.

Винс входит. Бет живет в квартире с одной спальней, но ее занимает мать, а сама Бет и ее годовалый сынишка Кеньон спят в гостиной. Бет – на раскладном диване. Сейчас Кеньон, одетый в ползунки, лежит в детском манеже рядом с плюшевой собакой и мячиком. На столе стоит чашка чаю, рядом – буклет «Лучшее для вашего дома».

Винс смотрит на крепко спящего мальчика. На его макушке чернеет прядь кудрявых волос.

– Растет.

– Не по дням, а по часам.

– Можно позвонить, Бет?

Она берет чашку, он идет за ней в кухню. Она показывает ему телефон на стене рядом с холодильником и садится за стол. Винс набирает номер магазина пончиков, хотя знает, что Тик ни за что не ответит.

– Ну, давай же. Возьми трубку. Хотя бы сегодня. – Он вешает трубку и набирает номер снова. Молчание. Придется туда ехать.

Потом он пытается дозвониться Дагу домой. Ответа нет. Еще раз. Ответа нет. Винс смотрит на часы. Четыре утра. Вряд ли Даг окажется на работе. На всякий случай он звонит в «Фото на паспорт и сувениры Дага». Тишина.

Винс вешает трубку. Бет следит за ним из-за стола, докуривая сигарету.

– Все в порядке, Винс? – Она дает ему затянуться.

Ему неприятно, как резко звучит его смех.

– У тебя… – Он ерошит волосы. – У тебя есть телефонная книга, Бет?

Он берет сигарету, затягивается. Она приносит телефонную книгу, Винс ищет номер такси. Диспетчер говорит, что обе машины на выезде. Но одна из них вернется примерно минут через тридцать.

Винс кладет трубку. «Обе машины». Гребаный город. Он садится за стол, качая головой. Бет дает ему стакан воды.

– С тобой все в порядке, Винс?

Он осушает стакан и смотрит на Бет, на ее большие круглые глаза, тонкие черты.

– Слушай, извини, что так получилось. Я хотел проводить тебя до дома…

Она переводит взгляд на свой стакан с водой.

– Ничего. Я устала, а ты был так увлечен.

– Все равно я мог бы проводить тебя.

– Мне не хотелось. Боялась, что ты попытаешься мне заплатить.

Винс молчит.

– И вообще… Я всем сказала, что у нас с тобой обычное свидание.

– Так оно и было.

– Нет. – Она откидывает прядь волос с глаз. – Не было. Может быть, и ничем другим оно не было. Но и не свиданием. Знаешь, когда я это поняла?

– Бет…

– Когда увидела ту девушку. Блондинку.

– Бет…

– Я тебя не виню. Она симпатичная.

– Бет, у меня ничего нет с ней.

Она кивает.

– Она спит с женатым мужчиной. С этим политиком. Нет, все дело в том, как ты на нее смотрел…

– Бет…

– Я поняла… на меня ты так не смотрел никогда.

– Послушай, Бет…

– Нет, все в порядке. Но ты никогда не будешь хотеть меня так, как ее. Помнишь, что ты вчера вечером мне сказал? Хотеть чего-то лучшего вполне нормально. Вот мне никогда не стать чем-то лучшим для тебя.

– Послушай, Бет, – начинает Винс. – Я уеду из города на некоторое время.

Она поднимает взгляд, но больше никаких эмоций не заметно.

– Когда? – спрашивает она. Винса слегка расстраивает ее бесстрастный тон. Нет, не то чтобы ей нет дела, просто они принадлежат к тому типу людей – сидя в квартире ее матери в четыре утра, – которые не выдают своих чувств, когда расстроены, они всегда готовы к этому.

– Сегодня. Сейчас.

Прядь волос снова падает ей на глаза.

– Вернешься? – спрашивает Бет.

Винс наклоняется, чтобы убрать волосы с ее глаз, она не мешает ему, пристально следит за пальцами, касающимися ее виска.

– Не знаю.

Бет отстраняется.

– Тебе бы понравился дом, который я продаю. – И, не дав ему ответить: – Ладно.

Она моет посуду, улыбается и говорит тоном, полным лжи, тоном проституток, продающих недвижимость, и преступников, выпекающих пончики:

– Ничего, приедешь, когда я буду продавать следующий.

