Текст книги "Путь страсти"

Автор книги: Дженнифер Эшли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 20 страниц)

Глава 11

– Не нужно меня провожать, – упиралась Андреа. Не слушая ее, Шон отпер дверь, первым прошел в дом, чтобы проверить, все ли там безопасно, потом кивнул, приглашая ее войти.

В доме было пусто и тихо. Глория с Диланом остались у Морисси – Дилан пытался убедить Коннора, что Андреа не следует наказывать. Да, конечно, она провинилась, твердил он, и Глория тоже, но мудрый альфа может закрыть на это глаза – учитывая важность того, что им удалось узнать.

Андреа прямиком отправилась на кухню, собираясь первым делом сварить кофе. К вечеру еще сильнее похолодало – она продрогла, а что может быть лучше в такую погоду, чем чашка горячего кофе?

Шон молча избавился от меча, швырнув его в угол, он грохнул кулаком по барной стойке:

– Проклятие! Извини, но то, что ты так рискуешь, выводит меня из себя. Сам не понимаю, что со мной происходит.

– Послушай, я просто хотела отыскать Глорию и уговорить ее вернуться домой. Я ведь живу в этом доме. И мне очень не хочется, чтобы его стены рухнули мне на голову, если в один прекрасный день Глория с Диланом передерутся.

– Уверяю тебя, Дилан ничего подобного не сделает.

– Ну да, конечно, потому что в таких случаях он просто замыкается в себе, а потом и вовсе сбегает из дома! А Глория бесится и свое раздражение срывает на мне. Проклятие, когда они наконец договорятся и станут жить, как нормальная семья?! И дадут возможность другим спокойно спать по ночам!

– Все потому, что это до сих пор гложет его – я имею в виду смерть моей матери, – сжав кулаки так, что побелели костяшки пальцев, пробормотал Шон. – Это случилось много лет назад, но отец так и не оправился. Горе едва не убило его. Вернее, медленно убивает его до сих пор.

Андреа насыпала кофе в кофейник.

– Понимаю. Я видела, что сделала с отчимом смерть моей матери. – Горе – страшная вещь. Ее отчим так и не оправился после потери подруги, а ведь с тех пор прошло уже тридцать пять лет. – А что ты все-таки делал в Колорадо? – поинтересовалась она. – И как тебе удалось слетать туда? Оборотней ведь не пускают в самолет.

– Ну, запретить и помешать – разные вещи, не так ли, милая? – самодовольно ухмыльнулся Шон. – У меня есть друзья среди людей, а среди них немало таких, у кого есть личные самолеты.

– Не хочешь рассказать, зачем ты туда летал?

– Решил расспросить твоего отчима, что ему известно о твоем папочке-фэйри. Может, твоя мать что-нибудь рассказывала о нем – ведь ты тогда была еще слишком маленькая, чтобы что-то запомнить. А расспрашивать его по телефону мне не хотелось. Мне нужно было видеть его лицо.

Ну вот, пожалуйста, еще один Шон – мудрый и дальновидный политик, понимающий, что нужно докопаться до самых корней проблемы вместо того, чтобы просто закрыть на все глаза.

– Ты видел отчима? – Глаза Андреа наполнились слезами. – Как он?

Лицо Шона мгновенно смягчилось.

– С ним все в порядке, милая. Если не считать, что он жутко скучает по тебе. И он был счастлив рассказать о твоей матери. У меня такое ощущение, что ему просто нужен был кто-то, с кем бы он мог поговорить о ней.

Из глаз Андреа брызнули слезы. Она сердито смахнула их рукой.

– Рада, что вы друг другу понравились.

– Еще как. Ты оказалась права насчет своего отчима. Он прекрасный человек. И достаточно храбрый – для оборотня своего ранга, разумеется. Говорит, у него словно камень с души упал, когда он узнал, что ты здесь, и счастлива, и в безопасности. Просил передать, что любит тебя. А еще я повидался с Джаредом, – как бы между прочим бросил Шон.

– В самом деле? – Андреа улыбнулась. – Жаль, что меня при этом не было.

– Он до сих пор бесится – может, потому, что после твоего отъезда в их городе не осталось ни одной свободной самки мало-мальски подходящего возраста. Вот он и злится. Забудь о нем. Будь я проклят, если позволю, чтобы он чем-то обидел тебя! Я дал ему понять, что в этом случае ему придется иметь дело со мной. Знаешь, я даже надеюсь, что он это сделает, – у меня руки чешутся размазать его по стенке!

