Текст книги "Девочка в стекле"

Автор книги: Джеффри Форд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 18 страниц)

ЛЮБОПЫТНЫЙ ШИМПАНЗЕ

В тот вечер Шелл через информационную службу нашел номер Стинтсона и позвонил ему – якобы он журналист из «Нью-Йорктаймс», желающий разобраться в том, что написал профессор против КЕА. Стинтсон явно горел желанием обсудить эту тему и довести свою озабоченность до широкой публики. Он пригласил Шелла к себе на следующий день. Я должен был сопровождать Шелла, изображая его ассистента и фотографа.

На следующий день рано утром, когда мы ехали по Лоренс-Хилл-роуд, Шелл сказал мне:

– Я так и не позвонил Барнсу, чтобы обсудить сеанс. Понятия не имею, что ему сказать. Они ищут ответы, а это дело становится все более запутанным при нулевой отдаче.

– Ты думаешь, Гривс имеет к этому какое-то отношение?

– Сомневаюсь. Подозревая его, мы хватаемся за первого попавшегося. Но, кроме него, в настоящий момент у нас ничего нет. Да, он не вызывает симпатий и пытался вывести нас на чистую воду, к тому же входит в организацию богачей, которая, как говорит Эммет, практикует изощренный геноцид слабых, калек, нищих и чужаков. Видимо, это подтвердит и доктор Стинтсон. Но это не означает, что Гривс убил Шарлотту Барнс. Боюсь, тут мы зашли в тупик.

– Облажались, да?

– Если Барнс обзвонит своих старух и сообщит им, что мы строили из себя крутых спецов, но на самом деле ничего не стоим, это еще полбеды. Но я думаю, он нанесет удар по нашему бизнесу. Барнс, вероятно, знаком со всеми состоятельными верующими на Золотом Берегу. Возможно, нам придется переехать. Я всегда думал, что Голливуд может обернуться урожайным местом. Звезды кинематографа, похоже, будут легкой добычей.

– Я так думаю, это нам урок: не берись за бесплатную работу.

Шелл пожал плечами.

– Стратегия не из лучших, но благодаря ей мы стали богаче.

– Каким образом?

– Ты нашел Исабель, а я – Морган. Деньги – не единственный показатель благополучия.

С Шеллом явно что-то происходило. Совершенно неожиданной была не его депрессия двухтрехнедельной давности перед сеансом у Паркса, а этот его сегодняшний оптимизм. Неужели Шелл становился романтиком? Мне его нынешнее настроение казалось не менее тревожным, чем более саркастическое расположение духа до этого. Я несколько минут размышлял над этим и уже хотел изложить Шеллу свои мысли, но тут машина остановилась перед домом, который назвал Стинтсон.

Стинтсон оказался бодрым пожилым человеком. Он сидел, прямой, как кол, за кухонным столом и наливал нам кофе. В нем были какая-то энергия и шапкозакидательство, которые, откровенно говоря, показались мне утомительными. Он явно встал с первыми лучами солнца и сразу погрузился в свои непростые мысли. И тем не менее он вовсе не возражал против беседы с нами, пока разговор оставался оживленным. Когда я попросил Стинтсона попозировать для фото, он раздраженно ответил, что считает это пустой тратой времени.

– Мы хотели узнать побольше насчет КЕА, – начал Шелл свое интервью.

Я достал перо и блокнот и принялся строчить.

– Да, – ответил Стинтсон. – Я вас понимаю.

– Долго вы там работали?

– Понимаете, мистер Шелл, теперь я провожу там совсем немного времени. Я все еще являюсь, так сказать, членом, но… мой интерес с годами охладел.

– И почему?

Стинтсон поморщился.

– Я обнаружил, что мои цели противоречат целям руководителей организации. Понимаете, многие из нас, работавших там, надеялись, что наши исследования позволят найти средства для лечения наследственных болезней. Но со временем я начал понимать, что те, кто финансировал работы, намеревались лишать гражданских прав, преследовать, выступать в роли Бога, а не помогать людям. Я все еще продолжаю верить, что исследования могут дать положительный результат, но не сейчас, не в таком климате.

– Не соответствует ли все это теории Дарвина? Выживает наиболее приспособленный.

