Текст книги "Долгая игра (ЛП)"

Автор книги: Дженнифер Линн Барнс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 15 страниц)

До конца промежуточных выборов.

Рейтинг популярности президента. Честность. Коррупция. Я подумала о том, что бы сказала рыжеволосая женщина-эксперт, которую я видела в новостях, если бы она знала о связи между этой террористической группой и Уолкером Ноланом. Любой намёк на скандал может повлиять на результаты выборов. Но что-то подобное?

Президент потеряет большую часть палаты представителей и Сената. Он потеряет свой шанс на второй срок.

– Мне нужно работать, – сказала Айви. Я услышала слова, скрытые за этой фразой: Я рассказала тебе всё, что могла. Рассказала больше, чем стоило бы.

Я понимала, почему она так считала. Логически.

Айви провела меня к подножью лестницы. Я видела, что она хотела что-то сказать, но не знала, что именно. А ещё я видела, что она хотела поскорее от меня избавиться и отследить наводку, которую она получила от Прии.

Я была важна для Айви. Но иногда её работа была важнее.

– Кстати говоря, – сказала я, поднимаясь по лестнице, – вполне возможно, что в ближайшую пару дней тебе может позвонить директор Хардвика.

На какой-то миг повисла тишина.

– Я не хочу спрашивать, – решила Айви.

Наверное, так будет лучше. У неё была своя работа, а у меня – моя.

ГЛАВА 18

Нашему небольшому эксперименту с социальными сетями понадобилось тридцать шесть часов, чтобы привлечь внимание директора. В пятницу утром меня вызвали к нему в кабинет.

Миссис Перкинс одарила меня сочувствующим взглядом.

– Тэсс, милая, иногда лучше не напрашиваться на неприятности, – посоветовала она.

Я не ответила.

Миссис Перкинс вздохнула.

– Проходи.

Директор стоял у окна.

– Садитесь, – не оборачиваясь, произнёс он.

Я села и откинулась на спинку стула, балансируя на его задних ножках. Скорее всего, молчание директора должно было заставить меня нервничать, но пока что всё шло точно по моему плану. Ожидая рассказа директора о том, что моё поведение было неподобающим для ученицы Хардвика, мой взгляд замер на стене за его столом. Она пустовала.

Передние ножки моего стула с глухим стуком ударились о пол.

Несколько недель назад на стене висела фотография в рамке. На ней директор Рэлей и пятеро других мужчин были запечатлены в Кэмп-Дэвиде. В те выходные там были все трое заговорщиков, организовавших убийство судьи Маркетта. Вполне возможно, что четвертый заговорщик – хоть мы и не знали, кто он – тоже был там.

Директор снял фото. Я попыталась не искать в этом скрытого смысла.

Директор Рэлей отвернулся от окна. Он сел за свой стол и повернул ко мне экран своего компьютера.

– Что это значит?

На экране красовалось множество фотографий – больше восьмидесяти процентов учениц Хардвика с девятого по двенадцатый классы – вроде тех, которые мы с Вивви сделали в ванной. Осевшие на землю и глядящие в никуда девушки. На вид – пьяные. И каждая из них держала плакат.

– Вы – все вы – удалите эти фотографии, или вас всех обвинят в нарушении дисциплины.

Пустая угроза. Не думаю, что директор хотел иметь дело с родителями всех этих девочек – или объяснять этим родителям, что администрация Хардвика всё ещё не смогла найти того, кто рассылал фотографии теряющих сознание девочек-подростков.

– Напомните мне, – сказала я. – Что именно противоречит правилам поведения Хардвика? Исполнительное искусство или организованный протест?

Директор прищурился.

Я воспользовалась его хмурым молчанием.

– За последнее десятилетие девушка становилась школьным президентом Хардвика ровно один раз. Удивительно, для школы, которая заявляет, что ценит разносторонность, толерантность и равенство, не находите? А теперь единственную девушку, баллотирующуюся на этот пост заставили выбыть из голосования, несмотря на то, что она не нарушила каких-либо правил Хардвика.

Я открыла на своём телефоне свою фотографию, сделанную Вивви, и подтолкнула телефон к директору.

«ДВОЙНЫЕ СТАНДАРТЫ».

Рэлей уставился на фото так, словно это была змея.

