Текст книги "Путь страсти"
Автор книги: Дженнифер Эшли
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 20 страниц)
Глава 16
Шон изумленно уставился на отца:
– Какого дьявола им нужен меч без стража?! Это ведь не та вещь, которой может пользоваться кто угодно.
Дилан угрюмо пожал плечами:
– Откуда мне знать? Может, хотят шантажировать тебя, наш клан… весь город? Если оборотни узнают, что меч пропал и их души в опасности, как они смогут доверять тебе?
– Они что, спятили?!
Шону вспомнилась ночь, когда его избрали стражем – он тогда едва вышел из щенячьего возраста. Дело было еще в Ирландии. Он еще не забыл, как трясся на продуваемом всеми ветрами мысу – с неба равнодушно смотрела луна, а у его ног медленно остывал труп того, кто был стражем до него. На груди у него лежал обнаженный меч. Шон вспомнил охвативший его страх, когда раскаленная магия Богини, казалось, обратила его кровь в жидкий огонь, и вдруг охватившую его уверенность, что именно ему суждено взять в руки этот меч и пронзить им сердце покойного стража. Ему было страшно, очень страшно. А Дилан с Ниам гордились сыном.
– Большинству оборотней известно, что страж должен быть избранным, – проговорил Дилан. – Но если страж не смог защитить меч… Как ты думаешь, много ли времени пройдет, прежде чем будет избран новый страж? И убит прежний?
– Проклятие, отец… но ведь меч – священная реликвия! В нем заключена магия. У них ничего не выйдет!
– Думаю, они рассчитывают с этим справиться.
Кое-кто из оборотней, видимо, решил, что они в состоянии обойтись без стража, который, обратив мертвое тело в прах, отпускает душу на свободу. Мол, они и без него попадут в страну вечного лета. Шон это знал. Как знал и то, что некогда меч выковали для того, чтобы помешать фэйри терзать душу усопшего. Но о фэйри давно уже не было ни слуху ни духу, так что многие уверились, что их душам уже ничто не угрожает.
Но Шон знал и то, что нет ничего более живучего, чем предрассудки. Оборотни могли до хрипоты твердить, что они, мол, не верят в магию меча, но, сколько он себя помнил, стражи были всегда. А искоренить веру не так-то легко.
– А ты сам боишься этого, отец? – спросил он. – Ну, я имею в виду, что стража не окажется рядом, когда придет твой час?
Дилан немного подумал.
– Мы ведь выросли с этим. Таков круговорот жизни: рождение, любовь, семья, детеныши, а в конце страж со своим мечом. Умирать легче, когда знаешь, что ты не один… что он будет рядом, чтобы отправить твою душу в страну вечного лета. Конечно, может, страж уже больше и не нужен, но почему бы не перестраховаться?
– Согласен, – кивнул Шон. – Держу пари, и все, кто в этом баре, думают так же.
– Теперь ты понимаешь, каких бед может натворить меч стража, если он попадет не в те руки? Так что не спускай с него глаз.
Шона охватило острое желание немедленно убедиться, что с мечом все в порядке. Он уже повернул было голову к двери офиса Лайама, но кое-что отвлекло его. Андреа, встав возле музыкального автомата, приготовилась танцевать. Мужчины – что люди, что оборотни – пожирали ее глазами. Эллисон, оглянувшись, сорвался с места и закружился возле нее с кружкой пива в руке. Низкий рык вырвался из груди Шона. Дилан едва успел подхватить его кружку с пивом – Шон, выскочив из-за стола, одним прыжком оказался рядом с Эллисоном. Ухватив Эллисона за плечо, он оттащил его от Андреа, даже не заметив, что его пальцы превратились в львиные когти.
Глаза Эллисона мгновенно побелели от злости.
– Не распускай руки, сынок! Мы просто танцевали!
– Держись от нее подальше! – В горле у Шона заклокотало.
