Текст книги "Лучшее прощение — месть"

Автор книги: Джакомо Ванненес

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 23 страниц)

Глава 19
Месть комиссара Ришоттани

Турин 12 апреля 1989 года

Этим утром Марио увидел совершенно другого комиссара Ришоттани.

Горе всегда меняет людей, но Армандо изменился до неузнаваемости. От его огромной фигуры веяло теперь только печалью. Мрачный, бледный, отстраненный. Маленькие черные глаза на окаменевшем лице горели жестоким огнем. Только звук голоса да манера вести себя остались прежними.

– Господин комиссар, не могу сказать, как я вам сочувствую, – робко начал Марио. – Если бы я мог предвидеть что-либо подобное, я бы не спустил с нее глаз даже и без ваших распоряжений.

– Оставим это, Марио, не мучай себя напрасными угрызениями. К сожалению все наши «если бы» ничего не могут поменять в этом мире. Судьба… Но все равно, спасибо… А теперь пора. Пора воздать по заслугам! – сказал Ришоттани.

– Теперь пора! – повторил он громче, чтобы те, кто поставил микрофоны в его кабинете, могли хорошо расслышать. – Пора отворить двери тюрьмы или ада для всех, кто виновен в этом или других преступлениях.

И можешь мне поверить, Марио, их много: важных, менее важных, очень важных, а также тех, что «выше всяких подозрений». И эти-то как раз хуже всех.

– Господин комиссар, если я могу быть вам полезен, располагайте мною в любое время дня и ночи.

– Спасибо, Марио. Пока можешь идти.

– Слушаюсь, господин комиссар.

Предупреждение сделано, теперь нужно спокойно ждать и смотреть, как будут разворачиваться события и что предпримут его враги.

А комиссар Ришоттани сделает так, что ему будет все известно, и заранее.

Ночью ему удалось поставить микрофон в кабинет начальника управления и подсоединить его к своему телефону.

Достаточно снять трубку, и все распоряжения Доронцо будут перехвачены комиссаром Ришоттани.

Время мести приближалось, но сначала нужно было ждать. А ожидание для человека действия длиннее и мучительнее, чем агония.

Наступил полдень, пришел час обеда, спустился вечер. Ничего. Наконец, за несколько минут до конца рабочего дня, начальнику позвонили. Властный голос, привыкший отдавать приказания, спросил:

– Есть новости, Доронцо?

– Да, господин министр, и очень серьезные.

– Я уже говорил вам, чтобы вы не называли меня министром. Переходите к делу.

– У нас есть полные основания предполагать, что досье находится в руках комиссара Ришоттани, который только что вернулся из Парижа. Но наши люди слегка переборщили с одной женщиной. Молодой женщиной, очень близкой Ришоттани. Думаю, что сейчас несколько неподходящий момент, чтобы действовать.

– Напротив, нельзя терять времени. Дайте приказание тем, кто за ним наблюдает. Пусть предложат ему 300 миллионов наличными и повышение по службе в обмен на досье. Если он согласится, немедленно убрать. Постарайтесь, чтобы смерть выглядела как результат автомобильной катастрофы, а еще лучше, как самоубийство. Ведь комиссар устал от жизни, выработался. Смерть любимой была последней каплей. Он разогнал свою машину и покончил с собой. Организуйте все, что нужно. Если потом возникнут сложности, я вас прикрою.

На этом разговор резко прекратился.

Через некоторое время Армандо, стоявший у окна, увидел, как его шеф вышел из здания и долго о чем-то говорил двум людям из БМВ, стоявшей прямо напротив Управления.

«Ну что же, ангелы-хранители, – подумал Армандо, – скоро я отправлю вас обратно в рай».

Он подождал, пока ушел Доронцо, вышел на улицу, сел за руль и, не обращая внимания на БМВ, повел машину к дому.

В гараже он вынул из тайника хорошо смазанный пистолет 9-го калибра, быстро, умело протер его, привинтил глушитель, проверил, в порядке ли обойма и есть ли в стволе патрон, на всякий случай положил в карман запасную обойму и поднялся к себе в квартиру.

