Текст книги "Путь страсти"
Автор книги: Дженнифер Эшли
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 20 страниц)
Глава 5
Даже воздух в комнате, казалось, был пропитан, горем – оно было настолько ощутимым, что трудно было дышать. Сердце Андреа сжалось – протолкавшись вслед за Шоном сквозь плотную толпу, она увидела лежавшего на больничной кровати Эли. Глаза у него запали, нос заострился, ошейник, который были обязаны носить оборотни, на фоне мертвенно-бледной кожи выглядел, словно след от удавки на шее мертвеца. Всего его опутывали какие-то трубки, аппарат искусственного дыхания в углу негромко попискивал.
На первый взгляд Эли был ненамного старше Шона – от силы лет сто, вряд ли больше. Его подруга дрожащим комочком свернулась возле него, слепая и глухая ко всему, кроме своего горя. Четверо мужчин помоложе и молодая девушка скорее всего дети Эли, догадалась Андреа, потянув носом и ощутив знакомый запах, – столпились вокруг кровати. В другом углу стоял еще один мужчина, постарше. Окаменев от горя, он не замечал ничего вокруг себя. Отец Эли, решила Андреа.
В воздухе отчетливо чувствовался запах злобы – злобы на людей, на тех, кто это сделал. Ни один из оборотней не должен смотреть как умирает его сын, так же как никто из щенят не должен видеть, как один из стражей оборвет нить жизни их отца у них на глазах. Какая подруга захочет, чтобы ее возлюбленного отняли у нее? Горе, которое испытывала эта женщина, может сломать ее. И ничто уже не вернет ее к жизни.
Подойдя к кровати, Шон осторожно тронул Эли за плечо.
– Эй, Эли! Ты меня слышишь? – мягко спросил он. – Послушай, парень, что ты такого сделал, что тебя так изрешетили? Какого черта эти пули липли к тебе? Намагнитил ты их, что ли?
Эли с трудом улыбнулся – несмотря на все лекарства, которыми его накачали, лицо его исказилось от боли.
– Такой уж я везунчик, Шон. Чертовски… притягательный. Ты ж меня знаешь. – И чуть слышно добавил: – Спасибо, что пришел.
Андреа видела, как Шон, неимоверным усилием воли подавив ярость и гнев, обнадеживающе похлопал кузена по плечу.
– А ну посмотри, кого я привел, Эли, – с улыбкой пробормотал он. – Правда, хорошенькая? Это моя соседка, племянница Глории, та самая, которую я выбрал себе в подруги. Славная девчушка, верно?
Чуть заметным кивком он дал Андреа знак подойти к кровати. Она замялась – чтобы выполнить его просьбу, ей пришлось бы отпустить медсестру, а Андреа очень не хотелось этого делать. Видимо, Дилан догадался об этом – не говоря ни слова, он встал так, чтобы закрыть собой дверь. Андреа облегченно вздохнула – она знала, что мимо Дилана и муха не пролетит.
Обхватив Андреа за талию, Шон притянул ее к себе. Подруга Эли, вздрогнув, вскинула голову. Глаза ее яростно сверкнули.
– Полукровка! – ощетинившись, прошипела она. – Отродье фэйри! Пусть убирается!
Но Шон словно не слышал.
– Эли, позволь Андреа дотронуться до тебя. Она попробует снять боль.
Из груди Эли вырвался прерывистый вздох.
– Проклятие… все, что угодно, только чтобы не мучиться так…
Андреа почувствовала, как ее захлестывают волны злобы – похоже, в этот момент ее ненавидели все: отец Эли, его подруга, их дети… даже медсестра. В ошейниках или без, все они с трудом удерживались от того, чтобы не растерзать ее на куски. Одно неверное движение – и ей конец. Они могут наброситься на нее в любую минуту, оскорбленные тем, что она посмела явиться сюда, когда они собрались, чтобы проводить в последний путь одного из своих. Будь у нее хоть капля здравого смысла, она бы оттолкнула Шона и бросилась наутек, а потом вскочила бы в грузовичок и уехала туда, где ее не найдут. Например, в Ривер-Волк – говорят, в это время там прекрасная погода…
Но Андреа понимала, что не уйдет. Такова была оборотная сторона дара, которым ее наградили далекие предки. Видеть мучения Эли, а потом повернуться и просто уйти она не могла. Она не оставит его страдать.