Музыка мгновенно оборвалась, в зале воцарилось молчание. Двое мужчин сверлили друг друга злобными взглядами.
Эллисон, покосившись на запыхавшуюся Андреа, расхохотался:
– Ого, Шон! – Он дружески хлопнул Шона по плечу. – Ты ходишь по лезвию ножа, парень! Ты бы поторопился с официальной церемонией, не то так и будешь кидаться на каждого, кто осмелится взглянуть на нее!
Шон понимал, что должен, взять себя в руки, обратить все в шутку, но… инстинкт оказался сильнее. Он шагнул к Эллисону, с трудом удерживаясь от желания порвать его на части.
Эллисон примирительно поднял руки:
– Остынь, приятель. Уже ухожу. – Он отошел к столику, стараясь не поворачиваться к Шону спиной.
Шон не двинулся с места, и напряженная тишина в баре сменилась шумом и смехом. Убедившись, что драки не будет, все заметно расслабились.
Андреа, подбоченившись, смерила Шона возмущенным взглядом.
– Я просто танцевала! А ты… – Не дав Шону и слова сказать, она повернулась к нему спиной и направилась к бару.
После закрытия бара Андреа, сняв фартук, вышла через заднюю дверь. И тут же наткнулась на поджидавшего ее Шона. За спиной у него, как всегда, висел меч, рукоятка его таинственно мерцала в лунном свете.
К вечеру похолодало, хотя и не так сильно, как накануне. В воздухе уже пахло весной. Небо очистилось, и полная луна, словно серебряный шар, была видна во всем ее великолепии. Андреа продолжала демонстративно не замечать Шона. Он до сих пор злился, она это чувствовала – впрочем, Андреа и сама была зла не меньше. Она до сих пор не простила ему попытку посадить ее под замок. Конечно, стычка Шона с Эллисоном целиком на ее совести, однако ей бы и в голову не пришло дразнить его, если бы не его вечные попытки командовать.
Возвращалась они в молчании. Хотя час был уже поздний, на улицах города было многолюдно – оборотни не спешили разойтись по домам. Сидя на крылечках, они оживленно болтали, любовались луной, а увидев Шона с Андреа, дружески махали им рукой.
– Привет, Шон, – неслось им вслед. – Привет, Андреа.
Шон молча кивал, Андреа отвечала им тем же, втайне радуясь, что обитатели города оборотней все чаще узнают ее в лицо. Она постепенно становилась своей, и это было приятно. Нет, конечно, она понимала, что, не будь Шона, все было бы иначе, но это ничего не меняло. Никогда раньше она не чувствовала себя членом стаи и все никак не могла привыкнуть к этому.
Глория где-то пропадала, в доме было темно и тихо. Дилан не спрашивал Андреа о Глории – он незаметно выскользнул из бара сразу после стычки между Шоном и Эллисоном. Ему было тоскливо, это сразу бросалось в глаза, но Андреа была уверена, что Дилан скорее умрет, чем первым сделает шаг к примирению. Паршиво, решила она. И Дилан и Глория оба были одиноки. И нуждались друг в друге. Два одиноких и чертовски упрямых человека.
Кстати, об упрямстве… Шон, не слушая ее, поднялся к ней в спальню. Пока Андреа, сбросив кроссовки, устраивалась на кровати, пытаясь пристроить повыше ноющие от усталости ноги, Шон снял меч и положил его на туалетный столик.
Потирая лодыжки, Андреа искоса поглядывала на мерцающий в лунном свете меч.
– Кто-нибудь может воспользоваться этим мечом – кроме стража, разумеется? – неожиданно спросила она.
Шон бросил на нее удивленный взгляд:
– Если легенда не лжет, никто. – Проведя ладонью по мечу, он присел на край постели. Кровать, скрипнув, прогнулась под тяжестью его тела. Как ни была зла Андреа, ощущение ей… понравилось.
– Значит, ты не уверен?
