Текст книги "Золото и медь. Корона солнечных эльфов (СИ)"
Автор книги: Джен Коруна
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 14 страниц)
то на нее, то на Кравоя. – Ибо теперь в твоей власти не только твое
счастье, но и счастье моей дочери.
– Именно поэтому я никогда не буду несчастным! – ответил солнечный
эльф, склоняя в легком поклоне высокую фигуру.
Алиадарн поклонился в ответ и, повернувшись к Соик, сказал несколько
слов на логимэ. Жрец солнца заметил, как она взволновано вздохнула, но
уже в следующее мгновение улыбнулась отцу и тихо ответила что-то.
Кравой почувствовал, как она легонько прижалась к его боку, и его
утверждение, высказанное Алиадарну, тут же превратилось в самую
стойкую уверенность.
Успокоенный, он крепче обнял Соик и счастливыми глазами обвел храм.
Недавний взрыв всеобщего возбуждения теперь перешел в радостное, но
уже более ровное ощущение продолжающегося праздника. Неожиданно
чуть поодаль, за спинами гостей, Кравой увидел Иштана – он и не
заметил, как тот отошел от источника. Странное чувство шевельнулось в
груди краантль. Губы веллара улыбались – Кравой чувствовал, что эта
улыбка искренняя, – но глаза! Глубокие глаза, прозрачные, точно синее
стекло – в них затаилось какое-то странное выражение, не вязавшееся с
этой улыбкой. Где-то глубоко-глубоко… Невольный холодок пробежал по
сердцу Кравоя – он вдруг почувствовал что-то похожее на укол совести.
Что чувствовал сейчас лунный эльф?.. Ревновал ли Соик к нему?
Ненавидел его? Или испытывал лишь грусть? Этого старший веллар Рас-
Сильвана не дал узнать никому и никогда…
Точно почувствовав устремленный на него взгляд, Иштан повернул голову;
их глаза встретились – лицо веллара осветила улыбка; насторожившего
Кравоя выражения в его глазах уже не было. Праздник тем временем
продолжался. Забыв о велларе, жрец солнца тряхнул и без того
растрепанной головой и снова окунулся в окружающую суету: в этот день
чувства сменялись в нем с такой скоростью, что он и сам не поспевал за
ними! Счастливым взором он окинул гостей; волна симпатии ко всем снова
нахлынула на него. Он знаком попросил слова – эллари и краантль
притихли.
– Я благодарен вам за то, что пришли, и мне хочется, чтобы этот день стал
счастливым для всех! Приглашаю вас вечером в Круг песен – может, нам
повезет, и для нас споет самая прекрасная эльфа на свете!
В толпе зашумели веселые голоса, радостные улыбки осветили лица
эльфов. Не отпуская руки Соик, Кравой вышел на улицу. День был ясным,
солнце мягко лило свет на синие крыши, белый мрамор домов. Кравой
зажмурил глаза и глубоко вдохнул: до чего же хорошо жить!
Рука Соик, все еще зажатая в его руке, чуть заметно шевельнулась. Жрец
солнца взглянул на кейнару – зеленые глаза Соик смотрели с каким-то
выжидающе-внимательным выражением. Радость вмиг отхлынула от
сердца Кравоя: он и забыл, что ей нужно уходить! Он оглянулся вокруг: лесные эльфы во главе с Алиадарном стояли в стороне от остальных
гостей, видимо, ожидая Соик. Кравой сжал руку логимэ. Как ему не
хочется отпускать ее сейчас! Но ведь он обещал, и она поверила его
обещанию; к тому же это ведь только до вечера… Он притянул Соик к себе,
улыбнулся, прижался губами к ее виску. Стараясь казаться бодрым,
произнес:
– Ну что, похоже, тебя уже ждут… Встретимся в Круге песен!
Она кивнула и опустила глаза – было видно, что она тоже чувствует
неловкость этой необходимой разлуки. Не глядя на Кравоя, она отпустила
его руку и, развернувшись, быстро зашагала к ожидавшим логимэ. Жрец
солнца проследил глазами, как Алиадарн набрасывает на нее плащ, и
отвернулся; не надо, чтобы Соик чувствовала себя виноватой… Выдохнув,
он решительно распрямил плечи, осмотрелся вокруг. Его взгляд снова
уловил белые волосы Иштана – тот стоял немного в стороне рядом с
Коттравоем и о чем-то беседовал с ним, то и дело искоса поглядывая на
Кравоя каким-то странным взглядом; в его чертах отражалось крайнее
внимание к тому, что говорил краантль. Кравой невольно удивился столь
оживленной беседе – веллар и старший всадник никогда не были особыми
друзьями – но его удивление длилось не больше доли секунды: сегодня
такой день, что возможны самые невероятные вещи!