– Да. Но кто или что является наиболее приспособленным? Такой отбор – привилегия природы. В нем участвует огромное количество факторов, явных и неявных. Человек в этом не должен участвовать. Некоторые из моих коллег по КЕА привносят в дело чуть ли не религиозное рвение, и это рвение определенно субъективно. Они никогда не задумываются над тем фактом, что явления, которые кажутся им отклонением от нормы, в более широком плане могут быть следующей ступенькой эволюционной лестницы – средством выживания нашего вида.

Шелл кивнул, и я увидел, что он всерьез размышляет над словами доктора, примеривает их к своему мировоззрению, согласно которому мир разделяется на кидал и лохов, хищников и жертв.

Еще я видел, что Стинтсона начинает одолевать беспокойство, а потому коснулся руки Шелла, чтобы привлечь его внимание.

– Фотография, – сказал я.

– Ах, да. – Он вытащил фотографию, унесенную нами из дома Паркса. – Вам это знакомо, доктор? – спросил Шелл, кладя фотографию на стол, чтобы профессор мог ее рассмотреть.

Стинтсон посмотрел на фотографию и улыбнулся.

– Возможно, одно из неформальных собраний КЕА. Вот это я. Здесь я выгляжу немного моложе, – указал он на одну из фигур.

Я посмотрел – и точно увидел Стинтсона: помоложе, с более темными волосами, не такой морщинистый, он смотрел на нас, запечатленный на снимке.

– А вот этот джентльмен? – Шелл показал на другую фигуру.

– Это, кажется, мистер Паркс. Он был жертвователем. Богатый человек, который, насколько мне известно, умер недавно страшной смертью.

– Да что вы говорите?!

Я увидел, как тень подозрения промелькнула по лицу Стинтсона, но Шелл явно тоже обратил на это внимание и все же гнул свое.

– А вот этот человек вам знаком – Гривс? – спросил он.

Стинтсон наклонился, чтобы разглядеть получше.

– Да, только зовут его не Гривс.

– Как? Мне сказали, что это доктор Гривс.

– Почему вы задаете мне эти вопросы? – Тон Стинтсона внезапно стал недружественным. – Я, пожалуй, больше не буду вам отвечать.

– Нам просто любопытно знать.

– Любопытен шимпанзе, любопытна кошка. Что вам надо?

Стинтсон отодвинулся от стола и начал вставать, явно намереваясь указать нам на дверь.

– Вы слышали имя Шарлотты Барнс?

Стинтсон замер, а потом снова сел на стул.

– Девочка, найденная убитой, – сказал он. Все его добродушие исчезло.

– Да. Мы расследуем ее смерть, и я думаю, этот тип либо знает что-то, либо замешан в убийстве. Вы вовсе не обязаны нам помогать, но наказание может понести невинный человек – или, по крайней мере, невиновный в этой смерти. А настоящий убийца останется на свободе.

– Так значит, вы не из «Таймс»? Вы из полиции? Федеральные агенты?

Стинтсон посмотрел на меня, словно мысль о том, что я работаю на федеральное правительство, была для него странным откровением.

– Мы работаем на Барнса, и могу вас заверить, что к полиции мы не имеем никакого отношения.

– А доказать это можете? Что, если я позвоню Барнсу?

– Барнс не признается, что мы работаем на него. Он мне это обещал. Мы сказали ему, что мы – медиумы. Он считает, что мы общаемся с мертвыми и они скажут нам, кто убил его дочь. Вообще-то говоря, мы мошенники, но могу вам поклясться – у него денег мы не берем.

– По-моему, все это – какая-то дичь.

– У вас есть колода карт? – спросил Шелл.

Стинтсон подошел к кухонному шкафчику и вытащил оттуда колоду карт. Шелл извлек их из коробочки и принялся демонстрировать свое искусство. Стинтсон улыбался, глядя на эти невероятные манипуляции. Шелл закончил, положил карты, повел левой рукой в воздухе и над столом появилась бабочка-монарх.

– Пожмите мне руку, – сказал Шелл доктору.

Стинтсон не без опаски привстал и протянул руку. Они обменялись рукопожатием, и старик снова сел.

– Как я уже говорил, – продолжил Шелл, – мы не из полиции.

