Текст книги "Проклятый год"
Автор книги: Джефф Карлсон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 21 страниц)
7
Каждый раз, когда Рут приводила свое тело согласно бортовой субординации в параллельное с собеседником положение, пилот челнока Дерек Миллз менял угол наклона собственного тела или хватался за другую опору. Такое поведение было красноречивее слов, хотя насмешливые нотки Дерек тоже не скрывал.
– Ты не понимаешь, о чем говоришь, – пробормотал он. – Это тебе не самолет посадить.
Рут едва сдержалась, чтобы не сказать: «Если собираешься торчать здесь до скончания времен, учись дышать вакуумом, приятель». Вместо этого она повернулась к остальным, обвела взглядом жилой модуль, картинно вздернула брови и попыталась пожать плечами, не опуская поднятой ладони. Надо быть хорошей девочкой, нельзя лезть в бутылку.
Вот только пытаясь развернуться вслед за Миллзом, Рут сама оказалась под неудачным углом ко всем остальным. Астронавты привыкли к тому, что, входя в отсек, могли застать других стоящими на «потолке» или «стене», но лишь один Густаво без всяких церемоний вступал в разговор, не дожидаясь, пока собеседник закончит маневр и окажется с ним лицом к лицу. Человеческий разум сопротивлялся, не желая вчитываться в выражение лица, когда собеседник висел в пространстве горизонтально или вверх ногами.
Никто не оценил ее сдержанность по достоинству. Рут чувствовала глухое, как переборка отсека, раздражение. Выкрашенный в блеклые цвета продолговатый жилой модуль размерами не превышал корт для ракетбола. Миллза и Гуса разделяли максимум полтора метра – радиооператор занимал дальний угол, пилот висел у единственного выхода.
Рут предпочла бы, чтобы разговор происходил на борту челнока, а не станции – глядишь, само окружение добавило бы силы ее аргументам, но Миллз не любил, когда другие проникали в «Индевор», и считал корабль своей личной вотчиной. Его можно было понять. Рут испытывала такую же ревность в отношении своей лаборатории и решила не дразнить пилота. Но как убедить его спустить корабль на Землю без малейшей перспективы возвращения на орбиту?
Женщина оглянулась на командира. Уланов хмурился – тревожный знак. Рут решила не обращать внимания:
– Я прекрасно понимаю, что посадка без помощи наземных служб – еще та головная боль. Но мы сможем сесть, я уверена.
– Гробанемся! – хором крикнули Миллз и Уоллес. Ситуация показалась бы комичной, если бы слова Рут не вызвали столь бурную реакцию.
В аварийной обстановке экипажу шаттла разрешалось покинуть поврежденный или неисправный корабль на парашюте, но сначала требовалось сбросить скорость челнока ниже скорости звука. На западе от Лидвилла даже имелось огромное озеро – Рут хорошо изучила ландшафт по снимкам, – и они могли бы сесть на воду, чтобы избежать жертв в палаточном городке беженцев на суше. Да только драгоценные компьютеры и АСМ вряд ли уцелеют после такой посадки.
– Это тебе не самолет, – угрюмо повторил Миллз.
– Но должен же быть какой-нибудь…
– Почему ты считаешь, что разбираешься в нашем деле лучше нас? – доктор медицины Дебра Рис фыркнула, отчего и слова ее, и вздернутый подбородок приобрели надменный, царственный вид. Из-за слишком сухого воздуха Дебра страдала хроническим гайморитом и постоянно шмыгала носом. Рут посоветовала принимать противоотечные средства, но та возразила, что организм не зря вырабатывает слизь – она защищает носовые пазухи от большего вреда. Поэтому у Дебры постоянно текли из носа сопли. Та еще мерзость!
– Послушайте, – сделала новую попытку Рут, – рано или поздно все равно придется возвращаться.
Уланов, продолжая хмуриться, возразил:
– Мы исполняем приказ президента.
– Он приказал победить саранчу! А тебе приказано всячески мне содействовать. Что может быть важнее?
– Ну, так и не трать время на пустые разговоры, – сказала из-за спины Дебра.
Поначалу Рут даже обрадовалась, узнав, что на борту будет еще одна женщина. Когда между Деброй и Густаво завязалась интрижка, нанотехнолог лишь посмеивалась. Потом Гус разорвал отношения и погрузился в облако непроницаемого молчания. Через некоторое время голубки помирились и заявили, что позабыли о ссоре. «Ага, понятно, – подумала Рут. – Людям просто нечем заняться».
