Текст книги "Птица-хохотунтья."

Автор книги: Джеральд Даррелл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 14 страниц)

– Питер, будьте так добры, налейте нам пять больших бокалов «Оскорбления Величества», – попросил-приказал Кинги. – За это нужно выпить!

Пока Питер разливал по бокалам лучезарную жидкость, Кинги забрался к себе в гамак, закрыл глаза и погрузился в глубокое раздумье; приподнялся он лишь тогда, когда ему подали бокал, и торжественно произнес:

– За Птицу-Хохотунью! Как вы думаете, профессор, можно ли будет перевезти несколько деревьев омбу и нескольких птиц в Дзамандзар?

– А почему бы и нет? Насколько я понимаю, климат и почва в долине и в столице почти одни и те же. Я не советовал бы вам перевозить всех птиц и все деревья, потому что они очень привыкли к этой долине. А несколько особей и несколько деревьев – вполне возможно. Птица всеядна, и уж так получилось, что плоды деревьев омбу ей больше всего по вкусу. Мне представляется, что омбу – дерево неприхотливое и способно приживаться даже на довольно бедных почвах. Следовательно, если обеспечить молодым деревцам должный уход, в будущем можно будет разбивать плантации омбу параллельно плантациям амела. Да.

– Великолепно, великолепно! – Кинги смотрел с озорным блеском в глазах на Ганнибала. – Значит, мы все-таки можем устроить парад!

– Парад?! – изумился Ганнибал.

– Именно парад! – воскликнул Кинги. – В конце концов, на острове сейчас находятся представители всех видов вооруженных сил, масса гостей самого различного ранга; многие из них, приехав сюда, ожидали больших торжеств и церемоний – так не будем же лишать их этого удовольствия! Мы возвели столько сооружений, поставили столько шатров, вылизали дорожки для проведения парадов – и все напрасно? Питер, вспомни, сколько ты сам вложил во все это труда и сил – не жаль? А главное – мне так хотелось покрасоваться в новой форме, и я не желаю этой возможности упускать. Значит, так: устраиваем грандиозное празднество и с этой целью доставляем в столицу пару хохотуний и шесть штук деревьев омбу для показа на параде, после чего деревья могут быть высажены в Ботаническом саду, а хохотуний поселим в Королевском саду – павлины уже порядком поднадоели. Ну, как по-вашему? Неплохая идея?

Все согласились, что идея хорошая, даже Друм, который после второго бокала «Оскорбления Величества» икал и хихикал, смог сказать, что план замечательный.

– Мне придется специально по этому поводу собрать заседание парламента и сделать заявление, – размышлял вслух Кинги. – Ну как, Питер, можно будет поручить вам с Одри операцию по доставке в столицу деревьев и птиц?

– Конечно, – с воодушевлением заверил Питер. – Сделаем все в лучшем виде!

– Я думаю, нужно сделать так, – сказал Кинги. – Устроим грандиозный парад, а затем грандиозную вечеринку в саду здесь, во Дворце. Как, Ганнибал?

– Согласен.

– Значит, на том и порешили, – заключил Кинги с глубоким удовлетворением. – Ну как, профессор Друм, еще по бокальчику? В конце концов, не каждый день удается отпраздновать достижение гения! Выпили? Ну а теперь за вас, Одри! Вот и отлично!

Три следующих дня Одри и Питер не вылезали из Долины Хохотуний. Они выбрали полдюжины молодых деревьев омбу, которые были осторожно выкопаны и пересажены в бочонки с землей командой дюжих зенкалийцев. Операция проходила под наблюдением доктора Феллугоны, который, впрочем, больше путался под ногами, чем помогал делу, поскольку он часто разражался слезами радости, – приходилось все бросать и успокаивать его.

Для птиц Питер соорудил большую клетку из сетки.  Они с Одри заманили туда пару хохотуний, предлагая им лакомые кусочки. – Птахи вошли в клетку спокойно и, похоже, даже не чувствовали, что они в неволе. Но когда Питер и Одри вышли из клетки, птицы стали метаться вверх-вниз, хлопая крыльями и издавая крики отчаяния из-за исчезновения кормильцев. Пришлось опять зайти внутрь, и когда хохотуньи успокоились, постараться выйти незаметно для птиц. Нужно ли говорить, что пересадить их в небольшую клетку для парада не составило никакого труда.