Стянув с Эли одеяло, Шон приподнял ему рубашку, и Андреа сдавленно охнула. Бледный живот Эли крест-накрест пересекали две рваных раны с розовыми сморщенными краями, которые не расходились только потому, что были склеены стерильной клейкой лентой в тех местах, где хирурги безуспешно пытались их зашить. Выстрелом ему разворотило живот, и часть внутренностей вывалилась наружу. Уродливые стежки частично воспалились. Зрелище было отвратительное – этого беднягу сначала выпотрошили, потом занесли в раны инфекцию, и теперь он умирал ужасной, мучительной смертью.
Раны, подобные тем, которые получил Эли, ей еще не доводилось исцелять. Вряд ли тут поможет ее дар, в отчаянии подумала Андреа. Единственное, что в ее силах, – это хоть как-то облегчить страдания Эли… может, сделать его смерть не такой мучительной. Она покосилась на Шона – чуть заметно кивнув, он показал, что все понимает.
Высвободившись, Андреа приблизилась к кровати и очень осторожно положила обе ладони на живот Эли.
В горле у Эли заклокотало, и стоявший в углу аппарат недовольно пискнул. Сыновья Эли, угрожающе зарычав, придвинулись к ней, смыкая кольцо, но Дилан поднял руку и они словно приросли к полу.
– Дайте ей сделать то, что в ее силах! – прорычал он. Дилан был старше и к тому же занимал в стае гораздо более высокое положение, чем они, – с этим следовало считаться. В палате наступила тишина.
– Продолжай, милая, – негромко пробормотал Шон.
Андреа закрыла глаза. В тех случаях, когда ей приходилось использовать свой дар, она пыталась мысленно представить себе спутанный клубок ниток, который ей предстоит распутать. Иногда это не составляло особого труда – как накануне с Ронаном, – однако случалось и так, что все ее усилия были тщетны.
Тело Эли представляло собой сплошной комок боли. Пытаясь мысленно разобраться в кровавой мешанине, которую представляли собой его внутренности, Андреа поняла одно – в Эли стреляли не из обычного пистолета. Вероятно, стрелявший воспользовался автоматическим оружием, возможно, заряженным пулями со смещенным центром тяжести или даже разрывными – ничем другим нельзя было объяснить ужасные разрушения, которые они оставили после себя. А люди еще надевают ошейники на оборотней, с горечью подумала Андреа.
Зажмурившись, она мысленно представила себе, как ее пальцы распутывают этот клубок, вытягивают одну ниточку за другой, раскладывая их по порядку – как будто перед ней было не кровавое месиво из внутренностей, а какой-то сложный узор. Для этого потребуется время, подумала она… только вот у Эли времени нет. Он старался не стонать – лишь скрипел зубами, Андреа хорошо понимала, что Эли еще жив лишь благодаря живучести, свойственной все оборотням. Убийца, кто бы он ни был, поработал на славу. Оставалось только гадать, как Эли удается терпеть эту невыносимую боль.
Даже не открывая глаз, Андреа чувствовала слабую, чуть заметную ауру, окружавшую каждого из всех, кто был в комнате. Это было похоже на мерцание свечи. Та, что исходила от Эли, была самой тусклой… возможно, она подпитывалась энергией его подруги, судорожно прижимавшейся к нему. Сыновья и дочь Эли молча стояли рядом – по их лицам было заметно, что они уже смирились с неизбежным и ждали только знака, чтобы приступить к обряду оплакивания. На этом фоне аура Дилана, по-прежнему державшего за руку дрожащую медсестру, казалась самой яркой.
А Шон? Андреа мысленно покосилась на него. Среди всех остальных он казался пылающим факелом. Любому, когда-либо имевшему отношение к магии, с первого взгляда было ясно, что на Шоне Морисси лежит благодать самой богини. Андрея понятия не имела, как становятся стражами, – слышала когда-то, что меч во время торжественной церемонии передается тому из членов клана, кто является ближайшим родственником прежнего стража, обычно сыну или племяннику, – но сейчас она могла бы поклясться, что дело тут не только в обычном родстве.