– Двойные стандарты здесь не причём, – коротко сказал он. – Уверяю вас, если бы мисс Роудс была парнем, всё сложилось бы точно также.

– Можете сказать это прессе, когда они попросят вас процитировать, – услужливо предложила я. – Я не была уверенна в том, что их заинтересует наш небольшой протест, но учитывая то, что в нём участвует дочь вице-президента… возможно, кто-нибудь посчитает его интересным.

– Вы мне угрожаете?

– Я предполагаю, – сказала я директору.

Директор выглядел так, будто он вот-вот бросится через стол, чтобы перегрызть мне глотку.

– Я не просил мисс Роудс снимать свою кандидатуру. Я предположил, что это было бы разумным ходом.

– Настойчиво предположили, – произнесла я.

– Ладно, – парировал он. – Настойчиво предположил.

Я потянулась к своей сумке и достала оттуда стопку фотографий. Мой последний телефонный звонок принёс свои плоды.

– Я настойчиво предположу, – сказала я директору, – чтобы вы взглянули на это, а потом сказали мне, что в Хардвике нет двойных стандартов.

Я подтолкнула к нему фотографии. К счастью для меня, девятиклассники из команды по лакроссу всё ещё не забыли о том, как старшеклассники над ними издевались. И, как оказалось, они сделали несколько очень интересных снимков на парочке организованных командой вечеринок.

– Мне очень нравится та, на которой Джон Томас Уилкокс висит вверх ногами над бочонком пива, – в моём голосе слышались нотки сарказма. – Совсем не такая инкриминирующая картина, как девушка, облокотившаяся на стену без капли алкоголя на виду.

Директор пролистал фотографии.

– Откуда вы их взяли?

– Разве это важно? – спросила я.

– Полагаю, вы хотите, чтобы я предложил мистеру Уилкоксу также снять свою кандидатуру?

– Вы могли бы это сделать, – сказала я. – Конечно, тогда вам придётся разрешить ученикам номинировать кого-то ещё, чтобы Генри Маркетт не был единственным кандидатом, – мои губы изогнулись в едва заметной улыбке. – Уверенна, ученики смогут без проблем найти другого кандидата женского пола.

– Да-да, – произнёс директор, наконец найдя выход из положения. – Конечно, – затем он осознал, что я всё ещё улыбалась.

– Забавно, – сказала я. – Все говорят мне, что я должна выдвинуть свою кандидатуру.

Я практически видела, как перед глазами пришедшего в ужас директора мелькает такое развитие событий. Последнее, чего он хотел, так это увидеть меня у власти.

– Возможно, – сквозь сжатые зубы произнёс он, – я могу ещё раз поговорить с мисс Роудс. Убедить её, что я был… резок. Что она должна участвовать в выборах.

– Думаю, так будет лучше.

– Ваш небольшой социальный эксперимент исчезнет, – ровно произнёс он.

– Мы удалим фотографии, – согласилась я. Я поднялась на ноги и повернулась к двери. На полпути к ней, я остановилась. Я чувствовала, как за моей спиной директор кипит от ярости.

Не только он был зол.

– В мою первую неделю в этой школе, – не оборачиваясь, произнесла я, – старшеклассник хвастался фотографиями обнаженной девятиклассницы.

Я не сказала, кем была эта девушка. Не сказала, кем был парень. Эта правда мне не принадлежала – а ему не нужно было знать. Он должен был знать лишь то, что эта ситуация с Эмилией не появилась из неоткуда. В ней была виновата администрация Хардвика, и то, как он повёл себя с Эмилией, имело значение.

– Я – единственная причина, по которой эти фотографии не были распространены, – со сталью в голосе продолжила я. – Возможно, вы считаете, что от меня одни неприятности, директор, но, поверьте, я решаю куда больше проблем, чем создаю.

ГЛАВА 19

Когда Боди забрал меня из школы, я увидела на заднем сидении его машины складной саквояж для платьев.

– Айви идёт на какое-то мероприятие? – спросила у него я.

– Неа, – не спеша уточнять, Боди миновал ворота Хардвика и кивнул охраннику. – Ты идёшь.

Я подозрительно оглядела саквояж.

– Что за мероприятие?

– Кое-кто настойчиво требовал твоего появления на нём.