Между тем Лужа, придя в сознание и поняв, что его могут обвинить в ряде преступлений, в том числе в покушении на убийство, предложил сделку. – В обмен на смягчение своей участи он может помочь Кинги в борьбе против строительства аэродрома и плотины. Он отдаст Кинги письменные доказательства, что сэр Осберт и лорд Хаммер намеревались сорвать на этом огромный куш. Кинги, который не прочь был при случае схитрить, утаил от Лужи, что планы строительства теперь окончательно отпали. И сказал, что в обмен на документы, компрометирующие сэра Осберта и лорда Хаммера, и письменное признание Лужи в участии  во всем этом деле, он просто выгонит Лужу с Зенкали, и против него не будет выдвинуто никаких обвинений. Лужа ухватился за предложение владыки как за соломинку, и капитан Паппас вывез его с острова, честно отработав свои пятьсот фунтов. Затем Кинги вызвал сэра Осберта и лорда Хаммера во дворец на совещание.

– Лужа, которого вы оба знаете, – начал Кинги ледяным тоном, – был членом моего кабинета. Он уволен и выслан с Зенкали за множество прегрешений, главное из которых то, что он стремился протащить идею строительства аэродрома и плотины незаконным путем, поскольку это сулило ему большие деньги.

В зале воцарилась зловещая тишина. Во время этой затянувшейся паузы лицо сэра Осберта несколько раз меняло цвет, становясь то красным, то белым, то бледно-желтым, а лорд Хаммер, покрывшись испариной, перекладывал, словно детские кубики, бумажник, футляр очков и портсигар.

– Причиной того, что суровое тюремное заключение было заменено ему высылкой, стало не только его чистосердечное раскаяние, но и ряд переданных им мне документов, свидетельствующих о виновности вас двоих… э-э-э… джентльмены в…

– Подлог! Сплошной подлог! – прорычал  сэр Осберт.

– Так вы ему поверили? Нельзя доверять таким, как Лужа, – пробормотал лорд Хаммер.

– Тем не менее эти документы заронили в мою душу сомнения и могли бы вызвать серьезные опасения у членов правительства. К счастью, мне нет необходимости предавать эти документы им, и вообще предавать документы огласке. (Сэр Осберт вздохнул с облегчением, а лорд Хаммер вытер взмокший лоб.) Все эти документы, даже если они подлинные, теряют свое значение. Поскольку профессор Друм доказал, что без долины Хохотуний  экономика острова терпит крах, и, следовательно, долина не подлежит затоплению ни при каких обстоятельствах. Но эти документы, вместе с признанием Лужи, будут находиться в особой папке и в случае необходимости могут быть использованы в будущем.

– А не лучше ли просто их уничтожить? – предложил сэр Осберт. – Попадут еще в недобрые руки!

– Вот именно! Все эти злостные наветы! – поддержал лорд Хаммер.

– Эти бумаги – в моих надежных руках, – мягко сказал Кинги, – и всем остальным будут недоступны. Теперь о другом. Посылка сюда войск и гостей обошлась британскому правительству в кругленькую сумму, и я полагаю, что не стоит пускать эти деньги на ветер. Для нас обретение вновь старинного божества – великое событие, вполне достойное празднования. Поэтому в следующий вторник состоятся грандиозный парад, народные гуляния и торжественный ужин в саду. Надеюсь, сэр Осберт, я могу рассчитывать, что находящиеся на острове войска примут участие в торжествах?

– О да… да, конечно, – сказал слегка ошеломленный сэр Осберт. – Я… буду рад помочь… Я буду только рад, если в столь уникальном мероприятии будет и капля моего участия.

– Да, да. Можете на нас рассчитывать, – подал свой голос лорд Хаммер. – Мероприятие будет действительно уникальным.

– Прекрасно. Ценю вашу любезность. Я передам юному мистеру Фоксглаву, чтобы он поддерживал с вами связь, когда дело дойдет до окончательного согласования деталей. – И с этими словами Кинги закончил «совещание».

