Текст книги "Гражданин Винс"

Автор книги: Джесс Уолтер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 16 страниц)

Винс разглядывает книги.

– Которая из них подскажет мне, за кого голосовать?

И опять она, сосредоточившись, не понимает шутку и, не отвечая, продолжает подавать ему книги. Винс окидывает ее, качающуюся на стремянке, взглядом.

– Маргарет, вы заняты сегодня вечером? – Она молчит, и Винс продолжает. – Хочу пойти на встречу с сыном Рейгана. Не желаете присоединиться?

Маргарет замирает и оборачивается, спускается по ступенькам и подает ему объемистый том: «Тысяча дней» Артура Шлезингера. Потом мило улыбается.

– Рейгана? Да что вы, мистер Камден. Я этих змеев-республиканцев боюсь, как огня.

О почтальоне. Зовут Клэй Гейнер. Сорок восемь лет, чернокожий. Высокий и жилистый, родом из Ламара, штат Техас, лицо обрамлено седеющими баками. Сын и внук издольщика, первый человек в семье, покинувший Ламар, Клэй женился в шестнадцать лет, пошел в армию и оказался на базе военно-воздушных сил «Фейрчайлд» в Спокане. Остался здесь жить, вышел в отставку и нашел работу на почте. Винс познакомился с ним в магазине пончиков. Присмотревшись к нему за пару недель, объяснил, как может работать схема. Клэй выискивает новые кредитки, рассылаемые владельцам, вынимает их из своего мешка, отдает Винсу, тот платит по двадцать баксов за штуку, вскрывает конверты, переписывает номера карточек и фамилии владельцев, запечатывает и возвращает Клэю, который доставляет почту по назначению. В той жизни он проворачивал похожие дела, так что знает, какие карточки красть. Поначалу Клэй не хотел иметь ничего общего с этой затеей, но Винс заметил, что он не перестал задавать вопросы.

Винс объяснял неторопливо и четко, что обкрадывать они будут не людей, а банки. Если не произойдет накладок, банки решат, что номера кредиток были украдены уже после доставки, когда клиенты рассчитывались в ресторанах или магазинах. Клэй втягивался медленно. Карточка недоумка, мешавшего ему на дороге. Потом парня, который отказался убрать снег с тротуара. Потом Клэя перевели в центральное отделение, где происходила сортировка. Там он получил доступ ко всей почте, ко всем карточкам, направлявшимся к своим владельцам. И бац – дело пошло.

– Ты осторожен? – спрашивает Винс почтальона.

– Все, как ты велел.

– Повторим.

– Ой, Винс.

– Повторим.

Вздыхает и затягивает:

– Красть только у национальных банков. Не брать больше двух карточек из одного мешка. Не брать больше пяти карточек в неделю. Не брать из одного мешка больше одного раза в неделю. Искать в почте возвращаемые карточки. Если мне покажется, что кто-то за мной следит, затаиться на месяц.

– Ты с кем-нибудь на работе разговаривал?

– Нет. Конечно, нет.

– Разговаривал?

– Ты что, думаешь, мне в тюрьму охота?

Как ни был Винс накануне уверен в том, что против него что-то замышляется, сегодня он понимает, что Клэй не врет. И из всех занятых в маленьком бизнесе Винса – Клэя, Лена и Дага – Клэй единственный, без кого не обойтись. Может, все действительно в порядке?

Они сидят, укутавшись, на улице за столиком закусочной «Дикс Драйв-ин». У каждого в руке по «дурному глазу» – две серые лепешечки, между ними ломтик сыра, маринованный огурец и колечко лука. Стайка птичек, охотящихся за картофелем-фри, очищает от крошек стоянку и столики, но в три часа дня здесь, кроме Винса и Клэя, никого нет. И птички с нетерпением ждут.

Винс кладет на стол записку.

– Ладно, – говорит он. – Тогда что это? Зачем тебе было нужно встретиться со мной?