Указательным пальцем левой руки он повел в сторону запястья правой, на котором теперь были часы Стинтсона. Доктор скосил глаза на правую руку Шелла и разразился смехом.

– Ну хорошо. Я согласен, что вы не федеральные агенты. А то я было подумал об этом и забеспокоился.

– А почему это вас обеспокоило? – подал я голос.

– Человека, на которого вы показали, зовут не Гривс. Его настоящее имя – Фентон Агариас, и мне достоверно известно, что у него есть какие-то таинственные связи с сильными мира сего – с богачами, с людьми из правительства.

– А еще что-нибудь вы можете про него сказать? – спросил Шелл.

– Он сумасшедший, – ответил Стинтсон.

КРОВЬ

– Вы хотите сказать, он кто-то вроде маньяка? – спросил Шелл. – Когда я его увидел, он мне показался всего лишь странноватым типом.

– Нет-нет. Я говорю о работе, которую он делал в КЕА. Агариас подвинулся мозгами на идее устранения нежелательных элементов из американского генофонда. Настоящий фанатик. Мы пытались выдавить его из организации, потому что его методы были откровенно безнравственными. Он экспериментировал со скрещиванием разнояйцовых близнецов. Подопытных для этого он нашел где-то в Пенсильвании – близнецы во втором поколении, рожденные в результате кровосмесительного союза между близнецами. Мы считали, что он заплатил этой паре либо принудил их к совокуплению. Я так и не узнал в точности, но ходили слухи, что от этого союза родилась еще одна пара близнецов и тоже разнояйцовых – брат и сестра, которых он усыновил. Я в это никак не мог поверить: всегда существует вероятность рождения близнецов, но шансы на их постоянное появление в одной семье крайне малы.

– И поэтому вы и некоторые из ваших коллег стали задавать ему вопросы?

– Мы действовали через его голову – расспросили нашего босса, Давенпорта, и сказали ему, что не хотим работать с Агариасом. Но наверху или не желали, или не могли его прогнать, а вскоре он получил грант, деньги от кого-то, много денег. Он построил собственную лабораторию и продолжил свои исследования там.

– И когда это было? – спросил я.

Стинтсон задумался на мгновение.

– Году эдак в… восемнадцатом, а может, и раньше. Я после этого сталкивался с ним, но он со мной не разговаривает. Он порой заезжал в КЕА, вот как на это собрание, что вы видите на фото. У него там до сих пор есть кабинет, а еще я слышал, что он открыл частную медицинскую практику. Обслуживает богатые семьи на северном берегу Лонг-Айленда, хотя в деньгах он вряд ли нуждается. А больше ничего о его нынешней жизни мне не известно.

– А что-нибудь об исследованиях, которые он проводил, вы можете сказать? – спросил Шелл.

– Его специальность – гематология. Это я помню. У него была безумная мысль, что расовые различия могут быть установлены по крови… это, впрочем, не имеет никакого научного обоснования. Напоминает Ветхий Завет. К несчастью, его спонсоры тоже заимствуют научные сведения из Библии… Я осторожен еще вот почему. Один из моих коллег по КЕА решил провести собственное расследование деятельности Агариаса. Кончилось тем, что его нашли мертвым. Убит выстрелом в затылок, когда стоял на коленях в своей гостиной. Скажете, совпадение? Может быть. Но может, и нет.

– Казнь, – проговорил Шелл.

– В полицейском отчете это было названо ограблением, но его дочь утверждала, что из дома ничего не похитили. После этого никто больше не задавал Агариасу никаких вопросов.

– А как мне побольше узнать об Агариасе и не получить при этом пулю в затылок?

– Я бы не стал лезть на рожон. Но вы можете осмотреть его кабинет. За ним сохранили комнату в КЕА.

– Наверное, она заперта.

– Так вы кидала или не кидала?

Наконец мы попрощались со Стинтсоном, но сначала он нарисовал нам план помещений КЕА, в особенности местоположение кабинета Агариаса и поста охраны. На прощание он попросил ни в коем случае не упоминать его имени. По пути домой Шелл сказал мне, что наконец-то ему открывается истина и все проясняется. Он пока не был готов поделиться своей теорией, но предположил, что после визита в «Канцелярию евгенического архива» и просмотра бумаг Агариаса, если удастся их найти, нам станет известно все от и до.