Питер и Одри вернулись из Долины Хохотуний для участия в заседании парламента, на котором Кинги должен был огласить решение относительно плотины и аэродрома. Вернулись они вечером, накануне этого события. Клетка с парой хохотуний, которую они привезли с собой, была размещена в королевском саду.

Кинги и Ганнибал уже двое суток трудились над текстом выступления Кинги. Они переписывали его уже шестой раз, к трем часам ночи выдохлись окончательно, и Ганнибалу все труднее становилось высказывать свои аргументы в дипломатическом тоне. Видя такое дело, Кинги наклонился к Ганнибалу, взял его за запястье своей большой рукой, и успокаивающее произнес:

– Дорогой друг, не ворчи на меня так. Мы оба знаем, что это будет самая важная речь из всех, которые я когда-либо произносил, поскольку в ней пойдет речь о будущем моего народа, моей страны, как сделать его достойным. Мне очень повезло, что у меня есть ты, что ты помогаешь мне в этом, как всегда помогал во всем.

Ганнибал взглянул на владыку и улыбнулся:

– Вы слишком деликатны для монарха. Я веду себя как вспыльчивый олух. Не обращайте на меня внимания.

– Нет, мой друг, я тебя очень ценю, потому что твои советы всегда хороши, и основаны на любви к Зенкали. А также, не скрою, я чувствую твою привязанность и ко мне, что мне очень льстит.

– Об одном я просил бы вас, – смущенно сказал Ганнибал, – молчите об этом: не дай Бог широкой публике подумать, что я чувствую привязанность к черномазому.

Кинги запрокинул голову, хохоча и вытирая глаза:

– Ну, Ганнибал, если бы не ты, да не газета «Голос Зенкали», каким скучным было бы мое правление!

Наконец речь была готова, и хотя ее содержание было в значительной мере Ганнибала, но, заключенные в ней чувства, полностью принадлежали Кинги.

И вот наступил торжественный час. По такому случаю все надели свои самые красочные одеяния. Сиденья зала парламента, обитые алой кожей, располагавшиеся в один ряд в виде двух сходящихся полумесяцев, стали такими же яркими и разноцветными, как лоскутное одеяло. Кинги в алой с желтым ослепительно блестящей мантии медленным шагом прошествовал по залу, отвешивая торжественные поклоны. Поднявшись по ступеням к трону, он осторожно устроился на нем, расправив складки своего одеяния. Вынул очки, водрузил их на нос, достал лист со своей речью. Поднялся с трона и мгновение простоял молча, огромный и величественный, одеяния ниспадали с его могучей фигуры, словно знамена победы.

– Друзья, – начал Кинги своим глубоким, раскатистым голосом, – сейчас вы узнаете новости, которые не только удивительны сами по себе, но и представляют исключительную важность для всех нас и для будущего Зенкали. Мы на нашем острове живем в эпоху чудес. Нам повезло, потому что для большинства людей в этом мире чудеса – это прошлое, в котором, как правило, можно сомневаться.

Он сделал паузу. В зале стояла удивительная тишина – трудно было поверить, что столько людей могут вести себя так тихо.

– Нам придется обойтись без аэродрома, – сказал Кинги, сняв очки и используя их для того, чтобы подчеркивать высказываемые мысли, – и вот почему. Если бы мы пошли на строительство аэродрома, то ввергли бы экономику Зенкали в глубокий хаос. От этого пострадали бы все без исключения. Позвольте разъяснить насколько вовремя и каким образом удалось это установить.

Он снова надел очки, заглянул в текст, который держал в левой руке, а затем посмотрел в зал:

– Была обнаружена Птица-Хохотунья, тем самым Бог фангуасов вновь явил свой лик миру. Этот Бог считался покинувшим остров. Но выяснилось что это не так. Оказалось что это божество незримо и неслышно, как и положено добрым божествам, все время поддерживало и продолжает поддерживать благополучие всех зенкалийцев – и фангуасов, и гинкасов. Сейчас я расскажу, как это происходит. Вам всем известно, какое важное значение имеет дерево амела для экономики Зенкали. И вот недавно удалось установить, что цветок дерева амела может опыляться только бабочкой амела, обладающей для этого чрезвычайно длинным хоботком. Следовательно, если исчезнет она, исчезнет и дерево амела. Чтобы обеспечить надежную защиту этой важной для нас бабочке, нужно было узнать как можно больше  о ее жизни, и главное – где и каким образом она размножается. Для этого на остров был приглашен  профессор Друм, которого вы все хорошо знаете. Профессор нашел место, где размножается бабочка амела, и выяснил, как это происходит. Эти сведения ошеломили меня.

