Текст книги "Император гнева (ЛП)"
Автор книги: Джаггер Коул
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 19 страниц)
2
КЕНЗО
Полчаса назад:
Летом, когда мне было тринадцать, наш сад наводнили кролики. Эти пушистые ублюдки уничтожили его, съев каждую морковку, каждый лист салата, каждую редиску… даже цветы, которые так любила моя мама.
Какое-то время мы с Таком, Мэлом и Ханой – часто она тоже присоединялась – сидели на крыше садового домика с ружьём 22-го калибра и отстреливали кроликов, как только замечали их.
Я не ненавижу кроликов. Они милые. Они пушистые. Они танцуют и поют в каждом грёбаном диснеевском фильме. Но вор есть вор, и эти маленькие засранцы отнимали у нас не только овощи и цветы, но и счастье, которое эти вещи приносили моей маме. Так что мы часами стреляли в этих чертовых кроликов, весь день напролет, пока солнце не село.
Но они продолжали возвращаться. Они всегда возвращались.
И вот однажды мистер Кофлин привел своего старого армейского приятеля, седого смуглого мужчину, которого мы знали только как Рэйфа.
Рэйф пришел не для того, чтобы поиграть.
Он пришел, чтобы устроить гребаный геноцид кроликов.
За одну неделю, проведенную в нашем поместье, я узнал от Рэйфа о ведении бизнеса больше, чем за все тринадцать предыдущих лет моей жизни. Сначала он расставил ловушки возле каждой чертовой кроличьей норы: огромные клетки с односторонними дверцами. Он ставил на них приманки и оставлял маленькие дорожки из наживки в отверстиях. Но по-настоящему заебало кроликов то, что Рейф держал домашних змей.
Большие, страшные змеи.
Змеи, которых он приучил заползать в норы и либо съедать, либо выгонять оттуда каждого маленького пушистого воришку, которого они находили. Голодная змея заползала в каждую нору по очереди, а затем стремительно покидала её, направляясь прямо в одну из клеток Рейфа.
Затем он топил их всех сразу в пруду.
Вот так и ловят воров. Их заманивают. При необходимости их пугают. Затем ты заманиваешь их в ловушку и, чёрт возьми, топишь.
Именно поэтому я сегодня вечером еду в поместье Килдэр: чтобы захлопнуть расставленную мной ловушку.
Первым делом я связался с Киллианом, с которым у меня были дела в Англии несколько лет назад, до того, как он переехал в Нью-Йорк, чтобы поздравить его жену с днём рождения. Киллиан, в свою очередь, упомянул, что устраивает вечеринку в честь дня рождения Уны, и не хочу ли я заглянуть, если буду в Нью-Йорке?
Конечно, чёрт возьми. Как это мило с твоей стороны, Киллиан.
Я уже знал о вечеринке. Но для таких вечеринок нужны приглашения. И я ни за что на свете не пропустил бы её.
Следующим шагом была наживка. Ансель Альбрехт, подлый маленький засранец, связанный с немецкой мафией, обычно не из тех, кому я бы вытирал ноги. Но Ансель совершил роковую ошибку, когда однажды пришёл ко мне за помощью, и сейчас было самое время её получить.
Поэтому я попросил Анселя связаться с Дамианом Николаевым, странным белобрысым другом моего кролика, и наврать ему какую-нибудь чушь об артефакте испанской инквизиции и о том, что он будет обязан Дамиану, если сможет вернуть его. И, представляете, эта маска оказалась временно за пределами города, в поместье Киллиана Килдэра в Коннектикуте.
Как невероятно.
Конечно, всё это ложь. Маска принадлежит одному жуткому коллекционеру из Австрии, который повесил ее на стене своего еще более жуткого секс-подземелья. Но Дамиан – маленький жадный засранец, и он клюнул на приманку.
Я позволяю себе слегка улыбнуться, беря бокал шампанского с подноса проходящего мимо официанта. Осматриваю вечеринку в саду, оценивая превосходный вкус Киллиан в приготовлении шампанского, представляя, что эта вечеринка устроена для меня, а не для Уны Килдэр.
Не для того, чтобы отпраздновать день рождения, а чтобы поздравить меня с удачной охотой. Наконец-то я обхватываю пальцами ее гребаное горло, смотрю ей в глаза и, вдыхая ее страх и ощущение поражения, понимаю, что победил.