– Еще несколько часов назад мы собирались бросить эти пустые поиски, а теперь близки к разгадке тайны, – сказал я.

Шелл улыбнулся, и мне его улыбка показалась печальной.

– Помнишь, ты говорил, что я никогда не совершаю ошибок? Так вот, я стопроцентно ошибался насчет Гривса-Агариаса. Похоже, он и есть главный подозреваемый или не главный, но все же подозреваемый. Я в этом уверен.

– Я вижу связь между ним и обстоятельствами смерти Шарлотты Барнс, как их описал коронер. Кровь и переливание. Но почему убили Паркса? Не понимаю.

– А ты вспомни, когда это произошло. Сразу же после похорон Шарлотты Барнс. Готов поспорить, что Агариас под именем доктора Гривса появился на похоронах или на поминках. Или и там и там. Может быть, Паркс узнал его, попытался вспомнить, где видел его раньше, и наконец сложил воедино части этой головоломки. Вот почему у него на столе оказалась эта фотография. Как друг Барнса он, возможно, хотел разобраться, что за аферу затеял Агариас и зачем появился под чужим именем. Паркс мог вспомнить, что часть исследователей хотели изгнать Агариаса из КЕА.

– И потому его и двух его служащих убили?

– Агариас заметает следы. Как сказал Стинтсон, этот тип – фанатик. И если то, что я обо всем этом думаю, хоть немного приближается к истине, голову даю на отсечение: он даже еще безумнее, чем мы можем себе представить.

Когда мы доехали до дома, Шелл, прежде чем выйти из машины, положил руку мне на плечо и сказал:

– Слушай, Антония я введу в курс дела, а ты не говори ни Морган, ни Исабель о том, что мы узнали.

Я кивнул.

В этот день Шелла больше не было слышно. Мне он сказал, что соображает, как пробраться на следующий день в кабинет Агариаса, но я понимал: у него на уме что-то еще. Мы с Исабель умяли ланч и прошли через рощу, чтобы посидеть на берегу пролива. День был очень холодный, грозил первым снегом, но мы прятались от ветра в объятиях друг друга и смотрели на бурунистую воду. Исабель призналась мне: как только опасность минует и Шелл решит, что ей можно покинуть дом, она отправится назад в Мексику.

– Поехали вместе, – предложила она.

У меня было ощущение, что этим все и кончится, но я не хотел пока думать об этом, откладывал на потом. Я знал, что если Исабель уедет без меня, я ее никогда больше не увижу. Но если я оставлю Антония и Шелла и не поступлю в колледж, получится, что часть жизни прожита зря. Ей я сказал только:

– Когда соберешься, шепни мне.

Исабель улыбнулась и больше об этом не говорила, а я не понимал – уверена она, что я обещал отправиться с ней, или знает, что я не могу решиться. Но мне не хватало мужества дальше обдумывать оба эти варианта.

Вернувшись домой, мы увидели, что Антоний склонился над кухонным столом. Насвистывая, он чистил маузер, а перед ним были разложены всякие стержни, щетки и растворители.

– Я эту чертову штуку сто лет не чистил, – объяснил он, – а она не в такой уж плохой форме. Медь немного потускнела, а так ничего.

– У тебя что – палец тянется к спусковому крючку? – спросил я.

– Не у меня. Это приказ босса.

– Он думает, что придется стрелять?

– Я не в курсе. Я просто чищу пистолет, кручу баранку, меня душат плохие парни, а потом я кулинарю здесь, на кухне. – Он снова начал насвистывать, вернувшись к своей работе.

Шелл и Морган появились только к обеду. Я не стал спрашивать, чем они занимались весь день. За едой Исабель спросила Шелла, когда, по его мнению, ей можно будет без опаски покинуть дом.

– Потерпи еще несколько дней. А куда ты собралась?

– В Мехико.

– Я тебе дам немного денег.

– Я не могу взять ваши деньги.

– Ну, если пешком, то тебе долго придется идти.

– Возьми его деньги, – посоветовал Антоний. – Я бы взял.