Шон пожал плечами:
– Нет. Это значит, что, судя по легенде, никто. Все стражи являются прямыми потомками первого стража клана. Избрание нового стража – это целый ритуал.
– Знаю. Я о другом. Если этот меч возьмет кто-то другой – ну, вот хотя бы я – и пронзит им сердце мертвого оборотня, он обратится в прах?
– Если честно, понятия не имею, любимая.
«Любимая». Нет, на него невозможно сердиться!
– Насколько я помню, первый меч стража вышел из рук фэйри, правильно?
Шон кивнул, слегка заинтригованный ее любопытством.
– Кузнец, который выковал его, был оборотнем. А женщина из рода фэйри наделила его магией. Один негодяй – кстати, он тоже был фэйри – мечтал завладеть мечом, чтобы с его помощью терзать души оборотней, но его сестра, обманув его, сделала так, что вместо этого меч помогал душам обрести свободу. Во всяком случае, так гласит легенда.
– И еще она сделала так, что меч не может причинить вред оборотням, верно?
– Я этого не говорил. Если я проткну им тело живого, держу пари, ему это вряд ли понравится. Но я пронзаю мечом сердца тех, кто уже стоит на пороге смерти… или безумия.
– Ты – да, – кивнула Андреа. – Но если меч попадет в другие руки?
Взгляд Шона стал тяжелым.
– Ты говорила с моим отцом?
– С Диланом? Нет. Почему ты спрашиваешь?
– Потому что он предупредил, что Каллум собирается выкрасть меч. Надеется, что после этого оборотни последуют за ним. Думаю, это может сработать.
«К черту Каллума», – сердито подумала Андреа. Интересно, это и есть то, что имел в виду фэйри? Опасность, которая нависнет над ними, если она не принесет ему меч? Но что ему за дело, если оборотни восстанут против своего стража? Все это выглядело на редкость бессмысленно.
– А разве в городе, где живет Каллум, нет своего стража? – спохватилась она. – Почему бы ему не попытаться украсть меч у него?
– Потому что мой меч – тот самый, который выковали Найалл О'Коннелл и его подруга-фэйри. Остальные – более поздние копии. Красть их не имеет смысла. Другое дело этот. И потом, насколько я слышал, в их городе страж – один из вербэров. Думаю, даже Каллуму хватит ума не связываться с ним. А вот Лайам стал вожаком совсем недавно, а оборотней хлебом не корми, дай проверить нового вожака на прочность. Сейчас Каллум находится под защитой своего клана, но им известно – впрочем, думаю, Каллуму тоже, – что если он сунется к нам, тогда ему конец.
Андреа, поджав ноги, обхватила коленки руками. Спокойная сила, звучавшая в словах Шона, ужаснула ее – было ясно, что он не испытывает ни страха, ни колебаний. Случись что, его рука не дрогнет. Андреа зябко поежилась. С тех пор как оборотни поселились в своих городах, их судьба висела на волоске. Если кто-то из них возьмется за оружие, расправа будет скорой и безжалостной. И судьба их будет решена.
– Держу пари, Каллум просто бесится от скуки, – буркнула она. – Там, где я жила, в Колорадо, мы просто жили – влюблялись, рожали детей, ну, и все такое. Никому не приходило в голову строить какие-то козни. И жизнь была намного проще.
– Не слишком удивлюсь, если Каллум решил, что нам всем необходима небольшая встряска, – вздохнул Шон. – У каждого из нас вдоволь еды и крыша над головой. И куча свободного времени. Семьи становятся больше. В таких случаях со временем непременно начнется борьба за власть.
Андреа скривилась:
– Если кто-то пытается заставить существа разного вида жить друг у друга на голове, конфликтов не избежать.
– Возьми хотя бы твоего отца и Глорию.
– Спасибо, не хочется. А как же мы с тобой?
– Межвидовое скрещивание? – хмыкнула Андреа. – Надеешься, у нас получится?