Мне не нужно было спрашивать о том, кто мог потребовать подобного.

– С каких пор Айви поддаётся требованиям Уильяма Кейса? – спросила я.

– С тех пор, как монсеньёр Стезя-добродетели поддержал просьбу своего отца.

Я подняла бровь.

– Монсеньёр Стезя-добродетели? – сухо произнесла я. Он явно имел в виду Адама, но его прозвища были…

– Не лучшее прозвище, – согласился Боди. – Неделя выдалась долгой.

Прошло всего четыре дня с тех пор, как к Айви пришел Уолкер Нолан. Три дня с момента взрыва. Два дня назад я доставила сообщение о том, на какую группировку работала Даниэла Николае.

– Я знаю, что Айви не хочет, чтобы я что-то знала, но можешь хотя бы сказать мне, что она не делает ничего глупого? – спросила я. – Что она просто работает с прессой и устраняет утечки информации, а не расследует намерения этой террористической организации?

Последовала пауза.

– Айви никогда не делает ничего глупого, – сказал мне Боди.

Он не сказал, что она не расследует работу террористической организации.

– Конечно делает, – ответила я, думая о том, как она пришла за мной, когда меня похитили, и обменяла свою жизнь на мою. – Она – Кендрик. Геройское самопожертвование у нас семейное.

Я нашла в саквояже белое платье в пол, с шелестящей юбкой. Серебристая отделка тесьмой обрамляла мою талию и подчеркивала вырез на моей ключице.

Моя спина оставалась обнаженной, не считая одной единственной полосы белой ткани.

– Ты прекрасно выглядишь.

Я обернулась, хмуро глядя на Айви.

Она подняла руки.

– Я пришла с миром.

– Скажи ещё раз, почему я должна туда идти?

Айви подошла ко мне, пока я стояла перед зеркалом. Не произнося ни слова, она застегнула платье на моей пояснице. Сама того не желая, я принялась искать схожести в наших отражениях. Волосы Айви были тёмно-русыми, почти светлыми. Мои же были темнее, но такими же густыми. Её волосы были прямыми, а мои завивались.

Наши лица были одной формы, с одинаковыми скулами и губами, но я унаследовала глаза своего отца.

– Это мероприятие по сбору средств, – Айви отошла от зеркала и ответила на мой вопрос. – Для организации, которая обеспечивает эмоциональную и финансовую поддержку ветеранам и семьям тех, кто погиб в бою.

Она резко отвернулась к моему комоду и принялась подбирать резинки для волос и заколки.

Погибшие в бою. Я знала, о ком думала Айви, произнося эти слова.

– Боди сказал, что Адам попросил тебя отпустить меня, – сказала я, стараясь не думать о Томми Кейсе.

Айви обернулась ко мне.

– Адам не часто меня о чём-то просит, – она повернула меня к зеркалу и занялась моими волосами.

Не нужно, – запротестовал голос внутри меня – нежеланный рефлекс. – Не прикасайся ко мне. Не притворяйся, что это – обычное дело.

Непроизвольная реакция. Не важно, как далеко заходили мои отношения с Айви, я никогда не могла заглушить ту часть меня, которая так долго хотела, чтобы она была частью моей жизни, даже не зная, что она была моей матерью. Я не могла отключиться от той Тэсс, которая росла на ранчо с дедушкой и была готова отдать всё, чтобы Айви звонила ей чаще, чем три раза в год.

Она разочаровывала эту часть меня снова и снова.

Айви убрала пряди волос с моего лица и скрутила их в пучок у основания моей шеи. Затем она сделала шаг назад. Она заметила, что я замерла под её прикосновением.

Мне не нравилось делать Айви больно, точь-в-точь как ей не нравилось делать больно мне.

– Ты не пойдешь? – спросила я, притворяясь, что мы не могли причинить друг другу боль.

– Нет, – коротко ответила Айви. – У меня есть работа.

Работа. На протяжении трёх секунд я жалела о том, что Боди не мог пообещать мне, что Айви не станет расследовать деятельность «Senza Nome». Ещё три секунды я гадала о том, что она уже успела найти.

– Надеюсь, я не вмешиваюсь.

Мы с Айви одновременно обернулись. В дверном проёме моей комнаты стоял Адам в своей самой парадной униформе.

