Текст книги "Как поцеловать своего лучшего друга (ЛП)"
Автор книги: Дженни Проктор
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 15 страниц)
Но ты ведь хочешь этого мужчину.
И ты видишь это в его глазах. Он тоже хочет тебя.
На мгновение я представляю, как иду по Лондону не под руку с модным британцем в пальто от Burberry, а рядом с Броуди. Картинка сменяется – мы с ним уже в Силвер-Крике. Вместе.
Может быть?.. Может, у нас бы получилось?
Выражение лица Броуди меняется, в его взгляде – немой вопрос. Я вздыхаю и закрываю глаза, уткнувшись лбом в его грудь. Если я правильно читаю Броуди, если он чувствует то же, что и я, – я не могу давать ему ложную надежду. За последний год я многого достигла. Я здесь. Я стараюсь не убегать при первых трудностях. Но то, что происходит между нами сейчас… я была не готова к такому шквалу эмоций.
И пусть это звучит как клише, я действительно думаю, что Броуди слишком хорош для меня. Он заслуживает большего.
То, что у нас есть – это настоящая, искренняя, чистая дружба. Она надёжна. И пока я могу опереться только на это. Любое другое развитие событий может причинить ему боль – а этого я допустить не могу. Но и делать вид, будто ничего не изменилось, я тоже не могу. Мы с детства обнимались. Но это было не так. Мы не стояли вот так. Не держались друг за друга вот так.
– Кейт? – голос Броуди звучит где-то рядом с моим ухом. Он не произносит вопрос вслух, но я и так его слышу. Он хочет знать, что скрывается за моим вздохом.
Я делаю шаг назад, выскальзываю из его объятий.
– Нам надо отвезти всё это. Секонд-хенд скоро закроется.
Он остаётся на месте, неподвижный, с опущенными руками. Потом разворачивается, проводит рукой по волосам и прочищает горло.
– Да. Ты права. Может, я просто отвезу всё сам? – он достаёт ключи. – Мне не сложно.
– Нет, я поеду с тобой. Не могу же я свалить на тебя весь груз. – Я не хочу, чтобы мы расстались вот так. В этой странной, натянутой тишине. Мне в голову приходит идея: – А что если я угощу тебя ужином в знак благодарности? Бургеры и картошка на скале?
Это был наш любимый способ праздновать всякие мелочи в старшей школе. Идеальные оценки по алгебре у Броуди. Проходной балл у меня. Его победы в плавании. Моё назначение главным редактором школьной газеты. Письма о зачислении в колледжи – даже если я потом отказалась от всех.
Броуди улыбается, но улыбка не доходит до глаз.
– Я бы с радостью, но мне завтра вечером нужно на встречу с управляющим советом школы. Хочу вернуться пораньше, чтобы подготовиться.
– О… Ну да, это важнее.
Его челюсть напрягается, но он ничего не отвечает.
– Ладно. Поехали. Ужин как-нибудь в другой раз.
Мы почти не разговариваем по пути в секонд-хенд, но молчание не напрягает. Оно никогда не напрягало нас. Но после того, как мы стояли в обнимку… я удивлена, что всё по-прежнему спокойно. И всё же мне кажется, что Броуди должен слышать мои мысли – такие они громкие. Там уже настоящий оркестр: гул голосов, коровьи колокольчики и тот самый барабан, который всегда сбивался с ритма на школьных парадах.
Мозг снова и снова прокручивает момент объятия. Его голос, когда он прошептал моё имя. Как он держал меня, плотно прижав к себе.
Часть меня хочет поговорить об этом. Найти в себе смелость признать, что между нами что-то изменилось.
Но в чём смысл? Разговор ничего не изменит. Жизнь Броуди здесь. А моя… ну, её как будто нигде нет.
Я как лодка без якоря. Раньше мне нравилось это ощущение свободы – идти, куда захочу. Но теперь, кажется, я потеряла ещё и компас.
Если у меня нет ни опоры, ни направления… как мне чувствовать что-либо, кроме растерянности?
Когда Броуди въезжает в мой двор, он не глушит мотор и не выходит из машины. Я не знаю, чего ждала, но мне всё равно грустно, что вечер заканчивается вот так. Я тянусь к дверной ручке, но замираю, услышав, как Броуди произносит моё имя.
