Текст книги "Золото и медь. Корона солнечных эльфов (СИ)"

Автор книги: Джен Коруна

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 14 страниц)

увидел своего друга тем, кем еще никогда не видел раньше, – старшим

наследником дома Сильвана, избранным сыном грозной Эллар, равным ему

самому по силе и виденью. Когда Кравой заговорил, его голос был

непривычно тихим и хриплым:

– Отпусти ее, Иштан! – сдавлено вырвалось у него. – Умоляю тебя! Ради

нашей дружбы, ради всего… Я не смогу без нее жить!!!

Глаза веллара сверкнули. Несколько мгновений он молчал.

– Что ж, – произнес он наконец с чуть заметным холодком в голосе, —

если такова ее воля, то я не вправе осуждать ни ее, ни тебя. Желаю вам

счастья…

С этими словами он развернулся, чтобы уйти, но жрец солнца удержал его,

схватив за плечо.

– Постой!..

Иштан вопросительно глянул на него, повернув голову – прямые бело-

лунные волосы качнулись, сверкнув в осеннем солнце.

– Я должен кое-что отдать тебе – это принадлежит тебе по праву…

Не дожидаясь ответа, он быстро переложил букет в левую руку, а правой

снял что-то с шеи и протянул веллару. Иштан взглянул в его ладонь: на

ней лежало серебряное совиное перо.

– Лагд сказал отдать его тебе, когда ты станешь достаточно мудрым,

чтобы владеть им: мне кажется, этот час настал.

Не произнеся ни слова в ответ и не отрывая глаз от узкой полоски

серебра, Иштан взял перо. Едва оказавшись в его руке, полированный

металл заиграл, переливаясь, точно рыбья чешуя на глубине. Ключ Эллар

вернулся в дом Сильвана…

– Похоже, богиня рада, что он снова в руках эллари, – слабо

улыбнувшись, заметил Кравой.

Иштан хотел что-то ответить, но звук приближающихся шагов прервал его.

Они одновременно повернули головы: по направлению к ним по коридору

направлялась Соик. В том же светлом платье, в котором вчера пришла к

Аламнэй – при свете дня на нем были видны мелкие узоры…

Она шла, задумавшись – такая свежая, стройная, точно молодая яблонька!

У Кравоя перехватило дыхание – неужели эта женщина, такая мягкая и

нежная – теперь его кейнара?!.. Он смотрел на милое, задумчиво

склоненное лицо, белую шею, тонкий стан, подчеркнутый облегающим

платьем – и сердце в его груди сладко ныло.

Лесная эльфа заметила их, лишь когда уже была на лестнице. Она резко

остановилась, Кравой с удивлением увидел, как ее лицо вдруг изменилось:

она побледнела, по чертам пробежала судорога – казалось, она вот-вот

упадет без чувств! Однако это длилось лишь мгновение – в следующую же

секунду Соик взяла себя в руки. Улыбаясь слабой улыбкой, она подошла к

ним. Несколько мгновений все трое молчали, глядя в пол, жрец солнца

нервно мял в руках букет. Иштан заговорил первым; словно приняв какое-

то решение, он посмотрел прямо в лицо логимэ.

– Прими мои поздравления, дочь лесного сумрака, – проговорил он

удивительно ясным голосом, в котором Кравою послышались незнакомые

металлические нотки. – Ничто не действует столь благотворно на цветы,

как свет солнца: в его сиянии они расцветают, обретая силу и радость; я

искренне желаю и тебе обрести их, ибо ты – прекраснейший из цветов,

когда-либо распускавшихся в Рас-Сильване.

Кравой быстро взглянул на Соик, затем на Иштана: несмотря на учтивые

слова эллари, он всем существом ощущал напряжение, висящее между

ними тремя… В следующее мгновение это ощущение сменилось тревогой —

что-то странное творилось с лесной эльфой! Она даже не взглянула на

веллара, желавшего ей счастья! Лишь стояла, склонив голову, и тяжело

дышала, как будто до смерти испугавшись чего-то. Кравою показалось, он

уже видел ее такой – ночью, в лесу. Но тогда к этому был весомый повод…

Он не выдержал и поспешно взял логимэ за руку:

– Соик, что с тобой?

Она еще сильнее отвела глаза.

– Прости, что-то голова закружилась…

Она хотела взглянуть на стоящего в нескольких шагах Иштана, но тут же

снова опустила голову. Кравой почувствовал, как ее пальцы чуть заметно

дернулись в его руке.