На его темно-синем пиджаке блестели серебряные пуговицы. Его галстук-бабочка был небесно-голубым, а на отвороте его пиджака красовались медали и значки.

– Ты как раз вовремя, – сказала ему Айви.

– Позволишь? – спросил Адам, открывая взгляд от Айви. Он подошел ко мне. Мой взгляд замер на коробочке в его руке. Украшения. Он достал из коробочки жемчужное ожерелье.

– Валяй, – сказала ему я. Почему-то эти слова едва не застряли в моём горле.

Он застегнул ожерелье на моей шее.

– Они принадлежали моей матери.

Моей бабушке.

– Айви! – мои размышления нарушил голос Боди. – Ты должна сюда спуститься!

На какой-то миг Адам и Айви переглянулись, а затем они бросились к лестнице. Проклиная своё платье, я последовала за ними. К тому времени, как я спустилась по лестнице, Адам с Айви глядели на экран планшета. Я осторожно подошла к ним, готовясь к их протесту.

Никто не стал меня отталкивать.

Вытянув шею, я взглянула на сайт, приковавший их внимание. Моему мозгу не удавалось усвоить слова, потому что он был целиком и полностью сосредоточен на снимке.

Даниэла Николае.

Она была одета в серый комбинезон. Её руки сковали наручниками. Под её глазами виднелись тёмные круги. Её голова была высоко поднята, а её живот выпирал из под ткани комбинезона.

Я уставилась на её живот с открытым ртом.

Террористка – женщина, о которой Уолкер Нолан рассказал Айви, и с которой он, вероятно, состоял в отношениях – была беременна.

ГЛАВА 20

Это выплывет на поверхность. Когда я вышла из машины Адама, я вспомнила о словах, неделю назад сказанных Айви.

Моя работа заключается в том, чтобы это не стало известно до закрытия избирательных участков в следующий вторник.

Террористка, ответственная за взрыв в больнице, была беременна. И, возможно – судя по реакции Айви – она была беременна от Уолкера Нолана.

Эта новость была не просто бомбой. Она была ядерным взрывом.

Адам пробормотал что-то паковщику и обошел машину. Он протянул мне руку.

Мы правда это делаем, – подумала я, принимая его руку. – Мы пришли сюда, притворяясь, что всё в порядке. Ни Адам, ни Айви не стали подтверждать мои подозрения. Нельзя было отрицать, что Даниэла Николае была беременна – и что кто-то слил в интернет фото, чтобы обнародовать этот факт. Но идея о том, что это мог быть ребенок Уолкера Нолана?

Это была всего лишь моя догадка. Худший из возможных вариантов.

Всё плохое, что может случиться, обязательно произойдёт. Закон Мёрфи. Кажется, в работе Айви, это был факт.

– Глубокий вдох, – посоветовал мне Адам. Через несколько секунд мы подошли к мраморной лестнице и миновали двойные двери.

В бальном зале рядами выстроились круглые столики. Стены окаймляли мраморные колоны. В каждом углу была присобрана красная бархатная драпировка. Адам упомянул что-то о том, что раньше в этом здании находился оперный театр.

Я почти не услышала его.

Всё плохое, что может случится, обязательно произойдёт.

– Тэсс, моя милая, ты чудесно выглядишь, – к нам с Адамом подошел Уильям Кейс.

Он поцеловал меня в щеку, а затем обернулся к Адаму.

– Рад тебя видеть, сын.

– Я здесь не ради тебя, – я ещё никогда не слышала в голосе моего дяди такой резкости. Когда Айви держали в заложниках, Адам попросил своего отца о помощи. Уильям Кейс отказался. Если бы я не оказалась его внучкой, если бы не предложила создателю королей сделку, Айви могла бы умереть – а Уильям Кейс не пошевелил бы и пальцем.

Адам никогда не простит его за это.

– Ты здесь ради своего брата, – согласился Кейс, опуская одну руку на плечо Адама, а вторую – на моё. – Как и все мы.

Адам замер под прикосновением своего отца.

А я-то считала, что у нас с Айви проблемные отношения.

Кейс убрал руку с плеча Адама, но крепче сжал моё.

– Пойдём, Тэсс, – сказал он. – Мне нужно кое-кому тебя представить.

Адам шагнул к Кейсу, понижая голос.

