Текст книги "Долгая игра (ЛП)"
Автор книги: Дженнифер Линн Барнс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 15 страниц)
Это был фатальный удар.
Меньше чем час спустя президент выступил с заявлением. Он сказал, что он опечален тем, что жертвой террористов стал его собственный сын, и благодарен Уолкеру за то, что он разгадал их хитрость вовремя, чтобы спасти сотни жизней.
– Позвольте мне прояснить, – закончил президент Нолан. – Соединенные Штаты не ведут переговоров с террористами. Мы их не боимся. Мы не позволим им разделить нас. Наша страна сильна. Мы горды и едины. И мы победим в войне против терроризма.
ГЛАВА 23
В понедельник утром Майя без особого энтузиазма сообщила Эмилии, что рейтинг её популярности среди девяти – и десятиклассниц был как никогда высок. Учитывая то, что обычно Майя Роджас была полна энтузиазма, я догадалась, что её мать – специалист по опросам общественного мнения – как и Айви, работала все выходные. И рейтинг популярности президента Нолана был как никогда низким.
Сидящая напротив Майи Ди перебросила свои светлые волосы через плечо.
– Дайте руки, – сказала она. Из-за её исландского акцента слова прозвучали резче. Мы не пошевелились, и она закатила свои светло-голубые глаза. – Я не кусаюсь, – произнесла она. – Чаще всего. Дайте руки.
Майя протянула ей свои руки, а Ди достала ручку и написала что-то на тыльной стороне её правой ладони.
Затем она посмотрела на меня.
– Руку.
– Я пасс, – сказала я.
– Ты не можешь отказаться, – парировала дочь посла. – Это ты начала всё это.
Я взглянула на руку Майи. Ди написала на её тыльной стороне три буквы. ЯСЭ.
«Я с Эмилией».
– Девятиклассницы пишут это на своих руках, – Ди одарила меня ледяным взглядом. – Теперь мы должны написать это на своих.
Эмилия была необычайно молчалива. Ещё неделю назад она приказала бы мне согласиться.
Я протянула Ди руку, продолжая наблюдать за Эмилией. Сестра Ашера не поблагодарила меня ни разу с тех пор, как я помогла ей вернуться в предвыборную гонку. Я понимала, что она не могла меня поблагодарить – тогда ей пришлось бы признаться в том, что дело казалось не просто выборов, хотя бы самой себе.
Я наблюдала за тем, как Ди вывела на моей руке буквы. ЯСЭ.
– Я пришел с пончиками, – рядом с нашим столиком появился Ашер. – И приносящего пончики поприветствовали шумно и пышно, – он принялся терпеливо дожидаться шумного и пышного приветствия.
Вместо этого Эмилия одарила его взглядом сестры, которая слишком хорошо знала своего брата.
– Что ты натворил? – ровно спросила у него она.
– Ничего, – с очаровательной улыбкой ответил Ашер.
Эмилия едва заметно прищурилась.
– Что ты собираешься натворить?
– Разве парень не может просто так принести своей дражайшей, милой сестре сласти в честь чудесного понедельника?
– Нет, – хором ответили мы.
– Возможно, меня переполняет братское чувство вины, – предположил Ашер. – Ведь я предал свою семью, когда встал на сторону мятежника Генри Маркетта в этих выборах.
– Возможно, – парировала Эмилия, – ты что-то взорвал, и хочешь, чтобы родителям рассказала об этом я?
Ашер подмигнул ей.
– Возможно, в этом есть доля правды.
– Я хочу знать, что именно ты взорвал? – многострадальчески вздохнув, спросила Эмилия.
– Зависит от того, была ли ты очень привязана к каменной горгулье на нашем крыльце, – я фыркнула и выхватила у него пончик.
Ашер посчитал это приглашением и сел рядом со мной.
– Как продвигается предвыборная кампания?
Мы не успели ответить.
– Готов поспорить, лучше, чем у некоторых, – к нам подошел Джон Томас, но он не стал садиться за столик. Наверное, ему нравилось смотреть на нас сверху вниз. – Недавно я услышал ужасный слух, – наслаждаясь своими словами, произнёс он.
До этого момента я не помнила о том, что Джон Томас решил сделать Генри своей следующей мишенью. За всем происходящим я забыла спросить у Айви, мог ли конгрессмен Уилкокс знать, что она сделала для семьи Маркеттов.