– Мы могли бы довезти тебя до Джерси, а там посадить на автобус, – сказал Шелл. – Как доберешься до Мехико, вернешь мне деньги, если захочешь. Не пришлешь – тоже не расстроюсь.

– А почему не на поезде? – спросила Морган.

– Те, кто ездит на поездах, читают газеты чаще, чем те, кто ездит на автобусах, – ответил Шелл.

– Не трусь, детка, – подбодрил девушку Антоний. – Все будет хорошо.

Я поспешил перевести беседу на президентские выборы, до которых оставалась всего неделя. Антоний выразил надежду на скорую отмену сухого закона, но в остальном разговор вскоре сошел на нет, так как все проявили равнодушие к этой теме. Но этого было достаточно, чтобы об отъезде Исабель больше не говорили.

Позднее, уже вечером, когда Исабель уснула, я отправился на поиски Шелла – обсудить с ним мой возможный отъезд. К счастью, он еще не лег и сидел на диване в Инсектарии. Морган вытянулась рядом с ним – спала, положив голову на подушку, упертую в его бедро. Когда я вошел в комнату, он посмотрел на меня. Я сказал: «Извини» – и хотел было уйти, но Шелл поманил меня рукой. Я подошел и сел напротив него.

Не успел я произнести и слова, как он прошептал:

– Я хотел поговорить с тобой.

То же самое собирался сказать ему и я, но на лице босса читалось такое беспокойство, словно он утомился от собственных мыслей.

– О чем?

– Я думал о бабочках.

– В этом нет ничего особо необычного, – улыбнулся я.

– Нет, – покачал головой Шелл. – Я думаю, что когда нынешняя группа вымрет через несколько недель, я закрою Инсектарий.

– Почему?

– Последние события отбили у меня вкус к идее скрещивания в любом виде. Прежде я как-то не задумывался об этом, но теперь мне представляется, что все это… – тут он вскинул руки тем самым движением, которым выпускал бабочек во время сеансов, – сплошное тщеславие. Самое своекорыстное увлечение.

– Но тебе нравилось исследовать бабочек.

– Я думаю, что сам себя обманывал.

– Я всегда любил бабочек.

– А я тебе никогда не рассказывал, как у меня это началось?

– Нет.

– Это была моя первая афера, – сказал Шелл. – Мой отец, великий Маг Джек, готов был спорить на что угодно. Он спорил по любому поводу и никогда не проигрывал – орел или решка, лошадиные скачки, сколько раз женщина, положив письмо, откроет и закроет дверцу почтового ящика. Когда я проигрывал спор, он смеялся надо мной. Я дошел до того, что у меня оставалось единственное желание – победить его в споре, ну хоть раз… Как-то утром, еще до восхода солнца, в один из тех редких дней, что отец проводил со мной, мы шли по парку – он хотел показать мне какой-то очередной фокус, – и я увидел бабочку: она, сложив крылья, сидела на цветке. Я предложил отцу поспорить вот на что: я сказал, что могу качнуть цветок, а бабочка не улетит. Он рассмеялся своим снисходительным смехом и принял мой вызов. Я нагнулся, взял цветок за стебель и шесть или семь раз качнул его туда-сюда. Бабочка осталась на своем месте – даже не шелохнулась. Он не рассмеялся и с мрачным видом отдал мне монетку.

– А почему же бабочка не улетела?

– Мне об этом читал Морти в один из вечеров, когда я оставался у него. В живой природе бабочки не могут летать, пока их не разогреет солнце. Бабочке необходимо тепло, чтобы кровь притекла к крылышкам. Этот фокус я на всю жизнь запомнил. Бабочки стали моим талисманом.

– Ты мне об этом никогда не рассказывал.

– Да, – кивнул Шелл. – Похоже, нас ждут большие перемены. – Он поднял взгляд и проследил за полетом какой-то белой бабочки, названия которой я не знал. Будто стряхивая с себя грезы наяву, он снова перевел взгляд на меня. – Ты хотел о чем-то со мной поговорить?

– Нет. Просто пришел пожелать тебе спокойной ночи.

– О'кей.

И, откинувшись назад, Шелл закрыл глаза. Левая его рука опустилась и замерла на плече Морган.

