Текст книги "Долгая игра (ЛП)"

Автор книги: Дженнифер Линн Барнс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 15 страниц)

Джорджия была не из тех, кто оступается от боя.

Как и я, – подумала я, сосредотачиваясь на моём собственном бою.

– Сегодня утром я ездила в полицейский участок, – сказала я Генри. – Детективы задавали много вопросов об Ашере.

Генри сразу всё понял.

– В то утро Ашер подрался с Джоном Томасом.

– И, судя по всему, он зачем-то вернулся в школу днём.

Генри усвоил эту информацию за несколько секунд.

– У многих в Хардвике могла найтись причина желать смерти Джону Томасу.

Так Генри пытался сказать, что Ашер этого не делал – но это сделал кто-то другой.

– Допустим, у тебя был мотив, – сказала я Генри, размышляя вслух. – Допустим, Джон Томас обидел тебя, угрожал тебе, шантажировал или знал о тебе что-то, о чём не должны были узнать другие… – я вспомнила о том, как Джон Томас сказал, что он получил доступ к медицинским записям Хардвика. Я подумала о том, как он фотографировал Эмилию, Анну Хейден и ещё бог знает скольких девушек. – Если ты знал, что Ашер ударил Джона Томаса, то ты знал, что полиция посчитает Ашера подозреваемым.

– Особенно, – добавил Генри, – если ты сможешь заманить его в школу. Ты уже поговорила с Ашером?

– Нет, – сказала я, готовясь к его реакции. – Айви заставила меня пообещать не делать этого.

Я ждала, что Генри сорвется, как в прошлый раз, когда Айви сказала мне во что-то не вмешиваться.

Вместо этого он просто поднял бровь.

– Она заставила тебя пообещать, что этого не сделаю я? – спросил он.

– Нет, – ответила я, улавливая ход его мыслей. – Вообще-то, нет.

Может, я была из тех, кто держал слово – но ещё я была из тех, кто ищет лазейки.

Когда мы остановились на следующем светофоре, Генри достал телефон, включил громкую связь и позвонил Ашеру.

Никто не ответил. Вместо этого нас перенаправили на автоответчик.

– Вы дозвонились Ашеру Роудсу. Сейчас меня допрашивают о преступлениях, которые я не совершал, но, если вы оставите своё имя и номер телефона, я вам перезвоню.

– Он хотя бы не потерял чувство юмора, – сказала я.

Генри это не обрадовало.

– Ашер не потеряет чувство юмора, даже если будет идти к виселице, – Генри набрал другой номер. Этот звонок тоже был перенаправлен на автоответчик.

– Привет! Вы дозвонились великолепной сестре Ашера. Сейчас она не может ответить, вероятно, потому что она поняла, что я сменил её автоответчик и теперь планирует мою скоропостижную… – кто-то поднял трубку и Генри заговорил, перебивая автоответчик. – Эмилия. Ашер…

– Увяз по уши? – закончила за него Эмилия. – Да. Он в полицейском участке, – Эмилия сглотнула. Когда она заговорила снова, её голос был спокоен. – Вчера я случайно оставила свой телефон во дворе. Кто-то написал Ашеру сообщение, притворившись мной. Они сказали, что он мне нужен. И, так как мой брат – идиот, специализирующийся на идиотских поступках, из-за которых его могут исключить, он вернулся в школу.

Кто бы ни стрелял в Джона Томаса, этот человек хотел, чтобы Ашер был в школе. Он хотел, чтобы вину свалили на него.

И он знал, что Ашер буквально спрыгнул бы со скалы ради своей сестры.

– Мы узнаем, кто это сделал, – сказала я Эмилии. Это было обещание – Генри, Эмилии и самой себе.

На другом конце провода повисла долгая пауза. Когда Эмилия заговорила, в её голосе не было и следа эмоций.

– Ты попытаешься.

ГЛАВА 34

На следующий день в Хардвике возобновили занятия.

– Моя тётя думала, что уроки отменят хотя бы до конца недели, – сказала мне Вивви, когда мы с ней зашли в часовню Хардвика для все школьного собрания.

Также думала и я, но, судя по всему, у администрации Хардвика были другие планы.

– Как всё прошло в полицейском участке? – понизив голос, спросила Вивви.

