Текст книги "Император гнева (ЛП)"
Автор книги: Джаггер Коул
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 19 страниц)
– Рад встрече, мистер Мори, – мурлычет он со своим восточноевропейским акцентом.
– Как вы знаете, Кензо, я говорил с мистером Лекой о том, чтобы начать совместный бизнес. Он…
Валон деликатно кашляет.
– Я перемещаю вещи из одного места в другое, мистер Мори, – ворчит он. – Было высказано предположение, что вы и я могли бы работать вместе.
Бросаю взгляд на Соту. Он улыбается и подходит ближе ко мне, наклоняясь.
– Все это твое, – шепчет он по-японски, похлопывая меня по руке. – Твоя сделка, заключать ее или нет. Решение, условия и исполнение зависят только от тебя.
Я вскидываю бровь.
– Ты хочешь этого?
Сота поворачивается, чтобы широко улыбнуться Леке, который явно не понимает, что мы говорим, не понимая японского.
– Я думаю, что он скользкая змейка, – говорит Сота, все еще приятно улыбаясь.
Мал кашляет, чтобы скрыть свой смешок.
– Думаю, что он продал бы собственную мать, если бы получил хорошую цену. Но… – Сота пожимает плечами. – Он, по-видимому, один из лучших. В любом случае, решение за тобой, Кензо.
Он поворачивается обратно к Леке и переходит на английский.
– Кензо и вы можете согласовать детали. У него есть мое благословение говорить как от имени своей организации, так и от имени моей.
Сота и Мал обмениваются взглядом, снова смотрят на меня, а затем направляются к бару.
– Он высокого мнения о вас, мистер Мори, – улыбается мне Лека.
– Сота-сан хороший человек.
– И хочу поздравить вас с бракосочетанием.
Я киваю.
– Благодарю вас.
– Анника прекрасная девушка.
Моя улыбка становится жестче.
– Да, это так.
– Не буду вас задерживать. – Он одаривает меня акулоподобной улыбкой. – Но давайте поговорим в ближайшее время…
– Мистер Лека, я буду прямолинеен.
Я уже принял решение. Мне не нравится этот ублюдок. Не нравится, как он говорит, как он заискивает, и мне очень не нравится, как он называет мою жену прекрасной девушкой.
Я фиксирую его ровной, деловой улыбкой.
– На самом деле не хочу привлекать больше людей прямо сейчас. Я доволен нашей текущей сетью. Ничего личного, конечно.
Его челюсть сжимается, и по его лицу проносится вспышка злобы.
– Мистер Мори, думаю, что если бы мы могли сесть и поговорить, я мог бы показать вам…
– Нет необходимости. Я принял решение. Опять же, ничего личного.
Его лицо темнеет.
– Возможно, нам стоит пригласить вашу жену к этому разговору.
Что-то злобное рычит и царапается внутри меня.
– Возможно, мистер Лека, – рычу я, делая шаг ближе, – вам стоит оставить мою жену за рамками этого разговора и полностью за рамками ваших мыслей. Потому что это, могу вам обещать, я восприму лично.
Валон хмурится. Затем откашливается, натягивая улыбку.
Да, он понял. Он может быть крутым у себя в маленьком феоде или когда он перевозит наркотики для Коза Ностра или турецкой мафии. Но здесь?
Здесь я, черт возьми, Император. Здесь он кланяется мне.
– Конечно. Мои извинения, мистер Мори. Надеюсь, что если вы когда-нибудь вернетесь к этому вопросу, вы будете держать меня в уме.
Жри дерьмо.
Я вежливо улыбаюсь, кивая.
– Конечно. Спасибо, что проделали весь этот путь до Киото, чтобы встретиться…
– О, у меня здесь были и другие дела.
Мне плевать.
– Тогда я надеюсь, что это принесет свои плоды, мистер Лека. И я надеюсь, что вы сможете провести какое-то время в Киото, наслаждаясь жизнью.
– Возможно, так и будет, – говорит он с тусклой улыбкой.
