Текст книги "Птица-хохотунтья."

Автор книги: Джеральд Даррелл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 14 страниц)

Глава первая
Зенкали обнаружен

В тропиках, на воображаемой линии, где встречаются, сливаясь воды Индийского и Тихого океанов, лежит остров Зенкали. – Утопающий в зелени, Богом забытый край. Но однажды, впервые за всю свою историю, он в течение двух месяцев приковывал внимание всего цивилизованного мира, а также значительной части нецивилизованного – газетчиков, телевизионных комментаторов и тому подобного люда.  Надо сказать, что произошедшее было столь бурным, что даже сегодня (хотя большинство ран уже зажило, – но ведь шрамы все еще напоминают о себе), если вы заговорите о птице-хохотунье в заведении «Мамаша Кэри и ее курочки»,  то  рискуете схлопотать синяк под глазом,  а то и этим не  обойдется. А если заведете речь о ней в заново отстроенном  Английском клубе, то с вами просто перестанут общаться.

Все началось в январе. Остров дремал под ласковыми солнечными лучами. Два вулкана – Тимбала и Матакама его охраняли. Островитяне же страдали от болей в печени и желудке, как обычно, объевшись и перебрав с алкоголем во время рождественских праздников. – Жареная индейка и сливовый пудинг плохо сочетаются с температурой тридцать пять градусов по Цельсию в тени. И ни одному островитянину (все лечились алка-зельтцером и питьевой содой) и в голову не могло прийти, что судьба гонит к ним через бескрайний океан нечто более смертоносное, чем ураган, цунами или землетрясение, – нового помощника для Его Превосходительства Политического Советника. Им был Питер Фоксглав, эсквайр[1]1
  Эсквайр –  один из низших дворянских титулов в Англии, помещик.  Из вежливости титул Э. дается всем лицам образованным и принадлежащим к хорошему обществу.


[Закрыть] – высокий, обаятельный, светловолосый. От человека с  такой невинной внешностью ожидать чего-нибудь плохого было бы странно, так же как, к примеру, от щенка пекинеса (если не знать, что щенок болен бешенством).

По прибытии в Джакарту Питер с тревогой обнаружил, что судно, которое должно было доставить его на Зенкали, было переоборудованным французским судном для ловли сардин, неопределенного возраста и сомнительных мореходных качеств. Им управлял толстый, небритый грек Аристотель Паппаятокопулос. Его команда – веселые жизнерадостные зенкалийцы. По их поведению было видно, что они ничего не смыслят в морском деле. А их готовность отправиться через океан на этом весьма подозрительном судне напоминала энтузиазм группы бойскаутов, собирающихся пересечь пруд в протекающем каноэ.

Все выкрикивали указания друг другу, но никто никого не слушал. А у этой «Андромеды III» был ужасающий крен на правый борт! Любой круглый предмет тут же скатился бы по палубе к леерному ограждению и плюхнулся бы в грязную воду гавани.

Бледно-кремовые чемоданы из телячьей кожи Питера, выбранные им с такой тщательностью в лондонском магазине тропической экипировки, явно не произвели впечатления на команду зенкалийцев – их небрежно перебрасывали друг другу коричневыми руками, царапая о леера и другие выступы. Наконец, чемоданы бесцеремонно бросили на мягко дымящуюся кучу гуано[2]2
  Из птичьих экскрементов производятся лучшие натуральные удобрения в мире. Птичий помет, также известный как гуано, достиг наибольшего экономического значения в девятнадцатом веке, когда его начали экспортировать в США, Англию и Францию.


[Закрыть], оставив лежать на верхней палубе в носовой части судна.

Питер впервые пожалел, что не знает пиджин-инглиш[3]3
  Пиджин-иглиш – англо-китайский, гибридный язык.


[Закрыть], который все понимали в этой части света.

– Послушай, – обратился он к зенкалийцу твердым (как он надеялся) тоном, – юноша показался ему смышленее остальных, – это ты помощник капитана?

Парень был рослым, молодым, в потрепанных брюках, разваливающейся соломенной шляпе, с висевшим на шее ожерельем из крышек от бутылок кока-колы.

Изысканно вежливым жестом абориген снял шляпу и прижал ее к груди, обнажив при этом великолепные зубы, сверкнувшие в широкой доброжелательной улыбке.

– Это ты помощник капитана? – повторил вопрос Питер.