Ну вот, похоже, он снова рвется защищать ее, расстроилась Андреа. И тут же волна горячей благодарности захлестнула ее. Много лет быть изгоем, постоянно подвергаться травле и издевательствам – незавидная участь, тем более для женщины. Это значит просыпаться каждое утро, гадая, какое новое унижение тебя ждет, постоянно оглядываться через плечо, взвешивать каждый шаг, спать, то и дело вздрагивая во сне и зная, что в один прекрасный день можешь не проснуться. Зато теперь Андреа забыла, что такое страх. И все это благодаря Шону.

– Почему ты делаешь это для меня? – прошептала она.

– В смысле – забочусь о тебе? – удивился Шон. – Но я ведь сделал тебе предложение. Значит, теперь это мой долг. Я ведь сказал тебе об этом, когда мы только познакомились.

– Ну, я не совсем это имела в виду. – Андреа до сих пор удивлялась тому, как Шону всегда удается обезоружить ее. Как он умудряется сделать так, что любой его поступок, доводивший ее до белого каления, вдруг превращается в чудесный подарок? Как он добился, что с каждым днем ее сердце все сильнее тянется к нему? – И потом, это твое предложение… оно ведь ничего не значит, верно? Официальной церемонии еще не было. И значит, ты пока не обязан заботиться обо мне.

Шон прищурился.

– Все это чушь собачья, и ты это знаешь. Мы следуем, древним обычаям: сначала делаем предложение, а потом ждем, когда вожак даст свое благословение, – но лишь потому, что иначе мы бы дали волю похоти, а после этого для нас уже не было бы пути назад. Мы бы снова превратились в зверей, в кровожадных хищников. – Шон придвинулся к ней, обдав ее ароматом мускуса и кожи… От его взгляда кровь быстрее бежала в жилах. – Правда, я сейчас очень близок к этому, милая, и, честно говоря, я не намерен ждать, пока сварится кофе.

– По-моему, тут стало слишком жарко, ты не находишь? Может, проблема в этом?

По губам Шона скользнула улыбка – соблазнительная, как сам грех.

– На самом деле тут чертовски холодно. Но ведь и ты чувствуешь нечто подобное, разве нет? Можно мне хотя бы прикоснуться к тебе?

Шон, обойдя стол, шагнул к ней, и у Андреа перехватило дыхание. Он снова встал у нее за спиной – как тогда, в доме Лайама. Ее обдало теплом его тела – Шон нагнулся к ней и ласково куснул в шею.

– Ты ведь покупала мне трусы, – пробормотал он, пощекотав ей ухо. – Угадай, какие из них сейчас на мне?

– Шон… – В кофейнике забулькало, по кухне поплыл аромат кофе. – Кофе готов.

– Выдерни вилку из розетки.

– Умираю, хочу кофе.

– Умираю, хочу тебя. – Шон лизнул ее шею, его горячее дыхание обожгло ей кожу. – У меня уже больше не осталось сил, милая. Я пытаюсь… и не могу. Честное слово, я очень старался, но у меня ничего не вышло.

Андреа смотрела на него своими дымчато-серыми глазами. Если бы все это происходило лет сто назад, когда оборотни еще вели дикий образ жизни, Шон не стал бы ждать, что она скажет. Просто подмял бы ее под себя и овладел ею. В конце концов, она его подруга, она принадлежит ему, а он обезумел от желания.

«Ты либо овладеешь ею, либо тебе конец», как однажды сказал Лайам.

«Я умру, если она не станет моей», – уточнил Шон.

Он понимал, что дело не только в сексе, не в примитивном инстинкте размножения, стремлении, чтобы в стае рождалось больше детенышей. Тогда ему подошла бы любая самка. Но Шон хотел именно ее, Андреа.

Хотел видеть ее серые глаза, любоваться сладостными изгибами ее тела, слышать, как она произносит его имя. Наслаждаться ее чувством юмора, радоваться, что она покупает ему трусы со смешными улыбающимися рожицами. Вдыхать ее единственный, неповторимый запах, смеяться над тем, что она так любит кофе, смотреть, как она дружески подмигивает в баре одной из глупеньких фанаток, и та, обомлев, замирает с разинутым ртом.