– Я хочу, чтобы получилось. – Глаза Шона потемнели. – Потому что когда я увидел тебя, любимая, я понял, что это – навсегда!
В глазах Андреа появилась такая тоска, что у него сжалось сердце. Он поклялся сделать все, чтобы заставить ее забыть о прошлом, и сдержит слово, чего бы ему это ни стоило.
– Ты понял это прямо там, на автобусной остановке? – нарочито беспечным тоном поинтересовалась она.
– Ты предупредила, что никогда не станешь моей, если не поймешь, что между нами установилась прочная связь. Узы, которые свяжут нас на всю жизнь. Я уже чувствую их! А ты? Мое сердце… Тебе достаточно только протянуть руку – и оно будет твоим.
– Шон, я ведь даже не знаю, кто я. Как я могу принять его, если до сих пор не понимаю, кем я должна стать?
– Моей подругой. Кем же еще?
Она покачала головой:
– Нет, я не о том. Кто я? Отец – фэйри, мать – оборотень. Оборотнем я уже была. Останься я в своей стае, моим предназначением было бы производить на свет детенышей, и все!
Глаза Шона сердито сверкнули.
– Какой ублюдок тебе это сказал?!
– А ты как думаешь? – Она горько усмехнулась. – Естественно, вожак моей стаи и его драгоценный сын. Впрочем, и все остальные тоже. Я росла, заранее зная, что это все, на что я способна… и то если кто-то смирится, что в жилах его потомства появится малая толика нечистой крови фэйри.
– Надеюсь, сама-то ты хоть в это не веришь?
– Когда я подросла, это стало меня бесить. Но там, у себя на родине, я была бессильна это изменить.
На ее лице отразилось такое страдание, что сердце Шона облилось кровью.
– Любимая! – Шон крепко обнял ее, баюкая, как ребенка. Сегодня вечером, когда Андреа сердито шипела на него, раздраженная его попытками защитить ее, он отнесся к этому с пониманием. Дело вовсе не в нем, твердил Шон, просто Андреа ненавистна сама мысль о том, что она нуждается в чьей-то защите. А манера Шона огрызаться на любого, кто оказывался слишком близко, лишь напоминала ей, как, в сущности, мало от нее зависит. Она злилась. Шон все это понимал – и продолжал беситься.
– Теперь ты здесь, со мной. Ты можешь делать что хочешь – вернее, что нам позволено, но люди же не вечно будут водить нас на поводке. А мне… мне нужна только ты. И мне это нравится.
Андреа, подумав, решила, что ей это тоже нравится. Но то, что не давало ей покоя, было гораздо сложнее.
– Но моя жизнь вдруг стала… даже не знаю, как сказать. Это какое-то безумие, Шон. Привычный мне мир исчез и… Я уже ничего не понимаю!
– Судя по тому, что ты мне рассказывала, может, оно и к лучшему?
Глаза Шона горели гневом – его взгляд было трудно выдержать, хотя она понимала, что этот гнев вызвала не она. «Ты дитя воина, – сказал ей Фионн. – И знатная леди по праву рождения». Может, причина в этом?
– Вряд ли. – Подбородок Шона вдруг оказался на уровне ее глаз, и Андреа, не удержавшись, лизнула его. – Когда ты ребенок, привыкший к какому-то определенному образу жизни, это и есть твой мир. Я была несчастлива – но я по крайней мере знала, чего мне ждать. А теперь не знаю. Люди стреляют в нас, живущий в соседнем доме бастет хочет, чтобы я стала его подругой, вдобавок какой-то фэйри, нахально забравшийся в мои сны, утверждает, что он мой отец, а моя тетка ходит, затянутая в черную кожу.
– Да уж, Глория всегда отличалась экстравагантными вкусами.
Андреа подняла на него глаза.