Я киваю, поворачиваюсь и пробираюсь сквозь толпу, чтобы найти Соту и Мала. По пути натыкаюсь на Аннику. Не могу сдержать улыбку, которая расползается по моему лицу.
Со своей стороны, она самодовольно сияет, держа в руках айфон в чехле с мангой для взрослых.
– Э-э… что это за хрень?
Она подмигивает.
– Телефон Тамуры. Не за что.
Я фыркаю, но затем качаю головой.
– Хороший улов. Это не меняет того факта, что мы не можем взломать айфон.
– Вы, мужчины, всегда думаете, что нужно применять грубую силу.
– Не уверен, что я слышал много жалоб от тебя по поводу моей грубой силы.
Её лицо заливается краской, и она закусывает губу, но потом Анника откашливается.
– Нет необходимости в грубой силе, когда у тебя есть пароль.
Моя челюсть отвисает, когда она спокойно набирает его, разблокируя телефон.
– Какого черта, ты его получила?
Она ухмыляется.
– Я видела, как он его набирает. Все, что мне нужно было сделать, это похлопать ресницами, показать немного декольте, спросить, не хочет ли он мой номер…
Я дико рычу и хватаю ее за руку, заставляя резко ахнуть. Большие голубые глаза Анники устремляются на мои, и их пронизывает дрожь чего-то горячего.
– Ревнуешь, что ли? – дразнит она, ее голос хриплый и сбитый.
– Может быть, мне просто не нравится, когда моя жена флиртует с другими мужчинами, – бормочу я.
– Это было нужно, чтобы получить телефон, – тихо бормочет она.
– Мне все равно.
Ее губы растягиваются в улыбке.
– Знаешь, у них есть название для этого.
– Да? Какое?
– Ревность.
Я закатываю глаза, пока она хихикает. Она опускает взгляд на телефон Тамуры, постукивает по экрану и корчит рожицу.
– Ладно, тут куча аниме-порно. Боже. – Анника хмурится. – Но еще… электронные таблицы. – Я наблюдаю, как она прокручивает. – О, да, вот оно. – Она поворачивает телефон ко мне. – Да, он ворует.
Анника передает мне телефон и хлопает меня по груди.
– Пойду выпью. Не за что.
Смотрю на нее, пока она ускользает. Думаю не о чертовом телефоне и даже не о Тамуре.
Я все еще думаю о ее губах.
21
КЕНЗО
– Ты ужасный муж.
Я усмехаюсь, поворачиваясь, чтобы показать Малу средний палец, пока он качает головой.
– Жена Накахары Туро только что снова украла Аннику.
– Как я и сказал, – пожимаю плечами, – она сама справится.
Он ухмыляется, глядя на меня.
– Что?
– Ничего. – Он снова качает головой, отводя взгляд в толпу.
– Не заставляй меня вытрясать это из тебя удушающим приемом.
Мал усмехается.
– Я просто хотел сказать… Она мне нравится.
– Хорошо. Она будет рядом еще долго.
Он закатывает глаза.
– Я имел в виду, что она мне нравится из-за тебя. Мне нравится, что она с тобой делает.
– Что, сводит меня с ума?
– Говори себе это сколько угодно. Если ты в это действительно веришь, ты, черт возьми, идиот.
Я улыбаюсь про себя, возвращаясь к осмотру толпы, потягивая свой напиток.
– Итак, – усмехаюсь, глядя на него краем глаза. – Это правда, что говорят?
– О чем?
– О том, что разлука заставляет сердце биться сильнее?
Он хмурится, поворачиваясь ко мне.
– О чем ты, черт возьми, говоришь?
– Типа, вы переписываетесь, или общаетесь по FaceTime, или это что-то вроде старой доброй почты. Бьюсь об заклад, она сочла бы это очень романтичным.
– Кензо, я понятия не имею…
– Все в порядке, – усмехаюсь я. – Она скоро сюда выйдет. Она и Анника вчера разговаривали, договаривались об этом.
Его брови сходятся на переносице.
– Какого черта ты…
Затем его взгляд сужается, когда Мал смотрит на меня.
