Текст книги "Закрученный (ЛП)"
Автор книги: Джена Шоуолтер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 21 страниц)
– Я думала, ты не можешь создавать иллюзии, когда рядом со мной.
Его усмешка стала шире, и все, что она увидела, так это ровные белые зубы, сверкнувшие в темноте. Она отвела взгляд, пока не захотела ударить его. Много раз. Машины пролетали по улице в режиме масштабирования. На тротуаре никто не стоял, и поблизости не было притаившихся теней. Обыск территории стал привычкой.
– Так как? – настойчиво спросила она.
Он наклонился, как будто делился непристойным секретом.
– Скажем так, мои таланты становятся ядерными.
Или ее способность приглушать их исчезала, внезапно подумала она и резко распахнула глаза. О, прошу, прошу, прошу, пусть ее способности исчезнут. Если она перестанет заглушать силы, то перестанет выкачивать и энергию. Тогда она снова сможет увидеть Райли. Сможет поцеловать его. В конце концов, сможет – прошу, в конце концов – сделать больше. Без всяких переживаний.
– Ладно, почему такая счастливая? – с подозрением спросил Такер.
Что он заподозрил?
– Ничего.
– Лгунья.
– Демон.
Он прочистил горло, как будто борясь со смехом.
– Для меня это не совсем оскорбление, знаешь ли.
– Знаю. – Она почти скакала по бетону. Ей становилось легче даже просто от мысли о том, что она сможет увидеть Райли, ни о чем не беспокоясь. – Давай просто насладимся моментом, хорошо?
Такеру пришлось ускорить шаг, чтобы успеть за ней.
– Каким моментом?
– Этим.
– Почему? В нем нет ничего особенного.
– А может появиться, если ты закроешь рот.
На этот раз он откровенно засмеялся.
– Напомни мне, почему я встречался с тобой.
– Нет. Меня только стошнит.
– Прекрасно, Мэри Энн, – ответил он, но продолжил ухмыляться. – Я стараюсь.
Глава 5
Мучительную вечность крики разрывали голову Эйдена, и вот они внезапно прекратились. Осталась только тишина, которая оказалась еще хуже, потому что ему стало известно об окружающем его густом, мрачном тумане, клубящемся со злым ликованием.
Выбраться, ему нужно было выбраться. Он умрет, если останется здесь. Туман непременно задушит его, как пытался сделать это сейчас. Полный решимости, он прокладывал себе путь через него, карабкаясь и поднимаясь… движения отдавались болью в истерзанном теле… карабкаясь и взбираясь, выше и выше, пока… Он не открыл резко глаза.
Первое, что он заметил – туман рассеялся. Но мир вокруг был размытым, как будто смазанный вазелином. Он втянул воздух в легкие, чтобы сосредоточиться, и зарычал. В воздухе было что-то сладкое, отчего рот наполнился слюной. Кровь забурлила.
Этот вкус…
Кто-то позвал его по имени. В женском голосе слышались забота и облегчение. Он моргнул, медленно избавляясь от мутной пленки, и сел, игнорируя боль по всему телу. Его взгляду предстала… спальня. Да, он был в спальне. Или в снежной буре. Вся эта белизна – белые стены, белый ковер, белая мебель – была такой же невыносимой, сколь и знакомой.
К нему подошла девушка, она заламывала руки и сжимала ткань черной мантии. Хоть что-то не белое. Длинные черные волосы перекинуты через изящное плечо. Гладкая, безупречная, бледная кожа и самые прекрасные глаза, которые он когда-либо видел.
Медленно, очень медленно она дотронулась до его брови. Сладкий аромат стал гуще, усиливая желание попробовать ее на вкус. Он хотел укусить ее, но все же отстранился.
Ее лицо исказилось от боли.
Через несколько секунд она спрятала эмоции и расправила плечи.
– Я рада, что ты проснулся, – произнесла она лишенным эмоций голосом.
Между губами он заметил выступающие клыки. Вампир. Она была вампиром. Принцессой вампиров. Ее звали Викторией, и она была его девушкой. Подробности выстреливали в него, как мячи из бейсбольной пушки, не вызывая никакой реакции.
– Как ты себя чувствуешь? – спросила она.