– Кейт, – говорит он мягко, с теплом в голосе.
Я поворачиваюсь к нему.
– В воскресенье. Хочешь позавтракать с моей семьёй? Обычно у нас семейный ужин, но у Оливии планы на вечер, так что в этот раз будет завтрак.
Что-то внутри меня зажигается снова.
– Я бы с удовольствием.
– И я подумал… может, потом сходим в поход? По тропе Пуллиам-Крик, а оттуда – к реке. А дальше – по ущелью.
Я киваю. Я бы и в супермаркет с ним пошла, если бы он попросил. А уж увидеть ущелье – тем более. Это лёгкое «да». На самом деле, я бы пошла с ним куда угодно. И вдруг понимаю: если бы он попросил остаться – возможно, я бы всерьёз задумалась.
Глава 15
Броуди
Родителей на собрании школьного совета оказалось куда больше, чем я ожидал. Больше, чем я вообще когда-либо видел на подобных встречах. Видимо, Карсоны постарались как следует и собрали всех своих сторонников. Я заметил нескольких бывших учеников и родителей, пришедших поддержать меня. Мои мама с папой, Оливия и Перри сидят у выхода, но остальные… Остальные смотрят на меня так, будто я каждое утро начинаю с того, что сбрасываю щенков в водопад.
Отец позвонил час назад, когда я ехал сюда, и напомнил: что бы ни говорили другие, на моей стороне – правда. Мне хочется верить, что этого достаточно. Но по этим лицам видно – они настроены воевать.
Директор Тэлбот подходит ко мне с мрачным выражением. Он отводит меня к краю зала и кладёт руку мне на плечо – спокойно, уверенно.
– Слушай, вот что я знаю. Два члена совета – у них в семье есть дети, которые за последние пять лет участвовали в каякинге, и они полностью за программу. Ещё двое – нейтральны. Но одна… Нэнси Шелборн – вот с ней будут проблемы. У неё список вопросов длиннее реки, и каждый из них направлен на то, чтобы тебя дискредитировать.
– Почему мне кажется, что я попал в роман Джона Гришэма?
Джон усмехается.
– Послушай. Что бы ни случилось с программой каякинга, ты всё равно остаёшься частью команды Академии Green River. Твоя работа сейчас не под угрозой. Понимаешь?
Я киваю. Хотя если честно, работа без каякинга – уже не та работа.
– Всё пройдёт. Просто говори правду. Карсоны много шумят, но они ведь каждый день живут с этим ребёнком. Они знают, какой он идиот. – Джон подмигивает и возвращается на своё место как раз в тот момент, когда начинается собрание.
Я направляюсь к своему месту в первом ряду, но тут замечаю движение у задней двери. Тёмные волосы.
Кейт здесь.
Мы встречаемся взглядом, и она улыбается. Этот взгляд согревает меня изнутри. Как бы ни была неопределённа наша с ней ситуация, с её приходом мне сразу становится легче.
Телефон вибрирует в кармане. Я вытаскиваю его – сообщение от Кейт.
Кейт: Ты справишься. Я верю в тебя так же, как верю в вишневую колу и попкорн с маслом.
Я усмехаюсь и убираю телефон обратно. Когда я помогал Кейт готовиться к экзаменам, это были наши традиционные закуски. И перед каждым её тестом я писал ей именно это сообщение.
Мне нравится, что она помнит. Мне нравится, что она здесь. Но как надолго?..
Первая часть встречи – формальности. Читают протокол предыдущего заседания, обсуждают предложения по изменению бюджета на следующий учебный год, обновление школьной программы по естественным наукам. И, наконец, переходим к вопросу, из-за которого сюда пришли все эти родители: безопасность программы каякинга в Академии Green River.
Первой слово даётся Диане Карсон.
Мне приходится изо всех сил контролировать дыхание, пока она перечисляет одно «нарушение» за другим. Её сыну не отвечали на вопросы. Его игнорировали. Над ним смеялись другие ученики. А потом, по её словам, его «жизнь оказалась под угрозой, когда его выпустили на воду без надзора и инструктажа, в лодке, которая фактически стала ловушкой и не позволила ему выбраться».
Председатель совета благодарит миссис Карсон и передаёт слово мне.
– Мистер Хоторн, вы могли бы изложить своё видение произошедшего?