– Я привёл её сюда не для того, чтобы ты мог похвастаться новым Кейсом.

Он привёл меня сюда, чтобы почтить моего отца. Последнее, чего хотел для меня Адам, была жизнь под каблуком создателя королей.

– Всё в порядке, – сказала я своему дяде. Я бы с большим удовольствием терпела, когда мои ногти вырывали ржавыми клещами, чем позволила Кейсу выставить меня на показ перед этой толпой. Но я заметила в ней парочку знакомых фигур.

Президент и Первая Леди. Айви говорила, что она рассказала президенту об отношениях Уолкера с Даниэлой Николае. Без сомнения, президенту Нолану сразу же сообщили об утечке фотографий, но они с Джорджией ничем не показывали, что их правление находится на грани краха.

Не сводя глаз со своей цели, я позволила Кейсу провести меня от одной группке элиты Вашингтона к другой. Адам не выпускал меня из виду.

– Я знаю, что ты затеяла, – пробормотал он, когда мы подобрались ближе к моей цели.

– Кто? – пробормотала я. – Я?

– Уильям, – президент Соединенных Штатов обладал властным голосом и доверительной улыбкой. Он пожал руку моего деда. – Рад тебя видеть.

Президент Нолан был отличным лжецом.

Но Уильям Кейс был ещё лучшим.

– Всегда рад, – с улыбкой на губах и блеском в глазах ответил создатель королей. – Насколько я понимаю, вы знакомы с моей внучкой?

Его внучкой. Наверняка я была не единственной, кто расслышал в голосе создателя королей чувство собственности. Президент познакомился со мной ещё до того, как Уильям Кейс узнал о моём существовании. И президент бесспорно куда лучше ладил с Айви.

Но во мне текла кровь создателя королей.

– Тэсс, – Первая Леди шагнула ко мне, целуя меня в щеку. – Ты чудесно выглядишь, милая.

Вы знаете, – подумала я. – О вашем сыне. О Даниэле Николае.

На её лице не была и намёка на происходящее. Она выглядела такой уверенной, элегантной и мягкой. Совсем не как королева, чьё королевство распадалось у неё на глазах. Её белое платье доходило до колен, а её блейзер украшала куда более сложная вышивка, чем на та, что на моём платье. Ни один светлый волосок не выбивается из прически, – подумала я. Но Джорджия Нолан знала. Я чувствовала, что президент рассказал ей.

Возможно, я ошибалась. Возможно, отцом ребенка был не Уолкер. Возможно, я раздувала из мухи слона.

– Адам, – президент пожал руку Адама, а затем взглянул ему через плечо. – Я не знал, что Айви придёт.

Айви?

Мы с Адамом и Кейсом обернулись и увидели, как она пробирается через толпу. На ней было подходящее случаю черное платье без выреза. С черными перчатками до локтей и тщательно собранными волосами, она походила на вторую Одри Хепберн. Или, – подумала я, отмечая скорость её шагов и напряжение её губ, – на фурию прямиком из ада.

– Айви, – Джорджия поприветствовала её, точь-в-точь, как она поприветствовала меня. – Отлично выглядишь.

– Всё в порядке? – спросил у неё президент. Улыбка на его лице едва заметно напряглась.

– Адам, – абсолютно спокойно произнесла Айви. – Почему бы тебе не показать Тэсс сад скульптур?

Другими словами: она хотела, чтобы я убралась из зоны слышимости. Сейчас же.

Адам снова взял меня под руку. Не успели мы отойти, как президент обратился к его отцу.

– Всегда рад вас видеть, Уильям, – президент намекал, что ему пора уйти. Уильям Кейс был не из тех, кто ценил подобные намёки.

Я мельком взглянула через плечо. Рядом со мной Адам произнёс:

– Мой отец с президентом Ноланом друг друга недолюбливают.

Я знала, что Адам пытался отвлечь меня от Айви и Ноланов, но, возможно, его слова того стоили, так что я снова обернулась к нему.

– Мой отец был знаком с Первой Леди ещё в молодости, – продолжил Адам. – Они выросли в одном городе. Джорджия уехала в колледж, а назад вернулась уже помолвленной, – теперь я была полностью сосредоточена на словах моего дяди. – Мой отец никогда не умел проигрывать.

