Текст книги "Как поцеловать своего лучшего друга (ЛП)"

Автор книги: Дженни Проктор

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 15 страниц)

И, несмотря на огонь, который пробегает по всему телу от его прикосновений, это действительно действует. Я расслабляюсь и прижимаюсь к нему сильнее.

Получай, Эйслин, – думаю я, зависая на грани сна. – У меня свой мужчина есть.

Вот только у меня нет за плечами лет сопротивления Броуди. Я почти беззащитна перед этим… чем бы это ни было, что тянет меня к нему. И чем дольше я рядом с ним, тем сильнее понимаю – я не хочу сопротивляться. Должна бы. Слишком многое поставлено на карту. Слишком многое можно потерять, если всё пойдёт не так. Даже если я решу остаться в Силвер-Крик, не факт, что смогу найти здесь работу, которая обеспечит мне жизнь. Но прямо сейчас, с его руками вокруг меня, с ритмичными ударами его сердца под моим ухом, я не могу думать ни о чём другом. Я хочу остаться здесь навсегда. Я хочу...

– Эй, – шепчет Броуди. – Просыпайся. Мы на месте.

Я двигаюсь, распутывая руки с его тела, и сажусь. Остальные уже вышли из машины. Я зеваю и потягиваюсь, закидывая руки за голову.

– Вот это да. Даже не заметила, как устала, – бросаю взгляд на его футболку, надеясь, что не оставила пятна от слюны.

Он усмехается и тянется вперёд, складывая переднее сиденье, чтобы мы могли выбраться.

– Обещаю, я не против.

Он не против… держать меня на руках? Я вдруг резко просыпаюсь. И чувствую прилив жара.

– И что теперь? – спрашиваю я, выбираясь следом.

– Одеваемся и идём на воду.

Остальные парни уже выгружают каяки и вёсла с прицепа. Броуди подходит к багажнику и открывает его – там у нас хранились юбки, шлемы, спасжилеты и прочее снаряжение. Оставив крышку открытой, он берёт свою сумку и отходит в сторону, где бросает вещи на землю и стягивает с себя футболку.

Он должен был предупредить меня. Поднять большой плакат с надписью: «КЕЙТ, ПРИГОТОВЬСЯ К ВИДУ». Потому что, Господи, какой вид… Да, я уже видела его без рубашки. И тогда бы тоже не помешало предупреждение.

У Броуди не те мышцы, что появляются от бесконечных часов в спортзале, когда прокачиваются одни и те же группы. Он не из тех, кто не может опустить руки вдоль тела из-за гигантских бицепсов. Его тело – как у настоящего спортсмена, человека, который использует свои мышцы не только в тренажёрке. Он подтянутый, гибкий, с идеальным рельефом в нужных местах. Особенно мне нравится, как плавно плечо переходит в бицепс —

Господи, он снимает шорты. Внизу у него компрессионные шорты, но всё равно. Он быстро натягивает поверх шорты для серфинга, затем надевает лайкровую кофту с длинными рукавами и обувь, похожую на ботиночки – наверное, специальная для каякинга, потому что все парни в таких.

Из-за внедорожника выходит Эйслин в сухом гидрокостюме, с юбкой уже на бёдрах. Вид у неё очень серьёзный – настоящая спортсменка. В одной руке весло, которым она постукивает по земле.

– Вперёд, мужчины, – говорит она, направляясь к каякам. – Райан, ты со мной.

Я смотрю на Броуди, сжимаю губы, чтобы не расхохотаться. Его глаза сияют, он беззвучно произносит:

– Соблазнительница.

Я не выдерживаю – вырывается смех, и я прикрываю рот рукой.

Гриффин подходит и протягивает мне ключи.

– Значит так. Если поедешь по этой дороге вдоль реки километров восемь, сразу за лоджией Тапоко будет финиш. Почти вся река идёт вдоль шоссе, так что, если хочешь, можешь ехать вперёд и смотреть, как мы спускаемся. Там много мест, где можно остановиться и понаблюдать.

– Поняла.

Я беру ключи и иду к Броуди, который как раз затягивает спасжилет. Шлем лежит у него у ног – я поднимаю его и держу, пока он не будет готов надеть.

– Повеселись там, – говорю я. – Но будь осторожен, ладно?