Дальше события неизбежно развивались по сценарию, продиктованному теснотой и полной оторванностью от общества людей, – Дебру сначала бросило к Дереку Миллзу, потом обратно к Густаво.
Уланов пытался положить этому конец – поговорил наедине с каждым из мужчин, пошутил насчет американских обычаев, пригрозил сообщить в Колорадо. Беспорядочные половые связи среди астронавтов не поощрялись по веской причине: они отражались на всех, превращая каждого члена экипажа в деталь бомбы с часовым механизмом.
Рут не придерживалась пуританских устоев и не считала себя ханжой. На первом курсе жаркими весенними днями, когда сломался кондиционер, она раздевалась до нижнего белья, не стесняясь других обитательниц общежития. Через пару лет, на балконе четвертого этажа, прямо над битком набитой машинами улицей Майами, набрав пригоршню кокосового крема от загара, отдрочила сводному брату. На орбите Рут ловила себя на том, что с возрастающим интересом смотрит на плечи Уланова, его широкие лапищи, гладко-выпуклую алую нижнюю губу.
Шестеро человек, заточенные во вращающейся вокруг полумертвой планеты консервной банке, находили все новые и новые способы мучить друг друга – чему тут удивляться. Но что бы ни двигало светловолосой головкой и узкими бедрами Дебры Рис – скука или докторский инстинкт исцелять ближнего, – в итоге Уоллес только глубже погрузился в бездну угрюмости, а Миллз стал растерянным и агрессивным.
Бедняга Гус, никогда не лезший за словом в карман, в присутствии Дебры начинал заикаться.
– Т-твое, что ли, время она тратит? Н-на свидание опаздываешь? – выпалил он. – Дай Рут договорить.
Гус, как краб, забился в угол, избегая открытого пространства. Рут беспокоило, как он поведет себя на Земле, вновь оказавшись под бескрайними небесами, в безбрежном поле. Кому-кому, а Густаво было особенно нелегко высказаться в ее поддержку…
Дебра шмыгнула носом и оттолкнулась ногами, направляясь к выходу. Загораживавший ей дорогу Миллз аккуратно отодвинулся, плавно схватившись за новую опору, тем самым еще больше отдаляясь от основной группы.
– Подождите! – Рут рисковала, что ее призыв проигнорируют, но иной стратегии, кроме лобовой атаки, придумать не могла. – Вы еще вернетесь в космос. Мы все сможем вернуться!
Миллз впервые посмотрел ей прямо в глаза. На лице его отразилась целая буря чувств.
– Я сумею победить эту нечисть. Клянусь! – продолжала Рут. – Но сначала мне надо вернуться на Землю.
Дебра влезла между Рут и Миллзом, и нанотехнолог потеряла визуальный контакт с пилотом. Ученой пришлось сделать усилие, чтобы не сорваться на крик:
– Не успеете оглянуться, как мы подготовим челнок к новому полету! Промышленность практически не пострадала, опытные астронавты будут на вес золота…
Дебра хотела было бросить через плечо презрительный взгляд, но движение лишило ее равновесия. Миллз поймал бывшую подругу за талию. Какими бы пылкими ни были отношения между докторшей и пилотом в прошлом, теперь оба никак не отреагировали на физический контакт. На фоне назойливого бормотания вентиляционной системы молчание экипажа казалось еще более многозначительным.
Во сказанула! Рут поняла, что зашла слишком далеко, а ведь она едва коснулась того, что, по ее разумению, было подлинной проблемой, – гордости, тщеславия. Ей следовало вернуться на Землю и примкнуть к другим ученым в Лидвилле еще месяц назад или даже раньше, как только появился шанс расчистить снежные заносы, но командный центр в Колорадо удерживал астронавтов на орбите по тем же причинам, по которым те сами настаивали на продолжении миссии, – из соображений престижа, опасения, что люди никогда не выберутся из высокогорной ловушки и смогут в будущем лишь взирать на луну и звезды с земли и постепенно утратят память о полетах в космос.
А еще экипаж явно страшила мысль оказаться не у дел. Как они не поймут, что принесут больше пользы на Земле? Инженеры, пилоты, радиооператоры, врачи – без их помощи Рут и ее коллегам не справиться с саранчой!
Уланов похлопал ладонью по шкафу с припасами, оборвав затянувшуюся паузу:
– Приказ – не уходить с орбиты, и мы его выполним.
