Текст книги "Проклятый год"
Автор книги: Джефф Карлсон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 21 страниц)
13
Сойер редко распространялся о том, кем был раньше, что и кого оставил позади, и это не казалось странным или подозрительным. Очень многие не хотели вспоминать о прошлой жизни.
Альберт говорил о чуме с большим знанием дела, но так же хорошо он разбирался в механизмах – дизельных моторах, радиоприемниках, давал советы при строительстве хижин, как заправский инженер, замечал изъяны в планировке дренажных стоков и фундаментов.
Это не вызывало у Кэма каких-либо подозрений даже в те блеклые зимние дни, когда разум уносился за пределы вонючей лачуги и путал дичайшие фантазии с реальными воспоминаниями. О чуме судачили все. У каждого наготове имелось собственное объяснение. Когда Кэм с Хатчем следили по телевизору за первыми бестолковыми комментариями, тот вываливал целые вороха вычитанных в газетах наукообразных фактов из сферы нанотехнологий. Мэнни умудрялся выдвигать дельные теории исключительно на основе комиксов и сериала «Звездный путь».
Суждения Сойера о чуме были намного грамотнее, чем у других, но грамотнее были его суждения и обо всем остальном.
Опускаясь на колени в натекшую лужу крови, Кэм решил воздержаться от досужих расспросов. Погружение в невидимый океан наночастиц на глубину 1200 метров – неподходящий момент для поисков истины. Сойер упомянул Колорадо и радиопередатчик. Семнадцать дней назад, повстречавшись с Голливудом, он первым делом спросил, есть ли у его группы радиостанция, работающая на прием и передачу.
Сойер на что угодно пошел бы ради спасения собственной шкуры, но то, что он сейчас ляпнул, выходило за всякие рамки. Зачем понадобилась такая дикая брехня? Ведь если соврал, его не пощадят.
Сукин сын ловко пользовался слабостью Кэма.
Юноша поднял глаза. Сойер в ожидании реакции не двигался с места.
– Поторопись, – буркнул Кэм.
Тот лишь кивнул и направился к трупу Нилсена и охотничьему магазину. Еще оставалось время сделать выстрел. Вместо этого Кэм обшарил карманы Силверстейна в поисках боеприпасов. Даг дернулся, когда его коснулась чужая рука. По идее, в такую минуту человек должен ощущать угрызения совести.
Кэм ничего не чувствовал.
Он поднялся прежде, чем Сойер успел появиться в полосе солнечного света с двумя пистолетами и винтовкой. Они вместе пошли к Эрин и Бакетти.
– Ты сбежал, – констатировал Кэм. Как еще Сойер добрался бы до безопасной высоты? Не имея форы, он бы застрял в мышеловке городских улиц или кошмаре автострад среди миллионов других беженцев. – Ты даже не пытался помочь – ты сбежал!
– Наночастицы вырвались на свободу не по моей вине.
– Но ты убежал!
– Все, что мы… каждый, кто… Да не виноват я!
Кэм не отступал:
– Ты сам только что сказал, что знаешь, как остановить чуму.
– Клянусь! Я действительно придумал, как заставить наночастицы уничтожать себе подобных. Все – вот здесь! – Сойер ткнул пистолетом в собственную голову. – «Аркос» – весьма адаптивная матрица, в этом и заключалась основная идея. Можно ее перестроить и…
– Тогда почему ты не сделал этого раньше?
– Как? Сидя на чертовой горе? Наноключи из грязи не слепишь.
– До этого. Почему ты ничего не сделал до этого?
– Мне не хватило времени! Такие вещи невозможно сляпать за полдня. Я знал о случившемся не больше остальных, клянусь! Я не в ответе за утечку.
Кэм замолчал. Они почти поравнялись с углом здания, и он не собирался делиться новостью с Бакетти.
Сойер не врал. Все, похоже, так и было. Схитрил, конечно, скрыл информацию колоссальной важности, иначе бы его тут же и прикончили, но притворяться, разыгрывать роль он не умел. Надменность и высокомерие Сойера вылезали наружу даже тогда, когда это угрожало безопасности двух мужчин и Эрин.