Он просто посмотрел на нее. Чувствуешь? Его нервные окончания успокоились, и он ничего не чувствовал.
Она сглотнула.
– Ты спал почти четыре дня. Мы дали тебе лекарства, чтобы души притихли, на случай, если они держали тебя. – Закусив нижнюю губу, она глянула через плечо. – Мы думали, у нас нет другого выбора.
Она продолжала говорить «мы», намекая на то, что ей кто-то помог.
– Нужно что-нибудь принести тебе?
Эйден обвел комнату взглядом второй раз, в дальнем углу стоял парень. Высокий, крепкий, темные волосы, зеленые глаза. Райли. Волк-оборотень, везде и всюду заноза в заднице, но при этом хороший парень.
Рядом стояла девушка-человек. Он не был уверен, откуда знал, что она человек. Никогда раньше ее не видел. Коротко обрезанные светлые волосы разметались по плечам, бледная веснушчатая кожа. Она нервничала и переступала с ноги на ногу, карие глаза смотрели куда угодно, только не на него.
Сладкий аромат снова усилился. Правда, на этот раз в нем примешалось что-то острое, и все его тело затрепетало от предвкушения.
Предвкушение – его первая эмоция после пробуждения, и она поглотила его.
– Пить, – прохрипел он.
Виктория потянулась к нему, не для того, чтобы прикоснуться, а чтобы предложить свое запястье. Он отдаленно вспомнил, как пил из этого запястья. Он посмотрел наверх. И из этой изящной шеи. А эти великолепные губы. Совершенно опьяненного, его накрыла нужда. И он ненавидел себя. Об этом он тоже вспомнил.
Еще он ненавидел ее. По крайней мере, часть его.
И видимо, эта часть стала больше, потому что, глядя на нее сейчас, такую очаровательную и умиротворенную, ему хотелось схватить и встряхнуть ее. Сделать ей больно, как она сделала ему. Наказать за то, что сотворила с ним.
Это желание удивило его. А что она с ним сотворила? Кроме того, что пыталась превратить в вампира. Кормила его и питалась им сама. И боролась с ним за выживание. Все это он понимал и принимал.
– Эйден? – Она тряхнула запястьем.
Влага во рту разогрелась и обжигала, требуя утоления, требуя… крови. Он признал это чувство и наклонился к ней, не успев даже осознать, что вообще движется. Только перед самым погружением зубов в кожу он остановился. Что он делает? Да, ему нужна кровь, но не ее. Она была наркотически опасной.
Дрожа, он оттолкнул ее руку – часть его, которая жаждала ее, протестующе закричала. У нее была теплая кожа, пусть не такая горячая как раньше, но он ощутил то же покалывание в точке касания. Он хотел прикасаться к ней еще и еще.
Сосредоточиться на человеке.
– Ты, – кивнул он ей, отказываясь попасть под чары другой девушки, иначе он не оправится. Безусловно, никто не повлияет на него так, как Виктория. – Не хочешь накормить меня?
Эти темные глаза, наконец, сконцентрировались на нем.
– Д-да.
Лжет или нет?
– Ты нервничаешь?
– Из-за тебя? – Она уверенно покачала головой, но последующее заикание убеждало в обратном. – Н-нет.
Она не боялась его, но что-то ее пугало. Это его не остановило.
– Хорошо. Иди сюда.
Райли и Виктория переглянулись долгим, загадочным взглядом. Точнее, больше чем взглядом.
Он знал, что Райли посылал свои мысли Виктории, и пожал плечами. Пусть переговариваются или не переговариваются, их дело. Ничто не могло изменить его дальнейших действий.
Наконец, Виктория кивнула, отошла назад, и оборотень легонько подтолкнул человека к Эйдену. Она быстро метнулась, обойдя стороной принцессу, и причина ее волнения стала ясна. Она боялась Викторию.
Умно с ее стороны. Виктория наблюдала за ней сквозь прикрытые глаза, готовая в любую минуту напасть. Они враги? Нет, не может быть. Никто не оберегал Викторию больше, чем Райли, а волк не позволил бы человеку войти в дверь в таком случае. Значит… в чем проблема?
Девчонка расслабилась, только когда оказалась около Эйдена, сделала реверанс и широко улыбнулась.
– Чем могу помочь, мой король?