Все эти действия и мысли о предстоящем приносили ему облегчение, но он понимал, что боль теперь уже будет терзать его постоянно, станет неотъемлемой частью его жизни.

Взяв досье Франческо Рубирозы, он отнес его в гараж и спрятал в лежавших там покрышках.

Вернувшись в квартиру, заполнил старыми письмами и газетными вырезками маленький чемоданчик, положил туда же пистолет и начал ждать.

Телефон зазвонил около семи.

– Алло, это комиссар Ришоттани?

– Да, это я.

– Послушайте, я буду очень краток. Вы знаете, кто я. Несколько дней назад вы ловко обошли меня у светофора. Что мне от вас нужно, вы тоже знаете. Учтите, что больше вам не удастся провести меня. Вы должны отдать мне досье Рубирозы, взамен – двести миллионов наличными и повышение по службе. Через два часа я позвоню, а пока подумайте.

– Уже подумал. Двести мало. Мне нужно триста. Только так.

«Эта падаль хотела сто миллионов оставить себе», – подумал Армандо.

– Увидимся у меня под домом в десять тридцать.

– Мы думали встретиться за городом.

– Вы меня за идиота держите? У меня под домом, или никак. Имейте деньги при себе. И никаких шуток или это может плохо кончиться. Договорились?

– Договорились. В десять тридцать.

Комиссар слегка перекусил. Пожелал Вере спокойной ночи и ушел к себе в комнату. Переоделся в спортивный костюм, к поясу прикрепил легкий чемоданчик, достал из шкафа веревку, привязал ее к батарее отопления альпинистским узлом, и, подождав пока глаза привыкнут к темноте, быстро и бесшумно скользнул вниз.

Очутившись на земле, снял веревку и спрятал ее в гараже вместе с чемоданчиком.

Вышел и затаился в темноте.

Никто его не видел. Да и какое это могло теперь иметь значение? Джулия была мертва.

Он вновь ощутил, как ярость грызет его душу.

Дорога, которая вела на холм, где располагался его дом, была пустынна, лишь время от времени фары какой-нибудь случайной машины рассекали тьму. Весь мир, казалось, был погружен в сон.

Около половины одиннадцатого показалась БМВ. Он сразу узнал ее, едва она остановилась неподалеку от него. Быстро приблизился к машине, так, что двое, сидевшие в ней, вздрогнули от неожиданности.

– А вы раньше времени. Никогда еще не видел, чтобы кто-нибудь так спешил заплатить, – сказал он, усмехаясь.

– Где досье? – настороженно спросил тот, что был выше и толще.

– Где деньги? – ответил комиссар.

– Здесь, в чемодане, – сказал второй. Он был с усами, похожими на руль велосипеда.

– Тогда идите за мной в гараж. Документы там.

– Только без шуток, комиссар, – предупредил толстый.

– Какие уж тут шутки. Вас двое, о сумме мы уже договорились. Чего вам опасаться?

– Нам – нечего. Идите вперед.

– Сюда, – коротко сказал комиссар, поворачиваясь к гаражу.

Едва они вошли, он опустил металлическую скользящую дверь, достал чемоданчик, открыл его, вынул пистолет и всадил пулю 9 калибра прямо между глаз обладателю усов.

Тот упал с глухим стуком, не успев произнести ни звука. Толстый сделал какое-то движение, но ледяной голос комиссара остановил его:

– Без глупостей! Все это входит в план. Ты получаешь указания от начальника Управления, либо от министра X. Мы узнали, что твой приятель вел двойную игру и заманили его в ловушку. Тебя не предупредили, чтобы ты случайно не проговорился. И чтобы твое поведение чем-нибудь его не насторожило.

Не спуская глаз с толстого, комиссар нагнулся над трупом, вынул у него пистолет, проверил, действительно ли в чемодане находятся деньги, и сказал растерянному и напутанному толстому:

– Нужно избавиться от тела. Подгони машину как можно ближе.

Тон его голоса не оставлял места для сомнений, и толстый послушно вышел.