Я встаю, киваю и иду к трибуне, откуда только что выступала Карсон. Прочищаю горло.
– Спасибо, что предоставили мне возможность выступить. Прежде чем говорить о событиях того дня, я хотел бы вкратце рассказать о мерах безопасности, которые действуют в нашей программе по каякингу, и о своей квалификации как инструктора. Это важный контекст.
Председатель кивает.
– Хорошо.
Я хватаюсь за края трибуны и начинаю: рассказываю о сертификате CPR, о пятом уровне квалификации по версии ACA, о подготовке по спасению на бурной воде. О десяти годах собственного опыта на реке и пяти – как инструктора.
– Также стоит упомянуть, – добавляю я, – что мы строго придерживаемся рекомендованного соотношения: один инструктор на трёх учеников. Я вывожу группы по шесть человек, и со мной всегда ещё один инструктор.
Одна из женщин у стола совета поднимает руку. На её табличке написано: Нэнси Шелборн.
– Простите, вы сказали, что инструкторов двое? Значит, округ оплачивает второго?
– Второй инструктор – волонтёр, – отвечаю я. – Он полностью сертифицирован, имеет все необходимые документы, но работает бесплатно.
Она усмехается.
– Странная самоотдача для человека, не связанного со школой. Вы уверены, что он достаточно вовлечён в процесс? Может, он не всегда следит за учениками как следует?
Я сжимаю челюсть. Есть только один способ ответить на это – рассказать то, о чём даже директору Тэлботу пока не говорил. На бумаге – всё чисто, я проверял. Но он всё равно не обрадуется.
– Волонтёр, который помогает мне – Гриффин Хьюз. Он владелец школы каякинга Triple Mountain, где я работаю летом. Во время тех двух восьминедельных сессий, когда действует школьная программа, я бесплатно провожу занятия по выходным у него в школе, чтобы у него было время помогать мне.
Нэнси Шелборн морщит губы, раздражённо выдыхает, но председатель совета поднимает руку, прерывая её.
– Правильно ли я понял, – говорит он, – вы бесплатно работаете в частной школе Силвер-Крика, только чтобы ваш школьный курс каякинга мог функционировать с двумя инструкторами?
– Всё верно.
– Могу я спросить, зачем? Вас кто-то обязывает соблюдать соотношение три к одному?
– Это не обязательное требование, но это моё правило. И правило Triple Mountain. На мой взгляд, чтобы обеспечить безопасность, один инструктор не должен отвечать за большее количество каякеров.
– И вы никогда не обращались к администрации с просьбой оплатить работу мистера Хьюза?
– С уважением, мэм, но мне не известно ни одной государственной программы, в которой завал был бы с деньгами. Даже чтобы просто собрать необходимое снаряжение, пришлось оббивать пороги – искать спонсоров, гранты. Это казалось мне тем, что я смогу потянуть сам.
Она кивает.
– То есть, ты жертвовал своим личным временем и силами только ради того, чтобы детям было безопаснее?
Я чуть не отмахнулся от её слов, чуть не приуменьшил то, что делаю. Потому что для меня это действительно не кажется чем-то особенным. Но ведь это не значит, что для остальных это не должно быть значимым. Наоборот – это может только помочь.
– Да, – просто говорю я. Раз уж на то пошло – пусть знают.
Она улыбается.
– Так и думала.
Следующие десять минут я подробно рассказываю обо всём, что произошло в тот день, когда Диллон Карсон уверяет, что едва не утонул.
– Любой спорт несёт в себе определённый риск, – говорю я, чувствуя, как пульс, наконец, возвращается к норме. – Футболист, выходя на поле, понимает, что может получить травму. Но он также знает, что у него больше шансов, если он будет слушать тренера, а не бросаться на самого крупного соперника, думая, что справится в одиночку. Мои ребята понимают, что, оказавшись на воде, они могут пострадать. И вероятность этого возрастает, если они ведут себя глупо или самонадеянно. Но если они слушают, если внимательны, я сделаю всё от меня зависящее, чтобы они были в безопасности.
В этот момент мне даже немного жаль, что я не в романе Джона Гришэма. Я готов выдать: Дамы и господа присяжные, – своим лучшим голосом а-ля Мэттью Макконахи, ударить кулаком по трибуне и воскликнуть: Я невиновен, Ваша честь! Невиновен!