– Сахиб[4]4
  Сахиб (англ.– инд.) – европеец, господин, уважительный титул.


[Закрыть]? – юноша, ухитрился улыбнуться и в то же время озабоченно нахмуриться.

– Ты помощник капитана этого корабля? – спросил Питер в третий раз, говоря очень медленно и четко.

– Корабль! – Да, сахиб, – юноша, расплылся в улыбке.

– Так ты помощник капитана?

– Да,  сахиб… корабль, – парень похлопал себя по шляпе.

По лицу и спине Питера градом катился пот. Его изящные белые парусиновые брюки приобрели грязный серый цвет, а стрелки, которые были на них еще два часа назад, исчезли бесследно. Ткань прилипала к ногам, и столь радовавшая его обновка теперь выглядела так, будто на ней ночевал динозавр, мучимый бессонницей. Больше всего на свете Питеру хотелось укрыться в тени, переодеться в сухое и выпить чего-нибудь прохладительного.

– Как тебя зовут? – спросил он, пробуя другую тактику.

– Дерево Андромеда[5]5
  Парень плохо говорит по-английски, и вместо того, чтобы сказать «Андромеда сри», произнеся название судна (Андромеда III), произносит «Андромеда три», т.е. получается Дерево Андромеда.


[Закрыть] – без колебаний ответил юноша.

– Андромеда? Но это же женское имя…  а, понятно, ты имеешь в виду, что корабль называется «Андромеда»?

– Да, сахиб, корабль, – обрадовался парень, видимо услышав опять знакомое слово.

Питер вытер лицо промокшим носовым платком и попробовал снова.

– Моя пассажир, – сказал он, указывая на себя и чувствуя себя крайне глупо. – Мне нужна каюта… я хочу, чтобы ручная кладь была доставлена в каюту… мне хочется прохладного напитка… я пассажир, смекаешь?

– Я дерево Андромеда, – повторил парень, явно обеспокоенный тем, что Питер не понял этого важного момента.

К счастью, прежде чем Питер успел призвать Всевышнего, чтобы тот поразил оболтуса на месте ударом молнии, у его локтя внезапно материализовался  капитан. Исходивший от него аромат чеснока сразу перебил запахи копры, гуано и шести крайне упрямых коров, которых палубная команда с громкими мелодичными криками старалась разместить на палубе.

– Сэр, – сказал капитан столь глубоким и густым голосом, что, казалось, его должно было быть слышно даже в машинном отделении, – я капитан, Аристотель Папайятокопулос. Я к вашим услугам. Зовите меня просто – капитан Паппас. Здесь все меня так зовут, потому что им очень трудно неправильно произносить мое имя.

– Трудно неправильно произносить ваше имя? – переспросил Питер, думая, что ослышался.

– Да, сэр, у всех всегда возникают трудности, потому что они неправильно произносят мое имя.

Питер почувствовал, что разговор с капитаном Паппасом будет таким же содержательным, как и тот, который он только что имел с тем, кого он принял за его помощника.

– Очень рад вас видеть, капитан, – начал он. – Меня зовут…

– Румба, танго, вальс, – перебил его капитан, задумчиво скривив лицо, – полька, нет,… квикстеп, нет,… – Фокстрот! Ну, конечно!

– Что, прошу прощения?

– Не извиняйтесь, мистер Фокстрот. – Я запоминал ваше имя с помощью мнемоники… это греческое, вы понимаете… мнемоника для запоминания.

– Но меня зовут не Фокстрот, – озадаченно растерялся Питер.

– Разве нет? – переспросил капитан, удивленно прищурившись.  – Что же тогда? Может быть, Пасодобль, а??

– Нет, – твердо сказал Питер, – меня зовут не Пасодобль, а Фоксглав! [6]6
  Фоксглав (Foxglove) – По-русски наперстянка. Многолетнее травянистое растение:


[Закрыть]

– Фоксглав… Наперстянка… – Капитан Паппас недоверчиво уставился на него. – Где же танцуют эту  Наперстянку?

– Ее не танцуют… это что-то вроде… ну, это что-то вроде цветка, – объяснил Питер, впервые в жизни почувствовав неадекватность своего имени.

– Цветок… вы имеете в виду цветы, как в садах?

– Ну да, – ответил Питер.

Капитан навалился всей своей массой на перила и закрыл глаза.