– Хорошие новости в том, что они меня не подозревают, – не церемонясь, ответила я. – Плохие в том, что они подозревают Ашера.

– Ашер бы и мухи не обидел, – сердито произнесла Вивви. – В смысле, конечно, он несколько раз ударил Джона Томаса по лицу – но, не считая этого, он бы и мухи не обидел.

– Знаю, – сказала я. И это была правда. Я знала, что Ашер не пошел домой за пистолетом. Знала, что он не стрелял Джону Томасу в грудь.

– Прошу, садитесь. Все, садитесь на места, – голос директора был силен, но его лицо выглядело мрачно. На этот раз комната затихла почти мгновенно. – Последние несколько дней были сложными для нас здесь, в Хардвике, – произнёс директор. – Многие из нас только начинают осознавать чудовищность нашей потери.

На скамье у меня за спиной несколько девушек отрывисто вздохнули. На противоположной стороне комнаты склонилась парочка друзей Джона Томаса. Их глаза были пусты, и они явно были готовы кого-нибудь ударить.

– Джон Томас Уилкокс был блестящим молодым человеком, которому только предстояло прожить всю свою жизнь, – продолжил директор. – Стоило ему перевестись сюда в девятом классе, он тут же наложил свой отпечаток на эту школу и на каждого из нас. Он был примерным учеником, естественным лидером и чудесным другом.

Я чувствовала, как меняются всеобщие воспоминания. Люди запоминают всё хорошее и забывают о другом. Таким Джона Томаса запомнит большинство наших одноклассников: парень, который всем нравился, с хорошим чувством юмора. Спортсмен. Отличник. Его жизнь была полна возможностей и прервалась слишком рано.

На противоположной стороне комнаты Эмилия сидела рядом с Майей и Ди. Пока директор говорил, она смотрела прямо перед собой, не моргая и крепко сжимая руки.

– В ближайшие дни, – продолжил директор Рэлей, – в Хардвике произойдут некоторые перемены. Мы удвоим охрану школы и пересмотрим все протоколы, чтобы убедиться в безопасности учеников. До получения следующих указаний, мы просим учеников оставаться в главном здании школы. Если вы знаете что-то, что может помочь полиции, советую вам поговорить с родителями и, как можно быстрее, рассказать об этом.

Я догнала Эмилию, когда она зашла в женский туалет. Она сжимала край раковины, склонив голову. Костяшки её пальцев побелели.

– Вытерпеть это, должно было быть сложно, – сказала ей я. Я облокотилась на дверь туалета, чтобы никто не смог зайти и увидеть Эмилию в таком состоянии.

– Вытерпеть что? – парировала Эмилия. – Причисление Джона Томаса Уилкокса к числу святых, или взгляды людей, с которыми я училась всю свою жизнь, и которые считают, что это сделал мой брат?

Я решила, что это был риторический вопрос.

Эмилия обернулась ко мне.

– Если я скажу тебе уйти, есть хоть небольшой шанс, что ты послушаешься?

Я опустила руки.

– Маловероятно.

Эмилия заставила себя расправить плечи. Она остановилась прямо передо мной.

– Я пыталась понять, кто взял мой телефон, – сказала она, избавляясь от любого намека на уязвимость. – Я оставила его во дворе в понедельник утром, – Эмилия явно не хотела говорить о своих чувствах. – Кто-то отдал его администрации днём, но никто из персонала не помнит, кто именно.

Я не могла заставить Эмилию впустить меня, так что я сосредоточилась на фактах.

– Джон Томас сказал мне, что он получил доступ к документам о студентах Хардвика, – сказала я. – Документах с конфиденциальной медицинской информацией.

– И этого парня все оплакивают, – глухо произнесла Эмилия. – Примерный ученик, естественный лидер и чудесный друг.

Взгляд Эмилии, повторяющей слова директора, напомнил мне о том, что Джон Томас не просто любил власть. Он любил заставлять других людей ощущать себя бессильными.

– Нам нужно узнать, кто в этой школе мог желать смерти Джону Томасу, – негромко произнесла я.

– Ты имеешь в виду, кроме меня?