У меня никто ничего не крадет.
Никогда.
Если бы дело было только в деньгах, возможно, я бы уже устал от этой погони и просто нанял профессионалов, чтобы они принесли мне голову вора в чертовом джутовом мешке.
Но не из-за того, что украла Анника. И уж точно не из-за того, как она это украла.
Я делаю еще глоток шампанского, вдыхая чистый воздух сельской местности Коннектикута.
В последнее время я провожу слишком много времени в Нью-Йорке.
Не то чтобы мне там обязательно не нравилось. Это весело, это дико, и я знаю, как подчинить это своей воле. Я даже не возражаю против игр, в которые мы постепенно играем с русскими мафиозными кланами, деликатно пытаясь проникнуть на их территорию по мере того, как «Сота» расширяется в Нью-Йорке.
Это даёт и другие преимущества, например, я постепенно знакомлюсь со своей сводной сестрой Фуми, не говоря уже о биологическом отце, которого считал умершим большую часть своей жизни.
Тридцать пять лет назад моя мать Астрид, молодая аристократка из Норвегии, отправилась учиться за границу в Киото, Япония. Там она влюбилась в мужчину по имени Хидео Мори, и у нее завязался бурный роман с ним.
Но Хидео был не просто ее бурным романом в колледже; он был главой грозной и могущественной семьи якудза Мори-Кай. Моя мать любила его, но в то же время боялась или, по крайней мере, той жизни, которая предстояла с ним. Поэтому, когда она случайно забеременела мной, то порвала с Хидео, уехала из Японии и вернулась домой в Норвегию, чтобы родить.
Она даже не сказала отцу, что беременна.
Но, как говорится, разлука делает сердце нежнее. И вот, спустя несколько лет после моего рождения, мать вернулась в Японию. Я полагаю, она нашла Хидео, чтобы посмотреть, сможет ли отвлечь его от жизни якудзы, а затем сказать ему, что у него есть сын.
Ее план не сработал, и через несколько недель она вернулась домой, уверенная, что Хидео на самом деле никогда не покинет якудзу.
Она снова забеременела.
Близнецами.
Год спустя, сразу после рождения моего брата Такеши и сестры Ханы, Хидэо наконец нашёл то, чего не было у моей матери: выход из якудзы. Он женился на женщине по имени Белла, стал отцом моей сводной сестры Фуми и решил оставить преступный мир позади. Сменил их фамилию, переехал в США, и до недавнего времени я думал, что он давно умер в Японии.
Я любил свою мать и понимаю, почему она увезла меня из Киото и от отца, который жил и дышал якудзой.
Но вы не можете изменить свою ДНК. Я родился в семье якудзы, и когда мне было восемнадцать, вопреки желанию Астрид, отправился в Японию, чтобы изучить эту сторону своего наследия.
Тогда я и встретил Соту.
Когда он услышал, что парень, наполовину японец, выросший в Англии, рыщет по Киото в поисках информации о человеке по имени Хидео, он разыскал меня. Никогда не забуду тот день, когда он распахнул дверь моего гостиничного номера, дернул меня за рукав, увидел родимое пятно в форме полумесяца и сразу же обнял меня, как давно потерянного сына.
Сота и мой отец были лучшими друзьями. Как и я, Сота думал, что Хидео был убит при попытке уйти от якудзы много лет назад. Так что он взял меня к себе, и после того, как я всего один день окунулся в мир якудзы, то подсел на это.
Через несколько месяцев Мэл, мой приёмный брат из дома, переехал ко мне в Японию. Через два года, после смерти нашей матери, Такеши и Хана тоже переехали.
Остальное – уже история.
Как и сказал, кровь не изменишь. Я родился в этой среде. Мне потребовалось восемнадцать лет, чтобы найти его.
Благодаря Соте я узнал о могуществе империи Мори-кай и о том, какой вес до сих пор имеет это название. Вступил в ряды Акияма-кай и стал одним из самых надежных капитанов Соты.
Он даже сказал мне, что его конечной целью было увидеть возрождение Мори-кай под моим руководством, которому его собственная империя когда-то присягала на верность.