Фигура Шона как будто купалась в пламени – но даже на фоне его, священный меч у него на спине светился ослепительным светом. Насколько знала Андреа, Шон был чистокровным оборотнем. В жилах его не было ни капли крови фэйри, и, однако, его окутывал мощный поток магии… и меч стража был тут ни при чем.
Внутренний голос подсказывал Андреа, что когда меч обрывает жизнь кого-то из оборотней, он переходит в лучший мир не только благодаря мечу. Вернее, дело тут не только в мече, а еще и в том человеке, который держит его в руках. В самом страже. Интересно, догадывается ли об этом Шон?
Раны Эли были ужасны. Андреа с самого начала догадывалась, что ничем не сможет ему помочь, потому что на исцеление уйдет столько времени, что он попросту не выдержит. Мысли об этом заранее приводила ее в отчаяние. «Ну же, открой глаза, трусиха, – приказала она себе, – имей же мужество сказать его семье, что он умрет и ты ничего не можешь сделать, чтобы ему помочь». Не успев подумать об этом, она вдруг заметила, что лицо Эли помертвело, а окружавшая его и без того слабая аура стала тускнеть на глазах.
Меч на спине Шона внезапно вспыхнул нестерпимым светом. Его магия была сродни ее собственной – и сейчас она взывала к ней.
Андреа вдруг широко распахнула глаза.
– Шон, – чуть слышно прошептала она, – обнажи меч.
Из груди подруги Эли вырвался горестный стон, его дочь, покачнувшись, прислонилась к одному из братьев. Лицо Шона окаменело.
– Нет-нет, – поспешно замотала головой Андреа. – Не для этого! Не сейчас. Просто обнажи меч, Шон. Быстрее!
Ничего не понимающий Шон нахмурился, потом пожал плечами, прошептал коротенькую молитву и вытащил из ножен меч. Лезвие чуть слышно звякнуло. В мертвой тишине этот звук прозвучал, словно звон погребального колокола, и Эли открыл измученные глаза.
– Спасибо, Шон, – улыбнувшись, с трудом пробормотал он.
Андреа молча вытянула вперед правую руку и обхватила пальцами холодный клинок. Шон, озадаченно моргнув, застыл, чтобы не поранить ее.
Острое как бритва лезвие все-таки порезало ей ладонь – выступившая кровь слегка обожгла кожу. Закрыв глаза, Андреа заставила себя сосредоточиться на магии меча – мысленно она приказала обоим потокам магии, своей и той, что исходила от меча, слиться воедино.
Ее пронизала острая боль. Закусив губу, Андреа наблюдала за тем, как мощный поток, стекая с кончика меча, переливается в нее. Словно мириады сверкающих нитей тянулись к ней со всех сторон, сплетаясь между собой, пока не окутали ее светящимся коконом.
Андреа похолодела. Ощущение было такое, будто вся кровь в ее жилах вдруг разом превратилась в лед. Все было, как в ее ночных кошмарах… она уже видела это – горящие нити, которые со всех сторон тянутся к ней, словно чьи-то исполинские щупальца. Что бы это ни было, оно явно желало ее смерти.
Страх сдавил горло клещами, стало трудно дышать. С трудом взяв себя в руки, Андреа напомнила себе, что сейчас все иначе – во сне у нее никогда не было ощущения, что ее магия, дар целительницы, полученный от предков-фэйри, пытается убить ее. Нет, то, что преследовало ее в кошмарах, явилось извне. И, что бы это ни было, оно пугало ее.
Набрав полную грудь воздуха, Андреа попыталась направить оба потока магии, свой собственный и исходящий от меча, к животу Эли.
И тут произошло чудо… воздух слегка задрожал, и прямо у нее на глазах страшные раны стали затягиваться. Сплетаясь воедино, ее магия и магия меча стежок за стежком как будто штопали их, стягивая зияющие края, разглаживая уродливые бугры и превращая их в здоровую, гладкую ткань. Мышцы и кости, кровь и внутренние органы – все это двигалось и менялось, повинуясь прикосновению ее руки.