– Эмилия…

– Я не ребенок, Тэсс, – Эмилия сжала кулаки, впиваясь в ладони ногтями. – Говори то, что думаешь, – Эмилия уставилась на меня так, что я почти чувствовала её взгляд на своей коже.

– Ты была не единственной, кого он фотографировал, – всё, что я могла сказать, не раскрывая чужих секретов – или не заставляя её говорить о том, к чему она была не готова.

Четыре или пять секунд Эмилия молчала.

– Если мы собираемся искать людей, которые знали, кем на самом деле был Джон Томас Уилкокс, – негромко произнесла она, – можно начать с твоего маленького социального эксперемента.

Я с Эмилией.

Ещё какой-то миг Эмилия смотрела на меня, а потом она снова отвернулась к раковине.

– Это дело привлечет национальное внимание. Мои родители наняли адвоката, но адвоката, которого мы можем себе позволить, будет недостаточно, – она сжала губы. – Он был сыном конгрессмена, Тэсс. А Ашер – никто.

Я знала, что она говорит не только об Ашере.

– Я найду Ашеру адвоката, – пообещала я. – Я сделаю всё, что нужно.

Эмилия методично сполоснула руки, а затем подняла взгляд к зеркалу. Сначала я решила, что она проверяет свой макияж, но потом я осознала, что она изучает собственное выражение лица – и удаляет любые намёки на слабость.

– Ты не обязана быть в порядке, – сказала ей я. – То, что ты чувствуешь – это нормально.

Эмилия протолкнулась мимо меня. Она потянулась к двери, а затем остановилась.

– И что я, по-твоему, чувствую? – негромко, но резко произнесла она. – Я должна грустить? Или быть шокирована? А может, я должна падать в пропасть? Но это не так. Мне не грустно, я не шокирована, и я не падаю, – она посмотрела на меня. – Беспокойся о моём брате и о том, чтобы найти того, кто желал смерти Джону Томасу, – приказала она. – Потому что я в порядке.

После второго урока я позвонила Айви. Никто не ответил.

После третьего урока я позвонила Айви. Никто не ответил.

За ланчем я позвонила Уильяму Кейсу. Он взял трубку. Я спросила его, сможет ли кто-нибудь из фирмы Тайсона Брюэра защищать Ашера. На другом конце провода повисла пауза, пока мой дед осмысливал тот факт, что я прошу об услуге.

– Только скажи, Тэсс, – произнес Кейс. – Просто попроси, и твоего друга будет защищать целая команда лучших в стране адвокатов. Бесплатно.

Возможно, бесплатно для Ашера, – подумала я. Мне эта услуга явно дорого обойдется.

– Сделайте это.

ГЛАВА 35

Как оказалось, узнать, кто из школьников мог желать Джону Томасу смерти, было куда сложнее, чем организовать договор с лучшими адвокатами в стране. Когда речь заходила о том, чтобы плохо отзываться о покойниках, даже моя репутация фиксера не помогала развязать языки.

– Существует термин, которым психологи описывают нашу память в моменты, которые нас удивляют и шокируют. В моменты, когда мы узнаём новости, которые потрясают нас до глубины души, – Доктор Кларк стояла в передней части кабинета, рассматривая нас. – «Вспышки памяти», – произнесла Доктор Кларк. – Так называются воспоминания о масштабных, эмоционально значительных моментах. Большинство американцев, которым было больше шести лет двадцать второго ноября 1963 года, могут точно сказать вам, где они были, когда узнали об убийстве президента Кеннеди, – Доктор Кларк позволила нам усвоить её слова. – День, когда взорвался шатл «Челленджер», – продолжила она, перечисляя другие события, которые могли спровоцировать «вспышки памяти». Она сглотнула. – Одиннадцатое сентября 2001 года.

Эти дни навсегда оставались в памяти людей – яркие, в подробностях, навсегда запоминающиеся каким-то примитивным ужасом. Я не помнила 11.09, не говоря уже о «Челленджере» или дне, когда застрелили Кеннеди.

Понедельник, шестое ноября, – подумала я. – Президент Нолан. Джон Томас. Шестое ноября.