Я подумала о том, как президент общался с Уильямом Кейсом и как Кейс общался с Первой Леди.

Забавно, не так ли, что иногда проигравший значит куда больше, чем победитель?

– Капитан Кейс, – чей-то голос вырвал меня из моих размышлений. Его обладатель шагнул к нам и пожал руку Адама. – Спасибо за вашу службу.

Мой взгляд метнулся от мужчины, пожавшего руку Адама, к стоящему рядом с ним парню.

Джон Томас Уилкокс.

Конгрессмен Уилкокс был не слишком похож на своего сына. Он был ниже Джона Томаса и шире в плечах. Его редеющие волосы были разделены косым пробором.

– Конгрессмен, – поздоровался Адам. – Спасибо за вашу поддержку.

– Работа этого фонда стоит поддержки, – конгрессмен Уилкокс одарил нас дипломатичной улыбкой. – Она пересекается с обеими фракциями.

Эти слова напомнили мне о том, что конгрессмен Уилкокс – партийный организатор партии меньшинства – соперничал с партией президента – и создателя королей.

– А это, должно быть, ваша племянница, – конгрессмен обернулся ко мне. – Тереза, правильно?

– Вообще-то, – с хитрой, коварной улыбкой произнёс Джон Томас, – Тэсс.

– Мой сын, – сказал Адаму конгрессмен. Потом он снова посмотрел на меня. – Кажется, вы учитесь в одном классе в Хардвике.

– Какой тесный мир, – сказала я. Мышцы моей челюсти напряглись.

– Джон Томас, может, ты прогуляешься с Тэсс, пока я поговорю с её дядей? – предложил конгрессмен Уилкокс.

Кажется, эта идея радовала Джона Томаса ничуть не больше, чем она радовала меня. Взгляд его отца едва заметно помрачнел.

– С радостью, – немногословно произнёс Джон Томас. Он потянулся к моей руке. Я отдернула её.

– Не прикасайся ко мне, – сказала я. Я не повышала голоса, но мои слова прорезали воздух, словно нож.

Адам заслонил меня своим телом.

– В другой раз, – сказал он конгрессмену.

Затем он беспрепятственно вырвал нас из хватки конгрессмена. Он не говорил со мной до тех пор, пока мы не оказались в саду скульптур. В стороне играл военный оркестр.

– Насколько я понимаю, ты не фанатка сына конгрессмена, – сказал Адам.

Джон Томас разослал фотографию Эмилии всей школе. Если мои подозрения были правдивыми, и в ту ночь кто-то подсыпал что-то Эмилии, Джон Томас был первым в моём списке подозреваемых.

– Не фанатка, – согласилась я.

Адам был не против тишины. Он не стал уточнять или менять тему разговора. Мы остановились у статуи солдата.

– Как думаешь, почему Айви здесь? – наконец спросила я, нарушая тишину. Мои мысли всё ещё были в бальном зале с Айви и Ноланами.

– Думаю, – после долгой паузу сказал Адам, – она не может найти своего клиента.

ГЛАВА 21

Когда мы вернулись в бальный зал для ужина, Айви уже уехала. Либо она узнала у Ноланов то, что она хотела узнать, либо она посчитала, что они ничем не могли ей помочь.

Сегодня честь произносить речь выпала солдату, потерявшему всё своё подразделение в борьбе с мятежниками. Его ранили и демобилизовали. Уже через год он стал пить и лишился карьерных перспектив. Через три года он лишился детей и жены.

Слушая о том, как этот мужчина опустился на самое дно, но смог выбраться на поверхность, было легко забыть об окружающем меня мире: об Адаме и создателе королей, о президенте и Первой Леди, об Уолкере Нолане и том, что привело сюда Айви.

К тому времени, как подали десерт, речь завершилась, и благотворительный фонд решил отблагодарить своего платинового спонсора. Уильям Кейс вежливо принял стеклянную памятную табличку, и неплохо изобразил человека, не желающего оказываться в центре внимания, когда его попросили сказать пару слов.