Мое настроение портится, когда думаю о том, что этот день может наступить раньше, чем ожидалось. У Соты третья стадия рака легких.
Есть небольшой плюс в том, что большую часть своего лечения он провел в Нью-Йорке. Но все равно жестоко наблюдать, как один из сильнейших людей, которых я когда-либо знал, был поставлен на колени такой трусливой болезнью, как рак.
Но я отвлекся. Сегодня мы празднуем, а не скорбим.
Потому что сегодня вечером я, наконец, поймаю маленькую воровку, которая накачала меня наркотиками и обокрала. Сегодня вечером моя ловушка захлопнется, и когда я обхвачу рукой ее горло, то блядь, сожму его. Сильно.
Словно по сигналу, боковым зрением замечаю красную вспышку. Поворачиваюсь, и мрачная, опасная улыбка на моем лице становится шире, а пальцы сжимают ножку бокала с шампанским.
Как и каждый раз, когда я смотрю на Аннику Бранкович, в моих венах бурлит пьянящий смертельный коктейль из ненависти и желания.
Есть причина, по которой она набросилась на меня той ночью пять лет назад. Конечно, наркотики, которые она подсыпала в напиток, не причинили вреда, но спустя пять лет, размышляя о случившемся, понимаю, что она усыпила мою бдительность.
Потому что как бы сильно я ни ненавидел Аннику… как бы сильно ни хотелось привязать её к бетонному столбу и утопить, как выводок кроликов-воров… я не могу отрицать тот факт, что всякий раз, когда смотрю на неё, у моего члена появляются другие идеи.
Такие, как грубо трахнуть её. Прижать к грязной земле и погрузить каждый свой толстый дюйм в каждую её тугую маленькую дырочку. Заставить кричать, пока её жаждущая маленькая киска сосёт мой член. Или смотреть, как она стонет и пускает слюни, пока я трахаю её в горло.
Мои фантазии с участием этой женщины, если я неясно выразился, не включают в себя занятия любовью с ней. Или даже «секс» с ней.
Они включают в себя доминирование над ней во всех смыслах этого слова. Включают в себя её на коленях, хнычущую, умоляющую и подчиняющуюся мне, с моей спермой, блестящей на её коже.
Я сжимаю челюсти.
Чёрт возьми.
Ненавижу себя за то, что думаю об этой женщине в таком ключе. Не то чтобы я часто её вижу – в конце концов, последние пять лет она от меня бегала. Но когда наши пути пересекаются, даже на мгновение или на таком расстоянии, как сейчас, каждый раз происходит одно и то же.
Нельзя отрицать, что Анника привлекательна. Наполовину американка, наполовину сербка, с высокой полной грудью и задницей, в которую можно впиться зубами. А еще высокая, как для женщины.
Мне это нравится.
Мой рост – 196 сантиметров, что делает меня высоким на Западе и грёбаным гигантом в Японии. А женщины пониже ростом никогда меня не привлекали. Они кажутся такими…
хрупкими.
Однако рост Анники близок к 183 сантиметрам. И хотя она худенькая, вероятно, из-за того, что много лет бегала и выживала, как могла, она кажется… не такой хрупкой.
Как будто я мог бы с ней справиться.
Прижать к полу.
Дико трахнуть её.
Я не свожу глаз со своей добычи, пока она берёт бокал шампанского у проходящего мимо официанта с подноса, а затем по какой-то странной причине с любопытством кивает Нив Килдэр.
О. Она пытается влиться в общество.
«Играй свою роль, сколько тебе вздумается, малышка», – мрачно думаю я.
Скоро ты будешь МОЕЙ.
Часть меня хочет сделать свой ход прямо сейчас. К чёрту попытки поймать её на краже вещи, которой даже нет в стране. Я мог бы сделать это прямо здесь. Сцена или нет, но у нас с Киллианом есть общие дела. Уверен, что он не стал бы возражать, если бы я сделал то, что необходимо, чтобы наказать того, кто причинил мне зло, как Анника.
Но как только начинаю представлять, что произойдёт после того, как я сомкну пальцы на изящном горле Анники, чувствую чьё-то присутствие у себя за спиной.
Нахмурившись, начинаю поворачиваться. Затем я замираю.