Партнер по интимному треугольнику и раньше вызывал у Кэма неприязнь. В конце концов он потерял доверие к Альберту настолько, что готов был выстрелить ему в спину, – чувство сродни тому, что испытывает обманутый влюбленный. Кэму ни с кем и никогда не приходилось вступать в столь близкие отношения. Сойер и Эрин заменяли ему семью.
Юноша смирился, поняв: даже если сукина сына придется тащить на себе, он потащит.
Кэм и Бакетти положили руки Эрин себе на плечи и подтянули ее вверх. Девушка переставляла ноги с новой решимостью, лишь бы унять тянущую, выворачивающую наизнанку боль. У нее, похоже, открылось внутреннее кровотечение.
Скорее всего, создание вакцины – дело не ближайшего будущего. Эрин умирала вовсе не у финишной черты. «Такие вещи невозможно сляпать за полдня». Облегчить бы страдания девушки – уже хорошо. Зря они не пошли через долину вдвоем, взяв с собой проводником одного Голливуда.
Сойер так и предлагал. Пусть, говорил, остаются. Даже несколько раз повторил.
Нет, это Кэм уговорил остальных отправиться с ними.
Нам ни за что не пройти через долину! Вы только посмотрите на него – он сюда-то еле добрался, а кормежка у него была получше нашей! – кто так сказал? Лоррейн. Погибла ни за что ни про что. Ей-то уж точно не следовало покидать вершину. Знай остальные правду, никто бы не сдвинулся с места.
До гаражей департамента транспорта оставалось два квартала. Еще два ряда домов, и Эрин сможет сесть и передохнуть.
Сойер разведывал дорогу впереди, втягивая голову в плечи, как от встречного ветра. Интересно, насколько крепко скрутила его зараза? Похоже, меньше, чем остальных. Кэм ощутил иррациональное желание, чтобы Сойер обернулся и посмотрел на их общую возлюбленную. Зеленая куртка маячила впереди как вызов, и Кэм с новыми силами потащил висящую на нем, хнычущую подругу.
– Эй! – крикнул он. – Подожди!
– О-о, – издала жалобный стон Эрин.
Уж ей-то он мог бы рассказать. Эрин не стоило идти за барьер. Сукин сын справедливо рассудил, что он ценнее всех остальных вместе взятых и ему нельзя рисковать жизнью. Ясно, почему он воздержался от публичных заявлений. Прайс пришел бы в неистовство, устроил бы показательный суд с приговором. Ради собственного спасения Сойер не пощадил Эрин и Мэнни.
– Э-э-эй!
Альберт остановился и развернулся, подняв вверх указательный палец. Кэму почудилась в жесте угроза, но он тут же сообразил, это – призыв к молчанию. Так учитель одергивает болтливого школьника.
Эрин стащила с лица маску и, когда Кэм попытался вернуть ее на место, отчаянно затрясла космами. Девушка улыбалась, кивая в его сторону – голова ее свешивалась на один бок, потому что плечо Бакетти, на котором лежала ее вторая рука, было выше сантиметров на пять.
Кэм никогда не понимал отношения Эрин к боли, он не выносил ее жутковатую кошачью ухмылку.
– Боже мой, прости меня, – прошептал он.
По крайней мере, кашель Бакетти не усилился. Великан, надеялся Кэм, все сдюжит.
Они миновали угловое здание банка, его большой бетонный куб был хорошо виден с утеса на их вершине. Оставалось пройти еще квартал и у заправочной станции свернуть налево.
Сойер вышел к перекрестку первым и задержался у края здания, передергивая затвор. Затем он высунул голову из-за угла – прямо под оглушительный залп из помпового ружья Уэксмена.
…Часть людей Прайса – если не все – решили не идти через лес за Голливудом. Некоторые обогнули гараж департамента транспорта, пока Сойер и Кэм собирали оружие. Джим Прайс, отправившись заводить машину, выставил заслон.