Я усмехаюсь.
– Вот и лампочка тускнеет.
– Фрейя, – тихо рычит он. – Ты говоришь о Фрейе.
– Очевидно.
– Ты не понимаешь, о чем, черт возьми, говоришь, Кензо, – холодно рычит он.
– Неужели? Думаю, что говорю о чьей-то маленькой влюбленности…
– Заканчивай. Это.
Вау. На лице Мала такая ярость, которую я редко вижу, разве что во время перестрелки.
– Что, черт возьми, происходит, Мал?
Он залпом выпивает остатки своего напитка, и злоба исчезает с его лица.
– Ничего. Пойду подышу свежим воздухом.
Я хмурюсь, наблюдая, как он исчезает в толпе.
Что, черт возьми, это было?
Собираюсь выпить еще один коктейль, но когда вижу, как миссис Туро и ее кучка жен якудза хихикают, проходя мимо меня – без Анники – что-то более мрачное привлекает мое внимание.
К черту выпивку.
Ухмыляюсь, пробираясь сквозь толпу в поисках ее. Я уже ощутил это дома, когда заставил ее кончить мне на язык. Но я смаковал вкус ее киски всю чертову ночь, и теперь член страшно ревнует мой рот.
Вспоминаю наш разговор в самолете о фетишах на свободу действий.
Я стону про себя, мои глаза бешено метаются по клубу, когда представляю, как нахожу ее, увожу в ближайшую уборную, чулан или темный угол, склоняю ее и трахаю, пока она не сможет ходить прямо. Или ставлю ее на колени и трахаю ей рот, пока не излью свои распухшие яйца ей в горло.
Мне просто нужно, черт возьми, сначала ее найти.
Направляюсь к занавешенному коридору, ведущему к уборным, чтобы проверить там, когда слышу за ними голос, который узнаю.
– Осуществи для меня эту сделку, марионетка.
Валон, ублюдок Лека.
Стискиваю зубы, останавливаясь, чтобы послушать, как он разговаривает, я полагаю, с одним из своих головорезов – по телефону, так как я не слышу ответа.
– Дай мне то, что я хочу, – холодно рявкает он. – Иначе я расскажу твоему новому мужу, какая маленькая шлюха была его жена…
– Не смей, черт тебя дери, трогать меня!
Все мое поле зрения залито красным. Мой мир превращается в огонь.
Он говорит с Анникой.
Только ярость заполняет мой разум, лишь бешенство бушует во мне, когда я, подобно всаднику Апокалипсиса, распахиваю занавес и бросаюсь вперед.
Валон держит дрожащую, перепуганную, почти кататоническую Аннику за запястья. Когда он видит меня, его глаза расширяются, и он отступает.
– Кензо, что бы ты ни услышал…
Я бью его так сильно, что чувствую это до самых своих, черт возьми, ног.
Чувствую, как его зубы хрустят сквозь губы под моим кулаком. Лека не маленький человек, но все же он наполовину падает, наполовину спотыкается назад, мяукая от боли, когда я снова бью его по лицу.
Он сгибается, задыхаясь и сплевывая кровь и рвоту, прежде чем я со всей силы ударяю его коленом, слыша, как ломаются его ребра. Мое колено врезается ему в лицо, разрывая ему рот, заставляя его голову резко откинуться назад.
Валон спотыкается о дверь в дамскую комнату. Я врезаюсь в него, дыша чистой ненавистью и местью в его лицо, когда мы оба проламываем дверь и падаем на кафельный пол.
Он блеет и рыдает, поднимая руки, умоляя меня пощадить его.
Я ничего не слышу. Ничего не вижу, кроме неприемлемого факта, что он все еще дышит.
Тащу его за горло к одному из кабинок, выбивая дверь и толкая его вперед. Использую свою ногу, чтобы вдавить его голову в унитаз. Затем падаю на колени и хватаю его за шею, сильнее вдавливая его лицо в воду.
Я держу его там, пока его ноги и руки дергаются и бьются.
Дергаются и бьются.