Он не стал изучать реакцию вампирши на девчачий вопрос.
– Дай мне руку.
Она тотчас протянула ее. Он обхватил запястье. Оно было толще, чем у Виктории, более мясистым. На фоне нынешней температуры Эйдена, казалось, что человек прохладнее.
Он глубоко вдохнул ее запах, пробуя на вкус. Резче, чем он хотел и мечтал, более острый, менее сладкий, но вполне годный. Его желудок уже скрутило узелком. Он притянул ее ближе… открыл рот…
– Стой. Ты сделаешь ей больно, – в мгновение ока Виктория схватила девушку и выдернула ее из хватки Эйдена.
Человек охнула и задрожала.
Эйден зарычал. Даже запах вампирши пробуждал в нем животное. Что-то дикое, живущее там, где не было места эмоциям, только инстинктам, отточенным на поле боя.
Моя, сказала эта дикая сторона.
Не твоя, шикнула другая его часть.
– У тебя нет клыков. – Виктория подняла голову. – Поэтому, я сказала, ты сделаешь ей больно. Я укушу ее и…
– Я сам укушу ее. – С клыками или без он знал, как есть. Разве он не доказывал это Виктории много раз?
Воспоминание заставило его перевести взгляд на ее шею, где часто билась жилка. Десны снова заныли. Моя, подумал он снова. Моя – чтобы и кусать, и пить и целовать.
«Тебе она даже больше не нравится».
– Я укушу, – продолжила она, стиснув зубы, – и ты сможешь пить из нее. – Она не дала ему возможности ответить, просто взяла и укусила.
Человек закрыла глаза, застонав от наслаждения. Эйдену было хорошо знакомо это наслаждение, он жаждал его, несмотря на свое решение держаться подальше.
Клыки вампира вырабатывали своего рода наркотик, который вызывал онемение кожи и тек прямиком в вены, согревал и заставлял чувствовать себя позитивнее и счастливее. И поэтому было так много зависимых людей, которые были согласны сделать все что угодно за еще один укус.
Но не он. Больше нет.
Прошла секунда, другая. Виктория подняла голову. Губы окрасились багровой влагой, и Эйдену захотелось слизнуть их. Вместо этого он заставил себя посмотреть на две точки на человеческом запястье. В них тоже скопилась кровь, и он застонал. Чего он не сделал, так это не отчитал Викторию за неповиновение. Какое у него было право наказывать ее? Он просто потребовал предложенную ему руку и приложился ртом к ране.
Он лизнул раз, другой, пробуя амброзию на вкус, снова застонал, перед тем как пососать, дал рту наполниться нектаром. Его глаза закрылись с той же покорностью, что и глаза человека. Но все равно краем сознания он подумал, что какой бы чудесной ни была эта кровь, она должна быть вкуснее. Должна быть слаще и совсем чуточку острой.
– …нет клыков, а он все равно жаждет крови, – говорил Райли, когда Эйден начал осознавать окружающий мир. – Неслыханно.
– Видимо, так, – резко ответила Виктория. – Только глянь. В блаженстве от каждого момента.
– В блаженстве? Его глаза выглядят мертвыми, и так с тех пор, как он проснулся. С ним что-то не так.
Эйден знал, что они говорили о нем, но как и раньше, его это не заботило.
– Ладно, значит, она в блаженстве, – добавила Виктория, хлестнув словами, будто кнутом.
– Если бы я не держала ее, она бы терлась об него.
– Ты хочешь, чтобы я убедил тебя в обратном? – возмутился волк. – Мы оба знаем, что я солгу.
– Ты отвратительный друг.
– Отнюдь. Только не убивай ее после этого. Чтобы взять ее, я пообещал Лорен, что ты будешь стирать для нее неделю. А еще, что ты будешь делать это вечно, если причинишь ее рабыне какой-нибудь вред.
– Премного благодарна. Ты не мог попросить у Лорен мужчину?
По человеку прокатилась дрожь. Страха? Или она была слишком поглощена удовольствием?
– Я только предполагаю, но думаю, что люди – даже бывшие – не похожи на нас. Они не могут отделить кормление от секса. И посчитал, что Эйден предпочтет женщину.
– Он предпочитает ее чересчур!