Ей не удастся полностью излечить его – Андреа хорошо это понимала. Нет, чуда не произойдет – Эли не вскочит с постели, не вырвет из тела трубки, чтобы сплясать вокруг кровати огненную джигу. Но процесс выздоровления уже начался – и толчок ему дала магия. А учитывая свойственный оборотням быстрый метаболизм и способность к регенерации, процесс выздоровления должен пойти семимильными шагами. Очень скоро Эли встанет на ноги. Он будет жить – а его отцу, подруге и детям не придется сегодня оплакивать его смерть.
Аппарат в углу вдруг истошно запищал – как СВЧ-печка, когда сообщает, что блюдо готово. Медсестра, изумленно ахнув, разинула рот. Растерянный Дилан отпустил ее руку. Андреа открыла глаза.
Эли, приподняв голову, переводил изумленный взгляд со своего живота, где уже наполовину зарубцевалась страшная рана, на Андреа и снова на живот. Его лицо порозовело, зловещая синева вокруг губ куда-то исчезла, и во взгляде появилась свойственная оборотням сила.
Отпустив лезвие меча, Андреа откинулась назад – она задыхалась, хватая воздух пересохшими губами. Медсестра, причитая, металась от одного аппарата к другому, даже не пытаясь объяснить взволнованным родственникам, почему они издают такие странные звуки. Ладонь Андреа в том месте, где она порезалась мечом, горела, как в огне… сполохи магии прямо на глазах вдруг стали бледнеть, а потом исчезли совсем.
Подруга Эли, прижимаясь к нему, беззвучно плакала. Смущенный Эли гладил ее по спутанным волосам, не сводя изумленных глаз со стоявшей возле кровати Андреа.
– Что ты сделала со мной, маленькая фея?! Черт… – звенящим голосом вдруг гаркнул он. – Больно-то как!
Крепко придерживая Андреа за плечи, Шон вывел ее из клиники. В лице ее не было ни кровинки, глаза казались огромными, ноги подламывались. Но она держалась – держалась, пока он вел ее по коридору мимо всех этих оборотней, которые молча провожали их глазами.
Слух о том, что произошло, разнесся по больнице со скоростью лесного пожара. Что самое интересное – все без исключения решили, что это чудо сотворил Шон. Только он один знал, что исцеление Эли – дело рук Андреа. Он успел почувствовать, как изменилась магия меча, когда она дотронулась до него рукой, ощутил, как она внезапно стала другой. Вместо того чтобы отнять у Эли жизнь, меч заново вдохнул ее в измученное тело; вместо того чтобы позволить его душе расстаться с телом, он помог ей остаться в нем.
Шон понятия не имел, как это произошло. А судя по выражению лица Андреа, она знала об этом не больше его самого.
Внезапно их со всех сторон обступили оборотни – на глазах у многих были слезы, кое-кто пытался хоть на мгновение благоговейно коснуться его. Но Шон молча шел вперед. Он понимал их чувства – но сейчас ему было не до них.
– Страж… – шептали они, провожая его глазами.
– Да благословит тебя богиня, Шон Морисси, – пробормотал какой-то мужчина. Его подруга, которую он крепко прижимал к груди, улучив момент, быстро коснулась пальцем рукава Шона.
Наконец Шон и Андреа, выйдя на крыльцо, с облегчением вдохнули кристально чистый, прохладный воздух. Медленно подступили сумерки, к вечеру заметно похолодало. Типичная техасская зима, вздохнула Андреа – с утра тепло и на небе ни облачка, а к вечеру, того и гляди, превратишься в сосульку.
Белый грузовичок Дилана терпеливо дожидался их на парковке. Привалившись к нему спиной, Андреа облегченно вздохнула. Сунув меч на сиденье, Шон озабоченно нагнулся к ней, покачал головой и принялся растирать ее ледяные руки.
– С тобой все в порядке?
– Сама не знаю, – призналась она. – Дьявольщина… ты что-нибудь понимаешь?!
– Они решили, что я сотворил чудо. Вернее, не я, а мы с тобой.
– А разве нет?
В глазах Андреа по-прежнему полыхал какой-то странный огонь – то они казались волчьими, то снова становились человеческими. Ошеломленный и растерянный Шон чувствовал, что в ней до сих пор буйствует магия его меча, он ощущал ее прикосновение через его рукоятку, упиравшуюся в его собственную плоть. Ощущение это было странным, немного пугающим – и одновременно пьянящим.