И начинают замедлять движение…
– Кензо!
Смутно осознаю, что сильные руки, возможно, принадлежащие Малу, пытаются оттащить меня. Но именно резкий, холодный голос Соты, наконец, разрушает заклятие. Я поворачиваюсь, моргая, откидывая волосы назад и возвращаясь в реальность.
Это Мал пытается оттащить меня от Леки. Сота стоит в разрушенном дверном проеме, окруженный своими охранниками. За ними всеми я вижу ее.
Анника.
Она обхватила себя руками и неестественно бледна, застывший, кататонический взгляд все еще на ее лице. И она дрожит.
Мои руки отпускают Валона, позволяя этому придурку, харкая и задыхаясь, отползти от унитаза.
Я не говорю ни слова, когда встаю. Не смотрю ни на кого из них.
Просто прохожу мимо них и хватаю ее за руку.
– Мы уходим, – рычу я. – Сейчас же.
22
АННИКА
Чувствую себя так, будто застыла во льду: везде онемение, я вижу мир сквозь морозное окно, которое никак не могу протереть.
В пути меня поглотила тишина, где я не видела ничего, и не слышала ни слова, даже если Кензо говорил – а он, как я знала, молчал.
С тех пор, как он выгнал одну из машин своих людей, пристегнул меня на пассажирском сиденье и нажал на газ, мы не произнесли ни слова.
Он даже не смотрел на меня. Или, может быть, смотрел, но я была слишком занята тем, что тонула в боли и стыде своего прошлого, чтобы заметить.
Холод, пробирающее ощущение, поднимается по моему позвоночнику. Я чувствую себя грязной. Мерзкой. Неприкасаемой и нежеланной. Как будто маска, которую мне удалось держать на лице, наконец, сорвана, и Кензо видит уродливое чудовище под ней.
Я вздрагиваю, немного выходя из оцепенения, когда машина с визгом останавливается и двигатель глохнет. Тупо смотрю в боковое окно и только тогда понимаю, что мы вернулись в особняк Кензо.
Он выбегает из машины, проводя пальцами по волосам. Я выхожу следом, держась на расстоянии, мои глаза опущены, ужасное, отвратительное чувство ненависти к себе кипит внутри меня.
Прямо перед тем, как он достигает входной двери, он резко поворачивается ко мне с такой яростью, что весь воздух высасывается из моих легких. Его лицо искажается в маске гнева, боли и ревности, которая пронзает меня, как лезвие, когда он нависает надо мной.
– Вот, – рычит он, – почему я хотел этот чертов список.
Мои брови сдвигаются, дрожь пробегает по моему позвоночнику, пока я смотрю на него.
– Список? – хриплю я. – Какой…
Мое лицо падает, когда меня осенило.
Я знаю, о каком списке он говорит.
– Пошел ты, – бросаю ему, мой голос хриплый. – ПОШЕЛ. ТЫ.
– Якудза, Братва, Мафия… – Он качает головой. – Это чертовски маленький мир, в котором мы живем, жена. Скажи мне – с кем еще я встречусь, блядь, на переговорах по бизнесу, чтобы позже выяснить, что они тебя трахали!
Последнюю часть он выкрикивает с такой злобой и болью, что я вздрагиваю.
– Это не твое дело! – хриплю я, мои глаза наполняются слезами.
– Еще как мое, блядь! – огрызается он в ответ. Он тычет пальцем в ночь. – Ты трахалась с Лекой, что, один раз? Больше одного раза?
Слезы катятся по моим щекам, когда черные стены внутри меня начинают трескаться и рушиться.
– Пошел ты, – выплевываю я, дрожа. – Ты не знаешь…
– Сколько всего в списке, Анника…
– Кроме тебя?! ОДИН! – ядовито выплевываю я, мои руки сжаты в кулаки, пока все мое тело трясет. – Один, ты, чертов мудак!
Лицо Кензо выражает недоверие, его челюсть сжимается.
– Что?
Я поворачиваюсь, чтобы уйти.
– Этот разговор окончен…
– Еще как нет.