Я забыла спросить её о том, мог ли сын конгрессмена узнать правду об отце Генри.
– Тебе самое время уйти, – сказал Ашер. Его голос звучал оживленно, но я слышала в нём угрозу.
– Уйти было бы как-то неправильно, – возразил Джон Томас. – Меньшее, что я могу сделать, так это предупредить вас о том, что я услышал, – не считая едва заметной изогнутости его губ, всё в нём говорило об искренности. – Зависимость – это болезнь. Я даже не представлял, что перед смертью отец Генри переживал такие тяжелые времена. Постоянно в центрах реабилитации…
Ашер поднялся на ноги.
– Не, – сквозь сжатые зубы, выдавил он, – говори. Об. Отце. Генри.
Ашер постоянно находился в движении – всегда смеялся или улыбался.
Но не сейчас.
– Я не говорю об отце Генри, – Джон Томас опустил взгляд на Ашера. – Я просто рассказываю вам о слухах.
Зависимость. Центры реабилитации.
Джон Томас не знает, что отец Генри покончил с собой. Это должно было меня успокоить. Он не знает, что Айви скрыла это.
Судя по всему, это был не единственный секрет семьи Маркеттов.
– Ашер, – мои размышления нарушил голос Эмилии. – Не нужно.
Не трать на него слова. Не позволяй ему вывести тебя из себя.
Предупреждение Эмилии привлекло внимание Джона Томаса. Сын конгрессмена склонился к ней и смахнул с её лица прядь волос. Эмилия замерла от его прикосновения. Она почти не дышала.
– Не прикасайся к ней, – голос Ашера был острым, словно бритва. Он всерьез обдумывал идею спрыгнуть с крыши здания, чтобы спасти свою сестру от осуждающих взглядов. Он всегда защищал её.
– Твоя сестра тебе не рассказывала? – глядя Ашеру в глаза, Джон Томас потёр прядь волос Эмилии между пальцами. – Я был у неё первым.
Эмилия вздрогнула. В один миг Ашер сидел рядом со мной, а в следующий Джон Томас лежал на земле, а Ашер стоял над ним.
– Если она сказала, что она этого не хотела, – прошептал Джон Томас, – она соврала.
Ашер сорвался. Это нельзя было описать другими словами. Он снова и снова бил Джона Томаса по лицу с сумасшедшей яростью.
Всё это время Джон Томас улыбался.
– Ашер, – произнесла Эмилия. Он не услышал её, не услышал меня. В своей ярости он не слышал ничего.
Я заметила движение справа от меня, а затем кто-то оттянул Ашера от Джона Томаса. Я не сразу осознала, что это был Генри. Ашер попытался вырваться из его хватки, бросаясь вперед. Крепко сжимая руки на его груди, Генри оттащил его назад.
– Хватит, Аш, – сказал Генри.
Через несколько секунд к нам нагрянули учителя. Джон Томас всё ещё лежал на земле, истекая кровью. Он всё ещё улыбался. Затем он поймал мой взгляд, и я почти слышала, как он злорадствовал:
Не ты одна можешь осуществить план.
ГЛАВА 24
Ашера отстранили от учёбы на две недели. Ему повезло, что его не исключили. У драки было много свидетелей, которые могли описать произошедшее: Ашер ударил первым. Джон Томас даже не отбивался.
Только несколько человек слышало, как Джон Томас провоцировал Ашера на драку.
Когда директор спросил у Эмилии, приставал ли к ней Джон Томас, она покачала головой. Она не посмотрела Ашеру в глаза. Не сказала ни слова.
Как она могла это объяснить?
Когда мы выходили из кабинета директора, Ашер поймал её взгляд.
– Эм…
– Не нужно, – настойчиво произнесла Эмилия. Я мысленно перевела её слова: Не спрашивай у неё, о чём говорил Джон Томас. Не спрашивай, почему она не сказала директору правду. – Ты наконец-то добился того, чтобы тебя отстранили, – сорвалась она. – Теперь ты счастлив?
– Я просто… – начал было Ашер, но Эмилия не дала ему закончить. Она опустила руку на его грудь и оттолкнула его.
– Я тебя об этом не просила.
На уроке «Говоря о словах» покрытый синяками Джон Томас объявил, что он будет работать со мной в паре.