Клэй пододвигает к нему буклет. Винс несколько секунд не сводит с почтальона глаз, потом смотрит вниз. На развороте буклета – «Ниссан» 300 ZX 1981 года. Винс, честно говоря, невысокого мнения о спортивных японских моделях.

– Всегда о такой мечтал, – объясняет Клэй. – А этот парень готов взять мой «Шевроле Каприс». Мне нужно будет только…

– Хватит, Клэй. Я же тебе сто раз говорил. Мы не должны афишировать наши доходы.

– Но, Винс, я ужасно хочу эту машину.

– Она тебе по карману?

– Пока нет. Но я надеюсь, ты мне приплатишь. Я знаю, у тебя есть деньги, Винс. Может, дашь мне аванс в счет тех кредиток, которые я потом сопру? Или повысь мой процент.

Винс трет виски.

– Ты же знаешь, такие покупки привлекают внимание. Твои коллеги на почте ездят на новых спортивных машинах?

– Скажу, что получил небольшое наследство. Или ликвидировал страховку.

– Клэй, будет достаточно времени, чтобы…

– Пожалуйста, Винс.

– Давай сменим тему. За кого голосовать собираешься?

– Я даже на работу ездить не стану. Буду ходить пешком.

– За Картера или за Рейгана?

– Буду кататься только по выходным.

– Потому что, если у тебя нет планов на вечер, пойдем со мной послушать сына Рейгана.

– Винс. Подожди. Это же не «Феррари» какая-нибудь, не «Порше».

– Клэй. Это неудачная мысль.

– Пожалуйста, Винс. Я больше ни о чем не попрошу. Какой прок в таких деньжищах, если их нельзя тратить?

Еще о Клэе. Его жена умерла два года назад. Аневризма. Скоропостижно. Встала, чтобы приготовить Клэю завтрак. Он нашел ее в кухне. Она лежала, как бесформенная куча белья Поэтому Клэй стал приходить по утрам в магазин пончиков, где и разговорился с Винсом. Винс заметил в нем одну особенность: Клэй будто знал, что лучшая часть его жизни позади.

Винс смотрит в сторону центра города. Отодвигает буклет.

– Послушай, Клэй. Время не подходящее. Подожди месяц-другой, тогда и поговорим опять. Лады?

Клэй не отвечает, забирает буклет и, пряча его, смахивает со стола несколько картофельных стружек. Не успевают они долететь до земли, как у его ног начинается ожесточенная птичья борьба.

Сын Рейгана напоминает бухгалтера средних лет – респектабельность именно такого сорта, несмотря на пальто и галстук. Он стоит на сцене ресторанного зала, а вокруг за столиками сидят человек восемьдесят и будто ждут выступления артиста в ночном клубе – какого-нибудь юмориста или пародиста, изображающего Фрэнка Синатру. Именно за этим приехал сын Рейгана – выступать. Винс представляет, как он проделывает это неделя за неделей, объезжая захолустные городки, вроде Спокана, штат Вашингтон, и внушает людям свои ультраконсервативные принципы, пока его папочка пытается выглядеть умеренным по телевизору. Совершенно очевидно, что его отправили сплотить войска для папаши.

«…время вырвать нашу страну из лап либеральных теплых антиамериканских сил, которые захватили власть. Пришло время вернуть себе положение мирового лидера. Пришло время отправить в Белый дом человека, способного бесстрашно противостоять коммунистам, социалистам, сторонникам легализации абортов, насильникам и аятолле Хомейни. Пришло время!»

Зал взрывается аплодисментами, свистом, одобрительными криками. Винс обводит взглядом воодушевленные белые лица. В противоположном углу светловолосая красавица Келли сидит рядом с моложавым, коротко стриженным мужчиной с квадратной челюстью и пышными баками, явно пребывающим в полном согласии с собой – тем самым, как догадывается Винс, Аароном Гребби, кандидатом в законодательное собрание штата, о котором она говорила. Они не держатся за руки и вообще ничего такого не делают, поэтому Винс не может определить, есть ли между ними что-то. Когда Гребби аплодирует, Винс замечает у него на безымянном пальце широкое кольцо. Келли встречается взглядом с Винсом и хмурится, словно показывая, что Майкл Рейган не оправдал ее ожиданий. Потом косится на женщину рядом с Винсом и поднимает брови в немом одобрении: «Так держать, Винс. Она ничего».