Он отвернулся. Тягостное замешательство, прерванное видом беседующих
эльфов, снова вернулось. Итак, до темноты еще не меньше семи часов —
что же ему делать все это время?.. Отчего-то Кравою вдруг захотелось
незаметно уйти – все равно Соик нет рядом… Лучше всего будет пойти в
храм – за работой время всегда бежит незаметно: не успеешь оглянуться,
как уже вечер; к тому же у него накопилось там достаточно дел —
поглощенный чувствами, в последние дни он не слишком усердно
занимался работой. Точно! Пойти в храм – лучшей идеи не придумаешь!
Можно даже не переодеваясь. Он как раз успеет покончить с делами к
вечеру, а там уже, глядишь, и Соик освободится…
Утвердившись в правильности своего решения, жрец солнца еще некоторое
время побеседовал с гостями – Коттравой и жрецы из храма Солнца уже
успели куда-то исчезнуть – после чего, еще раз напомнив всем о вечерних
торжествах, вежливо распрощался.
Он уже сделал несколько шагов, когда к нему вдруг подошел Иштан. Жрец
солнца поймал подозрительный озорной огонек в синих глазах, но веллар
не дал ему времени на раздумья.
– Слушай, – бойко начал он. – Тебе ведь сейчас все равно нечего делать
– так давай пойдем в замок, отпразднуем…
Кравой попятился – праздновать ему не хотелось.
– Я… я вообще-то собирался в храм, у меня там куча дел.
– Нет-нет-нет! Никуда я тебя не отпущу, – оборвал его эллари с
непривычной настойчивостью в голосе. – А дела твои никуда не денутся!
Идем в замок! Идем-идем…
И, не давая Кравою опомнится, обнял за плечи и почти силой потащил за
собой по направлению к замку. По дороге жрец солнца несколько раз
пытался ретироваться, отговариваясь необходимостью быть в святилище,
но эллари был непреклонен: он шагал быстро, на удивление крепко держа
Кравоя, чтобы тот не сбежал.
– Идем-идем, – продолжал увещевать он, таща его за собой, – дела
могут подождать!
С растущим чувством раздражения – он ведь собирался в храм! – Кравой
дошел до площади с фонтаном. Вернее, не дошел, а доплелся, влекомый
Иштаном – судя по всему, веллара совершенно не волновало его
возмущение. Все еще не отпуская солнечного эльфа, он решительно
потащил его в сторону конюшен.
– Мы что, будем праздновать мою свадьбу в компании лошадей?.. —
сердито буркнул Кравой.
– И в их тоже…
Несколько секунд, и впереди показались двери конюшни. К удивлению
Кравоя, на улице перед ними стоял десяток оседланных лошадей; рядом,
спешившись, прогуливались краантль. Кравой подошел еще на несколько
шагов, один из эльфов радостно помахал в знак приветствия. Жрец солнца
всмотрелся в его фигуру: да ведь это Коттравой! А с ним – несколько
жрецов из храма и всадники из Дома! В компании Иштана Кравой
приблизился к этому пестрому собранию.
– Ну вот, я привел нашего счастливца, как и обещал, – с улыбкой
объявил Иштан, отпуская, наконец, сбитого с толку Кравоя.
Коттравой упругим быстрым шагом подошел к ним.
– Отлично! Все, наконец, в сборе – значит, мы можем выдвигаться!
– Куда выдвигаться?! – изумленно спросил Кравой.
– Как куда? На прогулку! В такой чудесный день сидеть на работе просто
противопоказано, тем более что почти все твои коллеги уже здесь…
Стоящие рядом со своими скакунами молодые жрецы-краантль
заулыбались, глядя на растерянного начальника. Иштан тем временем
выводил из конюшни своего коня – стройного, тонконогого, красивой
серой в яблоки масти.