– Сота-сан, – тихо бормочу я, в замешательстве кланяясь, прежде чем встретиться взглядом со своим наставником. Он отмахивается от двух личных охранников, стоящих рядом с ним, и я недоверчиво смотрю на него.
– Какого чёрта ты здесь делаешь?
Как я уже сказал, Сота для меня и наставник, и как отец. Семья. В присутствии наших людей и на публике, да, я всегда буду оказывать ему почести и уважение, которых он заслуживает и которых ожидают в регламентированном, ультратрадиционном мире якудзы. Но наедине? Мы можем поговорить более непринужденно.
Сота криво улыбается мне.
– Я мог бы спросить тебя о том же…
Он внезапно сильно кашляет. Я морщусь, подходя к нему, но он отмахивается от меня, выкашливая ещё одно лёгкое, прежде чем вытереть рот шёлковым платком и убрать его обратно в смокинг.
– Прогуляйся со мной, друг мой, – тихо бормочет он. Впервые замечаю, что морщины на его лице стали глубже, а в глазах появилось непривычное беспокойство.
Я хмурюсь, киваю и беру его под руку. Мы вдвоём медленно идём по ухоженной лужайке, мимо гостей в саду и огибаем поместье Киллиана.
– Я всегда говорил тебе, Кензо, что лидер делает то, что необходимо. Быть королем не значит служить самому себе. Ты служишь тем, кем тебе поручено руководить. Быть королем – значит не цепляться за власть, а зарабатывать ее каждый божий день и показывать своим подчиненным, почему ты заслуживаешь этой власти.
Я киваю.
– Знаю.
Снова… Однажды это буду я. У Соты нет собственных детей, и даже когда он думал, что Хидэо мёртв, придерживался клятвы, которую дал Мори-кай несколько десятилетий назад. Акияма-кай – это империя сама по себе. Но даже сегодня она подчиняется Мори-кай.
Она подчиняется мне, и Сота потратил годы на то, чтобы научить и сделать из меня короля, которым я должен стать.
Поворачиваюсь к нему и мягко улыбаюсь.
– Тебе нужно отдохнуть в городе. Я совершенно уверен, что тебе нельзя вставать в разгар курса лечения.
– Это важно, Кензо.
– Ну, ты мог бы просто позвонить…
– Это требует личной встречи.
Морщины на его лице. Затаенная печаль в его глазах. Страх…
– Аоки мертв, Кензо.
Что-то тяжело сжимается у меня в груди.
Аоки Дзюро – глава Дзюро-кай, семьи, подчиняющейся Акияма-кай. Мы с Аоки познакомились около пятнадцати лет назад, когда я только начинал свой путь в мире якудза, а он был недавно коронованным девятнадцатилетним королём империи своего покойного отца.
С тех пор мы почти не расставались.
Смотрю на Соту, понимая, почему в его глазах печаль. Я не единственный “заблудший”, которого наставлял Сота. Он коллекционирует потерянные души. И когда Аоки, как и я, потерял своего отца, именно Сота научил его, как стать королем.
– Что?! – Я шиплю.
– Два часа назад в Нью-Йорке произошла стычка. Пути Аоки и нескольких его людей пересеклись с людьми Кира Николаева. Они достали оружие. Аоки был убит на месте…
– Чёрт! – Я злобно рычу. – Кто…
Сота прерывает меня холодным и резким голосом.
– А Дамиан Николаев, племянник и наследник Кира, находится на аппарате жизнеобеспечения.
Я замираю.
Вот чёрт.
Сота выглядит более обеспокоенным, чем я когда-либо его видел.
– Жив ли племянник или мёртв, Кензо… Это плохо, – тихо говорит он. – Очень плохо. Например, убийство эрцгерцога Фердинанда, которое привело к началу Первой мировой войны, – это плохо.
Я стискиваю зубы, отворачиваюсь от него, мой взгляд устремлен в окно рядом с нами, на дом. Взгляд падает на знакомую рыжую шевелюру, и я прищуриваюсь, наблюдая, как моя добыча неторопливо проходит мимо гостей.
– Было достигнуто соглашение, – говорит Сота, привлекая мое внимание, – чтобы избежать войны с Братвой.
– Какого хрена мы этого избегаем? – рычу я.
Сота бросает на меня суровый взгляд.
