Текст книги "Как поцеловать своего лучшего друга (ЛП)"

Автор книги: Дженни Проктор

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 15 страниц)

Глава 7

Кейт

Я проезжаю через центр Силвер-Крика, сжав руль арендованного внедорожника так крепко, что побелели пальцы, и останавливаюсь на красный свет возле средней школы.

Это... странно – быть здесь. Даже немного неуютно. Но я всё ещё дышу. Всё ещё двигаюсь вперёд. Всё ещё делаю то трудное, от чего пряталась всё это время, несмотря на то, как уязвимо это меня выставляет.

– Милый город, – говорит Кристин, развёрнутая в кресле к окну, внимательно осматривая пейзаж на своей стороне. Лес густой, дикий, сквозь деревья едва проглядывает бурлящий каменистый ручей.

Мой телефон звонит, когда я медленно проезжаю перекрёсток, и Кристин берёт трубку.

– Твоя мама. Ответишь?

– Да, конечно. Наверняка хочет узнать, где мы и добрались ли уже до дома.

Кристин включает громкую связь и кладёт телефон на центральную консоль между нами.

– Ты уже на месте? – спрашивает мама, как только я здороваюсь.

– Почти. Сейчас как раз проезжаем центр.

– О, тогда хорошо, что я успела.

Мои брови взлетают.

– Что-то случилось?

– Конечно нет! – говорит она с чуть переигранным воодушевлением. – Всё в порядке. Просто есть одна деталь, которую я забыла упомянуть, когда мы говорили о доме.

Я бросаю взгляд на Кристин, и она выглядит так же настороженно, как и я.

– Это серьёзно? Потому что мы будем там уже через пять минут. И собираемся остаться на ночь.

– О, нет-нет-нет, ничего серьёзного. Дом пригоден для проживания. Я даже попросила женщину, которая помогает мне с уборкой, заехать и застелить свежие постели, выставить температуру – должно быть уютно.

– Ну... это мило с твоей стороны.

– Глупости. Это нормально, Кейт. Так делают. Ты бы знала, если бы почаще приезжала. У тебя всегда была бы готовая постель.

Я сжимаю зубы и делаю глубокий вдох через нос.

– Что с домом, мама?

– Это совсем мелочь, правда. Просто... ну, спальня твоей бабушки Норы сейчас немного более загружена, чем обычно. Возможно, тебе придётся потратить чуть больше времени на разбор её вещей.

– Загружена? Загружена чем?

– Ну, знаешь. Тем да этим.

– Нет, не знаю, что это значит.

Я поворачиваю на Миллкрик-лейн и сбавляю скорость, приближаясь к дому бабушки Норы. Интересно, который из домов по соседству – дом Броуди? Хотя, по здешним меркам «по соседству» – понятие растяжимое: каждый дом стоит на участке как минимум в акр, между ними – лес и простор. Три дома дальше могут быть в полукилометре.

– В последние месяцы перед смертью она начала много покупать, – продолжает мама. – Телемагазины, интернет. Я и не знала, что она умеет пользоваться компьютером.

Я сворачиваю на круговую подъездную дорожку. Газон аккуратно подстрижен, на крыльце в горшках цветут свежие цветы. Дом не выглядит заброшенным, хотя и пустует уже четыре года.

– Я не думаю, что она всегда понимала, что именно заказывает, – говорит мама. – Но начинала нервничать, когда я пыталась остановить её. В любом случае, ты всё увидишь сама. В основном это в задней спальне и в шкафу в коридоре. Я просто не хотела, чтобы ты удивлялась, откуда всё это.

– Ладно, спасибо, что предупредила. – Я глушу двигатель и смотрю на Кристин, которая едва сдерживает смех, слушая мамино... что? Предостережение?

В голове возникает образ завала из мусора и коробок от Amazon, перемешанных с контейнерами с разбитыми лампочками – но я не могу представить, чтобы мама позволила дому дойти до такого состояния. Она всегда была помешана на чистоте. Бабушка тоже.

– Мы уже приехали, мам. Если будут вопросы – я позвоню.

– Там есть вещи, которые можно продать, Кэтрин. Некоторые – прямо в упаковке.