– Фоксглав… – произнес он глубоким властным голосом. – Так… наперстянка, роза, георгин, анютины глазки…

– Интересно, если… – попытался вклиниться Питер.

– Анютины глазки, тюльпан, подсолнух, колокольчик, – продолжал капитан, не обращая на это внимания, демонстрируя широту своих ботанических знаний, – бегония, кувшинка, лютик, фоксглав.

Он открыл свои крошечные черные глазки, улыбнулся Питеру и торжествующе произнес:

– Все. Теперь ваше имя навеки в моей памяти! Это отличный способ запоминать, не так ли? Греческий метод… превосходный… самый лучший, да?

– Да, – Питер постарался, чтобы его голос звучал приветливо, – а теперь я хотел бы знать, не будет ли слишком сложно показать мне мою каюту, отнести туда мой багаж, а затем принести мне прохладительный напиток?

– Конечно, конечно. Калаки покажет вам каюту. Сейчас все будет сделано, не беспокойтесь ни о чем, черт возьми. – Далее капитан, перейдя на пиджин-инглиш, что-то сказал, предположительно, своему помошнику.

Тот тут же крикнул себе на помощь еще двоих, и, расхватав багаж Питера, все трое исчезли в недрах корабля.

– Пойдемте за ними, любезный сэр, – сказал капитан, сопровождая свою речь величественным  жестом, – я отведу вас в каюту… Лучшую на всем корабле! Лучшая каюта для нового помощника Шефа!

– Вы знаете, кто я? – удивился Питер.

Капитан громко рассмеялся, запрокинув голову и демонстрируя во всей красе Форт-Нокс[7]7
  Форт-Нокс – хранилище золотого запаса США.


[Закрыть], так и сверкавший между его пухлыми губами. Он приложил толстый палец к своему рябому носу, указывая на свой сверкающий маленький глаз:

– Я знаю все, что происходит в Зенкали. Я знаю всё и всех! У меня там всюду свои глаза и уши. Если вам что-нибудь понадобится в Зенкали, просто дайте мне знать!

– Спасибо, – ответил Питер и, нежно подталкиваемый могучей рукой капитана, побрел, спотыкаясь, по замызганному коридору в темные гулкие глубины суденышка, пропахшие трюмной водой, краской и – по каким-то непонятным причинам – духами «Фиалки Пармы».

Все три дня, что продолжалось плавание на «Андромеде III», когда она, шатаясь и дрожа, боролась с океанскими волнами, Питер горько жалел о том, что не дождался «Императрицу Индии», более крупное пассажирское судно, которое посещало Зенкали раз в месяц. Он начал даже сожалеть и о том, что вообще согласился занять предложенный  пост. Лежа на своей похожей на гроб койке, он вспоминал, как был польщен, когда дядя сообщил ему эту новость.

– Мы посылаем тебя на Зенкали! – говорил сэр Осберт, разглядывая своего единственного оставшегося в живых родственника холодным голубым глазом через монокль. – Надеюсь, что ты оправдаешь доверие.

– Да что вы, дядюшка, не волнуйтесь, все будет просто замечательно! – с энтузиазмом воскликнул Питер. Его друг Хьюго Чартерис расхваливал Зенкали, проведя там месяц, и его восторги были сродни рекламе турагентства.

– Ты едешь не в отпуск, а на помощь этому олуху Олифанту. –  Едко сказал сэр Осберт и принялся расхаживать взад-вперед по конторе. Снаружи урчал и шумел Лондон, плохо различимый за пеленой падающего снега.

– Ситуация на Зенкали… хм… надо признать… сложная. Как тебе известно, мы пообещали им самоуправление. Точнее, власть перейдет к этому их несуразному монарху – королю Тамалавале Третьему.

– А я-то думал, что как король он довольно хорош, – заметил Питер, – прогрессивный и так далее.

– Он просто клоун, – огрызнулся сэр Осберт. – Прекрасный пример того, что получается, когда каннибал заканчивает Итон! Мало сказать, что он прохвост, ведь он цветной, а поверь мне, это уже полтора прохвоста. Пока Зенкали находился под нашим управлением, мы еще как-то могли его контролировать, но теперь… – Он взял со стола линейку из черного дерева и с яростью ударил ею по ладони:

– Врач говорит, что мне нельзя волноваться, нужно, видишь ли, беречь сердце. Ну как, как я могу оставаться спокойным, когда правительство направо и налево разбазаривает Империю? – Сэр Осберт замолчал, глубоко дыша.