Но сегодня никаких решений не будет. Голосование состоится позже, летом, после того как совет тщательно «обдумает и оценит» все детали.
После того как Нэнси Шелборн задаёт мне ещё с полдюжины вопросов – начиная от того, где я получил диплом преподавателя, и заканчивая тем, вижу ли я себя жителем Силвер-Крика до конца жизни (понятия не имею, к чему был этот вопрос), – встреча завершается.
Джон Тэлбот показывает мне два поднятых вверх больших пальца с другого конца зала, отдаёт короткое военное приветствие и исчезает за дверью. У него дома дети, а собрание затянулось, так что я не виню его за уход. Мы ещё созвонимся, всё обсудим.
Следом меня окружает семья – обнимают, хлопают по плечу. Мама отводит меня в сторону.
– Ты хорошо выступил, Броуди, – говорит она мягко.
– Спасибо, мам.
– Удивительно, что эта сумасшедшая Нэнси Шелборн не потребовала твои баллы по экзаменам. Хотя, если бы потребовала – вот тогда бы и показали ей! – мама улыбается.
Я бросаю взгляд за её плечо – там, у задней стены, стоит Кейт, ждет меня.
Мама следует за моим взглядом.
– А-а, ясно…
Я качаю головой.
– Прости, я просто…
– Ой, да замолчи. Я же знаю, что не могу с ней тягаться. Но всё-таки интересно… – она наклоняет голову к Кейт. – Как дела? Как ты сам?
Три коротких слова – а вопросов в них на тысячу. Я стараюсь вложить в ответ как можно больше уверенности. Мама всё равно будет волноваться, но я стараюсь.
– Мы друзья, мам.
Она прищуривается.
– Чувствую, ты что-то недоговариваешь.
Я многое недоговариваю. Вчера я попробовал подать сигнал, открылся, но Кейт отшатнулась. Хотя я уверен – она что-то чувствует. Так что сдаваться я пока не собираюсь. Но и рассказывать семье пока рано.
– Рассказывать нечего. Обещаю.
Мама тяжело выдыхает.
– Ох, милый. Ни капельки тебе не верю.
Я наклоняюсь и целую её в щеку.
– Спасибо, что волнуешься. И спасибо, что пришли. Это многое значит.
Когда моя семья уходит, в комнате остаёмся только я и Кейт. Я останавливаюсь прямо перед ней.
– Привет. – Прячу руки в карманы брюк. – Спасибо, что пришла.
Она кивает, улыбается.
– Я бы не пропустила. Ты был потрясающим, Броуди. Прямо на «отлично с плюсом».
Я усмехаюсь.
– Приму с благодарностью.
Она берёт меня под руку, и мы идём к стоянке, к маминому Subaru.
– Ты хорошо выглядишь в костюме, – говорит она. – Мне нравится твой галстук. И приятно снова видеть тебя в очках.
– Надел их, чтобы выглядеть более… учительским. – Я снимаю очки и убираю в карман рубашки. – Получилось?
Она улыбается.
– Определённо. Но если серьёзно, ты был очень убедительным. И мне понравилось, как ты не побоялся указать на поведение Диллона. Это было важно.
Она всё ещё держится за мою руку, когда мы подходим к её машине. Я позволяю ей потянуть меня ближе – мы оба облокачиваемся на водительскую дверь.
– Надеюсь, это хоть что-то изменит.
– А если нет? – спрашивает она. – Я уверена, что всё будет хорошо. Но вдруг?..
– Наверное, останусь преподавать. Гриффин ещё пару месяцев назад спрашивал, не хочу ли я работать у него в Triple Mountain на постоянной основе. Это заманчиво, но… не знаю. Мне кажется, то, что я делаю в школе, – это важно. Было бы тяжело всё бросить.
Она кладёт голову мне на плечо, руки обнимают моё предплечье.
– Ты всегда светишься, когда по-настоящему взаимодействуешь с людьми. Мне легко представить, как ты это делаешь в классе.
Кейт рядом, так же близко, как и прошлым вечером. Но сейчас это просто тепло и поддержка. Мы оба знаем – между нами пробегает искра, и это не исчезло с тех пор, как она вернулась в город. Но я ценю и то, что она умеет быть рядом вот так. Я хочу этой химии. Но хочу и дружбы.