Винс поворачивается к Бет, которая улыбается еще с тех пор, как он разыскал ее у нее же дома и заплатил ей, чтобы она пошла с ним на встречу с отпрыском Рейгана. Она действительно ничего в этом узком голубом платьице – наряде агента по продаже недвижимости, – открытом сверху, с пышными кружевными рукавами, один из которых почти закрывает ее гипс. Ее накидка висит на спинке стула.

«…гордиться Америкой. Гордиться нашими товарами, вооруженными силами, фермерами и рабочими. Гордиться нашим Богом. И все мы едины в нашем презрении к миротворцам и сторонникам мягких мер, радикальным экологам и атеистам…»

Между энергичными овациями Гребби наклоняется к уху Келли, что-то шепчет ей, она сдержанно кивает. На ней красный свитер и прямая черная юбка. Когда она скрещивает ноги, Винс видит, как двигаются мышцы бедер под тканью, и боится, что кто-нибудь услышит его сдавленные стоны.

«…балуя и ублажая преступников всех мастей, и страх торжествует в наших городах. Но позвольте мне сказать всем этим насильникам, фальшивомонетчикам, хиппи, социалистам и порнографам, тем, кто ненавидит эту страну: ваши дни сочтены. Вы, кто живет за счет нашей благосклонности, кто переполнил чашу терпения, кто ниспроверг саму суть Америки, кто…»

Гребби кладет руку на подлокотник, и Винс замечает, что Келли делает то же самое. Ему не видно, но он представляет, как их ладони встречаются и сжимают друг друга. Через секунду Гребби снова наклоняется и что-то шепчет ей на ухо. Келли качает головой, отдергивает руку и хмурится.

«…умеренно-радикальные преподаватели колледжей и студенты-агитаторы, либеральный истеблишмент и их ручные псы, журналисты, продажные лидеры профсоюзов и вечные оппозиционеры, наркоманы, коммунисты, хиппи, нудисты, матери-одиночки, живущие на пособие, проститутки, воры, детоубийцы и…»

«Всякой швали по паре». Винс чувствует, что кто-то берет его за руку. Он опускает взгляд и видит, что его ладонь лежит в ладони здоровой руки Бет. Он знает, что она терпеть не может держаться за руки. Он смотрит на ее маленькое треугольное личико – образчик спокойствия, на длинную стройную шею, высоко вздернутый подбородок. Бет внимает говорящему с легкой улыбкой в уголках губ, положив руку в гипсе себе на колени, а здоровую – на колени Винсу и сжимая его пальцы.

– Знаешь, что меня тревожит? – спрашивает Бет, пока они стоят в очереди. – То, что Джимми Картер сказал, будто у него в сердце живет вожделение. Читал? В «Плейбое»? Я никогда не думала о президентах с этой стороны. Ну, ты понимаешь… в смысле секса.

– Уверен, они все такие, – отвечает Винс.

– Наверное, – соглашается Бет. Она как будто разочарована.

Они продвигаются вместе с очередью к Майклу Рейгану. Вблизи он выглядит моложе, чем со сцены.

– Спасибо, что пришли, – с легкой снисходительностью говорит Майкл Рейган. – Надеюсь, мой отец может рассчитывать на вашу поддержку.

Винс протягивает руку.

– Как думаете, он будет бомбить Иран?

Сын Рейгана сдавливает его ладонь.

– Я вам так отвечу. Экстремисты в Иране, как и либералы в нашей стране, дрожат от страха при одной мысли о том, что Рейган станет президентом. Это я вам гарантирую, сэр. Спасибо, что пришли.

Он отодвигает Винса свободной рукой, а другую протягивает Бет, но Винсу этого мало.

– И что это значит? Ваш отец намерен отправить туда морпехов?