Вздрагиваю, когда он хватает меня за руку и разворачивает лицом к себе.
– Ты была в чертовых отношениях с этим чертовым…
– Я была с ним в ЧИСТИЛИЩЕ! – кричу ему в лицо, уничтожая его яростное выражение и превращая его в беспокойство. – Это был ад! Ты хочешь знать, была ли я в чертовых отношениях с ним!?
Кричу, но мне все равно. Меня трясет, но я ничего не чувствую.
– Давай вспомним, Кензо! Мне было двадцать два, я была бездомной и разоренной. Ему было за сорок, он был богат и имел всю власть. Я не знала, что означают слова груминг или газлайтинг, а он торговал ими! Мне говорили, что это любовь и романтика, когда у меня были синяки и кровь. Мне говорили, что мои чувства не имеют значения, как и мое согласие!
Слезы начинают ручьями литься по моему лицу.
– Я все еще заставляю себя рвать в душе, пытаясь изгнать воспоминания. Все еще так сильно сдираю кожу, что она кровоточит. Может быть, это и не было тремя годами изнасилования, потому что технически я никогда не говорила нет, – реву ему в лицо, пока мир расплывается, – но это было чертовски близко!! Скажи мне, Кензо!! Похоже ли это на отношения? Похоже ли на то, что этот ублюдок был моим чертовым парнем, ты, высокомерный, привилегированный кусок…
Внезапно все словно разбивается вдребезги. Стены внутри рушатся с громоподобным взрывом. Мое сердце сжимается.
…И Кензо обнимает меня и крепко прижимает к своей груди.
– Принцесса, – хрипло шепчет он.
Я ломаюсь пополам и таю на его руках. Цепляюсь за его рубашку, рыдая ему в грудь, пока все это выходит наружу. Весь стыд, вся ненависть к себе. Все то, как я называла себя уродливой и недостойной любви.
Все это выходит наружу, пока стены рушатся.
– Мне так чертовски жаль, Анника, – давится он на макушке моей головы, прижимая меня так сильно, что воздух выжимается из моих легких.
Но я этого хочу. Мне это нужно. Мне нужна эта необузданная сила и непоколебимая мощь, выжимающая из меня жизнь, потому что мне нужно, чтобы все это ушло.
– Я здесь, – шипит он, прижимая меня еще сильнее. – Я, черт возьми, здесь, и никуда не уйду, никогда, – говорит он. – Я здесь, и буду тем, кем тебе нужно. Что бы это ни было, скажи мне, – стонет он, зарываясь лицом в мои волосы и окружая меня своей силой и мощью.
– Просто обними меня, – шепчу ему в грудь. – Обними меня и никогда не отпускай.
– Я могу это сделать, – шепчет Кензо в ответ, прижимая меня к себе.
Мы стоим так в лунном свете перед его входной дверью… Я не знаю. Возможно, это часы, а возможно, всего несколько минут. Но в этой слепой и необузданной силе, в этой непоколебимой уверенности я нахожу покой, которого искала годами.
Кензо качает головой.
– Мне так чертовски жаль, принцесса. Прости меня.
Я крепко прижимаюсь к нему, тихо плача у него на груди.
– Не за что про…
– Есть, – рычит он, немного отстраняясь. Он берет мое лицо в свои ладони, поднимая мой взгляд к своему. – Есть за что.
Я криво улыбаюсь, вытирая глаза тыльной стороной руки.
– Я прощаю тебя.
Его лицо искажается от боли.
– Анника, что он…
– Это в прошлом.
Его хватка становится крепче. Когда я поднимаю голову, чтобы взглянуть на него, меня охватывает дрожь при виде явной ярости на его лице. Его челюсть напрягается, и я понимаю, что он не собирается отступать.
– К черту это, – рычит он.
– Кензо, я правда не хочу говорить о…
– Мне нужно…
– Я закончила копаться в своем прошлом! – выплевываю я, мой голос срывается.
Его лицо смягчается, когда он наклоняется, снова беря мое лицо в ладони, пока его глаза встречаются с моими.