– Благодарю тебя за добрые слова, избранный сын луны, – произнесла

она, наконец, стараясь не встречаться взглядом с велларом, но голос ее

звучал ровно и спокойно.

Иштан склонил голову в поклоне, Кравой вздохнул с облегчением.

– Кстати, – спохватился вдруг он. – Эти цветы – для тебя!

Он протянул букет лесной эльфе – та неожиданно побледнела, поспешно

взяла цветы, коснулась пальцами нескольких бутонов. Только теперь,

когда она взяла букет в руки, Кравой вдруг с досадой осознал, как ей не

подходит этот насыщенно-алый цвет: точно пятно крови! С ее-то нежной

внешностью, мягкими волосами, цветом глаз… Кравой обругал себя в

мыслях: это ж надо было так ошибиться! А садовнику, верно, и в голову не

пришло, что она – логимэ… Соик тем временем продолжала смотреть на

цветы.

– Какие красивые…

Кравою показалось, в ее голосе прозвучало страдание. Он уже вообще

ничего не понимал! Иштан рядом с ним пошевелился.

– Ладно, не буду вам мешать, – сказал он и, кивнув Кравою, быстро

двинулся прочь.

Старший жрец солнца и его кейнара остались одни. Кравой бросил

быстрый взгляд на Соик: во время разговора она так ни разу и не

взглянула на веллара, а теперь смотрела ему вслед так, словно не сказала

чего-то важного… Почувствовав на себе взгляд краантль, она быстро

перевела глаза на букет. Некоторое время рассматривала цветы, затем

как-то жалобно посмотрела на Кравоя и тихо сказала:

– Ты знаешь… Логимэ никогда не рвут цветы – они ведь такие же живые,

как и все другие существа, и так же чувствуют боль.

– Прости, я не знал этого! – расстроился жрец солнца. – Я хотел

порадовать тебя!

Соик улыбнулась, зеленые глаза, просветлились, став изумрудными.

– Ты и порадовал меня – тем, что захотел сделать мне приятно. Их надо

скорее поставить в воду – у тебя в комнате найдется ваза?

– Да, конечно – если Аламнэй не разбила и ее. Но ведь ты куда-то шла…

– Ничего, цветы важнее.

Вместе они направились обратно в восточное крыло замка. Лихорадочно

порывшись во всех шкафах по очереди, жрец солнца наконец нашел

большую стеклянную вазу, дал Соик и стал смотреть, как та осторожно

разворачивает цветы и ставит в воду. Похоже, недавняя история с

Иштаном была уже забыта – и снова Кравой не мог не удивиться, как

странно и быстро меняется настроение лесной эльфы: будто листва под

ветром… Интересно, знала ли она о чувствах лунного эльфа? – подумалось

вдруг ему. – Судя по ее реакции, да, но…

В это мгновение Соик распрямилась над вазой и, выбрав один цветок,

вынула из букета.

– Я засушу его, – задумчиво проговорила она, оборачиваясь к Кравою, и

тихо и нежно добавила: – В память об этом дне.

– И если кто-то из нас забудет, как сильно мы были счастливы в этот день,

он напомнит нам об этом! – горячо поддержал Кравой.

Соик засмеялась в ответ таким теплым тихим смехом, что сердце Кравоя

сладко сжалось. Ах, как бы ему хотелось сделать что-нибудь невероятное

для нее! Жгучее чувство любви нахлынуло на него; он быстро подошел к

Соик, схватил ее руку и с чувством прижался губами к пальцам – лесная

эльфа казалась ему сейчас такой чистой, такой возвышенной, что даже

столь скромное прикосновение казалось дерзостью, как если бы он

посягнул на святыню!.. Соик растеряно взглянула на него, он с жаром сжал

белую, мягкую руку, снова поцеловал, прижался к ней щекой, затем вдруг

отпустил, точно испугавшись, что логимэ рассердится. Виновато

улыбнувшись, он закрыл лицо руками и, отойдя на несколько шагов, с

размаху сел в кресло.

– Прости меня, пожалуйста, – попросил он, глядя на Соик через

разведенные пальцы.

– За что?!

Он смущенно усмехнулся, на смуглых щеках тут же выступил румянец.