К нам подошел Генри.
– Настоящий мужчина никогда не предполагает, что кто-то захочет быть его напарником, – произнёс Генри. Он одарил Джона Томаса взглядом, от которого по моей спине пробежали мурашки. – Настоящий мужчина спрашивает.
Судя по голосу Генри, на самом деле, он говорил не о парной работе на уроках.
– Настоящий мужчина не принуждает. Не давит, – продолжил Генри. – Он не может просто взять то, чего хочет. Он спрашивает, – ещё несколько секунд Генри пристально смотрел на Джона Томаса, а потом он повернулся ко мне и продемонстрировал пример. – Хочешь вместе поработать над этим заданием, Кендрик?
Если бы взглядом можно было убить, то после того, как я посмотрела на Джона Томаса Уилкокса, он бы уже лежал в могиле.
– С радостью, – сказала я Генри, отворачиваясь от сына конгрессмена.
К сожалению, в классе было нечетное количество учеников, а значит, Джон Томас мог присоединиться к любой группе. Он явно не принимал слова Генри близко к сердцу. Он посчитал их призывом к бою.
– Жаль, что так случилось с Ашером, – небрежно произнёс Джон Томас. – Он всегда был немного безбашенным.
Какой-то миг я размышляла о том, стоило ли ударить Джона Томаса самой и быть отстраненной от учебы на две недели.
– Ашер вернется в школу через пару недель, – полностью контролируя свой голос, произнёс Генри. – А вот ты, – продолжил он, глядя на Джона Томаса так, словно он видел его насквозь, – останешься полным разочарованием для каждого, кто решит тебе довериться.
Слово «разочарование» всегда било Джона Томаса по самому больному месту.
– А что думаешь ты, Тэсс? – придя в себя, спросил Джон Томас. – Ты разочарована?
– Нет, – сказала я. – Я не доверяюсь людям вроде тебя.
На несколько секунд повисла ещё одна напряженная пауза.
– Вы знали, что в Хардвике ведутся записи? – спросил Джон Томас. – О лекарствах, диагнозах, психическом здоровье… – он замолчал. – Вы не поверите, сколько девочек в этой школе отправляются в клиники расстройства пищевого поведения, когда говорят, что едут в летний лагерь. А ваша маленькая подружка Вивви? – продолжил Джон Томас. – Она – интересная личность.
Когда-то Вивви рассказала мне, что девятый класс давался ей нелегко. Она не уточняла, но я знала, что в этой истории были замешаны антидепрессанты.
После всего, через что Вивви прошла в этом семестре, мысль о том, что Джон Томас скажет кому-нибудь о ней хоть слово, заставила меня пожалеть о том, что Ашер не ударил его ещё сильнее.
Генри опустил руку мне на плечо, напоминая мне о том, что Джон Томас пытался сделать со мной то же самое, что он сделал с Ашером: спровоцировать меня на драку, подтолкнуть меня к грани.
В эту игру можно играть и вдвоём. Лучшая часть меня попыталась воспротивиться, но быстро проиграла.
– Забавно, – произнесла я, глядя Джону Томасу в глаза. – Я видела твоего отца в пятницу вечером. Ему явно было очень уютно с женщиной, которая не была твоей матерью.
– Тэсс, – Генри вложил в одно единственное слово столько осуждения. Не опускайся до его уровня. Не играй в его игру.
– Рыжие волосы, – продолжила я. – Синее платье. Ей явно нравилось тяжело дышать в волосы твоего отца, когда он гладил её по шее.
Лицо Джона Томаса замерло.
– Ты не знаешь, о чём говоришь, – напряженно произнёс он.
– Может, мне спросить о ней твоего отца? – я подалась вперед. – Я могу сказать ему, что ты упомянул что-то об их отношениях на уроке.
Мои слова угодили в цель. Судя по выражению лица Джона Томаса, он знал об отношениях его отца с этой женщиной, а его отец знал, что он знал.
– Он тебе не поверит, – сказал Джон Томас.
– Думаю, мы оба знаем, что это не так. Особенно, если я упомяну о том, что ты распускал слухи о семье Генри, – я облокотилась на свои ладони. – Конгрессмен очень наблюдателен, – я повторила слова, сказанные Джоном Томасом на благотворительном ужине. – Ты узнал о семье Генри от своего отца. И почему-то мне кажется, что он будет не слишком рад услышать, что ты распустил язык. Знание – это сила, – небрежно произнесла я, – и вот ты раздаешь силу конгрессмена. И ради чего? Каких-то школьных выборов, в которых ты всё равно не победишь?