– Ты неправильно поняла, принцесса, – тихо шепчет он. – Я не хочу раскапывать твое прошлое.
Что-то злобное мелькает в его глазах.
– Я хочу, черт возьми, его похоронить.
В мгновение ока он прижимается своими губами к моим. Я тихонько стону, слезы все еще текут по моим щекам и по его пальцам, пока его губы оставляют синяки на моих в очищающем, мстящем поцелуе, непохожем ни на что, что я когда-либо знала.
Меня немного трясет, сердце бешено бьется, когда он отстраняется. Его глаза встречаются с моими.
– Скоро вернусь.
Я моргаю, сердце трепещет, пока он поворачивается и начинает идти к гаражу.
– Подожди! – кричу я. – Подожди, куда ты…
– Закопать твое прошлое в чертову землю.
23
КЕНЗО
Я уже знал слепую ярость в своей жизни. Когда умерла моя мать, ярость, которую чувствовал к миру, карме, Богу и ко всем, кому не повезло оказаться на моем пути, чуть не убила меня.
Но это не сравнимо с тем, что я чувствую сейчас.
Это не какое-то мачо-эго, бьющее в грудь. Это не ярость от того, что Лека “получил то, что мое” или что-то подобное.
Анника и я оба взрослые люди, нам обоим за тридцать. У нас обоих, очевидно, была жизнь до того, как мы встретились. Опять же, дело не в этом, и не в моем чертовом эго.
Дело в том, что вопреки здравому смыслу и, несмотря на все попытки саботировать это, где-то по пути я поймал чувства.
Нет. Больше, чем чувства.
Где-то по пути это “фальшивое” с Анникой стало очень, очень реальным. Не уверен, есть ли у меня подходящее слово для этого, или, возможно, я знаю это слово, но тот факт, что я никогда раньше его не использовал, меня пугает.
Она важна для меня.
Чертовски важна.
Анника стала дополнением к тому, что бьется внутри моей груди, чего я не искал, потому что никогда не знал, что эта часть моего сердца отсутствовала.
Как бы она меня иногда ни бесила, проклятье, эта женщина – первое, о чем я думаю, когда просыпаюсь, и последнее, о чем думаю, прежде чем заснуть.
Вот почему я чертовски зол. Это не имеет ничего общего с ее прошлым опытом до меня.
Дело в нем.
Валоне.
И в том, что этот кусок дерьма причинил ей боль.
Издевался над ней.
Газлайтил и манипулировал ей. Использовал ее отчаяние и боль от потери всей семьи, чтобы получить то, что он хотел, и черт с ее мнением по этому поводу.
Он причинил боль моей чертовой жене.
Сегодня вечером он умрет за это.
Я хватаю шлем со стены и вытаскиваю ключи от своего полностью черного мотоцикла BMW с тонкой серебряной гравировкой кричащей маски ханнья на бензобаке. У меня есть небольшой арсенал в хранилище под домом, но строгие законы Японии об огнестрельном оружии сильно затрудняют стрельбу в каком-либо месте без того, чтобы на твою голову обрушилась чертова армия.
Вместо этого я подхожу к шкафчику у дальней стены, ввожу пароль и вытаскиваю искусно сделанный самурайский меч старой школы.
Это был меч моего деда – отданный Соте моим отцом, когда тот уезжал из Японии.
Теперь он мой.
Хочу использовать его гораздо больше, чем любое грубое оружие. Я задвигаю его в ножны, перекинув их через спину, пока перекидываю ногу через мотоцикл.
– Собираешься совершить насилие, брат?
Останавливаюсь, поворачиваясь, чтобы посмотреть на Такеши, когда он входит в гараж. Его губы опасно изгибаются.
– Ты же знаешь, что это мое любимое хобби, – угрожающе рычит он.
Я качаю головой.
– Это только я, Так.
– Что случилось, Кензо? – Когда я не отвечаю, его брови сильно хмурятся. – Анника?
Я замираю на секунду. Затем коротко киваю подбородком.