Питер, поскольку его отношение к этому вопросу было диаметрально противоположно взглядам его дяди, предпочел в этот раз не спорить.  – Не хотелось, чтобы с его назначением возникли сложности.

– Империя, я хотел бы напомнить тебе, это то за что Фоксглавы сражались и умирали, – продолжал дядя. – Теперь, вам молодым, возможно, кажется, что все это неважно, но уверяю, что это не так. Понимаешь, в каждом значительном событии английской истории при становлении Империи принимали участие Фоксглавы!

– Все это так, дядя, но вы не должны волноваться.

– При Азенкуре[8]8
  Азенкур – местечко на севере Франции. 1415 год. Англичане разгромили втрое превосходящие по численности французские войска.


[Закрыть] были Фоксглавы, в Трафальгарской битве[9]9
  Трафальгарская битва (1805 год) англ. эскадра адм. Нельсона разгромила, превосходящий по силам, испано-французский флот. Нельсон погиб.


[Закрыть] участвовали Фоксглавы, и в битве при Ватерлоо, и в управлении Австралией и Новой Зеландией.… И в Индии и в Африке их было немало… Северо-Западную границу они практически в одиночку удерживали! Потом мы допустили к власти это проклятое лейбористское правительство, и оно начало раздавать Империю, как… как ненужную старую одежду. Сердечный приступ гарантирован, когда видишь, как эти сыновья лавочников, профсоюзные активисты  и другое зажравшееся простонародье, бродят по Уайтхоллу  плюют на пол и раздают Империю тем, кто еще питается своими родственниками!

Сэр Осберт сел за письменный стол и вытер лицо платком, затем, успокоившись, продолжил:

– Сложность ситуации заключается в том, что как раз в сейчас, когда мы собираемся предоставить им самоуправление, наши военные решили разместить там военную базу. Хотят удержать русских подальше от Индийского океана или что-то в этом роде. Планируется построить взлетно-посадочную полосу, взорвать риф, мешающий заходу в бухту эсминца, перегородить реку плотиной гидроэлектростанции. При этом будут затоплены некоторые долины.

Сначала база планировалась на Альдабре[10]10
  Альдабра – один из немногих оставшихся на Земном шаре коралловых атоллов, который практически не затронут цивилизацией. Принадлежит государству Сейшелы, расположен в западной части Индийского океана к северо-западу от острова Мадагаскар.


[Закрыть], но наткнулись на яростное сопротивление общества защиты животных. Мир сошел с ума.… Представь, Британские Вооруженные Силы не могут получить желаемое, из-за каких-то чертовых Гигантских Черепах! Куда катимся?! Что было бы, если бы мы думали о черепахах во время  Трафальгарского сражения, или битвы при Сомме[11]11
  Битва при Сомме, произошедшая на севере Франции, была одной из самых кровавых в Первой мировой войне


[Закрыть]! Говорю тебе, в наше время у люди не понимают простых вещей.

– Так в чем сложность? – заинтересовался Питер.

– Ну, переговоры продолжаются, но трудно, – этот король хитрый черномазый. Учеба в Итоне пошла ему на пользу. И он сдерет с нас три шкуры, помяни мое слово! Он знает историю с черепахами и понимает, что деваться нам некуда. Британское правительство шантажируют черепахами, до́жили!

– А наша база, принесет ли она пользу зенкалийцам? – поинтересовался Питер.

– Несомненно! Как раз то, что им нужно… много моряков и летчиков, прекрасных честных парней, тратящих свои деньги на сувениры и… э-э… э-э… ну, на все то, на что моряки и летчики тратят деньги. Гидроэлектростанция создаст массу рабочих мест. Все это будет прекрасно для острова, что бы там ни говорил этот олух Олифант. Но ситуация щекотливая. Король еще не дал окончательного согласия. А какие громкие имена замешаны! Лорд Хаммер! «Хаммерстайн-энд-Гэллоп»! Они и будут строить плотину – конечно же, должен быть проведен тендер, но, но на самом деле это просто формальность. В общем, ситуация в высшей степени деликатная, и поэтому я не хочу, чтобы ты раскачивал лодку, слышишь?