– Я, наверное, веду себя, как дурак! Просто я так боюсь потерять твою

любовь… И я… я так мало знаю тебя – и от этого еще больше боюсь

потерять… И вообще, стоит мне лишь увидеть тебя, я совершенно перестаю

соображать!

Соик неожиданно задумалась.

– Это так странно… – проговорила она.

– Да уж, не без этого, – признался Кравой.

Соик медленно подошла к нему, заглянула в лицо, и ее взгляд наполнился

неожиданной глубиной и серьезностью.

– Нет, не в этом дело… Ты всегда говоришь то, что чувствуешь и думаешь?

– С теми, кто мне нравятся, да. С ними я не могу иначе – слова

вырываются сами собой! – расстроено ответил жрец солнца.

Логимэ снова заулыбалась. Ободренный этой улыбкой, Кравой взвился с

кресла и не обнял, а скорее подхватил стройное тело Соик. Он попытался

поцеловать ее, но она вдруг спрятала голову у него на груди, уклоняясь.

– Я все знаю, знаю… – мягко проговорил Кравой. – Еще пол-луны! Но

ведь никто не запрещает жениху хотя бы поцеловать свою невесту.

– Никто…

Губы Соик прильнули к его губам, все ее тело затрепетало, точно

всколыхнутое поцелуем, затем снова успокоилось. В следующий миг она

вдруг гибко отклонилась назад, глубокие глаза взглянули на солнечного

эльфа пристально и странно. Какая же она все-таки особенная, непохожая

на всех женщин, живущих в городе! – подумал Кравой. – И как по-

особенному держит себя, как необычно реагирует на самые обычные вещи!

И эта странность казалась ему самой чудесной, самой обворожительной

вещью на свете, и в то же время немного обескураживала – как она

непохожа на него самого: вся – тайна и сумрак… Сумрак летнего леса,

напоенного дождем…

– Ну, может, подумаем, как мы будем жить, когда пройдет пол-луны? – не

без усилия отпустив ее наконец, с улыбкой предложил он.

Соик улыбнулась в ответ и кивнула – хотя времени подумать у них было

еще более чем достаточно: согласно эльфийскому обычаю, праздновать

свадьбу полагалось лишь спустя пол-луны после того, как кейнары возьмут

друг друга на сердце. До тех пор им было не разрешено делить ложе или

жить вместе; это делалось для того, чтобы у влюбленных было время

привыкнуть к новому положению, дабы этот важнейший перелом прошел

мягче и безболезненней, а образ жизни изменился не столь мгновенно.

Хоть и связанные кейной, они продолжали ходить в гости в дома друг

друга, как и до кейны, одновременно улаживая все дела, связанные с

прежней жизнью. Ведь чувства не признают порядка и размеренности —

порой кейна ложилась на сердце неожиданно; двухнедельная пауза между

этим событием и свадьбой порой бывала очень кстати, так как давала

возможность двум семьям перезнакомиться, а молодым определиться, где

они будут жить, и обустроить жилище.

Сидя в комнате Кравоя, солнечный эльф и его кейнара некоторое время

обсуждали этот вопрос – в результате было решено, что мэлогриана

переедет в замок как можно скорее. Затем, точно вспомнив о чем-то, Соик

вдруг заторопилась.

– Совсем забыла – мне ведь нужно еще кое-что сделать за сегодня… —

пояснила она в ответ на вопросительный взгляд Кравоя. – Обязательно за

сегодня!

– Ну, раз нужно, значит, нужно…

Он вдруг оживился.

– Это что-то, связанное с вашей магией?!

– Можно сказать и так, – уклончиво ответила Соик.

– А я смогу когда-нибудь увидеть ее в действии?!

– Не знаю: я спрошу отца, – если он разрешит…

Она вскинула взгляд на Кравоя: жрец солнца уловил в нем едва заметную

напряженность.

– Кстати, может быть, ты зайдешь сегодня к нам в гости – познакомишься

с ним…

– С удовольствием! В косое солнце подойдет?

Соик кивнула.

– Мы будем ждать тебя.

На этом они и расстались. Жрец солнца еще немного постоял, вдыхая

нежный запах хвои, оставленный его кейнарой и все еще витавший в

воздухе, затем вышел в коридор и быстрым легким шагом двинулся к

комнате Аламнэй.

***

Увы, здесь его ожидала неожиданная неприятность. Все началось вполне

мирно: когда он вошел, эльфина сидела, потягиваясь, на кровати —

вероятно, она только что проснулась: по распорядку дня она была

истинной эллари и редко вставала раньше полудня.