Челюсть Такеши сжимается.
– Если ты забыл, брат, твоя жена – моя сестра.
Не говоря больше ничего, он хватает свой шлем и ключи, а затем вытаскивает из шкафчика второй меч, не из семейной реликвии.
Честно говоря, если бы от Такеши зависело, он всегда использовал бы мечи.
– На кого мы сегодня обрушим хаос и боль? – ворчит он, садясь на свой мотоцикл.
– Мы никого не будем мучить сегодня вечером, – шиплю я. – Мы их похороним.
– Отлично, – улыбается он, надевая шлем. – Поехали.
***
На улице тихо, когда мы с Таком останавливаемся в нескольких кварталах от огромного дома, который Валон арендует в роскошном районе Камиге. Оставляем шлемы у мотоциклов и движемся в тишине, словно два бесшумных, теневых ангела смерти.
Здравый смысл подсказал бы вызвать подкрепление и подождать, пока в моем распоряжении не окажется небольшая армия людей, прежде чем окружать дом, и только потом зайти, чтобы вытащить Валона за яйца.
Но к черту это.
Гневный монстр внутри сейчас ничего не ждет.
Мы с Таком держимся в тени, пробираясь вдоль стены, окружающей арендованную собственность Валона. Избегая главных ворот, мы продолжаем идти, пока не находим старое, корявое дерево, которое обеспечивает доступ.
Несколько секунд спустя мы уже залезли на дерево и спрыгнули во тьму за стенами. Я позволяю себе опасную улыбку, медленно обнажая смертоносное лезвие за своей спиной. Такеши делает то же самое, и мы в тишине двигаемся к задней двери, готовые уничтожить любого, кто встанет у нас на пути.
Никто не встает. И это…странно.
Когда добираемся до задней двери, Такеши хлопает меня по плечу. Я поворачиваюсь и вижу, что он хмурится. Он показывает подбородком в том направлении, куда смотрит. Когда я прослеживаю за его взглядом, мои глаза расширяются.
Это почти незаметно, но на белых камнях дзен-сада рядом с задней дверью есть небольшое пятно красного цвета.
Я снова смотрю на брата. Он кивает.
Охота все еще продолжается.
Задняя дверь открывается бесшумно. Мы крадемся на тихих ногах, клинки наготове, глаза сканируют темноту внутри. Проходим через гостиную и попадаем в зону отдыха с видом на город.
Мы оба замираем, когда наши глаза падают на одно и то же – еще больше крови, разбрызганной по стене и одному из белых диванов.
Я снова смотрю на брата. Он хмурится, как бы говоря: “Что-то пошло не так”. Он не ошибается. Я также не уйду отсюда без чертовой головы Валона.
Мы идем дальше.
На кухне дверца холодильника приоткрыта, в боку отверстие от пули, и еще больше крови стекает по стене рядом с ним. Кровавые следы ведут в обеденную зону, но там нет тела.
Как только я собираюсь признать, что здесь больше никого нет, мы оба замираем, когда слышим тихий стон боли. Такеши и я быстро двигаемся, прочесывая дом, пока не выходим на улицу.
Человек лежит, свернувшись калачиком в позе эмбриона, посреди темного, залитого лунным светом внутреннего двора. Кровь собирается вокруг него, пока он стонет от боли.
Твою мать.
Это же, черт возьми, Валон.
Мы с Такеши подбегаем. Этот кусок дерьма жалко кричит, когда я рывком переворачиваю его, поворачивая лицом вверх и нависая над его страдальческим лицом.
– Хорошо, – тихо рычу я. – Ты выжил. Теперь моя очередь…
Я резко поворачиваюсь, услышав стон боли рядом со мной, как раз вовремя, чтобы увидеть, как Такеши оседает на землю. Затем ослепляющая боль взрывается у меня в затылке. Гравитация идет боком, когда я кувыркаюсь на землю рядом с ним, мое зрение плывет, прежде чем все погружается во тьму.
***
– Вы охотник, мистер Мори?