Сердце сжимается. Я хочу её.
– Как прошёл день? Что-то удалось разобрать в доме?
– Немного, – отвечает она, зевая. – Полдня рассматривала фотографии родителей до моего рождения.
– Ты раньше их не видела?
– Никогда. Я честно думала, мама выкинула всё, что напоминало ей о папе. Я видела только те снимки, где я тоже есть. А эти… они вдвоём, совсем молодые. И выглядят такими счастливыми. Не то, чего я ожидала.
– Но они ведь поженились, Кейт. Значит, любили друг друга.
– Логически я это понимаю. Но представить тяжело. У меня нет ни одного воспоминания о них вместе. Они всегда были разведены. А мама всегда – злилась из-за этого.
Неудивительно, что Кейт сложно представить собственный счастливый финал.
– Брак не всегда заканчивается так, – говорю я.
Она кивает, не поднимая головы, и я чувствую, как она качается у меня на плече.
– Я знаю. – Она сжимает мою руку. – У тебя всё будет по-другому.
– Почему ты так уверена?
Она поднимает голову, смотрит мне в глаза.
– Потому что ты веришь, что будет по-другому. – Улыбается. – Это твоя мама мне сказала. И я думаю, она права. Вера в то, что любовь может быть вечной – это уже половина победы.
Это действительно в духе мамы. И она права. Я верю, что брак может быть настоящим и долгим. Когда я думаю о будущем, я всегда представляю его вдаль – до внуков и правнуков – и всегда рядом та, кого я люблю.
Я не настолько наивен, чтобы верить, будто всё всегда заканчивается так, как хочется. В жизни случается всякое. Люди умирают. Мы совершаем ошибки. Нас предают, обманывают, разбивают нам сердца. Но можешь называть меня оптимистом – я всё равно предпочту верить, что хорошее возможно. Что настоящая любовь способна выдержать любое испытание.
– А ты как думаешь? – спрашиваю я. – Ты веришь, что любовь может быть вечной?
Она долго смотрит на свои руки.
– Я стараюсь, – наконец отвечает. А потом, уже с большей уверенностью: – Я хочу верить. – Она пожимает плечом, почти игриво, и улыбается. – Жаль только, что весь этот багаж, который я с собой таскаю, такой тяжёлый.
– По-моему, ты неплохо с ним справляешься.
– Вот в том-то и дело. Я его не несу. Я заперла всё здесь, в Силвер-Крике, и просто уехала. Я же тебе говорила – в отношениях я умею только одно: убегать.
Она произносит это будто в шутку, но я слышу в её голосе правду.
– Не верю. Тебе не нужно убегать. И ты заслуживаешь быть счастливой. Я буду повторять это, пока ты сама не поверишь.
Остаётся только надеяться, что однажды она и правда в это поверит.
Глава 16
Кейт
Я нервничаю перед завтраком с семьёй Броуди.
Не должна бы – я ведь люблю Хоторнов, и знаю, что они любят меня. Но с моими чувствами к Броуди, которые меняются с каждой минутой, я боюсь, что его мама сразу всё увидит по моему лицу. Гипотетически, если я действительно что-то чувствую к Броуди… одобрила бы его семья такой выбор? Они знают обо мне почти всё. Но любить меня несмотря на мои недостатки – это одно, а хотеть, чтобы их сын жил с этими недостатками всю жизнь – совсем другое.
Я трачу слишком много времени, пытаясь выбрать, что надеть. Найти наряд, который одновременно покажет, что я ценю приглашение Хоторнов и хочу выглядеть достойно, но при этом будет удобным для похода в горы – почти невыполнимая задача. В итоге я останавливаюсь на шортах, лёгкой джинсовой рубашке на пуговицах, которую подпоясываю, и сандалиях. Кеды бросаю в сумку. После завтрака смогу снять рубашку и пойти по тропе в майке, которую ношу под ней, а обувь переобую в машине.
Пока жду Броуди, стою в пустой гостиной. С тех пор как он помог мне увезти первую партию вещей, я уже дважды съездила в секонд-хенд и столько же раз – на почту, отправляя то, что продала на eBay. Даже подушку в форме груди кто-то купил – за тридцать долларов. В комнате теперь не осталось ничего, кроме мебели. А её заберут в понедельник с утра.