– Кстати, – продолжал Коттравой – по его сияющему виду было ясно, что
он и есть главный зачинщик происходящего, – тут есть еще кое-кто, кто
очень хочет, чтобы ты присоединился к нашей прогулке…
Сказав это, он схватил Кравоя за руку и с той же решительностью, которую
только что проявил старший веллар, потащил за собой.
– Вот! – торжественно заявил он, подведя Кравоя к одному из коней. —
Мы не совсем разобрались, во что ее одеть, но я думаю, сегодня не будет
холодно…
Жрец солнца поднял глаза на спину лошади, и по его лицу расплылась
самая ласковая улыбка.
– Аламнэй!..
Он не ошибся – на спине его собственного рыжего жеребца, уже
оседланного, держась руками за кожаное седло, гордо восседала Аламнэй.
Смуглое личико, уже успевшее разрумяниться на свежем воздухе, сияло
довольной улыбкой, на голове была пушистая шапочка из лисьего меха,
отчего она сама казалась похожей на маленького лисенка.
– Он сказал, что у тебя сегодня очень хорошее настроение, – с детской
деловитостью проговорила эльфина, указывая пальчиком на Коттравоя. —
И что ты обязательно захочешь поехать за город, и нас с собой возьмешь.
Кравой заулыбался еще шире, ему вдруг стало легко и весело.
– Ну конечно, возьму! – живо воскликнул он, беря коня за повод и ставя
ногу в стремя. – Вот только подвинься, чтобы твой упитанный папа тоже
поместился в седле.
– По коням!!! – гаркнул Коттравой, заставив стоящих рядом лошадей
испуганно шарахнуться. – Едем!
С этими словами он, как всегда с молниеносной резкостью сорвавшись с
места, бросился к стоящему в стороне от остальных некрупному, но очень
мускулистому беспокойному жеребцу светло-золотистой масти – завидев
приближающегося краантль, он замахал головой и завертелся на месте,
пытаясь вырвать повод из рук перепуганного конюха-человека.
– Очередной «подарочек»? – спросил Кравой, кивая на нервного
жеребчика.
– Вчера привели! Отличный мальчик! – воскликнул Коттравой,
перебрасывая уздечку через голову коня и ступая в стремя.
Его тело еще не коснулось седла, когда остальные всадники, точно по
команде, предусмотрительно отъехали подальше. Дело в том, что старший
всадник Дома Солнца никогда не ездил на одной лошади – да у него и не
было собственного коня – вместо этого он постоянно менял лошадей,
объезжая особенно норовистых трех-четырехлеток и исправляя
дурноезжих. При этом он неизменно выбирал самые безнадежные и
капризные экземпляры, творя поистине чудеса преображения. Это было
что-то невероятное! Он пребывал в твердой убежденности, что все лошади
от рождения – добрейшие существа, и лишь плохой наездник может
испортить характер этих ангелочков; его высказывания «замечательная
кобылка» и «отличный мальчик», применяемые к свирепо храпящему и
бьющему копытами в воздухе воплощению злости и коварства, уже успели
стать нарицательными в Доме Солнца. В седле же он сидел, как влитой,
точно составляя единое целое с конем; ни разу в жизни он не ударил
лошадь и даже не поднял голос – мягко и спокойно подчинял себе, укрощая с той уверенной доброй силой, которая была ему так свойственна.
Едва он вскочил в седло, золотистый жеребец, подтверждая опасения
собравшихся, тут же захрапел и шарахнулся в сторону, затем поднялся на
дыбы, злобно прижимая уши и пытаясь сбросить седока, но Коттравой,
привыкший к любым капризам, сидел непоколебимо; сильные ноги, обутые
в высокие сапоги, сжали бока коня, он натянул повод, пытаясь не дать ему
задирать голову. Однако жеребец не желал сдаваться: натягивая узду, как
струну, продолжал бить в воздухе передними копытами, пронзительно ржа
и косясь глазами на всадника. Солнечный эльф сильнее прижал
шенкелями его бока и, умело работая поводом, наконец, заставил опустить
передние ноги. Жеребец беспокойно заплясал по мостовой, вскидывая
голову и норовя снова встать на дыбы.