– Я так и не поняла, для чего ты заявил на меня права. Чтобы в стае царил мир, сказал ты. Но у вас с Лайамом хватило бы влияния, чтобы убедить кого угодно это сделать… да хоть того же Эллисона, например. Что же все-таки заставило тебя рискнуть сделать предложение какой-то полукровке, которую ты и в глаза-то никогда не видел?
В его потемневших глазах вдруг появилась какая-то непонятная тоска.
– Может, я просто воспользовался удобным случаем. Женщин мало, а я к тому же понимал, что ни одна по доброй воле не захочет стать подругой стража. А вот если у нее не останется выбора…
– Шон Морисси, не морочь мне голову! Женщины в этом городе готовы передраться из-за тебя! Я сама видела, какими глазами они на тебя смотрят. Да вот хотя бы в баре… словно у них слюнки текут. Я чуть с ума не сошла от ревности. Ха! Скажи еще, что до меня хранил целомудрие!
Краска на лице Шона подтвердила ее худшие подозрения.
– Нет, не хранил. Но любовные забавы – это одно. А любовь – совсем другое. Женщины достаточно ясно дали мне понять, что ни одна из них не согласится стать подругой стража. Впрочем, у стражей обычно не бывает ни подруг, ни детенышей – ведь вся их жизнь проходит под сенью смерти. Какая женщина захочет этого?
– При чем тут смерть? Любая женщина хочет, чтобы ее любили.
Что-то снова мелькнуло и погасло в его глазах.
– Да, согласен. Но я перестал быть мужчиной и превратился в своего рода символ. Я не спасаю жизни, а приношу с собой смерть. Скажи мне, Энди, любимая, неужели это то, что тебе нужно?
В его словах чувствовалась такая горечь, что у нее сжалось сердце. Она попыталась представить себе ту ночь, когда его избрали стражем, и его страх, когда он впервые сжал рукоятку тяжелого меча. Вся его жизнь разом переменилась, желания, мечты, все было забыто – остался только долг. Он превратился в стража.
– Стражи вроде тебя заставляют нас помнить, что мы не всегда будем рабами, – понизив голос, сказала она. – Твой меч освободит нас. И мы обретем свободу – в смерти.
– И ты веришь в это?
– Страж некогда освободил душу моей матери. Мне тогда было только три года. Я не забыла, как была благодарна ему. Моя мать не могла остаться со мной – но в стране вечного лета она должна была обрести счастье. И безопасность.
– Тебе было всего три года.
– И все равно я была ему благодарна. – Она коснулась его щеки. Как мужчина может быть таким сильным – и одновременно таким уязвимым? – Ты убедил себя, что приносишь горе, Шон… на самом деле ты облегчаешь его.
– Но оборотни сделали так, что меч стал важнее их жизни. Поэтому Каллум хочет украсть его. Для них меч важнее, чем необходимость сражаться, чтобы остаться в живых…
– Не уверена, что это так…
– Милая, именно поэтому погиб мой брат. – В глазах Шона блеснули слезы. – В ту ночь Кенни пришлось драться не на жизнь, а насмерть, чтобы помешать нескольким одичавшим оборотням завладеть мечом. Он предпочел погибнуть, чем рисковать им… и мной. И как мне теперь с этим жить?
– Богиня! – ахнула Андреа. – Шон… – Она притянула его к себе.
Шон закрыл глаза. Он никогда не говорил об этом ни с кем, даже с Лайамом, хотя ближе брата у него никого не было. И вот теперь он прочел сочувствие в глазах Андреа.
– Он любил тебя! – хрипло прошептала она. – Если Кенни был похож на Лайама или Дилана, значит, он любил тебя. Он сражался, чтобы спасти тебя, а не меч!
– И вот теперь его нет. Нет и уже никогда не будет.
Знакомая тоска подступила к горлу. Шон надеялся, что со временем это пройдет, но сердце его разрывалось от боли, как в тот день, когда погиб Кенни. Уронив голову на плечо Андреа, он заплакал.