Такси везет Винса мимо «Берлоги Сэма». «Кадиллака» Лена уже нет. Проезжая мимо здания за своим домом, Винс замечает «Кадиллак» за деревьями и домами на дорожке. Такси остается ждать там, а Винс крадется вдоль живой изгороди соседей. Он видит тени за шторами своих окон, кто-то копается в одежде в шкафу, другой поднимает матрас. Винс возвращается в машину и просит водителя высадить его в двух домах от магазина «Пончик пробудит в вас голод». Уже шестой час. Ночь медленно приближается к рассвету. Он идет по переулку и не видит ничего подозрительного. Винс заглядывает в маленькое окошко задней двери «Пончика». Тик закончил подготовку и сидит за столом, разговаривает сам с собой, опустив руки, словно не знает, что делать дальше. Винс открывает дверь и проскальзывает в кухню. Тик сидит к нему спиной. Винс понимает, что раньше никогда не видел этого парня молчащим.

Тик замечает его и облегченно выдыхает:

– Мистер Винс! Вас не было и… я не умел делать пышки с кленовым сиропом и… я… не знал…

Винсу приходит в голову, что, закончив пекарские курсы, он за два года не пропустил ни одного дня в «Пончике». С понедельника по субботу, целых два года. Он должен был научить Тика, чтобы тот мог хотя бы один день в неделю работать самостоятельно. Но Винсу все время казалось, что парнишка еще не готов. Поэтому шесть дней в неделю, шесть часов в день почти два года он трудился каждую минуту каждой смены. Владельцы, нанимая его, говорили что-то об отпуске. Но Винс никогда его не брал. Куда ему ехать?

Тик встает.

– А теперь будем делать кленовые пышки?

– Нет, – отвечает Винс. – Сегодня я работать не могу. Извини, Тик. Мне нужно уехать из города. На… похороны.

– Хреново дело. Кто-то умер?

Винс идет в чулан и переворачивает ведро для мытья полов.

– Обычно именно из-за этого и затевают похороны, Тик.

Он встает на перевернутое ведро и отодвигает потолочную плитку. Оттуда он забирает ключ и пустой желтый конверт из манильской бумаги.

– Жди здесь, – говорит он. – Я спущусь вниз.

Вниз можно попасть через люк. Винс спускается по приставной лестнице в тесное темное пространство – нечто среднее между подвалом и погребом. Он дергает за веревочку, и одинокая лампочка освещает грязный пол и стены фундамента. На полу захлопнувшиеся мышеловки, мешки из-под цемента и старые стаканчики из-под кофе, в дальнем углу свалены жестяные банки из-под растительного масла, ящики из-под муки и мешки из-под сахара. Винс разгребает мусор, находит старый угольный желоб, открывает его, далеко засовывает в него руку и вытаскивает закрытую на висячий замочек металлическую коробку, размером с небольшую обувную. Он оглядывается через плечо и открывает замок ключом. Пятидесятидолларовые купюры сложены одна к одной. Давненько он не пересчитывал… впрочем, к чему лукавить: 30 550 долларов. Он держит счет в уме.

Винс вынимает пачку купюр и начинает считать, кладет их стопками по двадцать штук, скрепляет каждую резинкой, отсчитывает десять стопок, затем кладет деньги – 10 000 долларов – в желтый конверт и засовывает его за пояс. Берет еще десять полусотенных и кладет в карман. Закрывает коробочку, убирает назад в угольный желоб и заваливает вход пустыми мешками. Наверху Тик стоит в кухне там, где Винс его оставил, смотрит на куски теста и миски с глазурью.

– Послушай, – начинает Винс, подойдя к Тику близко-близко. – Это важно. Сегодня тебе придется печь пончики самому. Тебе и Нэнси. Она придет через пару минут. Ты справишься. Так?

Тик кивает.

– Позднее сюда придут люди, – продолжает Винс. – Будут искать меня. Не ври им. Скажешь, что я был здесь и ушел. Не умничай с ними. Не выдумывай ничего. Отвечай как можно проще. «Винс был здесь. Потом ушел. Куда – не знаю».