Следующим этапом будет кухня, потом – спальни наверху.
Что я совсем не ожидала, так это того, что, чем больше я выношу из дома, тем яснее начинаю видеть его потенциал. У него крепкий каркас. Мама не просила делать капитальный ремонт, но если немного обновить интерьер, дом можно будет продать гораздо дороже. Вопрос в том, захочет ли мама тратиться.
Я достаю телефон и отправляю ей короткое сообщение с вопросом, как она смотрит на то, чтобы обновить кухню перед продажей. Её ответ приходит быстрее, чем я ожидала.
Мама: Думаю, отличная идея. Но удивлена, что это предлагаешь ты. Я была уверена, что ты сделаешь по минимуму и уедешь как можно скорее.
Я заставляю себя сделать вдох, прежде чем ответить. Она ведь не так уж и не права. Именно это я и планировала, когда соглашалась приехать. Но остаться – хотя бы на пару недель дольше – уже не кажется такой уж страшной перспективой.
Я: Пока не так уж плохо. Я с радостью займусь этим. Назначь мне бюджет?
Мы обмениваемся сообщениями о ценах на технику и примерной стоимости обновления кухни. Я в этом ничего не понимаю, но у Фримонта большой опыт в недвижимости, так что скоро мама присылает рекомендации и предложения по ремонту. К концу беседы я почти уверена, что мы с ней установили рекорд по количеству подряд отправленных сообщений без ссор.
Но потом приходит её последнее сообщение, и я замираю.
Мама: Обязательно выбирай то, что тебе действительно нравится. Не гонись только за практичностью. Сделай красиво. Так, как бы ты хотела, если бы сама здесь жила.
Такое ощущение, будто мама хочет, чтобы я здесь жила. Я вспоминаю записку, которую она оставила, как подготовила дом, как наполнила его продуктами. Несмотря на все свои придирки, она, по сути, создала мне здесь комфорт. Но зачем? Почему ей хочется, чтобы я была в Силвер-Крике, если сама она сюда возвращаться не собирается?
Оставшиеся пятнадцать минут до прихода Броуди я провожу на веранде, листая Pinterest в поисках идей для кухни.
Меня неожиданно радует перспектива ремонта, и я даже не знаю, как к этому относиться. Да, это звучит интереснее, чем разбирать шкафы и торговать на eBay. Но это же и продлит моё пребывание в Силвер-Крике – на месяц, может, на два. К тому времени лето закончится, и вот уже ноябрь и гонка не за горами.
Решение по работе в Лондоне, конечно, играет роль. Но в Expedition сказали, что конец лета – не проблема. Когда я рассказала о своих ограничениях, они предложили приехать в июле, чтобы почувствовать атмосферу, а потом, если всё подойдёт, обговорить дату официального старта. Если я вообще захочу этого старта. Чем дольше я в Силвер-Крике, тем менее уверенной себя чувствую.
Я выключаю телефон и откидываюсь на спинку качающегося кресла. Закрываю глаза всего на мгновение и представляю, каково это было бы остаться здесь навсегда. В груди поднимается тревожная волна, но я отгоняю её. Я просто на секунду притворяюсь, что во мне нет этой кучи сомнений, страхов и застарелых комплексов. Как бы это чувствовалось, если бы у меня не было работы, требующей постоянных разъездов? Если бы Лондона вообще не было на горизонте? А если бы я просто… осталась?
Мечта начинает складываться в голове – медленно, но с неожиданной ясностью. Походы в горы. Сбор яблок в садах Стоунбрук. Прогулки по воскресеньям. Тако из палатки рядом с Triple Mountain.
Я вижу это. Почти чувствую на вкус. Особенно тако.
Но не позволяю себе застрять в этом.
Это непрактично.
Это нелогично.
Я не замечаю, что в каждом образе этой мечты рядом со мной был Броуди… пока не оказываюсь в его пикапе.
– Доброе утро, – говорит он, пока я пристёгиваюсь.
– Доброе, – бодро отвечаю. Мы не виделись с четверга, с собрания школьного совета, и мне приятно снова быть рядом с ним.
– Надеюсь, ты голодна. Сегодня нас кормит Леннокс.
– Ему никогда не надоедает готовить? – Мой желудок тут же громко урчит, и Броуди усмехается. Я прикладываю ладонь к животу.