Рут покачала головой:
– Здесь я уже сделала все, что могла.
– А если ты ошибаешься?
– Я… а если ошибаешься ты?
– Новые данные поступают ежечасно. Не исключено, что завтра Земля обнаружит антидот, который можно будет изготовить только в невесомости.
Николай посмотрел на Рут, его лоб немного разгладился, но он тут же хлопнул ладонью по шкафу еще раз:
– Мне решать. Мой ответ – «нет».
Семнадцати дней оказалось мало. С тех пор как ФБР обнаружило, где находится колыбель саранчи и Рут об этом прослышала, она развернула нешуточную борьбу за влияние на умы первых лиц в Лидвилле, докучая им, насколько это удавалось сделать из космоса. Увы, в лучшем случае станция приближалась к Колорадо на четыреста километров, в худшем от центра управления ее отделяла целая планета. Люди на Земле без труда уклонялись от разговоров с Рут – просто не отвечали на ее позывные, и дело с концом.
Накануне ее страхи достигли кульминации – Гус перехватил радиообмен между Лидвиллом и возвращавшимся из Калифорнии транспортником С-130. Хоть что-то начали делать! Центр отправил на поиск лаборатории, в которой создавалась саранча, отряд рейнджеров. Солдаты спецвойск прочесывали Стоктон пять часов кряду, отказываясь смириться с поражением, пока не закончился воздух в баллонах. Один совсем молодой парень частично ослеп. И все впустую! Ни единого намека! В ушах Рут еще звучала последняя фраза солдата, произнесенная севшим от изнеможения голосом: «Объект не обнаружен, возвращаемся на базу».
А что, если в Лидвилле теперь решат поберечь людей, оборудование, авиатопливо? Вернутся к консервативной позиции, обрекающей ее торчать на орбите, упустят уникальный шанс?
Рут пришла к выводу, что сделала ставку не на тех. Людям на Земле легко пропускать мимо ушей ее призывы, но если бы ей удалось переубедить коллег-астронавтов, дело приняло бы другой оборот.
Если сам экипаж решит покинуть МКС, Лидвилл не сможет их остановить.
Дерек Миллз любил уединяться в «Индеворе», там его и нашла Рут. Пилот сидел в сплюснутой тесной кабине управления, пристегнувшись к креслу, и за стрекотом клавиш лэптопа не слышал, как женщина прокралась через люк отсека.
Рут зависла над серединой кабины. Миллз приглушил освещение, но так и не заметил тень, которую фигура гостьи отбрасывала на консоль управления, пока ученая не постучала о переборку и не вынырнула совсем рядом.
Миллз скосил на нее глаза, выпятил челюсть. Рут не стала ничего объяснять, а просто сунула ему в руки пачку фотографий, которые не успела раздать во время разговора в жилом модуле. Камерам на борту челнока мог позавидовать сам Джеймс Бонд – снимки позволяли сосчитать ноги у сороконожки.
Первой в пачке, чтобы привлечь и уже не отпускать внимание, шла фотография аэропорта округа Лидвилл. Пусть Дерек раскинет мозгами, сам догадается, в чем дело.
Два бульдозера и несколько сотен человек в форме и гражданской одежде расширяли посадочную полосу, вгрызаясь в склон холма с южного бока, потому что с северного виднелся массивный каркас DC-10, застрявший в грязи метрах в пятидесяти от твердого покрытия. На расчистку обломков даже прислали кран, но тот не мог пройти между остовами других самолетов.
Миллз едва посмотрел на снимки – саму Рут он не удостоил даже взглядом – и протянул стопку обратно.
– Я тоже вижу, что места не хватает, – сказала она.
Аэропорт, находившийся от столицы округа в десяти минутах езды, имел одну взлетно-посадочную полосу длиной меньше полутора километров. Ее строили не для транспортных самолетов и тем более не для челнока, падающего с неба со скоростью 350 километров в час. Если бы строительные работы начались прошлой весной, теперь, возможно, полоса была бы пригодна для посадки. Но упреки тут неуместны – у людей на Земле и без того дел по горло.
– Места не будет хватать, сколько бы мы ни выжидали, – добавила Рут. – Скорее у нас воздух закончится.
Миллз раздраженно хмыкнул и пошевелил рукой, грозя отпустить снимки в свободный полет. Рут быстро их перехватила, аккуратно взяла лежавшую сверху фотографию аэродрома.
– Вот где мы сядем!