– Война редко бывает решением проблемы, Кензо. И эта чушь между нашими двумя семьями… неприемлема. Так не может продолжаться. Аоки был одним из наших лучших людей. Дамиан – грёбаный наследник Кира. Если дело дойдёт до войны, она будет кровавой, и никаких правил не будет.
Я допиваю остатки шампанского, а Сота печально качает головой.
– Войны не может быть, Кензо. – Я в ярости смотрю на него. – Не смотри на меня так, – ворчит он. – Дело не в том, что я слишком стар или слаб.
Я криво улыбаюсь.
– Это последнее, о чем думаю.
– Хорошо, – улыбается он. – Потому что я всё ещё могу победить тебя.
Моя улыбка становится мрачной, и я хмурюсь.
– Итак… О чём мы договорились?
Сота стискивает зубы.
– Тебе придётся изменить свои планы на вечер. Я знаю, зачем ты здесь, Кензо. Знаю, что ты задумал.
Я поджимаю губы.
– Уверен, что не знаю, о чём ты…
– Я не в настроении играть в игры, Кензо, – вздыхает он. – Ты сын, которого у меня никогда не было. При всем уважении к Хидео, ты мой наследник. Ты возьмешь и мою империю, и его, и превратишь их в свои собственные. Но этого не может случиться, если начнется война.
– Сота…
– У Кира нет сыновей, поэтому его наследником является его племянник Дамиан. У него также нет дочерей. Но, как и я, Кир приютил бездомного…
Когда до меня доходит, я напрягаюсь всем телом. Мои глаза становятся ледяными, когда смотрю на него.
– Нет.
Сота кивает.
– Да, – тихо говорит он. – Я прошу тебя сделать то, что…
– Это чёртово «нет», Сота.
– Пока я ещё дышу, Кензо, – злобно рычит он, – ты будешь подчиняться моим желаниям.
Стискиваю зубы и чопорно кланяюсь.
– Конечно, Сота-сан, – рычу я.
Он выдыхает долгий прерывистый вздох.
– Прости, Кензо. Правда, прости.
Я медленно поворачиваюсь и смотрю в окно, наблюдая, как Анника пробирается через толпу гостей. Её белое платье облегает каждый изгиб тела, подчёркивая длину ног, как у модели.
Вижу, как колышутся её волосы, когда она поворачивается, чтобы улыбнуться другому гостю. Взмах ресниц над лживыми глазами. Изгиб ядовитого рта.
– Это единственный способ избежать войны, – тихо рычит Сота. – Вы с Анникой Бранкович поженитесь. Это окончательно.
Мои губы угрожающе изгибаются.
Затем я думаю о Рэйфе.
Прямая атака не сработала. Травля помогла выманить кроликов из их норы, но не довела дело до конца.
Чтобы по-настоящему покончить с этим, пришлось отправить змею внутрь.
Я смотрю на Аннику через окно, пока она беззаботно потягивает шампанское.
Привет, крольчонок. Меня зовут Змея. И я собираюсь съесть тебя, чёрт возьми, ЖИВОЙ.
***
Десять минут спустя я вытаскиваю её из кабинета, спускаю по лестнице, ставлю перед толпой хлопающих в ладоши зевак и объявляю всему миру, что мы помолвлены.
Она моя.
Я поймал её в ловушку.
Так почему же, чёрт возьми, чувствую себя так, будто это меня поймали?
3
АННИКА
Как только я вхожу в больничную палату, Фрейя бросается мне в объятия.
– Чёрт, – всхлипывает она, уткнувшись мне в грудь.
Ну что ещё тут скажешь?
Смотрю через её плечо на Дамиана, неподвижно лежащего на больничной койке. Я ненавижу эту нелепую пластиковую трубку, торчащую из его безвольного рта. Ненавижу аппараты, которые дышат и перекачивают его кровь. Я ненавижу провода, ритмичные звуки, доносящиеся из аппаратов, и резкий запах больницы, пропитанный антисептиками и смертью.
Терпеть не могу всё это. Но больше всего ненавижу то, что до сих пор не знаю, потеряю ли члена семьи.
Мне было восемнадцать, когда я потеряла всё. Дочь главаря сербской мафии и его жены-американки, я уже была выдана замуж за другого криминального авторитета, который ненавидел меня и этот вынужденный брак так же сильно, как я ненавидела его по той же причине.