– Да, сэр, – почтительно ответил Питер.

– Я просто хочу, чтобы ты держал ухо востро и докладывал мне, если что-то нехорошее случится, понимаешь? Мы просто не можем быть слишком осторожны, когда имеем дело с этими черномазыми.

И вот теперь в открытом море, на пути к Зенкали Питер мрачно размышлял, не похоронит ли его в море бравый капитан Паппас. Вскоре, поскольку в желудке у него не осталось ничего, что еще можно было бы извергнуть наружу, он провалился в беспокойный сон.

Проснувшись поутру, Питер увидел, что шторм утих и корабль пыхтит по лазурному морю. Небо было голубым, маленькие стайки летучих рыбок выскакивали из сверкающей поверхности моря и пролетали перед самым носом у суденышка, а в небе недвижно парили два альбатроса, без всяких усилий поспевая за судном, будто привязанные к корме невидимыми нитями. Чувствуя себя намного лучше, – хорошая погода придавала бодрости, Питер направился в крошечный салон в поисках завтрака. Там уже сидел, удобно устроившись, капитан Паппас и жадно жевал. Перед ним стояла громадная тарелка, на ней  – яичница с колбасой, фасолью, хлебом и кусками сала.

– Доброе утро, доброе утро, – ухитрился весело воскликнуть капитан с набитым ртом. – Хорошо спалось, а?

– Неплохо, – покривил душой Питер, с содроганием отводя глаза от тарелки капитана.

– Хорошо, хорошо, а теперь нужно хорошо позавтракать, да? Побольше бекона и яиц, нет? У меня на корабле чертовски хороший повар, он приготовит все, что угодно.

– Спасибо. Мне бы только кофе с тостами, если можно. – Поспешил отказаться Питер

Капитан проревел приказание, – появились кофе и тосты. Он долго молчал, ковыряясь спичкой в зубах, наблюдая за Питером отеческим взглядом, и, наконец, изрек:

– Вы никогда раньше не были в Зенкали?

– Нет, никогда, но знаю, что это прекрасный остров.

– Красив, очень, очень красив. Красив почти как греческий остров. Но, конечно, это не Греция… но… нет… здесь полно этих ниггеров, ты понимаешь? С ними все в порядке, но они очень примитивны. Не такие цивилизованные, как греки, понимаешь?

– Да, – Питера удивило, что местное население называют ниггерами накануне самоопределения. – Я так понимаю, они скоро получат самоуправление?

– Самоуправление... самоуправление! – взревел капитан Паппас. – Это не самоуправление для Зенкали. Нет, нет, мистер Фокстрот, это только самоуправление для Кинги.

– Кинги? Что такое Кинги? – Питер отказался от всяких попыток заставить капитана запомнить его имя.

– Кинги  это король. – Капитан был очень удивлен невежеством Питера.

– И ты называешь его Кинги? Разве это не похоже ну… на… оскорбление монарха? Не слишком ли грубо его так называть?

– Нет, не грубо. Он сам называет себя Кинги. Это его… так сказать… прозвице.

– Прозвище?

– Может быть, и это тоже, – с сомнением сказал капитан. – Все называют его Кинги.  Видите ли, мистер Фокстрот, на Зенкали два племени, фангуасы и гинкасы, понятно?  Фангуасы – большое племя… может быть, пятьдесят тысяч человек. Кинги – король фангуасов, понятно? Племя гинкасов – очень маленькое… может быть, пять…  шесть тысяч человек. У них есть вождь – Говса Маналовоба. Фангуасы правят на Зенкали. Фангуасы не любят гинкасов, а гинкасы не любят фангуасов. Когда Зенкали получит самоуправление, все равно править будет Кинги, понятно? Кинги очень, очень умный человек! Он хочет править всем островом все время, как Аврам Линкольн, понятно?

– Но разве у них нет парламента…  своего рода Законодательного собрания, в котором они все представлены? – спросил Питер.

– О, да, у них есть парламент, но парламент делает то, что говорит Кинги.

– Это звучит очень не демократично.

Капитан, словно прожектором, осветил Питера золотом своей улыбки:

– Да, на Зенкали демократия для одного. Для Кинги.

– Вы что-нибудь знаете об аэродроме? – осторожно спросил Питер.