Голова Сойера отдернулась от угла, взорвавшегося фонтаном бетонной крошки. Туловище, подчиняясь инерции движения, безвольно развернулось, как тряпичный флаг на ветру. Очки слетели с его лица, капюшон лишился одного оторванного залпом отворота. На мгновение Кэму показалось, что на месте лица приятеля зияет дыра. «Все кончено, убили», – мелькнула тревожная мысль. Кэм тоже отшатнулся, упав навзничь. Сойер скатился в сточную канаву, вцепившись растопыренной пятерней в мостовую.
Эрин сжала шею юноши, надавливая локтем на горло. Он освободился из ее хватки и поднял винтовку. От резкого движения девушка не удержалась на ногах и, царапнув пальцами по рюкзаку Кэма, осела на землю.
Альберт был жив. Он согнул левую руку и, отталкиваясь ею, приподнял туловище над краем канавы.
Прежде чем Кэм успел прийти ему на выручку, с дальнего конца улицы щелкнул винтовочный выстрел, и пуля выбила кусочек асфальта рядом с ботинком Сойера. Они видели его ноги! Кэм, отложив оружие, бросился вперед и потянул Сойера сзади за куртку. Не обращая внимания на обнажившуюся больную руку, он оттащил приятеля на полметра в сторону – из поля зрения стрелявших.
По лицу Сойера струилась кровь вперемешку с серой бетонной пудрой, в ней застряли вырванные из капюшона зеленые волокна, но все-таки Альберт был ранен не опасно, скорее оглушен. Лишь две дырочки на виске выглядели как серьезное ранение. На дне неглубоких сужающихся отверстий виднелось что-то белое – то ли кость, то ли сухожилие. Очевидно, залп дроби задел Сойера по касательной, сначала срикошетив от стены здания. Уэксмен, должно быть, стрелял с максимальной для ружья дальности – от противоположного конца квартала. Заряд дроби рассеялся и потерял силу. Вместо того чтобы вышибить мозги Сойеру, лишь поднял тучу пыли.
Кэм вытащил пистолет и два раза выстрелил наугад из-за стены банка почти поперек улицы. Если кто-нибудь собирался подойти ближе, теперь передумает.
В ответ грохнул помповик, за ним – два винтовочных выстрела.
Стрельба послышалась и с дальнего конца квартала. Кэм повернул голову со всей быстротой, на какую был способен, – посмотреть, не зашел ли Бакетти в тыл Прайсу и не пытается ли таким маневром отогнать недругов. Время остановилось. Кэму казалось, что он провел в бездействии несколько минут. Однако Бакетти по-прежнему стоял у него за спиной с револьвером в руках, склонившись над Эрин.
Сойер отдал верзиле свой пистолет – видимо, уже после того, как закончились патроны. Альберт все-таки не доверял Бакетти.
Последние несколько выстрелов хлопали методично, с равными интервалами – так во время атаки и ее отражения не стреляют. Кроме того, огонь вели только из пистолета. К пальбе примешивались посторонние звуки – звон металла, какие-то шлепки.
– Пра-а-айс! – завопил Кэм. Он понял, что придумали их враги. – Пра-а-айс!
Кэм пустил еще одну пулю поперек дороги. Не только остановить людей Прайса, но даже высунуться из-за угла не было никакой возможности.
Враги, очевидно, нашли исправную машину и теперь были готовы отправиться дальше, но прежде решили привести в негодность весь оставшийся автопарк, прострелив радиаторы и шины.
…– Ну и где ваша лаборатория? – спросил Кэм, обрабатывая раны Сойера. Он уже не боялся, что Уэксмен и другие поменяют позицию, и вылил на голову Сойера почти всю воду из фляги. Тот только морщился, пока его кожу терли пальцами. Закончив, Кэм сам три раза быстро отхлебнул из фляги. Каждый глоток воды был неописуемо сладок и почти наверняка содержал в себе яд. Инертные наночастицы попадут в желудок и скоро оживут, но сырой землистый запах воды представлял собой слишком сильное искушение.
– Рассказывай! – повторил Кэм, стараясь говорить не слишком громко.
Если что-нибудь случится и Сойер не дойдет, по крайней мере, можно будет хоть указать адрес людям из Колорадо. В радиопередачах всех оставшихся в живых постоянно призывали делиться любыми сведениями.