Райли выгнул бровь.
– Ты ревнуешь, принцесса?
– Нет. Да. Он мой. – Тишина. – Ладно, был. Он… оттолкнул меня. Дважды. Ты видел, как он оттолкнул меня?
– Да. Но он тебя любит, Вик. Ты это знаешь.
– Разве? – мягко спросила она.
Любил ли он, задумался Эйден. Несмотря на то, что она не нравилась ему сейчас?
Потому что он знал, что тебе может не нравиться тот, кого ты любишь. Урок, который он выучил в детстве, когда родители отправили его лечиться, а потом ушли и никогда больше не возвращались.
Они не нравились ему, и, вероятно, он даже ненавидел их, но в то же время любил. По крайней мере, поначалу. Но по мере того, как дни проходили в лекарственном дурмане, пациенты избивали и обзывали его, эта любовь угасала, оставляя за собой только ненависть. Затем и ненависть ушла, ему просто стало безразлично. У него были души.
Души. Где его души? Они не болтали, и он не чувствовал их на задворках сознания. Они были у Виктории?
Она больше не наблюдала за ним. Ее взгляд устремился за его плечо, возможно, даже за пределы комнаты. Глаза были такие же голубые, как и раньше, без примеси зеленого, карего и серого. Нет, у нее не было душ.
Должно быть, они у него, но лекарства усыпили их.
Еще один повод для недовольства Викторией. Души были его лучшими друзьями, и несколько раз на протяжении всех этих лет были единственным, ради чего он жил. Они терпеть не могли лекарства, и когда проснутся, будут не в восторге.
Она знала об этом, и все равно заставила проглотить таблетки.
– Да, – наконец, ответила Виктория. – Он любит меня. Я это знаю.
Она знала? Тогда она была на шаг впереди него. Когда-то он любил ее, он хорошо это знал. А почему бы и нет? Она была безупречна, ходячая фантазия. Но что он на самом деле знал о ней?
Люди были не более чем пищей – плохо. Она могла обратить их в рабство простым укусом – плохо. Она заботилась о своей семье – хорошо. Ее отец хотел убить его – плохо. Она знала, что он отличался от других людей и вампиров, и все равно он ей нравился – хорошо. Она была нечувствительна к людям и их потребностям – плохо. Она старалась стать к ним внимательнее – хорошо.
Во время одного-единственного свидания она кружилась вокруг и шутила. Шутки были так себе, но она пыталась ради него. Старалась быть такой, какой, ей казалось, он хотел ее видеть. Так что да, он ее любил. Но сейчас? Он не мог найти в себе ни искры, ни намека на нежность.
Ох, чувство тяги к ней все еще осталось. Он хотел оттолкнуть человека и наброситься на вампиршу. Он хотел вцепиться зубами ей в шею и накрыть ее своим телом. Он хотел почувствовать на себе ее руки и губы, он хотел, чтобы она выдыхала его имя.
Не успел он подумать обо этом, как его затопили образы. Ее, его, их двоих вместе, занимающихся тем, чего он хотел. Он хотел этого так сильно, что зарычал. Гортанный звук родился в горле и прокатился по спальне, угрожающе звеня между ними.
Должно быть, Виктория решила, что причиной стала человек. Она внезапно затряслась от ярости и огорчения. Он практически чувствовал ее эмоции в воздухе, и они заставили его приникнуть к человеку с новым энтузиазмом.
Человек одобрительно застонала.
Клеточки наполнились силой. Мышцы увеличились в объеме, кости загудели. И надо же! Если эта человеческая женщина так сильно повлияла на него, какое же влияние оказал бы вампир?
– Ладно, хватит. – Райли шагнул к кровати, схватил человека и потянул ее прочь от него. – Уходи, – приказал волк девчонке.
– Я… Я… – Она колебалась. – Да, конечно. – Потом послышался звук шагов и хлопанье дверью.
– Виктория. – Когда волк протянул руку вампирше, Эйден вскочил на ноги и ринулся между ними, не давая им коснуться друг друга, инстинктивно защищая свое.
– Ты надумал подраться со мной или с ней? – спросил Райли, казалось бы безразличный к любому ответу.