– После того, что произошло за последние несколько дней, – произнесла Доктор Кларк, – я задавалась вопросом о том, как люди запомнят эту неделю, эту трагедию, – она не спешила. Каждое слово давалось её с трудом, а слушать её было ещё сложнее. – Возможно, они запомнят то, где они находились, когда стреляли в президента Нолана? Или то, как они обновляли новостные сайты, отчаянно надеясь узнать что-то новое о его состоянии? Они запомнят, как в выборах приняло участие рекордное количество голосующих, потому что отдать свой голос – это единственное, что они могли сделать? Запомнят, как Первая Леди сказала, что её мужа ввели в искусственную кому? Или выражение её лица, когда она в прямом эфире поклялась, что президент Нолан переживёт это, потому что он умеет выживать?

Не считая голоса учителя, в комнате царила тишина.

– Возможно, люди запомнят, как сыновья президента стояли за Первой Леди на пресс-конференции? Вспомнят ли они хоть что-нибудь о неделе перед нападением? – Доктор Кларк покачала головой. – У меня нет ответов на эти вопросы. Но вот, что я могу сказать, – произнесла она, глядя на нас – сквозь нас, – одиннадцатого сентября я была в самолете. Трансатлантический перелет, мой последний год в колледже. Я училась за границей. Помню, как мы приземлились, и я вышла из самолета. Помню, как люди стали включать свои телефоны. Новости стали медленно распространяться, от человека к человеку… И аэропорт… – она закрыла глаза. – Там были включены новости. Помню, как я смотрела их и думала о том, что я едва не решила лететь через Нью-Йорк.

Я услышала в её голосе знакомую чувствительность, и опустила взгляд на парту, отталкивая эмоции, из-за которых моё горло сжималось, а глаза щипало от слёз.

– Теперь я хочу, чтобы все вы, – сказала Доктор Кларк, – что-то написали. О понедельнике. О том, что вы запомните и что, как вам кажется, запомнят другие. Пишите о своих вопросах своих чувствах. Пишите всё, что угодно.

На какой-то миг повисла мучительная тишина.

– Нам можно писать о Джоне Томасе? – наконец спросила девушка, сидящая за первой партой. Её голос дрожал.

Вопрос высосал из комнаты воздух.

Вот, что запомнят ученики этой школы. Их «вспышка памяти» – сначала они услышали новости о президенте, а затем их заперли в кабинетах, в ужасе думая, что по школе ходит убийца.

– Пишите всё, что угодно, – повторила Доктор Кларк.

Я подняла ручку, но слова не шли. Сидящая рядом со мной Вивви уже что-то писала. Я нашла глазами Эмилию. Она сидела очень прямо, сложив руки на коленях и опустив голову. Я гадала о том, признается ли кто-нибудь в этом классе, что смерть Джона Томаса не была для них трагедией.

– Если хотите, – мои размышления нарушил голос Доктора Кларк, – можете разбиться на небольшие группы и поговорить об этом с одноклассниками. Если хотите продолжить писать, просто оставайтесь за своей партой.

Один взгляд в сторону Эмилии сказал мне даже не пытаться к ней подходить. Вместо этого мы сели в углу вместе с Вивви и Генри.

– Мы ищем кого-то, кто является важной частью сообщества Хардвика, – я не стала церемониться. Доктор Кларк хотела, чтобы мы справились с этой трагедией. У меня был свой способ. – Человека, которого не стала бы проверять охрана, – продолжила я, – ненавидевшего Джона Томаса.

Вивви несколько раз моргнула. В отличие от неё, Генри явно не питал иллюзий о том, что мы станет делиться нашими чувствами.

– Если бы Ашер был здесь, – сказала Вивви, – он бы предложил дать преступнику кодовое имя.

– Нам не нужно кодовое имя, – сказал Генри.

– Если к нам подойдет Доктор Кларк, – настояла Вивви, – лучше ей не слышать, как мы говорим об убийце. Давайте говорить о… – несколько секунд она размышляла. – Ёжике.

Генри мудро решил не спорить.

– Ладно, – сказала я. – Нам нужно понять, у кого мог быть мотив заёжить Джона Томаса. Проблема в том, что люди не в настроении для разговоров. Не о настоящем Джоне Томасе.

– Сейчас ты предложишь очень неразумный способ сделать так, чтобы люди оказались в настроении для разговоров, надеясь, что кто-то сможет пролить свет на то, кем может быть, – Генри мельком взглянул на Вивви, – ёжик?