– Могу сказать, что Америка Рональда Рейгана будет государством, которое действует обдуманно и решительно, а иногда и радикально. Спасибо за поддержку.

Винс продолжает смотреть на него.

– Но что конкретно это значит?

Ответ он услышать не успевает, потому что кто-то хватает его за локоть и толкает прочь.

А Майкл Рейган уже ищет глазами помощь, видя, как худенькая женщина в голубом платье подставляет ему загипсованную руку и ручку.

– Можно ваш автограф?

На тротуаре переминается с ноги на ногу горстка местных менее важных кандидатов от республиканцев – пятеро белых мужчин лет сорока и пятидесяти. Они дышат на замерзшие руки, подпрыгивают, как на пружинках, раздают значки и листовки людям, прослушавшим речь Майкла Рейгана. Винс берет значок с изображением Гребби. Аарон Гребби – образец красоты восьмидесятых годов, набор квадратов: квадратные плечи, квадратный подбородок, короткие волосы квадратом обрамляют честное квадратное лицо, типичный ведущий новостей, именно такой парень, с которым, по мнению Винса, у Келли мог бы быть роман, если бы не колечко на левой руке – единственный круглый предмет у этого человека. На нем блестящие новенькие ковбойские сапоги. Ни в каком другом городе Винс не видел, чтобы юристы и политики надевали ковбойские сапоги с деловым костюмом.

Келли стоит в нескольких шагах от него, скрестив руки на груди.

– Аарон, это Винс Камден из магазина пончиков, я тебе о нем рассказывала. Тот самый, который читает все подряд.

«Который читает все подряд». Винс сдерживает улыбку.

– Приятно познакомиться.

Рукопожатие Гребби стремительно, крепко и деловито.

– И мне приятно. Надеюсь, смогу рассчитывать на вашу поддержку во вторник. – Как только рукопожатие заканчивается, правая рука Гребби тянется к обручальному кольцу. Он крутит его на пальце, словно отчаянно пытаясь отвинтить.

– Винс читал «Мир по Гарпу» несколько месяцев назад. – Келли касается руки Гребби. – Это любимая книга Аарона.

– Как она вам? – спрашивает Гребби. Он переминается с ноги на ногу.

– Мне понравилось начало, – признается Винс.

Келли переводит взгляд с Винса на Бет, стоящую за его левым плечом.

– Ой, простите, – вспоминает Винс и отходит в сторону. – Это моя подруга Бет.

– Недвижимость, – выпаливает Бет, будто много раз произносила это про себя, ожидая, когда появится возможность представиться.

Келли и Гребби вопросительно смотрят на нее.

– Бет работает в сфере недвижимости, – поясняет Винс.

Она заливается краской.

– Я учусь на агента по продаже недвижимости.

Все соглашаются, что это замечательно. Рядом с Келли, высокой блондинкой, Бет кажется болезненной.

– Красивые волосы, – говорит Бет Келли почти шепотом, словно извиняясь.

– Ой, вы так любезны! – Келли наклоняет голову к плечу и улыбается, как обычно улыбаются захворавшему щенку или ребенку в инвалидной коляске. – Спасибо. Сегодня, правда, на голове у меня черт-те что. Ветрено. Но все равно спасибо. – Она смотрит на тонкие волосы Бет, и ее взгляд ползет вниз. – А что у вас с рукой?

Бет поднимает руку в гипсе и глядит на нее, не зная, что сказать.

– Она… сломана.

– А, – отзывается Келли. Все молчат, и тогда она говорит, что ездила на велосипеде к черту на кулички, что накануне поздно легла, что на работу ей вставать в семь, что уже поздно, что она выбилась из сил, и выдает гораздо больше информации, чем нужно, чтобы понять: она направляется домой.

– Увидимся утром, – прощается Аарон Гребби и добавляет: – На работе.

Они смотрят друг на друга еще мгновенье, потом Келли поворачивается к Винсу.

– Огромное спасибо, что пришел, Винс. – И, обращаясь к Бет: – Была очень рада с вами познакомиться.