Сверху окрестности Лидвилла напоминали гигантское корыто, наполненное глиной и на несколько тысячелетий оставленное под дождем. Главный водораздел пролегал в пятнадцати километрах на восток от города и огибал его с севера. Всего в десяти километрах западнее деловых кварталов возвышался еще один могучий хребет. Все остальное пространство внутри гнутого корытища заполнял лабиринт холмов, горок и оврагов, отшлифованных бесчисленными дождями и талыми снегами, питавшими воды Арканзас-ривер.
Севернее реки параллельно друг другу тянулись железнодорожная ветка и двухполосная автомагистраль, потом скоростное шоссе отклонялось на восток, к Лидвиллу, где заканчивалось развилкой. Из города шоссе № 24 устремлялось обратно на север и на болотистой равнине вновь занимало свое место рядом с железной дорогой.
Дороги в Колорадо обычно петляют, прилаживаясь к складкам местности, а тут инженерам, очевидно, надоели зигзаги и, встретив кусок болота площадью в десять квадратных километров, они взяли и черканули прямую линию по линейке. Автомагистраль рассекала марши ровно посередине.
– Местность что надо! – воскликнула Рут. – Можно зайти с юго-востока, как на тридцать третью полосу в центре Кеннеди.
Дерек наконец посмотрел ей в глаза.
– Угол почти идеальный. Ты только посмотри! И господствующие ветры – с севера, как ты любишь, – приговаривала она.
– Вот этот холм с южного края мне не нравится, – ответил Миллз. Рут подавила радостный смешок, боясь отвлечь Дерека от дела. Пилот взял в каждую руку по фотографии.
– Ширина дороги тоже маловата, – продолжал он. – Сколько в этом месте? Восемнадцать – двадцать метров? У нас размах крыльев – почти двадцать пять.
Полоса в международном аэропорту Денвера, где намечалось произвести посадку, была почти вдвое уже дорожки в Космическом центре им. Кеннеди, но в два раза шире шоссе № 24. Садиться без разрешения, без поддержки наземных служб в Денверском аэропорту менее рискованно по сравнению с автомагистралью, но что толку? Столица штата Колорадо находилась на слишком низкой высоте – 1600 метров. В Денвере можно было садиться в одном случае: если наготове ждал самолет, который сразу же доставил бы астронавтов в Лидвилл.
Рут придвинулась ближе и постучала пальцем по фото:
– Через этот холм можно перелететь. Чтобы сесть, места хватит.
– Там прямо посередине – хренов мост поверх железной дороги. Не выйдет! Ширина моста не больше пятнадцати метров.
Хорошо еще, что автодорога проходит над железнодорожным полотном, а не наоборот. Протискивать челнок между опорами моста на посадке – чистое безумие, однако эстакада, считала Рут, мало чем отличалась от остальной дороги.
– А в чем дело? В поручнях? Они не достанут до крыльев.
– Это тебе не…
– Да-да, слыхала уже… не самолет посадить. Я в таких делах больше смыслю, чем ты думаешь. Главное – не промазать, проскочить строго по центру. Даже если немного снесет вбок, носовым колесом можно подрулить.
Точный заход на посадку решал все. Челноки не зря называли летающими кирпичами. В отличие от самолетов, они не только были неуклюжи в атмосфере, но еще и садились без двигательной тяги. Гигантская машина, по сути, превращалась в планер, из-за своей большой массы и коротких крыльев способный лишь к спуску. Что еще хуже – шаттлы не могли заходить на посадку по несколько раз. Пилот, обнаружив ошибку, не имел возможности задрать нос машины кверху и заложить новый круг. Ошибка при спуске означала верную гибель.
– О твоей хреновой посадке будут слагать легенды, – пообещала Рут, вставив в качестве лести любимое словцо пилота, и тут же почувствовала, насколько фальшиво оно звучит в ее исполнении.
Дерек промолчал. Оставалось надеяться, что он думает, как лучше выполнить маневр, а не о чем-то еще. Год назад Дерек Миллз считался асом. Поэтому ему и доверили пилотировать «Индевор». Каждый член экипажа был мастером своего дела. Рут доподлинно знала, что пилот сохранил навыки, проигрывая аварийные ситуации на тренажерах и время от времени отрабатывая критические маневры с помощью земных служб. Вместо инвентаризаций и уборки он, ссылаясь на необходимость тренировки, играл в компьютерные игры.
Прежде чем заговорить, Миллз покачал головой и широким жестом провел рукой над фотографией:
– Из Калифорнии сейчас надвигается гроза, за ней – еще одна.