Кравой присел рядом на кровать; заулыбавшись, девочка тут же смело

потянулась к нему и повисла на шее, обвив руками. Несколько минут они

весело болтали ни о чем – обычный утренний разговор, затем жрец

солнца, уловив момент, усадил дочь на руки и, качая ее, заговорил:

– Перышко мое любимое, – с некой торжественностью начал он. – Я тут

заметил, что тебе нравится общаться с Соик…

Аламнэй снова заулыбалась и кивнула.

– Так вот – я решил, что нам стоит пригласить ее жить к нам в замок.

Смуглое личико девочки еще больше расплылось в улыбке.

– Ура!.. А где она будет жить?!

Кравой собрался с духом, незаметно беря ладошки дочери в свои руки и

гладя их.

– Я думаю, у нее будет своя комната, а иногда она будет приходить в

гости ко мне…

– К тебе?! – удивленно протянула Аламнэй. – А почему к тебе?

Жрец солнца нервно провел пальцами по волосам. Он понимал – сейчас

будет самое сложное. В груди словно заерзало что-то, не находя удобного

положения.

– Ну, понимаешь, я не могу пригласить ее просто так – она не

согласится… – Кравой запнулся, набрал воздуха в легкие, – поэтому я

решил, что она может быть моей кейнарой, – быстро договорил он и тут

же без остановки добавил: – Как думаешь, хорошая идея?

Он пытливо взглянул на дочь, ожидая, что та скажет: к его удивлению, она

вдруг выхватила руки, ее лицо в одну секунду стало злобным.

– Нет! Нет! – прежде чем Кравой успел хоть что-то сказать, закричала

она в какой-то внезапной, недетской ярости. – Нет!!! Я не хочу!

Растерянный, он склонился к ней и попытался заглянуть в лицо.

– Но почему же?! Она ведь хорошая!..

Аламнэй отвернулась. Жрец солнца видел, как тяжело вздымаются ее

плечики – казалось, она вот-вот заплачет.

– Но Аламнэй… – начал было он, но эльфина его оборвала.

– Она… она не может быть твоей кейнарой! – выкрикнула она вдруг,

словно швыряя слова.

– Почему?!

Она резко развернулась обратно к нему – синие глаза блестели от

накипающих слез.

– Потому что ты – мой папа!

– Ну и что с того?!

Слезы хлынули из глаз эльфины – неужели он не понимает?!.. Она вдруг

бросилась к отцу и изо всех сил обняла его за шею. Страдальческие

рыдания донеслись до Кравоя. Он все понял… Он ласково погладил дочь

по вздрагивающей спине.

– Аламнэй, перышко мое маленькое, – сказал он теплым, искренним

голосом, – я ведь буду любить тебя точно так же, чтобы ни случилось!

– Нет-нет!!! – точно заведенная, твердила Аламнэй, крепче цепляясь ему

в шею.

Жрец солнца отцепил одну ее руку и поцеловал в ладошку.

– Ну не плачь, мое солнышко, не плачь… Если бы ты знала, как сильно я

тебя люблю, ты бы никогда не говорила так! Ничто на свете не заставить

меня разлюбить тебя!

Аламнэй жалобно всхлипнула.

– Даже двадцать Соик?..

– Даже двадцать Соик.

Она шмыгнула носом и прижалась щекой к плечу Кравоя. Так они сидели

некоторое время: он гладил ее, жалея и любя, а она тихонько

всхлипывала, крепче прижимаясь к тому, что составляло для нее весь мир

и теперь вдруг грозило оказаться похищенным чужой женщиной.

– Так что, возьмем Соик к себе?.. – тихо спросил, наконец, жрец солнца.

Девочка на секунду замерла, напрягшись всем телом, затем чуть заметно

кивнула. Больше к этой теме они не возвращались…

Кравой еще немного посидел рядом с ней на постели, потом они вместе

позавтракали. Настроение Аламнэй улучшилось, но она все равно была все

время как будто начеку и бросала на отца настороженные взгляды, как

если бы он вдруг мог сбежать. Видя ее тревогу, жрец солнца говорил

подчеркнуто ласково, то и дело беря ее руку в свою и гладя.