Я видела Джона Томаса вместе с его отцом всего один раз, этого хватило, чтобы догадаться, что конгрессмен предпочтет самую малую долю политической власти школьным проблемам своего сына.
– Ты будешь держать свой рот на замке, – выдавил Джон Томас.
Я улыбнулась.
– Как думаешь, будет сложно организовать небольшой разговор с конгрессменом? – риторически спросила я. Джон Томас напал на Генри и Ашера. Он терроризировал Эмилию. Угрожал Вивви. Я была не против ответить на это собственной угрозой.
– Если ты ещё раз навредишь кому-то из моих друзей, – я склонилась вперед, чтобы моего лицо оказалось в дюйме от его лица, – я тебя похороню. И твой собственный отец бросит горсть земли в твою могилу, потому что Генри прав, – мой голос был едва ли громче шепота, но от этого он звучал ещё более резко. – Ты – разочарование.
ГЛАВА 25
Генри не сказал ни слова о том, как я использовала конгрессмена Уилкокса против его собственного сына. А я не сказала Генри, что иногда люди вроде Джона Томаса принимали порядочность за слабость.
Если для того, чтобы Джон Томас понял, что нападать на моих друзей было плохой идеей, мне нужно было запачкать руки – пусть будет так. Если бы я могла наказать его за то, что он сделал – и всё ещё делал – с Эмилией, если бы я могла заставить его заплатить, не заставляя её делать то, чего она явно не хотела – я бы так и сделала.
Настало время ланча, но я была не голодна. Вместо этого я вышла во двор. Я собиралась сесть за столик, но мои ноги продолжили шагать – мимо часовни, мимо Художественного центра Максвелла, на футбольное поле. В ноябре в Вашингтоне было холодно, но в моей крови жила Монтана. Холод беспокоил меня не больше, чем парни вроде Джона Томаса Уилкокса.
Подставив своё лицо ветру, я обдумала то, что я сказала Джону Томасу – и его реакцию на мои слова. Когда-то Айви сказала мне, что фиксерам приходилось уплачивать цену. Учитывая то, что Джон Томас сделал с Эмилией, то, что он сказал Ашеру и то, с какой самоуверенностью он заявил, что отец Генри был алкоголиком, притворяясь, что он не хотел расстраивать нас этими новостями…
Я не собиралась сожалеть о том, что нанесла ответный удар.
Не собиралась гадать о том, каким человеком это меня делало.
Через какое-то время моё лицо онемело от ветра. Когда я зашагала назад к главному школьному зданию, я была уверенна в одном. Если Джон Томас скажет хоть слово о Вивви, если он хотя бы посмотрит в её сторону, и я должна буду выполнить свою угрозу – я так и сделаю.
Я направилась назад к кафетерию, но выбрала длинную дорогу. Мимо компьютерных лабораторий, мимо библиотеки… Я замерла.
Я услышала звук. Резкое бульканье, напоминающее шум воды в трубе.
Не считая меня, коридор пустовал. Дверь в библиотеку была приоткрыта.
Что это за звук?
В этот момент я увидела сочащуюся из-под двери жидкость. Сначала я решила, что это вода, но затем я осознала. Она была красной. Сердце грохотало в моей груди. Я шагнула к двери. Красная – она красная – густая…
Дверь скрипнула, и что-то вывалилось в коридор. Я не сразу осознала, что это был человек. Несколько секунд спустя я узнала в нём Джона Томаса Уилкокса. Руки. Ноги. Глаза. Рот. Все составляющие были на месте, но единое целое…
Красный. Красные пятна на его груди. Его руках.
Это он издавал ужасный булькающий звук.
Я подалась вперед, осознав, что, если он хрипел, он всё ещё был жив. Мой мозг переключился в сверхскоростной режим. Под синим блейзером Хардвика его белая рубашка была пропитана кровью. Я сорвала блейзер, пытаясь найти рану.
– Помогите! – неистово, хрипло выкрикнула я. – Кто-нибудь, помогите!