И всему виной – слабый аромат фэйри, ее чудесная кожа, ее дыхание, тепло ее тела, то, что она вообще ходит по этой земле.

Глаза Андреа потемнели. Ее ледяные руки легли Шону на плечи.

– Ты весь горишь…

– Все потому, что я хочу тебя… черт бы побрал твои серые глаза!

Андреа сунула руки ему под футболку.

– Может, разденешься? Вдруг это поможет?

Каким-то чудом не порвав на себе футболку, Шон сорвал ее с себя. И заметил легкую улыбку, скользнувшую по губам Андреа. Полузакрыв глаза, она гладила его плечи, трогала литые мышцы, тяжелыми плитами лежавшие у него на груди.

В глазах Шона вспыхнуло пламя.

– Налюбовалась? Теперь дай мне полюбоваться тобой.

Но едва Андреа стащила с себя футболку, как вся его хваленая выдержка разом растаяла, словно сахар в горячем чае. Сегодня на ней был лифчик из серебристого кружева, узкая полоска тонкой ткани, поддерживающая ее пышную грудь. Нагнув голову, Шон с рычанием ухватил зубами крохотный бантик между чашечками.

– Я хочу увидеть тебя всю.

Андреа широко улыбнулась. Она завела руки за спину, застежка негромко щелкнула, и лифчик плавно спланировал на пол.

Шона больше ничто не удерживало. Взяв ее за талию, и он слегка толкнул Андреа, прижав ее спиной к шкафчику. Андреа со стоном запрокинула голову, и Шон, воспользовавшись этим, лизнул ее шею, провел языком между ее грудями. Потом, повернув голову, ухватил напрягшийся сосок, покатал его между губами. Долгий удовлетворенный вздох вырвался из груди Андреа.

Шон вдруг поймал себя на том, что рад был бы целую вечность ласкать ее грудь. Его окаменевшая плоть рвалась на свободу – Андреа была такой мягкой и одновременно такой упругой, кожа ее напоминала нежнейший шелк.

Внезапно Шон почувствовал, как ее пальцы принялись теребить ремень, и тугой пояс джинсов сразу ослаб.

– Я выполнила твою просьбу, – прошептала Андреа, пытаясь расстегнуть молнию.

Он целовал ее губы – они были мягкими, нетерпеливыми, на них до сих пор сохранился слабый вкус пива, который она пила в баре с Глорией. Повезло этому пиву – с завистливым вздохом подумал Шон.

Отодвинувшись, он подергал пояс на ее джинсах.

– Твоя очередь.

Андреа, благослови ее Бог, не просто разделась – она устроила для него настоящее шоу.

Сейчас Шон мог позволить себе роскошь. Не спешить. Лизнув ее в плечо, он осторожно просунул руку у нее между ног, раздвинул мягкие складки. Внутри было горячо и влажно. Андреа, женщина, никогда не знавшая мужчины, призывно застонала.

Шон понимал, что не должен торопиться. Звериный инстинкт настойчиво требовал, чтобы он сорвал с нее трусики и одним рывком вошел в нее сзади.

Но Шон знал, что никогда этого не сделает. Он хотел видеть, как отяжелеют ее веки, как засияют ее глаза, когда она позволит ему войти в нее.

Андреа, прислонившись к нему спиной, упивалась, новыми для себя ощущениями. Он мог дать ей время привыкнуть к его прикосновениям… но его тело не желало ждать.

Проклятие!

Андреа потерлась о него бедрами. И смущенно улыбнулась – как тогда, в баре.

– Значит, вот, выходит, где ты держишь свой меч? Или ты просто рад, что я с тобой?

Шон дунул ей в ухо.

– Энди, не играй с огнем!

– Почему? Это так забавно! – Смех Андреа перешел в стон.

Она повернулась к нему, и Шон разом забыл обо всем. Она была восхитительна – тонкая талия, круто изогнутые бедра, плоский живот, крохотный треугольник курчавых волос.

– Раздвинь бедра, – прохрипел он. – Вот так… хорошая девочка!

Андреа откинулась назад, слегка расставив ноги и позволив Шону зарыться лицом в ее бедра.