Наконец, завтрак закончился. Пришедшая няня вызвалась погулять с

Аламнэй в замковом парке, Кравой засобирался – он и так уже опоздал на

полуденную службу в храме. Выходя из детской, он вдруг почувствовал

себя неожиданно уставшим и как будто душевно измотанным: ох, и

нелегким оказался этот день, а ведь он еще только начинался…

Глава 7

Соик стояла посреди комнаты, виновато опустив голову. Вокруг нее,

гневно меряя шагами пол и сурово нахмурив брови, расхаживал лесной

эльф в простом костюме зелено-коричневого лиственного цвета. Его

красивое лицо было удивительно похоже на лицо зеленоглазой певуньи с

той естественной разницей в твердости черт, которую накладывает пол и

настроение – в данный момент оно было исполнено негодования, длинные

прямые каштановые волосы взлетали в такт размашистым шагам эльфа.

– Как?! О Мавалла! КАК ты только додумалась до такого?! – восклицал

он, вихрем проносясь мимо Соик, чье нежное лицо выглядело совершенно

несчастным.

– Но, отец… – попыталась оправдаться она.

– Но?! Какие здесь могут быть «но»?! – перебил Алиадарн. – Логимэ

должны выбирать себе кейнаров только из своих собратьев, и ты

прекрасно знаешь, почему!

Соик взглянула на отца, умоляюще сложила руки перед грудью.

– Я все знаю, знаю…

– Тогда почему так поступила, если знаешь?! – ЧТО тебя толкнуло к

нему?! – он вдруг прищурил глаза, в них мелькнул опасный огонек. —

Или, может быть…

Он замер, будто пораженный неожиданной догадкой, и в следующий миг

подскочил к дочери, в гневе хватая за руку.

– Может быть, он…

– Нет-нет! – испуганно залепетала Соик – ее лицо побледнело. – Нет!

Что ты! Этого не было!..

Алиадарн быстро глянул ей прямо в глаза.

– Это правда?

Соик поспешно закивала, но он не отпускал ее.

– Ты не обманываешь меня?

– Мне незачем обманывать тебя, отец… – ответила она, опуская глаза.

Лесной эльф вздохнул, расслабляя руку, его лицо немного смягчилось.

– И все равно мне не нравится ваша кейна! – уже не так горячо, но все

еще недовольно заявил он. – Ты могла бы сделать лучший выбор.

Соик быстро жалобно вздохнула.

– Ты говоришь так, как будто он – человек!

– Нет, ну, конечно, он не человек… – исправился мэлогриан. – И все

равно вы с ним не пара! Не пара, понимаешь! – воскликнул он со

смешанным выражением досады, страдания и злости. – Он – огонь, а ты

– лес: он тебя сожжет! Его сердце – точно ветер в степи: ни секунды

покоя – ты всю жизнь будешь с ним мучаться!

– Значит, буду, – в каком-то неожиданном порыве воскликнула логимэ и

упрямо повторила: – Буду! Он – мой кейнар, и я разделю с ним все!

Алиадарн бросил быстрый взгляд в ее сторону.

– Даже его прошлое?

– Я не боюсь прошлого, – с вызовом выговорила Соик.

– Ты не знаешь, с чем имеешь дело!

– Я все знаю: его кейнара умерла, и он долго тосковал по ней, но я

докажу, что любовь способна залечить любую рану.

– Ничего ты не знаешь!!! – снова сорвался Алиадарн – его лицо внезапно

стало серьезным и озабоченным. Соик с тревогой взглянула на отца; тот

нервно прошелся по комнате, затем снова вернулся.

– Есть раны, которые залечить невозможно, – сказал он, понижая вдруг

голос и взглядывая ей в лицо. – Понимаешь… нашей памяти свойственно

выбирать некоторые воспоминания и сохранять навсегда, точно святыню. Я

видел его, видел, как он смотрит на дочь, и я понял, что он никогда не

сможет окончательно забыть ее мать! Ее тень всегда будет стоять между

вами, и ты должна быть готова к этому.

Соик невольно опустила глаза.

– Но он любит меня – я чувствую это, – тихо сказала она, и в ее голосе

уже не было прежнего пыла, – и не станет причинять мне боль…

Алиадарн покачал головой.

– Краантль и логимэ понимают любовь совсем по-разному, и я не уверен,

что ты верно представляешь себе его чувства.

– Отец, умоляю тебя!!!.. – с неожиданным страданием воскликнула Соик

– ее лицо снова побледнело и дрожало, как если бы слова отца причиняли

ей физическую боль.