Сердце Андреа обливалось кровью.
– Шон, мне так жаль…
Он крепко прижал ее к себе. Она осыпала поцелуями его мокрые от слез щеки. Вся ее злость разом исчезла, словно смытая этими слезами. Только сейчас до нее дошло, что Кенни погиб на глазах у младшего брата. Теперь она понимала, в каком аду жил Шон.
– Я должна кое-что тебе сказать…
На лице Шона отразилось лишь слабое любопытство – как будто для более сильных чувств уже не оставалось места.
– О чем, милая? Неужели ты купила мне еще трусы?
– Очень смешно! Нет. – Спрыгнув с кровати, Андреа подошла к столику, где лежал меч. Ей вдруг стало трудно дышать. – Помнишь того воина-фэйри? Так вот, он попросил меня украсть меч стража.
В комнате повисла тишина.
Андреа очень хотелось коснуться меча, но, чувствуя на себе подозрительный взгляд Шона, она благоразумно спрятала руки за спину. Она понимала, что обязана была ему рассказать, но вдруг забеспокоилась, гадая, как поступит Шон. Ей не терпелось расспросить Фионна о матери, но теперь, похоже, об этом придется забыть.
Впрочем, это не важно. Скорее всего Фионн выдал себя за ее отца, просто чтобы подобраться к мечу. Может, конечно, он и не врал… только Андреа была уверена, что, заполучив меч, фэйри тут же забудет о ней.
«Ну и пусть, – решила она. – Он и так уже рассказал тебе то, что ты хотела услышать, так какая разница?»
Но ей мучительно хотелось узнать правду.
– Проклятие! – прорычал Шон. – Что ты ему сказала?
– Что я не настолько глупа, чтобы отдать ему меч стража только потому, что он утверждает, будто он якобы мой отец. – Андреа повернулась. Шон смотрел на нее в упор, лицо у него было каменное. – Я, конечно, отказалась, но… что, если Фионн уговорит кого-то еще украсть меч? Поэтому я и спросила тебя, что будет, если меч окажется в руках у фэйри. Что он сможет с ним сделать?
– Теоретически ничего.
– Тогда зачем он ему?
– Затем же, зачем и Каллуму. Напугать оборотней. Внушить им страх, что с потерей меча их души утратят бессмертие. Заставить их гадать, что он будет делать с мечом. Да оборотни сойдут с ума при одной мысли, что меч попал в руки фэйри!
Андреа глухо заворчала:
– Что же мне делать?
– Да все просто – не отдавай ему меч, и все.
– Но… Проклятие, Шон, а вдруг он и правда мой отец?!
– И поэтому ты готова украсть для него меч?
– Нет, конечно! Даже если Фионн не соврал, как я могу доверять ему? Он ведь когда-то бросил мою мать… впрочем, и меня тоже. Он, конечно, твердит, что сделал это ради нашей же безопасности, поскольку у него были враги, которые, не задумываясь, убили бы нас с матерью. Но, холера… все это может оказаться кучей вранья! Откуда мне знать?
– Хочешь пробраться в страну фэйри и сама узнать, что правда, а что нет?
Андреа зябко поежилась. Ее с детства учили ненавидеть фэйри, которые некогда создали оборотней, чтобы те сражались за них, а после обращались с ними с беспощадной жестокостью. Страна фэйри – хуже, ада, во всяком случае, так утверждали оборотни. Там царит лютый холод и на каждом шагу подстерегает опасность. И плохо придется оборотню, если он попадет в руки фэйри. Его ждет смерть – либо быстрая и внезапная, либо долгая и мучительная, если фэйри придет охота позабавиться.
– Не знаю…
– Тогда я пойду с тобой.
– Что? Ты шутишь?! Почему?
– Ты ведь хочешь узнать, кто ты такая?