В груди поднимается волна тревоги. Это новое и немного пугающее чувство. Я правда не хочу, чтобы с Броуди что-то случилось.

Он тянется за шлемом, и его взгляд, как всегда, пронизывает меня насквозь.

– Я буду осторожен, – говорит он серьёзно, и я понимаю – он не смеётся над моим волнением. Осторожно вынимает шлем из моих рук. – Обещаю.

Я отступаю на шаг и прячу руки в задние карманы шорт.

– Хорошо. Я буду наблюдать, насколько смогу.

Он надевает шлем.

– И ты тоже будь осторожна, ладно?

Я стою на берегу и смотрю, как вся группа уходит вниз по реке, не сводя глаз с Броуди.

«Будь осторожен?» – в сердце кольнуло. Мы проехали мимо осторожности ещё тогда, когда впервые поцеловались. Остаётся только надеяться, что всё это не закончится катастрофой.

Глава 20

Кейт

Как и говорил Гриффин, вдоль дороги действительно много мест, где можно остановиться и понаблюдать, как каякеры спускаются по реке.

Сложно описать, что я чувствую, глядя, как Броуди проходит через бурлящие пороги, которые, кажется, могут его проглотить. Это захватывает дух – видеть, как он демонстрирует мастерство и талант. Но одновременно это пугает. В душе я авантюристка – в моём послужном списке прыжки с парашютом, спуски в пещеры, ледолазание. Я даже бежала с быками в Памплоне. Я не должна волноваться из-за того, в чём Броуди действительно силён.

Но мысли о том, что может пойти не так, не выходят из головы. Такое ощущение, будто я только-только его вернула. А если потеряю снова?

Это нерационально. Абсолютно.

Но я не могу выбросить эту мысль. Дело не в том, что я не хочу, чтобы он этим занимался. Просто я зациклилась на его безопасности. Похоже, я не смогу сделать полноценный вдох, пока он не выйдет из воды.

Последний участок порогов проходит прямо за лоджией, где на берегу стоит открытая терраса и обеденная зона. Я подумываю занять столик, но слишком тревожна, чтобы есть, да и место, судя по всему, переполнено. Не хочется занимать стол, пока другие ждут. Вместо этого я нахожу плед в багажнике внедорожника, расстилаю его на траве с хорошим обзором на реку, откуда увижу, как они приближаются.

Судя по тому, что говорил Гриффин, у меня есть ещё полчаса, прежде чем они доберутся до финиша. Я убиваю время, читая статьи и информацию о гонке на реке Грин. Редактор из Southern Traditions and Travel, которому я писала, проявил лёгкий интерес и попросил прислать материал после посещения мероприятия. Но аванс не предложил. Я всё ещё не нашла нужный ракурс, но, скорее всего, он появится уже на месте. Надеюсь, что что-то из исследований зацепит меня. Но пока не было того самого внутреннего щелчка, когда я понимаю – вот она, нужная история.

Прокручивая результаты поиска, я вдруг замечаю имя Броуди в статье из газеты соседнего с Силвер-Криком городка. Это всё ещё один школьный округ, так что неудивительно. Перехожу по ссылке и натыкаюсь на письмо в редакцию от вчера, в котором обсуждают недавнее собрание школьного совета.

Чем дальше читаю, тем сильнее закипает злость. Интерпретация слов Броуди настолько искажена, что почти тянет на клевету. Я поражена, что газета вообще это напечатала. Слова обладают огромной силой, и тот, кто написал это письмо, использует их, чтобы уничтожить программу Броуди.

Я замираю.

Вот оно.

Слова действительно имеют силу. А слова – это то, что у меня получается лучше всего.

Вот и тот самый щелчок, которого мне не хватало. Я всё искала историю, а она была прямо передо мной всё это время. Мне не нужно писать о гонке на реке Грин. По крайней мере, пока. Мне нужно написать о программе Броуди по каякингу при академии Green River.

Будет сложнее заинтересовать этим национальные издания, потому что тема слишком локальная. Но если расширить масштаб, затронуть тему риска во всех школьных спортивных программах, упомянуть школы, построенные на опыте и обучении через природу…

Это уже будет не тревел-очерк. Это будет почти журналистское расследование.

Я прикусываю губу. Не уверена, справлюсь ли.