– Ладно, ладно… – вздохнул лесной эльф. – Все равно уже ничего нельзя

изменить. Я постараюсь относиться к нему хорошо.

Его зеленые глаза сверкнули.

– Но если только я увижу, что он заставляет тебя страдать…

Поймав взгляд дочери, он осекся, не договорив. С минуту оба молчали,

затем Соик тихо сказала:

– Я попросила его зайти к нам в косое солнце.

Мэлогриан быстро глянул в окно – косым солнцем называлось время

между серединой дня и вечером, когда солнце начинало клониться к

закату, и тени становились длинными: судя по всему, ждать гостя

оставалось недолго. Лесной эльф сокрушенно покачал головой.

– Как хорошо, что твоя мать этого не видит! Если бы она только была

жива!

– Если бы она была жива, она бы не стала ненавидеть моего кейнара! —

возмутилась Соик.

– Ну, все, все!!! Я же сказал, что постараюсь относиться к нему хорошо!

Если он, конечно, этого заслуживает.

Соик улыбнулась в ответ вымученной улыбкой.

– Еще как заслуживает – ты сам увидишь…

Дальше описывать достоинства своего кейнара ей не пришлось – раздался

осторожный стук в дверь, и в следующее мгновение старший жрец солнца

собственной персоной предстал перед суровым родителем.

Переступив порог, он сделал несколько шагов и остановился. Золотистая

голова почтительно склонилась в поклоне.

– Да благословит лунная богиня этот дом, хотя она и так уже

благословила его, если в нем расцвел столь прекрасный цветок, как твоя

дочь, – проговорил он с достоинством, но явно желая сказать приятное

лесному эльфу.

Договорив, он исподлобья взглянул на Алиадарна и невольно удивился

тому, как родственные черты находят равное выражение как в мужском,

так и в женском лице, сохраняя при этом в полной мере свою красоту: он и

раньше видел мэлогриана, но так близко – никогда… Лесной эльф

встретился с ним взглядом, чуть заметно кивнул в знак приветствия —

удивительное сходство и жеста тоже! – затем решительно шагнул к

краантль. Соик бросила на отца испуганный взгляд, словно думая, стоит ли

вмешиваться сейчас же, но, видимо, решила подождать.

– Да, благословила, – с чуть заметной насмешкой отозвался на

приветствие Алиадарн. – Вот только счастья ей пожалела…

Жрец солнца растерянно взглянул на свою кейнару – такого приема он не

ожидал! Алиадарн продолжал:

– Не буду скрывать – я не в восторге от выбора моей дочери, – с ходу в

карьер заявил он, заставив Кравоя растеряться еще больше.

Соик дернулась, попыталась перебить отца, но он поднял руку, прося ее

помолчать.

– Но это – ее выбор, и я уважаю его.

Он подошел к стоящему посреди комнаты Кравою, остановился перед ним,

испытующе окинул взглядом с ног до головы, точно оценивая его вес.

– Единственное, что остается для меня непонятным – это как ты мог

позволить себе такое…

Жрец солнца удивленно поднял брови – с каких это пор искренняя любовь

называется «такое»?! Резкий, точно бич, голос Алиадарна заставил его

вздрогнуть:

– Что ты знаешь о логимэ?

– Я знаю, что они поклоняются природе, предпочитают жить вне

городских стен, – растерянно начал Кравой.

– Дальше!

– Они – искусные целители, им известны тайны растений, неизвестные

даже эллари…

Правитель лесных эльфов с вызовом сложил руки на груди.

– И это все?

Кравой начал раздражаться – к чему этот допрос?! Он снова глянул на

Соик – та стояла, жалобно сцепив пальцы, и всем видом умоляя мужчин

не ссориться. По ее лицу то и дело пробегала дрожь, словно она

испытывала страдания.

– Вы живете скрытно, мало общаетесь с другими эльфами! – заговорил

Кравой, чувствуя, что сам невольно начинает повышать голос. – Книг у

вас нет, в храмы Луны и Солнца вы не ходите – как я могу знать о вашей

жизни, если вы не хотите, чтобы о ней кто-то что-то знал?!

Погашенный было дочерью зеленый огонек снова сверкнул в глазах

Алиадарна.

– Я так и думал! Что ж, твое незнание – единственное, что оправдывает

тебя, но даже оно не может изменить того, что случилось.