– Да. Это очень большое мошенничество, – в голосе капитана Паппаса слышался легкий оттенк греческой зависти ,  – это афера этого черного ублюдка, Лужи. Он – министр развития. Самый большой мошенник на Зенкали. Никто не любит Лужу.  Все ненавидят его до глубины души. Даже его собственная мать ненавидит его до глубины души, потому что он обманул и ее тоже.

– Но почему он министр развития, если он мошенник?

– Не знаю. Кинги назначил его министром.

–  И в чем же заключается мошенничество?

– Для аэродрома требуется больше электричества. Сейчас на Зенкали есть только небольшой генератор, которого кое-как хватает для города. Но она постоянно ломается, понятно? Ну, значит, они и собираются построить плотину на Матакама… она – вулкан. Они строят плотину в долине, да? А какой ублюдок, вы думаете, владеет долиной? – Лужа.

– Но если он владеет этой долиной и там строят плотину, то это не мошенничество, – озадаченно сказал Питер.

– В последние годы у Лужи не было долины, только когда они начали говорить об аэродроме, он купил ее. Понятно? Он покупает долину очень дешево, потому что никому не нужна долина. Теперь, Лужа продаст долину правительству за большие деньги. Это для министра развития – мошенничество.

– Да, я понимаю, что ты имеешь в виду, – задумчиво сказал Питер.

– А теперь, – сказал капитан, прищурив один глаз и подняв толстый палец, – мошенничество номер два. Если они делают дамбу, они должны опросить различные фирмы, насчет цены, вы понимаете?

– То есть должен быть проведен тендер?

– Что-то в этом роде. Тогда правительство выберет самую дешевую фирму, не так ли? Но Лужа уже пообещал фирме, что они получат эту работу. Поэтому он сделает вид, что опросил все фирмы, и скажет, что эта фирма самая дешевая. А это не самый дешевый вариант. Я знаю. У меня есть друзья в Джакарте, которые рассказали мне об этом. Лужа получил много, очень много денег от этой большой компании в Англии. Таким образом, он получит деньги за долину и деньги за плотину.  Этот чертов долбаный ублюдочный мошенник.

Капитан откинулся на спинку стула и печально посмотрел на Питера, стараясь выглядеть – довольно безуспешно – человеком, которому  никогда и в голову не придет совершить подобное мошенничество.

– Но если есть доказательства, почему никто не скажет Кинги?  В конце концов, этот человек – министр развития, а развивает лишь собственный банковский счет! Если, конечно, все это правда.

– Ха! – сказал капитан, мрачно ковыряя в зубах. – Нет смысла говорить Кинги! Думаю, Кинги получает деньги от Лужи.

– А принесет ли аэродром пользу Зенкали? – поинтересовался Питер.

– О! Это принесет пользу мне! Я вожу цемент, кирпичи, всевозможные строительные материалы. Всевозможные консервы, всевозможные музыкальные автоматы для моряков! Закуплю их по дешевке в Джакарте штук пятьдесят и с барышом продам Матушке Кэри и ее курочкам!

– Курочки матушки Кэри. Что это, черт возьми?

– Она бар, как это по-английски… паб, нет? Она на пристани в Зенкали. Все моряки ходят туда выпить и поиметь милых девушек, понимаешь?

Питер сказал, что понимает.

– Так вот. Зенкали получает аэродром, британский флот и военно-воздушные силы прибывают в Зенкали, множество моряков и летчиков идут к Курочкам Матушки Кэри, слушают мои музыкальные автоматы, пьют много пива, которое я привожу из Джакарты. Девушки там хорошие, и поэтому мне же придется возить пенициллин для доктора. Аэродром полезен для моего бизнеса, вы понимаете?

Питер признался, что и не представлял, сколь разнообразны будут последствия строительства аэродрома.

– Что ж, – сказал капитан, потягиваясь и зевая, – теперь я иду на мостик. А потом, перед обедом, мы еще выпьем вместе, ладно?

– Спасибо, мне будет очень приятно.

Когда капитан ушел, Питер отправился на палубу, нашел ветхий шезлонг и, блаженно растянувшись на солнце, принялся читать книгу, которую приобрел перед самым отъездом из Англии. Она была отпечатана частным порядком в Сингапуре на тонкой рисовой бумаге и называлась: «Зенкали. Фрагментарный путеводитель для случайного приезжего». Автор скрыл свое имя под псевдонимом «Козерог». Приобретая путеводитель, Питер опасался, что книжица ничем не отличается от сотен ей подобных, но с первой же страницы «Введения» ему стало ясно, что это не так и почему автор пошел на такую конспирацию.