Она была такая приятная на вкус. «Андреа… моя подруга».

Он лизнул ее, сначала осторожно, потом смелее, упиваясь слабыми криками, срывавшимися с ее губ. Пальцы Андреа запутались в его волосах.

Шон с ума сходил от желания, хотя понимал, что ей будет легче принять его, если она первой с его помощью достигнет пика наслаждения. И он был твердо намерен добиться этого.

Он почувствовал, как ее тело стало отзываться на его ласки, удивленный вздох, оцепеневшее тело, сжатые в кулаки руки – все говорило об этом. Потом еще один вздох, больше похожий на беззвучный крик. А в следующий миг, содрогнувшись всем телом, Андреа вцепилась ему в волосы, умоляя его не останавливаться.

Шон с радостью исполнил ее желание – его губы не знали устали, покусывали, посасывали, пробовали ее на вкус. Наконец, удовлетворенный и насытившийся, он откинул голову и посмотрел на нее. Приоткрыв дрожащие губы, она не сводила с него глаз.

– Шон, – надломленным голосом окликнула она.

Он не спеша поднялся, обхватил ее лицо руками и поцеловал долгим поцелуем. Все его тело закаменело от желания.

– Пора покончить с этим, – шепнул он.

Андреа молча кивнула, словно это было ясно и так.

Подхватив ее на руки, Шон поднялся на второй этаж.

Он был так силен, что даже не задохнулся, как будто Андреа весила не больше пушинки.

Черт… это уже становится опасным. Теперь, уже поняв, что Шон в любой момент способен сделать так, что все ее тело станет плавиться от наслаждения, Андреа вдруг испугалась. Ему нужно лишь дотронуться до нее… она сделает все, о чем он попросит.

Она не может позволить, чтобы так было и дальше. Но к тому времени, когда он внес ее в спальню и уложил на кровать, у нее уже не хватило сил оттолкнуть его.

Андреа погладила его по щеке:

– Я готова.

Рука Шона тяжело легла ей на грудь.

– Ты уверена, любимая? Я ведь… э-э-э… большой.

– Хвастун!

– Это точно. Но не забывай, что ты лишь наполовину оборотень.

Оборотни – во всех отношениях – намного крупнее обычных мужчин. Ким заранее предупредила Андреа об этом прискорбном факте, заодно сообщив, о размерах чего идет речь. Одиннадцать дюймов были обычным делом, сказала она. Если судить по Глории, оборотни-самки были им подстать, но Андреа, в жилах которой текла кровь фэйри, была более хрупкой и миниатюрной, чем большинство ее сверстниц, Однако Ким со временем научилась приспосабливаться к Лайаму – лучшим доказательством того служила ее беременность. А если этого было мало, то достаточно было послушать, какой шум эта парочка устраивала по ночам в спальне, чтобы убедиться, что им хорошо друг с другом.

– Жду не дождусь, когда смогу попробовать! – Андреа, согнув ногу пощекотала большим пальцем спину Шона.

Этого было достаточно, чтобы его напряженная плоть скользнула в приоткрывшуюся щель. Смех замер на губах Андреа – она едва не задохнулась, почувствовав, что он уже внутри – всего на какой-то дюйм, но этого было достаточно, чтобы швырнуть ее в водоворот неведомых ощущений.

Она игриво потерлась о него бедрами. Пришлось признать, что Шон не преувеличивал, когда предупреждал ее о размерах кое-каких частей своего тела. Но, как ни странно, она не испытывала никаких неудобств – ничего, кроме радостного возбуждения. Интересно, что она почувствует, когда он полностью окажется внутри ее?

– Шон… пожалуйста!

В глазах Шона уже не осталось ничего человеческого, однако он как-то умудрялся держать себя в руках. Легко коснувшись поцелуем ее губ, он осторожно протискивался все глубже – ощущение было такое, будто он оказался в горячих и влажных тисках.

Откинувшись на подушку, Андреа задыхалась под тяжестью его тела. Она не могла не догадываться, каких трудов ему стоит сдерживаться, и глаза ее наполнились благодарными слезами.

– Андреа, любимая. – Шон, закрыв глаза, попытался протиснуться поглубже. Когда он снова взглянул на нее, глаза его вновь стали синими. – Какая ты красивая… прекраснее всех, кого я видел!