Рот Джона Томаса открылся и закрылся, когда он попытался вдохнуть. Каждый его вздох сопровождали ужасные булькающие звуки.
Я стянула собственный блейзер и прижала его к его груди. Остановить кровотечение. Нужно остановить кровотечение. Я снова позвала на помощь. Я кричала.
– Стреляли, – выдавил Джон Томас.
В него стреляли.
– Всё в порядке, – соврала я. – С тобой всё будет в порядке.
Я чувствовала на своих руках его кровь. Чувствовала её запах.
– Скажи, – ему удалось выдавить ещё одно слово. Он дышал всё чаще.
Продолжая давить на его рану одной рукой, я достала из кармана свой телефон. Моя рука дрожала. Я набрала 911.
– Не, – Джон Томас издал булькающие звуки. Он приподнялся, схватил меня за рубашку и посмотрел мне в глаза. – Рассказал.
Через миг он снова упал на землю. Его голова склонилась на бок. Пол под ним тонул в крови.
– Что у вас случилось?
На каком-то уровне я осознавала, что на другом конце провода заговорил оператор 911. На каком-то уровне я помнила, как набирала номер. Но на другом, более примитивном уровне, я могла думать только о теле.
Теле, которое когда-то было Джоном Томасом Уилкоксом. Больше нет.
Ни судорожных вздохов. Ни бульканья. Его глаза опустели.
– Что у вас случилось?
– Он мёртв.
Я даже не понимала, что заговорила, пока оператор не ответил:
– Кто мёртв?
– Парень из моей школы, – слова огнём обжигали моё горло. Слёзы жгли мои глаза. Я не могла думать. Не могла дышать. – Кто-то стрелял в него. Я… Я пыталась помочь… Я звала на помощь, но никто…
– Мисс, вы должны сохранять спокойствие. Полиция уже едет. Стрелявший всё ещё там?
В коридоре была только я и тело, которое больше не было Джоном Томасом.
– В кого-нибудь ещё стреляли? – спросил оператор. – Кто-нибудь ещё мёртв?
Я не знаю.
Я не знала, подумала ли я об этом, или сказала вслух. Моя рука упала на пол, а с ней и телефон.
Почему никто не пришел на мои крики?
Что, если Джон Томас – не единственный? – подумала я. Эта мысль заставила меня прийти в движение. В один миг я стояла на месте, а в следующий я бросила телефон на пол и бросилась бежать к кафетерию.
К Генри и Вивви.
Распахнув дверь, я рванула в комнату. Неестественно неподвижные ученики сбились в группки. Я услышала, что кто-то плакал.
Несколько человек.
– Тэсс.
Я обернулась на звук голоса Генри. Он здесь. Он цел. Я шагнула к нему.
Генри в порядке. Мой мозг попытался усвоить эту мысль. Все они в порядке. Никто не ранен. Никто не кричал.
Генри подошел ко мне. Я никогда не видела на его лице такого напряженного выражения.
Что-то во мне сломалось.
– Стреляли, – мне удалось выдавить то же слово, которое произнёс Джон Томас. – В него кто-то стрелял.
Генри протянул руку и сжал моё плечо.
– Знаю.
Кто-то застрелил Джона Томаса.
Генри знает.
– Ты знаешь? – прошептала я.
– Все знают, – напряженно ответил Генри. – Я так сожалею. Я знаю, что ваши семьи близки.
Близки? Я попыталась усвоить его слова. Сожалею?
Сожалеет о том, что это я нашла тело? О том, что я снова и снова кричала, но никто не пришел?
– Мёртв, – я собиралась задать вопрос, но у меня ничего не получилось. – Он мёртв, и…
– Ты этого не знаешь, – вмешался Генри.
Да. Знаю.
– Тэсс.
Голос Генри напрягся. Я проследила за его взглядом к моим рукам. Кровь. На моих руках была кровь Джона Томаса. Мёртв. Он был мёртв…
– Тэсс, – мягче повторил Генри, – что случилось? Ты ранена?
– Нет, – сказала я. Глядя на свои окровавленные руки, я почувствовала теплое прикосновение Генри сквозь мою одежду. Дамба внутри меня сломалась, и я заговорила. – Кто-то стрелял в него. Я нашла тело. Я звала на помощь. Я пыталась…
Генри пригнулся, пытаясь поймать мой взгляд. Его мятно-зеленые глаза нашли мои.