Они погрузили труп в машину и закрыли его пледом. Сверху комиссар положил велосипед.

– А это зачем? – встревожился толстый.

– Нас не должны видеть вместе, когда будем возвращаться, – властно сказал комиссар. – Давай-ка побыстрей и без вопросов.

На небольшой скорости они двинулись в сторону Сестриере. Проехали Пиенероло и, не доезжая Фенестрелле, повернули на Сузу.

Горная дорога местами шла по кромке пропасти.

Был почти час ночи.

Наконец, между деревьев открылась маленькая боковая дорога.

– Здесь направо. Теперь потише. Все, – приказал комиссар сидевшему за рулем толстому.

Как только машина остановилась, он приставил ему к затылку пистолет.

– Ты что? – подскочил толстый.

– Молчи! Руки на руль! – сказал комиссар и быстро ощупал его пиджак. Не найдя ничего, кроме удостоверения ДИГОС, бросил его на заднее сиденье вместе с чековой книжкой и старыми ресторанными счетами.

Потом похлопал его по ногам и нашел, наконец, П-38 с коротким стволом, прикрепленный к самой щиколотке. Пистолет тоже полетел назад.

– Ну, что скотина, повеселился с Джулией?

Толстый все понял и замер от страха. Подозрения, шевелившиеся в нем всю дорогу, были не напрасны: комиссар все знал.

Мгновенно покрывшись холодным потом отчаяния, он попробовал все же что-то предпринять и навалился на Армандо всем своим тяжелым телом, не обращая внимания на пистолет.

Комиссар выпустил пистолет из рук, и, мертвой хваткой охватив его голову, начал поворачивать ее.

В машине было тесно.

Они боролись молча и жестоко. Толстый пытался высвободить голову. Воспользовавшись мгновением, когда тот слегка приподнялся на сиденье, Армандо захватил его торс ногами и сжал его в клещи, продолжая выкручивать голову, пока не раздался звук разрываемых сухожилий и сломанных позвонков.

Неподвижное тело толстого бессильно обмякло в руках комиссара.

Тяжело дыша, Армандо вышел из машины. Он мог бы убить его выстрелом в затылок, но неудержимое желание собственными руками прикончить гадину оказалось сильнее. Впервые в жизни он убивал вот так: преднамеренно, по холодному расчету и был удивлен тем наслаждением, которое испытал, когда услышал, как шея толстого захрустела и подалась под его пальцами.

«Это не вернет тебе Джулию, – подумал он, – но даст силы, чтобы жить дальше».

* * *

Нет, он не чувствовал себя убийцей. Он был справедливым мстителем. Тысяча смертей не вернет Джулию. Тысячи смертей не хватит, чтобы успокоить его ненависть, но может быть, их хватит, чтобы Джулия покоилась с миром.

Он очнулся от своих мрачных мыслей, открыл дверцу машины, оттолкнул тело толстого от руля, и надев перчатки, носовым платком вытер его пистолет, ручки дверцы снаружи и внутри. Потом вытащил велосипед и прислонил его к кустам. Сел за руль и довел машину до перекрестка с дорогой на Сузу. Не глуша мотор, вышел, посмотрел, не приближается ли откуда-нибудь свет фар, и, вернувшись к БМВ, повел ее по дороге на Сузу до первого отвесного обрыва.

Приглушив мотор, вышел, нашел камень и заблокировал акселератор. Еще раз огляделся.

Вокруг было пусто. Тишина и полный мрак. Тогда он включил скорость и, прежде чем машина исчезла в пропасти, быстро и резко захлопнул дверцу.

Прыгая и переворачиваясь на камнях и кустарниках, машина падала вниз, унося с собой свой груз.

Комиссар не видел, как она достигла дна, но услышал глухой, тяжелый последний удар.

Через несколько секунд раздался взрыв и отсветы пламени озарили тьму.

Армандо вернулся к оставленному велосипеду. «Посмотрим, насколько я еще в форме, – подумал он. – Вряд ли здесь больше 80 километров. Часа за три, наверное, Доеду».