В затылке пульсирует тупая боль. Мама сразу сказала, что оставила большинство вещей бабушки, когда переезжала. Постельное бельё, посуду, декор. Я собиралась использовать то, что подойдёт для подготовки дома к продаже, а остальное – отдать на благотворительность. Продавать что-то? Даже новое? Звучит не как весёлое занятие.

– Хорошо. Я на связи. – Я заканчиваю разговор, кладу телефон на колени и откидываю голову на подголовник, закрыв глаза. – Во что я влезла?

Кристин отстёгивает ремень безопасности.

– Ну, пошли смотреть.

Я открываю глаза и бросаю на неё взгляд.

– Ты слишком радуешься, тебе не кажется?

Она пожимает плечами, и это ничуть не гасит сияние азарта в её глазах.

– Я смотрела выпуск на Netflix – про бабушку, которая помешалась на интернет-шопинге. Она скупала «таинственные коробки» на eBay. Ты платишь, а что внутри – понятия не имеешь.

– Это вообще реально?

– Абсолютно. И стоит безумных денег.

Она выходит из машины, и я за ней, иду к багажнику за чемоданами.

– У той бабушки, – продолжает она, – нашли десять тысяч ложек. Ни одной одинаковой. Что можно делать с десятью тысячами ложек?

Я в полголоса смеюсь. Наверное, она и не подозревает, какой подарок мне делает своим болтовнёй. Пока она говорит, я не паникую. А подниматься на крыльцо родного дома впервые за пять лет – это серьёзный триггер.

– Только ложки? – спрашиваю, доставая ключ из-под цветочного горшка, как и говорила мама. – Без вилок и ножей?

– Только ложки. И никто в семье не знал, зачем.

Я вставляю ключ, поворачиваю. Не даю себе остановиться. Я справлюсь. Я умею делать трудные вещи. Я могу... стоять на этом крыльце и не заходить внутрь.

Это не потому, что моё детство было несчастным. Меня кормили, заботились, был крыша над головой. Но мама и я? Мы никогда не ладили. И до сих пор не ладим. Не враги – просто не понимаем друг друга.

Хотя у меня нет воспоминаний о жизни до их развода, и отца я видела пару раз в год, всегда чувствовала, что ближе к нему. И это только усугубляло ситуацию. Мама злилась на него. И на меня – за то, что я на него не злилась.

Но она никогда не запрещала мне видеться с ним. Я проводила с отцом праздники, летние каникулы, путешествовала туда, куда его заносила работа. И я это обожала. Жила ради этих недель, когда можно было сбежать от маленького города и маминой нескончаемой досады.

Потому что она всегда была разочарована.

Разочарована, когда я не выбирала провести праздники с ней.

Разочарована, когда шла на ужин к Хоторнам, а не к ней с бабушкой Норой.

Разочарована, когда сказала, что никогда не захочу жить в Силвер-Крике.

Силвер-Крик был её городом. Не моим.

Но весь этот колючий, тяжёлый багаж прошлого всё равно не оправдывает то, что я пропустила похороны бабушки Норы, и чувство вины за это становится только сильнее, чем дольше я стою на одном месте.

Кристин подталкивает меня в спину.

– Знаешь, если бы моя мама была здесь, она бы уже отчитала тебя за то, что ты охлаждаешь улицу за её счёт.

Я усмехаюсь и, наконец, переступаю порог.

– Бабушка Нора всегда говорила то же самое.

Всё внутри – точь-в-точь, как я запомнила. Запах, мебель, даже вязаный плед, аккуратно накинутый на спинку дивана в гостиной.

Глаза щиплет от слёз, когда я прохожу дальше. Воспоминания обрушиваются, но я не могу позволить себе утонуть в них. У меня есть дело. Стоять и всхлипывать не вернёт бабушку и не изменит тех решений, которые я приняла, чтобы держаться подальше, когда она нуждалась во мне.

Я делаю глубокий вдох. Всё в порядке. Я справлюсь. Просто продолжай дышать.

– Твоя мама что-то забрала, когда переехала? – спрашивает Кристин, медленно обходя комнату.

– Не похоже, правда? – На книжных полках кое-где пустые места, и с каминной полки исчезли некоторые фотографии – вот и всё.

И это не удивляет. Хотя мы жили здесь почти восемнадцать лет – а мама и дольше – дом всегда ощущался бабушкиным. Будто он был не совсем нашим. Я не помню дедушку, он умер, когда я была совсем маленькой, и всё всегда вращалось вокруг бабушки Норы. Она не относилась к нам как к посторонним, но всегда напоминала, что крыша над нашей головой – её заслуга.