Сразу после свадьбы разразилась война между мафиозными кланами, и его семья была уничтожена во время нападения на их дом. Мне удалось сбежать, и один из людей моего отца, Руслан, доставил меня домой.
Но было уже слишком поздно.
Война пришла и туда, уничтожив всю мою семью и спалив наш дом дотла. Руслан довёз меня до Греции, прежде чем умер от ран, полученных во время нападения на нашу семью. В тот день я потеряла всё, что когда-либо знала.
Я прожила всю свою жизнь как избалованная мафиозная принцесса, ни в чём не нуждаясь. Но когда приходится воровать или голодать, потому что у тебя больше нет этого богатства, мир из чёрно-белого становится намного серее.
Воровала, потому что мне пришлось. Воровала, потому что мне нечего было есть. Встречала таких же людей, как я, – детей и подростков, которые жили на улицах Афин. Были такие девушки, как я, которые находили… другие способы… чтобы прокормиться и не умереть в канаве.
Однажды сама чуть не сделала это. Я голодала, спала в переулке, и у меня была заражённая рана, которая гноилась.
Это был просто секс, убеждала я себя. Вставить вкладку A в слот B. Повторить. Получить деньги. Ничего сложного, верно?
Неверно.
Привела себя в порядок, насколько это было возможно, и пошла по площади в захудалой части города вместе с другими девушками, которые искали работу. Я согласилась с первым же мужчиной, который подошёл ко мне со злым, похотливым выражением лица, и назвала ему ту же цену, которую, как я слышала, девушка назвала своему клиенту десятью минутами ранее.
Он подвёл меня к своей машине. Прежде чем что-то произошло, он открыл заднюю дверь, ударил меня по лицу и швырнул внутрь.
В жизни бывают моменты, которые определяют, как она будет развиваться дальше. Так было и со мной.
Я могла бы отпустить ситуацию. У меня уже были деньги, потому что видела, как всем остальным девушкам платили вперёд. Когда он забрался на заднее сиденье вслед за мной и навалился на меня, я могла бы просто… отключиться.
Но хоть и родилась в этом мире принцессой, в моих жилах не было огня и ярости.
Поэтому я сопротивлялась.
Снова и снова билась лбом о его лицо, пока он не вцепился в меня лапами, пока не услышала хруст сломанной кости и его крики боли. Пока не почувствовала, как потекла горячая кровь. Когда он скатился с меня, я изо всех сил ударила его по яйцам, снова и снова, пока его не вырвало и он не взмолился о пощаде.
Тогда я побежала и ни разу не оглянулась.
И в тот день решила, что буду брать у этого мира всё, что мне нужно, и ничего не отдавать взамен.
Следующие несколько лет провела в полном одиночестве. Я игнорировала мир и окружающих, брала то, что мне было нужно, и выживала.
Но однажды в Милане я увидела то, что не могла игнорировать. Двое мальчишек-подростков вытаскивали кричащую, царапающуюся девочку из самодельного укрытия из брезента, которое она соорудила в развалинах заброшенного здания. Было очевидно, что они пытались сорвать с неё одежду, вероятно, чтобы изнасиловать или сделать что-то ужасное. Но это была не единственная причина, по которой девушка кричала.
Мне потребовалась секунда, чтобы понять, что она боялась солнечного света.
В любом случае, что-то во мне сломалось, и пелена, которую я носила последние три или четыре года, спала. Я схватила первое, что попалось под руку, – ржавый металлический шест – и била им этих парней снова и снова, пока они не убежали, крича и истекая кровью.
Так я познакомилась с Фрейей.
Как и я, она родилась в одной жизни, а потом оказалась в другой, жила в переулках и боролась за выживание. Ей было ещё тяжелее из-за её состояния.
У Фрейи редкое заболевание – пигментная ксеродермия. Её готический образ – это не просто эстетика. Она призрачно-бледная, потому что буквально не может выйти на солнце, не получив ужасных ожогов на открытых участках кожи.
После того первого дня мы быстро подружились. Как и я, Фрейя научилась брать то, что ей нужно, хотя она не из тех, кто заходит в магазин и прячет продукты в толстовку. Её метод заключался в том, чтобы установить скиммер для карт на кассовый аппарат, а затем использовать библиотечный компьютер, чтобы конвертировать украденные деньги в биткоины.