Злоба все еще душила его. Он ехал так быстро, что в половине пятого был уже у дома.

В гараже он тщательно отмыл велосипед и все следы крови. Потом поменял шины и еще раз щеткой вымыл старые. После этого поднялся в дом.

Осторожно, как вор, открыл дверь и проскользнул в свою комнату.

Уже светало, когда, совершенно обессиленный, он заснул.

Утром Вера постучалась в его дверь.

– Войди.

– Армандо, уже девять, что с тобой?

– Я весь разбит, болит все тело. Позвони Марио и скажи, что мне нездоровится. Если смогу, приду завтра.

– Тебе что-нибудь нужно? Хочешь кофе?

– Нет, спасибо. Дай мне аспирин и иди, а то опоздаешь. Мне лучше поспать. Поем позже.

Вера принесла аспирин и ушла.

Комиссар подождал еще несколько минут, потом вскочил с постели, быстро оделся, спустился вниз и, прихватив с собой бумаги, сел в машину. На улице он внимательно осмотрелся и, не заметив никакой слежки, тронулся в путь.

По дороге в Милан он обдумывал свое положение. Триста миллионов ему еще пригодятся. Ограбить грабителей – это не воровство, а только акт справедливости.

Он сам удивлялся той легкости с какой после почти сорокалетней службы на страже закона перешел к образу действия профессионального преступника.

Когда коррумпированная политическая власть создает государственные учреждения по своему образу и подобию, простой человек должен сам позаботиться о справедливости.

Ему припомнились слова раввина: «Когда строятся пирамиды власти, будь то светская или церковная власть, зло тоже служит строительным материалом». Итальянские пирамиды власти строились на благих намерениях и пустых обещаниях. Разве не крали, не убивали его собственные начальники?

Вот и он встанет на этот путь, хотя, в отличие от них, у него есть оправдание!

В этих мучительных размышлениях он доехал до Милана и остановился у здания «Новой газеты» на виа Дж. Негри, 4. Было около часа дня. Он сказал, что ему необходимо видеть синьора Монтанелли. Сначала ему попытались предложить поговорить с кем-нибудь другим, но настойчивость и удостоверение комиссара полиции сделали свое дело. После получасового ожидания секретарша пригласила его в кабинет директора газеты.

Эти два человека поняли друг друга сразу.

Они разговаривали почти три часа. Комиссар Ришоттани объяснил знаменитому тосканцу все детали досье Рубирозы.

Со всех документов и свидетельских показаний были сняты копии, предназначенные для зарубежных изданий. Оригиналы с доверенным лицом были отправлены в Лугано и помещены там в надежный сейф.

Около пяти Армандо смог, наконец, сесть за руль своей машины и вернуться в Турин. К приходу жены он успел снова лечь в постель.

Вера быстро вошла в его комнату, не постучав.

– Ты здесь? Что случилось? Я несколько раз звонила, но никто не отвечал. Марио тоже беспокоился, около пяти он звонил мне на работу и сказал, что никого не застал дома.

– Я выходил перекусить в пиццерию, – объяснил Армандо. – А потом, наверное, спал слишком крепко и не слышал телефона. А что хотел Марио?

– Он мне не сказал. Ему нужно было с тобой поговорить.

– Ну хорошо. Я увижусь с ним завтра.

* * *

На следующее утро газеты, как всегда, уже лежали на его рабочем столе, и Армандо принялся лихорадочно их перелистывать.

«Новая газета» открывала свою первую страницу большой шапкой: «Торговля наркотиками и оружием под покровительством итальянского правительства».

Весь подвал был посвящен досье Рубирозы. Две колонки за подписью Индро Монтанелли, озаглавленные «Политиканы, торгующие смертью, прочь из правительства!», содержали общую картину преступлений, обнаруженных Франческо Рубирозой. Здесь же упоминались имена известных людей, политиков и глав бывших и теперешних правительств, явным или скрытым образом замешанных в торговле оружием и наркотиками и связанных с контрабандой предметов искусства. В заключение автор требовал отставки виновных. И не столько из соображений порядочности, которая полностью чужда большинству наших политических деятелей, сколько во имя разума и культуры.