Андреа шевельнула губами, но в горле у нее пересохло. Со стоном она крепко обхватила Шона ногами, пытаясь помочь ему.

Ей было совсем не больно. Ну, почти. Ким предупредила, что женщины в самый первый, раз обычно испытывают боль, рассказала она и о девственной плеве, которую мужчина должен порвать, чтобы овладеть женщиной. Насколько ей было известно, у женщин-оборотней ничего подобного не было. Похоже, оборотни самой природой были предназначены для совокупления – все, что могло воспрепятствовать этому, исчезло в процессе их эволюции.

Шону удалось немного протиснуться вперед – туда, где до него не бывал ни один мужчина. Сердце Андреа невольно защемило. Шон спас ее. А потом позаботился, чтобы ее первым мужчиной стал он, тот, кому она небезразлична. Тот, кто любит ее.

– Шон… – Андреа посмотрела ему в глаза.

– Энди, любимая, – с трудом выдохнул Шон. – Я не знаю, получится ли у меня сделать это медленно. Я так боюсь причинить тебе боль!

– Я сильная, – прошептала она.

– Да, но я тоже. И я намного сильнее тебя.

У нее слегка закружилась голова.

– Тогда давай посмотрим, что получится. – Андреа легонько куснула его в шею.

Шон зарычал. Его глаза то и дело меняли свой цвет – из голубых стали почти белыми, потом вновь потемнели.

– Ну, смотри… сама напросилась.

Андреа не возражала. Шон медленно вышел из нее, потом рывком протиснулся обратно. Потом еще раз… и еще.

Андреа окончательно потеряла голову. Обхватив его обеими руками, она изогнулась, стараясь помочь ему.

Кровать прогнулась почти до самого пола, но они этого даже не заметили. Слава Богу, внизу не было никого, кто мог их услышать. На какое-то мгновение Андреа показалось, что во всем мире остались только они вдвоем – она и Шон.

Шон уже не пытался сдерживаться. Их тела двигались в одинаковом ритме, и миг наслаждения надвигался неотвратимо.

Желание нарастало в ней, как огненный ком, рвало изнутри. Андреа открыла глаза – прямо перед ней было лицо Шона. Глаза его вновь потемнели, зрачки сузились, превратившись в две черные точки.

Она не могла отвести от него глаз. Его властный взгляд притягивал ее – и ее тело изогнулось под его ненасытными губами.

По телу Андреа пробежала дрожь. Она содрогнулась – раз, другой, из груди ее вырвался ликующий крик. Шон вторил ей, еще мгновение, – и он взорвался где-то глубоко внутри ее.

Для оборотней акт совокупления был частью их жизни. Шон теперь стал частью ее самой. Словно прочитав ее мысли, Шон запрокинул голову, и из груди его вырвался торжествующий львиный рык.

«Моя!» Проснувшийся в нем оборотень спешил заявить о своих правах. И то, что было в Андреа от оборотня, заставило ее откликнуться на его зов.

«Мой. Любовь моя!»

Узы, которые навсегда связывают самца и его подругу. Только теперь Андреа поняла, что это такое. Шон, открыв глаза, неотрывно смотрел на нее.

Эти узы теперь будут держать ее: куда крепче любых других. Это были оковы, которые Андреа добровольно возложила на себя, заранее зная, что будет носить их вечно.

Ни страха, ни возмущения не было – сердце Андреа пело от счастья. Обняв Шона за шею, она притянула его к себе и блаженно закрыла глаза.

Глава 12

Меч снова взывал к ней.

Андреа приоткрыла глаза и зажмурилась от яркого лунного света, гадая, не сон ли это. Рука Шона, тяжело лежала у нее на груди – даже во сне он крепко прижимал ее к себе.

Слова, которые она слышала, явно были не английскими. Мелодичные звуки струились в тишине, окутывая ее, словно музыка. Андреа не знала ни языка фэйри, ни кельтского, ни гэльского, которые понимали оборотни, переселившиеся сюда из Шотландии и Ирландии. Она даже не была уверена, что это вообще язык.

Меч был внизу, и все же Андреа готова была голову дать на отсечение, что звуки, которые она слышала, исходят от него. Казалось, эти звуки мерцают, переливаясь, словно серебро. Конечно, Андреа понимала, что все это чушь – звуки не имеют цвета. Только вот эти, похоже, имели.