– Забавно, – сказала я Генри, барабаня пальцем по своему колену, – но как только ты сказал «неразумный», у меня появилась идея.

Сейчас ученики Хардивка всё ещё прибывали в состоянии шока. Они скорбели. Но скорбь была многослойным чувством. Со временем, людям понадобиться выплеснуть эмоции. Со временем, они заговорят.

Возможно, если я организую способ выплеснуть эмоции, они заговорят чуть быстрее.

– Я хочу знать, что ты затеваешь? – спросил Генри.

Я улыбнулась.

– Наверное, нет.

Когда нас отпустили с урока, я нашла в коридоре Ди.

– У меня есть для тебя предложение, – сказала ей я.

– Предложение? – переспросила мисс Дипломатический Иммунитет. – Или вызов?

– Вызов, – ответила я. Глаза Ди засияли. – Я вызываю тебя, – продолжила я, – устроить вечеринку в пятницу ночью и пригласить туда всю школу.

Я надеялась, что вечеринка, организованная Ди, может послужить хорошим местом, чтобы выплеснуть эмоции.

– Не очень оригинальный вызов, – я слышала в словах Ди её исландский акцент. Она сложила руки на груди и склонила голову на бок, ожидая, когда я перейду к чему-то более интересному.

Я сымпровизировала.

– Я вызываю тебя устроить вечеринку здесь. В Хардвике.

– Ты хочешь, чтобы я вломилась в школу и убедила наших одноклассников сделать то же самое? – спросила Ди. Её глаза сияли. – Это незаконно, – продолжила она, – и вполне возможно, мы попадемся.

– И? – спросила я.

Ди провела рукой по своим светлым, заплетенным в косу волосам. Кончики её губ изогнулись в опасной улыбке.

– Вызов принят.

ГЛАВА 36

В пятницу вечером Айви вернулась домой, как раз когда я собиралась ехать в Хардвик. Я понятия не имела о том, чем она занималась в последние сорок восемь часов, но я знала, что президент всё ещё находился в коме.

А Айви всё ещё находилась на тропе войны.

– Хорошо выглядишь, – слова Айви прозвучали скорее подозрительно, чем лестно. Она оглядела мой наряд. На мне были черные джинсы и свободный серый топ – обе вещи купила для меня она.

– Я иду на вечеринку, – сказала я. Не было смысла врать Айви – правда скрывала мою настоящую цель ничуть не хуже.

– Что за вечеринка? – спросила Айви.

Вечеринка, на которой я надеюсь узнать что-то об убийстве Джона Томаса.

Я взяла свой телефон и ключи от дома и сухо взглянула на Айви.

– Ты это серьезно?

– Серьезно ли я спрашиваю у своей подопечной-подростка, о том, где и с кем она проведет вечер? – парировала Айви. – Да, я это серьезно.

– Меня заберет Генри Маркетт, – я озвучивала правдивые факты, один за другим. – На вечеринке нас встретит Вивви. Там будет много людей из школы. Неделя выдалась тяжелой, – Айви знала, что это было преуменьшением. – Людям нужно забыться, – сказала я Айви. Я хотела, чтобы она поверила, что под людьми я подразумевала себя. – Хотя бы на одну ночь.

– Там будет Ашер? – Айви знала меня достаточно хорошо, чтобы понимать, что я не была большой любительницей вечеринок. Она не волновалась о том, что я расслаблюсь и попаду в типичные подростковые неприятности. Она беспокоилась о скрытых мотивах.

Умная женщина.

– Ашера отстранили, – сказала ей я. – Половина школы считает его убийцей. Не думаю, что он придёт.

Несколько секунд Айви смотрела на меня, осмысливая правдивость этих слов.

– Мы закончили? – спросила я.

Ещё пару секунд Айви смотрела мне в глаза, а затем она кивнула. Когда я повернулась к двери, выражение её лица едва заметно изменилось. Она выглядела усталой. Измотанной, – подумала я. Нервной.

А затем я заметила на её запястье синяк.

Я замерла. Из-под её рукава выглядывал фиолетово-синий синяк. Свежий. В один миг я оказалась рядом с ней.