Благоразумно держась на безопасном расстоянии, остальные наблюдали
это представление, готовые тут же ретироваться еще дальше, если
старший всадник потеряет контроль над жеребцом. Еще несколько раз
«отличный мальчик» пытался взбунтоваться и сбросить ненавистного
краантль, но Коттравой с уверенностью прирожденного наездника чуть
заметными шевелениями рук и ног заставлял его успокоиться. Все его
движения были спокойными и едва заметными – казалось, его ничуть не
волнует, что его вот уже несколько минут пытаются сбросить на землю!
Наконец, жеребец замер на месте, укрощенный, весь дрожа и тяжело
раздувая ноздри.
– Ну, теперь можно ехать! – объявил Коттравой, оборачиваясь к
остальным.
Всадники засуетились, разворачивая лошадей. Со звоном подков
промчавшись по улицам Рас-Сильвана, компания выехала за ворота.
Свежий ветерок тут же ударил в лица. Точно почуяв простор, кони пошли
быстрее; они вытягивали шеи, торопя всадников, взмахивали густыми
хвостами.
– Держись крепче! – крикнул Кравой, наклоняясь к пушистой шапочке
Аламнэй – в восторге от быстрой езды, эльфина так интенсивно вертела
головой по сторонам, что едва не выпрыгивала из седла. Коттравой
поравнялся с ними.
– Куда поедем? – крикнул он, придерживая коня.
– Поехали к обрыву – оттуда красивый вид…
Коттравой кивнул и, дав коню шенкеля, поскакал вперед, тут же исчезнув
из виду. Кравой тоже пришпорил лошадь, с тревогой и заботой взглядывая
на непоседливого лисенка, сидящего у него в седле. Мысли его с каждой
минутой становились все яснее и радостнее.
До чего же славный день! К его удивлению, здесь, за городом было еще
почти по-летнему тепло: после единственного нечаянного снегопада
природа словно спешила исправиться и успеть побаловать теплом. Солнце
грело в полную силу, но воздух был уже по-осеннему прозрачен и широк.
Кравой был счастлив, но, что было не менее важно для него – счастлива
была и маленькая Аламнэй. Чувство вины перед дочерью, которое он
ощущал, стоя в храме Луны, испарилось – на протяжении всей поездки
она пребывала в состоянии столь радостного возбуждения, что на нее
нельзя было смотреть без улыбки. Возвышаясь в седле, она с высоты
своего положения осматривала все вокруг, то и дело высказывая громкими
возгласами восторг по тому или иному поводу; иногда жрец солнца даже
давал ей править лошадью – это завершало картину полного счастья.
Скоро маленький отряд въехал в лес, лошади перешли на рысь. Коттравой
ехал впереди рядом с Кравоем, время от времени почти бессознательными
движениями усмиряя коня, норовившего то укусить за ногу Кравоя, то
вскинуть голову и взбрыкнуть передними ногами.
– Думаешь, из него будет толк?.. – спросил Кравой, подозрительно
поглядывая на золотистого жеребца, как раз тянущегося зубами к его
колену.
Коттравой натянул повод, подавляя очередное поползновение к бунту.
– Конечно будет, еще какой! Он просто чудо: посмотри только, как он
идет – какой чудесный короткий галоп. То, что надо для езды по лесу! Не
то, что эти огромные скаковые звери – они едва могут развернуться между
деревьев. Нет, конечно, в поле лучше иметь широкий мах, но в лесу… —
Он заработал поводом, выравнивая ход снова зашалившего жеребца. —
Нет, это как раз то, что нужно. Замечательный мальчик! Прелесть!
Настоящий принц среди лошадей!
Жрец солнца рассмеялся.
– Да ты поэт!
– Ааа!.. – завопила вдруг Аламнэй – зубы замечательного мальчика
устремились к ее ноге.
– Никак не устаю удивляться твоему доверию к ним, – заметил Кравой,
глядя, как расстроенный неудачей конь снова возвращается под власть
своего седока.
– Плохих лошадей не бывает, в этом я убежден, – сказал Коттравой. —
Все дело в обращении: вот этот все проверяет, можно ли меня вывести из
себя, – он кивнул на своего непоседливого скакуна – точно поняв, что
говорят о нем, тот визгливо заржал, косясь на всадника большим, злобно
блестящим глазом. – Да ведь со мной – как с ветром спорить: сколько не
злись, ответа не будет…
Точно желая опровергнуть его слова, жеребец дернулся и попытался
метнуться в сторону.