– Это ты сотворила чудо, Андреа.
Она покачала головой, не поднимая на него глаз. Пышные волосы защекотали ему руку.
– Нет… я лишь воспользовалась мечом, чтобы усилить собственную магию. Твой меч – древний артефакт. Его в незапамятные времена изготовили фэйри, поэтому его магия сродни моей. Может, этим все и объясняется. – Андреа поежилась: – Послушай, Шон, перестань смотреть на меня так! Ты хотел, чтобы я объяснила тебе, как это произошло. Так вот, я не знаю.
– Будь я проклят… А ты не так проста, как кажется на первый взгляд, Энди, девочка…
Андреа улыбнулась ему дрожащей улыбкой.
– Ты по-прежнему хочешь, чтобы я стала твоей подругой?
В крови Шона внезапно вспыхнуло пламя. Андреа спасла Эли жизнь, она дала его кузену возможность увидеть, как повзрослеют его дети, как они найдут себе подруг и подарят ему многочисленных внуков. Она избавила его от необходимости вытащить из ножен меч и вонзить его в сердце Эли. Он может с легким сердцем ехать домой, обнимать свою девушку и смеяться от радости – вместо того чтобы трястись в кабине один, чувствуя в душе лишь ужасающую пустоту и горечь утраты. И все это благодаря Андреа.
– Черт… конечно! – Обняв ее, он порывисто притянул Андреа к себе, наслаждаясь прикосновением ее мягкой груди. – Хочешь, открою тебе одну тайну? Ты очень красивая женщина, Андреа Грей, хотя от тебя иногда попахивает волками.
– М-м-м… обожаю, когда мне льстят! Давай дальше!
Шон рассмеялся. Господи, до чего же приятно вот так просто стоять и смеяться – просто потому, что все хорошо!
Крепко прижав к себе Андреа, он нагнулся и жадно поцеловал ее.
Она была восхитительная на вкус… какая-то причудливая и пьянящая смесь чувственности, секса и апельсинового сока, не говоря уже о том, что на губах ее до сих пор сохранился пряный привкус магии. Шон вдруг почувствовал, как эта магия окутывает их. Забыв обо всем, он нетерпеливо раздвинул ей губы, и их языки сплелись.
Это было так не похоже на их неторопливый поцелуй на лужайке перед его домом, что Шон даже слегка растерялся. Сейчас он целовал ее с такой отчаянной страстью, что ему самому было страшно, и Андреа отвечала ему не менее пылко. Она вдруг как будто перестала быть оборотнем. Сходство с фэйри бросалось в глаза – об этом говорила хрупкость ее костей под его руками, атласная шелковистость гладкой кожи. Какая она хрупкая, молча изумился он про себя, изящная – и в то же время чертовски сильная! А чуть слышные стоны, срывавшиеся с ее губ, когда он целовал ее, доводили его до безумия.
Андреа обхватила его за талию и принялась яростно тереться об него бедрами. Возможно, она даже не сознавала, что делает, зато его плоть мгновенно откликнулась на ее призыв.
– С удовольствием буду льстить тебе и дальше – но только после того, как ты окажешься в моей постели, – пробормотал он. – До смерти хочется проверить, смогу ли почувствовать твою магию, когда окажусь внутри тебя.
– Гормоны… – пробормотала Андреа.
– Что? – не понял Шон.
– Я говорю: «гормоны», – хмыкнула она. – Оборотень-самец – просто ходячая куча гормонов!
– Вот как? Значит, именно поэтому у тебя так колотится сердце? – промурлыкал он. – Только не пытайся меня убедить, что ты не хочешь прямо сейчас заняться со мной безумным сексом, потому что я все равно тебе не поверю!
– Никогда не занималась безумным сексом. – Ее язык скользнул по его губам. – Для этого я слишком здравомыслящая женщина!
– Неужели? – Губы Шона раздвинулись в усмешке. – Что ж, когда-нибудь мы с тобой побеседуем о желании, которое мужчина и женщина испытывают друг к другу. – Взгляд Шона скользнул к глубокому вырезу ее футболки. Он заметил, что ее кожа покрылась мурашками – для холодного вечера, которые нередки в это время в Техасе, Андреа была одета, чересчур легко. – И это будет весьма поучительная беседа, обещаю.