Она осторожно убрала с себя руку Шона. Он слегка нахмурился, проворчал что-то, но не проснулся.

Андреа бесшумно спустилась по лестнице, стараясь не шуметь, хотя и знала, что в доме нет ни души. Свет нигде не горел – стало быть, снаружи ее не увидят, удовлетворенно подумала она.

Меч был в гостиной – лежал на столе, охраняя их сон и покой, словно страж. Издалека он был похож на распятие. Древние руны, которыми была украшена рукоять и ножны, заметно мерцали в лунном свете.

Чем ближе подходила Андреа, тем громче становился шепот, голоса, которые она слышала. Андреа нерешительно сложила руки на груди, вдруг почувствовав, что ей не хочется прикасаться к мечу.

– Принеси его мне, – сказал ей фэйри. Андреа покосилась на окно – он стоял там, под деревьями, в своих серебряных доспехах, темно-серые глаза его казались совсем черными. – Принеси мне меч стража. Это самое важное, что ты можешь сделать в своей жизни.

Было забавно смотреть, как вытянулось его надменное лицо, когда Андреа, подбоченившись, насмешливо бросила ему:

– Интересно, а с чего ты взял, что я тебе поверю?

На мгновение его лицо исказилось от ярости – подумать только, какая-то полукровка осмелилась ослушаться его приказа! Потом суровый взгляд воина немного смягчился.

– Потому что я дал тебе жизнь. Твоя мать была моей единственной любовью. Ты моя дочь, Андреа.

Потрясение было так велико, что у нее вдруг пересохло во рту. Сделав над собой усилие, Андреа покачала головой:

– Жалкая ложь! Впрочем, даже поверь я тебе, я бы и тогда не отдала тебе меч. Мой отец, значит… Так вот, мой отец был ублюдком, который бросил мою мать, потому что ему было наплевать на всех кроме себя!

Он посмотрел на нее своими темными глазами – на призрачно-белом лице они казались совсем черными.

– Мне пришлось это сделать. Время истекло. А теперь…

– Ты являлся мне в кошмарах, и вот теперь ты осмеливаешься утверждать, что ты мой отец. Если ты надеешься, что я паду перед тобой на колени и поклянусь, что буду повиноваться тебе, то ты еще глупее, чем я думала!

К ее удивлению, на лице воина-фэйри мелькнула улыбка.

– Ах, Андреа! Ты вылитая мать! – Он протянул ей руку. – Дитя, ее смерть разорвала мне сердце. Возможно, тебе удастся вернуть его к жизни.

– Не вздумай прикасаться ко мне!

Он послушно убрал руку.

– Нет… ты сама должна притронуться ко мне. Коснись меня, и я докажу тебе, что не обманываю. Я покажу тебе…

Проклиная себя за любопытство, Андреа уже подняла было руку, но тут что-то метнулось из темноты. Она и ахнуть не успела, как Шон сбил ее с ног. Она отлетела в сторону, а когда поднялась на ноги, фэйри и след простыл.

Конечно, Андреа тогда здорово разозлилась на Шона. Однако, поостыв, поняла, что он был прав. Фэйри всегда отличались вероломством. Конечно, теперь они уже не так сильны, как в древности. Однако это вовсе не означало, что они не способны подстроить какую-то пакость, если им удастся преодолеть тонкую грань между двумя мирами. То, что этот фэйри знал, как ее зовут, и так трогательно говорил о матери, вовсе не означало, что его слова – правда. Он мог оказаться, кем угодно, мог вытянуть всю эту информацию из ее настоящего отца. Для чего бы ему ни понадобился меч, речь наверняка шла о, каких-то кознях против оборотней.

Андреа, очнувшись, подошла поближе, и напевный шепот, исходивший от меча, стал громче. Руны светились в темноте, словно жидкое серебро. Андреа потерла сонные глаза и увидела, как меч внезапно окутало мерцающее облако… нечто подобное она видела в тот день, когда пыталась исцелить Эли.

Андреа потянулась к мечу. Ее внезапно охватило странное и необъяснимое желание прикоснуться к клинку – спохватившись, она отдернула руку, подумала немного и наконец провела ею над лезвием меча, стараясь не дотронуться до него. Воздух снова наполнился голосами. Потоки света, словно притянутые магнитом, потянулись к ней, коснулись ее ладони, и она вдруг почувствовала слабое покалывание.