Ганнибал, наблюдавший за венценосным оратором с почтением и восхищением, только сейчас понял, почему владыке с таким трудом давалось составление этой речи. Еще бы – ведь ему предстояло разъяснить сложную биологическую проблему доходчиво и красочно, как если бы он учил детей азбуке с помощью кубиков с буквами и рисунками. Король снова сделал паузу, чтобы сказанное хорошо уложилось в сознании всех, и продолжил:

– Местом, где откладывает яйца бабочка амела, оказалась Долина Хохотуний, поскольку вылупляющиеся из яиц гусеницы питаются лишь исключительно листьями дерева омбу!

Услышав удивленный шум в зале, он снял очки, поднял вверх свою могучую правую руку, прося тишины. Дождался ее и, направив руку с очками на собравшихся, пояснил:

– Профессор Друм предлагал гусеницам в качестве еды четыреста двадцать различных растений. – Кинги, надев очки, поднял над головой ладонь и растопырил пальцы, будто собирался показать на них это число. – Четыреста двадцать!  Но во всех случаях гусеницы чахли и гибли. Лишь когда, профессор Друм попал в долину хохотуний и увидел сотни гусениц амела питающихся листьями дерева омбу, он осознал все значение этой долины.

Кинги достал большой шелковый платок, промокнул им лоб, а затем, зажав его меж пальцев, жестикулировал, подчеркивая сказанное:

– Возможно, вы спрашиваете себя, есть ли на свете что-либо более необычное, чем только что вами услышанное? Получается, что все наше благосостояние зависит от бабочки, а это маленькое существо, в свою очередь, зависело и зависит от дерева, которое, как мы думали, давно исчезло с нашего острова! Теперь это дерево вновь обнаружено у нас. Но чудеса на этом не заканчиваются. Профессор Друм установил, что в не меньшей степени, чем существование бабочки зависит от дерева омбу, существование самого дерева омбу зависит от птицы-хохотуньи. – Когда плод дерева падает на землю, птица съедает его. Проходя по пищеварительному тракту птицы, семечко подвергается воздействию желудочного сока, в результате чего его оболочка становится мягче и семя получает возможность прорасти. Теперь вам понятно, дорогие друзья, каким образом наш старинный бог незримо и неслышно помогал нам на протяжении веков? Когда Птица-Хохотунья освобождает свой кишечник, семя попадает в почву и дает начало дереву.

Кинги спрятал носовой платок, снял очки и долго оглядывал собравшихся:

– Ну как, разве не полезно узнать, что наша судьба зависит, во-первых, от бабочки?

С этими словами он столь изящно поднял свою смуглую руку, будто она и в самом деле была бархатисто-темным крылом бабочки, а потом повернул руку ладонью к публике, – розовой, словно обратная сторона крыла мотылька.

– Во-вторых, от дерева.

Сказав это, он широко раскинул руки и стал поразительно похож на дерево Омбу.

– И в-третьих, – прогремел он, вопрошающе подняв палец, – разве вас всех не унижает осознание того, что ваша судьба зависит от пищеварения какой-то птицы?

Парламентарии зашептались между собой, усиленно жестикулируя.

– Так вот, все мы связаны одной цепью, – Кинги переплел пальцы и подергал их, как бы иллюстрируя вышесказанное. – Дерево амела, бабочка, дерево омбу, птица-хохотунья и, наконец, мы все. Никто из нас не выживет без других звеньев этой цепи. Без этих деревьев и существ погибнут все наши надежды на будущее Зенкали.  Мы можем обойтись без аэродрома, но мы не можем обойтись без помощи Природы.

Кинги снял очки и с огромным достоинством вышел из зала, оставив парламентариев взволнованно обсуждать услышанное.

На следующий день «Голос Зенкали» вышел с огромным заголовком: «Король имеет Бога в саду». Этот примечательный заголовок поставил точку во всем этом деле.