Но нужно что-то делать. В худшем случае – отнесу готовую статью в местные газеты: в Силвер-Крике, Салуде, Хендерсонвилле, может, даже в Эшвилле, и предложу опубликовать бесплатно. Но мечтаю о большем – поднять волну национального интереса к тому, как такие программы могут приносить пользу. Если получится привлечь внимание широкой прессы, такие ничтожные письма в редакцию, как это, перестанут иметь значение.

Мысли скачут. Мне нужно поговорить с учениками, которые сейчас участвуют в программе. Или хотя бы участвовали до конца учебного года. С выпускниками тоже. С директором школы – я, кажется, видела его на собрании совета. С Гриффином. И с самим Броуди, конечно. Хотя часть меня хочет всё сделать втайне. Не хочу давать ему ложных надежд. И, может, приятно будет сделать ему сюрприз.

Но все планы мгновенно рушатся – я замечаю вдалеке вспышку красного.

У Броуди красный каяк.

Я поднимаюсь, руки на бёдрах, и смотрю, как он приближается. Это точно он. Я узнаю футболку, которую он надел перед стартом. Делаю несколько шагов ближе к воде, сердце бешено колотится, когда он подбирается к последнему порогу. Я видела, как другие проходили этот участок, но с ним всё иначе.

Сердце уходит в пятки, когда его каяк на выходе из порога вдруг крутится и переворачивается. Но спустя пару секунд он делает эскимосский переворот – я даже представить не могу, какой нужен для этого контроль тела – и снова идёт по течению, спокойно загребая в сторону тихого участка, где можно выйти на берег.

Когда я подхожу, он уже вытащил каяк на сушу. Иду к нему, будто ведомая каким-то инстинктом – мне просто необходимо прикоснуться к нему, почувствовать, что он живой, тёплый, рядом. Он едва успел снять спасжилет, как я налетаю на него и обвиваю руками. Плевать, что он мокрый.

– Эй, тихо, – говорит он и роняет весло, чтобы обнять меня в ответ. Выходит не очень ловко – он всё ещё в юбке. – Всё в порядке?

– Да. Извини. Просто… я не знаю. Ты только что прошёл какие-то безумные пороги.

– И я в порядке, – улыбается он. – Даже отлично.

Я глубоко вдыхаю и отступаю на шаг. Мой внутренний медведь, охраняющий Броуди, должен немного остыть. Всё хорошо. Он в порядке. Я в порядке. Всё в полном порядке.

– Понравилось? – спрашиваю.

Он буквально светится – кожа пылает, глаза блестят.

– Было офигенно, – говорит он. – Сначала немного раздражало. Пара новичков стартовали перед нами и мешали, но потом мы их обогнали, и дальше всё шло гладко.

– Новички?

– Каякеры, которым не хватает навыков для такой реки. Они большую часть времени либо плывут вплавь, либо получают по полной.

Интересно, я когда-нибудь освою этот сленг?

– А как Эйслин?

Лицо Броуди преображается – в нём появляется почти восхищение.

– Слушай. Она гребёт как богиня. Просто порвала этот спуск.

Несмотря на подколки Кристин, мне действительно нравится быть «банни», развозящим команду – хотя бы ради того, чтобы видеть, как Броуди занимается тем, что ему по-настоящему нравится. Но я рада, что Эйслин здесь, чтобы показать: женщины тоже могут не просто наблюдать.

Остальные ребята подходят, смеются, хлопают друг друга по плечу, искрятся той же энергией, что и Броуди. Даже Эйслин одаривает меня улыбкой. Может, увидев, как я весь путь обнималась с Броуди, она поняла, что Райан мне совсем не интересен.

Когда все переоделись и загрузили снаряжение, мы отправляемся на поздний обед в лоджию.

Мне правда нравятся друзья Броуди. И мне нравится сам Броуди в их компании. Формально Гриффин – начальник двоих из них, включая Райана, который тоже инструктор, но при этом именно Броуди задаёт тон всей беседе. Он – миротворец, как в своей семье, и я готова поспорить, что в школе он ведёт себя так же.

– Ладно, Кейт, – говорит Гриффин, наклоняясь ко мне. Мы уже доели, но сидим на веранде у реки, и никто не торопится уходить. – Ты знаешь Броуди лучше всех нас. Расскажи нам что-нибудь, чего мы о нём не знаем.