Козерог вещал:

«Зенкали – это один из самых очаровательных, идиотских, разочаровывающих, глупых и восхитительных островов, которые я когда-либо посещал. За всю свою жизнь, потраченную на коллекционирование идиотских островов, я никогда не встречал такого количества безумия на таком маленьком пяточке земли. Впервые оказавшись на Зенкали, я обнаружил все население столицы, собравшимся на главной площади. Они оказались там не по религиозным или политическим мотивам, а просто с глубоким интересом разглядывали группу пожарных в великолепных мундирах и касках, которые пытались (довольно беспорядочно и безуспешно) потушить свою пожарную машину. Она каким-то таинственным образом загорелась и пылала. С тех пор я прожил в Зенкали более двадцати лет, и, хотя поведение его жителей при этом происшествии было, конечно, уникальным, но за эти двадцать лет на нем произошло множество других событий, наводящих на размышления о сути человеческой природы».

Судя по вступлению, путеводитель должен был быть чем-то вроде новеллы, – подумал Питер.

 «Остров Зенкали лежит на Тропике Козерога, находится вне зон циклонов и ураганов и поэтому наслаждается спокойным существованием по сравнению с другими островами в этих водах. На нем два сезона: жаркий и очень жаркий. Как правило, жарко с января по июнь, и очень жарко в течение остальных месяцев. В длину остров имеет сто миль, в ширину (в самом широком месте) – двадцать пять. В плане он напоминает букву «С», две его высочайшие вершины – потухшие вулканы Тимбала и Матакама. Последний чуть выше и имеет в кратере большое озеро. Остров был открыт в 1224 году арабами, а так как мореплавателям всех времен и народов во время дальних странствий свойственно тосковать по женским прелестям, то, исходя из формы вулканов, они назвали его «Остров женских грудей». Португальцы, приплывшие сюда вслед за арабами в 1464 году, оказались не столь поэтичны и нарекли его просто «Остров двух грудей».

У голландцев, захвативших остров в 1670 году, воображение вообще отсутствовало, и при их владычестве остров именовался «Островом домохозяйки», хотя ассоциация с женским началом присутствует и здесь. Когда в 1700 году голландцы покинули остров, и он перешел к французам, те не придумали ничего нового и нарекли его просто «Остров грудей». Наконец, когда в 1818 году французов сменили англичане, он стал называться «Желанный остров». В настоящее время острову возвращено его исконное имя, данное аборигенами. «Зенкали» на местном наречии означает «Милый остров». Приезжие непременно убедятся, что так оно и есть».

Далее автор язвительно и лаконично прошелся по всем, кто в разные периоды правил островом.

«Последующие волны иностранцев, оккупировавших остров, практически не оставили после себя ничего, что могло бы принести какую-либо пользу коренным жителям. Арабы ввели счеты, которые для людей, не умевших ни читать, ни писать, ни считать дальше пяти, были подарком сомнительной ценности.

 Португальцы построили два прибрежных форта, которые вскоре рассыпались в прах; зато остался рецепт приготовления вина (именуемого ныне «Нектаром Зенкали») из местной сливы. Этот напиток практически непереносим на вкус, и, говорят, оказывает катастрофическое воздействие на зрение, и сексуальную силу. Французы соорудили довольно прочный, хороший порт, и оставили бесчисленные рецепты кушаний из представителей местной фауны, каковую они почти полностью успели истребить своей кулинарной деятельностью. Голландцы оставили после себя прекрасные прочные здания. Сейчас это – Дом правительства, Королевский дворец, Администрация и Парламент. Кроме этих зданий, на острове сохранились еще несколько весьма неплохих каменных домов голландских плантаторов, в которых живут лишь европейцы. – Зенкалийцы предпочитают жить (как они и жили на протяжении веков) в своих превосходных хижинах из пальмовых листьев (напоминающих «дома» острова Борнео). Или же в довольно привлекательных домах из досок дерева Амела.

Когда англичане окончательно уйдут, после них останется лишь чувство растерянности, почитание игры в крикет, да привычка праздновать День Рождения Королевы и Ночь Бернса[12]12
  Ночь Бернса – Праздник в честь великого национального поэта Шотландии Р. Бернса (1759—1796). Обычно отмечается в день его рождения, 25 января.