Великолепный парад имел грандиозный успех. Впереди маршировал оркестр Лоамширцев, исполнявший национальный гимн Зенкали. В его основу легла бесхитростная популярная мелодия, слегка аранжированная самим Кинги, когда он принимал ванну. Слова гимна  принадлежали Ганнибалу. Смысл его первого куплета был следующим:

 
Слава тебе, наш родной Зенкали,
Наш процветающий остров любви!
И солнца восход, и морской прибой
Поют тебе славу, наш остров родной!
 

Но поскольку гимн Ганнибалом был написан на пиджин-инглиш, то оригинале почти все слова текста слова были другими.

За оркестром в огромной богато украшенной повозке рикши везли Кинги. Следом несли плакат со словами выполненными вышивкой: «Зенкали в преддверии». Он остался неоконченным, поскольку женщина, его выполнявшая, неожиданно преждевременно родила.

Далее следовала огромная повозка, запряженная шестью ухоженными, лоснящимися зебу. В ней Питер и Одри везли большую клетку с парой хохотуний. Птицы, увидев множество людей, которые могли дать им лакомство, обрадовались. Они бегали взад и вперед по клетке, крича «ха-ха-ха» и стуча клювами с пулеметной быстротой. На всех фангуасов произвела огромное впечатление громогласность их вновь обретенного Бога.

Следующей была великолепно украшенная «карета Кинги» с губернатором и леди Эмеральдой. Губернатор был в парадном мундире, шляпе с плюмажем и при шпаге.

Весь Зенкали образовал этот разноцветный канал, по которому проходило шествие. Приятный запах смазанных маслом человеческих тел смешивался с запахом цветов, зебу, пряностей и солнечного света. Такой божественный запах вы ощущаете, когда открываете бочонок марочного вина. По этой аллее бронзовых, шоколадных, медных лиц, освещаемых, словно молниями, вспышками белых зубов, сквозь лес хлопающих розовых ладоней, двигалась процессия. Восторг и счастье населения были почти осязаемы.

За губернатором и леди Эмеральдой, на огромной платформе  везли в бочках шесть небольших деревьев Омбу, низкорослых, пузатых, с развевающимися искривленными ветвями. Бочки были любезно предоставлены владелицей заведения «Мамаша Кэри и ее курочки». Деревья сопровождали профессор Друм и доктор Феллугона. Фланелевый костюм в тонкую полоску придавал Друму еще более жутковатый вид, чем его повседневная одежда. Феллугона рыдал от радости, вытирая слезы огромным белым платком, и постоянно гладил стволы деревьев омбу, как бы успокаивая их.

Далее, окруженные  войсками в парадной форме, двигались «кареты Кинги» с высокопоставленными гостями.

Сэр Осбери и лорд Хаммер – выглядят так, как будто они с трудом выжили в «Черной дыре Калькутты».[62]62
  The Black Hole of Calcutta («чёрная дыра Калькутты») – это крохотная тюремная камера размером 5,5×4,5 м, в которую бенгальский правитель Сурайа Доула посадил 146 британских пленников в ночь с 20 на 21 июня 1756 г. Они были захвачены в плен при сдаче форта Уильяма. Только 22 мужчины и одна женщина выжили, не задохнувшись в ней. Армейскую гауптвахту часто называют a Black Hole, так же, как и любое маленькое, тесное и душное помещение.


[Закрыть]

Сэр Ланселот и досточтимый Альфред – улыбаются и приветствуют публику с видом потомственных аристократов.

За этими аристократами рикши тащили тележки с представителями прессы и природоохранных организаций. Почти весь этот народ уже находился в разной степени опьянения. У всех она проявлялась по-разному.

Швед Адольф Цвигбюрер считающий,  что Швеция это эталон всего, выглядел таким угрюмым, каким может выглядеть только швед, окруженный ликующим, аплодирующим народом.

  Швейцарец Руди Майнштоллер, этот суровый представитель Всемирной организации охраны природы, поминутно проверял, не сломались ли вновь отремонтированные на Зенкали часы.

Американец, президент лиги орнитологов Хайрам Ф. Харп, машет рукой, завернувшись в огромный звездно-полосатый флаг. Где он его только раздобыл? Англичанин Джагг, владелец одного из крупнейших Британии сафари-парка, обхватив правой рукой Харпа, левой тоже пытается приветствовать народ. – По ним видно, что «Нектара Зенкали» выпито уже немало.