– Ты должен рассказать. Так будет надежнее.
Карие глаза Альберта оставались безучастны и непроницаемы, как зеркальные лыжные очки.
– Я так не думаю.
– Господи, я ведь помочь тебе хочу! Христом клянусь!
Пожар быстро охватил весь гараж департамента транспорта. Жирный черный дым поднимался двумя столбами. До ушей бредущего прочь Кэма доносились треск выстрелов и смех. Беспорядочно хлопали взрывающиеся бензобаки, эхо билось о склоны гор, отражалось, как луч РЛС, от каждого холма между ними и предвечерними небесами.
Значит, опять пешком…
Сойер занял привычное место впереди, в то время как разум Кэма продолжал сверлить вопрос: «Так где же все-таки эта лаборатория?» Если бы мысли не рассыпались, как осколки разбитого сосуда, он бы сообразил задать его раньше – как только Сойер сделал признание.
То, что он бросил Эрин и кинулся помогать Альберту снимать желтый капюшон и дешевые очки с трупа Нилсена, тоже говорило о степени их падения. Кэм даже оглянулся посмотреть, какие очки были у подруги – оказалось, дорогие «Смитс», – и только тогда перешел к телу Силверстейна проверить, не лучше ли качеством снаряжение убитого.
Взрывающиеся машины метали пламя, которое охватывало все новые дома и кварталы, словно по поселку топал огненный великан. Пришлось сначала отклониться на запад и только потом, после обхода пылающей преисподней, вернуться на прежний курс, к северу.
На выходе из Вудкрика гравийная дорога начала забирать в гору, с обеих сторон близко подступили сосны. Дома здесь были маленькие, старые, уютные. Они миновали массивный внедорожник под навесом, еще одну полноприводную машину на въезде во двор, третью – обычный седан. Улица закончилась, пришлось пробираться через чей-то заросший участок. Конечно, можно было поискать ключи и попробовать завести одну из машин. А дальше что? Объехать пожар и опять нарваться на Прайса?
Голливуд добрался пешком. Чем они хуже? Парень рассказывал, что по дороге № 47 не проехать. Колеса – самообман, ловушка. Рано или поздно Прайс с остальными бросит пикап и тоже будет топать на своих двоих, но возвращаться им придется из долины, с гораздо большего расстояния.
Винтовка была слишком тяжела. Кэм бросил ее, оставив один пистолет.
Северная сторона долины, подставленная солнечным лучам, ощетинилась деревьями и кустами, изобиловала пышной зеленью – пожар не сможет быстро преодолеть эту преграду, не догонит. По крайней мере, одной напастью меньше.
Начался подъем.
Огонь все еще бушевал позади. Оглушительный взрыв цистерны с пропаном словно отделил от тела Кэма истерзанный дух, послав его к дальнему краю долины, где кончалась земля, а небо падало в бесконечность. Люди из группы Голливуда, скорее всего, слышали выстрелы, но после взрыва поймут, что тут что-то неладно. Столб дыма был виден за восемьдесят километров.
Они поднимались в гору навстречу чужому суду.
Шли, несмотря на распухшие мышцы и побитые ступни. Несли в своей утробе едкую кислоту и горящие уголья.
Складка местности вывела их из-под деревьев на побуревший луг. Земля под ногами подернулась темными, неровными волнами – десятками тысяч кузнечиков. Четверо людей опешили под градом живых дробинок. Эрин упала, согнулась пополам, схватившись за живот. Чума пожирала ее заживо. Из брючин женщины хлынула жуткая кровавая масса.
Их подруга отмучилась, но, подобно Силверстейну и Мэнни, даже получив тяжелейшие повреждения, умирала не сразу, постепенно. В ее теле все еще теплилась слабая искорка жизни. Кэм стащил с нее очки, в расширившихся глазах-самоцветах застыло удивление.
Юноша некоторое время сгонял кузнечиков с лица и волос подруги – больше он ничем не мог ей помочь. Ему хотелось на прощание поцеловать любимую, но на губах Эрин выступила кровавая пена.