– Ни с кем. – С обоими. Может, Виктория ему и не нравилась, но он еще хотел ее и не хотел, чтобы она была с кем-то другим. Влечение… две противоречивые необходимости… какого черта с ним происходит? В нем как будто жили два разных человека.
– Отлично. Чего тогда коготочки выпустил?
Коготочки? Эйден взглянул на руки. Действительно, длинные и острые ногти, как небольшие кинжалы, торчали из кончиков пальцев. Он должен был испугаться, но вместо этого поднял руки к свету, изучая новое обстоятельство.
– Как такое возможно?
Райли выдохнул и сказал:
– По-моему, либо ты медленно превращаешься в вампира – по одной трансформации за раз, либо ты первый гибрид человека и вампира. Ты собираешься отойти, или мне тебя заставить?
Из него вырвался небольшой смешок. Да, небольшой, но веселье есть веселье.
– Можешь попытаться.
Явно не тот ответ, на который рассчитывал волк. Он моргнул и покачал головой.
– Слушай, вернемся к соревнованию самцов через минуту. С тобой что-то не так, и неясно, насколько серьезна проблема. Поговорим, разберемся.
Эйден услышал, как за ним Виктория переступает с ноги на ногу. Волосы на затылке зашевелились, кожа ощутила эту вызывающую трепет штуку. Он нахмурился. Это на нее реакция?
– Со мной все нормально. Вот и поговорили. Соберите моих людей в большом зале.
Прозвучавшая в словах угроза удивила Эйдена так же сильно, как и Райли. Только недавно он принял свое право на трон, но никогда не думал о вампирах, как о «своих людях». Но они ими были, и теперь ему было что сказать им.
– С тобой что-то не так, Эйден, – настойчиво повторил Райли. – Ты даже не спросил о Мэри Энн. Она там где-то одна и, возможно, не в безопасности. Тебя это больше не беспокоит?
В груди возник намек на чувство, но не успел он понять, что это было или что оно значило, как все исчезло.
– С ней все будет хорошо, – ответил он.
– Ты уверен? Тебе сказал Элайджа?
– Да, я уверен. Но нет, он не говорил.
Надежда в глазах Райли расцвела и умерла.
– Тогда как ты можешь быть уверен?
Потому что он так хотел, а в этот момент Эйден был уверен, что получит все, чего захочет. И всегда будет получать. А если нет, он сделает все необходимое, чтобы это изменить.
Стоп. Это правда? Он не мог придумать конкретного примера, ноооо… он просто знал. Он пожал плечами. Ему этого было достаточно. Может быть, с ним что-то не так. Вряд ли его это заботит, вдруг понял он. Он поговорит со своими людьми, как планировалось.
– Вероятно, ты не расслышал, – произнес Эйден. – Нужно организовать собрание.
– Организуй его сам, Ваше Величество. – Райли сердито фыркнул, выпрямив плечи и сжав губы. Губы Эйдена дрогнули от смеха, но он не был уверен, что его так позабавило. – Я иду за Мэри Энн. Виктория?
– Она остается, – слова прозвучали прежде, чем Эйден смог остановиться. Вопреки всему или благодаря всему он хотел, чтобы она была рядом.
– Виктория? – не выдержал волк.
– Я это с ним сделала, – мягко ответила она. – Я останусь с ним, чтобы убедиться… ты понимаешь.
Эйден не знал, что именно «понимаешь», и его это не волновало. Он получил, чего хотел: она останется, и этого было достаточно. Пока что.
Райли клацнул зубами.
– Хорошо. Держи телефон всегда при себе, и звони, если что-то понадобится. Вообще что угодно. И я позвоню, если что-нибудь узнаю. Будь осторожна.
– Обязательно.
Коротко кивнув в сторону Эйдена, Райли развернулся на пятках и вышел.
Эйден не бросил даже взгляда на Викторию и, конечно же, не поблагодарил ее. Он никогда не был тем, кто говорит «спасибо», верно? Несмотря на то, что желание сделать это родилось и умерло в то же мгновение, как та необъяснимая эмоция, вызванная упоминанием Мэри Энн. Он просто прошел к единственному окну, к двери, ведущей на балкон, решив самостоятельно созвать своих людей.