Шон сидел с таким невозмутимым видом, словно это не он только что вызвался сделать то, что в глазах оборотня иначе как подвигом трудно было назвать. Или безумием… Чтобы бастет отправился в страну фэйри просто потому, что его подружке-полукровке приспичило раскопать семейные корни?! Бред!
– Ты спятил?! – возмутилась она. – Это слишком опасно. Ведь тогда фэйри смогут заполучить не только меч, но и самого стража.
– Не смогут. Я оставлю меч Лайаму.
– А если тебя убьют? Нет, Шон, я не позволю тебе рисковать жизнью!
– Я же вижу, как ты мучаешься, – спокойно сказал он. – Естественно, мне это не нравится.
– Ну, понятно… значит, ты решил, что можешь все исправить! – усмехнулась Андреа. – Нет, я знала, конечно, что у тебя непомерное самомнение… но чтобы до такой степени?!
Он подошел вплотную к ней, и Андреа опять почувствовала окружавшую его ауру силы.
– Потому что у меня получится лучше, глупенькая. Потому что не хочу, чтобы ты пострадала. И так теперь будет всегда.
И столько яростной решимости было в его голосе, что по спине Андреа поползли мурашки.
– Ты не должен идти со мной. Это безумие, Шон!
– Лучше уж я пойду с тобой, чем отпущу тебя одну. – В горле у него заклокотало.
Андреа подбоченилась.
– Ты опять за свое?
– Это опасно, – уперся Шон.
– Разговор окончен. Я и сама знаю, как это опасно, но ты не можешь посадить меня под замок. Ты сам говорил, что здесь я вольна поступать как мне хочется, и пользоваться полной свободой – в отличие от моего родного города оборотней. Выходит, передумал?
Шон снова зарычал, однако глаза его оставались человеческими. Между ними возникла какая-то новая связь – узы, которые было не так-то легко порвать.
– Ладно, – кивнул он. – Давай, развлекайся. – Его руки тяжело опустились ей на плечи. – Но танцевать, черт возьми, ты будешь только со мной, поняла?
– Ревнуешь? – усмехнулась Андреа.
– Еще как! До сих пор жалею, что не свернул ему шею. – Шон обхватил ее лицо ладонями. – Я так хочу тебя, что это сводит меня с ума! – Он улыбнулся – улыбкой уверенного в себе самца.
Его жадный поцелуй мгновенно зажег пожар в ее крови. Сегодня она танцевала для него – да, чтобы подразнить его, но еще и для того, чтобы возбудить в нем желание. Ей был нужен он, Шон, а вовсе не Эллисон. Вот что делает любовь… толкает на безумства.
Руки Андреа скользнули ему под майку, легли на грудь, где глухо и часто билось сердце.
– Значит, ты отпустишь меня?
Он зарылся лицом в ее волосы.
– Одну? Нет. Мой долг – защищать тебя. И я это сделаю.
– Даже сейчас? Когда мы оба сходим с ума?
– Я попросил Ронана покараулить возле дома. Он с радостью согласился. Должно быть, сидит сейчас на крыльце.
– Вот и хорошо. – Андреа рывком стащила с него майку, пока он сам сражался с застежкой ее лифчика.
Оба упали на кровать. Андреа услышала пение меча, в следующее мгновение губы Шона жадно смяли ее рот. Он не перестал удивлять ее: хотел уберечь ее от опасности – и тут же вызвался сопровождать ее туда, где опасность грозила им обоим; боялся потерять ее – и твердил, что она свободна. Он до сих пор винил себя в гибели Кенни, и сердце ее разрывалось от жалости к нему.
Одежда уже не мешала им – Шон сорвал с нее трусики и резким толчком глубоко врезался в нее. Андреа напряглась, выгнулась, как лук, а потом испустила ликующий крик. Острое наслаждение захлестнуло ее с головой – обхватив Шона ногами, она задвигалась в одном ритме с ним.
«Шон, любимый!»