Они шли и шли, а подъем все не кончался. Трое мужчин лезли в гору, натыкаясь, как пьяные, на деревья и друг на друга. По дороге им попалась пустая фляга. Кэм только через десять метров осознал, что идет первым. Он покачнулся и, оторвав взгляд от покатой скалы под ногами, чуть не опрокинулся.
До них здесь кто-то уже побывал.
Юноша накрыл ладонью широкий нагрудный карман с пистолетом и обернулся на свет тусклого, заходящего солнца. Чуть ниже ковылял Сойер, он то и дело тер желтый капюшон рукой в черной перчатке. Неужели они так высоко поднялись, что опять вот-вот налетят на Прайса? Кто его знает… Может быть, вершина совсем близко – они сверяли свой маршрут с картой лишь дважды с тех пор, как покинули Вудкрик. Нет, вряд ли. Противоположная сторона долины заметно выше. Насколько, трудно сказать точно, но Прайс, если только он не нашел способ перевалить через гору напрямик, не мог зайти им во фланг так быстро.
Это утешало. Троица потеряла всякую способность к скрытным маневрам – Бакетти надсадно хрипел, шаги обутых в тяжелые ботинки ног отзывались гулом в гранитных пластах, как под сводами храма. Путники больше не могли позволить себе роскошь прокладывать новый маршрут в обход возможных мест засады. Даже вооруженный помповиком калека был способен остановить их продвижение. Застряв здесь даже на короткое время, они сами превратились бы в таких же калек.
Значит, здесь до них был Голливуд, и они на верном пути. Хорошо!
В действительности Кэм чувствовал себя хуже некуда.
Они шли все дальше. Перелезли через гряду валунов, каждый – размером с автомобиль. Кэм первым опробовал надежность опоры. Стоя на краю естественного стока, юноша свесил больную руку, как веревку, помогая Альберту взобраться наверх.
Они явно не укладывались по времени.
Сойер рухнул на землю, колотя кулаком по виску. Рана была очищена и перевязана, и это снижало степень заражения, однако наночастицы все равно проникали через нее под кожу.
Кэм наклонился и прохрипел:
– Где она? Говори!
Сойер мотал головой, как собака, отгоняющая ос. Что-то не похоже на ответ.
– Говори, сукин сын!
Альберт лишь молча приподнял руку в изорванной перчатке. Он лежал и пыхтел, пока Кэм не помог ему встать.
Троица продолжала подниматься все выше. Бакетти не отставал, целых триста метров передвигаясь на четвереньках, его мучили спазмы и удушье. Даже если бы он мог на кого-то опереться, вряд ли дошел бы до цели, но помогать никто и не пытался. Кэм решил до конца держаться рядом с Сойером.
Они забрались выше солнца.
На этих высотах медленное весеннее утро внезапно сменялось полуднем, за которым быстро опускался вечер. Желтый свет поблек и отступил далеко на запад. Скоро его проглотит зубастый хребет на горизонте.
С наступлением сумерек зрение слабело. Они перебрались через остров грязно-коричневого снега и льда – первый на всем пути. Кэм вспомнил, что это почему-то важно. Наткнувшись на лежащую фигуру, юноша не сразу понял, что их снова трое. Он наклонился, чтобы помочь Сойеру встать, но обнаружил, что перед ним кто-то другой.
Голливуд, прежде чем отключиться, расцарапал себе лицо. Может быть, пытался таким образом не потерять сознания. При свете звезд его кровь выглядела черной и блестящей, а оставленные ногтями рваные борозды на щеках были почти не видны.
– Эй! – шепотом позвал Кэм. – Эй! Вставай!
Кэм не сомневался, что они почти пришли. С этой стороны долины снег не таял только у самой вершины. Ниже все съедало солнце, оставляя каменистый лунный ландшафт, так хорошо знакомый по их родной горе. Еще чуть-чуть.
Голливуд выстоял. Парень дважды совершил мучительный переход, на который никто бы не решился, не подай он личный пример, но Кэм не сомневался, что у порядочных людей дорога отняла бы куда меньше времени. У таких, которые живут без грызни, не лгут и не убивают друг друга.