– Я упала, – говорит Бет, снова подняв руку в гипсе. – С лестницы.

– Ох! – сочувствует Келли.

– Вот что случилось с моей рукой.

– Ох! – Келли вежливо улыбается, достает из сумочки ключи от машины, прощается и уходит на стоянку.

Винс и Гребби провожают ее взглядом. Бет рассматривает свои туфли.

– Майкл Рейган выступил отлично, правда? – спрашивает Гребби.

– Вы так думаете? – удивляется Винс.

– Просто потрясающе, что он сюда приехал, вот так запросто. Тут атмосфера изменилась. В этой стране происходит что-то поразительное. Это же очевидно, вам не кажется?

Винс узнает этот заученный тон малосодержательных фраз, но не может не ответить.

– Я скажу вам, что мне кажется, – парирует Винс. – Я сидел в этом ресторане и думал: если бы мне поручили вести избирательную кампанию Рональда Рейгана и у него был бы такой тупоголовый сын, то в какой город я отправил бы его за шесть дней до выборов, чтобы оттуда он не смог все испортить?

В первое мгновенье Аарон Гребби ошеломлен, но потом он изучающе всматривается в Винса.

– Простите, я не расслышал, как вас зовут?

* * *

– Я только хочу сказать… – Голос Винса перекрывает гомон бара. – Только хочу сказать, что наблюдаю за обеими сторонами пару дней и, разумеется, вижу разницу, но никто не говорит, что конкретно изменится.

– Что конкретно изменится? – Аарон Гребби шлепает себя по лбу. – Что конкретно изменится? Да все! Все изменится. Восьмидесятые годы двадцатого века станут зарей новой эры, возвратом к идеалам и превосходству Америки. Это революция. Правительство снова станет служить народу, а не наоборот. Мы останавливаем закат этой страны, пятидесятилетнюю неуправляемую либеральную эрозию.

– Вот я об этом и говорю. Такую чепуху обычно пишут в предсказаниях в печенье. Что это все значит?

– То и значит…

– Да, но вы не можете сказать, что конкретно изменится…

– Да я же говорю: реформа соцобеспечения, восстановление прав владельцев огнестрельного оружия, отмена десятков незаконных налогов. Если вы готовы слушать…

– А я слушаю! Только вы ничего толком не говорите…

Бармен перегибается через стойку.

– Все в порядке?

Спорщики кивают.

– Простите, – говорит Аарон. Откинувшись на спинку дивана, Бет даже не открывает глаза.

– Послушайте, – снова начинает Винс. – Я только хочу сказать: нельзя винить людей за то, что они стали циничными. Это все пустословие. То же самое, что машины продавать. Или туалетную бумагу.

Лицо Аарона краснеет.

– Я восемь месяцев прочесываю этот район, пытаясь оторвать людей от телевизоров, чтобы они выслушали, что я стану делать, если меня изберут. Через… – Он бросает взгляд на часы. – Через сто двадцать четыре часа меньше половины населения этого города пойдет голосовать. Половина из них пойдет голосовать, потому что это президентские выборы. Они понятия не имеют, кто я такой, и выберут другого парня, потому что «Гребби» звучит для них как какая-то гадость, которую сожрала их собака. Они даже не представляют, каковы мои взгляды на развитие экономики, работу госпредприятий, школ, на строительство автомагистралей. Они не знают, за что я возьмусь первым делом, если меня изберут, несмотря на то, что я без остановки талдычу об этом несколько месяцев. А всем плевать.

Винсу вспоминается аналогичная фраза Дэвида: «Всем плевать».

– А теперь еще какой-то мужик из магазина пончиков собирается прочитать мне лекцию обо всех несчастных, что ждут политического просветления! Ладно. Отведите меня к этим изголодавшимся избирателям! Яготов. Пошли. Покажите мне пятерых всерьез заинтересованных в разговоре избирателей, и я до утра буду отвечать на их вопросы. Только избавьте меня от бессмысленного возмущения людей, которым лень даже узнать, кто баллотируется, пока кандидат не вклинится между сериалом «Визг» и «Семейная вражда».