Тела оборотней были созданы для любви – для неистового и яростного совокупления. Они могли заниматься этим до обморока, до изнеможения. И то, что Андреа была наполовину фэйри, не заглушило острого желания, сводившего ее с ума. А может, все дело было в Шоне.
Не успев подумать об этом, она вдруг почувствовала, что летит в пропасть, и крепко обняла Шона, стремясь увлечь его за собой. На дно они упали вместе. Песня меча звучала все громче – Андреа не знала, слышит ли ее Шон. Она только собралась спросить его об этом, но тут губы его вновь нашли ее рот и он вновь занялся с ней любовью.
– Классные блинчики, – одобрительно заурчал Ронан с набитым ртом. – М-м-м, с черникой! Мои любимые!
Гремевший сковородками Шон ничего не ответил. В глаза ему точно насыпали песку, настроение было отвратительное. Он не спал всю ночь – то ли из-за желания, которое так и не смог утолить, то ли из-за беспокойства за Андреа. В эту ночь кошмары ее не мучили – и на том спасибо, мрачно подумал он.
Какого черта он взялся жарить эти чертовы блинчики? Одному Богу известно…
– Знаю, что ситуация сложилась хреновая, – невнятно пробормотал Ронан. – Но все утрясется.
– Черт… я рассчитывал, что ты будешь держать язык за зубами! – рявкнул Шон.
– M-да, когда ты говоришь «черт», значит, ты страшно зол. Чего ты на меня взъелся? Я ведь просто хотел помочь.
– Извини. Не выспался.
– Еще бы ты выспался! А то я не слышал, как вы с Андреа резвились там, наверху. Такое не скроешь. Хочешь совет? Затащи ее в постель и не выпускай оттуда. Тогда у вас не будет времени ругаться. Да и сил тоже.
Шон чертыхнулся. Он совсем забыл об их ссоре в баре. Впрочем, сегодня все это было уже не важно.
– Спасибо. Я подумаю.
Вскоре появилась и она – в футболке и джинсах, с еще мокрыми после душа волосами.
– М-м-м… кажется, пахнет блинчиками!
– Объедение! – Ронан отсалютовал ей вилкой.
Переложив блинчики на тарелку, Шон молча поставил ее на стол. От Андреа изумительно пахло – куда соблазнительнее, чем от блинчиков. На шее у нее блестели капли воды, и Шону вдруг мучительно захотелось слизнуть их языком.
– Держи, – буркнул он, подтолкнув к ней тарелку.
Андреа, усевшись за стол, полила блинчики сиропом и облизала палец. Шон застыл, не в силах оторвать от нее глаз.
– Значит, вот, оказывается, как все просто, да? – повернувшись к Ронану, промурлыкала Андреа. – Всего-то и нужно, что заниматься сексом до тех пор, пока в тебе не останется ни сил, ни охоты вспоминать, из-за чего мы поссорились. Так?
Ронан ухмыльнулся:
– Ну, мне когда-то это помогло. А у тебя острый слух, волчица.
– Я наполовину фэйри, – поправила Андреа. – При межвидовом скрещивании некоторые особенности… обостряются.
Ронан оглушительно захохотал:
– Кажется, я понимаю, почему ты в нее влюбился, Шон!
Шон тоже это понимал. Он покосился на Андреа – дерзкий взгляд серых глаз, футболка, облепившая влажное тело. То, что они всю ночь до изнеможения занимались любовью, ничего не меняло – глядя ему в глаза, Андреа вызывающе облизнула губы, и Шон с трудом сдержал стон.
– Эй, кажется, у нас гости!
Тревога в голосе Ронана подействовала на Шона как ушат ледяной воды. Забыв об Андреа, он посмотрел в окно. К дому Лайама направлялся какой-то незнакомый оборотень. Шон знал, что дома никого нет – Лайам, забрав Коннора и Ким, повез их завтракать.
– Оставайся здесь, – рявкнул он Андреа. И, сделав Ронану знак следовать за ним, выскочил из дома.