– Ну-ну, мой хороший… – мягко проговорил краантль, спокойно и твердо
удерживая коня сильными стройными ногами. – Вот выедем еще пару раз
за город, да так, чтоб подольше; покатаемся одни, без суеты – увидишь
тогда, какой он славный станет. Золото, а не конь будет!
Жрец солнца улыбнулся, качая головой.
– Ты смотри, осторожнее со своими дальними одинокими поездками, —
предупредил он. – Помнишь того, которого когтями задрали? – ты сам
рассказывал, – значит, кто-то из Сиэлл-Ахэль на охоту вышел. Смотри,
как бы твой авлахар не подстерег тебя вместе с твоим «отличным
мальчиком».
Коттравой весело рассмеялся в ответ, одновременно оглаживая мокрую
шею коня.
– Ну, мой мальчик даст пять лиронгов форы любому кистеухому!
В этот день старший всадник был явно в очень хорошем расположении
духа…
***
Через полчаса езды по лесу начался некрутой подъем. Лошади пошли
тяжелее. Внезапно лес закончился – резко, как будто кто-то отрезал его
ножом – и вся группа выехала на ровный участок. Он заканчивался
высоким обрывом, к его краю и направил своего коня Кравой.
– Встанем здесь! – крикнул он, оборачиваясь к остальным.
Все кивнули в знак согласия – место и впрямь было живописным. Высокий
обрыв словно парил над расстилавшейся далеко внизу долиной; казалось,
будто земля много лет назад раскололась, и одна ее часть возвысилась над
другой, сохранив такой же рельеф: равнина внизу выглядела миниатюрной
копией места, где сейчас спешивались всадники. Жрец солнца придержал
коня у самой кромки обрыва, вызвав у Аламнэй визг ужаса и восторга – с
высоты седла она уже не могла видеть земли под ногами лошади, отчего ей
казалось, будто они висят в воздухе. Кравой заставил коня сдать назад,
спешился и снял раскрасневшуюся эльфину с седла.
– Ну что, накаталась? А теперь – за дровами! – сказал он, снимая шапку
с вспотевших рыжих волос, и шутливо подтолкнул Аламнэй к лесу.
Остальные эльфы тем временем тоже засуетились, начали собирать дрова
для костра. Коттравой пытался руководить процессом, но краантль только
смеялись в ответ на его приказы, и смех их был веселым и светлым.
И лишь один из собравшихся не принимал участия в общем оживлении —
незаметно отделившись от группы, вдалеке, на самом краю обрыва,
неподвижно застыл старший веллар Рас-Сильвана… Его лицо было
обращено вдаль, глаза замерли на линии горизонта, словно пытаясь
заглянуть за нее. Но не только глаза – все его тело было исполнено
какого-то порыва, как будто оно стремилось умчаться вслед за взглядом, и
столь сильным было это стремление, что сыновья солнца невольно
умолкали при взгляде на замершую на фоне неба фигуру, и в их горячих,
не ведающих сомнений сердцах вдруг появлялось какое-то смутное
чувство. Ах, если бы можно сорваться и улететь туда, за горизонт… Но вот
они встряхивали золотоволосыми головами, и улыбки снова расцветали на
загорелых лицах. «Солнце светит, мы молоды и здоровы, и это – счастье!
К чему эта меланхолия?», – точно говорили они, и в чем-то явно были
правы.
Тем временем, Коттравой, поняв тщетность своих командирских попыток, оставил краантль и, подойдя к коню, беспокойно переминающегося на
месте, начал снимать с седла большие сумки. Кравой подошел к нему.
– Что это у тебя в них?
– Еда, – коротко ответил старший всадник, взваливая сумки на плечо и с
удивительной ловкостью уворачиваясь от конских зубов. – Много брать не
стали, чтоб не перебить аппетит перед вечером. Так, перекусить разве
что…
Кравой улыбнулся, взял одну из сумок.
– Ты все продумал!
– А то! Молодая свининка, слегка подсоленная, и с лучком… – он даже
замурлыкал от удовольствия. – Но готовить поручу только тебе – иначе
мясо насмарку.
– Идет! – весело согласился старший жрец солнца.