«Правительство, превратившееся в огромный дом терпимости, – писал Монтанелли, – вполне бы могло проглотить это, но другие страны ООН не согласятся обсуждать судьбы человечества за одним столом с такими ничтожествами, чье бесстыдство перешло всякие пределы: застигнутые с поличным они остаются все так же равнодушны к общепринятым правилам цивилизованного существования. На этот раз наглость и уверенность в себе не спасут их».

Другие газеты продолжали обсуждать обычные темы в излюбленном итальянцами стиле «конца света».

Речь шла, главным образом, об экологической обстановке в крупнейших итальянских городах, угрозе всеобщей засухи и перемены климата.

В некоторых разделах внутренней хроники упоминался несчастный случай, происшедший, по всей видимости, около двух часов ночи. Машина с двумя мужчинами обрушилась в пропасть на повороте дороги из Фенестрелле в Сузу. Возможно, виной тому был заснувший водитель.

Один из двух, пока неопознанный, был выброшен во время падения из машины и обнаружен на маленьком выступе скалы со сломанными шейными позвонками. Второй найден полностью обугленным в сгоревшей машине.

В другой газете обращалось внимание на два пистолета без номеров, обнаруженных среди остатков машины. В связи с этим следствие может принять самый неожиданный оборот.

Комиссар Ришоттани отметил, что события развиваются в нужном направлении. Он понимал, однако, что досье Рубирозы освещает только некоторые преступления, но отнюдь не все имена их организаторов. Кроме того, оно ничуть не помогало приподнять завесу над тайной убийства туринского Рубирозы и похищения Рембрандта.

Произведение искусства такого масштаба не может бесследно исчезнуть.

Он упорно пытался придти хотя бы к какому-нибудь решению, наметить путь дальнейшего поиска. Заставляя свой мозг напряженно работать, Армандо мог, таким образом, хоть на время не думать о Джулии.

– Марио!

– Слушаю, господин комиссар!

– Что хотел шеф?

– По-моему, он намеревался поговорить с вами о Джулии и о деле Рубироза.

– Ладно. Узнай, на месте ли он и могу ли я подняться к нему.

Через несколько минут Марио возвратился:

– Начальник ждет вас, комиссар.

Армандо поднялся на четвертый этаж, и Доронцо встал ему навстречу, протягивая руки.

– Дражайший комиссар Ришоттани! – начал он в своей обычной липкой манере. – Не знаю, как выразить всю мою боль по поводу того, что случилось с вашей подругой. Поверьте, я страдаю вместе с вами. Я знаю, как вы были привязаны к этой прелестной девушке. Мне не хватает слов, чтобы осудить то насилие, бессмысленное, подлое и постыдное, которому она подверглась.

– Благодарю, – коротко ответил Армандо.

Бессовестное лицемерие Доронцо было неподражаемо. Комиссар с трудом сдерживал рвавшуюся наружу ярость.

– Есть ли у вас какие-нибудь подозрения по поводу тех, кто мог бы совершить такое… Такую мерзость?

– К сожалению, нет. Более того, я задаюсь вопросом, не было ли тут какого-то намерения пригрозить мне, или же надежды найти что-то компрометирующее меня в квартире жертвы. Вам ведь известно, без сомнения, что там был произведен обыск по всем правилам профессионального искусства. Может быть, они думали, что именно там я прячу что-либо, интересующее их.

– Возможно, – задумчиво уронил Доронцо. – А что вы думаете по поводу того грандиозного политического скандала, о котором пишет газета Монтанелли?

– Я надеюсь, что Монтанелли действительно располагает доказательствами всего того, о чем он пишет. Иначе ему придется распрощаться со своей карьерой: у него слишком много врагов. И мы лишимся удовольствия читать его статьи, самые свободные и самые бесстрашные в этой стране, где под прикрытием демократии процветает самая бесстыдная олигархия, которой все позволено и которая хозяйничает повсюду, прикидываясь радетелем об общем благе.