В общем, процессия получилась веселая, не слишком управляемая, – в лучших традициях тропиков.

Правда, одна крошечная неприятность все-таки произошла. Платформа для телекамер, сооруженная по специально разработанному Питером проекту, оказалась атакованной зенкалийцами, справедливо решившими, что с высоты парад видно лучше. Телеведущий Брюстер был вне себя от ярости и попытался отбиться, колотя нападавших сценарием, но вскоре оказался  на земле.

«Я – представитель Би-би-си!» – орал он, но что поделаешь, если для зенкалийцев это пустой звук. Телеоператор Блор с его чрезвычайно дорогой камерой тоже оказался рядом с Брюстером. Их жалкие протестующие крики потонули в грохоте рушащегося сооружения, рассчитанного лишь на двух человек. Зенкалийцы, ловкие и как угри гибкие, при падении с четырехметровой высоты не пострадали. Пострадавшим оказался Брюстер, на которого несколько зенкалийцев приземлились. – Полученные повреждения: переломом ключицы, многочисленные ушибы и синяк под глазом.

Фангуасы и гинкасы пели, кричали, играли на барабанах и дудках, танцевали с такой грацией, будто их тела вовсе лишены костей, – такое под силу только темнокожим.

Процессия достигла дворцовых ворот. Стража вытянулась по стойке смирно и  отсалютовала ружьями.  Внутрь вошел оркестр, въехал король и все остальные участники парада. Ворота закрылись, люди, оставшиеся снаружи, смеялись, заглядывая сквозь кованую ограду. Изнутри их счастливые лица выглядели, словно баклажаны сквозь прутья редкого плетения корзины.

Как только все приглашенные оказались  в залитом ярким солнцем дворцовом саду, празднество пошло по нарастающей. Началось с того, что обеих Птиц-Хохотуний выпустили на свободу, и, перевозбужденный всей этой суматохой самец, – с силой клюнул короля в ногу. (На следующий день «Голос Зенкали» вышел под заголовком «Короля клюнул Бог»). Это было воспринято как сигнал к началу вечеринки. Она получилась на славу. Всевозможное спиртное лилось рекой, «Оскорбление Величества» пользовалось особым спросом, поедалось несчетное число блюд с жареной олениной, молочными поросятами и всевозможными овощами. Кинги, казалось, был повсюду, старался поговорить с каждым, его раскатистый смех гремел над головами веселых гостей.

Питер наполнил бокал Одри в четвертый раз. Чокнувшись и посмотрев друг другу в глаза, Питер и Одри вдруг осознали, что все это серьезно, что они любят друг друга. Слова были не нужны, – за них говорили глаза. Переполнявшие чувства требовали движения. И, влюбленно глядя на подругу, Питер предложил:

– Знаешь, глупо сидеть на месте, давай побродим по саду. Я думаю, это будет похоже на плавание у нашего рифа, когда под тобой постоянно  открываются  все новые странные картины морской жизни.

 – Хм, – улыбнулась Одри, – давай немного поплаваем.

И, взявшись за руки, наши влюбленные отправились в плавание.

Невероятный рев привлек их внимание. Пойдя на этот звук, они увидели Харпа и Джагга, лежавших бок о бок в шезлонгах. Харп, видимо в процессе разговора ему это потребовалось, как раз заканчивал энергичное изображение лося-самца, зовущего свою супругу.

– Ну да, – хмуро ответил Джагг, как только стихли последние оглушающие звуки. – У нас их было несколько, да вот беда: все поотдавали концы! Трудно содержать американского лося! Чуть что, сразу откидывает копыта! Я стараюсь заниматься более жизнестойкими видами. Слоны хороши в этом отношении, к тому же увидел разок слона – и впечатлений на всю жизнь, не так ли? Конечно, нужны такие виды, которые способны поразить воображение публики. Да вот беда: все такие животные дохнут как мухи! Купишь, бывало, вбухаешь деньжищи, а он у тебя на второй день окочурится – прямо беда!

– Попробуй ламантина.[31]31
  Морские свиньи (ламантины) – похожи на дельфинов. Средняя длина тела 160 см у самок и 145 у самцов, средняя масса 50-60 кг. Окраска верхней половины тела тёмно-серая, но не чёрная, бока светлее, брюхо светло-серое или белое.