– Тебя ранили, – сказала я. Я была так сосредоточенна на вечеринке, на Ашере и на том, чтобы Айви не узнала о моём плане. Я не заметила того, что она тоже что-то скрывала.

– Я в порядке, – ответила Айви.

Я осторожно взяла её за руку.

– Ты не в порядке.

Айви с бомбой на груди. Айви при смерти, из-за меня. Воспоминания нахлынули внезапно, без предупреждения. Я почувствовала себя клаустрофобом в сжимающейся комнатке, словно на мою грудь упала тяжесть, которая вот-вот раздавит мои лёгкие.

Айви взяла меня за подбородок.

– Посмотри на меня, – она повторяла эти слова, пока мои глаза не сфокусировались. – Со мной всё в порядке, Тэсси, – мягко произнесла она. – Я пыталась кое-кого разозлить, и у меня получилось. Она схватила меня за руку, но всё в порядке.

Она.

– Ты виделась с Даниэлой Николае, – сказала я. Я знала, что Айви планировала допросить террористку. Я знала, что она хотела ответов.

– Ты пошла на встречу с известной террористкой и целенаправленно спровоцировала её сделать тебе больно? – чуть громче произнесла я.

Айви заправила прядь волос мне за ухо и опустила руку.

– Я пыталась заставить её заговорить, – уточнила Айви. – Физическое нападение застало меня врасплох.

Судя по упорству в голосе Айви, Даниэле Николае больше никогда не удастся застать её врасплох.

– Она рассказала тебе что-нибудь? – спросила я. – О «Senza Nome»?

О том, кто стрелял в президента?

На лице Айви застыло опасно нейтральное выражение лица, которое было невозможно прочитать.

Она что-то тебе рассказала, – подумала я. – Это что-то тебя расстроило. Ты думаешь, что мне опасно об этом слышать.

– Наслаждайся своей вечеринкой, Тэсси, – Айви закрыла тему. – Иди. Хоть раз побудь нормальным подростком.

Я не сказала ей о том, что, учитывая то, чем она занималась – и что я собиралась сделать сегодня ночью – нормальность была относительным понятием.

ГЛАВА 37

– Ты почти ничего не сказала с тех пор, как я забрал тебя, Кендрик, – Генри съехал с шоссе и с вызовом изогнул бровь. – Размышляешь о том, насколько мудро идти на вечеринку, которая включает в себя взлом с проникновением?

Я молчала, потому что я думала об Айви. О синяке на её запястье. И о том, как она его получила.

Я пыталась кое-кого разозлить, и у меня получилось.

– Тэсс? – Генри так редко называл меня по имени, что я не удержалась и взглянула на него. Через несколько секунд я отвела взгляд, но, кажется, он увидел в моих глазах больше, чем мне хотелось бы.

– Что плохого в небольшом взломе с проникновением в компании друзей? – шутливо произнесла я.

Я хотела, чтобы Генри как-то прокомментировал мою любовь к преступлениям.

– Как твоему другу, – вместо этого, сказал он, – мне можно спросить, о чём ты только что думала?

Месяц назад Генри не стал бы спрашивать.

Месяц назад я бы не ответила.

– Айви виделась с террористкой, которая устроила взрыв в больнице.

Я практически видела, как в голове Генри вертелись шестеренки, пока он усваивал эту информацию. Моё сердце грохотало о рёбра. Я не планировала рассказывать об этом ему – или кому бы то ни было.

Мне всегда лучше удавалось хранить чужие секреты, чем свои.

– У Айви на запястье был синяк, – коротко произнесла я. – Я увидела его. И спросила её о нём.

Генри читал между строк.

– Предположу, что Айви была не в настроении для разговоров о синяке – или о террористке.

Я могла фыркнуть. Могла иронично сказать, что слова «Айви Кендрик» и «настроение для разговоров» редко встречались в одном предложении.

Вместо этого я произнесла:

– Айви сказала, что она пыталась разозлить террористку. Думаю, она надеялась, что эта женщина расскажет ей что-то о нападении на президента Нолана.

На несколько секунд повисла тишина.

После взрыва в больнице, я не сказала Генри о том, что я подозревала, что в этом был замешан Уолкер Нолан. Я так и не рассказала ему, что, по мнению Айви, в смерти его деда мог быть замешан кто-то четвертый.