– Жду не дождусь, ковбой!
Шон снова рассмеялся. Ей нравилось дразнить его… и ему тоже нравилось, когда она поддразнивала его. Как здорово было стоять тут с ней и просто смеяться, уже не чувствуя за спиной ледяное дыхание смерти!
Стащив с себя кожаную куртку, Шон набросил ее на плечи Андреа. Куртка пропиталась его запахом, и очень скоро от Андреа будет пахнуть им. «Можешь говорить все, что угодно, милая, но ты хочешь меня так же сильно, как я – тебя».
Закутав ее в свою куртку, Шон нагнулся, чтобы снова поцеловать Андреа, но тут на пороге клиники появился Дилан. Покрутив головой, он зашагал к своему грузовичку.
По каменному выражению на лице отца Шон понял, что Дилан видел, как они целовались. Шон предложил Андреа стать его подругой, не спросив одобрения отца, и знал, что это глубоко задело его. Дилан уже не занимал в стае столь высокое положение, как раньше, и то, что Шон выбрал Андреа, не посоветовавшись с ним, только подтверждало это.
Не сказав им ни слова, Дилан молча забрался внутрь, уселся на пассажирское сиденье, убрал мешавший ему меч и захлопнул дверцу.
Шон нагнулся, чтобы поцеловать Андреа еще раз. Однако она, ловко выкрутившись из его рук, отступила в сторону и вызывающе улыбнулась – правда, она не пыталась вернуть ему куртку.
Отступив в сторону, чтобы дать ей забраться в грузовичок, Шон вдруг поймал себя на том, что испытывает радостное предвкушение. Он еще не забыл потрясение, которое испытал, когда увидел Андреа на автобусной остановке – такую красивую, такую элегантную и такую смелую. Он смотрел, как она идет к нему, и чувствовал, как в его крови медленно просыпается желание. Ему хотелось сжать ее в объятиях, прижаться поцелуем к ее губам, узнать на вкус каждый дюйм ее восхитительного тела. Он и сейчас еще весь дрожал, стоило ему только вспомнить об этом. Но сегодня он поклялся вознаградить ее за тот чудесный подарок, который она только что сделала ему. Впервые за все те годы, что он исполнял обязанности стража, он увидел, как Смерть была вынуждена отступить.
В тот же самый вечер, чуть позже, Шон, укрывшись в гостиной, внимательно рассматривал меч. Коннор во весь рост вытянулся на полу, старательно делая вид, что смотрит телевизор. Лайам в этот вечер работал в баре, а Ким – после жаркого спора – было позволено отправиться туда вместе с ним. Сам Лайам предпочел бы, чтобы Ким осталась дома – в баре становится небезопасно, твердил он. Однако Ким настояла на том, что пойдет с ним – чтобы он не наделал глупостей. Например, не нарвался на пулю, сердито пояснила она.
В конце концов, поворчав, Лайам неохотно сдался. Потом отвел Шона в сторону и шепотом попросил его побыть дома и приглядеть за Коннором – узнав, что ему нельзя отправиться в бар, племянник тут же обиженно надулся. Впрочем, оба не сомневались, что Коннору и в голову не придет ослушаться прямого приказа Лайама. У Андреа сегодня был выходной, так что Шон не возражал против того, чтобы вечером посидеть дома, тем более что из окон гостиной – дом Глории был виден как на ладони.
Меч выглядел точно так же, как обычно. Когда-то, в незапамятные времена оборотень по имени Найалл О'Коннелл и его подруга, в чьих жилах текла кровь фэйри, вместе выковали его – кузнец Найалл вложил в меч все свое искусство, а она наложила на клинок старинное заклятие, известное одним только фэйри.
И вот сегодня Андреа, полуоборотень-полуфэйри, воспользовалась магией меча, подчинив ее своей воле. Шону внезапно вспомнилось изумленная физиономия Эли, когда до кузена внезапно дошло, что он не умрет… во всяком случае, не сейчас.