Оказывается, пилот тоже не баклуши бил, а изучал обстановку!
Рут ощутила выброс адреналина и непроизвольно сложила руки на груди, словно удерживая бьющийся о ребра торжествующий смех.
Успех ее затеи зависел от пилота. О большинстве голосов нечего было и думать – Дебра ее ни за что не поддержит, а Уланов и Уоллес не нарушат приказ. Но если привлечь на свою сторону Гуса и Дерека, то при раскладе трое на трое мнение пилота может оказаться решающим. Еще немного, и Дерек встанет на ее сторону.
– В плохую погоду ничего не получится, – заметил Миллз.
– Непогода закончится, – Рут всем телом ощущала нерешительность и в то же время робкий оптимизм пилота. Может быть, пока не стоит больше ничего говорить?
И все-таки сердце женщины не стерпело. Она боялась, что в Дереке возобладает привычная осторожность, вбитая в него НАСА. Но вот беда!.. Главный туз – обещание, что он станет живой легендой среди пилотов, – уже брошен на стол.
– Наибольшую опасность представляют собой посторонние предметы, – произнес пилот.
– В отличие от Кеннеди, птиц здесь нет.
– Я говорю об автомобилях, людях.
– Ты не все фотографии посмотрел. Видишь? На шоссе практически нет никакого движения. К тому же они будут знать, что мы садимся. Вход в атмосферу займет, как минимум, полтора часа, правильно? Мы сами можем выбрать время, когда сообщить им о возвращении…
Миллз пролистал фотографии, остановившись только на снимках крохотных аэропортов в Игл-Вэйл и Стимбот Спрингз на севере. Чем он обеспокоен? Тем, что скажут в центре управления полетом? Собственной карьерой? Лидвилл запросто мог блокировать шоссе и заставить астронавтов отказаться от возвращения на Землю.
– Если мы дадим им час, – продолжала Рут, – они смогут послать на шоссе тысячу-другую человек и собрать весь мусор в зоне посадки. Ты же знаешь – они так и сделают. У них нет иного выхода.
– Пожалуй.
Она хотела еще добавить, что на проверку полосы в Денвере вряд ли отправят больше десятка солдат. Для таких масштабных операций Лидвиллу не хватало герметичных костюмов и баллонов со сжатым воздухом, но Рут не хотела отвлекать внимание пилота от главного.
– Если поставить их перед фактом, они, пожалуй, задействуют все ресурсы, – согласился Дерек.
– Вот-вот.
– Я бы не отказался выпить хренова пива!
Нервный смех наконец вырвался из груди Рут, но она уже не опасалась за последствия. Пусть Миллз думает, что смех – реакция на его шутку. На лице пилота появилась широкая улыбка, словно говорившая: «Ты меня убедила». Главное теперь, чтобы Уланов и Уоллес не перетянули его обратно в свой лагерь.
Командир корабля скользнул через люк между отсеками у них за спиной и, останавливая движение, гулко шлепнул ладонью по потолку. Рут обернулась и часто заморгала – ее тайные страхи стали реальностью слишком уж быстро.
Неужели он все слышал?
– Ах ты!.. – вырвалось у Николая. Лицо командира налилось кирпичной краской, что напугало Рут даже больше, чем насупленные брови, и только тут она заметила положение его тела. Вместо того, чтобы держаться за опору, Уланов, оттолкнувшись обеими руками, развернулся вдоль пола, готовый бросить тело вперед ногами, как торпеду.
Так готовятся к боевому поединку.
Рут выдавила из себя писк, едва способный заглушить бешеное сердцебиение:
– Послушай…
Уланов одним движением могучих плеч отодвинул подчиненную в сторону. Оказалось, что он обращался не к ней, а к Миллзу. От волнения в его речи проступал сильный русский акцент:
– Ты! Я о тебе был лучшего мнения! Думал, ты – профессионал!
Рядом послышался шорох. Наверное, Миллз переменил позу в кресле. Рут хотела посмотреть на него, но, как завороженная, не могла оторвать взгляд от командира.
– Фотографии! – потребовал Уланов. – Дай сюда!
– Это я… – начала было Рут.
– Молчать! – Николай снова повел плечами, показывая, что не желает выслушивать ее исповедь.
Как долго он подслушивал? Черт! Остается переходить в наступление, вести себя как наночастица, иначе все пропало. Черт-черт-черт! Нельзя отступать…
– Командир…
– Отставить! Занимайся своими делами, – тон Уланова был теперь скорее усталым, чем недовольным. Он немного успокоился.