Я смотрю на Броуди, с игриво поджатыми губами. В голове крутится миллион историй, но одна с милейшим видеодоказательством напрашивается сама собой.

– Он вам рассказывал, что был в шоу Эллен Дедженерес, когда был ребёнком?

Броуди стонет.

– Что? – удивляется Гриффин. – Ты встречался с Эллен Дедженерес? Зачем?

– Он участвовал в рубрике о вундеркиндах. Был у неё как «человеческий калькулятор».

– Ну, ты и правда хорош в математике, – говорит Гриффин. – Но ты что, можешь реально всё в уме считать?

Броуди бросает на меня укоризненный взгляд и качает головой.

Я только улыбаюсь.

– Давай, обезьянка, танцуй.

Он закатывает глаза.

– Давайте задавайте пример, – обращается он к Гриффину.

– Любой пример? – спрашивает ЭйДжей.

– Ну, не совсем любой, – отвечает Броуди. – В уме интегралы я не решаю. Но всё, что входит в обычный калькулятор – большие, маленькие числа, всё такое.

– Семь тысяч шестьсот двадцать два делить на шестнадцать, – тут же вкидывает Райан.

– Четыреста семьдесят шесть целых триста семьдесят пять тысячных? – говорит Броуди с интонацией вопроса, но это он прикидывается. Он знает, что прав. Я никогда не видела, чтобы он ошибался.

– Да ты это просто выдумал, – говорит Гриффин.

Броуди усмехается.

– Проверь на калькуляторе.

Эйслин уже держит телефон.

– Он прав. Я проверила.

– Да ну нафиг, – удивляется Гриффин. – И ты это делал на шоу Эллен?

– И был невероятно милым, – добавляю я, протягивая телефон. Видео уже запущено.

Броуди качает головой.

– Ты за это заплатишь.

Я кусаю губу, и мне чертовски нравится, как он это сказал – пусть даже он ещё не решил, как я заплачу.

На обратной дороге я откидываюсь на сиденье, скидываю кеды и закидываю ноги Броуди на колени. На мне его худи – он настоял, чтобы я надела его, когда пожаловалась на холод. И оно пахнет им самым лучшим образом. Я чувствую себя укутанной в кокон по имени Броуди.

Я не всерьёз собираюсь оставлять ноги у него на коленях – это скорее флирт. Но он обхватывает мои лодыжки своими большими ладонями, медленно скользит вниз, пока его большие пальцы не начинают мягко надавливать на подушечки ступней.

Я издаю тихий стон.

– О Боже. Я, конечно, не просила массаж, но если уж предлагаешь...

Он улыбается краем губ и начинает массировать одну ступню по-настоящему.

Я снова тихо постанываю.

– Почему ты так хорошо это умеешь? И как я не знала об этом раньше? Это, типа, навык, который тебе подарили на двадцать?

Он пожимает плечами, всё ещё массируя.

– В детстве я делал маме массаж ног, когда она весь день проводила в козлятнике.

Да я не могу с этого человека. Качаю головой и смеюсь.

– Ты, блин, издеваешься? Ты ещё более идеален, чем я думала. Это даже нечестно, понимаешь?

И правда нечестно. Всё это – сплошная несправедливость. Я целый день купаюсь в его внимании, но могу ли я действительно быть тем, что нужно Броуди? Завтра я должна сесть в самолёт и улететь на работу за полторы тысячи километров отсюда. Как я вообще могу одновременно думать о Лондоне и о жизни с Броуди в Силвер-Крике?

Он мягко убирает мои ноги с коленей и раскрывает руки, словно приглашая. Его пальцы подзывающе шевелятся.

Внизу живота пульсирует страх, но я не позволяю себе в нём застрять. Я устала думать. Переживать. Хочу просто раз – и позволить себе почувствовать, что бы это ни было. После сегодняшнего дня, после всей этой реки и эмоций, я хочу сделать что-то безрассудное. Перестать бояться. Перестать думать о том, кто может пострадать. Просто быть. Чувствовать.