Мы объединились и начали браться за более крупные дела, воруя больше, чем «то, что нам было нужно». В конце концов, мы познакомились с определёнными людьми, начали налаживать связи и зарабатывать себе имя.
Затем настали тёмные годы.
Годы с… ним.
Не люблю говорить об этих годах или даже думать о том времени в моей жизни.
Я слабо улыбаюсь, когда Фрей отстраняется, позволяя мне подойти к кровати Дамиана. Сажусь в кресло рядом с ним, прикусывая губу и чувствуя, как у меня перехватывает дыхание, когда я протягиваю руку и кладу её поверх его бледной, неподвижной руки с торчащей из неё капельницей.
– Помнишь его первую реплику?
Я ухмыляюсь, несмотря на ужасное чувство, поселившееся в моей груди, и, закатив глаза, поворачиваюсь к Фрейе.
– Ты имеешь в виду «Скажи мне, когда ты будешь готова перестать тратить время впустую и начать играть в высшей лиге? – ворчу я, стараясь как можно лучше изобразить низкий баритон Дамиана.
И вот так наш с Фрейей дуэт превратился в трио после тёмных лет, которые нельзя назвать. Мы с Фрейей переоделись в обслуживающий персонал на элитном званом ужине в Лондоне, на котором присутствовали VIP-персоны, государственные деятели и несколько криминальных авторитетов.
Мы выглядели как грёбаные бандиты. Я стащила около дюжины шестизначных часов, кучу драгоценностей и даже картину со стены в самом зале. Фрейя улыбалась, разливая коньяк и вино и собирая кредитные карты без лимита в каждом кармане в зале.
Несколько часов спустя мы наслаждались праздничными напитками в пабе неподалёку, когда появился Дамиан.
Позже мы узнали, что это был его паб. То есть он владел этим заведением. Поэтому смог незаметно выпроводить всех сотрудников и посетителей, прежде чем заявить о своём присутствии, чего мы даже не заметили, потому что выпили по четыре порции.
Скажи мне, когда ты будешь готова перестать тратить время впустую и начать играть в высшей лиге.
Я никогда, никогда не забуду, как впервые увидела Дамиана – обернулась и, несмотря на шум, удивилась, увидев этого хорошо сложенного, ростом шесть футов три дюйма, беловолосого, пугающе красивого молодого человека с фиолетовыми глазами и плотоядной дьявольской ухмылкой.
Дамиан был гостем на ужине, который мы только что ограбили. Мы даже украли его часы Rolex. Но он не разозлился.
Он был заинтригован.
Как я уже говорил, мы с Фреей любим получать удовольствие не меньше, чем деньги.
Дамиану нравится причинять боль людям, которых он считает своими врагами. И если он не хочет прямо дать им по морде, то всегда можно нанести удар по кошельку. Думаю, он думал, что мы сможем ему помочь.
Я вздрагиваю, глядя на его бесчувственное тело, лежащее на кровати. Он такой сильный и настоящий любитель физкультуры. Видеть его таким – это просто… сокрушительно.
– Анни.
Поднимаю глаза и вижу, что Фрейя смотрит на меня с затравленным выражением лица. Мы недавно коротко переписывались, и она знает, что случилось с Кензо, но у нас не было возможности поговорить об этом.
Не уверена, что готова к этому, особенно сейчас, когда все происходит с Дамианом.
– Пока нет, – хрипло шепчу я.
Она кивает.
Затем её лицо искажается, и она переводит взгляд на Дамиана.
– Я просто не понимаю, как такое могло произойти…
– Пули.
Мы оборачиваемся, услышав голос Кира – смесь безупречного оксфордского английского и грубого русского тюремного говора, – когда он входит в комнату. Мы с ним почти не разговаривали по дороге обратно в город из поместья Киллиана, да и если бы разговаривали, то всё было как в тумане с тех пор, как я открыла этот чёртов сейф.
В тумане Кензо напугал меня до чёртиков, потащил вниз и объявил на всю вечеринку, что я его невеста.
Да.
Это всплыло в тишине, пока мы ехали обратно в Нью-Йорк. Кир просто покачал головой.