Внезапно Соик бросилась к нему, схватив за одежду. Ее взгляд бегал, тело

дрожало, точно в лихорадке – едва ли она притворялась!

– Отец, не мучай его больше, умоляю! Ведь ты и меня тоже мучаешь!!!

Эта отчаянная мольба поразила Алиадарна, точно гром – он словно

очнулся. Застыв на месте, он испуганно смотрел на дочь.

– Соик, девочка моя, прости меня… – торопливо заговорил он, растирая

своими руками ее побелевшие руки. – Прости!.. Я больше никогда и слова

плохого ему не скажу, обещаю!

Кравой уже ничего не понимал. Что за странные перемены в настроении?!

И чем он так провинился перед правителем логимэ?! Он переводил взгляд

с отца на дочь, пытаясь понять, что происходит; Соик тем временем

медленно приходила в себя – она перестала дрожать, взгляд стал не

таким страдающим. Кравой понял, что настало время расставить все по

местам…

– Я искренне люблю твою дочь и сделаю все, чтобы она была счастлива,

– твердо сказал он. – Я буду заботиться о ней, буду беречь ее как зеницу

ока!

Зеленый взгляд Алиадарна так и впился в него: казалось, он едва

сдерживается, чтобы снова не взорваться гневом. Однако когда он

заговорил, его голос был скорее печальным, нежели обвиняющим:

– Я верю тебе, старший жрец солнца – но вот сможешь ли ты уберечь ее

от себя самого?

– Я никогда не обижу ее, если ты это имеешь в виду, – ровным голосом

выговорил Кравой, возвращая взгляд.

Лесной эльф устало потер рукой глаза.

– Что ж, в любом случае, это лучше, чем ничего, – сдался он. – Кстати,

вы уже решили, где будете жить?..

Влюбленные облегченно вздохнули. Остаток времени до заката все трое

оживленно обсуждали предстоящий переезд лесной эльфы в замок и

обустройство ее покоев. По традиции, давно сложившейся в Рас-Сильване,

у каждого из кейнаров была своя комната, обставленная с учетом личных

предпочтений – учитывая тот факт, что узы Эллар связывают сердца

навечно, заботиться о том, чтобы быть постоянно вместе, было излишним;

намного полезнее устроить жизнь так, чтобы каждый из пары чувствовал

себя свободным в своих занятиях и имел возможность побыть наедине с

собой. Спать же влюбленные могли в любой из комнат – для удобства их

двери обычно располагались рядом.

Жрец солнца и его кейнара не стали спорить с древним обычаем. К

счастью, в восточном крыле нашлась пустующая комната для Соик, о чем

солнечный эльф не преминул доложить ее отцу. Говоря об этом, жрец

солнца был настолько убедителен в своей заботе, что Алиадарн

постепенно смягчился – теперь он смотрел на нового родственника куда

благосклоннее и с интересом выслушивал его. Правда, на лесное таинство

он его так и не допустил, но сам Кравой был так счастлив всем

происходящим, что даже не расстроился. Что же касается Соик, то она

тоже развеселилась – на протяжении беседы много и с оживлением

говорила, улыбалась нежной мягкой улыбкой. Странные приступы дрожи, которые так встревожили Кравоя, больше не повторялись.

Кейнары покинули дом Алиадарна уже после заката; Соик вызвалась

проводить солнечного эльфа до замка. Оттягивая момент расставания, они

долго плутали по парку, оставляя две цепочки следов на нетронутом с утра

снегу. Все это время в голове Кравоя неотступно крутилась одна мысль, о

которой он хотел и не решался сказать логимэ. Наконец, он остановился и

сжал руку Соик в своей.

– Соик… – начал он.

– Что?

– Я…

Он замялся.

– Ты – что?.. – улыбнулась логимэ; ее улыбка немного ободрила Кравоя.

– Я хотел тебе сказать кое-что.

– Что-то хорошее?

Жрец солнца отвел глаза.

– Не знаю. Может да, а может, и нет… Все зависит от тебя.

Соик вопросительно взглянула на него. Он перевел дыхание – ему всегда

так тяжело давались подобные беседы, но делать было нечего: нужно

было все выяснить.

– Я ведь не один; Аламнэй, она для меня – все, и я…

Он снова запнулся: он не знал, что он, но – о чудо! – лесная эльфа

словно прочитала его сумбурные мысли!