Я думала, мама вычистит дом и, наконец, сделает его своим, когда бабушка умерла. Вместо этого она уехала во Флориду, к мужчине, с которым познакомилась в интернете, и поселилась в песочного цвета кондоминиуме с площадками для шаффлборда и общим бассейном.

– О, смотри, записка от твоей мамы, – говорит Кристин, поднимая лист бумаги с консольного столика за диваном. Протягивает мне. – И, кажется, ключи от машины?

– Думала, тебе может понадобиться Subaru, пока ты в городе. Фримонт помыл её и сменил масло, оставили в гараже, – читаю вслух. Поворачиваюсь к Кристин: – Она оставила мне свою машину?

– Похоже на то.

– Холодильник мы тоже заполнили, в кладовке есть продукты. Люблю тебя. Наслаждайся домом. – Я качаю головой. – Что вообще происходит?

Кристин уходит на кухню и заглядывает в холодильник.

– Вау. Она не соврала. Тут еды на целую армию. Может, она действительно хочет, чтобы ты хорошо провела время?

– Это выглядит как нечто большее. Мама не делает ничего просто так. У неё всегда есть цель. Должна быть.

– А вдруг её цель – быть доброй? Вы обе многое пережили за последние годы. Ты ведь тоже вернулась, потому что чувствуешь, что пора меняться? Может, она чувствует то же самое.

– Может быть, – говорю я, но не верю. Я знаю свою маму. И что-то тут нечисто.

Мы обходим остальные комнаты и составляем мысленный список, что нужно будет сделать в каждой из них перед продажей дома. Спальня мамы почти пустая, а вот бабушкина... как она и предупреждала – забита под завязку коробками. Некоторые даже не распакованы, будто только что с почты.

– Господи, – говорит Кристин, стоя в дверях. – Твоя мама не врала. – Она заходит и становится рядом со мной. – Мы обязательно должны открыть все эти коробки до моего отъезда.

– Это будет не как Рождество, – говорю я. – Ты же слышала маму. Она намекнула, что у бабушки было не всё в порядке. Там может быть что угодно. Например, куклы из выброшенных молочных зубов с настоящими человеческими волосами.

Кристин с преувеличенным закатыванием глаз хватает ближайшую коробку, распечатывает, пряча от меня содержимое, пока не осмотрит. Наконец, улыбается:

– Или просто керамические солонка и перечница в виде молящихся котят. – Она поднимает их. – Они, кстати, милые.

– Забирай себе, если хочешь. Все твои.

– Не настолько милые, – говорит она и возвращает коробку на место. Потирает руки. – Ну что, с чего начнём? Ты умудрилась протянуть полторы недели, но у тебя есть ещё три дня со мной. Надо браться за самое трудное, пока я здесь.

Мы возвращаемся на кухню. Я достаю из холодильника бутылку воды, протягиваю одну Кристин, беру другую себе.

– Надо бы, – говорю я. – Спальня бабушки Норы, очевидно, самое тяжёлое. Но... давай сначала заедем в Стоунбрук.

– Прямо сейчас?

– А почему нет? Я хочу, чтобы ты увидела это место.

– Похоже, ты просто хочешь отложить работу, – говорит она с прищуром.

– Сто процентов, – говорю я без тени раскаяния.

Она смеётся.

– Ладно. Но ты не сможешь вечно избегать этого дома. Обещай, что начнём с комнаты бабушки Норы, как только вернёмся.

– Ты будешь давить на меня, да? Заставишь делать трудные вещи?

– Только потому, что люблю тебя.

Я беру сумку и достаю ключи от шикарного внедорожника, который мне выдали в прокате, потому что эконом-класса не оказалось. Раз уж у меня теперь есть Subaru, верну прокатную машину, когда повезу Кристин в аэропорт. А пока почему бы не покататься по Силвер-Крику с комфортом?

До фермы ехать недалеко, но достаточно, чтобы я успела начать волноваться – а не стоило ли позвонить заранее? Броуди, конечно, сказал, что его мама будет рада меня видеть, но когда мы подъезжаем по длинной петляющей дороге, проходящей между пастбищами, меня всё равно пробирает нервозность.