СНЕГ

Когда я проснулся посреди ночи, на сей раз меня разбудил не звонок телефона, а что-то в сто раз более громкое и зловещее. Я резко сел на кровати в тот момент, когда грохот замер, и тут же вспомнил, где слышал его прежде – в лачуге номер шесть. Звук автоматной стрельбы.

Проснулась Исабель и села рядом со мной. Я схватил ее за талию и стащил на пол. Она пыталась освободиться со словами «Пусти, что ты делаешь?», но я прошептал ей на ухо: «Ложись на пол и не шуми». На четвереньках я прополз по спальне в коридор. Раздалась еще одна очередь, на сей раз короче, а потом удары по входной двери.

Свет в гостиной остался гореть на ночь. Теперь он проникал в коридор, где был я, и частично – в кухню. С другой стороны от входа в гостиную спиной к стене стоял Антоний в трусах и майке. В руке у него был маузер, палец – на спусковом крючке, ствол направлен в потолок. Он увидел меня и махнул левой рукой, мол, убирайся, и я пополз назад. Следующее, что я увидел, – как Антоний разворачивается и выбрасывает вперед правую руку с пистолетом. Он кинул взгляд в другую комнату и нажал на спусковой крючок. Я не разбираюсь в оружии, но маузер явно был способен не только на одиночные выстрелы. Из его ствола хлынул шквал огня.

Потом в гостиной наступила тишина, и мне захотелось посмотреть, что там делается. Тут я почувствовал руку Исабель у меня на спине и понял, что она выбралась из спальни следом за мной. Я осторожно подполз к углу и заглянул за него; все это время Антоний знаками приказывал мне ползти назад. Когда мне все же удалось кинуть туда взгляд, я увидел тело, лежащее на пороге. Я указал Антонию в ту сторону, и он перевел взгляд на тело. Убедившись, что в дверях больше никого нет, он поманил нас пальцем, и мы перебежали к нему.

Мы буквально одним прыжком добрались до кухни мимо открытого входа. Антоний выпрямился и, взяв меня за шкирку, подтащил к себе.

– Я тут сейчас постреляю немного, а ты бери Исабель и делай ноги через заднюю дверь. Если там никого нет, бегите со всех ног в лес и ждите меня там.

Только теперь я понял, что меня трясет. Антоний отпустил меня и потрепал по щеке.

– Ну, ты понял? – сказал он.

Я кивнул, даже не подумав, что на мне только пижамные штаны, а на Исабель – моя белая рубашка. В этот момент задняя дверь резко и звучно распахнулась, во все стороны полетели осколки стекла и щепки, дверная цепочка описала дугу в воздухе. Призрак запрыгнул на спину Антония, выбил пистолет из его руки, а его самого бросил лицом на стену. Мы с Исабель отлетели в сторону. Раздался громкий звук удара, и на штукатурке появился отпечаток головы силача. Я уперся рукой в Исабель и оттолкнул ее.

Мы беспомощно смотрели, как Антоний отлепил себя от стены и ухватился руками за предплечья призрака, пальцы которого вцепились ему в горло. Антоний повернулся и одним движением швырнул вцепившуюся в него тварь через спину на кухонный столик, ножки которого сломались от удара.

– Бегите! – крикнул нам Антоний.

Задняя дверь была широко открыта, словно приглашая нас, но я не мог бросить силача.

Призрак тут же вскочил на ноги и, прежде чем Антоний успел повернуться лицом к нападающему, сильно ударил его сбоку по голове. Антония отбросило в сторону. Мы услышали, как через переднюю дверь в гостиную входят новые люди. Удар был настолько мощным, что силача оглушило, он почти согнулся пополам. Призрак прыгнул к нему и нанес еще один удар, но Антоний поднырнул, и белый кулак врезался в стену.

– Диего, беги! – закричал Шелл, который только-только появился на кухне, за ним шлейфом струился халат.

Шелл поднял руку и метнул что-то. И только когда предмет достиг плеча нападавшего и вошел в тело по рукоять, я понял, что это был выкидной нож. Раздался жуткий вой, и призрак скорчился. Шелл тем же движением опустился на колени, подобрал с пола маузер и швырнул его мне. Я схватил оружие, развернулся и прицелился в уродливую голову призрака, но тот в последнюю секунду увидел меня, и когда пистолет с неожиданными – для меня – отдачей и грохотом выстрелил, призрак присел, и предназначенные ему пули попали во входившего на кухню человека. За ним шли другие незваные гости, которые и подхватили его тело.