– Ваша страна ведет войну. На Ушбе, Шхелде… – Рут назвала горные вершины на Кавказе, где мусульмане прорвали оборону русских. – Вы больше поможете ей, если я смогу вернуться на Землю, пока мы окончательно не потеряли наш лучший шанс победить чуму. Иначе война никогда не закончится.
– Тебе-то что? Занимайся своим делом!
– Коля, они будут воевать до последнего человека!
– Я не потерплю мятеж на борту!
Ученой не приходило в голову, что ее действия могли быть оценены подобным образом. Какой там мятеж…
– Да нет. Я просто…
Уланов выдержал паузу, дождавшись, пока у Рут кончится запал, и повернулся к Миллзу:
– Дай сюда фотографии!
Напоследок Николай снова обратился к астронавтке:
– Чтобы я тебя в шаттле больше не видел!
Лихорадочный пульс не хотел успокаиваться, нарушал ход мыслей настолько, что тело, казалось, перестало подчиняться разуму. После того как Уланов выдворил ее из челнока, Рут уединилась в лаборатории – чтобы дать командиру успокоиться и спрятаться от других членов экипажа. Ей хотелось побыть в безопасности и комфорте.
Вполне вероятно, что лучший вариант – принять вызов. Ее останавливал лишь собственный страх.
Рут наконец придумала, каким образом вынудить экипаж МКС к эвакуации. К станции в качестве спасательной капсулы был пристыкован русский «Союз», который она не смогла бы пилотировать в одиночку. Значит, надо сделать так, чтобы весь экипаж покинул орбиту.
Рут планировала найти место подальше от лаборатории и проделать в обшивке крохотное отверстие, через которое постепенно уходил бы воздух. Повреждение могут списать на удар микрометеорита – Уоллес дважды выходил в открытый космос чинить панели солнечных батарей. Представление о вакууме как абсолютной пустоте в корне неверно. На орбите подстерегало множество опасностей – пыль, мусор, отходы человеческой деятельности.
Вот и еще один повод побыстрее спуститься на Землю: жизнь астронавтов в любую минуту могла оборваться из-за глупой случайности.
Рут была готова принять на себя нешуточную ношу – ответственность за прерванную миссию в космосе. Что бы ни думали о ней остальные члены экипажа, она ценила усилия, вложенные в обеспечение постоянной деятельности орбитальной станции, выше собственных научных достижений. Во-первых, она всегда с уважением относилась к людям, способным решать труднейшие задачи. Во-вторых, разделяла точку зрения, что Земля – слишком хрупкий сосуд для разрушительных человеческих страстей.
Наносаранча нагляднее всего доказывала: человечество, пока его не погубила новая катастрофа, должно как можно раньше рассеяться по всей солнечной системе, а то и за ее пределы.
Но сначала надо использовать предоставившийся шанс.
Рут принялась рыться в личных вещах в поисках подходящего инструмента, наткнулась на пакет с гигиеническими тампонами и расхохоталась. Четыре карандаша и больше ничего. При попытке перебраться в другой конец лаборатории она зацепилась ногой за открытую дверцу шкафчика и, ведомая инерцией, неуклюже повалилась на компьютерную консоль. Пытаясь не врезаться в нее лицом, Рут приняла удар бедром, предплечьем и потянула шею.
В итоге она все же оказалась у люка, к которому изначально направлялась. Пара синяков – невелика беда, подумала она, зависая на месте. Внезапная боль от ушибов ее слегка отрезвила. Рут потерла ногу.
Нет, нельзя торопиться. Если авария произойдет вскоре после перепалки, ее сразу же заподозрят.
При звуке отталкивающихся от стенок рук и ног ее сердце вновь учащенно забилось. Кто там? Николай? Этот хитрец уже показал, что умеет читать ее мысли…
Рут отодвинулась от люка. Взгляд ее скользнул по иллюминатору.
Тесную лабораторию заполнила фигура Густаво.
– Радиограмма от твоего друга Джеймса! – затараторил он. – Они согласились!
– На что?
– На все. АНЧ, возвращение на Землю – на все, что ты хотела!
Гус выставил руку жестом «дай пять», но Рут заключила его в объятья и заорала «а-а-а!» прямо ему в лицо. Радость победы была такой глубокой, что не выразить словами.
Рут вернется на Землю!