Оба напряженно смотрят друг на друга.

– Во Вьетнаме были? – спрашивает Винс.

Гребби подается вперед и настороженно вглядывается ему в глаза.

– Что?

– Вы только что сказали, что прочесываете этот район.

Гребби молчит.

– Друг у меня там был, – объясняет Винс. – Он часто это словцо употреблял.

Гребби делает глоток и отвечает сухо.

– А этот ваш друг, он вернулся целым и невредимым?

– Да. Практически. – Винс машет буклетом «Голосуйте за Гребби». – Тут ни слова нет о Вьетнаме.

Гребби раздумывает.

– Ну и за что вы там собираетесь взяться? – спрашивает Винс.

– Что?

– Вы сказали «за что я возьмусь первым делом». И что же это?

– За зоопарк. Нам в Спокане нужен зоопарк получше.

– Это понятно, – отзывается Винс. – Был я в этом зоопарке как-то раз. Погано там.

– Не понравилась выставка домашних кошек?

– Суслики с северо-запада, – улыбается Винс.

– Кунсткамера.

– Вы спите с Келли?

Гребби не ведет ухом, только умолкает на секунду.

– Пожалуй, нет… Только, по-моему, это не ваше дело.

– Да, – вздыхает Винс, – не мое.

Он поднимает с пола упавшую накидку и, наклонившись, укрывает Бет.

Она открывает глаза, делает глубокий вдох, окидывает взглядом бар, лес пустых бутылок, горы окурков.

– М-м-м. Уже все?

Гребби надевает пальто, когда Винс поворачивается к нему.

– Вы это серьезно?

– Что именно?

– Хотите пообщаться с избирателями?

Гребби смотрит на часы.

– Прямо сейчас? Уже почти полночь.

– Угу, – кивает Винс. – Рановато. Ну так подождем на месте.

Бывает, ночью задумаешься, что творится в мире, освещенном огнями. Иногда видишь разом всю жизнь, нагроможденную саму на себя, видишь город, разделенный печалями, в каждом районе – своя печаль. Даже город такого размера, пара сотен тысяч человек, может поразить: предложения руки и сердца, кулачные бои, дети крадут сигареты у родителей, женщины молятся, чтобы их напившиеся мужья уснули. И видно все сразу, когда, разрезая полночь, едешь через город в новехоньком «Додже» Аарона Гребби, Бет спит у тебя на коленях, а ты с заднего сиденья споришь о политике с человеком, что спит с девушкой, которую – как ты себя убедил – ты любишь.

Может быть, нормальные люди так и ведут себя, смотря прямо перед собой, не беспокоясь о том, что происходит вокруг, за всеми этими дверями. По крайней мере в это хочется верить. Поэтому, когда сверкающий новый пикап Аарона Гребби проносится мимо «Фото на паспорт и сувениры Дага», заставляешь себя не смотреть, не обращать внимания на то, на чем обычно задерживается взгляд. Огни плывут за окном, лица за лобовыми стеклами и на перекрестках. Ты хоть в этот раз не пытаешься представить себе любовные романы и разрывы – все то, что творится за оконными шторами, все эти порочные деяния скуки и измены.

Но если бы ты только посмотрел…

У Дага горит свет. Даг сидит на табурете за прилавком, а Лен Хаггинс и еще один мужчина – перед ним, создавая правильный треугольник. Ленни только что представил незнакомца, закончил речь и вернул солнцезащитные очки на свой длинный рябой нос.

– Что скажешь, Даг? Соглашаемся?

– Не знаю. – Даг закусывает губу и наклоняется вперед, скрестив руки на животе, словно это патронные ленты из жира. – Когда ты хочешь это сделать?

Лен смотрит на часы.

– Мы собираемся встретиться с ним в «Берлоге» через час.

Даг кивает.

– И что будете делать?

Лен кивает.