– Вижу, дражайший мой комиссар, что вы не питаете иллюзий насчет нашего правящего класса?

– Именно так. Здесь мои взгляды совпадают со взглядами одного моего парижского знакомого, – сказал Армандо, пристально глядя прямо в глаза начальнику. – Тот утверждает, что «когда строятся пирамиды власти, будь то светская или церковная власть, зло тоже служит строительным материалом». И речь не идет о каких-то отдельных случаях, это вековая традиция. Возьмите хотя бы мафию.

– Да-да, – соглашаясь с ним или делая вид, кивнул Доронцо, не выдерживая пристального взгляда комиссара. – Но есть ли по-вашему какая-то связь между убийством Рубирозы из Турина, пропажей Рембрандта и этим скандалом, о котором уже не знаешь что и думать: здесь и политика, и организованная преступность, и спекуляция подделками антиквариата?

– Многоуважаемый господин начальник, – с иронией произнес Ришоттани, имитируя манеру своего собеседника. – Раз Турин больше не дрожит, когда Рим командует, то я не знаю где искать веское объяснение и какую-либо связь между делом парижского Рубирозы и тех Рубироза, что жили в Турине. Я даже начинаю обретать твердую уверенность, что речь идет о двух совершенно отдельных случаях. Мы по ошибке объединили их, сбитые с толку родством действующих лиц.

Досье Рубирозы полностью объясняет причины убийства Павловской, Дюваля, а может быть, и Граделлини. Возможно, террористы, пользовавшиеся его услугами для перевозки краденого, решили в какой-то момент навсегда заткнуть ему рот. Мои подозрения основаны на особой жестокости этого убийства. Тот же почерк, что с Павловской и Дювалем, если не считать орудия убийства. Их тоже варварски пытали, прежде чем убить.

Что же касается Рубироза из Турина и исчезновения картины Рембрандта, расследование надо продолжать и на совершенно другой основе. Мы по-прежнему занимаемся розыском Шелудивой, которая, похоже, пока исчезла так же бесследно, как и картина. Вполне возможно, что преступник и не подозревал о ценности картины. Испуганный поднятым в газетах шумом, он мог просто уничтожить ее. В этом случае наши шансы на успех практически равны нулю.

Но все это пока только гипотезы, не подкрепленные никакими доказательствами. Во всяком случае, господин начальник, я буду держать вас в курсе дела и при появлении каких-либо новостей немедленно сообщу вам об этом.

Вероятнее всего, однако, нам придется, в конце концов, закрыть это дело, – закончил Ришоттани, откланиваясь.

«Подонок! – думал Армандо, спускаясь к себе в кабинет. – Еще и глуп, вдобавок! Когда я сказал, что убийцы Джулии надеялись найти какой-то компрометирующий материал в ее квартире, даже не догадался спросить: какой? Теперь, когда скандал разразился, не знает куда кинуться, боится, что во второй части досье есть и его имя.

Будь спокоен, Доронцо! Твое имя записано у меня в голове. Эпитафия готова, не хватает только даты».

* * *

Все итальянские газеты широко освещали «скандал века» и давали подробный обзор зарубежной печати, посвященной этому делу, называемому «самой грязной историей последних лет». Итальянский Уотергейт, по сравнению с которым американский скандал выглядел детской проделкой.

«Нью-Йорк Таймс», «Геральд Трибюн», «Монд», «Фигаро», «Франс Пресс», «Дейли экспресс», «Франкфуртер Алгемайне», «Нью Вайтунг» в один голос восхищались Индро Монтанелли, который вновь бросил вызов преступной банде политиканов, обвиняя и разя ее коррумпированных представителей и обнажая их связи с мафией и терроризмом.

Для внутренней и внешней политики последствия были самые разрушительные. Губительно сказывалось это и в коммерции, как национальной, так и международной. Биржа, не раз уже обвинявшаяся нью-йоркскими коллегами в недобросовестности, переживала свои самые черные дни.