– Стреляли в кого? – спросил он.
– В Джона Томаса Уилкокса, – я уставила на него. Мой мозг усвоил тот факт, что, если Генри не знал о Джоне Томасе, значит, он говорил о чём-то другом.
О ком-то другом.
Вдалеке раздались звуки сирен. Я перевела взгляд с Генри на плоский экран телевизора на ближайшей стене.
Журналистка что-то говорила в камеру. Я не слышала её – я ничего не слышала и не чувствовала. Ни рук, ни ног, ни языка. Но перед тем как наступил шок, и у меня потемнело в глазах, я различила слова в нижней части экрана.
«В него кто-то стрелял», – вот, что я сказала Генри.
Он хрипло ответил: «Знаю».
Я отшатнулась назад, пытаясь опереться на стену. Когда я сказала: «В него кто-то стрелял», я говорила о Джоне Томасе Уилкоксе.
Генри говорил о президенте Нолане.
ГЛАВА 26
Президента Нолана подстрелили. Кто-то стрелял в президента. Эти слова снова и снова вертелись в моей голове.
Теперь, когда я сидела на полу, облокачиваясь на стену, смысла в них было не больше, чем когда я стояла в кафетерии.
Школа пребывала в режиме блокировки. Сначала мы услышали первые сирены, а меньше, чем через минуту, нас отправили по кабинетам. Свет был отключен. Двери – заперты. В коридорах дежурила охрана.
Телохранители Анны Хейден вывели её с территории школы.
Я оказалась в кабинете физики. Тут были и Генри с Вивви. Вместе с нами в комнате толпилось ещё две дюжины наших одноклассников. Кто-то плакал. Кто-то лихорадочно писал сообщения родным.
Кто-то смотрел на меня.
Кровь на моих руках уже высохла, но моя одежда всё ещё была ею пропитана. Мои брюки. Рукава моей рубашки. Лацканы, за которые меня схватил Джон Томас.
Джона Томаса застрелили, кто-то пытался убить президента, а на моих руках была кровь.
– Что ты видела, Тэсс?
Чей-то шепот нарушил рокот моих мыслей. В тёмной, забитой людьми комнате, я даже не знала, кто задал вопрос.
– Что случилось?
– Чья это кровь?
Больше голосов, больше вопросов. Я даже не осознавала, что дрожу, пока Генри не опустил руку на тыльную сторону моей шеи.
Они продолжат задавать вопросы. Снова и снова задавать вопросы, а ответы останутся одними и теми же.
Кто-то стрелял в Джона Томаса. Кто-то стрелял в него, я нашла его, и…
Кто-то позвонил стоящему у двери охраннику.
– Всё чисто, – произнёс он через несколько секунд. – В школе нет и следа стрелявшего.
Включился свет. Комната взорвалась разговорами. Их притупленный шум давил на мои уши. Если они не нашли стрелявшего, если это было не началом какой-то беспорядочной стрельбы – значит, Джон Томас был единственной мишенью.
Кто-то хотел его смерти.
Я тебя похороню. Я вспомнила, как сказала Джону Томасу эти слова. Я действительно имела это в виду. Джон Томас любил угрожать людям – и, что-то подсказывало мне, что его мишенями оказались не только мои друзья.
Почувствовав тошноту, я принялась соскребать засохшую кровь со своих рук. Дверь кабинета открылась. На каком-то уровне я осознавала, что в комнату зашел полицейский. Я слышала, как он произнёс моё имя, но я почти не узнала его. Я могла думать лишь о том, что я должна была избавиться от крови.
– Эй, – мягко произнесла Вивви. Она протянула руку, чтобы взять меня за запястья. – Всё в порядке. Ты в порядке.
Я отшатнулась от неё. Она обернулась к Генри, и он шагнул вперед.
– Тэсс, этим джентльменам нужно с тобой поговорить, – позвал учитель из передней части кабинета.
Я поговорю с полицией. Я всё им расскажу, но сначала мне нужно избавиться от крови на моих руках.
Генри поймал мои запястья своими руками. Его прикосновения были бережными, но я не смогла вырваться из его хватки.