Я придвигаюсь ближе, прижимаюсь к Броуди, и он обнимает меня, притягивая к себе. Откидывает голову назад и закрывает глаза, но его руки не останавливаются – легкими кругами гладят мне спину. Не знаю, уснул ли он, но когда мы доезжаем до Triple Mountain, по моим венам пульсирует огонь. Я чувствую каждое его движение, когда он разгружает каяки, когда переносит свой каяк с прицепа Гриффина в кузов своей машины, когда прощается с друзьями – объятия, хлопки по спине. И вот он везёт меня домой. В машине стоит такое напряжение, что его можно резать ножом. Он тоже это чувствует. Не может не чувствовать.

Когда он подъезжает к моему дому, то просто сидит, сжимая руль так, будто он удерживает его на плаву.

Я сглатываю ком в горле.

– Проводишь меня до двери?

Он закрывает глаза, напрягает челюсть, и я почти жалею, что спросила. Но потом он глушит двигатель и выходит. Я остаюсь на месте, пока он не обходит машину и не открывает мне дверь. Обычно я сама выскакиваю. Но сейчас сердце грохочет в ушах, кожа покрывается мурашками от ожидания, и я двигаюсь медленно, неуверенно.

Мы идём бок о бок к крыльцу. Я уже на полпути, ключи в руке, когда замечаю, что Броуди остановился у подножия ступеней. Сумерки сгущаются, лицо его скрыто в тени, и я не могу разобрать выражение.

– Хочешь… зайти?

Он поднимает глаза, в них вспыхивает желание, но он проводит рукой по лицу и вздыхает.

– Ты уверена, что этого хочешь, Кейт?

Я понимаю, что он имеет в виду. Всего неделю назад это я сказала, что не должна была его целовать, потому что сама не знаю, чего хочу.

Я спускаюсь на несколько ступеней, чтобы мы оказались почти на одном уровне, глаза в глаза.

– Я устала сопротивляться, Броуди. Устала бояться за нашу дружбу. Я...

Он поднимает руку и нежно касается моего лица, большим пальцем обводит край нижней губы.

Я закрываю глаза.

– Тогда перестань, – говорит он. – Давай просто перестанем бояться и посмотрим, что будет дальше.

Он наклоняется вперёд, кончиком носа задевая мой.

– Ты хоть представляешь, насколько ты красива?

Его слова звучат как молитва. И наполняют меня, как молитва – разливаясь по каждому уголку сердца.

Он целует меня сначала мягко, почти невесомо, но этого достаточно, чтобы внутри меня вспыхнуло желание. По коже проходят мурашки, тепло струится по венам, и мои руки поднимаются к его груди. Он тёплый, крепкий, под пальцами пульсирует его сердце. Одна рука обвивает мою талию, притягивая ближе, а другой он скользит языком по моей нижней губе. Это приглашение, и я с готовностью принимаю его, наклоняя голову, чтобы углубить поцелуй.

Где-то вдали в ночном небе взрываются фейерверки в честь Четвёртого июля – звук гремит по горам, пока не доносится до нас. В жизни меня целовали во многих городах и многие мужчины. Но вот так – ещё никогда. Вскоре даже фейерверки исчезают в тишине. Я слышу только Броуди. Моё имя у него на губах, его дыхание – на моей коже. Я опускаю руки к его талии, скользя пальцами под его футболку, прижимая ладони к тёплой коже на пояснице. Его мышцы напрягаются под моими руками, и он притягивает меня ещё ближе.

Мы, спотыкаясь, поднимаемся по ступеням, всё ещё целуясь, пока я лихорадочно пытаюсь попасть ключом в замок. Ключи выпадают и со звоном падают на деревянный пол крыльца, но мне плевать. Мы зажаты между стеклянной дверью и тяжёлой деревянной, и я готова остаться здесь навсегда, прижатая к дереву, пока Броуди нависает надо мной всем своим телом.

Сегодня я наблюдала, как он творил невероятное. Восхищалась его силой, контролем, смелостью. А теперь мои руки скользят по тем же мышцам, чувствуя, как они напрягаются под моими прикосновениями.

Жаркая волна желания накрывает меня, утихая лишь чуть-чуть, когда Броуди отрывается от поцелуя и отступает на шаг, тяжело дыша, руки на бёдрах. Он стоит так несколько секунд, а потом поднимает ключи с пола.