– Сначала мы… – Он бросает взгляд на третьего присутствующего. – Сначала мы заставим Винса отдать нам все деньги, которые он от нас утаивает. Потом узнаем фамилию почтальона. А потом… там видно будет.

– Не знаю. – Даг продолжает покусывать губу. – А если он не скажет вам, как зовут почтальона?

Лен косится на третьего человека.

– Скажет.

– Не знаю, – повторяет Даг.

– Слушай, это не твоя проблема. Тебе надо только решить. С нами ты или нет?

Даг вздыхает.

– Не знаю.

Ленни снимает очки и пытается расширить свои маленькие черные глазки, но они не хотят открываться.

– Да чего тут знать? Разве мы недостаточно все обсудили?

Третий мужчина стоит спокойно и смотрит на Дага, словно не замечая Лена.

– Уж очень это радикально для меня. Я не…

Из всех троих только Лен подпрыгивает от хлопка. Даг просто сползает с табурета на пол, а черная дырка в его виске дымится несколько мгновений, затем на ней появляются красные пузыри, начинает течь кровь. Его лицо ничего не выражает, словно с него тщательно стерли эмоции. Глаза открыты, один из них выкатывается из резиновой маски, в которую превратилось лицо.

– О господи! – Ленни не сводит глаз с тела Дага по ту сторону прилавка. – Ты что наделал?

Третий человек, Рей, спокойно засовывает револьвер за пояс, натягивает на руки перчатки и залезает в кассу. Он достает две двадцатки, отдает одну Лену, вторую кладет себе в карман. Он не спешит поделиться пяти– и однодолларовыми купюрами, просто рассовывает их по карманам брюк. Потом вытаскивает бумажник Дага из его заднего кармана и прячет в пальто. Выдвигает ящики и бросает их на пол, сбивает стопку сложенных буклетов.

– Какого хера?.. – захлебывается Лен.

– Что?

– Что ты делаешь?

Рей поднимает на него глаза.

– Создаю видимость ограбления.

– Нет, я имел в виду, зачем ты это сделал?

– Это? – Рей кивает на Дага. Его голос звучит ровно и невозмутимо, слышится лишь легкий акцент Южной Филли [7]7
  Южная Филли (Южная Филадельфия) – район Филадельфии, заселенный преимущественно иммигрантами и потомками иммигрантов из Италии и Ирландии.


[Закрыть]. – Разве ты не этого от меня ждал?

Лен не может оторвать взгляд от тела. В Лене происходят какие-то изменения. Мозг ощущает небывалый подъем уровня адреналина и тестостерона. А где-то в глубине уже брезжит новая перспектива власти.

– Я… я не знаю.

Рей оглядывается на тело так, словно это машина, которую он подумывает купить.

– Слушай, на черта нам был этот жирный хер? Первое правило: нужно столько народу, сколько нужно.

Лен подходит ближе, смотрит на капли крови вокруг раны, представляет себе, что сердце Дага еще работает, и задумывается, сколько это будет продолжаться. Поразмыслив, он вспоминает:

– Но теперь некому подделывать кредитки.

Рей переводит взгляд с Лена на тело.

– А ведь правда. – Он чешет за ухом. – Хочешь честно? Я просто не мог больше слушать, как он твердит «не знаю».

Лен снимает очки, садится на корточки и смотрит в выпученные глаза Дага. Как просто. Будто выключатель нажали, и – бац. Был и нет. Сдвинь указательный палец правой руки на сантиметр и отнимешь… все. Черт побери! Черт, черт, черт!

Рей делает глубокий вдох и подходит сзади к сидящему на корточках Лену.

– Ну, иногда могу переборщить. – Он рассматривает затылок Лена. – Век живи, век учись.

Лен оборачивается и вопросительно смотрит на него.

– Это всегда так?

– Чаще всего да, – отвечает Рей.

– Черт побери, – уважительно замечает Лен.

Рей хватает его за руку и оттаскивает от кучи мертвой плоти на полу.

– Ладно, шеф. Пойдем проведаем твоего кореша.