– Вода, – сказал мне Генри. Он обладал жутковатой способностью звучать спокойно и разумно в любых обстоятельствах. – Тебе нужна вода, – он провёл меня к аварийному душу и потянул за рукоятку. Полилась вода. Генри медленно подставил под неё мои руки. Он провёл своими ладонями по моим, осторожно стирая корку крови на моих ладонях и ногтях.
Несколько секунд я наблюдала за происходящим словно издалека. Его пальцы на моих, его гладкая, шоколадная кожа на моей – неестественно бледной под кровью Джона Томаса.
– Я в порядке, – возможно, если я произнесу слова, я смогу в них поверить. Я пришла в себя и почувствовала прикосновение Генри на моей коже, его тело рядом с моим. Кажется, в тот же миг, он осознал, что мы впервые находились так близко друг к другу.
Мы замерли. Генри сделал шаг назад. Я уставилась на красные пятна, стекающие в сток.
– Мисс, – произнёс кто-то у меня за спиной. – Вы должны пойти со мной, чтобы мы могли задать вам несколько вопросов.
Вивви передала мне стопку бумажных полотенец. Пока я вытирала руки – теперь они были по большей части чистыми, но не полностью – Генри взглянул на полицейского.
– Может, дадите ей минутку? – произнёс он. Это был не вопрос. Продолжая сверлить полицейского взглядом, Генри снял свой блейзер Хардивка и принялся расстегивать свою белую рубашку. Только когда он снял её, я поняла, что он собирался сделать.
– Ты не обязан, – начала было я.
– Кендрик, – решительно произнёс Генри. – Лучше замолчи, – теперь на нём была только майка, но он разговаривал так, словно стоял передо мной в смокинге. Затем он деловито передал мне рубашку. Ощущая на себе взгляды всех до единого учеников в кабинете, я обернулась к полицейским.
– Я могу переодеться? – как и Генри, я не спрашивала разрешения. Полицейский коротко кивнул.
– Нам нужно упаковать твою рубашку.
Упаковать её. Как улику. По кабинету пронеслась ещё одна волна шепота и догадок. В последний раз взглянув на Генри и Вивви, я вышла из класса. В уборной я сняла свою рубашку и посмотрела на кожу под ней. Чистая. Моё тело было чистым. Мои руки были почти полностью чисты, но я всё ещё ощущала кровь.
Чувствовала её запах.
Я скользнула в рубашку Генри. Она была на меня велика. Я вдохнула и принялась застёгивать первую пуговицу. На этот раз я почувствовала не запах крови, а едва уловимый аромат Генри.
Мои пальцы справились с остатком пуговиц. Выходя из уборной, я даже не остановилась у раковины. Я передала свою рубашку полицейскому.
А затем начался допрос.
ГЛАВА 27
– Я возвращалась с футбольного поля. Зашла в школу через южный вход. Когда я проходила мимо библиотеки, я что-то услышала. Я обернулась и увидела, как из-под двери сочится кровь. А потом…
Тело. Теперь этот просто тело.
– Потом Джон Томас упал из комнаты в коридор.
Я рассказала свою историю с полдюжины раз. Полицейские всё повторяли, что помочь могла любая информация, даже крохотная деталь, так что мы проходили это снова и снова. Мы с полицейскими уединились в кабинете директора. Директор Рэлей стоял в дверном проёме, контролируя допрос.
– На тот момент мистер Уилкокс был всё ещё жив? – подсказал детектив.
Я кивнула.
– Он истекал кровью. Сначала я не знала, что в него стреляли, но крови было так много, – я сглотнула. Я уже побывала в состоянии шока, и я не хотела, чтобы это повторилось. – Я опустилась рядом с ним на колени и попыталась остановить кровотечение. Он – Джон Томас – он сказал, что в него стреляли.
– Он так и сказал: «В меня стреляли»?
– Нет, – сквозь сжатые зубы, произнесла я. – Он сказал только: «Стреляли».
А потом он сказал: «скажи», «не» и «рассказал». Мы уже обсуждали это. Снова и снова.
– Ты звала на помощь, но никто не пришел.
– Как я уже говорил, – вмешался директор, – персонал был занят новостями о покушении на президента, не говоря уже о других учениках. Царил хаос. Уверяю вас, при нормальных обстоятельствах охрана была бы оповещена уже через несколько секунд.
Полиция уже отправила кого-то поговорить со школьной охраной. По всей школе работали камеры слежения. Возможно, записи с камер могли сказать полиции то, чего не могла сказать я – кто стрелял в Джона Томаса.