– Не сейчас, Анни, – тихо пробормотал он, ошеломленно глядя в окно. – Не сейчас.
Мое сердце сжимается. Дамиан нам с Фреем как брат, но для Кира он, по сути, сын… с тех пор, как сестра Кира и ее муж умерли, когда Дамиану было семь лет.
– Пули делают это, – тихо говорит он. У Фрейи перехватывает дыхание, когда она подбегает и обнимает его, крепко прижимая к себе, а он похлопывает её по спине.
– Что сказал хирург?
Он выдыхает.
– Он настроен оптимистично. Они извлекли фрагменты пули, застрявшие рядом с лёгкими, так что там всё в порядке. Стрелок промахнулся примерно на миллиметр.
– Слава богу, – хриплю я.
– Но он ещё не выбрался из леса. Они собираются держать его в медикаментозной коме, пока не придумают, как лучше извлечь фрагменты рядом с сердцем. – Глаза Кира блестят. – Я привезу лучшего в мире специалиста из Дубая.
Встаю и подхожу к ним, обнимаю их обоих и поворачиваю голову, чтобы посмотреть на Дамиана.
Это разношёрстная семья, которую я собрала с тех пор, как потеряла свою. Очевидно, что Тейлор, раз мы снова нашли друг друга, – моя вторая половинка. Но даже после того, как мы воссоединились, и даже несмотря на то, что она замужем за Дрейзеном Крыловым, я чувствую, что мне нужно оградить её от этой стороны моей жизни.
Дрейзен – не просто уличный бандит. Он, пожалуй, один из самых влиятельных главарей Братвы в мире, если не самый влиятельный. Он на другом уровне, а это значит, что Тейлор защищена так, как я даже представить себе не могу.
Но даже несмотря на это, моя жизнь… беспорядочная, сложная и опасная. И я не принесу это к её порогу.
Она нашла идеальный баланс. Я бы привнесла хаос в этот баланс.
Хаос, как Кензо Мори.
По моему позвоночнику пробегает дрожь, когда в моей голове прокручиваются слова, которые я никогда не забуду.
Я буду помнить тебя.
В твоих снах, солнышко.
Нет, принцесса, в твоих снах, которые я буду, чёрт возьми, преследовать.
Я бы поморщилась от того дерзкого тона, которым говорила тогда, если бы всё не было так чертовски серьёзно.
В твоих снах, солнышко.
Я буквально сказала это наследнику империи якудза, которого только что накачала наркотиками, когда грабила его, а вкус его греховных губ всё ещё был на моих. Кем, чёрт возьми, я себя возомнила, Энн Хэтэуэй в роли Женщины-кошки?
И теперь все это возвращается, чтобы укусить меня за задницу.
Жестко.
Пять лет назад Кензо был легкой добычей. Молодой парень из мира якудза, сверкающий деньгами и спортивными машинами по всему Киото, практически умоляющий, чтобы его ограбили.
Но мужчина, у которого я украла деньги той ночью, был совсем не похож на мужчину. Он все еще был невероятно сексуален – темные задумчивые глаза, мускулистые руки, на которых несколько дней красовалась татуировка якудзы. Но ему еще не было и тридцати. Все тот же двадцатилетний беззаботный гангстер-плейбой. Ударение на слове “парень”.
Кензо, который схватил меня сегодня вечером, обнял за шею и заглянул в самую душу, – совсем другой зверь.
Больше. Сильнее. Темнее. Более зловещий и гораздо более опасный. Словно владыка гнева, он пронзал меня своим пронзительным взглядом.
Я отхожу от Кира и Фрейи и оборачиваюсь, чтобы посмотреть на Дамиана, когда Фрей подходит и садится в кресло рядом с его кроватью.
– Аоки выстрелил первым, если это важно, – с горечью говорит Кир.
Стрельба произошла в ночном клубе, который ещё даже не открылся. До сих пор неясно, как это случилось, но Дамиан и несколько человек Кира сидели и обсуждали дела, когда Аоки и четверо его людей вошли в клуб.
– Были сказаны слова, и Аоки достал пистолет, – ворчит Кир. – Дамиан защищал себя и своих людей.
Говорят, что помимо Аоки Джуры были убиты ещё трое из Джура-кай, а также двое из людей Кира.