[Закрыть]. — Поскольку у островитян  своих собственных национальных празднеств нет».

Питер уже не первый раз за время своей карьеры задавался вопросом: почему европейцы там, где они правят, непременно стараются навязать местным жителям свой образ жизни? Ну зачем зенкалийцам этот скучный и непонятный для них праздник – Ночь Бернса? А кстати, почему у островитян нет своих праздников? Наверно, они были сочтены миссионерами безнравственными. Слишком наивно думать, что на Зенкали не было миссионеров. Питер открыл раздел «Религия» и обнаружил, что автор разделяет его мнение о нецелесообразности пускать миссионеров в чужие края:

« Всегда все так называемые язычники подвергаются преследованиям и гонениям на религиозной почве со стороны своих завоевателей. К счастью для зенкалийцев, те, кто в разные эпохи занимал этот остров, были слишком озабочены его грабежом и войнами друг с другом, чтобы слишком беспокоиться о бессмертных душах его жителей.

Арабы, по всей видимости, сочли, что зенкалийцы недостойны быть поклонниками Магомета, и поэтому никакого влияния не оказали, лишь забрали с собой некоторых наиболее привлекательных мальчиков и девочек, когда уходили.

Португальцы и голландцы строили на острове церкви, но зенкалийцев в них не пускали.  Островитян это очень устраивало.

В этот период меньшее племя – гинкасы – поклонялось богу-рыбе Тамбака, принимающему вид дельфина. Это, конечно, млекопитающее, а не рыба, но в других религиях можно найти и более существенные ошибки. Племя же фангуасов, до появления французов, поклонялось любопытной эндемичной птице, которую они называли Тио-Намала, а французы окрестили птицей-хохотуньей.

Французы, истинные католики, нетерпимые к другим религиям, очень скоро обнаружили, что эта птица исключительно вкусна, и к тому времени, когда англичане победили их и изгнали с острова, успели скушать всю популяцию, невзирая на протесты фангуасов. Таким образом, это племя вынуждено было свернуть на время всю религиозную деятельность. Но с  приходом британцев у фангуасов в этой области произошли некоторые перемены.

Европейцы, поселяясь на небольших островах, привозят с собою вредоносных тварей, как-то: собак, кошек, крыс, свиней, которые истребляют местную фауну, пока миссионеры терроризируют местное население. Что обычно не приносит ему ничего хорошего, однако в данном случае миссионеры оказались (если можно так выразиться) Божьим посланием для фангуасов. – С тех пор, как не стало Птицы-Хохотуньи, гинкасы (эти малочисленные недоумки) стали задирать нос, хвастаясь, что только у них на острове есть Бог. Естественно, такое терпеть было не возможно и произошло несколько неприятных инцидентов, и многие храбрые островитяне оказались, в виде блюда, ароматно приправленные, на обеденном столе врагов. Но  пришли миссионеры и фангуасы, приняв христианство, доказали свое превосходство над гинкасами. На момент написания статьи племя фангуасов примерно поровну разделено между католиками и англиканской церковью. Но горстка смельчаков привержена любопытной американской Церкви Второго Пришествия!»

 В этот момент на палубе появился капитан Папас с двумя матросами зенкалийцами. Один матрос нес шезлонг, другой – переносной бар с богатейшим ассортиментом напитков.

– Ну, мистер Фокстрот, – капитан бережно опустил свое грузное тело в кресло, – выпьем перед обедом, а? Прямо как на «Куин Элизабет»! Что предпочитаете? У меня есть все, не стесняйтесь.

– Э-э… спасибо. Для меня это слегка рановато.… Ну ладно, немного бренди с содовой пожалуйста… нет! нет!…Капитан!! Вау!… Я сказал, немного.

– Бренди очень полезно для желудка, – доверительно сообщил капитан, протягивая Питеру стакан, в котором было примерно на пять пальцев бренди, и была добавлена чайная ложка содовой. – Бренди для желудка, виски для легких, узо для мозгов, а шампанское для соблазнения.

– Шампанское для чего? – озадаченно спросил Питер.

– Соблазнение, – капитан, нахмурился, – вы знаете… соблазнение красивых молодых девушек….. вы пьете шампанское из их штанишек, так это делают в книгах.