Вместе они поднесли провизию к уже разгоравшемуся костру. Солнечные
эльфы, стоявшие вокруг него, мигом оживились и стали распаковывать
мешки. Несколько минут – и Кравой уже колдовал над мясом. Увидев, что
все идет по плану, старший всадник успокоенно уселся прямо на траву
рядом с костром и замер, точно большой кот.
– Ну что, хорошо я придумал с этой прогулкой? – самодовольно
улыбаясь, поинтересовался он у Кравоя, который как раз выкладывал
аппетитные куски мяса на решетку.
– Отлично придумал! Спасибо тебе! Там, в храме, я думал, что этот день
нельзя сделать еще более радостным, – оказалось, можно…
– Да уж – хорош ты там был, мокрый, как конь под дождем.
Он вдруг запнулся, вскинул глаза на Кравоя.
– Кстати! Ты ведь точно был весь мокрый… Ты что, успел переодеться?
Тот рассмеялся.
– А вы что, дали мне на это время? Хорошо, что я случайно оказался
старшим жрецом солнца, и на мне одежда сохнет, как на печке. Вот так,
теперь следите, чтобы в углях не было пламени… – приказал он,
обращаясь к костровым, затем с улыбкой оглянулся кругом; все
заулыбались, точно зная, что он сейчас скажет.
– Ну а вообще, я уже давно не был так счастлив!
Лежавший рядом Коттравой стремительно и упруго выпрямился, вставая на
ноги, взял толстую ветку, бодрым движением переломил ее через колено и
бросил в огонь.
– Ну, вот видишь, как все славно сложилось… – сказал он, глядя, как
язычки пламени тут же потянулись к дереву. – А ты все говорил, что
никакие женщины тебя не интересуют, что никто тебе не нужен, кроме
Моав! Говорил ведь!
Кравой почувствовал, как что-то словно укололо его сердце. Его круто
изогнутые брови сдвинулись на переносице, лицо застыло. Зачем он
сказал о Моав!.. Ему вдруг показалось, что солнце, еще мгновение назад
такое яркое, в одном мгновение потускнело, и пламя огня тоже стало
каким-то мутным… Не ответив, он развернулся и отошел от костра.
– Эй, ты чего? – растерянно крикнул вдогонку Коттравой. – Что я такого
сказал?!..
Но жрец солнца даже не обернулся. Он дошел до края обрыва и сел,
свесив вниз ноги. Захваченный нахлынувшими мыслями, он и не заметил,
что за ним следят внимательные глаза: шагах в двадцати, пристально
наблюдая за его действиями, по-прежнему неподвижно стоял Иштан. Но
солнечный эльф не смотрел по сторонам, он лишь сидел, вперив взгляд в
дорогу, прорезающую лежащую внизу равнину… Почему?! Почему ее имя
до сих пор волнует его – теперь, когда он, наконец, обрел счастье! Он
почувствовал, как безотчетная тревога поднимается в душе – неужели так
будет всегда?! Карие глаза краантль вспыхнули – нет, он сможет
совладать с собой! Он должен сделать это ради Соик. Ради того, чтобы не
ранить ее! Он внезапно почувствовал острую необходимость заговорить с
кем-то, как если бы общение с живым могло отогнать призрак той, что
давно умерла.
Он вскинул голову, лихорадочно осмотрелся по сторонам, точно ища
помощи. В следующий же миг у него отлегло от сердца: прямо к нему
вприпрыжку бежала Аламнэй… Вот она, помощь! – Рыжие волосы,
растрепавшись, взлетали в такт бегу, сквозь них просвечивало солнце,
отчего казалось, что ее головка охвачена пламенем. Напряжение,
державшее Кравоя, тут же отступило, точно спугнутое живой беспечностью
девочки; помрачневшее было лицо осветилось улыбкой. Эльфина поймала
ее и тут же тоже просияла, отразив улыбку отца, точно живое зеркало.
Подбежав, она мигом залезла к нему на колени.
– Пап, а пап!..
Кравой заботливо поправил непослушные огненные прядки.
– Что?
– А откуда это все взялось?
– Что все?..
Аламнэй осмотрелась с видом феодала, проверяющего свои владения. Ее
взгляд зацепился за горизонт, отделяющий синеву неба от темной линии
леса, и так и остался там.