– Мой сын Томми поступил на военную службу в день, когда ему исполнилось восемнадцать. Честно говоря, – не сводя глаз с нашего столика – с нас с Адамом – произнёс Кейс, – я посчитал это ошибкой. Я думал, что он сделал ошибку, когда он уехал, чтобы заняться начальной военной подготовкой. Думал, что он ошибся, когда уехал за границу. А когда я узнал, что во время своей второй командировки он погиб, я стал в этом уверен, – Кейс умел пользоваться паузами. – За эти годы, – произнёс он, – я понял, что самопожертвование и ошибка – это совсем разные вещи.

Адам – мой вечно контролирующий себя дядя – поднялся на ноги и вышел из комнаты. Кейс продолжил свою речь. Я чувствовала его глаза на нашем столике – на мне.

Во время аплодисментов по окончанию речи старика я вышла из комнаты вслед за Адамом. Дверь, через которую он ушел, вела в коридор. Я зашагала по нему, пытаясь найти Адама.

Кто-то сжал руку на моём локте.

– Ну и встреча, – в голосе Джона Томаса звучал надрыв, а его глаза сверкали. Я попыталась вырваться из его хватки, но он сильнее сжал мою руку.

– Большое спасибо, – сказал он, – за то милое представление перед моим отцом.

Его слова прозвучали невнятно. Я взглянула на дверь в бальный зал в надежде, что кто-нибудь её откроет. Но в коридоре были только мы с Джоном Томасом.

– Ты считаешь, что ты такая умная, – сказал Джон Томас. – Думаешь, что ты особенная, Тэсс Кендрик. Тэсс Кейс. Но это не так. Ты – ничто, – он склонился ко мне. Его губы замерли у моего лица. Я почувствовала запах алкоголя. – Ты просто маленькая, напуганная девочка.

Я впечатала свою ладонь в его нос. С силой. Джон Томас отшатнулся и поднёс руку к лицу. Затем он опустил её, увидел на ней кровь и ошарашенно уставился на меня.

– Ты… ты… меня ударила, – тупо произнёс он.

Я воспользовалась его удивлением и зашагала назад к бальному залу. Когда я попыталась открыть дверь, я осознала, что кто-то закрыл после того, как я вышла.

– Не могу поверить, что ты меня ударила. Ты маленькая психопатическая…

Не слушая его, я свернула в коридор, в котором находилось несколько дверей – включая уборную.

Я протянула руку к двери. Из-за угла появился Джон Томас.

– Я же сказал, что Эмилия была только первым залпом, – крикнул Джон Томас. – Подожди и увидишь, что я запланировал для твоего маленького парня.

Я не сразу осознала, о ком он говорил. Генри. Генри Маркетт не был моим парнем. Но эти слова заставили меня замереть на месте.

– Ты спишь с Маркеттом с тех пор, как ты сюда приехала, – усмехнулся Джон Томас. – Интересно, он когда-нибудь упоминал своего отца в ваших постельных разговорах.

Эти слова выбили из меня дыхание.

– Конгрессмен очень наблюдателен, – произнёс Джон Томас. – В этом плане, – пробормотал он, утирая свой окровавленный нос рукавом, – я – сын своего отца.

Я не хотела, чтобы он увидел, что эти слова угодили в цель, так что я открыла дверь, шагнула в уборную и заперла за собой дверь. Мои мысли завертелись круговоротом. Джон Томас знал что-то об отце Генри. Что-то, что могло навредить Генри на выборах. Что-то, что, по его мнению, могло сделать Генри больно.

Проведя в уборной пять минут, я открыла дверь. Джон Томас уже ушел, но в коридоре был кто-то другой. Пара. Рыжеволосая женщина в синем платье и туфлях в тон. Мужчина, примерно того же роста, что и она, но шире её где-то в два раза. Он прижимал женщину к себе, а его руки блуждали по её телу. Я не смогла различить их лица, но я заметила массивное серебряное кольцо на правой руке мужчины, которую он запустил в волосы женщины.

Раздался звук приближающихся шагов, и парочка оторвалась друг от друга. Я сделала шаг назад, позволяя двери уборной закрыться передо мной и надеясь, что они не заметят меня.

Через несколько секунд я услышала, как Адам позвал меня по имени. Когда я открыла дверь, парочка уже исчезла.

– Ты в порядке? – спросил у меня Адам.

Я шагнула к нему.

– А ты?