– Я знаю, – быстро и тихо проговорила она, не дожидаясь, пока он

закончит. – Она так похожа на тебя…

Она замолчала, подняла глаза – в них, где-то глубоко-глубоко, плавала

затаенная улыбка. Кравой все понял, ощущение сумасшедшего счастья

охватило его. Мгновение – и лесная эльфа оказалась в его объятьях, он

сжал руками ее стан, губы прижались к ее губам… Да, он знает, что

нельзя, – но он не может оторваться! Он только лишь поцелует ее,

коснется тонких волос, пахнущих влажной корой и хвоей, вдохнет запах ее

кожи и, осчастливленный, будет ждать дальше.

Мысли и чувства калейдоскопом сменялись в нем, как вдруг что-то будто

отрезвило его: снова этот странный трепет! Он пробегает по телу Соик от

каждого его прикосновения! И это тяжелое, прерывистое дыхание… Что

это? – Смущение?!.. Пожалуй, краантль и впрямь несколько

эмоциональны, но неужели он настолько бестактно себя ведет?! Кравой

обхватил руками лицо логимэ и с тревогой заглянул в него – оно

выглядело вполне счастливым… Он ничего не мог понять! Он осторожно

провел пальцем по белой щеке.

– Что с тобой?! Ты вся дрожишь!

Соик потупилась – Кравою показалось, он расслышал тщетно

сдерживаемый вздох. Да что же, наконец, происходит?!.. Точно поняв

немой вопрос, Соик подняла голову.

– Это… это ничего страшного, – чуть слышно проговорила она.

Но ее ответ, вместо того, чтобы успокоить, встревожил Кравоя еще

больше.

– Что значит «это»?!

Лесная эльфа нервно сцепила пальцы рук: похоже, теперь настала

очередь ее признаний…

– «Это» значит, что я ощущаю не только твои прикосновения, но и твои

мысли и чувства. Я ведь логимэ…

– Ну и что, что логимэ?

Соик снова вздохнула, точно готовясь к сложному, требующему

осторожности объяснению.

– Понимаешь, логимэ несколько отличаются от эллари и краантль: наши

тела устроены таким образом, что они мгновенно ощущают эмоции тех, кто

находится рядом. Это свойство роднит нас с природой: мы – словно

деревья, принимающие на себя горе и радость того, кто решил отдохнуть в

их тени. И чем сильнее его переживания, тем больше они волнуют нас: они

передаются нам, как движение ветра – листве. Мы называем это

«навеивание». Конечно, кейнаров оно касается в первую очередь…

Кравой удивленно поднял брови: вот, наконец, и раскрылась тайна

странных вздрагиваний и смен настроения! И эта неожиданная мольба, так

взволновавшая Алиадарна: лесная эльфа почувствовала его смятение! Он

вспомнил, что слышал когда-то об этом свойстве логимэ, но он и подумать

не мог, что оно столь сильно, столь физически ощутимо. Он вдруг

помрачнел:

– Это из-за этого твой отец невзлюбил меня?

Соик потупилась, уклончиво ответила:

– Да… Ты для нас айнерн – «другой»… А логимэ стараются не брать на

сердце не таких, как они – потому что те могут начать пользоваться этим

их свойством: научатся вынуждать своих кейнаров разделять их

настроение и тем самым со временем уничтожат их. Лишь тот, кто сам

понимает, какой это груз – разделять все чувства своего кейнара, может

бережно относиться к чужому сердцу и телу…

Она взглянула на Кравоя, словно решая, стоит ли говорить дальше, потом

снова опустила глаза:

– Отец считает, что краантль слишком порывисты по своей природе, и что

их чувства могут причинить боль такой, как я.

– Я причиняю тебе боль?! – ужаснулся Кравой.

– Нет-нет! – поспешила заверить Соик, и тут же нахмурилась, подбирая

слова, чтобы разъяснить: – Это не боль – это лишь сила, движение

которой я чувствую, подобно тому, как дерево чувствует движение ветра.

Пока он мягок и добр, дереву нечего бояться. Я… я просто еще не

привыкла к тебе, но я обещаю, что привыкну! Правда! Дай мне только

время.

Она улыбнулась слабой, как будто извиняющейся улыбкой, но в

следующее мгновение ее лицо изменилось. Подняв лицо к лицу Кравоя,

она взглянула прямо ему в глаза и сказала неожиданно тихо и серьезно:

– Вся моя жизнь теперь в твоих руках – мое счастье и мой покой зависят