Андреа поспешно отдернула руку, успев, однако, заметить, что ощущение было совсем другим, не таким, как в ее ночных кошмарах. Тогда, во сне, ей казалось, что потоки света опутывают и душат ее. Прикосновение этих было легким, словно поцелуй. Какое-то странное, блаженное спокойствие внезапно охватило ее.

Андреа снова протянула руку к мечу, и потоки света послушно потянулись за ней. Крохотные искорки едва заметно вспыхивали. Вливавшийся в окно лунный свет ярко сверкал на отполированном лезвии меча.

Меч Шона. Он был частью его… а теперь, выходит, стал частью ее самой.

– Что ты тут делаешь, любовь моя?

Половицы жалобно скрипнули. Андреа и ахнуть не успела, как Шон уже стоял рядом с ней – шесть с половиной футов обнаженного мужского тела. Он нагнулся к ней, чтобы поцеловать в шею, и его горячее дыхание обожгло ей кожу.

– По-моему, твой меч полюбил меня, – прошептала Андреа.

От его негромкого смеха спина у нее покрылась мурашками.

– Мой меч? Ну еще бы!

– Я имела в виду тот, что на столе.

– А я – другой!

Тяжелая мужская рука обхватила ее грудь, и Андреа тихонько засмеялась от удовольствия. Разом забыв о фэйри, о потоках света, о мече и прочих загадках, она подставила Шону губы для поцелуя.

Глория смотрела, как Шон с Андреа отъезжают от дома на ее машине, которую она согласилась им одолжить. И тут возле ее дома притормозил знакомый пикап. Дилан! Последний раз она видела его накануне вечером, когда заглянула к Лайаму. Это встреча только лишний раз подтвердила, что она была права, когда приняла это нелегкое решение.

И все же… Глядя, как Дилан, выбравшись из своего грузовичка, неторопливо поднимается по ступенькам крыльца, по своему обыкновению, глядя под ноги, словно его мысли бродят где-то далеко, она почувствовала, как внутри у нее все перевернулось. Больше всего ей сейчас хотелось оказаться подальше отсюда.

Весь первый этаж в доме занимало просторное квадратное помещение – в свое время Глория снесла перегородки между кухней, столовой и гостиной, и в результате получилась одна огромная комната. Юркнув за барную стойку, Глория смотрела, как Дилан, стащив с себя куртку, бросил ее на диван и повернулся к ней.

Он не попытался подойти к ней – он вообще редко это делал. Было заметно, что он чем-то расстроен и не хочет это обсуждать. Глория сразу это поняла, но заставила себя смотреть ему в глаза. Если Андреа это может, то сможет и она.

– Уходи, Дилан, – спокойно заявила она.

Дилан удивленно моргнул. Потом глаза его сузились, взгляд стал цепким.

У Глории душа ушла в пятки, но она по-прежнему не отводила глаз.

– Почему? – невозмутимо поинтересовался он.

У Глории лопнуло терпение.

– Проклятие, что ты о себе воображаешь? Почему ты так уверен, что я сижу тут и жду, когда ты закончишь со своими гребаными делами и соизволишь вспомнить обо мне?! Неужели тебе никогда не приходило в голову, что мне осточертело вечно тебя ждать?

– Нет, не приходило.

Его ответ подействовал на нее как пощечина.

– Вот поэтому я велела тебе убираться. – В горле встал комок, но Глория храбро продолжала: – Ты вспоминаешь обо мне только, когда тебе хочется. Все остальное время я ничего для тебя не значу. С меня хватит, Дилан. В конце концов, такого добра, как ты, тут навалом – бастеты, волколаки, вербэры, люди, наконец.

Дилан продолжал смотреть на нее. Опять этот властный взгляд доминантного самца, привыкшего, что все склоняются перед его волей.

– Это мой дом, Дилан, – с трудом выдавила Глория. – Уходи.

Взгляд Дилана стал суровым.

– Ты действительно этого хочешь?

– Нет, – вырвалось у нее. Что-то вдруг надломилось в ней, и она заговорила, торопясь и глотая слова: – Я хочу, чтобы ты сказал, что любишь меня, что хочешь, чтобы я стала твоей подругой, что был бы рад навсегда остаться со мной. Вот чего я хочу! Только этого никогда не будет. Я устала, Дилан. Поэтому уходи.