Я моргаю, возвращаясь в реальность. Кто-то связывает мои руки за спиной у одного из столбов крыльца.
Такеши…
Резко поворачиваю голову влево и вправо, ища брата, почти ожидая увидеть, что его тоже связывают. Когда я не вижу его, моя злость только нарастает. Я шиплю от ярости, дергаю веревки за спиной, пытаясь освободиться. Но они держатся крепко, и я ворчу, когда мужчина за моей спиной быстро пинает меня в ребра.
Рядом со мной раздается темный, хриплый смешок. Я поворачиваюсь и сужаю глаза, глядя на коренастого бородатого мужчину с темными глазами и бритой головой, когда он появляется в моем поле зрения.
– Где, черт возьми, мой брат? – выплевываю я.
Он поднимает бровь и многозначительно смотрит на место, где только что напали на нас с Таком. У меня по коже ползут мурашки, когда я понимаю, что кровь, на которую я смотрю, не только от Валона.
– Где, черт возьми…
– Он скоро найдется, не волнуйтесь, мистер Мори, – тихо ворчит он. – Либо моими людьми, либо, судя по его ранам, смертью.
Так ушел.
Я одариваю мужчину злобным взглядом.
– Ты кто, блядь, такой?
Он холодно улыбается мне, поворачивая мой меч в руках.
– Меня зовут Гакафери, мистер Мори. Улкан Гакафери.
Имя заставляет меня остановиться, мозг ищет в банке памяти, откуда я знаю этого ублюдка. Затем меня осенило: Улкан – силовик среднего звена из Албании, который руководит преступной группировкой уровня “Б”. Он также живет в Нью-Йорке, так какого черта он стоит надо мной в Киото?
– Что за чертовщина, – холодно огрызаюсь я на него, дергая свои веревки. Я киваю подбородком на Валона, пока тот лежит, истекая кровью и стоня на земле. – Если ты здесь из-за него, мы на одной стороне. Но он мой, – рычу я.
Улкан улыбается, снова рассматривая мой меч и проводя большим пальцем по стороне лезвия.
– Положи это, – тихо огрызаюсь я.
Его глаза поднимаются на мои.
– Я снова спрошу вас, мистер Мори. Вы охотник?
До моего сознания начинает доходить, что Улкан известен как полный психопат.
– Да, – рычу я.
– Вы когда-нибудь ставили капканы?
– На кроликов, – шиплю я. – Я ловил кроликов.
Его улыбка становится шире, пока он медленно кружит вокруг меня, проводя пальцем по краю лезвия.
– Ах да, кролики. Вы должны наживить клетку для кроликов, да?
– Что, черт возьми, тебе нужно, мистер Гакафери?
Его голова поворачивается ко мне, его глаза поблескивают в лунном свете.
– Я хочу то, что мне причитается, мистер Мори. Наша честь – единственное, что у нас есть в этом мире, не так ли? И потерять ее, или чтобы ее отняли у тебя, это ужасно. Думаю, что такие люди, как мы с вами, могут с этим согласиться.
– Я, черт возьми, даже не знаю тебя, – огрызаюсь я. – Что, черт возьми, ты думаешь, я забрал…
– Ах, прошу прощения. Вы неправильно поняли, мистер Мори, – вздыхает Улкан, держа мой меч в руке, медленно подходя к тому месту, где Валон лежит на земле. Он жестом указывает на этого ублюдка, лежащего в собственной крови, показывая на него моим мечом.
– Это не моя приманка, мистер Мори. Потому что я охочусь не на вас.
Он задумчиво вращает лезвие, поворачиваясь. Его глаза останавливаются на мне, пока он медленно подходит, жестоко улыбаясь.
– Нет, вы моя приманка, мистер Мори.
Моя челюсть сжимается, когда я смотрю в его лицо.
– И на что, черт возьми, ты охотишься?
Он насмешливо смотрит на меня, присаживаясь передо мной на корточки, проводя большим пальцем по лезвию меча, глядя мне прямо в глаза.
– На вашу жену, мистер Мори. Я охочусь на вашу жену.