– Не волнуйтесь. – Тик начинает быстро кивать. – Если эти говнюки попытаются остановить меня, е-мое… я втяну яйца и отработаю пару приемчиков тейквондо на их задницах.

– Нет. Тик, послушай меня. Ты должен сосредоточиться. Никакого тейквондо, никакого сопротивления. Давай соберись.

Тик затихает и убежденно кивает.

– Да, буду тише воды ниже травы.

– Я верю в тебя, – говорит Винс и похлопывает парня по плечу. – Слушай, хочу тебя еще кое о чем попросить. – Он вытаскивает пачку полусотенных из-за пояса и отделяет две купюры. – Это тебе.

– Без балды?

– А это, – он протягивает Тику оставшиеся восемь полусотенных, четыреста баксов, – для моей подруги. – Винс записывает адрес. – Ее зовут Бет Шерман. Эти деньги отнеси ей. Ладно? Только никому об этом не говори.

Он идет к задней двери, высовывается и озирается по сторонам.

– Вы вернетесь, мистер Винс?

– А то, – отзывается Винс. Оборачивается и выходит в переулок.

Недостаток сна не должен иметь такую власть над человеком. У него ведь нет собственных свойств. Это просто пробел, отсутствие, как недостаток секса или воды, или любая другая пустота. По улочкам и переулкам Винс крадется от машины к машине, останавливается, чтобы оглядеться в каждом промежутке. Ему хочется просто лечь и закрыть глаза. Уснуть. Всего лишь на минутку. Он глядит на свою красную рубашку на пуговицах и черные слаксы, в которых вышел из дому накануне вечером. Арифметика дается ему с большим трудом, чем следовало бы. Так, посмотрим. В последний раз ты лег в постель во вторник вечером после предвыборных дебатов. Проснулся в среду ночью, в два часа. А сейчас… 6:40 утра. Четверг. Получается почти двадцать девять часов без сна.

Он проделывал это тысячу раз. Сутки, а то и двое не ложился спать. Так почему же сейчас настолько устал? Подъем и падение уровня адреналина. Или еще что-то? Винс обдумывает слова Бет, умышленную лживость ее тона – «Приедешь, когда я буду продавать следующий», – зажмуривается и резко открывает глаза, ступая по переулку за Спраг-авеню. Наконец он выходит на авеню и замирает как вкопанный, увидев на стоянке у магазинчика «Фото на паспорт и сувениры Дага» две полицейские машины с антеннами и две следовательские. Перед входом в магазин натянута пластиковая полицейская лента. Он подбирается ближе и заходит за ленту, чтобы рассмотреть, что происходит внутри, за большой стеклянной витриной. Два детектива размахивают руками в резиновых перчатках. Винс опирается на холодный капот полицейской машины.

Дверца открывается.

– Возвращаемся на место преступления?

Винс выпрямляется. Из патрульной машины выходит тощий парень лет двадцати семи – двадцати восьми в куртке поверх рубашки с галстуком. В руке он держит пластиковый стакан с кофе. Арифметика простая. Полицейский. Не в форме. Детектив. На макушке волосы редеют, на затылке еще густые. Завиваются у ворота. Он улыбается приветливо и нагловато.

– Что, простите? – переспрашивает Винс.

Детектив чавкает жвачкой.

– Ну, знаете, так говорят. «Преступник всегда возвращается на место преступления». Правда, глупо? Не думаю, что такое бывает на самом деле. Зачем вам возвращаться? Ностальгия?

– Понятия не имею.

– А вы бы вернулись?

– Я?

– Если бы убили владельца этого магазина вчера вечером, вернулись бы сюда утром? Я бы точно не вернулся.

Винс чувствует на себе пристальный взгляд молодого полицейского. Услышав, что Даг убит, он старается не выдать своих эмоций: ни горя, ни удивления, ни отсутствия горя или удивления. Но мысленно представляет Рея на заднем сиденье и только теперь понимает, что должно было случиться с ним накануне вечером. И еще одна мысль: Даг мертв. Из-за Винса. Ему ужасно жаль Дага, но в голове моментально щелкает: шестьдесят один. Винс ощущает себя попавшим в ловушку выражения собственного лица. Изобрази грусть, и следак тут же спросит, был ли ты знаком с Дагом. Не показываешь удивления – не потому ли, что ты прикончил его? Винс старался выглядеть заинтересованным, но спокойным. Так же, как любой человек, обеспокоенный тем, что в округе творится беззаконие.