– Я такого не видел, – отвечает он. – Сегодня мы подопытные. Он с Оливией решил, что по воскресеньям в ресторане будет бранч. Вот он и тренируется на завтраках.
Пока мы едем к дому его родителей, разговор течёт легко и непринуждённо. Ничего важного. Я рассказываю о своих планах обновить кухню. Он – о паре, с которой вчера проводил урок по каякингу, и об мейле от бывшего ученика с углублённого курса по химии. Всё абсолютно бытовое. Но я хочу знать об этом всём. Говорю себе, что это не отличается от нашей обычной дружбы – мне всегда было интересно, что происходит в жизни Броуди. Но сейчас… сейчас это уже что-то другое.
Даже если не должно – всё равно другое.
Мы не заезжаем через основной вход на ферму, а поднимаемся по задней дороге, которая ведёт прямо к дому семьи, минуя территорию для мероприятий. Судя по количеству машин в проезде, все уже на месте.
– Вы и правда устраиваете это каждый воскресенье? – спрашиваю, пока мы подходим к двери.
– Всегда собираемся за едой, – говорит Броуди. – Но не все приходят каждую неделю. Перри всегда бывает. Я – почти всегда. Тайлер с Оливией часто ездят в Чарлстон к его семье, так что появляются через раз. А вот Леннокс раньше вообще не приезжал, пока не переехал обратно. Так что теперь его видеть особенно приятно.
– А Флинт? – спрашиваю я.
– Раз-два в год, не чаще, – отвечает Броуди. – Он делает всё, что может. Я, честно говоря, удивлён, что у него вообще получается появляться так часто.
Как только Броуди открывает дверь, меня тут же окутывает знакомое оживление семейного сбора у Хоторнов. Сначала меня обнимает Ханна, потом – Леннокс, но быстро отпускает и убегает обратно на кухню.
Оливия стоит в стороне с мужем Тайлером. Тот подходит, чтобы пожать мне руку, а она только машет, улыбаясь сдержанно и напряжённо. Перри сидит в углу гостиной с книжкой.
– Пойдём, увидишься с Рэем, – говорит Ханна и уводит меня прочь от тяжёлых мыслей об Оливии к мистеру Хоторну, который уже сидит во главе огромного обеденного стола. – Он так ждал, чтобы тебя увидеть.
Рэй Хоторн встречает меня добрыми глазами и предлагает сесть рядом, чтобы я рассказала ему о своих последних приключениях.
Первое, что приходит в голову – это сплав по Нижнему Грину с Броуди. Но я понимаю, что мистер Хоторн имеет в виду что-то большее. Поэтому рассказываю о том, как провела время в Ирландии перед возвращением домой.
Оливия вскоре присоединяется, опускаясь на стул напротив, одну руку положив на округлившийся живот.
– Должно быть, тебе не терпится снова отправиться в путь, Кейт, – говорит она чуть слишком приторно. – Ты уже месяц в Силвер-Крике? Для многих этого более чем достаточно.
В её предположении есть что-то, что меня задевает. То же ощущение, что я испытала, когда впервые зашла к ней с мамой. Будто она хочет, чтобы я уехала.
– Нет, мне тут вполне комфортно. Дом ещё не готов к продаже, дел куча. Этого достаточно, чтобы не зацикливаться.
Она задаёт ещё пару вопросов о доме, мы немного болтаем, но как только разговор переходит на фермерские темы, я встаю и иду искать Броуди. Он на кухне с Ленноксом, прислонился к столешнице, пока брат достаёт из духовки что-то, от чего просто слюнки текут.
– Эй, – говорит Броуди, заметив меня. – Всё в порядке?
Я киваю, но жестом прошу выйти со мной в коридор.
– Что случилось? – спрашивает он, когда мы остаёмся вдвоём.
– Не знаю точно… Но кажется, Оливия не хочет, чтобы я была здесь.
Он поднимает брови.
– Здесь – на завтраке?
– Нет. Здесь, в Силвер-Крике. Я не могу объяснить. Она ничего конкретного не сказала. Просто… чувствуется, что она волнуется.
На лице Броуди что-то мелькает, но он лишь улыбается и сжимает мне плечо.
– Уверен, всё нормально, Кейт. Оливия тебя любит.