Вдалеке пасутся козы, холмы поделены белыми деревянными ограждениями. С двух сторон дороги тянутся огромные клёны, отбрасывая на асфальт густую тень. За поворотом появляется павильон, где Хоторны устраивали выпускной для каждого из детей. В тот год, когда выпускались мы с Броуди, они сделали всё, чтобы все знали – праздник для нас обоих.

В павильоне кипит работа: похоже, кто-то готовит свадьбу.

Кристин ахает, оглядываясь по сторонам.

– Здесь что, можно играть свадьбы? Я думала, это просто ферма.

– Это и есть ферма. Но они устраивают самые разные мероприятия – свадьбы, семейные встречи, корпоративы.

Мы огибаем очередной поворот, и перед нами наконец появляется фермерский дом. Его белый сайдинг сияет на солнце, окна сверкают. По периметру крыльца стоят огромные бочки с цветами, а на ступенях – вазоны поменьше. С каждой стороны от массивной входной двери выстроились по шесть качающихся кресел. В дальнем углу крыльца лениво развалился бассет-хаунд, вытянувшись ровно в той части, куда ещё добираются последние лучи солнца.

– Вау, – говорит Кристин, пока я глушу мотор и отстёгиваю ремень. – Это место потрясающее.

Мы выходим из машины и замираем у подножия крыльца.

– Хоторны раньше жили здесь, – я показываю на дом. – Но когда Броуди был в средней школе, они переоборудовали его в офис и площадку для мероприятий, а новый семейный дом построили дальше, в глубине участка. – Я поворачиваюсь и указываю в другую сторону. – Там клубничные поля. А если пройти по дороге, что уходит вон в те деревья, попадём к сараю и загонам для животных. Дальше – яблоневые сады и основной дом.

Кристин следует за моим взглядом, руки на бёдрах, вглядывается в просторы.

– Даже не представляю, каково было вырасти в таком месте.

– Даже для меня, хоть я и бывала здесь только после школы и по выходным, это было похоже на сказку. – Мы начинаем подниматься по ступенькам, и я мысленно приказываю себе успокоиться. – Когда я не училась, я обычно была с папой, но Броуди всегда рассказывал, как их летние каникулы были будто из мечты. Они много работали, но проводили кучу времени у костра, плавали в ручье и нянчились с козлятами.

– Прекрати! – смеётся Кристин. – Ещё немного – и я брошу Джейка и начну охоту на Броуди, только бы жить в таком месте.

В груди что-то неприятно сжимается.

– У него есть и братья. Ни один не женат.

Мой голос звучит слишком резко. Почему я защищаюсь? Мне ведь не из-за чего.

Кристин останавливается, упирает руки в бёдра.

– Что это такое, а? Ты боишься, что твоя двоюродная сестра, счастливо замужем, действительно попытается увести у тебя парня?

– Он не мой парень, – фыркаю я.

– А я и не пыталась тебя задеть.

Я поджимаю губы.

– Ты не смешная.

Она делает вид, что изучает меня взглядом, и я закатываю глаза. Если бы я не любила её так сильно, я бы сбила эту самодовольную ухмылку с её лица.

– Похоже, тебе не всё равно, с кем встречается Броуди.

Я скрещиваю руки на груди. Ах так? Ну что ж, я тоже умею играть.

– Мне всё равно. С кем бы он ни встречался – в реальности или в гипотезе – меня это не касается.

– Ага, – сухо говорит она. – Именно поэтому ты так странно себя повела, когда я это упомянула.

– Я не вела себя странно. Это ты заявила, что бросишь Джейка как ни в чём не бывало. Вот ты и странная.

Она качает головой и проходит мимо, смеясь.

– Как скажешь.

Когда мы заходим внутрь, нас приветствует девушка на ресепшене – молодая, симпатичная. И тут я вдруг ловлю себя на мысли: а считает ли её симпатичной Броуди? Он же так близок с семьёй – наверняка бывает здесь часто. Заходит ли он, когда рядом, просто чтобы пофлиртовать с ней?

Кристин толкает меня локтем, и я поднимаю глаза, встречаясь с ожиданием в взгляде девушки. Она что-то сказала, а я всё пропустила.

– Простите, что?