Глава 6
Виктория не двигалась с места, пока Эйден стоял на балконе, ничего не делал и чего-то ждал… она не была уверена, чего именно. Даже не «беседовал со своими людьми». Просто стоял в одиночестве, босой и безразличный ко всему вокруг. О, и чья-то кровь текла в его венах. Мысль об этом раздражала ее, а должна бы радовать. Он был жив и в сознании.
Все равно ее это бесило. Вопреки всему она хотела, чтобы в его венах текла ее кровь. И делала его сильнее.
Спустись на землю уже. В открытые двери балкона задувал прохладный утренний воздух, и она поежилась. Впервые в жизни она с радостью укуталась бы в пальто. Во что-нибудь, во что угодно, чтобы растопить мороз, практически лежащий инеем на обнаженной коже.
Почему Эйден не дрожал? Он был по пояс голый, такой очаровательный.
Жилка за жилкой мышцы тянулись вдоль живота и аккуратным рисунком уходили на спину. Печально, что на нем были джинсы. По крайней мере, они были чистые. Она вымыла его и сменила одежду, пока он спал. И не смотрела ни на что неуместное, кроме двух… четырех раз. Райли был слишком рассеян, чтобы спрашивать о тех растираниях губкой, за что она была ему благодарна.
Смотреть туда, куда не следует, как это по-человечески. Когда-то Эйден гордился бы этим. А сейчас… она понятия не имела, что происходит в его голове, или как он отреагирует на… ну, на все. Единственное, что она знала – Райли прав. Что-то с Эйденом не так. Он не был собой. Стал холоднее, жестче.
Бросал вызов.
Вампиры всегда бросали вызов слабым и уязвимым.
А те его принимали, иначе в случае отказа были обречены на вечное рабство. Но проиграв, все равно становились рабами. Разница лишь в том, что их не дразнили и не мучили.
Влад, конечно, установил правила. Он утверждал, что презирал слабость и трусость, и поединки были способом избавиться от «недостойных».
Неужели Эйден собирался бросать вызовы всем подряд?
Движение в небе привлекло ее внимание, и она проследила, как парит черная птица. Солнце спряталось за серыми облаками, возможно, даже за толстым слоем стеклообразной измороси. Мама сказала бы, что там ангелы катались на коньках.
Как же Виктория скучала по своей маме. Последние семь лет она была заключена в Румынии по обвинению в разглашении информации о вампирах людям. Влад запретил своим людям даже упоминать ее имя – Эдина Лебедь.
Даже мысль об этом взволновала Викторию. Мятеж был ей в новинку.
Когда Эйден стал главным, по воле Виктории он освободил женщину. Она ждала, что мать телепортируется в Кроссроудс, тогда они смогут быть вместе, но Эдина решила остаться на родине.
Как будто Виктория не настолько важна, чтобы беспокоиться о ней.
А она хотела быть важной для кого-нибудь. И была таковой для Эйдена. С того момента, как он увидел ее, он заставил ее почувствовать себя особенной. Но сейчас…
Она шагнула к нему, и все смешалось в животе. Он не отводил взгляда от леса. Огромные дубы разрезали ледяное небо, кроваво-красная листва держалась из последних сил. Большая часть кривых ветвей протянулись и сцепились, как будто деревья держались за руки, готовясь к предстоящей зиме.
Она хотела взять Эйдена за руку, но была не уверена, как он это воспримет.
– Думаю, тебе стоит вернуться в прошлое, – нарушила она тишину.
Она думала об этом. Если вернуться в ту ночь, когда Такер пырнул его, он мог бы все это предотвратить. Не только сам удар, но и ее попытку обратить его. Неделю кормления, когда они чуть не осушили друг друга, их борьбу, это… ничего из этого бы не случилось.
– Нет.
И все? Это все, чего стоили ее тяжкие раздумья?
– Нет? Так просто?
– Так просто.
– Эйден, ты можешь остановить Такера раз и навсегда.
– Слишком многое может пойти не по плану, и мы не знаем, что может произойти в новой реальности. Все может быть куда хуже, чем сейчас.
Она сомневалась в этом.
– Есть только один способ узнать это. – Теперь это ее любимая фраза.
– Нет.
Такой категоричный. Ему не нравилась эта реальность, разве нет?
– Это мое, – произнес он как бы невзначай, напомнив ей отца.