Я схватил Исабель за руку, и мы побежали по битому стеклу. Безумный прыжок с крыльца, и мы, преодолев дворик, устремились к леску. Поравнявшись с деревьями, я оглянулся – посмотреть, не следует ли кто за нами. Кто-то включил свет на кухне, и я увидел, как Антоний молотит мускулистого белого призрака в грудь. Но в этот момент сзади на него навалились двое. Шелла нигде не было видно.

Я отпустил Исабель и бросился назад к дому, но не успел сделать и пяти шагов, как Антоний головой вперед выпрыгнул через дверь, перелетел через ступеньки, упал на землю, перекатился через голову. Через секунду он уже стоял на ногах и бежал в мою сторону. За ним из дверей выскочили двое, но я поднял пистолет и выстрелил наугад. Они пригнулись, и этих секунд хватило, чтобы Антоний добежал до меня. Он схватил меня за руку, почти что оторвал от земли и потащил к деревьям. Когда мы добежали до Исабель, он ухватил за руку и ее.

Оказавшись среди деревьев в рощице, мы оглянулись и увидели, что никто нас не преследует. Антоний запыхался так, что теперь согнулся и стоял, уперев руки в колени и пытаясь перевести дыхание. Я был ошарашен и тоже хватал ртом воздух, а Исабель задала вопрос, который задал бы и я, если бы мог.

– А где мистер Шелл? – прошептала она.

– Мы должны вернуться, – смог наконец проговорить я.

Антоний выпрямился, хотя все еще тяжело дышал.

– Дай мне пистолет, – сказал он; я протянул ему оружие, и он покачал головой. – Шелл предполагал, что они появятся. Поэтому-то он и просил меня проверить пистолет. Правда, я не думаю, что он ждал их появления так скоро… или в таком количестве.

– Так или иначе, но его схватили. Мы должны что-то делать, – настаивал я.

– Он сказал мне так: если что-то случится, я должен вывести из-под удара вас двоих, а потом ждать, пока все не стихнет. Именно это я и делаю.

– Они же его убьют! – закричал я.

Антоний тыльной стороной ладони хлестнул меня по лицу.

– Заткнись. Мне платят за исполнение, а не за планирование.

Из дома – почти из всех комнат сразу – донеслись звуки потасовки.

– Пригнитесь, – сказал Антоний. – Если мы не увидим, что они идут сюда, то тут и останемся.

Антоний пригнулся, и мы с Исабель сделали то же самое. Было холодно, и мы с ней дрожали не только от страха, но и от холода. Ожидание нового выстрела было настоящей пыткой.

– Что они там делают? – спросил я.

– Ищут Морган, – ответил он.

– ¿Dónde está ella?[67]67
  А где она? (исп.)


[Закрыть] – спросила Исабель.

– Будем, ради Шелла, надеяться, что они ее не найдут, – сказал Антоний.

Прошло десять, может быть, пятнадцать минут, и мы услышали, как на дороге взревели моторы и машины рванулись с места, выкидывая из-под колес гравий. Антоний поднялся.

– Ладно, пойду посмотрю, что там к чему. Ждите здесь, пока я не подам вам ясный знак.

Когда он, выйдя из рощи, оказался во дворе и пошел по нему в своей ночной одежде, подняв руку с пистолетом, повалил снег – громадными мокрыми хлопьями.

– Tengo mucho frío,[68]68
  Я замерзла (исп.).


[Закрыть] – сказала Исабель.

– Потерпи еще немного, – сказал я.

Пока мы ждали, чтобы они убрались, я ни о чем не думал, а теперь воображение рисовало мне жуткие картины того, что могло произойти в доме. Перед моим мысленным взором мелькали то Шелл, то Морган – они, убитые, лежали на полу кухни. Наконец я поднялся и сказал Исабель:

– Больше я не могу ждать.

Мы вышли из рощицы как раз в тот момент, когда из задней двери появился Антоний, одетый в рубашку и брюки, и подал нам знак, что в доме все чисто. Прежде чем повернуться к дому, он громко сказал:

– Не вижу нигде ни Шелла, ни Морган. Наверное, их увезли.