– Она сказала: «Добро пожаловать на ферму Стоунбрук», – подсказывает Кристин из-за моей спины.

– Вы интересуетесь нашими услугами по организации мероприятий? – нейтрально спрашивает девушка.

Где-то в глубине сознания я понимаю: я начинаю думать о Броуди так, как не думала о нём никогда. За последние три минуты я приревновала его к двум разным женщинам – сперва к Кристин, теперь к этой безымянной девушке на ресепшене – и совершенно безосновательно. Я не знаю, вызвало ли это сама встреча с ним или, может, его фигура с мускулатурой уровня греческих богов и Криса Хемсворта, но мне это не нравится. Я чувствую себя так, будто меня перепрошивают на какой-то новый режим восприятия.

Соберись, Флетчер. Концентрируйся на настоящем.

– Я старая подруга семьи. Кто-нибудь из Хоторнов здесь?

Судя по Instagram Оливии, который я, может быть, часами изучала вчера вечером в поисках намёков на Броуди, она и Перри ведут дела на ферме. Перри сейчас с Броуди на тропе, но если Оливия здесь, она сможет нас сориентировать.

– Оливия сегодня на месте, – говорит девушка, мельком взглянув в монитор и немного поджав губы. – Она сейчас на встрече с будущей невестой. Они уже больше двух часов там, так что, скорее всего, скоро закончат.

Я смотрю на Кристин.

– Не против немного подождать?

Она пожимает плечами.

– Я за любой движ.

– Там – горячие булочки с корицей и кофе. Угощайтесь.

– О, да, пожалуйста, – говорит Кристин.

Булочки и правда тёплые – целое чудо кулинарной инженерии, если учесть, что лежат они просто на обычной тарелке. И они божественны. Настолько, что я не сдерживаю восторженный стон.

– Правда ведь? – говорит девушка с ресепшена. – Шеф Хоторн пробует новые десерты для ресторана. Эти булочки он прислал сегодня утром – это будет хлебный пудинг с корицей.

То, как она говорит «Шеф Хоторн», с таким лёгким придыханием, даёт понять, что, возможно, именно из-за неё эти булочки здесь и появились. Леннокс всегда пользовался успехом у женщин, и Дженна – я читаю её имя на бейджике – выглядит бодрой и юной, способной привлечь внимание любого мужчины.

Я слышу шаги за спиной и оборачиваюсь – по коридору идут Оливия и пара женщин. Мы встречаемся взглядами, и она широко улыбается, её лицо освещается искренним удивлением. Она поднимает палец, указывая на своих гостей, и я понимаю, что ей нужно пару минут. Я киваю.

Когда Дженна заканчивает с невестой и уходит, а Оливия провожает их и возвращается, она почти визжит от радости, бросаясь ко мне в объятия.

– Кейт Флетчер! Я думала, больше никогда тебя не увижу!

Она крепко обнимает меня, а потом отстраняется, оставляя ладони на моих плечах.

– Господи, ты такая красавица! Путешествия тебе явно на пользу.

– Спасибо. А тебе идёт замужняя жизнь.

Её рука тут же взмывает, мягко обхватывая округлившийся животик.

– Ты шутишь? Я полдня провожу, обнимаясь с унитазом. Мама всё твердит, что во втором триместре станет легче, но я уже давно в этом втором триместре – и, угадай что? Никаких улучшений. Уф! – Она обнимает меня снова. – Не могу поверить, что ты и правда здесь! Боже мой. Мама с ума сойдёт. И Броуди!

Она хмурится.

– Только вот Броуди сейчас нет. Он в походе. Пожалуйста, скажи, что ты останешься в городе достаточно долго, чтобы он тебя увидел.

Я начинаю смеяться – её искренний восторг будто разливает тепло по груди.

Когда мы ехали из Франклина в Силвер-Крик, я переживала, не будут ли Хоторны злиться, что я так и не сумела поддерживать с ними контакт. Но пока что – три из трёх: все встречают меня с теплом. Ну, если считать мрачную реакцию Перри за тёплую, а в его случае это именно так.

– Я уже видела Броуди. Я пришла к нему на тропе – с сюрпризом. Мы пришли, точнее. – Я тяну Кристин вперёд. – Это моя кузина, Кристин. Она всего на пару дней, а я останусь на всё лето.

Оливия замирает, на лице появляется выражение, которое я не успеваю распознать.