Хорошо, может, и нравилась.
– Да, – вздрогнув, ответила она.
Он опустил взгляд вниз на землю, и она проследила за ним, увидев, как должно, скрытый участок земли. Невзрачный, но сражающийся за жизнь. В саду не цвело ни единого цветка, но кусты были желтые и оранжевые.
Плющ еще держался на решетке, но листья пожухли и высохли.
В центре двора находился огромный металлический диск, впаянный в грязь защитными символами. Казалось, каждый его дюйм покрывали безобидные завитушки. Диск мог двигаться и открывать путь к спускающейся в склеп платформе, где был захоронен ее отец.
Ни слова не сказав, Эйден взобрался на перила балкона и выпрямился, едва сохраняя баланс.
– Что ты делаешь? Здесь слишком высоко. Спускайся! Ты…
Он шагнул вперед.
Она взвизгнула и перегнулась через перила, сердце остановилось, когда она увидела, как он падает… падает… приземляется. Он не шлепнулся и не свалился.
Он просто развернулся и пошел со двора с плавным изяществом и смертоносной решимостью.
Виктория делала раньше то же самой тысячи раз. Вероятно, поэтому она без лишних раздумий последовала за ним.
– Эйден, стой!
Холодный, жгучий воздух разметал волосы и мантию.
Уже падая на плоскую, твердую поверхность, он вспомнила о своей новой человеческой коже. Она взмахнула руками, пытаясь забраться обратно, но было уже поздно. Она… ударилась.
Колени задрожали от удара, и она рухнула, впечатавшись в одну из металлических решеток диска. От удара из легких вышибло воздух. Но что еще хуже, она вывихнула плечо, и боль чуть не убила ее. Несколько часов – а может, только минут – она лежала и не двигалась, дрожа от холода и шока, слезы обжигали глаза и скапливались на ресницах.
– Дура, дура, дура, – стуча зубами, повторяла она.
Хоть солнце скрылось за тучами и воздух, казалось, загустел от мороза, кожу начало покалывать, как будто она достигла вампирской старости и сгорала.
Что с ней такое? Кроме того, что с ней было в последнее время?
Гулко прозвучали шаги, и неожиданно она учуяла запах Эйдена.
Этот невероятный аромат… она принюхалась и нахмурилась. Он пах иначе.
Все так же потрясающе, но по-другому. Знакомо. Как сандаловое и хвойное деревья. Как древняя мистика с холодным и ясным сознанием, но теперь с нотками того запаха, которым пахла та человеческая девчонка.
«Я не буду ревновать».
Виктория открыла глаза, не понимая, когда успела их закрыть. Эйден склонился над ней, освещенный прорвавшимися сквозь тучи лучами света. Его лицо, как и прежде, ничего не выражало. Темные волосы упали на глаза – поразительно фиолетового цвета.
Сколько она его знала, у него были золотистые, зеленые, карие, голубые и черные глаза, но до пещеры не были фиолетовыми.
Когда он потянулся к ней, она решила, что он хочет ей помочь, и слабо, бесцветно улыбнулась.
– Спасибо.
– Я бы не благодарил на твоем месте. – Он ухватился за ее плечо, и резкая боль пронзила ее.
– Что ты…
Он вправил ей кость, и вот тут она узнала, что значит настоящая боль. Крик вырвался из самой глубины ее тела. Птицы улетели, вероятно, отчаянно желая спастись от чудовищного, пронзительного звука.
– Всегда пожалуйста, – произнес он, выпрямляясь.
Видимо, это означает «мне, правда, очень жаль, что я причинил тебе боль, любовь моя».
– В следующий раз…
– Следующего раза не будет. Ты больше не будешь прыгать с перил. Обещай мне.
– Нет, я…
– Обещай, – потребовал он.
– Перестань перебивать меня.
– Хорошо.
Он ничего больше не сказал, чем разозлил ее еще больше, и она резко спросила:
– Зачем ты прыгнул? Ты мог бы спуститься по дому. – И спасти ее от панической атаки и вывихнутого плеча.
– Так быстрее. – Она развернулся на пятках и ушел.
Опять ушел.
– Подожди.
Но ждать он не стал.
Сыпля проклятиями себе под нос, Виктория набралась сил, чтобы встать.