Как кому-то вообще удалось пронести в школу пистолет? Всего лишь один из полудюжины вопросов, эхом отдававшихся в моём мозгу каждый раз, когда я вспоминала о произошедшем.
– Что ты делала на футбольном поле? – полицейские впервые заговорили о том, что я делала, прежде чем нашла тело.
– Думала, – одного слова было достаточно, чтобы ответить на этот вопрос.
Детективы переглянулись.
– Ты сказала, что направилась к школе где-то в без десяти, – сказал один из детективов, просматривая свои заметки. – Ты нашла тело Джона Томаса. Звонок в 911 поступил где-то в три минуты.
Тринадцать минут с тех пор, как я решила вернуться в школу, до того момента, когда я набрала 911. Десять минут ходьбы, три минуты криков о помощи – снова и снова, без ответа.
– Тэсс, милая, – мисс Перкинс просунула голову в кабинет. – Я поговорила с Айви. Она уже едет.
Директор едва заметно побледнел и шагнул вперед.
– Джентльмены, думаю, этот допрос проходил уже достаточно долго. Девочка рассказала вам всё, что помнит. Я могу подтвердить, что футбольное поле находится достаточно далеко от главного здания Хардивка, и мы не запрещаем ученикам гулять по территории школы во время ланча.
Директор подошел ко мне и опустил руку на спинку моего стула.
– Если у вас есть ещё какие-то вопросы, – сказал он полицейским, – боюсь, их придётся задать в присутствии родителя или адвоката, которого они решат нанять.
Я была несовершеннолетней. Полицейские без колебания приняли моё заявление о том, как я нашла тело Джона Томаса – но слова директора напомнили им, что они не могли по-настоящему допрашивать меня без присутствия Айви.
Они не могли спрашивать о том, где я находилась перед убийством.
О том, какими были мои отношения с Джоном Томасом Уилкоксом.
Через пятнадцать минут приехала Айви.
– Ты в порядке? – негромко спросила она.
Я кивнула. Она понимала, что я солгала.
Я не была в порядке. Я стояла там в рубашке Генри, с кровью Джона Томаса на штанах, и хотела лишь одного – чтобы Айви взяла контроль над этой ситуацией и всё исправила.
Исправила меня.
– Мисс Кендрик, – один из полицейских встал и представился Айви. – Если вы с Тэсс можете остаться с нами ещё ненадолго, нам нужно задать ещё несколько вопросов.
– Завтра, – Айви тоже любила лаконичные ответы.
Офицеры явно хотели услышать не это.
– Со всем уважением, мисс Кендрик, нам правда нужно…
– Вам правда нужно подумать о том, что, если верить моим источникам, вы почти час допрашивали мою совершеннолетнюю дочь – без моего разрешения или адвоката. Любые вопросы, которые вы не успели задать за это время, могут подождать, – Айви перевела свой убийственный взгляд с одного офицер на другого. – Она – ребенок. Она получила травму, она истощена, и на ней всё ещё кровь мёртвого мальчика.
Слова Айви подействовали именно так, как она хотела: полицейские взглянули на неё с опаской и вспомнили, что на моей одежде была кровь.
– Нам понадобятся эти штаны, – сказал один из полицейских. Судя по выражению его лица, он ожидал, что только за эту просьбу Айви откусит ему голову. Вместо этого она обернулась ко мне и кивнула.
– Боди в коридоре. У него есть сменная одежда.
Я даже не стала задумываться о том, как Боди узнал, что ему нужно привезти одежду, или каким образом Айви была так хорошо осведомлена о ситуации. Она помогла мне выбраться из комнаты.
После того, как я отдала полицейским окровавленные брюки, она забрала меня домой.
ГЛАВА 28
– Выпей это, – Айви передала мне чашку с тёплой жидкостью. Я сжала её, но не стала подносить её к губам.
Айви не просила меня рассказать ей о том, как я нашла Джона Томаса. Она не допрашивала меня, не позвонила адвокату, и не начала вести себя, как адвокат. Пока мы ехали домой, она сидела рядом со мной на заднем сидении. Когда мы подъехали к дому и выбрались из машины, она приобняла меня одной рукой. Затем она приготовила этот напиток и толкнула его ко мне по столешнице.