Он открывает дверь, оставляя ключи в замке, и кладёт ладони по обе стороны от меня, опираясь о стену чуть выше моих плеч.

– Сегодня я буду только целовать тебя, Кейт, – говорит он тихо. – Мне нужно, чтобы ты это знала. – Он закрывает глаза и делает глубокий вдох. – И мне нужно, чтобы ты не просила большего.

Я киваю. По телу разливается тёплое облегчение. Я бы и не просила. Но не уверена, что смогла бы остановиться, если бы он захотел большего.

Мы, может, и переживём неопределённость поцелуя. Даже тысячи поцелуев. Но больше этого? Нет. Возврата уже не будет. Только если мы оба готовы ко всему. Готовы к тому, чтобы больше никогда ни с кем другим.

Броуди открывает дверь, и я переплетаю пальцы с его, веду его в гостиную. Мы отпускаем руки, чтобы снять обувь. Он кладёт ключи на кофейный столик, потом возвращается ко мне с грацией крупной хищной кошки – плавно, уверенно. Его ладони бережно охватывают моё лицо, и он снова целует меня.

Жгучее притяжение, которое сводило нас с ума на крыльце, теперь стало мягче, но ничуть не ослабло. Он опускается на диван, притягивая меня рядом. Его движения размеренные, осознанные. В этих поцелуях нет спешки – это его способ сохранить контроль. Соблюсти границу, которую он сам себе поставил.

И я только сильнее уважаю его за это. А вместе с уважением растёт и влечение.

Минуты, а может, и часы пролетают незаметно. Я теряю счёт времени, находясь в его объятиях. Хочу только одного – чтобы этот момент длился вечно.

Старые часы на каминной полке бабушки отбивают час, и я считаю удары, положив голову на грудь Броуди. Он полностью вытянулся на диване, под головой подушка, а я устроилась у него на плече, зажатая между ним и спинкой дивана.

– Полночь, – шепчу я.

Он гладит меня по руке.

– Я бы мог уснуть прямо здесь, – отвечает лениво.

И пусть засыпает. Частичка меня чувствует: как только наступит утро, волшебство этого момента исчезнет. Вернётся реальность – с работой, семьёй, неуверенностью. Но я не думаю об этом. Сейчас есть только мы. И этого достаточно.

Я поднимаю голову, опираясь подбородком о его грудь, и обвиваю его руками.

– Можно я спрошу?

Его глаза чуть приоткрываются.

– Конечно.

– Ты когда-нибудь думал поцеловать меня… до сегодняшнего вечера?

Его руки, до этого медленно водившие круги по моей спине, замирают. Его тело напрягается. Он молчит так долго, что я почти уверена – ответа не будет. Но потом он наклоняется и снова целует меня. Поцелуй такой жадный, такой насыщенный тоской, что у меня перехватывает дыхание. Я уже думаю, что это и будет весь его ответ. Но он закрывает глаза и обхватывает мою ладонь, прижимая её к своей груди – прямо к сердцу.

– Каждый день, Кейт, – шепчет он. – Я думал об этом каждый день.

Его слова обжигают меня, как ток. Я делаю глубокий вдох.

– С тех пор как я вернулась?

– С тех пор как... всегда.

Меня накрывает волна нежности, желание отдаться этому ощущению. Позволить себе раствориться в нём. В мире, где мы с Броуди могли бы быть счастливы вместе. Но это чувство тут же прокалывает старый страх, не дающий покоя всю неделю.

А что, если я его раню?

А если всё-таки уеду?

А если решу остаться, но у нас ничего не получится?

Легко представить, как моя постоянная работа в разъездах встанет между нами – так же, как это было у моих родителей. Не уверена, что Броуди вообще нужен такой хаос в жизни. Честно говоря, он и мне не нужен. Уезжать всегда легче, когда не оставляешь никого позади. Слишком много неопределённостей. Слишком много сценариев, которые заканчиваются болью. Особенно если чувства Броуди ко мне действительно были с самого начала.

Несколько часов назад мне хотелось безрассудства. Хотелось почувствовать. Но ради чего? Если всё это причинит ему боль, стоило ли оно того? Я видела, как он колебался, выходя из машины. Он, скорее всего, пытался защитить себя. А это я настояла. Это я попросила его остаться.