Поговаривали даже об итальянском Уолл-стрите, хотя уместнее и точнее было бы назвать день публикации досье «черной пятницей».

Все иностранные инвеститоры с большими потерями уходили с итальянской биржи.

Акции «Фиата» за несколько дней обесценились почти наполовину. Та же участь постигла «Дженерали» и «Оливетти».

Акции других компаний ежедневно падали.

Все это не могло не сказаться и на банках.

«Консоб» пыталась убрать из обращения те акции, которые слишком упали, но это оказалось лишь малоэффективным паллиативом, учитывая классическую эмоциональность итальянцев.

Держатели пакетов акций пытались сбыть их с рук почти за бесценок, пользуясь при этом услугами той же биржи, направляемой скрытыми и непотопляемыми силами.

Пострадал и экспорт, хотя, к счастью, здесь размеры потерь были отчасти ограничены.

Ряд американских и европейских импортеров католической направленности, связанных с новыми течениями «деловой этики», отказались от итальянской продукции и ценой высоких штрафов расторгли уже заключенные договора.

Несколько итальянских промышленников, попавших в водоворот двойного краха, – биржевого и производственного, – покончили с собой.

Ватикан, со свойственной ему дипломатичностью, примерами которой полна его история, отмежевывался от всех деятелей правительства, тщательно маскируя связь некоторых своих высших иерархов с лицами, замешанными в скандале по досье Рубирозы.

«Оссерваторе Романо» на первой странице отмечала, что моральное и гражданское падение выходит в Италии за всякие рамки и «отечески» призывала заблудших овечек следовать заветам Господа Бога.

Газета, однако, остерегалась называть какие-либо имена и, несомненно, так и должно было быть, пока не раскрылось бы имя «великого Старца». В заключение проводилась прозрачная параллель с историей «блудного сына» и говорилось о способности церкви к прощению.

Самую животрепещущую тему, о которой больше всего кричали все газеты, – подпольную торговлю наркотиками и оружием, – «Оссерваторе Романо» обходила стороной: святость церкви здесь была весьма сомнительна.

Отталкиваясь от этой публикации, «Правда» на следующий же день выступила с критикой в адрес газеты. Тяжеловесный юмор статьи увенчивался карикатурой, где Папа римский благословлял своего кардинала, гигантская фигура которого лепилась из фруктов и овощей в форме танков, пулеметов, ружей и снарядов. Все это напоминало стиль Арчимбольдо, художника XVII века. Внизу подпись: «Неисповедимы пути Господни, тем более – в Италии».

По всей стране организовывались забастовки и манифестации рабочих, студентов и родителей, напуганных ростом употребления наркотиков. Они требовали от властей введения комендантского часа на улицах Турина, Милана, Венеции, Флоренции, Рима, Неаполя, Палермо, Катании.

Группы хулиганов и экстремистов, смешиваясь с демонстрантами, поджигали автомобили и магазины. Этот вандализм сопровождался убийствами и насилием.

На лозунгах демонстрантов чаще всего повторялись надписи:

«Смертная казнь правительству воров и убийц!», «Торговцы смертью! Прочь из Сада Европы!», «Социалисты и демохристиане! Правительство воров и подонков! В отставку! В отставку! В отставку!», «Левые, правые, центристы – все воры и убийцы, равнодушные к своему народу!».

Президент Италии направил письмо главе правительства и парламенту, предлагая ускорить выборы.

Между тем, отставка двенадцати министров и двадцати двух других крупных функционеров почти полностью лишала Италию руководства страной, если, конечно, считать, что оное вообще имело место.

Общественное мнение других стран вынесло безжалостный приговор итальянской политике. Как и предполагал Монтанелли, многие государства отказались заседать в ООН и в Общем Рынке вместе с теми итальянскими коллегами, которые были причастны к подпольной торговле оружием, распространению наркотиков и другим делам преступного мира, хотя вряд ли в этой ситуации представлялось возможным отделить овец от козлищ.