Колени дрожали и подгибались, но она каким-то образом нашла в себе силы выпрямиться и потащилась за Эйденом, чувствуя себя щеночком на привязи.
Плохим щеночком, который не хотел идти гулять, и которого пришлось тащить.
Эйден ни разу не оглянулся назад, чтобы убедиться, все ли с ней в порядке, или там ли она. Его безразличие было больнее, чем вывихнутое плечо, и резало ее изнутри, заставляя съеживаться. Что до него – идет она за ним или не идет – ничто не вызывало в нем эмоций.
– Зачем тебе говорить со всеми? – спросила она.
– Кое-что нужно исправить. – Он прошел к фасаду дома, поднялся вверх по ступенькам и остановился перед высокими сводчатыми дверьми. Мало кто из вампиров выходил в это время суток даже в такой туман, но те, кто слонялся по территории, в шоке заморгали при виде его, затем быстро поклонились, чтобы выразить свое почтение.
Прошла минута.
А потом еще.
– Мм, Эйден. Чтобы зайти в дом, нужно пройти в двери. Стоя здесь, ничего не добьешься.
– Я зайду. Но сначала осмотрю свои владения.
Он снова говорил, как ее отец – или как Дмитрий, ее бывший жених – и она с отвращением пожевала щеку. Она не любила ни одного из них. Прошу, пожалуйста, пусть Эйден станет прежним собой, как только действие лекарств пройдет.
А если не пройдет, что она будет делать?
Она не будет думать об этом сейчас. Она просто проживет еще один день, поможет Эйдену провести собрание, охраняя его от чего бы то ни было, и начнет беспокоиться позже, если необходимость возникнет.
– Тебе нравится то, что ты видишь? – спросила она, вспоминая первый раз, когда привела его сюда. Он бросил единственный взгляд на особняк в стиле королевы Анны – на асимметричные башни, готические камни и стеклоизделия, узкие окна с опасно заостренными рельефными карнизами и крутыми крышами, окрашенными в зловещий черный цвет – и скривился.
– Да.
Она сделала вывод, что односложные ответы просто выводят ее из себя.
Наконец, он толкнул двойные двери и вошел. Охватил взглядом просторное фойе, черные стены, темно-красный ковер, отполированную до идеального блеска антикварную мебель, и нахмурился.
– Я знаю планировку этого места. Тридцать спален, в основном наверху. Двадцать богато украшенных каминов, несколько комнат с паркетными полами, несколько – с красным песчаником, парадный зал, тронный зал и две обеденные комнаты. Но я не видел ничего, кроме этой комнаты, твой спальни и заднего двора. Как такое возможно?
Отличный вопрос.
– Может… может быть, когда мы менялись воспоминаниями все те разы, некоторые мои остались.
– Может быть. – Он безучастно посмотрел на нее. – Что-нибудь помнишь обо мне?
Ну да. По большей части она помнила побои, которым он подвергался в некоторых психиатрических клиниках. Ей хотелось наказать обидчиков. Еще она помнила о пережитой им обособленности в приемных семьях, где родители его боялись, но были готовы взять на себя «опеку» за ту сумму, которую за него платили. Не говоря уже о негативном отношении сверстников, для которых он был «другим», слишком странным.
Поэтому она не могла сейчас обходить его стороной. Не могла отвергнуть, неважно, каким далеким и непохожим на себя он был.
– Так как? – поторопил он.
– Да, я помню. – Но она не сказала, что именно. – Ты помнишь обо мне что-то необычное? Кроме этого дома?
– Нет.
– Жаль. – Память могла бы вызвать его сочувствие. А сочувствие еще тысячу других эмоций, одно из которых напомнило бы ему, как безумно сильно он ее любил. А может, так было к лучшему.
Было несколько моментов, которыми она не хотела делиться с ним.
– Подожди, – сказал он и зажмурился. – Я кое-что припоминаю.
Она не была уверена, что испытала в большей степени – надежду или страх.
– Да?
– Когда ты впервые приехала в Кроссроудс, влекомая сверхъестественной взрывной волной, которую мы с Мэри Энн нечаянно создали, ты увидела меня издали и подумала «я должна убить его». – Ой. Вот видите? Один из тех моментов.