Что же все-таки сделала Андреа? Когда они возвращались в Остин, она ни словом не упомянула об этом, сидела, словно набрала в рот воды. Дилан тоже предпочел помалкивать. И хотя отец не мог не радоваться, что Эли остался жив, однако по его хмурому лицу Шон видел, что ему до сих пор не дает покоя то, чему он стал свидетелем. Шон и раньше обращал внимание, что Андреа в присутствии отца заметно нервничает, поэтому возвращение домой вышло совсем не таким веселым, как он надеялся.
По дороге в город оборотней они высадили Дилана у дверей бара, а сами поехали домой. Оставшись одни, оба почти не разговаривали. Молчал Шон, молчала и Андреа. Возле дома Андреа стащила с себя его куртку, сунула ее в руки Шону и побежала к себе.
Куртка до сих пор хранила ее запах. Шон уже решил, что возьмет ее наверх, в спальню, положит на кровать, чтобы простыни пропитались ароматом ее тела. А потом, когда он ляжет спать, может быть, она приснится ему… и, возможно, на ней не будет ничего, кроме этой самой куртки и туфель на высоком каблуке. Он даже зажмурился, заранее предвкушая это зрелище.
Кто-то подошел к задней двери. Шон с Коннором мгновенно насторожились, однако, узнав знакомый запах, успокоились. Повесив меч на прежнее место, Шон отправился на кухню.
– Отец.
Крепко обняв сына, Дилан привычным жестом прижал его к себе, потом полез в холодильник за «Гиннессом».
– В доме найдется для меня местечко? – ворчливо поинтересовался он.
Шон, прислонившись к барной стойке, смотрел, как отец потягивает пиво.
– Конечно, о чем разговор? Но, если честно, я считал, что ты переехал к Глории. Разве вы не решили жить, вместе?
Обычно суровое лицо Дилана просветлело, по губам скользнула усмешка.
– Разве, имея дело с Глорией, можно быть в чем-то уверенным? А?
– Это ты мне скажи, – хмыкнул Шон.
В глазах Дилана внезапно мелькнула боль. Поспешно отведя глаза в сторону, он снова поднес к губам бутылку.
– Я любил твою мать, Шон.
Шон пожал плечами. Они уже сто раз обсуждали это – Шон и Дилан, Дилан и Лайам.
– Знаю, что любил, отец. Но, насколько я помню маму, она не хотела бы, чтобы ты заживо похоронил себя… ведь прошло почти пятьдесят лет, как она умерла. Она бы сказала: «Эй, да что с тобой, приятель? Плюнь на все и наслаждайся жизнью!»
Уголки губ Дилана дрогнули в улыбке.
– До чего же ты похоже это сказал! В точности как твоя мать! Забавно… то же самое постоянно твердит мне Глория.
– Ну, вот и послушай ее, – буркнул Шон.
Дилан снова уставился на бутылку.
– Это не так легко, как ты думаешь, сынок. И никогда не будет легко. – Он со стуком поставил бутылку на стол. – Впрочем, я пришел не для того, чтобы это обсуждать, Шон. Я хотел поговорить о тебе.
– Иначе говоря, об Андреа, – сухо поправил Шон.
– Об Андреа и о тебе. О вас обоих. – Синие, как у сына, глаза Дилана стали серьезными. – Ты предложил ей стать твоей подругой – это было доброе дело, сынок, так ей было легче освоиться в чужой стае. Но она не просто оборотень, Шон. И я пришел поговорить не о том, что она сегодня сделала для Эли.
– Я так понимаю, тебя волнует не то, что она наполовину фэйри.
Дилан угрюмо кивнул.
– Мне и раньше доводилось встречать оборотней, в жилах которых текла кровь фэйри. Но Андреа не похожа ни на оборотней, ни на кого из полукровок, потомки они фэйри или кого другого, – проворчал он. – Во всяком случае, она не такая, как все, кого я знаю. Вдобавок она не доминантная самка. Глория занимает не слишком высокое положение в стае, а Андреа в иерархической лестнице стоит и того ниже. Hо при этом она ведет себя как альфа!
– Ничего подобного! – вспыхнул Шон.