У меня в животе сворачивается неприятный комок. Он что-то недоговаривает. Но обсуждать это сейчас, с кучей родственников вокруг, я не готова. Я тоже улыбаюсь и киваю:
– Наверное, ты прав.
– Еда готова! – доносится голос Леннокса из кухни.
– Пойдём, – говорит Броуди. – Поедим, а потом выберемся отсюда.
Еда – божественная. Фриттата с помидорами, руколой и козьим сыром. Толстые куски французских тостов с клубникой и кленово-бурбоновой глазурью – от них я стону вслух. Салат из молодых листьев с тонко нарезанной грушей, карамелизированными грецкими орехами и лимонной заправкой, одновременно сладкой и острой.
К тому моменту, как я доедаю, у меня в голове уже десятки заметок для статьи о новом ресторане Леннокса. А может, даже две-три статьи из одного Стоунбрука выйдут – про коммерческую сторону фермы, про площадки для мероприятий и про ресторан.
И тут снова возвращается мысль, зародившаяся утром, когда я представляла себе более оседлую жизнь в Силвер-Крике.
Всего пара минут – и я мысленно уже насчитала полдюжины мест в Западной Северной Каролине, про которые можно было бы написать. Гастрономическая сцена в Эшвилле, пивоварни, национальные леса, парк Грейт Смоки Маунтинс, особняк Билтмора. Бесконечные тропы, водопады, рафтинг, каякинг… и, конечно, гонки Грин Ривер.
Конечно, это не те спонсируемые поездки, которые были основой моей европейской карьеры. Аудитория станет уже, гонорары меньше. Но если я не живу за границей, может, и не надо зарабатывать столько, сколько раньше?
Это риск. Кардинальный поворот, а не просто новый маршрут. Но не больший, чем переезд в Лондон и работа редактором.
Я несу стопку тарелок на кухню и замираю – Броуди и Оливия стоят у холодильника, кажется, спорят. У Оливии руки скрещены, лицо напряжённое, а у Броуди ладони упёрты в бока.
– Я не единственная, кто переживает, – говорит Оливия. Но обрывается, когда Броуди замечает меня.
Она поворачивается спиной, а он тут же подбегает и забирает у меня посуду.
– Пошли, – говорит он, поставив тарелки в раковину. – Готова ехать?
Я бросаю взгляд на Оливию – она всё ещё отвернута, роется в шкафчике над плитой.
– Я хотела помочь твоей маме с посудой.
– Не переживай. Перри всё сделает. Поехали, пока не слишком жарко.
Я слишком поспешно прощаюсь с его семьёй и выхожу с Броуди к машине. Он что-то скрывает, и сейчас он расскажет мне, что именно.
– Что происходит, Броуди? – спрашиваю я, как только он заводит двигатель. – Почему мы уезжаем так резко? И что ты мне не договариваешь про Оливию? Она ведь не хочет, чтобы я была в Силвер-Крике, да?
Он тяжело выдыхает.
– Дело не в этом.
– А в чём?
– Они просто… переживают за меня, наверное.
– Из-за меня?
– Из-за нашей дружбы.
– Я всё ещё не понимаю.
Он сворачивает на Big Hungry Road.
– Кейт, это правда неважно. Тебе не стоит об этом думать. Оливия просто… перегибает палку.
– В чём? Скажи, пожалуйста. Я справлюсь. Обещаю.
Он тяжело вздыхает.
– Она боится, что пока ты здесь, я не буду встречаться с другими. – Он пожимает плечами. – Потому что я провожу всё свободное время с тобой.
Я откидываюсь на сиденье. Честно говоря, сложно её винить. Это логично.
– Понятно.
– Но это не…
– Нет, – перебиваю я. – Я понимаю. Я и правда, наверное, отнимаю у тебя много времени.
– Мне так не кажется. Я не жалуюсь, ладно? Мне нравится проводить с тобой время. И, если честно, это даже приятно – немного отдохнуть от свиданий.
Не знаю почему, но его слова ранят. Наверное, потому что он так чётко отделяет наше общение от «свиданий». Хотя это и правда не свидания. Но ведь было же то объятие перед поездкой в Goodwill, и то, что произошло на кухне у бабушки – там, где я чувствовала, будто всё моё тело охвачено током.