За короткое время нашего знакомства я скрывала от Генри Маркетта множество вещей. Но он был рядом, он слушал меня. И я могла думать лишь о том, как Генри играл, был моим напарником по преступлению на переднем сидении машины Бэнкрофта, как Генри смывал кровь с моих рук в день смерти Джона Томаса.

– Группировка, которая взяла на себя ответственность за нападение на президента? – произнесла я, глядя ему в глаза. – Разведка называет их «Senza Nome». «Безымянные». Они специализируются на проникновении в правительства.

Генри остановил машину в жилом районе примерно в миле от школы. На какой-то миг его рука замерла над ключами зажигания, а затем он повернул их, заглушив мотор.

– Не думаю, что Айви решила рассказать что-то ещё, – произнёс Генри. Лунный свет падал на его лицо сквозь лобовое стекло. – О «Senza Nome».

Я посмотрела в окно на темноту, окутывающую окружающий нас квартал.

– Айви не из разговорчивых.

Повисла ещё одна долгая пауза, и Генри подвинул руку совсем близко к моей ладони. Я не могла заставить себя убрать руку.

– Есть идеи о том, что Айви надеялась узнать от террористки? – спросил Генри.

Если бы Генри сказал хоть слово о моих отношениях с Айви, я бы закончила разговор. Гораздо лучше говорить о правительственных заговорах, чем о чувствах.

– На днях Айви кое-что сказала, – сообщила я Генри. – Она сказала, что Уолкер Нолан не знал служебной информации, которая была нужна «Senza Nome», чтобы провернуть покушение.

– Но кто-то знал, – добавил Генри.

– Кто-то знал, – повторила я. – Думаю, Айви подозревает, что кто-то из высокопоставленных членов парламента может работать на них. Человек, который близок к президенту.

Произнося эти слова вслух, я уверилась в этой мысли. Проникновение. Убийства. В этом был смысл.

– У Айви есть подозреваемые? – негромко спросил Генри.

– Не знаю, – ответила я. Я убрала руку от его руки, а он – от моей. – Я ничего не знаю о её подозрениях или планах.

Или о том, вернется ли она домой с чем-то похуже синяка на следующий раз.

Прежде чем Генри успел ответить, я открыла дверцу машины. У меня был выбор: сидеть здесь и размышлять о том, чем занималась Айви, или выбраться из машины и сделать что-то самой.

ГЛАВА 38

Пока я пробиралась в мою элитную частную школу посреди ночи, я узнала три вещи.

Во-первых: под школой пролегали туннели, оставшиеся от заброшенного проекта железнодорожного вокзала, остановленного ещё до того, как Хардвик приобрел эту территорию в 1990-х.

Во-вторых: руководство Хардвика запечатало все туннели, кроме одного. Личная охрана президента назвала этот туннель дополнительным путём эвакуации, если понадобится срочно вывести детей президента или вице-президента из кампуса.

И в-третьих: пробраться в единственный рабочий туннель после окончания занятий было не так уж и сложно, если вы каким-то образом узнали о его существовании, у вас было студенческое удостоверение личности и недовольный сообщник в лице исландского спецагента, и отсутствовало чувство самосохранения, проявлявшееся в желании перелезать через заборы и риск попасться на камеры наблюдения.

Когда мы с Генри прибыли на место встречи, девятиклассник направлял учеников к скрытому входу в туннель. Мы с Генри шагали молча. В туннеле было темно, и единственным источником света были сотни светящихся палочек, которые кто-то – вероятно, Ди – артистично разбросал по всему туннелю.

Генри склонился и поднял ярко-розовую светящуюся палочку. Он протянул её мне, сухо взглянув на меня.

– Существует большая вероятность того, что мы об этом пожалеем.

Я выхватила у него светящуюся палочку и улыбнулась.

– Я не верю в сожаления.

Когда туннель разветвился, указатели на стене показали направо. Мы послушались и зашагали на раздающиеся вдалеке звуки музыки.

Когда мы наконец добрались до конца туннеля и миновали приоткрытые металлические ворота, я не сразу осознала, где мы оказались.

Это что, бассейн?

– Аквакомплекс, – сказал мне Генри.

– Ага, – ответила я, оглядываясь по сторонам. – Я догадалась.