В доме был полный кавардак – когда-то уютное жилище Шелла превратилось в черт знает что. Мебель была перевернута, лампы и картины разбиты, десятки бабочек вылетели из Инсектария и теперь порхали над всем этим хаосом, быстро погибая от холода, проникавшего с улицы через открытые двери. Первым делом я нашел одеяло для Исабель и укутал ее, но Антоний тут же сказал:

– На это нет времени. Одевайтесь. Мы сматываемся отсюда – они могут вернуться.

Одевшись, мы помогли Антонию еще раз обыскать дом, но никого не нашли. Вдруг силач сказал:

– Черт, я тут вспомнил кое-что.

Мы пошли за ним в спальню Шелла, где он сразу направился к уже открытому шкафу, порылся там, вытащил целую кучу костюмов и бросил их на кровать. Снова заглянув в шкаф, он надавил на его верхнюю стенку.

– Тут где-то должна быть кнопка, – пояснил Антоний, шаря рукой.

Я об этом понятия не имел. Минуту спустя панель в задней стенке шкафа отошла и открылось небольшое помещение, где помещалась Морган Шоу в длинной ночной рубашке из белого шелка. Антоний протянул ей руку и помог выйти.

Первыми ее словами были:

– Где он?

– Они его увезли, – сказал Антоний.

Морган закрыла лицо руками и разрыдалась.

– Сейчас не время для слез, сестренка, – сказал Антоний. – Одевайся. А я пойду заведу машину.

К счастью, нападавшие не тронули «корд». Когда мы погрузились в него, Антоний сообразил, что если бы они собирались возвращаться, то по меньшей мере прокололи бы покрышки и не дали нам уехать. И все же он настаивал на том, что уезжать нужно. Уже в пути Антоний открыл нам, что у Шелла есть маленький рыбацкий домик в Вавилоне на южном берегу, рядом с заливом.

– Это только сараюшка, но там есть камин и плита, – сказал Антоний.

Для меня это стало еще одним откровением.

– Шелл никогда мне об этом не говорил, – сказал я, и слезы навернулись мне на глаза.

– Черт возьми, малыш, у него есть секреты, которыми он даже с самим собой не делится. Не обижайся, – сказал Антоний, выруливая на дорогу.

В свете фар поблескивал тонкий слой снега, лежащего на дороге, – снегопад уже прекратился.

– Дело не в этом. – Я уже не скрывал слез.

– Но одна хорошая новость все же есть, – добавил Антоний. – Сегодня я неплохо разглядел так называемого призрака. Он никакое не чудовище. В этом я уверен – послушать только, как он завопил, когда Шелл кинул в него перо. Просто он какой-то урод с рыхлой кожей и большой шишковатой головой. К тому же ему давно пора к дантисту. Правда, он в отличной форме и силен как бык. Хреново, наверное, шляться в одних трусах в такую погоду – а на нем, кроме трусов, ничего не было. Но ничего особенного в нем нет – пара пуль уложит его как миленького.

– Они его убьют? – спросила Морган, наклоняясь к переднему сиденью.

– Кого – Шелла? – переспросил Антоний. – Не знаю.

Морган откинулась к спинке и снова принялась плакать. Я повернулся и посмотрел на Исабель – она еще не вышла из шока и сидела, уставившись перед собой пустым взглядом. Только Антоний вел себя так, будто мы ехали на обычное дело.

Путь от северного берега острова к южному был довольно долог. Исабель и Морган в конце концов задремали, нервы у обеих были на пределе. Меня тоже одолевала усталость, глаза моргали со страшной скоростью, мозг стал неповоротливым. Я старался не уснуть, чтобы не оставлять Антония одного, но усталость брала свое.

Антоний долго молчал, но где-то в середине пути повернулся ко мне и спросил:

– Ты не спишь?

Я тряхнул головой, прогоняя сон, выпрямился и ответил:

– Нет.

– Слушай, мы с Шеллом договорились вчера вот до чего. Я неплохо исполняю приказы, но вот соображать – тут меня уволь. Он сказал, если с ним что случится, то ты за главного. Так вот, малый, с этого момента ты – босс.