– Ну, все вокруг! Наш лес, и озеро, и чужие леса тоже…
Жрец солнца, следуя взгляду дочери, взглянул вдаль. Несколько
мгновений они сидели так, глядя на темнеющий вдалеке лес. Наконец
Кравой пошевелился, поудобнее усадил девочку у себя на коленях, готовясь к рассказу.
– Это очень длинная и красивая история…
Эльфина тут же оживилась, заболтала ногами.
– Расскажи, расскажи! Я хочу знать историю!
– Тогда слушай и перестань колотить меня – я и без этого тебе все
расскажу, – утишил ее Кравой.
Песня Полей мгновенно свернулась клубком, прижавшись к его груди, как
делала всегда, когда готовилась слушать истории. Устремив вдаль темные
глаза, жрец солнца начал повествование:
– Итак, сначала было только небо и море, и ничего кроме них не было —
ни звезд, ни солнца, ни земли, ни ветра. И между небом и морем гуляла
большая белая лошадь…
– Больше, чем твой Град? – уточнила Аламнэй.
– Намного больше, и намного красивее – ее голова касалась неба, а
белая, как снег, грива спускалась до самого моря. И гуляла она очень
долго – так долго, что даже сама не знала сколько. И стало ей скучно и
одиноко – ведь она была совсем одна, и вокруг не было ничего, кроме
неба и моря! Тогда она родила двух жеребят: одного – стройного,
серебристой масти, с синими, как небо, глазами; другого – сильного,
непокорного, алой масти – грива его развевалась над морем, а дыхание
было таким горячим, что его воды вскипали.
Аламнэй пошевелилась и хмыкнула, выражая то ли одобрение горячности
алого жеребенка, то ли недоверие к услышанному. Кравой тихим голосом
продолжал:
– Едва окрепнув, жеребята пустились вскачь по небу, догоняя друг друга,
и искры, что вылетали из-под их копыт, рассеялись по нему, став
звездами.
– А белая лошадь?
– А она тем временем решила отдохнуть – ведь она очень устала. Она
легла прямо посреди моря и заснула. И спала так долго, что из ее гривы и
хвоста успел вырасти красивый густой лес, из шерсти поднялись травы.
Лес породил птиц и животных, из травы выросли цветы, из цветов
появились бабочки и стрекозы…
Аламнэй слушала, аж открыв рот от изумления.
– И что – она спит до сих пор?!
– Да, – улыбнулся Кравой, – иначе как бы мы могли гулять по лесам,
полям? Да, она спит до сих пор.
Личико Аламнэй вдруг стало испуганным.
– Но ведь она не умерла, правда?!
– Конечно, нет, ведь она же дышит – мы называем ее дыхание ветром.
– А жеребята?
– А они так и бегают по небу – мы называем их солнцем и луной. С тех
пор они выросли, стали сильными и такими прекрасными, что ни одно
существо на свете не может сравниться с ними! Алый жеребенок стал
могучим конем-солнцем, а серебристый – прекрасной тонконогой
лошадкой – ее блестящая грива такая длинная, что по ночам спускается
на землю – это и есть лунные лучи.
– А почему они бегают не вместе? – не унималась маленькая эльфа —
рассказ отца вызвал множество вопросов, но у Кравоя, похоже, были
ответы на все.
– Потому что красный конь бегает быстрее, – просто ответил он, – и
хрупкой лошадке трудно за ним угнаться. Но иногда они все-таки
встречаются в небе и пасутся вместе – ты ведь слышала о солнечном
затмении?..
Аламнэй кивнула. Дальше было еще интереснее…
– А однажды у них родились дети: их называли азарларами – детьми
неба. Они выросли, и стало им тесно на небе. И тогда они решили
спуститься на землю. Один из них – Кайлал – стал отцом всех краантль.
От другого, по имени Сильван, пошли эллари; остальные братья и сестры
дали начало другим народам. Вот так! А лошадь спит до сих пор…
Он тронул пальцем вздернутый носик Аламнэй, но той было не до шуток —
все оказалось куда серьезнее, чем она могла предположить. На
посерьезневшем личике отражалась крайняя степень концентрации мысли.
– А вдруг она когда-нибудь проснется! – испугалась вдруг она.
– Когда-нибудь она обязательно проснется, и тогда мы все поскачем на
ней далеко-далеко к звездам. А солнце и луна будут скакать рядом с нами.