– Может, и вернулся бы, если бы что-то забыл.

Молодой полицейский всматривается в него, потом согласно кивает.

– Я об этом не подумал. Предположим, вы вернулись домой и поняли, что одна из ваших перчаток пропала. Вы боитесь, что она упала рядом с телом. Тогда вы придете пораньше, надеясь, что полицейские еще не обнаружили тело, и заберете перчатку.

– Ну да, вроде того.

– Черт. Я должен был просчитать это. – Полицейский понимающе смеется. – Наверное, поэтому меня тут и оставили, не позвали туда с нашими умниками, да?

– Откуда мне знать.

Полицейский пожимает плечами. Его веселые зеленые глаза вспыхивают.

– Меня взяли временно из патрульных. Двоих детективов попинали за то, что они бесплатно столовались в этом картежном ресторане. Начальство три месяца не могло найти им замену, вот я теперь… за кофе бегаю. – Он протягивает руку. – Алан Дюпри.

Винс пожимает ему руку.

– А вы были знакомы с жертвой? С этим… – Он смотрит в протокол. – Дагом.

– Нет. – Винсу уже легче врать этому неопытному следователю. – Просто случайно шел мимо и увидел полицейские машины.

Дюпри кивает.

– Четверть седьмого. Вы самый ранний хлопотун из всех, кого я видел, мистер…

– Я шел завтракать.

– Правда? И куда же?

– В «У Чета».

– А, в центр города. Да, я много раз проходил мимо этого кафе, но внутрь не заглядывал. Что у них там подают? Жареные картофельные оладьи? Домашнюю картошку-фри?

– Я точно не знаю.

Дюпри смеется.

– В такую даль идете и даже не знаете, в каком виде вам подадут картошку, мистер…

– Мне по-всякому нравится. – Винс оглядывается на магазин, где работают опытные детективы. Они указывают руками за прилавок, наверное, на тело Дага. – Так что тут произошло?

– В магазине? Понятия не имею. Наши думают, что ограбление. – Дюпри отпивает кофе.

– А вы не согласны с ними?

– Да ограбление-то было. Но его не поэтому убили.

– В каком смысле?

– Ну, смотрите. Этот человек закрывает магазин каждый день в шесть часов, правильно? Но стреляли в него между полуночью и четырьмя утра. Кому придет в голову грабить его через шесть часов после того, как он обычно заканчивает работать?

– Может, это было преступление под влиянием момента? – предполагает Винс. – Взломщик не ожидал его увидеть.

– Может быть. – Алан Дюпри делает глоток кофе. – Но если бы вы были взломщиком, вы додумались бы поживиться в фотоателье? После закрытия? Там же нет денег. Нет стереооборудования. Так что же – ехали мимо и вдруг подумали: «О, круто, сопру-ка я поддельный паспорт»? Абсурд. А вот если Даг еще чем-то занимался… тем, что не обозначено на вывеске… Улавливаете мою мысль?

Винс молчит.

– Я скажу вам, что думаю по этому поводу, – продолжает Дюпри. – Между нами, ладно? – Он прислоняется к капоту одной из патрульных машин и дышит на озябшие руки. – По-моему, к Дагу кто-то пришел в полночь. И кто бы это ни был, Даг его знал. Доверял ему. Значит, друг. Или сообщник. Тот, с кем он работал – и, вероятно, не над паспортами.

– Почему в полночь?

– После его никто живым не видел. Жена говорит, он вышел из дома без десяти двенадцать.

Винс всматривается в лицо молодого полицейского, которое не так уж молодо. Господи. Да парень играет с ним в «кошки-мышки». Все это время гад вел допрос. Без адвоката. «Вы вернулись бы сюда утром?.. Вы были знакомы с жертвой?.. Вы самый ранний хлопотун из всех, кого я видел… В такую даль идете и даже не знаете, в каком виде вам подадут картошку… Жена говорит, он вышел из дома без десяти двенадцать…»