В груди вспыхивают крошечные уколы боли.

Если я уеду из Силвер-Крика – а шансы велики, даже если Лондон сорвётся – сегодняшняя ночь окажется ужасной ошибкой.

Это будет значить, что я его использовала. Воспользовалась его чувствами. Ради чего? Потому что мне захотелось его объятий? Потому что я считаю его чертовски привлекательным и впечатлена тем, как он управляется с каяком?

Я чувствую фальшь этих слов ещё на стадии мысли. Моё отношение к Броуди гораздо глубже. Но я всё так же не знаю, каким должен быть следующий этап моей жизни. А пока я не уверена, я не имею права играть с его чувствами. Я не могу рисковать – причинить ему боль сильнее, чем уже причинила.

Я засыпаю, всё ещё прижавшись к нему, и просыпаюсь только тогда, когда сквозь окна начинает пробиваться бледный утренний свет. Теперь я одна. На плечах – плед. Я даже не подхожу к окну: знаю, что Броуди ушёл.

Сердце сдавливает тупая боль, расходящаяся из центра наружу. Я уже скучаю. Но чем дольше я бодрствую, тем больше вспоминаю. И чем больше вспоминаю, тем острее становится это ощущение – боль превращается в тяжесть, в тревожный ком внутри.

Телефон рядом со мной вибрирует. Я смотрю – он стоит на зарядке на консольном столике возле дивана. Я точно не ставила его на зарядку, значит, это сделал Броуди. Нашёл шнур, подключил, положил на видное место. Сердце болезненно сжимается под рёбрами.

Новое сообщение от него.

Броуди: Нужно было покормить Чарли. Позвони, когда проснёшься? Я думал, можем вместе позавтракать. Нам надо многое обсудить.

Он помнит, что я сегодня улетаю? Думает, что я передумала после прошлой ночи?

А сто́ит ли мне улетать после прошлой ночи?

Когда я в его объятиях, легко представить, что можно отказаться от всего. От Лондона. От поездок. Просто остаться с ним. Позволить ему заботиться обо мне. Но надолго ли хватит этой новизны? Когда эйфория утихнет, что останется? Я не могу быть просто девушкой Броуди. Но и не знаю, кем быть здесь, в Силвер-Крике. Смогу ли я остаться писательницей? Смогу ли остаться собой?

Где-то внутри, в глубине сознания, пробуждается крохотная надежда: Ты сможешь, Кейт. Ты сможешь всё устроить.

Но вместе с этой мыслью снова возвращается страх. Тот самый, от которого я не могу избавиться.

Я натягиваю плед крепче. Он всё ещё пахнет бабушкой. И слёзы внезапно подступают к глазам.

Бабушка Нора была строгой, как и мама. Она держала дом в порядке и многого требовала. Но в ней всегда было что-то мягче, чем в маме. Что бы между мной и мамой ни происходило, бабушка всегда находила способ показать, что я любима.

А я её бросила.

Сбежала, потому что так было проще, чем разбираться с мамой. Потому что я до смерти боялась стать такой же, как она. Потому что была слишком эгоистичной, чтобы подумать о ком-то, кроме себя. Даже когда бабушка умерла, и одна из моих жизненных опор исчезла, я не вернулась.

Новая волна стыда накрывает меня.

Я плохо умею любить.

Броуди, возможно, этого ещё не понял. Но все, кто его любит, – поняли. Вот почему Оливия и её мама так настороженно ко мне относятся. Его семья не верит, что я не разобью ему сердце.

Я снова смотрю на сообщение от Броуди.

Я не хочу причинять ему боль. И никогда бы не сделала этого специально. Но если я не смогу полюбить его так, как он того заслуживает – разве это не тоже боль?

Броуди не должен идти на компромисс. Он не должен довольствоваться малым.

Я снимаю плед с плеч, аккуратно складываю и кладу обратно на диван. На мне всё ещё его худи. Я тоже снимаю его, аккуратно кладу рядом с пледом.

Сажусь на край дивана. Руки лежат на коленях. Я просто сижу. Минут двадцать. Дышу. Думаю. Впитываю тишину.

И когда мысли становятся ясными, а решение крепнет, я кладу телефон поверх худи и поднимаюсь наверх собирать вещи.