Только полчаса спустя, когда мы подошли к гардеробу, и я увидела серебряное кольцо на руке мужчины, стоявшего в очереди перед нами, я поняла, кого я видела в коридоре.

Конгрессмен Уилкокс.

А рядом с ним и Джоном Томасом стояла его жена. Её волосы не были рыжими, а платье не было синим.

ГЛАВА 22

В воскресенье утром на нашем пороге появился Уолкер Нолан. Он выглядел так, словно страдал от похмелья, и был готов потерять сознание.

Айви тут же набросилась на меня:

– Наверх, – приказала она. – Сейчас же.

– Всё в порядке, – хрипло произнёс Уолкер. – Она всё равно это увидит. Все увидят.

На миг повисла тишина.

– Увидят что? – спросила Айви.

Несколько секунд Уолкер молча смотрел на неё.

– Уолкер, – резко произнесла Айви.

Он сглотнул и попытался сфокусировать свой взгляд.

– Я могу зайти?

– Меня зовут Даниэла Николае.

Когда Уолкер говорил «это», он имел в виду видео, которое пришло на его электронную почту сегодня утром.

– Я живу по соседству. Вы проходите мимо меня в кофейне. Я – милая девушка. Вы улыбаетесь мне, когда проходите мимо меня, – тёмные глаза террористки контрастировали с её бледной кожей. – Я – врач. Я – ваша соседка. Ваша подруга. И всё, что вы обо мне знаете – ложь.

В голосе Даниэлы слышался едва заметный акцент.

– Меня растили с одной единственной целью. Одним призванием. И когда вы поймете, кто я, будет слишком поздно.

Она записала это ещё перед взрывом, – осознала я. – Когда она ещё не знала, что её план провалится.

– Я – одна из многих. Вы работаете с нами. Машете нам, когда мы поливаем ваши газоны. Мы повсюду. Мы работаем в вашем правительстве, ваших правоохранительных органах, вашей армии. Мы всё видим. Знаем все ваши тайны, – несмотря на то, что нас разделял экран, проницательность её взгляда казалась жутковатой. – И мы выжидаем.

Камера отстранилась, и рука террористки опустилась на её живот – живот явно беременной женщины. Выражение её лица дрогнуло, и на какой-то миг я увидела скрывающиеся под ним эмоции.

– Я хотела бы, чтобы всё сложилось по-другому. Хотела бы, чтобы мой ребенок мог встретиться со своим отцом. Хотела бы, чтобы той части меня, которая любила его, не существовало. Чтобы он не любил меня. Чтобы… – она сглотнула. – Чтобы я не была так хороша в своей работе. Я правда хотела бы этого, Уолкер. Но я – та, кто я есть, а ты – сын президента.

Она убрала руку со своего живота.

– Меня зовут Даниэла Николае. Мы больше не станем ждать.

Внезапно запись прервалась. Экран потемнел.

– Она сняла это, – произнёс Уолкер. – Для меня. Чтобы я увидел это после взрыва.

– Уолкер, – голос Айви был спокоен, но напряжен не меньше, чем голос террористки. – Что ты имел в виду, когда сказал, что это увидят все?

Уолкер выглядел так, словно он не спал несколько дней и больше никогда не уснёт.

– Видео отправили не только мне.

Некоторые секреты не могла похоронить даже великая Айви Кендрик. Кто-то открыл шкатулку Пандоры.

Закрыть её было невозможно. К полудню видео попало в сеть. В десять минут первого его крутили по всем новостным каналам.

– Сын президента пригласил террористку не только в свой дом, но и в свою постель! Стоит задаться вопросом: о чём именно Уолкер Нолан мог рассказать этой женщине? Почему он оказался такой легкой мишенью? И как долго президент знал правду?

На этот раз женщина-эксперт, которая критиковала Ноланов после взрыва, не участвовала в дебатах. Она сидела за столом и говорила, глядя прямо в камеру.

– Мы знаем, что эта группировка специализируются на вербовке людей. Они вербуют американских граждан. Сына президента уже допрашивали? Разве мы можем быть уверенны, что они не добрались и до него?

Так всё и продолжалось. Уолкера выставляли либо сообщником, либо марионеткой. Он сам отказался от личной охраны. Он сделал из себя мишень. И, если президент не мог гарантировать безопасность собственной семьи, как он мог гарантировать безопасность этой страны?