Зарубежные члены Общего Рынка, воспользовавшись создавшейся ситуацией, настаивали, ввиду приближающихся выборов в Европейский парламент, на введении закона о специальной проверке итальянских кандидатов, чтобы избежать проникновения мафиозных элементов в Европейский Совет Министров.

Горы предложений по поводу того, как ограничить организованную в международном масштабе преступность, как остановить распространение наркотиков, уносящих ежедневно до 300 жертв, внесли такую сумятицу в работу всех учреждений, что выборы в Европейский парламент пришлось отложить на неопределенный срок.

* * *

Газета «Канар Аншене» несколькими месяцами позже поместила большую обзорную статью, которая, широко трактуя проблему, очень точно попадала в цель – в самую верхушку пирамиды.

Заголовок на первой странице кричал: «На этот раз Италия превзошла себя самое».

«В бесконечной серии скандалов по-итальянски нет ни передышек, ни перемирий даже накануне образования парламента и Соединенных Штатов Европы, – писала газета. – Ненасытная, разветвленная ассоциация итальянских политиков, уже пожравшая миллиарды, предназначавшиеся для жертв землетрясения, теперь с той же непринужденностью готовится к атаке на будущую Европу, рассчитывая раздать ее своим друзьям и друзьям своих друзей как какое-то «собственное дело».

Мы говорим «собственное дело», чтобы не спутать это с «нашим делом» [45]45
  «Коза ностра» («cosa nostra») – название мафиозных организаций.


[Закрыть], тоже итальянской креатурой, известной во всем мире.

Создается впечатление, что будущие выборы в Европейский парламент они расценивают как очередную воскресную поездку в свой загородный дом, в свою «вторую резиденцию», если использовать итальянскую терминологию.

Что же касается внутренних проблем этой страны (наркотики, подпольная торговля оружием, похищение людей, коррупция должностных лиц, взятки, плачевное состояние общественной сферы услуг), то здесь, «по-семейному» объединившись, все итальянские политики – правые, левые, экстремисты всякого толка – дружно выступают единым фронтом во имя сохранения собственной власти, отчаянно сопротивляясь частной инициативе. Той самой частной инициативе, которая могла бы существенно поменять положение дел в секторе услуг, от почты и транспорта до сферы социального обеспечения, здравоохранения, музейного дела, где дефицит достигает уже головокружительных сумм.

Радикальные перемены лишили бы политиков их ежегодных поступлений, скрытых от фининспекции и оцениваемых статистикой в 90 или 100 тысяч миллиардов.

Но «ненасытным» и этого мало.

Возможно, что за самоубийством известного антиквара Франческо Рубирозы и последующим уничтожением других членов этой семьи кроется самое крупное и грязное дело о взяточничестве, в котором замешаны весьма солидные фирмы и аукционы.

Хорошо засекреченное расследование, проводимое нашими журналистами, обнаруживает такие стороны этого дела, что оно может оказаться даже более скандальным, чем любой американский Уотергейт или Ирангейт.

При всей своей наглости, итальянские политики все же начинают обнаруживать признаки беспокойства.

Может быть, они заметили, что переборщили, и, стремясь отвлечь общественное мнение и завоевать какую-то популярность перед предстоящими выборами, пытаются занять внимание общества другими скандалами. Метод не нов и хорошо обкатан. Ставка делается на все растущую подпольную иммиграцию африканцев. На этот раз внимание людей отвлечь удалось.

Но факты остаются».

* * *

Далее в статье говорилось о том, что последние сорок лет итальянской истории неопровержимо доказывают уникальную способность итальянцев жить и добиваться процветания без всякого политического руководства. Автор восхищался индустриальным классом Италии, достигающим все новых успехов, вопреки постоянному и массированному шантажу со стороны политиков и профсоюзов.

Это лестное для итальянских предпринимателей мнение разделяла и английская печать.

Касаясь, не без иронии, деятельности Андреотти, автор признавался, что он не может понять истоков популярности этого лидера. Во все периоды его пребывания у власти ни одна проблема – начиная от высокой смертности в больницах и кончая неэффективностью госсектора сферы услуг – не была решена.