[Закрыть] Ламантин – это как раз то, что тебе нужно. Помню, мы с  Мэми во Флориде плавали с ламантином. И Мэми, моя жена, говорит мне: «Не правда ли, Хайрам, он совсем как человек, надень на него бикини, и он будет выглядеть точь-в-точь как твоя мама».

– И… что ты сказал ей?

– Я ничего ей не сказал… Просто с ней развелся, – с достоинством ответил Харп.

Двинувшись дальше, Одри и Питер наткнулись на достопочтенного Альфреда, заканчивавшего рассказывать Друму сложную и запутанную историю, в которой участвовали три герцога, раджа и даже наследный принц. Подводя итог этой драматической эпопее, Альфред поучающе заявил:

– Всегда утверждал и буду утверждать: если вы привлечете нужных людей, ваша задача по сохранению природы станет неизмеримо легче.

– Да, но таковыми я всегда считал ученых. – Все остальные без них беспомощны.

– Позвольте с вами не согласиться, – возразил достопочтенный Альфред. – Вот тут я действительно не согласен. Я имею в виду, что если вы не заручитесь поддержкой нужного уровня людей,  ваша задача усложнится.

Но, Друм, пропустив это возражение мимо ушей, продолжил:

– Возьмем хотя бы мое несравненное открытие. Что бы Зенкали делал без меня? Когда моя статья обо всем этом будет опубликована, он произведет научный фурор.

– Согласен, но ведь вы спасли дерево омбу и птицу-хохотунью лишь при содействии самого короля – понимаете, короля!

– Ну, это как раз ерунда, – сказал Друм. – Деревья и птицы меня абсолютно не волнуют. Главное то, что когда я опубликую свой материал, я реабилитирую себя в глазах научного мира. Ведь из-за крохотной ошибки в одной моей статье – машинистка ляпнула пару лишних нуликов, только и всего – меня освистали во всем академическом мире! Видите плотность мух цеце  на единицу площади оказалась абсурдной. Ну уж теперь я воздам им сполна! Вот погодите, опубликую свою статью…

Следующая «картина морской жизни». – Губернатор и леди Эмеральда маловразумительно, не понятно общаются с Кармен.

Кармен: «О, как я рада, как я несказанно рада, что и деревьям, и птицам ничего не угрожает. Ей-богу, не вру, ваше превосходительство!»

Губернатор: «Экстраординарно – это наиболее важно – Бог и всё остальное – всё и все достойны похвалы – соль земли.»

Кармен: «Признаюсь вам, ваше превосходительство, что из-за всех этих политических осложнений, у меня были проблемы с моими девочками. Они становились беспокойными, несмотря на то, что верили в правое дело. Ну вы знаете, это все равно что не выводить свою собаку на прогулку.

Губернатор: «Благородное женское тело – хребет Империи. – Экстраординарно»

Леди Эмеральда (вставив в ухо слуховой рожок, и демонстрируя дружелюбие): «Вы должны почаще приходить на ланч. Мы так редко видим вас и ваших очаровательных дочерей.

Кармен (розовея от удовольствия): «Хорошо, если вы действительно уверены, что хотите видеть их в Доме правительства, то уверяю вас, я прослежу, чтобы они вели себя прилично и все такое, и не докучали джентльменам».

Губернатор: «Соль земли».

Одри и Питер «поплыли» далее, прихватив по пути еще по стаканчику. Внезапно до них долетел сердитый голос капитана Паппаса. Подойдя ближе, они услышали разговор Паппаса с лордом Хаммером.

Паппас: – У меня есть бумаги, которые этот недоносок Лужа отдал мне на хранение еще до того, как мы его разоблачили, понимаете.

Лорд Хаммер: Понятно, и что же это за бумаги?

Паппас (оскорбленно нахмурившись): «А почем я знаю? Я не читаю чужих личных бумаг. Но теперь, когда этот ублюдок покинул остров, что мне с бумагами делать? Как вы думаете?» – Маленькие черные глазки капитана смотрели на лорда Хаммера с выражением совершенной невинности и простодушия.