Со всех сторон нас окружали трибуны. На полу красовался тренировочный бассейн олимпийских размеров. Кто-то оставил у края бассейна три бочонка. А вдалеке, у бассейна для ныряния, я разглядела чашу с пуншем и самый настоящий замок из красных пластиковых стаканчиков.

– Это плохо кончится, – сказал Генри, наблюдая за парочкой выпускников, карабкающихся на трамплин для ныряния с красными стаканчиками в руках.

В тот же момент рядом с нами появилась Ди, словно её призвала одна только мысль о плохой идее. В каждой руке она держала по бутылке шампанского. С властной улыбкой она опустила одну из них на пол и открыла вторую. Шампанское вспенилось, а Ди победно подняла бутылку над головой.

– Ты просила вечеринку, – перекрикивая звуки музыки, сказала она.

– Возможно, вам стоит сделать потише, – сказал ей Генри.

– Пф-ф-ф! – Ди свободно указала на стены бутылкой шампанского. – В этом здании такие толстые стены, что оно практически звуконепроницаемое!

В сорока ярдах от нас один из выпускников свалился с трамплина в одежде.

Ди нахмурилась.

– Это американская традиция? – спросила она.

– Не совсем, – ответила я.

Ди взглянула на трамплин и улыбнулась. Она отпила глоток шампанского, вручила мне бутылку и зашагала к лестнице.

Через несколько секунд мимо нас прошел мужчина в костюме и с наушником, едва слышно бормотавший что-то на исландском.

– Как думаешь, как она уговорила на это своего телохранителя? – спросила я у Генри, наблюдая за тем, как мужчина беспощадно стянул Ди с лестницы.

– Может, она пригрозила сделать что-то похуже? – рядом с нами появилась Вивви. На ней было надето с полдюжины радужных цветочных гирлянд. А вот её лицо было до комичного серьезным. – Думаю, ты была права, Тэсс. Люди расслабляются. Скоро наши одноклассники могут заговорить.

С трамплина спрыгнул ещё один полностью одетый выпускник.

– С чего мы начнём? – спросила Вивви.

– С любого, кому мог угрожать Джон Томас, – я сделала паузу. – И с девочек из «ЯСЭ». Нам нужно, чтобы хотя бы один человек открылся и признался, что Джон Томас был не тем парнем, которого все хотят помнить. Если заговорит один, другие последуют его примеру.

Я сомневалась, что, если убийца был здесь, он или она рассказал бы о своём мотиве – но это мог сделать кто-то другой.

– Поговорите с девочками, – сказал Генри. – У меня на уме есть другая одна цель, – я проследила за его взглядом к группке друзей Джона Томаса, стоявших возле бочонка.

– Думаешь, они могут знать, на кого у Джона Томаса был компромат, и что он собирался с ним делать? – спросила я.

– Думаю, – ответил Генри, – что Джон Томас любил публику. Чтобы он не планировал, он должен был кому-нибудь рассказать.

С этими словами Генри пересёк комнату. Я наблюдала за тем, как на его лице появилась небрежная улыбка. При первой встрече мне показалось, что Генри Маркетт был слегка официальным и строгим. Но затем я поняла, что он умел мастерски раскрепощать других людей – когда ему этого хотелось. Пока я наблюдала за тем, как Генри скрылся в толпе друзей Джона Томаса, я заметила, что двое из этих друзей уставились на что-то – или на кого-то.

На вечеринку прибыла Эмилия Роудс.

– Мы знали, что Эмилия придёт? – спросила у меня Вивви.

– Нет, – ответила я. – Не знали. Пойдём, – к тому времени, когда я подошла к Эмилии, она без сомнения успела заметить перешептывания и взгляды. Остановившись рядом с Эмилией, я прищурилась и взглянула на друзей Джона Томаса. Один из них вздрогнул.

– Они тебя боятся? – спросила у меня Вивви, перекрикивая грохот музыки.

– Возможно, в мою первую неделю в Хардвике, – сказала я, – я угрожала парочке друзей Джона Томаса кастрацией.

– Конечно, угрожала, – Эмилия перевела взгляд с меня на Вивви, а затем обратно. – Если я скажу, что ты не должна сверлить людей взглядом ради меня, что-нибудь изменится?