– На всё лето, – наконец говорит она, и что-то во мне сжимается. Неужели ей не нравится, что я собираюсь остаться? Она же только что обнимала меня как родную. С чего бы ей вдруг передумать?

Но Оливия тут же улыбается, протягивает руку Кристин, начинает расспрашивать, как мы сориентировались в горах и нашли Броуди, – и я отпускаю свои подозрения. Наверное, просто показалось.

– Обожаю, – говорит она, когда я кратко пересказываю, как выследила Броуди. – Уверена, у него глаза на лоб полезли. Это же так в стиле Кейт, серьёзно.

– Ещё бы, – добавляет Кристин. – Ты бы видела, с каким упрямством она выуживала нужную информацию.

Я не думала, что мои действия можно назвать «выуживанием», но, в общем, со стороны вполне возможно, что так оно и выглядело.

– Я ни капельки не удивлена, – говорит Оливия с теплотой. – Эта женщина всегда знала, как добиться своего. Когда я была в седьмом классе… вы тогда с Броуди были во втором, да? – Она смотрит на меня. – Помнишь, как ты убедила всю футбольную команду из частной школы в Хендерсонвилле приехать к нам на выпускной бал?

Та частная школа в Хендерсонвилле – это, кстати, та самая, в которой я училась с первого по третий класс. Папа платил за обучение, но потом мама устала возить меня туда каждый день и заявила, что мне придётся «справляться» с ребятами из Силвер-Крика. Сейчас я понимаю, что она сама была одной из этих ребят и, наверное, хотела уколоть отца – большого городского человека из Чикаго. Но тогда я восприняла её слова буквально и морально готовилась к худшему.

А нашла Броуди. И Хоторнов. Это было самое светлое, что случилось в моём детстве.

Я улыбаюсь воспоминанию.

– В нашей школе катастрофически не хватало симпатичных парней. Пришлось выкручиваться.

– А как ты их уговорила? – спрашивает Кристин, пережёвывая кусочек булочки с корицей.

– Даже не помню. Просто преподнесла всё так, будто это им в голову должно было прийти раньше меня.

Папа всегда говорил, что моя способность добиваться своего – это моя особая изобретательность. Сейчас мои финансы в порядке. Без излишеств, но хватает, чтобы путешествовать и держаться между проектами. Дольше пары месяцев я никогда и не простаивала. Но раньше… раньше я выживала только за счёт сообразительности. Как-то провела неделю в деревне в Зимбабве, меняя украшения и одежду на еду. Это было после Престона – парня, с которым я каталась первые два года, – но ещё до того, как у меня появился первый оплаченный текст. Тогда я всё писала на свой страх и риск, надеясь потом продать. Сейчас проще – можно предложить идею и получить аванс. Надо бы, кстати, написать своим редакторам насчёт материала о Грин-Ривере.

– Ты надолго? – спрашивает Оливия. Она смотрит на часы. – У меня есть пара свободных часов. Хочешь прокатиться к маме? Мы, наверное, застанем её в амбаре.

– С удовольствием. – Я смотрю на Кристин.

– Я за, – пожимает она плечами. – Только можно я захвачу ещё одну булочку?

Оливия улыбается.

– Бери сколько хочешь.

Мы выходим через заднюю дверь фермерского дома. Возле стены выстроились в ряд парочка машинок, похожих на гольф-кары, только с мощной резиной. Оливия садится в тот, что подальше от дома – там дополнительный ряд сидений – и заводит двигатель.

Пока мы катим знакомой дорогой через основную часть фермы к саду, в голове всплывают десятки воспоминаний: как я носилась по этим полям, как мы с Броуди сидели на клубничных грядках, поедая ягоды прямо с куста, пока нам не становилось плохо.

Броуди может и не здесь, но он – в каждом из этих воспоминаний. Он будто вплетён в мою душу. Вернуться сюда – всё равно что вернуться к нему.

И эта мысль… она согревает. Возвращаться домой – к Броуди. К ферме Стоунбрук. Если держаться за это ощущение, предстоящее лето кажется даже лёгким.

Но потом я вспоминаю, как он смотрел на меня за ужином. И как отреаговало моё тело на его появление.

Нет. Лёгким это точно не будет.

Захватывающим – может быть. Но не лёгким.