Если кто и заслужил спасение, так этот пацан.
– Сойер, – позвал Кэм, оборачиваясь. – Сюда!
Тот уже подползал по гравию на коленях. Он протиснулся мимо Кэма и ткнул Голливуда камнем в зубы.
Глаза юноши широко раскрылись, сверкнув в темноте.
– Гы-ы-ых! Гых!
Кэм тоже закричал, загораживая парня руками:
– Ты что, сдурел!?
– Он упал, – Сойер отодвинулся, снова поднял камень и надавил им на запястье Кэма.
– Хватит! Хватит! Не надо…
– Он упал. Ударился головой, и мы донесли его до вершины. Всю дорогу на себе несли.
– Да, но ведь мы этого не сделали! Могли, но не сделали!
Сойер тяжело дышал.
– Другого не дано. Мы – хорошие, мы – свои. Что, если Прайс опередил нас? Кому поверят на слово – ему или нам? А мы – свои, вот, притащили их друга…
– Могли, да не притащили. Господи, а ведь точно могли!
– Прайс хотел все захватить для себя одного. Запомни! Так им и скажешь. Прайс вооружился и решил подчинить своей воле всех остальных.
Они доползли до границы безопасной зоны, таща Голливуда, который или умирал, или уже умер, – кровь сочилась сквозь его куртку. Внезапно внутри них словно обрушилась, рассыпавшись на мелкие кусочки, невидимая стена.
Боль не исчезла как по волшебству. Слишком много тканей были поражены заразой. Слишком много частиц успели проникнуть в организм.
Кэм пронзительно вскрикнул и грохнулся на землю. Он заранее знал, что это будет мучительно, но столь сильные повреждения получил впервые.
Он хватался руками за безучастные камни, пытался по-крабьи переползти повыше, непослушные нервы беспорядочно сокращали распухшие, потерявшие тонус мышцы. Комки и сгустки мертвых частиц поднимались к поверхности кожи, сливались, ширясь и образуя наросты волдырей. Юноша извивался всем телом, но застрявшая под туловищем Голливуда нога удерживала Кэма, как привязь. Он ничего не видел, не замечал, что бьется на одном месте, не продвигаясь ни на сантиметр. В мыслях он все еще полз вверх, боясь остановиться, и продолжал кричать, в кровь обдирая тело, с головы до пят, об острые камни.
Сойер подкатился, извиваясь в таких же животных судорогах, издавая лишь придушенный, сиплый хрип.
На крики Кэма откликнулись голоса с небес.
Он потерял ощущение времени и не мог сказать, как быстро звуки шагов и лучи фонарей спустились на землю. Общая агония сменилась жжением и болью в конкретных местах. Кэм успел испугаться, что их нашел Джим Прайс, который поднялся до безопасного участка несколько часов назад и теперь готов прикончить их обоих.
В сознании напоследок мелькнула мысль, что, даже останься они в живых, это, возможно, ничего бы не изменило.
Альберт все еще катался по земле, во власти сильнейшего припадка, скрипел зубами и бился головой о гравий.
Чужаки спустились в ореоле света, его лучи, разрезав тьму, уткнулись в дрожащее, запачканное кровью тело Кэма. Высокие силуэты не приближались. Они бормотали, переговариваясь между собой, на быстром, гортанном, незнакомом наречии. Потом расступились и окружили лежащих. Юноша заметил утолщение бейсбольной биты, блеск топора…
В затуманенном мозгу вспыхнуло понимание.
Сойер не зря осторожничал, он опять, как и много раз прежде, оказался прав. Положение на здешнем пике, очевидно, было не менее безнадежным, чем на их собственном. Голливуда послали за «едой». Его неуместное воодушевление, нетерпение, посулы – все предстало теперь в истинном свете. Их подогнали на убой, как скот.
Они заслужили свою участь, но Кэм все же прохрипел, обращаясь к безликим теням:
– Подождите… я сейчас…
Черная пустота долины нахлынула и погасила его разум прежде, чем он успел убедить их не убивать Сойера.