– Глория…

Проклятие, он по-прежнему чувствует себя альфой – скорее умрет, чем покажет, что ее слова задели его, что ему больно, что ему плохо.

– Что? – рявкнула она.

– У меня сейчас… сложное время. Весь мой мир вдруг разом изменился… не знаю, смогу ли я найти в нем свое место.

От этих слов у Глории защемило сердце, но она не собиралась сдаваться.

– Какое это имеет отношение к твоему нежеланию иметь подругу?

– Я уже однажды выбрал себе подругу. Она умерла.

– Знаю. И мне очень жаль. Я сочувствую тебе, правда. Я ведь тоже потеряла супруга, ты же знаешь.

Это случилось почти сто лет назад. Стая, к которой принадлежали Глория и ее друг, обитала в самом сердце Скалистых гор – жизнь там была суровой, но они были счастливы. Глория всегда отличалась крепким здоровьем, но рождаемость в те времена была низкой, и ей так и не удалось забеременеть. Спустя год после того, как она стала его подругой, на стаю напали их дикие сородичи и вырезали всех до последнего. Уцелела только Глория – и то лишь потому, что ее друг заранее помог ей спрятаться. Тогда Глория спорила с ним до хрипоты и только потом поняла, что, не послушайся она его тогда, сейчас она тоже была бы мертва. Волколаки попользовались бы ею в свое удовольствие, а после бросили бы ее умирать.

Спустя несколько дней ее отыскала стая ее родителей – обезумевшая от горя Глория бродила между трупами. Страж отправил души ее сородичей туда, где их ждала вечная жизнь, а Глория вернулась к семье. Она дала себе слово, что никогда не станет ничьей подругой.

И держала его – до того самого дня, пока не встретила Дилана. И Глория поняла, что жизнь продолжается, несмотря ни на что.

– Знаю, – кивнул Дилан.

Глория в свое время рассказала ему свою печальную историю – впрочем, он и так узнал бы об этом от Уэйда, вожака ее стаи. Бессмысленно было даже пытаться скрыть что-то от Дилана.

Глория тяжело вздохнула.

– Если ты думаешь, что я хочу заставить тебя забыть о Ниам, то ошибаешься. Просто мне осточертела такая жизнь. Мы ведь еще можем быть счастливы, Дилан, несмотря ни на что! Но если ты не хочешь… что ж, тогда уходи. – Она облизнула пересохшие губы.

Дилан медленно направился к ней. У него было такое выражение лица, словно перед ним больной или раненый детеныш. Почувствовав его руки на своих плечах, Глория чуть не расплакалась.

– Ты такая сильная, – его руки бережно гладили ее шею, – такая сильная… мне даже в голову не могло прийти, что тебе больно…

– Наверное, я хорошо умею скрывать свои чувства.

– Да уж… – Дилан, нагнувшись, потерся о нее носом. – Прости, милая, – прошептал он. – Прости за то, что я не тот, кто тебе нужен.

Слезы брызнули у нее из глаз и потекли по щекам.

– Значит, ты согласен, что тебе лучше уйти?

Дилан молча кивнул. Потом снова потерся о ее щеку носом, и губы его скользнули по ее щеке. Когда он отодвинулся, Глория почувствовала, что сейчас умрет.

«Это вряд ли», – шепнул ей внутренний голос. Дилан ведь не умер – он просто решил уйти. Но для нее все равно что умер.

– Ты, наверное, хочешь забрать свои вещи, – сдавленным Голосом пробормотала она. Не то что бы у него было много вещей – все они легко могли уместиться в небольшой сумке.

– Выброси их. Или оставь на крыльце – я попрошу Лайама их забрать. Словом, решай.

Вещи мало что значили для оборотней… а уж для Дилана и подавно.

– Что ты собираешься делать? – спросила Глория.

– Пока не знаю. – Пожав плечами, Дилан скупо улыбнулся: – Не волнуйся, не пропаду. Я могу позаботиться о себе – как-никак я вырастил троих сыновей.

Глория кивнула – говорить было не о чем. Смахнув слезы с ее ресниц, Дилан ласково поцеловал ее в губы.