Лорд Хаммер (стараясь тщательно, осторожно подбирать слова): «Ну а если… мы изучим их вместе, то, как вы думаете, мы сможем прийти к выводу о том, что следует с ними делать, а?

Паппас (улыбаясь золотозубой улыбкой мошенника с большой дороги): «О'кей, принесу их тебе завтра, годится?

– Откуда у него бумаги Лужи?! – в изумлении прошептала Одри.

– Он грек, и этим все сказано. – Стал рассуждать Питер. – Оригиналы, или копии? Все или только часть? Вопросов много.

Затем влюбленные натолкнулись на группу швейцарцев из числа защитников природы, которым пожилой адмирал читал лекцию о Первой мировой войне:

– В Ютландском сражении[32]32
  Крупнейшее морское сражение Первой мировой войны, в котором сошлись германский и британский флоты. Произошло в Северном море близ датского полуострова Ютландия


[Закрыть], вы, ребята, находились справа от нас, – глаза адмирала увлажнились от волнения, – все рассредоточились…

– Но у нас нет флота, сэр, – влез швейцарец со своей дурацкой точностью.

– Никакого флота? – Ужаснулся адмирал. – У вас не может не быть никакого флота, – у каждого должен быть флот.

– Но Швейцария – маленькая страна, – швейцарец сложил руки чашечкой, словно изображая птичье гнездо. – Мы со всех сторон окружены сушей!

– Опасная штука, земля, – сказал адмирал. – Послушайте моего совета и пробивайтесь наружу с боем.

Одри и Питер двинулись дальше. Вот сам Кинги в своем изысканном халате навис над сэром Ланселотом, на которого так подействовала общая атмосферой веселья, что на его всегда суровом лице вдруг появляется улыбка, и он с достоинством обращается к Кинги:

– Я рад, передать вам наилучшие пожелания от герцога Бертрама. Он очень просил меня вам о нем напомнить.

– О, дорогой Бертрам, – отвечает ему Кинги, с абсолютно бесстрастным лицом. – Знаете, он был моим мальчиком на побегушках в Итоне. Не знаю почему, но все его звали «опущенным Бертрамом».

Сэр Ланселот едва заметно вздрогнул, крепче сжав в руке стакан, огляделся вокруг. – Не слышал ли кто, что он знаком с таким человеком? – И перевел разговор на другую тему:

– Я очень рад, что нам удалось так успешно решить эту проблему с хохотуньями.

– Нам здесь, обычно всегда удается справляться с проблемами на благо острова. Но, позвольте заметить, сэр Ланселот, что, в данном случае, я оценивал вас как разумного, конструктивного и сочувствующего Зенкали человека.

– Спасибо, спасибо, – сэр Ланселот покраснел от удовольствия. – Я рад слышать это, ваше величество! Нами, защитниками природы, обычно недовольны все, и бизнес, и правительства, и обыватели. Нам очень трудно убеждать людей, что мы действуем в их интересах. Люди думают, что мы помешались на любви к животным, ставя их интересы выше интересов человека. Это совсем не так, ибо защита природы – это защита человечества.

– Согласен. По-моему, все, что здесь произошло, лишний раз подчеркивает сказанное вами. Без понимания биологической архитектуры нашего острова, мы могли бы в одночасье погубить и его экономику, и самих себя.

– И надо понять, – подчеркнул сэр Ланселот. – Что произошедшее здесь происходит во многих других местах,  происходит во всем мире, но происходит, чаще всего, с гораздо менее счастливыми результатами.

– Хорошо, что я здесь, на Зенкали, обладаю достаточной властью для принятия важных решений, – глаза Кинги заблестели. – Я всегда считал, что в большинстве стран мира власть слишком распылена, чтобы быть эффективной. Демократия по-своему хороша, но подчас при помощи диктатуры – в мягкой, разумеется, форме – можно добиться большего.

– Возможно, что так, – с сомнением сказал сэр Ланселот.

Кинги заметил подошедших Питера и Одри, обнял их за плечи и пророкотал:

– А вот и парочка, благодаря которой все закончилось благополучно.  Одри, моя дорогая, по твоему особенно счастливому, сияющему виду можно предположить, что мистер Фоксглав решил поступить как честный человек и сделал тебе предложение. Это так?