– А это будет скоро?
– Не знаю, – покачал головой Кравой, – она ведь должна выспаться. Ну
а пока ты можешь смотреть на солнце и луну. И если тебе вдруг когда-
нибудь станет одиноко, вспомни о том, что там, высоко живут две
прекрасные лошади. Взгляни на них – и ты почувствуешь, что они тоже
смотрят на тебя.
– И та, которая спит, тоже?
– Ну, конечно, и она тоже! Она знает каждого, кто ходит по ее спине, и
бережет его…
Увесистый хлопок по спине прервал рассказ Кравоя, заставив его
дернуться от неожиданности. Веселое лицо старшего всадника склонилось
над маленькой Аламнэй.
– Да, именно так все и было! Это я тебе точно говорю! – громогласно
заявил он; в уголках его глаз и красивых, четко очерченных губ привычно
таился смех. – Потому что лошади – самые замечательные животные на
свете, и все красивое могло произойти только от них! И земля, и солнце и
луна, и все прочее тоже! И женщины – они тоже от лошадей произошли…
Кравой бросил на него выразительный взгляд, пресекая дальнейшие
рассуждения на тему женщин. Аламнэй с недоверием покосилась на
шумного краантль, затем взглянула на отца, тот кивнул.
– Вот видишь – если даже Коттравой говорит, значит, точно правда. Ну, а
теперь слезай, идем кушать – ты уже проголодалась?..
Эльфина задумчиво слезла с его колен – обычно она все делала бегом, но
услышанное, по-видимому, произвело на нее слишком большое
впечатление. Вместе с отцом и старшим всадником она тихо потопала к
костру, от которого уже вовсю разносился аппетитный запах жареного
мяса, а вместе с ним – нетерпеливые голоса краантль, дружно уверяющих,
что все уже готово. Одновременно с ними к огню подошел Иштан – так же
незаметно, как и удалился. Кравой попытался поймать его взгляд, но ему
это никак не удавалось… Тонкое лицо веллара выглядело невозмутимым,
на губах витала спокойная улыбка.
Наконец все сели к еде. Вопреки скромному предупреждению Коттравоя,
припасов оказалось более чем достаточно – даже для оравы молодых
краантль, одного лунного веллара и одного проголодавшегося ребенка,
который, как известно, после прогулки может съесть не меньше взрослого.
Кравой лишь усмехался, глядя, как Аламнэй уплетает внушительный кусок
свинины, крепко держа ее в руке и заедая зажатым в другой руке не менее
внушительным ломтем хлеба. Не в пример отцу, испытывавшему почти
детское пристрастие к сладкому, эльфина была совершенно равнодушна к
десертам, но при этом не могла прожить без мяса, поедая его с почти
кровожадным аппетитом, даже странным для такого маленького существа.
По этому поводу еще в ее бытность совсем крошкой был созван
специальный совет, призванный решить, позволительно ли есть мясо
будущей старшей велларе – лунным эльфам, в отличие от солнечных,
мясная пища запрещена. После долгих прений вопрос был решен
положительно в виду того факта, что половина крови досталась девочке от
краантль, а, стало быть, желание есть мясо для нее естественно.
Принял совет и другое решение, также существенное, но покуда еще не
влиявшее на жизнь будущей веллары – оно касалось разрешения
проливать кровь. Это правило, наоборот, относилось к краантль,
считавших кровь даром Солнца и не имевших право проливать ее – ни
свою, ни чужую. Но как дочь лунной эльфы Аламнэй это право имела; тот
факт, что девочка была левшой, как все эллари, лишь подтверждал ее
принадлежность к лунному Дому. К тому же, по свидетельству Кравоя, не
раз наблюдавшего за дочерью, когда ей доводилось случайно пораниться
во время игр, потеря крови не вызывала у нее катастрофической реакции,
характерной для детей солнца – малейшая кровопотеря мгновенно
обессиливала краантль и без должного лечения грозила смертью.
Но пока что это второе решение высокого совета ничего не значило для
маленькой эльфы – ее рыжая головка была полна живых, любопытных
мыслей, далеких от крови и жестокости. Куда больше радости ей
приносило разрешение до отвала кушать любимые куриные ножки с
аппетитной корочкой или несильно прожаренные ломтики свинины, нежно-