Альфы, прирожденные лидеры, среди самок встречались исключительно редко. Им, как правило, приходилось постоянно сражаться, чтобы отстоять свое положение в стае, ведь даже те самцы, которые стояли неизмеримо ниже их, только и дожидались удобного момента, чтобы занять их место. Шону доводилось встречать нескольких альфа-самок – и он до сих пор не мог без дрожи вспоминать об этом. Своей свирепостью и беспощадностью они могли поспорить с любым альфа-самцом. Любая из них, не задумываясь, вырвала бы сердце из груди любого, кто осмелился бы просто глянуть в ее сторону. Самец, вздумавший связаться с альфа-самкой, должен постоянно держать ухо востро, чтобы вовремя унести ноги.
– Я не это имел в виду, – догадавшись, о чем подумал сын, терпеливо сказал Дилан. – Нет, Андреа не альфа. Но при этом, заметь, она ведет себя так, словно ей наплевать, что о ней думает альфа. Похоже, ее это вообще не волнует. Когда Глория привела ее домой, Андреа подошла ко мне и посмотрела мне прямо в глаза, представляешь?! Она не пыталась избежать моего взгляда, не напустила на себя покорный вид. И ее поведение не было ни бравадой, ни вызовом – ей банально было наплевать, А ведь Глория до сих пор с трудом выдерживает мой взгляд – даже после всех этих лет, что мы с ней вместе. А Андреа – другое дело. Кстати, то же самое и с тобой, верно? Смотрит тебе прямо в глаза – и ухом не ведет. Такое впечатление, что она понятия не имеет об иерархии в стае… как будто она не одна из нас. Или ей просто нет до этого никакого дела.
Шон и сам это заметил – но в отличие от отца его это нисколько не возмущало. Наоборот, сознание того, что Андреа не испытывает в его присутствии трепета, еще сильнее возбуждало его.
– Возможно, она освоила этот фокус, поскольку все последние годы могла надеяться только на себя – ведь прежняя стая едва терпела ее присутствие. Там, в Колорадо, они живут довольно замкнуто, варятся в своем собственном соку – отсюда и предрассудки. Возможно, поэтому они относились к ней как к чужаку. Представляю, каково пришлось бедной девочке.
– Согласен. Но тут есть о чем подумать. – Подойдя к сыну, Дилан положил руку ему на плечо. – Будь осторожен, Шон. Берегись ее.
– Не волнуйся. Глаз с нее не спущу. – Это уж точно, хмыкнул про себя Шон, подумав, что, будь его воля, он был бы рад ни на миг не отпускать Андреа от себя. – Значит, сегодня ты ночуешь у нас?
Дилан покосился на восточное окно, через которое был хорошо виден дом, где жила Глория.
– Нет, – негромко сказал он. – Сегодня нет. Но я буду рядом – на всякий случай.
Шон кивнул. Отец с сыном, шагнув друг к другу, крепко обнялись. Они были почти одного роста. Волосы отца были такого же иссиня-черного цвета, если не считать седины, которая слегка посеребрила виски.
– Она нужна нам, отец, – пробормотал Шон. – Я хочу сказать – «оборотням». Мы не должны быть одни.
Разжав руки, Дилан слегка отодвинулся. Он первый отвел глаза в сторону, первый прервал зрительный контакт, и у Шона болезненно сжалось сердце.
– Спокойной ночи, сынок.
– И тебе, отец.
Дилан ушел. Со смешанным чувством Шон смотрел, как отец прошел несколько ярдов, отделявших их дом от дома Глории, и без стука, по-хозяйски, вошел внутрь.
Дилан действительно нуждался в Глории – хотя она, на взгляд Шона, обладала достаточно своеобразным характером. Со временем Дилан был вынужден уступить место вожака сыновьям. Влияние, которым он пользовался в клане, мало-помалу сходило на нет. Утратив его, он нуждался в ком-то, кто бы мог успокоить его – и одновременно отвлечь от этих мыслей.
Андреа снова снились кошмары. На этот раз нити, опутывающие ее, казались белыми, настолько яркими, что она на миг ослепла. Андреа отчаянно сопротивлялась – кричала, билась, отталкивала их ногами, – но они только крепче опутывали ее. Ей казалось, чьи-то гибкие пальцы, словно змеи, спутали ее по рукам и ногам.
«Андреа». Это было похоже на шепот… серебристый отзвук чьих-то невидимых голосов, заставивший чуть заметно завибрировать паутину, в которой она запуталась. – «Андреа… красавица».
Она пронзительно закричала.
